Глава 17

И располагалось войско всерьез, ставились шатры и палатки, разжигались костры для готовки еды.

М-да уж, свезло так свезло. Я принялся пробираться по стене к офицерам, которые что-то нервно обсуждали.

Главным в крепости остался кентарх, или же сотник, следующими после него по званию были два пентеконтарха, а там дальше уже и десятники.

— Кдамий, иди на башню и проследи, чтобы подали сигнал. Дым должен быть виден далеко, чтобы в самой Мелитене узрели, может, и Андрос увидит, — отдал приказ кентарх Юрий, ему было слегка за сорок, пять лет осталось служить.

Все были весьма напряжены, осматривая войско, подступившее к крепости.

— О, Яромир, а я думал, ты с Андросом, а ты здесь, оказывается, — обратил на меня внимание один из пентеконтархов, которому я как-то лечил перелом руки.

— Да в Мелитене был, только с утра вернулся, — ответил я Амону.

— Понятно тогда, — и его взор вновь устремился к войску.

— Слушай, а сколько сейчас в крепости бойцов? — начал расспрашивать я.

— Если вместе с тобой, то девяносто, — с грустью протянул он.

Вот срань же.

— А их сколько и что они здесь делают? Ведь логичней пойти в Мелитену, сам город они, конечно, не возьмут, но по предместьям пройдутся.

— Хех. Левкий, ты их посчитал? — обратился Амон к одному из десятников.

— Ага, больше чем полторы тысячи, — чересчур громко ответил десятник.

И ропот побежал по рядам бойцов.

— Так, может, стоит сдать крепость, хоть сами живыми останемся? — выдал предложение один из десятников, смотря на Юрия.

— Я тебе щас сдам, со стены спущу вниз головой, — зло ответил кентарх, — или вы все думаете, они нас в живых оставят? Ничего подобного, всех вырежут. Лет пятнадцать назад был подобный случай, там сдали крепость, никто живым не ушел, так что думать даже не смейте о таком, — и Юрий обвел всех нас взглядом, выискивая тех, кто готов поддержать сдачу. Но таких не нашлось, а вокруг десятника образовалось свободное пространство.

— Ну, сколько их, ты и сам слышал, а что в Мелитену не пошли, так, наверно, прознали, что здесь мало народа. Вот и… А взять нашу крепость весьма почетно, это не городишко пограбить. Так что если их предводитель возьмет крепость, то, когда в следующий раз пойдет в набег, сможет набрать намного больше людей. Ведь у него будет слава и почет, — мрачно закончил Амон.

— Вот оно как, — задумчиво протянул я и бросил взгляд со стены вниз, а стены-то у нас не особо и высокие, метра три, может, четыре, народу в крепости мало. Это приходится один к пятнадцати, а то и к шестнадцати. Хреново.

А в это время на крыше башни запалили костер, и оттуда начал подыматься столб серого дыма, уходя в небесную высь.

— Эх, хорошо бы они сегодня на приступ пошли, — пробормотал Амон.

— М? — я вопросительно приподнял бровь.

— Ну, сам смотри, они только с дороги, уставшие и голодные, никаких лестниц или тарана у них нет, если они пойдут на штурм без подготовки, то кровью умоются. Но это вряд ли. Они сегодня подготовятся и завтра начнут штурмовать. А так бы подготовкой занялись только завтра, и нам было бы легче, не пять штурмов за день, например, бы было, а два, и их мы явно смогли бы отбить. А значит, у нас бы было время, пока подойдет Андрос или отряд из Мелитены.

— Понятно, значит, нужен штурм сегодня? — медленно проговорил я.

— Было бы неплохо, но вряд ли, — усмехнувшись, ответил Амон.

— А у нас кто-нибудь по-ихнему разумеет? — и я кивнул в сторону персов.

— У Сергия, кажись, в десятке есть знаток, а тебе зачем? — с вопросом на меня посмотрел Амон.

— Надо, — а на мое лицо вылез оскал.

Юрий начал раздавать приказы и назначать дежурные десятки.

Спустившись со стены, я направился в свой закуток, в свою лекарскую.

Зайдя, поднял медное блюдо и взглянул в собственное отражение.

На меня смотрел молодой парень с пшеничным цветом волос и аккуратной подстриженной бородкой, да, я уже не тот юнец, каким был, когда только попал в этот мир.

— Эх, ты назначен быть героем, добровольцев нынче нет, — прошептали мои губы.

И куда я опять лезу? Мало мне было прошлого геройства, контузия и три осколка, а после и инвалидность. Да и черт с ним, зато парни живыми остались, они в госпиталь не один раз ко мне приходили, да и после звонили, и вот я вновь лезу посмотреть в глаза смерти и поставить свою жизнь на кон.

Да похрен, я уже все равно все решил. Да и помирать вовсе не рвусь, есть шансы вернуться живым.

Может, броню надеть? Не, это совсем неправильно будет.

Я достал из мешка белую рубашку с вышивкой на шее и на рукавах, мама позаботилась.

Мне даже почудилось, что рубашка пахнет ей, домом.

Надев рубаху, я решил надеть еще и очелье[1] под волосы, чтобы не мешались.

Оно тоже было украшено вышивкой. А на плечи накинул обычный коричневый плащ.

Пояс боевой еще прадедом дареный, эх, красота. Справа в проушину был вставлен мой топор. А слева в ножнах покоился меч.

Так, что-то еще? Точно, копье, небольшое, для пехотинца, мне в самый раз.

— Яромир, — в палатку шагнул молодой солдат, — пентеконтарх Амон прийти к тебе и сказал, что я нужен.

— Правильно сказал, тебя как звать-то?

— Димитр, — ответил он, с любопытством меня разглядывая.

На вид он был чуть старше двадцати, короткая стрижка и небольшая борода, одет в латы.

— И их речь ты разумеешь и перевести сможешь?

— Ну да, — он спокойно мне ответил, продолжая разглядывать вышивку на рубахе.

— В общем, со мной пойдешь, если скажу стоять — стоишь, если скажу бежать — бежишь, понял? — я серьезно на него взглянул.

— Ага, — он кивнул, — а куда пойдем?

— Конечно, к персам, — и на моем лице вновь выполз звериный оскал.

— Как к персам, зачем к персам? — на лице Димитра появился небольшой испуг.

— Они сюда ехали, возможно, даже спешили и сейчас под стенами крепости стоят и ждут, что мы выйдем и поздороваемся с ними, а мы все не выходим. Неправильно это, негоже. Не будем их заставлять ждать и дальше.

— Мне думается, что ты ошибаешься, и они вовсе нас не ждут, это будет лишнее, — пролепетал Димитр.

— Так даже еще лучше, они не ждут, а мы придем, давай за мной, — и я вышел из лекарской, направившись к воротам. Немного повернув голову, я увидел, как Димитр понуро тащится за мной, а его губы что-то шепчут. Молится, видимо.

А мы все ближе приближались к воротам. Возле которых находился десяток бойцов в полной броне.

— Стой, вы это куда? — вышел вперед один из солдат.

— Туда, — ответил я и обошёл солдата.

— Стоять, я приказываю, — нарисовался десятник. А солдаты направили копья в нашу сторону.

— Приказывать мне может только Андрос, ушли с дороги, пока можете, — я старался оставаться спокойным, но нервозность уже начала во мне проскальзывать.

— Я всегда знал, что вы трусы, при опасности бежите, словно шакалы, — с презрением выдал десятник.

Ну, сука, ты чего такой разговорчивый-то?

— Пасть-то свою поганую захлопни, пока говорить можешь, выкидыш аборта. Я, когда вернусь, тебе устрою лечение через все дырки, даже если ты полностью здоров. А теперь пшли вон, — я глянул на солдат.

Они не сдвинулись с места, и я выпустил силу ветра, они посторонились. Так что пришлось скидывать все запоры самому и открывать калитку в воротах.

— И когда я вернусь, чтобы открыли, иначе снесу ворота, вы поняли? — я обвел солдат злым взглядом. — За мной, Димитр, — и я шагнул вперед.

До персов было где-то чуть больше километра, удобно расположились, вся крепость видна, я уверен, что они уже выслали патрули вокруг крепости, чтобы никто не убег или не ударил по ним. Я оглянулся, а с башни вовсю поднимался дымовой сигнал.

— Все будет хорошо, мы сегодня еще вернемся обратно, — я попытался подбодрить Димитра.

Все же десятник подпортил настроение.

— Не уверен, я даже не понимаю, что ты задумал, — с опасением ответил мне парень.

— Да что тут понимать, сам все увидишь, только переводи.

Я шагал по дороге, стараясь держать спину, а морду лица сохранять уверенной, хотя внутри самого потряхивало. Пыль с земли поднималась облачками, а солнце жарило вовсю, я чувствовал, как по виску катится капля пота, да и спина вся взопрела, что не доставляло мне комфорта и душевного равновесия.

Взглянув на небо, я попытался вспомнить старый стих, но в памяти всплывала только одна строчка.

А по небу плывут облака…

— О, кажется, нас заметили, — выдал Димитр, отвлекаясь от воспоминаний, и рукой указал на пятерку всадников, которые выдвинулись в нашу сторону.

Я же обернулся, от крепости мы отошли метров на двести, может, чуть больше.

— Нет, нас заметили сразу, а прореагировали только сейчас, — усмехнувшись, ответил я.

— Почему? — с непонятной интонацией спросил он.

— Ждали, — философски ответил я.

— Чего? — он пытался понять.

— Нас, пока подойдем поближе.

Я сделал еще пару шагов и остановился.

Слева за плечом точно так же замер Димитр. Он не боялся, он опасался, и чувствовалось, как от него исходит любопытство. Он пытался понять и осознать, что мы делаем, что я задумал, но не мог, ведь это не могло вписаться в его картину жизни. Ромеец, что еще сказать.

А я ведь все же варвар и дикарь, и нас так продолжали называть западные партнеры и в двадцать первом веке.

Может, действительно есть в нас что-то эдакое, варварское из глубины веков, что они потеряли, чего они не понимают и боятся?

Возможно, так и есть.

Я ведь варвар и язычник и молюсь своим богам.

Нагнувшись, я сорвал зеленую травинку и закинул ее кончик себе в рот, где сразу появился горький привкус.

А тем временем всадники уже приблизились достаточно, чтобы хорошо их рассмотреть.

Мощные кони несли их, люди были смуглолицы и бородаты, все в кольчугах со вставками из металлических пластин на груди. В руках они держали небольшие копья, а на поясах то ли сабли, то ли мечи, не удалось как следует разглядеть. Зато шлемы были украшены плюмажами из шелка.

Они начали скакать вокруг нас. И лишь спустя минуту подъехали уже непосредственно к нам.

Заговорил воин на сером жеребце, у него и шлем был побогаче, чем у остальных, с серебряной чеканкой, голос его был резким и требовательным.

Я же перевел взгляд на Димитра, он вслушивался и наморщил лоб.

— Он спрашивает, кто такие и что нам надо.

— Скажи, что есть разговор к их вождю, или как их предводителя именуют, — я старался, чтобы мой голос звучал ровно и уверенно.

Димитр перевел и вслушался в ответ перса, что внимательно нас рассматривал.

— Он спрашивает, с чего ты взял, что уважаемый будет отвлекаться от своих дел и с нами разговаривать, — голос Димитра был в этот раз нервным.

— А с чего он взял, что уважаемый не будет с нами говорить? Пусть спросит у него и получит ответ, — я оскалился, обнажая зубы, и посмотрел персу прямо в глаза.

И как только Димитр перевел, раздался смех перса, он хохотал самозабвенно и даже начал хлопать рукой по крупу лошади.

А после отдал распоряжение одному из воинов, и он умчался к стоянке.

— Он говорит, что ты смел, нагл и не похож на ромейца, они так не говорят, — перевел мне Димитр новые слова перса.

А я лишь шире улыбнулся и слегка кивнул в знак того, что принял его слова за похвалу.

Ожидание долго не затянулось, но как же задолбал этот перс, который не мог спокойно сидеть на своей лошади, то крутиться начинал на ней, то на дыбы поднимет и все с какой-то паскудной улыбочкой. Мудак.

И вот появилось с десяток всадников, первым едет воин в богатой кольчуге, которая украшена и блестит золотом, с открытым шлемом, украшенным плюмажем из перьев, рядом с ним скачут еще пару воинов ему под стать, остальные чем-то напоминают катафрактариев.


Воин был уже в возрасте, слегка за сорок, седые пряди в его бороде были прекрасно видны, как и морщины возле глаз.

Они спокойно остановились возле нас и огляделись, кто-то из его ближников скорчил недовольное лицо, полное презрения, кто-то с интересом нас разглядывал.

Перс заговорил слегка хриплым и надтреснутым голосом.

А Димитр начал сразу переводить.

— Мне сказали, ты хотел говорить, говори, не трать мое время понапрасну.

— Приветствую, — и я немного склонил голову, проявляя уважение. — Меня зовут Яромир, сын Велерада, внук Деяна и правнук Рознега, я прибыл в эти края издалека, оттуда, где снег зимой застилает все вокруг, а от мороза умирают и люди, и животные, а люди, проживающие там, сильны и храбры.

Димитр почти сразу переводил, и когда прозвучали мои последние слова, перс недовольно скривился.

— Значит, ты выбрал плохое время для путешествия чужестранец, — прозвучали переведенные слова перса.

— Возможно, — я не стал спорить. — От местных я слышал о силе и храбрости ваших воинов. Об их отваге и умении биться.

После того как Димитр перевел все слова, персы заулыбались и даже плечи расправили, похвала и кошке приятна.

— Так чего ты хочешь, чужестранец, я так и не услышал.

— Я хочу бой, я хочу схватку, — спокойно произнес я, а Димитр странно на меня посмотрел.

— Ха, ха, — разнеслось от персов.

— Что мне помешает просто приказать тебя убить, и мои враги лишатся одного воина.

Перс улыбался, а в его глазах плясали искры.

Теперь уже усмехнулся я.

— Все, — и я вытянул вперед левую руку открытой ладонью. — И ничего, — вперед пошла точно так же правая рука с открытой ладонью, а копье оперлось на мое левое плечо.

Я смотрел прямо в глаза персу и видел в нем понимание того, что сказал.

Ведь действительно, если он простой разбойник, ему ничего не помешает отдать приказ о моем убийстве, но если он воин, то отдать такой приказ на глазах у своих людей и убить человека, который просит поединка, ему помешает все. Гордость и честь, достоинство и вера в собственные силы.

— Поединок, значит, да будет так, ты будешь биться с моим старшим сыном, он сильный и храбрый воин, — перевел мне Димитр.

Я кивнул, принимая слова перса, и стянул с себя плащ, передав его Димитру, и он, приняв его, отбежал подальше, чтобы не мешать.

А персы тем временем отъехали метров на сорок, и из их толпы выехал полностью одоспешенный воин, и, судя по всему, спешиваться он не намерен.


Ну да, действительно, о каком честном поединке может идти речь, ну, что же, если ко мне так, то и я сдерживаться не буду.

Мое лицо озарил предвкушающий оскал. Я выпустил из себя силу ветра и начал наполнять ей копье.

Раздался звук рога, и перс пришпорил коня, он стартует с места, начиная набирать скорость, и на меня направлено копье.

Хорошая попытка, но сила ветра уже наполнила копье, как раз то, что мне нужно. Шершавое древко удобно лежит в руке, придавая мне некоторую уверенность в своих силах.

Теперь и я пошел в разбег. Замах и бросок. Копье срывается с моей руки. Полет, оно метит в грудь коня, легкое движение, и оно буквально отклоняется на пару сантиметров в полете, благодаря силе ветра.

Есть попадание.

Оно легко пробивает кольчугу и попону и валит коня на бок. Болезненный вскрик воина, ему не удается выбраться из-под жеребца. Вот и все, конец.

А жеребец пытается встать, но не может, его болезненное ржание наполняет округу, а из пасти идет кровавая пена, которая хлопьями валится на зеленую траву.

Сердце бухает, а по крови гуляет адреналин, хорошо-то как. И кажется, что солнце уже и не так жарко печёт.

В руках у меня топор, который хищно сверкает, отражая блики солнца, один удар, и в поединке будет поставлена точка.

Дорогу мне неожиданно заступает толпа персов, а их предводитель начинает говорить на греческом. Выпендривался, значит, старый, все он понимал, что я говорил.

— Хороший бой, мне понравился. И дозволь столь сильному и умелому воину преподнести подарок, — и перс хлопает в ладоши.

Жизнь сына решил выкупить, а почему бы и нет, возможно, его сын себе ногу сломал или еще чего, в любом случае он не боец.

Я же кивнул и убрал топор обратно в петлю. Пара минут ожидания, и мне ведут вороного жеребца с накинутым на шею арканом.

Красавец, просто красавец.

— Благодарю и принимаю твой дар, уважаемый, я назову его Крылом, — я принял веревку.

И кивнул Димитру на крепость. Мы спокойно направились туда, меня начало потихоньку потряхивать, все-таки, когда на тебя мчится всадник в тяжелом доспехе, так себе ощущения.

— Чужестранец, — раздался сзади крик предводителя перса, и я оглянулся. — Ты очень интересный собеседник, постарайся не умереть, ведь, когда я возьму эту крепость, мы выпьем с тобой чая.

Ох, как хорошо, что ты это сказал, прям молодец, спасибо тебе огромное.

— Уважаемый, если у тебя все воины как твой сын, то ты ее никогда не возьмешь, — с насмешкой откликнулся я.

В мою сторону понеслись, судя по тону, какие-то ругательства.

— Яромир, зачем ты это сказал, зачем ты его разозлил? Он теперь грозится, что спустит с тебя шкуру и натянет на барабан.

— Затем мы и ходили к ним, а теперь пошевеливай ногами на всякий случай.

А жеребец, до этого шедший спокойно, решил показать свой нрав и начал брыкаться и упираться. Так что пришлось выпустить силу жизни, чтобы успокоить коня.

Подойдя к воротам, я начал в них колотить, но калитку перед нами не открывали.

[1] Очелье — славянская повязка для волос, передняя часть которой приходилась на лоб.

Загрузка...