— Вот вам, однако, олени, — сказал Эл-Мер. — С бельмом на глаз звать Жупел, с лишай на зад — Кефир. Сейчас ехать к месту боя, а утром, однако, мы отправляться в Купорос, наша столица. Если хотеть, можете мало-мало с нами. Но бабки вперед, натюрлих, да?
Эльф и человек разыграли оленей по жребию. Затем жребий разрешил спор, на чьем олене поедет Гнивли. Выиграл Лепоглаз, и Гнивли занял свое место за спиной Элерона.
Бывшие охранители долго рылись в куче чморкских останков, наваленных рахитанцами на опушке Феромона. Гнивли отыскал хороший, почти новый пояс и руль от самоката; Лепоглаз — колоду карт и ноты к мюзиклу «Чикаго»; Элерону подфартило найти кошелек, набитый чморкскими пфеннигами, что после того, как он расплатился с Эл-Мером, было очень кстати. Увы — или к счастью — хрюккских косточек они не нашли.
— Наверное, чморки сожрали их еще позавчера, — подвел итог Элерон. Чувствуя необъяснимую легкость в душе и теле, герои уселись возле костра, который разложили под сенью деревьев.
Рахитанцы устроили лагерь подальше от Феромона, леса они боялись, там, по их словам, с недавних пор поселился «...дикий белый бабай с во-от такой борода!»
— Исламский террорист? — предположил Лепоглаз.
Герои скромно поужинали останками... тьфу, остатками шкрябов, запив их литром ферментированного оленьего молока.
Лепоглаз стряхнул крошки с рейтуз и устало откинулся на локти, подвинув к огню ноги в изорванных, посеревших от грязи тапочках.
— Убери от моего носа свои вонючие тапки! — немедленно заверещал Гнивли и замахнулся на эльфа бутылкой.
— Ну-ну, — сказал Лепоглаз с улыбкой, — полегче, дорогуша. Мы же с Элероном молчим, когда ты развешиваешь над костром свои фамильные портянки.
Гнивли покраснел и вскочил на ноги.
— Слушай, ты, конопатый, я не собираюсь всю ночь напролет нюхать твои задубевшие говнодавы!
Лепоглаз медленно встал. Отблески костра нарисовали на его лице дикие боевые узоры...
— Веснушки я тебе прощаю, — звенящим от ярости голосом произнес он. — Но назвать эльфийские тапочки говнодавами... Это смертный грех! Ты искупишь его только кровью!
— Фу ты ну ты, конопуты!
Лепоглаз молча принялся собирать свой верный лук.
— Ой, ой, — начал храбриться Гнивли. — Ты в жопу слону не попадешь с двух шагов!
— Посмотрим, — сказал Лепоглаз, натягивая на лук тетиву.
Гнивли схватил руль от самоката:
— Предупреждаю, я буду защищаться!
— Давай-давай, — Лепоглаз зашелестел упаковкой реактивных стрел.
— Элерон! — взмолился гном. — Он хочет меня убить!
Бодяжник равнодушно пожал плечами:
— Что я могу сказать? Молодец!
Среди деревьев послышался сдавленный смешок.
Лепоглаз выбрал стрелу поровней и пристроил ее на тетиве.
— Небось перепугался, пиндос? — справился он у гнома.
— М-м-м... — промычал Гнивли, утративший дар речи за считанные секунды.
В лесу треснул сучок.
Лепоглаз рывком натянул тетиву. От кончика стрелы до гнома было не больше полутора метров.
Гнивли задрожал, как осиновый лист; потом решительно бросился... на колени и молитвенно сложил ладони:
— Не... не... на... до...
— Если не я — то кто? — резонно спросил Лепоглаз, целясь Гнивли в пупок. — Ждать еще пару лет, пока ты загнешься от алкоголизма, я не хочу. Прощай, гном.
Щелкнула тетива. Стрела со звуком «бж-ж-ж!» рассекла воздух и впилась в пупок Гнивли...
Ну пошутил, пошутил! Конечно, ни в какой пупок она не впилась! Гнивли вовремя растянулся на земле, и реактивная стрела лишь слегка задела его патлы. Надсадно гудя и оставляя за кормой след, похожий на полосу из взбитых сливок, стрела умчалась в лес и там рванула:
— БА-Б-БАХ!!!
— Перелет, — констатировал Лепоглаз, готовясь к новому выстрелу.
Из-за деревьев повалили клубы желтого вонючего дыма. Потом из дымовой завесы с ужасным кашлем выскочил некто огромный, белый и бородатый...
— М-мерзавцы! — прохрипел он, вытирая слезящиеся глаза.
— Белый бабай! — ахнул эльф.
— Это Сарукан! — взвыл Бодяжник, судорожным движением прижав Дрын к животу. — Нам крышка, он заговорит нас до смерти! Он это умеет!
— Я не дамся без боя! — чирикнул Лепоглаз. — Я не отдам ему свою невинность!
— Люди, люди, помогите! — заверещал Гнивли, но в рахитанском лагере его не услышали — сыны степей были заняты тем, что истошными воплями и ударами в бубен отгоняли злых духов, которые — рахитанцы верили! — бродили ночью по степи.
Сарукан подбежал к Лепоглазу и врезал ему коленом под дых. Потом схватил лук и переломил его об колено.
— Первое! — прохрипел он сквозь кашель. — Я не Сарукан! Второе! Ты, эльфийский недоносок, чуть меня не убил! За это с тебя двести евро! И третье...
Как следует откашлявшись, он шагнул к огню и сдернул с головы роскошный белый «стетсон»...
— Гнусдальф! — сдавленно вскрикнул Бодяжник.
— Мастурдир! — изумленно прошептал Лепоглаз, назвав Гнусдальфа его эльфийской кличкой, которая означала... впрочем, об этом лучше промолчать.
— Вот именно, — с улыбкой поклонился чародей. Несмотря на копоть, его белый смокинг выглядел роскошно. То же самое относилось к белым спортивным штанам без пузырей на коленях, и к кремовым остроносым туфлям из крокодиловой кожи, на которых алели призрачные, видимые лишь читателям «Воспаления колец» слова: «Украдено с турецкого базара!»
Не веря глазам своим, смотрели бывшие охранители на знаменитого прохиндея, ловчилу и крючкотворца, прихотью судьбы извлеченного из мрака забвения. Черты лица его сделались строже, морщины разгладились, а борода, дотоле напоминавшая дохлого дикобраза, превратилась в белоснежную, отливающую атласом сосульку.
— Да, — просто сказал старый пердун, — это я. Добрый вечер, добрый вечер, мои старые друзья!
— Гнусдальф... — прошептал Элерон, охваченный противоречивыми чувствами. — Но... мы были уверенны, что ты погиб в неравной схватке с Бульрогом...
— Я спасся, — сухо сказал чародей. Бесцеремонно отодвинув Гнивли, он присел к костру на его мешок.
Гнивли был настолько ошеломлен, что даже не закатил своей обычной истерики.
— Ты спасся... — наконец выдавил он. — Но — как?
Гнусдальф усмехнулся:
— Сработал принцип неопределенности.
— Что?
— Распалась связь времен!
— Э...
— Генератор случайных чисел выбросил три семерки.
— Чего? — хором спросила тройка героев.
Маг прищурился:
— Причина поменялась местами со следствием, так вам ясно?
— С каким следствием??? — осторожно уточнил Элерон. — А разве ты еще под...
Гнусдальф погрозил ему пальцем:
— Но-но, в моей биографии больше нет темных пятен! Я спасся, ибо мой земной путь... Ну ладно, ладно, что касается моего спасения... в просторечии это обычно называют Несусветным Поворотом Сюжета! Это же фэнтези, нет? Здесь все можно! Вы хотите знать подробности? Вы хотите знать, зацепился ли я подтяжками за скальный выступ в метре от дна пропасти??? Нет, меня спасли мистические силы, ибо я...
— Но в Умории ты был без подтяжек!!! — вскричал Элерон.
Гнусдальф пожал плечами:
— Тогда, наверное, это была резинка от кальсон. Впрочем, заметь, я этого не утверждаю.
— Но где... где ты был все это время? — спросил Лепоглаз. — Ты выглядишь так, будто с тобой произошло нечто мистическое, таинственное... нечто сакральное, доступное лишь магам...
— Да, — скромно признался Гнусдальф, — я выиграл в «Спортлото». Джек-пот, большие деньги по нынешним временам. — Он провел ладонью по щеке; Элерон учуял запах «Кензо». («Пьет такой дорогой одеколон! — поразился Бодяжник. — Значит, не врет, значит, и вправду разбогател!») — Имея капитал, я смог, наконец-то, пробиться Наверх, о чем давно мечтал. О, там великолепно! Черная икра, персидские ковры, пятисотдолларовые шлюхи... Я сделал подтяжку лица, изменил отпечатки пальцев, сфотографировался с нашим президентом... всего пятьсот долларов за снимок... Но самое главное, исполнилась мечта моей жизни: я наконец-то стал Белым!
— Еще бы! — с неподдельной радостью вскричал Элерон. — Ты наконец-то вымылся и надел чистую одежду!
Гнусдальф скрипнул зубами, бросил на Бодяжника злопамятный взгляд, но, против обыкновения, не полез в драку.
— Стать Белым у нас, у магов, это означает продвижение по службе, — терпеливо пояснил он. — Коротко говоря, я сравнялся в чине с Саруканом. Мне был вручен патент.
Патент на Белого и вправду лежал в кармане Гнусдальфа. К патенту прилагался бесплатный накладной нос на резинке. На Рыжего у Гнусдальфа не хватило денег.
Основательно порывшись в бездонных карманах, чародей вытащил коробку сигар.
— Кубинские, — небрежно бросил он, щелкая крышкой. — Кому?
Герои отказались, а Гнусдальф зловонно задымил, утирая кончиком бороды слезящиеся глаза да временами поглядывая на новенький золотой «Роллекс». Отбросив окурок, маг извлек дорогой освежитель для рта, оросил им бороду, обильно побрызгал за ушами и вдруг спросил:
— А как вам понравится это? — и выудил из кармана складной метр.
— Хороший складной метр, — тоном знатока сказал гном.
— Ох! — Гнусдальф стукнул себя по лбу. — Это — складной волшебный посох, дубина! Специальная портативная модель для странствующих магов. Узрите, сирые, и пусть просветлятся ваши мозги!
Гнусдальф вскочил, и за считанные секунды превратил складной метр в длинную, расписанную кабалистическими знаками палку. Туго закрутив винты на сочленениях посоха, он поднял его над головой и торжествующе дернул бровями.
— Да, — сказал Гнивли, вновь осмотрев посох. — Это действительно очень хороший складной метр. Купил его в магазине «Хозяюшка», а, Гнусдальф?
Глаза чародея покраснели. Его посох на какой-то миг воспарил над чересчур умным гномом, а потом быстро и почти беззвучно опустился на его кудрявую голову. Гнивли молча упал на траву.
— Мне по душе прямые решения! — вскричал Гнусдальф, попирая Гнивли туфлей.
— Мне кажется, между вами пробежала черная кошка, — осторожно предположил Лепоглаз.
— Он был неплохой гном, — сказал Гнусдальф, складывая посох, — однако мне кажется, что между нами пробежала черная кошка. Нет, даже две кошки и одна собака!.. Скажем, французский бульдог... Ах да, я забыл поведать вам одну очень, очень важную новость! Я выучил новое заклятие!
Элерон содрогнулся:
— Заклятие? Ты хочешь сказать, новое заклятие? — Он поискал взглядом укрытие. — Но...
— Да ладно! — Гнусдальф беспечно махнул рукой. — Остынь! Оно пока не работает, и я не знаю, почему. Может, силы еще не вернулись ко мне... Ты знаешь, эти, по пятьсот долларов... они отнимают столько энергии! Да и президент опять же... Но заклятие звучит внушительно... Кха-а! — Гнусдальф взмахнул руками: — Трах-тибидох! Трах-тибидох! Круто, да?
— Еще бы! — не рискнул спорить Бодяжник, прикрыв голову полой рубашки. — А оно для чего?
Гнусдальф пожал плечами:
— Забыл спросить. Впрочем, профессионал вроде меня всегда найдет, где применить новое заклятье. — Он помолчал, взглянул на небо, затем тихо сказал: — И еще. Самое-самое главное. Я был у Самого, и получил от него ордер на арест Сарукана.
Элерон с дрожью взглянул на темный небосвод:
— То есть ты хочешь сказать, что был... у него?
Гнусдальф кивнул:
— Угу. У него. У того самого, такого...
— С бородой?
— Ну да. И с нимбом. Сложнее всего оказалось пробиться через приемную — народу там уйма. Но я сунул одному парню с крылышками пятьсот долларов, и меня пропустили без очереди.
Эльф и человек изумленно переглянулись.
— И... ты говорил с ним? — спросил Элерон.
Гнусдальф важно кивнул:
— Он толковый мужик, мы проговорили больше часа. Он открыл мне глаза на многие вещи... например, почему большинству людей так мерзко по утрам и почему нельзя смешивать водку и пиво. О! Я постиг сонмы премудростей! Мне были открыты фундаментальные законы космогонии, принцип работы Вселенной, ответы на извечные вопросы Бытия: кто мы? Зачем мы? Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим? Ну, и конечно, я узнал наконец, в чем Смысл Жизни!
Эльф и человек жадно подались вперед.
— Ох, — вздохнул Лепоглаз. — Так ты знаешь Ответ???
Гнусдальф кивнул.
— И ты можешь сказать... нам?
Гнусдальф кивнул.
— То есть... я хочу сказать, ты можешь дать ответ прямо сейчас?
Гнусдальф кивнул.
Лепоглаз прикусил губу.
— Так в чем же Смысл Жизни??? В чем Цель нашего существования??? — на высокой истеричной ноте провыл он.
Гнусдальф посмотрел на эльфа. Поднял взгляд на бледного, трясущегося Элерона.
— Да, да, скажи, в чем Смысл Жизни! — прошептал Бодяжник.
— В деньгах, — кратко ответил маг.
И поддержал падающего Элерона.
— То есть, в больших деньгах, — поправился Гнусдальф.
И не задержал падение эльфа.
Некоторое время он развлекал сам себя, нацепив клоунский нос и оттягивая его на резинке. Когда эльф и человек очнулись, Гнусдальф был вновь спокоен, величав и дико бородат, как заправский пророк.
— Фундаментальные законы космогонии еще интереснее! — припугнул он и рассмеялся. — А хотите знать, кто мы? Откуда мы пришли? Хе-хе-хе... Но вам хватило Смысла Жизни, ведь так? У вас еще есть ко мне вопросы?
Лепоглаз покосился на дохлых чморков:
— А наши хрюкки... что ты знаешь о них?
— Многое, — важно ответил маг. — Но время говорить об их судьбе еще не пришло.
«Ага, — сообразил Элерон. — То есть о хрюкках ты не знаешь ни хрена».
Гнусдальф усмехнулся:
— Что ж, значит, вечер Вопросов и Ответов закрыт! И я...
Приосанившись, он сделал шаг назад и случайно наступил каблуком на нос Гнивли. На рев гнома быстро сбежались рахитанцы, вооруженные вилками, ножами и котелками: им показалось, что тройка героев режет целый выводок поросят. Заметив Гнусдальфа, который надменно скрестил руки на груди, рахитанцы тут же пали ниц, бормоча на своем диалекте нечто вроде «Больше не воняет! Больше не воняет!»
— Эй, эй, ну что же вы, в самом деле... — растерянно и немного застенчиво проговорил Гнусдальф. — Право, сильномогучие мужи, я ничем не заслужил такого поклонения! Ну, облобызать мне туфли, я еще понимаю, но так... Кстати, совсем забыл! — Он развернулся к лесу и вдруг истошно завопил: — ХЭЙ! ЯХХ-ХУУ!!!
На его зов из-за деревьев выскочил статный белоснежный олень. На его спине лежало восточное седло, расшитое золотом и жемчугами. Лягнув привязанного поблизости Жупела, олень подошел к магу и сунул морду в оттопыренный карман его смокинга.
Гнусдальф потрепал оленя по холке. Затем вытащил из кармана бутылочку с белым порошком и соломинку. Он вытряс немного порошка на ладонь, спрятал бутылочку и вставил соломинку в правую ноздрю оленя.
«Вс-с-с!» — с таким звуком олень втянул часть порошка с ладони мага. Затем процедура повторилась с левой ноздрей. Звучно икнув, олень отошел в сторонку и сделал заднее сальто.
— Хорошая, хорошая Канифоль! — зааплодировал Гнусдальф.
— Канифоль? — вскинул голову Эл-Мер. — Однако это... Светлоглазка!
Брык! Брык! На сей раз Канифоль-Светлоглазка просто решила сплясать гопак.
— Да, мой недоразвитый сын, а если разобраться, то и вообще не сын, — ответил Гнусдальф с мягкой улыбкой и показал Эл-Меру твердый кулак. — Я назвал ее Канифолью, потому что «Светлоглазка»... м-м-м... так назвать оленя может только полный дурак. Или чистокровный рахитанец, что, вообще-то, одно и тоже. Лишь я один смог укротить эту жемчужину рахитанских табунов, и лишь моей воле она покорна!
— Ух ты! — крикнул очнувшийся Гнивли. — Так покажи нам скорей что-нибудь из этих ковбойских трюков!
— Сейчас не время для трюков и всяческих шоу! — гневно отрезал маг. — Нас ждут срочные дела. Собирай свое барахло, Переделанный Гнивли. Для осуществления моего блестяще задуманного плана мы немедленно отправляемся в Купорос!
Канифоль за спиной мага пошла вприсядку.
— Это кто Переделанный? — заверещал Гнивли. — На себя посмотри! Напялил белые штаны и думает, что все ему можно!
Гнусдальф с усмешкой развел руками:
— Я-то здесь при чем? Этот диагноз тебе поставили при рождении. Сказать по правде, я на нем присутствовал — гадкое зрелище...
— Папа? — с затаенной надеждой спросил гном.
— Дурачок, — ласково сказал чародей. — Борода — вот атрибут моей невинности!
После этой загадочной фразы, смысла которой не понял никто, даже Гнусдальф, маг повернулся к оленихе. Канифоль уже стояла рядышком, преданно глядя ему в глаза.
Чародей лихо запрыгнул в седло.
— Все на Купорос! Немедленно! — вскричал он. — Мрачный черн... Тьфу, черный мрак собирается!
— Негры взбунтовались? — опешил Лепоглаз.
— Нет, Сарукан проснулся! Все в седла! Вперед!
Его зажигательный порыв был таков, что рахитанцы, помня старого прохиндея по его прошлым делам, мигом смели лагерь и заняли места в седлах. То же проделали и наши герои, хотя, по правде говоря, им чертовски хотелось спать.
— На Купорос! — вскричал маг, размахивая шляпой.
— А зачем мы едем в Купорос? — спросил Элерон.
— Там узнаешь, — ответил Гнусдальф, дал шенкелей Канифоли и умчался в степь.
— Снова переться черт знает куда! — заплакал Гнивли за спиной Элерона. — Вот увидишь, эти скачки меня доведут до усрачки!
— Умолкни, ради всех католических святых! — раздраженно сказал Бодяжник. — И как только тебя выносила твоя семья?
— Моя мать... — расхныкался гном. — Увидев меня, она повесилась на следующий день после моего рождения. Меня выкормила бродячая сука.
Элерон поперхнулся:
— То есть ты имеешь в виду собаку?
— Нет, кошку! — отрезал Гнивли. Потом всхлипнул и признался сквозь слезы: — Конечно, собаку. Она была дворняжкой, а звали ее Мэри Джейн.
— Но отец! — воскликнул Бодяжник. — Он-то как же?
Гном жалобно зарыдал.
— Отец неизвестен. Ходили слухи о каком-то залетном колдуне, но это были лишь слухи...
— Ну а дедушка? — не сдался Бодяжник. — Бабушка, наконец?
— Дедушку убили раньше, — всхлипнул гном, — еще до моего рождения. Он отправился в казино, забыв дома кошелек. Его нашли в та-аком виде!.. А бабушка после этого сошла с ума и убежала с бродячим цирком. Я вырос на улице, говорить не умел, только лаял по-собачьи и бегал на четвереньках. Совершенно случайно меня отыскал Гной Перешейк, когда я рылся в мусорном баке его семьи. Он страшно удивился, он сам собирался там порыться, когда жена уснет. Но жалость овладела его душой, и он приютил меня, научил говорить и правильно ходить. В его роду, знаешь, почти все ходили на двух ногах, кроме одного дяди... Днем я готовил его семье обеды, а по ночам подрабатывал, драя общественные туалеты. А потом я повстречал свою любовь... Его звали Джон, и он копил деньги на перемену пола. Как сейчас помню...
— Уймись, ошибка природы! — не выдержал Элерон. — Попроси Гнусдальфа, он тебе валерьянки пропишет!
— Я раскрываю тебе душу, а ты не хочешь слушать! — обиделся Гнивли. — Так вот, у нас был секс, когда она стала Джоанной, но мое либидо оказалось слишком сильным для нее, и она отрезала у меня... Нет, назад, конечно, пришли, да только не тем местом, пришлось перешивать. А Джоанна после этого бросилась под...
— О-о-о, заткнись, заткнись, заткнись! — простонал Элерон.