Глава восьмая Бумажный самолетик

Миллионер оказался прав: с самого появления Тумарина в Никарагуа там почти мгновенно исчезла безработица, а зарплаты местного населения начали расти как на дрожжах. Корпорации «Молибден» потребовалось, причем немедленно: сотни домов, ангары, линии электропередач, дороги, водопровод, канализация и очистительные станции, столовые, места отдыха. Для пятимиллионной страны открытие сразу нескольких тысяч рабочих мест стало очень весомым прорывом, а четыреста евро зарплаты на фоне привычных ста — ста пятидесяти долларов огромной удачей. С первыми такими получками водители, экскаваторщики, бульдозеристы и лесорубы уходили в поселки, где эти деньги тратились, переходили в другие руки, превращались в новые дома и веселые загулы, в телевизоры и стиральные машины, в костюмы и украшения. А потом шли еще дальше — растворяясь среди вырастающих как грибы всевозможных забегаловок и престижных ресторанов, оседая в магазинах и на счетах нищих электростанций.

Прошло всего два месяца — но, чтобы удержать солдат и офицеров на службе, президент Ортега уже повысил им оклады. На сельхозплантациях и мелких заводах по переработке тростника и фруктов хозяева стали увеличивать работникам зарплаты, удерживая их от соблазна перебежать к щедрым пришлым буржуинам.

Впрочем, и казна, и предприниматели ничуть не страдали от своих новых вынужденных расходов. Прибывшим из далекой северной страны исследователям нужно было много еды, а аренда обширных земель на сроки в полста лет разом наполнили гулкие закрома государства. Сколько же взяток раздали здешним чиновникам менеджеры здешнего свинцового рудника — Денис даже не представлял.

Учитывая произошедшее, не было ничего удивительного в том, что машинам «Молибдена» здешние полицейские разве только честь не отдавали, подразделения армии охраняли внешний периметр арендованных участков не менее рьяно, нежели государственную границу, а президент просил всех жителей оказывать посильную помощь русским гостям в их важных научных исследованиях.

Разумеется, сами никарагуанцы дураками тоже не были и догадывались, откуда возьмутся десятки новых больниц, обещанных им правительством, и для кого будут готовить кадры филиалы московских институтов, согласных развернуть свою работу в Манагуа, Чинандеге и Матагальпе уже со следующего года. И отчаянно молили Бога, чтобы неожиданная удача не отвернулась от их маленькой страны.

Деньги, само собой, закапывались в горячую экваториальную землю не просто так. Уже к концу первого месяца командировочные из Института геохимии имени Виноградова вместе с калининградскими аспирантами начали рыскать по джунглям в поисках места для катапульты — стокилометровой плиты, которая не растрескается при нередких в здешних местах землетрясениях. При этом Тумарин особо нажимал на то, чтобы место находилось поближе к океану: затащить плавучую АЭС в озеро, увы, оказалось невозможно. Физики хотели иметь в конце разгонного тракта гору, а геологи норовили свернуть на плоский и рыхлый Москитовый берег.

С опытной компактной установкой по изготовлению деталей дела шли лучше. Порошковая технология запустилась у Аривжи с первой попытки. Хотя запороть ее, на взгляд Дениса, было невозможно: вибростенд с формой, засыпаемой мелкодисперсионным порошком, плюс разряд, спекающий этот порошок в единое целое — вот и вся наука. Однако девушка воодушевилась и с прилежанием взялась за дальнейшую работу, в своем старании иногда даже забывая о существовании «половинки».

А еще были вопросы модернизации порта Манки-Пойнт для крупнотоннажных кораблей, реконструкция аэродрома военной базы в Панчито под тяжелые транспортные самолеты, монтаж асфальтобетонного завода… Только успевай крутись!

В начале февраля Тумарина позвал в свою лабораторию Леша Сизарь, посоветовав прихватить шампанское и чековую книжку.

— Я тебе кое-что покажу, и мы обмоем! — пообещал он.

— Ты же знаешь, я за рулем не пью, — напомнил Денис. — А за рулем я всегда.

— Не дрейфь, я за тобой заеду!

— Зачем, я и сам…

— Ни фига ты не сам! — резко осадил его Сизарь. — У меня дизель семидесятого года выпуска, а ты на чем ездишь? Вот то-то и оно! К десяти утра жди! Завтра воскресенье, самый писк.

И он заехал — веселый, словно после бутылки вина, тощий, но круглолицый и румяный, без единой волосинки на голове, пыльный и отчаянно загорелый, в брезентовой ветровке, драных джинсах и стоптанных ботинках, купленных, наверное, еще в Москве и ни разу не чищенных. Машина была ему под стать: морщинистый фургон, битый-перебитый, без фар и стекол.

— Банзай, начальник! — поздоровался Алексей, заскакивая на крыльцо тумаринского бунгало. — Готов к труду и обороне? Тогда выворачивай карманы, вынимай все телефоны, флешки, плееры, наушники и вообще все, что есть электрического, лампочного или катушечного. Хрупкое металлическое тоже крайне советую оставить… О, привет, Аривжа, как настроение? Хочешь с нами?

Денис посмотрел на машину, на товарища, на кучку скопившихся на столе вещей и покачал головой:

— Нет, приятель! Такое начало мне что-то не нравится. Пусть она лучше переждет здесь. — Тумарин второпях поцеловал свою красавицу и спустился к машине: — Поехали, если эта колымага способна передвигаться.

— Попрошу без оскорблений! У меня все и всегда работает, как швейцарский хронометр. А отчего все есть, как оно есть, скоро сам догадаешься.

Он бодро забрался за руль, завел чихающий сизым дымом двигатель, дождался, когда Денис захлопнет дверь, и сорвался с места.

— Я думал, это невозможно! — сходу начал рассказывать Сизарь. — Я думал, это не получится никогда! Но потом хряпнул поганой туземной текилы, вырубился от жары — и когда пришел в себя, понял все. И я сделал! Ты понимаешь — сделал! Ну, в общем, сам увидишь…

Фургончик промчался по мощеным дорожкам исследовательского городка, выскочил за витые кованые столбики и устремился по пыльной грунтовке, напоминающей Денису, как много еще нужно ему сделать. Машина подпрыгивала и тряслась, но Сизарь только сильнее давил на газ, весело поясняя:

— Машина тупая, ломаться нечему. Две пружины, две рессоры, четыре амортизатора и рама из железа в мизинец толщиной. Ей любые ямы по барабану! Не боись, тут близко. Часа через два будем на месте!

Впрочем, Тумарин и сам отлично знал, где находится двигательная лаборатория: в двухстах километрах от озера Манагуа, на безлюдной окраине нагорья Кордильера-Исабелья недалеко от Эль-Карао.

Незадолго до полудня, вброд проскочив две безымянные речушки с каменистыми руслами и одолев несколько пологих перевалов между горами, Алексей вдруг затормозил, развернулся, загнал машину задом на щебенчатый склон и дернул ручник:

— Дальше пешком.

Тумарин послушно вылез и побрел по тропе, удивляясь тому, что нигде вокруг совершенно нет пыли, хотя жара стояла неимоверная, а дождей не случалось уже недели две. Сизарь, прихватив-таки бутылку с шампанским, потрусил следом. Машину он закрывать не стал — вполне понятно, почему. Никарагуа и так считается одной из самых малозаселенных стран, обгоняя по этому показателю даже выжженную солнцем Сахару. Здесь же, неподалеку от заболоченного Москитового берега, встретить человека шансов было меньше, нежели в сибирской тайге.

— Чисто у вас здесь, однако, — вслух удивился Денис.

— Оросительные установки рулят! — весело пояснил Сизарь. — Техника на грани фантастики. Ты ведь помнишь основы радиационной безопасности? Перед каждым живым запуском и после поливаем долину и скалы водой с примесью полимерного коллагена. При высыхании он образует тонкую пленку. Если полить раз сто, пленка начинает походить на толстый полиэтилен. Здесь у нас пыли меньше, чем в цеху по производству микросхем. Можно открывать производство в перерывах между облучением.

Тропинка поднялась до самого верха пологого каменистого взгорка, и вправду словно облитого чем-то влажным, вывела путников на край просторной — примерно трехсот метров в длину и в полкилометра шириной, — сухой, безжизненной долины, нырнула вниз, к черной норе. Леша бодро сбежал по склону, нырнул в дыру и, низко пригнувшись, пошел по неровной траншее, крытой в два слоя бетонными плитами.

Как здесь появилось это строение, Денис видел сам: на выдалбливание в камне канавы извели целый «КамАЗ» саперных окопных зарядов, которые в теории должны с помощью кумулятивной струи сооружать одиночный стрелковый окоп в мерзлом грунте — но и с каменным монолитом боролись тоже неплохо. Ковырять долину отбойными молотками и экскаваторами пришлось бы, наверное, полгода — а отделение саперов справилось за сутки. Затем траншею с помощью подъемного крана накрыли плитами — и все, тоннель готов.

Что там Сизарь со своими рабочими и лаборантами мастрячил дальше, Тумарин не знал — уехал, когда убедился, что работы идут в хорошем темпе. Но взрывали и вывозили мусор они еще долго.

— Та-ак, сворачивай сюда, теперь чуток пригнись… Поздравляю, ты проник в главную рубку суперсовершенного звездолета!

Рубка звездолета в исполнении Леши Сизаря выглядела как притон упыря на помойке. Это была пещера с уродливыми, никак не обработанными стенками, носящими следы многочисленных взрывов, местами закопченными и какими-то склизкими. Внизу был настелен пол из пластиковых гофрированных листов, у стены стоял обшарпанный стол, усыпанный микросхемами, среди которых возвышался солидный сейф. Над головой свисала странная конструкция, похожая на хвост авиабомбы с многолопастным стабилизатором. В центре металлического уродства находился цилиндр, украшенный одиноким проводом с цилиндрическим разъемом, и веревочка с утилитарно-деревянной рукоятью.

— Световод, как ты сам понимаешь, — пояснил Сизарь, открывая сейф. Он извлек оттуда небольшую материнскую плату без корпуса, присоединил к разъему, что-то быстро набрал на припаянной сверху клавиатуре от телефона.

— Почему у тебя тут так пусто? — удивился Денис. — Ни рабочих, ни оборудования…

— Поначалу я и сам подальше убегал, — ответил Леша, выдергивая разъем световода обратно. — Но время прошло, устройство теперь работает надежно и стабильно. Однако от греха посторонних лучше все равно держать подальше. Мало ли чего? К тому же, это все-таки испытательный стенд, а не мастерская по сборке и не конструкторский кабинет. Делать здесь особо нечего. Снял-поставил — и вся недолга.

Он спрятал плату в сейф, старательно его закрыл.

— Ну, а теперь, когда код активации введен и схема работы обозначена, держись…

Он поднял руку, взялся за веревочку, потянул вниз. Земля ощутимо дрогнула, затряслась, уши заложило от грохота, на голову посыпалась крошка, по свалке микросхем радостно запрыгали искры. Сизарь отпустил веревку — грохот и тряска прекратилась, потянул — стены снова заходили ходуном.

— Ты понял? Нет, ты понял?!

— Э-э-э… работает, — признал Тумарин.

— Барбус ты безмозглый! — возмутился Сизарь. — Это была серия! Се-ри-я! Пять толчков примерной мощностью семь тонн каждый. Чего, опять не понял? Включи же, наконец, голову!

— Объясни по-человечески, — попросил Денис. — Я последний месяц только про асфальт, обслугу гостиницы, бетон и стекло слушал. Мозги совершенно отсохли, в тему не включаются.

— Хорошо, тогда напомню, — согласился Алексей, обходя Тумарина, присаживаясь и откручивая какой-то вентиль. — Первого ноября шестьдесят второго года на полигоне Джезказгана был произведен подрыв заряда мощностью триста килотонн. Магнитный импульс взрыва навел в проводах телефонной линии, удаленной на пятьсот семьдесят километров, ток силой в две с половиной тысячи ампер, что привело к расплавлению всех предохранителей на ближайших телефонных узлах, а ток, наведенный в бронированном силовом кабеле, закопанном на глубине метра, вызвал воспламенение линейных выключателей и привел к пожару на электростанции Караганды. Выход из строя радиоприемников был отмечен в радиусе шестисот километров от места взрыва, отказы радаров на удалении в тысячу километров.

— Ты все это еще на форуме десять лет назад рассказывал.

— Тогда включи логику, адмирал. У нас в десяти метрах над головой прошла серия термоядерных взрывов. Не килотонных, конечно, но в радиусе десятка километров от такого праздника электрические устройства не выживают. Катушки от наведенного напряжения взрываются, контакты проводов плавятся, аноды ламп выгорают начисто. На пятьдесят километров вокруг скачки напряжения убивают все микросхемы, поскольку дипольные переходы не выдерживают повышенной нагрузки, километров на сто окрест нарушена радиосвязь, а на триста — наведены сильные помехи. Ну, и для радаров на этой дистанции кранты. Сообразил?

— Ну, чтобы заэкранироваться от магнитного импульса, много ума не надо, — покачал головой Тумарин и указал на сейф. — Достаточно спрятать электронику в толстостенный железный ящик.

— А как она сможет из ящика работать? Любые антенны, кабели питания, просто отверстия в стенках станут дырой, через которую импульс вломится внутрь, как фугасный снаряд через пробоину. Ну, давай, умник, излагай! Тебе нужно управлять устройством, снабжать его энергией и выстреливать наружу два луча лазера. Как ты это сделаешь, скажи?

— Как? — зачесал в затылке Тумарин. — Да, ты прав. Серьезная проблема.

— Которую я, — вскинул палец Сизарь, — разрешил всего за месяц!

Довольный собой, он опять нырнул вниз, закрутил вентиль. Видимо, таким нехитрым способом включалась и выключалась оросительная система, которая осаждала и склеивала коллагеном радиоактивную пыль — основную опасность, возникающую вблизи источников проникающей радиации.

— Между прочим, при первых пусках все схемы и узлы этого паровоза становились одноразовыми. — Он красноречиво кивнул в сторону микросхемной свалки. — И две машины мы спалили, когда слишком близко от полигона припарковали. Катушки зажигания рвались, как бомбы! Это потом догадались на дизелях ездить. Они ведь чисто механические аппараты: раскрутил — и езди, пока топливо не кончится.

— А можно ближе к теме?

— Этап первый, — снова вскинул указательный палец Сизарь. — Всю электронику с электрикой собрать в один блок в одном месте и запаять в толстый и прочный герметичный ящик. Этап второй: заменить блоки управления на оптику. На волокно никакие магнитные импульсы не воздействуют. Этап третий: входные отверстия закрыть металлизированным стеклом, прозрачным для оптики, но непрозрачным для магнитных полей. Как раз с линзами пришлось мучиться больше всего. ЭМИ просто сжигало металлическую пленку на них, а потом убивало систему управления. Но я догадался сделать этот слой изолированным. Чем короче проводник, тем слабее наведенное напряжение. Под него вторую линзу такую же — и только третий слой выполнен единым с внутренней экранировкой. До него импульс доходит уже ослабленным, и напыление «держит». Тройная экранировка всех направлений — вот мой секрет, адмирал. Дался, между прочим, не сразу. Система выгорала целиком раз пятнадцать, не меньше.

— Откуда поступает питание?

— Генератор тоже в экранированном блоке. Азот греется от тепловых аккумуляторов и крутит турбину. Снаружи работает чистая химия, этому процессу ЭМИ не вредит. А медные трубки сами по себе — экран.

— Управление?

— Механика, — демонстративно подергал Сизарь деревянную ручку на веревочке. — Нет, в летающем прототипе все будет сделано более цивильно: сектор управления, красивые рычажки из керамики. Вперед толкнешь: число взрывов увеличится, назад оттянешь — прекратятся вовсе. Все пойдет через автоматическую систему безопасности, разумеется. Ну, сложные команды и настройки, прочая рабочая информация пойдет по оптоволокну. Системы управления «Клипером» тоже придется прятать за общий «экран», на пульте оставить только блоки управления.

— Ага, — кивнул Тумарин. — Вот только эти блоки тоже набиты микросхемами и нуждаются в электропитании. Как с этим?

— Никак, — пожал плечами Сизарь. — Все провода отключаются, отверстия закрываются. Это относится ко всем электросистемам. Каждый узел должен быть спрятан в железный ящик, который механически подключается и отключается, а любые отверстия всех приборов должны закрываться металлическими экранами. Никаких мониторов, лампочек, датчиков, передатчиков — ничего. Когда работает импульсный ядерный движок, в радиусе полусотни километров ничего электрического, электронного или просто намагниченного существовать не может.

— Что? — переспросил Денис.

— Что слышал! Сперва выключаем все, что есть снаружи, потом запускаем двигатель. Останавливаем двигатель — открываем и включаем внешние системы. И никак иначе.

— Прокля-ятье! — Схватившись за голову, Тумарин осел на пол и привалился спиной к стене. — Черт, черт, черт! Что же ты раньше ничего не говорил?!

— А чего такого? — не понял Сизарь. — Все же работает! Как швейцарский хронометр. Эту развалюху забудь, это просто стенд. Движок мы сделаем — новье, с иголочки, на новой опорной плите, в новом корпусе с новыми отражателями и новыми лазерами пускателей. Смонтируем на «Клипере» качественно и не торопясь. Что можно — перенесем в общий блок, остальное заэкранируем, протестируем, отладим. Управление авионикой там на гидравлике, ЭМИ не боится. Так что за месяц управимся. Главное, центровку удержать. Уж очень много лишней массы ему на корму добавится. Даже с учетом того, что поставим нашу систему вместо старого агрегатного отсека. А он железяка еще та, не маленький.

— Плевать на центровку, Леша. И на экранировку тоже плевать… — Денис глубоко запустил пальцы себе в волосы. — Ты понимаешь, что РЦ «Макеева» под твой «Клипер» воздушный старт готовит? Что тебя должны затащить на двенадцать тысяч метров и уже оттуда пустить в дальнейший набор высоты? Ты только что мне сказал, что при включении твоего движка самолет-буксировщик превратится в неуправляемый мусор. И что вместе с ним будет угроблен весь экипаж. Ч-черт! — Тумарин с силой ударился затылком о стену: — До презентации Топоркова осталось всего два месяца, до планового старта — четыре. А у нас вся программа лопнула, как воздушный шарик. Заэкранировалась медным тазом. И что мне теперь делать?

— Забрось нас «Протоном», — непринужденно пожал плечами Сизарь.

— Ну да, большое счастье. «Протон» — это четыре миллиарда рублей за пуск, «Воздушный старт» — полтора миллиона за вылет. Как говорится, почувствуйте разницу. «Протон» — это штучная, разовая вещь, «Воздушный старт» — неприхотливый извозчик. «Протон» — это космодром, стартовый стол, уникальные системы, каждый взлет как маленький подвиг. «Воздушный старт» — аэропорт, поток пассажиров и билеты в кассе. Пока в полетах на орбиту не появится будничной повседневности, Леша, освоению Солнечной системы не бывать. Парой экипажей в три человека новых миров не покорить. Ты, конечно, молодец. Но ты старался зря.

— Вот ведь елки-чижики-капуста, — вздохнул Сизарь и уселся рядом. — Все ты мне настроение испортил, адмирал. Даже шампанское пить расхотелось. И чего теперь делать?

— Не знаю, Леша, — отчаянно потер виски Денис. — Совсем не знаю. Поехали домой…

Обратный путь прошел в полной тишине. Тумарина уже не радовали лесовозы, что шли один за другим со стороны будущей линии электропередач, не интересовали ни новенькие асфальтоукладчики, медленно ползущие по грунтовке к воротам городка исследователей, ни аккуратные домики, что один за другим вырастали в конце гравийных дорожек в ожидании приезда новых и новых специалистов.

Здешний климат не предполагал заморозков, утепления и фундаментов не требовалось, а потому на ассигнованные корпорацией деньги — по миллиону рублей за дом — Денис позволил себе обеспечить каждого командировочного просторным бунгало на деревянных сваях с широкой верандой, большой гостиной, кабинетами, столовой, спальнями, ванными и прочим счастьем общей площадью в полтораста квадратных метров на двух этажах. Потаенной мыслью сидело желание приучить работников к вольготной комфортной жизни — чтобы обратно в тесные квартирки не тянуло.

И кому это теперь надо?

— Ладно, не грусти, — затормозив возле его дорожки, посоветовал Алексей. — Чего-нибудь придумаем. Инженеры мы или нет, в конце концов?

— Знаю, придумаем, — согласно кивнул Денис, не веря ни единому слову. — Созвонимся. Или ты сотовым не пользуешься?

— Совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Сизарь, открыл бардачок, вытащил из него жестяную коробку, сдвинул крышку, вытряхнул на сиденье телефон: — Вот, теперь все в порядке. Звони.

Тумарин помахал ему вслед, поднялся на крыльцо, в тень навеса над верандой, коротко обнял Аривжу, скинул запылившуюся рубашку на спинку ближайшего стула, устало бухнулся на другой.

— Что-нибудь случилось, Денис?

— Нет, ничего.

— Неправда. — Любимая подошла сзади и положила руки ему на плечи. — Я же вижу. Я чувствую.

— Все хорошо… — Он погладил одну из ладоней девушки.

— Я принесу тебе попить.

Она отошла, но очень быстро вернулась и поставила перед Денисом запотевший стакан с апельсиновым соком. Обошла стол, села напротив, положив перед собой мобильник и лист писчей бумаги.

— Пока тебя не было, телефон звонил не переставая. Я все записала, — отчиталась она и протянула бумажку: — Вот, смотри.

— А, неважно, — безразлично отмахнулся Тумарин.

— Нет так нет, — не стала спорить Аривжа, покрутила листок перед собой, положила на столешницу, несколько раз перегнула и сложила, расправила получившийся бумажный самолетик и небрежно запустила его с веранды в сторону ближайших пальм.

Денис проводил самолетик взглядом — и вдруг сорвался с места, метнулся за ним, подобрал с земли, осмотрел, рассмеялся и запустил снова. Забежал обратно наверх, подхватил Аривжу на руки, закружился с ней по веранде:

— Мое сокровище! Моя умница! Мое счастье, мое чудо! Как же это хорошо, что ты со мной! — Он поставил ее на пол и принялся покрывать лицо поцелуями.

— Это все, конечно, правда, — с улыбкой согласилась она, когда Денис чуток успокоился. — Но все-таки: что случилось?

— А, неважно, — отмахнулся он, взял со стола трубку и вызвал друга: — Алло, Сизарь? Ты свое шампанское еще не потерял? Тогда хватай бутылку и возвращайся сюда. Моя умница, моя прекрасная, единственная и неповторимая супруга только что походя разрешила все наши технические проблемы. Так что с тебя — цветы!

— А еще сегодня я закончила изготовление полиамидно-медной шестерни для осевой втулки бульдозера! — похвасталась Аривжа. — Из ничего: только чертеж, вибростенд и порошок. Уже отдала ремонтникам.

— Я же говорю, что ты гений! — упал перед ней на колено Денис и принялся целовать руки…

Загрузка...