Вольный стрелок

Глава одиннадцатая За и против

Денис Тумарин пытался привыкнуть к славе. Раздевшись донага, он валялся на широкой мягкой постели под освежающей струйкой воздуха из потолочного кондиционера, смотрел телевизор, панель которого висела на стене напротив, и привыкал. Получалось плохо. По всем каналам шли репортажи о фантастическом возвращении русских из глубокого космоса, раз за разом прокручивалась их вчерашняя посадка в сизом облаке горящих покрышек, три фигурки на фоне пожарных машин, толчея встречающих, его и Сизаря улыбки, суровое лицо пилота.

В общем, теперь их знал весь мир. Вот она, слава!

Денис прислушивался к себе — но никаких изменений отчего-то не ощущал. Ни гордости, ни радости, ни восторга. Когда он поднимался в кабину «Касатки», с трудом веря в то, что смог осуществить свою величайшую мечту, воплотил в реальность лучший проект середины двадцатого века, вот тогда — да, он гордился, радовался, был безмерно доволен успехом. А сейчас… Сейчас собственное лицо на каналах «Би-Би-Си», «Си-Эн-Эн», «Раша Тудэй», «Аль-Джазиры», «Евроньюс», «Франс двадцать четыре» воспринималось лишь как интересный зигзаг судьбы.

Показали и показали — ничто на фоне самого полета!

— Все валяешься? — зашелестев бамбуковой занавеской, скользнула в спальню Аривжа. Ее непостижимо антрацитовые волосы были как-то хитро свернуты и заколоты на затылке, причем самые кончики свисали до плеч коротким каре; плечи укрывала совершенно прозрачная накидка, на которой с трудом угадывался рисунок из роз и лилий, а в руках она держала поднос с двумя стаканами апельсинового сока и вазочкой с бисквитным печеньем. — Не надоело?

— Трое суток в жестком анатомическом кресле кого угодно научат ценить достоинства мягкой и просторной постели… — Он перекатился ближе, скользнул рукой по ее ноге от колена вверх: — А еще там не было тебя!

— Осторожно, прольешь! — засмеялась она. — Ты же просил сока.

— И сока тоже… — Он добрался до коленок губами и… И как всегда не вовремя зазвонил телефон. Денис откатился назад: — Кому там не спится в разгар рабочего дня? Ой… Доброе утро, Семен Александрович!

— Кому утро, а кому уже спать пора.

— Тогда спокойной ночи.

— Веселишься? Ладно, тебе можно, заслужил. Но одно служебное поручение ты мне выполнить все равно обязан. Проследи, чтобы твои напарники не напились на радостях. Завтра большая пресс-конференция вам намечена. Так что вы нужны не просто трезвыми, но и без похмелья. Отметите потом. Намекни им, что фирма планирует хорошие премиальные. Чтобы не так обидно было сидеть трезвыми. Мой самолет тоже уже готовят, утром увидимся. Или вечером? Черт… Это, значит, для вас послезавтра выходит? В общем, чтобы утром были огурцами!

— Он нас что, совсем за алкашей считает? — хмыкнул, отключаясь, Денис. — Совсем уже «устал», наверное!

Он откинул мобильник на подушку. Посмотрел на часы, немного подумал, резко схватился за него снова и стал искать в адресной книге нужные имена.

Кто там, когда и на чем прибывал на базу Панчито, Тумарин не знал. Он весь оставшийся день занимался тем, чем и положено перед прибытием начальства: подметал, прятал, заделывал, заклеивал и натирал. Не сам, конечно — всех вольнонаемных туземцев отправил глянец наводить. Намарафетил базу по полной программе. Разве только траву не покрасил — благо в здешних местах и без того все само зеленело и росло, как на дрожжах.

С одной стороны — смешно. С другой — показывать заказчику территорию, на которой половина объектов банально недостроены, тут и там кучи строительного мусора, огромное количество ценнейшего оборудования стоит в контейнерах и на поддонах прямо на земле, дороги где в асфальт закатаны, а где еще даже щебнем не отсыпаны, тоже не станешь. Как-никак — высоконаучная космическая база создается, трамплин цивилизации в будущее. Нужно соответствовать статусу: блестеть и красиво пахнуть.

Вернулся домой он уже затемно, под прикрытием фумигатора устроился ужинать на веранде, благо ночью даже здесь, в Центральной Америке, было весьма прохладно.

— Устал? — участливо погладила его по голове Аривжа. — А у нас сегодня все гуляли. Праздновали. Говорили, это ты выходной персоналу объявил. Ладно, отдыхай. Я сейчас принесу кускус.

— Ух ты, здорово! — обрадовался Денис.

Девушка часто баловала его разными домашними угощениями, совсем не похожими на те блюда, которые он пробовал в прежней, холостяцкой жизни. Больше всего ему нравились чакчука — нечто вроде перцев, фаршированных яичницей, — рыба с хариссой, тушенная в овощах, и кускус — похожий на ленивые голубцы, но сделанные из манной каши с курицей. Кашу-малашу из детсадовского счастья это ничуть не напоминало.

— Голодный?

— Не то слово… Постой, а это кто едет?

Возле дорожки к дому затормозила белая аэродромовская «Акура». Из пассажирской дверцы бодро выскочил Топорков в темных очках, соломенной шляпе и в яркой рубахе-гавайке, выпущенной поверх светлых штанов, бодро пробежался до ступеней, через пролет запрыгнул наверх:

— Привет, Кулибин! — протянул он руку Денису и громко охнул, глянув на Аривжу: — Это и есть та самая красавица, из-за которой ты голову потерял? Не удивительно! Ничуть не удивительно…

Он стремительно наклонился, поцеловал девушке руку — Аривжа ее тут же отдернула и быстро ушла в дом.

— Ты молодец, Тумарин! — присел к столу миллионер. — Давай, рассказывай, чем закончилось? Только не мыло для прессы, а реальный результат. Наша «Касатка» пригодна к работе? Мы сможем реально возить на ней пассажиров, или ее придется использовать как рекламную витрину?

— Сможем. Хоть завтра, после замены опорной плиты.

— Уверен?

— Да.

— Коли все так хорошо, Денис, какого черта вы наверх ушли? Почему полет не по плану прошел?

— Тяга слишком большой при старте оказалась. Пока сообразили, что к чему, оказались уже слишком высоко. По уму, массу орбитального челнока желательно увеличить раз в пять. Тогда ход будет значительно равномернее. После взлета можно даже гравитацию, близкую к земной, на время обеспечить…

Из дома вышла с подносом Аривжа. Ее голова теперь была прикрыта платком, волосы спрятаны под ткань. Она быстро и молчаливо выставила блюдо с кускусом, тарелки, стаканы, запотевший кувшин с соком и ушла.

— Она чего, обиделась? — не понял олигарх.

— Нет. Просто с гостями за стол никогда не садится. У них не принято. Только если званый ужин, или когда мы в столовой. Но и то, лишь когда в компании есть другие женщины.

— А-а… Ну, это, наверное, и хорошо, — подмигнул миллионер. — Впрочем, давай лучше о деле. Под твое поручительство мы полагаем сотню скафандров «Орлан» заказать и обитаемые модули. Будем разворачивать космическую стройплощадку. Ты ведь говорил — год? Вот чтобы через год полный комплект был в готовности. Твоего слова ждал. Раз ты ручаешься, открываем финансирование.

— Что, просто под честное слово?

— Учитывая прошлый опыт, твое слово заслуживает доверия, — налил себе сока олигарх. — Ты же куратор проекта, правильно? Лицо, принимающее решение. С тебя, если что, и спрос.

— За такие ошибки ответить трудно. Тут расходы сотнями миллиардов исчисляются.

— Ты же не на бирже играешь, Денис. Это там чистая рулетка. С инженерными вопросами все всегда намного проще. — Гость выпил сок, налил еще. — К тому же, ты приносишь удачу. На волне известий о вашей катастрофе акции концерна позавчера так просели, что хоть веником с пола подметай. Однако некоторые люди продолжали верить в вас несмотря ни на что. А после вашего возвращения, друг мой, акции прыгнули так, что «отскок» еще не меньше двух недель будет длиться. Так что самые преданные ваши поклонники неплохо «поднялись» и испытывают к вам чувство безмерной благодарности. Число желающих ухватиться за голубой хвост твоей фортуны изрядно возросло.

Олигарх широко улыбнулся, снова подмигнул и приглашающе приподнял пустой стакан. Спохватился, наполнил его снова, выпил:

— Заказы на медь размещены. Часть проволоки по спецификации куплена на бирже, пока цены не проснулись. С остальным разбирайся сам, аванс переведен. Жена у тебя красавица… В смысле, я тут явно лишний. Самое главное сказал, завтра увидимся.

Топорков поднялся, одернул гавайку:

— Да, чуть не забыл. Контракты на «орланы» будут оформляться на тебя, так что ты нужен в Москве. Плюс договоры новые подпишешь у нас в конторе. Сам понимаешь, суммы немалые. Адвокаты, нотариусы, печати — все должно быть оформлено по правилам. Теперь точно все, до встречи. Меня сегодня обещали искупать сразу в двух океанах!

— Без вертушки не успеете.

— А она есть! — прощаясь, вскинул руку миллионер и, весело посвистывая, сбежал в сумерки.

Если бы Тумарин не знал, что гость из Москвы — где сейчас утро, — подумал бы, что пьяный.

Пресс-конференция вызвала у Дениса двойственное ощущение. С одной стороны — внимание почти двух сотен людей, собравшихся со всех уголков планеты ради встречи с ними, было, откровенно говоря, приятно. С другой — невероятно поразила тематика вопросов.

Больше всего журналистов интересовало: что почувствовали испытатели, когда поняли, что умрут? Все трое по очереди рассказали, что умирать отнюдь не собирались, после чего Тумарин вкратце обрисовал свой план увеличить массу корабля для большей комфортности полета; Сизарь пообещал через год сделать охлаждаемую «бессмертную» плиту, а Егор Антонович вдруг признался, что желает в следующем году провести испытание межпланетного пассажирского корабля, способного достичь Венеры и вернуться назад всего за месяц. И Денис — от неожиданности — ему это даже пообещал.

Вторым заходом корреспонденты поинтересовались наличием у пилотов семей, а также тем, о ком они подумали в тот миг, когда осознали свою неминуемую гибель.

Третьим: что им хотелось сказать родным и близким в момент осознания смерти?

Четвертым: куда они ходили в туалет так долго — почти четверо суток вместо нескольких часов полета?

Егор Антонович в ответ попытался напомнить о возможностях «Клипера» и об оборудовании его всем необходимым — но тут Сизарь ляпнул, что в отсутствие еды этот вопрос путешественников сильно не беспокоил, и еще минимум полчаса журналисты пытали их о муках перенесенного голода, у кого что болело и кого космонавты намеревались съесть в первую очередь.

Потом пошли вопросы о любимых одеколонах, бритвах, носках, книгах, вине, музыке, продуктах, способах борьбы с ожирением — и Тумарину остро захотелось плюнуть на все и сбежать.

— Скажите, господин Тумарин, — совершенно неожиданно на общем фоне дезодорантов и пирожков спросил взлохмаченный корреспондент «Раша Тудэй», — а почему сборочная площадка венерианских обитаемых островов предполагается на орбите Луны? Зачем так далеко?

— Учитывая новые двигатели, которые появились в распоряжении концерна, — наклонился к микрофону Денис, — особой сложности в транспортировке грузов на дальнюю орбиту у нас не ожидается. Зато возле Луны нет космического мусора, а уход от нее в межпланетное пространство требует меньших усилий.

— Вы собираетесь разместить там почти пятьсот работников. Где они будут жить?

— Предварительно мы используем готовые модули КБ Хруничева, а затем, с прибытием первых монтажных материалов, соберем жилой остров, аналогичный венерианским обитаемым базам.

— Неужели вы успеете сделать это всего за год?

Познания паренька в предварительных планах компании были столь подробны, что Денис наконец сообразил: да он просто «подставной»! Спрашивает о том, о чем сказать нужно, но на что журналистам наплевать.

— На заводах «Ависма» уже начато производство конструкций первых плавучих островов, — кивнул Тумарин. — К тому моменту, когда будет налажена транспортировка грузовых модулей на орбиту, мы намерены приготовить к запуску целых два готовых строительных комплекта. Только успевай собирать.

— Скажите, господин Тумарин, а это правда, что ваша организация будет отправлять в космос только лиц с арийской внешностью? — из другого конца зала громко поинтересовалась уже знакомая Денису, лошаднолицая француженка.

— Наши требования относятся исключительно к квалификации, — пожал плечами Тумарин.

— Господа, вы же должны понимать, — не выдержав, поднялся на сцену Топорков и встал перед столом. — Впервые в истории человеческой цивилизации мы начинаем планомерное освоение внеземного пространства. Это очень сложный технический проект, который требует сугубо технического мышления от всех специалистов. В новом, внеземном мире не будет места суевериям, колдовству, побиванию дьявола или разделению женщин и мужчин на разные сословия. Во имя безопасности наших клиентов мы обязаны исходить из требования надежности систем и медицинской службы, а не средневековых верований или законов шариата.

— Вы хотите сказать, что запрещаете исламу покидать землю?! — обрадовалась француженка. — Аллаху вход в космос закрыт?

— Вера — это личное дело каждого клиента… — попытался пояснить Топорков, но оживившиеся репортеры требовали другого.

— Вы отрицаете это? Отрицаете или признаете? — радостно устремились они вперед, ловя камерами крупный план.

— Мы не заставляем никого нарушать свои устои и жить по нашим лекалам, ломать свою веру и судьбу в угоду чужой прихоти! — вдруг разозлился миллионер. — Так какого хрена вы требуете этого от нас?! Мои клиенты будут жить так, как хочется им, и только по тем правилам, которые они установят сами! По своим обычаям, а не по вашим!

— Вы слышали?! — выпучив глаза, громко закричала в свой микрофон француженка. — Только что у всех на глазах русский миллиардер объявил войну исламу!

Топорков пожал плечами и вышел, прикрываясь рукой от многочисленных вспышек.

— Думаю, на этом пресс-конференцию можно завершить, — поднялся со своего места Тумарин. — Но для желающих осмотреть нашу производственную базу, обеспечивающую запуски и работу на орбите, я могу организовать небольшую экскурсию. Остальных же приглашаю пройти в столовую и немного подкрепиться.

Желающие, как ни странно, нашлись. Правда, не из числа «маститых-знаменитых» журналистов. С ним увязалось несколько «блоггеров», студенты из институтских малотиражек, «подставной» паренек от «Раша Тудэй» и еще трое молодых ребят, говорящих по-русски с сильным акцентом.

— Не страшно тайны открывать? — пристраивая на плечо камеру, поинтересовался «подставной».

— Ну, тогда начну экскурсию с того, что тайна производства чугунного утюга, фотоувеличителя или патефонов тоже известна всем на свете. Но их все равно никто не изготавливает, ибо они никому не нужны. То, что вы увидите здесь, тоже разработано десятки лет назад. Но до сегодняшнего дня было никому не нужно…

С молодыми и въедливыми он застрял до позднего вечера — пока они, не спавшие больше суток, не заклевали носом. Да так, что вся компания, отказавшись от ужина, разошлась по номерам.

Бунгало Тумарина тоже стояло уже темным — похоже, его половинка уже отправилась спать. Стараясь не побеспокоить Аривжу, Денис осторожно прокрался через веранду, вошел в дом — и услышал тихое отдаленное всхлипывание. Он метнулся в спальню, присел на край постели, сгреб девушку прямо вместе с одеялом и прижал к себе:

— Милая, ты чего? Что случилось, любимая? Кто тебя обидел?

— Никто… — всхлипнула Аривжа, тыкаясь носом то в его плечо, то в шею. — Ничего страшного… Не обращай внимания…

— Ничего себе! — искренне возмутился Денис. — Моя любимая и единственная половинка в слезах, а я внимания обращать не должен? Рассказывай немедленно!

— Правда ничего, Денис… Просто мысли глупые…

— Ну, так и расскажи, что это за мысли?

Она слабо качнула головой из стороны в сторону.

— Подожди, — встревожился Тумарин. — А может, это из-за меня? Я опять что-то не так сделал по глупости? Я тебя обидел?

— Нет-нет, что ты, любимый… — Она подтянулась и поцеловала его в щеку. — Ты тут совершенно ни при чем!

— Так нельзя, Аривжа! Я же теперь весь изведусь… И вообще, моя любимая не должна плакать. Никогда в жизни! Признавайся, в чем дело? И я сделаю так, чтобы этого больше не случалось.

— Ты не сможешь, — уже успокаиваясь, ответила она.

— Когда дело касается твоих слез, я смогу все! — твердо ответил Денис. — Признавайся немедленно…

— Ты все равно ничего не сможешь изменить.

— Ты хочешь меня обидеть? Я переверну весь этот жалкий мир, но ты больше никогда не проронишь ни одной слезинки!

— Уже поздно, — вздохнула Аривжа, обнимая молодого человека за шею. — Я хотела посмотреть твою пресс-конференцию. Даже в лабораторию специально не пошла.

— И чего я там такого ухитрился ляпнуть?

— Они перед началом репортажа ролики крутили. Ну, с посадкой вашей, как вы вышли, как вас встречали. Я тебя там обнимала и целовала. И они это тоже показали. — Аривжа тихонько всхлипнула. — Теперь во всем свете все это видели и все знают…

— Пускай. Ты моя, я твой, и так будет всегда. Чего нам с тобой прятать?

— Теперь отец наверняка узнает… Сам увидит, или расскажет кто-нибудь. Это даже хуже, чем если бы я сама рассказала. — Девушка обняла его еще крепче, прижимаясь щекой к щеке. — Он не простит меня никогда. Это огромный, несмываемый позор. Он убьет и тебя, и меня.

— Перестань. Никто никого не убьет.

— Ты не знаешь моего отца. Ты не знаешь нашего рода… — Она тихо всхлипнула, утерла глаза. — Ты ведь совсем голодный, Денис? Давай, я тебя покормлю?

— Не нужно, — удержал девушку молодой человек. — Отдыхай. Спи.

— Какой сон, Денис? — горько улыбнулась она. — Лучше я что-нибудь согрею. Забудусь немного.

— Не нужно. Я знаю способ лучше… — Молодой человек спешно избавился от одежды и начал целовать соленые глаза своей любимой.

Утешить и убаюкать Аривжу Денису, конечно же, удалось. Однако утром, едва открыв глаза, она немедленно включила телевизор и принялась листать новостные каналы, пока не остановилась на «Аль-Джазире». Не став с ней спорить, Тумарин сходил к холодильнику за компотом, налил два стакана. В третий плеснул воды и воткнул какой-то сине-желтый местный цветок. Вернулся назад.

Девушка сидела посреди постели, поджав ноги под себя и вцепившись в пульт обеими руками. Увидев его, улыбнулась, дотянулась до стакана, немного отпила:

— Спасибо, мой родной! Но если мы вдруг окажемся у нас дома, в Тунисе, никогда не делай этого при посторонних. Даже при слугах.

— Все-таки окажемся? — порадовался возникшему оптимизму Тумарин. — Показали что-то интересное?

— Ужасы сплошные показывают, — мотнула головой Аривжа. — Во Франции полицейские все чаще стреляют по людям, а те забрасывают их камнями. Несколько городов и районов прогнали полицию и установили шариатские законы. Их собираются штурмовать жандармерией. Обещают даже развернуть Иностранный легион. В Германии идут турецкие демонстрации тоже с требованиями установить шариат, в Англии случилось несколько взрывов в метро, и обвинить в этом собираются местных мусульман. Тех, которые свои, коренные британцы. В США кричат о голодных бунтах и гангстерской войне. Я совершенно не представляю, как можно быть такими злыми? Пророк Мухаммед, да пребудет над ним мир, учил, что даже во время войны нельзя убивать детей, женщин и стариков. Не понимаю, почему люди во время мира стреляют в слабых и безоружных?

— Нас показывали? — подобрался ближе Денис.

— Только посадку показали, еще самую первую, и тебя. Говорят, что неверные убегают от божьего гнева на мертвые земли. Но больше — про погибших во Франции. Они ведь там все такие молодые!

— А что вещают сами френчи?

Пристроив голову на ее коленях, Тумарин забрал пульт, «пролистал» каналы — и тут же наткнулся на Топоркова крупным планом, закрывающегося от объектива.

— Огромное возмущение в исламском мире вызвали слова русского олигарха, — надрывно вещал диктор за кадром, — о запрете мусульманам на выход в космическое пространство. Глава концерна фактически объявил войну одной из трех мировых религий. Авторитетный муфтий Ахмад Мусаил уже призвал не допустить подобного богохульства: «Недопустимо, чтобы неверные осквернили девственные миры, созданные Аллахом для жизни правоверных и расширения исламского мира». Муфтий Джабраил Ибн Бабивейх призвал мусульман мира приложить все силы для недопущения такого кощунства. Известно, что целый ряд исламских стран направил требования к правительствам Евросоюза запретить всякую деятельность агентства «Планета белой расы».

Денис не то чтобы имел что-то против своей девушки, но все же на нее покосился. Аривжа, разумеется, все почувствовала, пожала плечами, взяла пульт, вернула на «Джазиру», поймав корреспондентку на полуфразе:

— …алайзии отрицает факт направления ноты в МИД Франции или России. Представитель посольства сообщил по телефону, что ему неизвестно о призывах физического устранения сотрудников агентства «Планеты белой расы», а также напомнил, что Малайзия последовательно выступает против применения силы для разрешения международных разногласий.

Щелчок назад:

— Представители виднейших правозащитных организаций поддержали требование о запрете националистической организации «Планета белой расы» после фашистских высказываний ее руководителя и призвали запретить русскому олигарху въезд в Евросоюз.

— Топорков же ничего не говорил, — не поняла Аривжа. — Я же видела всю трансляцию от начала и до конца!

— Журналюги, — отмахнулся Тумарин. — Им всегда плевать, кто и что говорит, им нужен скандал. Чтобы люди читали, смотрели и возмущались. Плюнь — погавкают и перестанут. На пустом месте ведь все раздуто. — Он отобрал пульт и выключил панель. — Скажи-ка лучше, что ты там про свой дом упоминала?

— Не помню, я тебе говорила, что у меня мама русская? — откинувшись, по-кошачьи вытянулась Аривжа. — Она что-нибудь придумает. Предупредит, сама скажет отцу. А потом, когда он перестанет гневаться, я покаюсь. Он меня любит. Он не сможет сердиться вечно.

— Ну, так позвони ей!

— Позвоню.

— Позвони!

— Подожди, не торопи меня! — Она снова собралась в комочек. — Я не могу так, сразу. Мне нужно приготовиться. Я пока и слов нужных подобрать не успела. Не торопи! Когда будет пора, я позвоню сама. Скажи лучше, когда ты принесешь спецификации? Чтобы составить список необходимых на орбите порошков, я должна знать, какие материалы и в каких количествах использованы на станции, и оценить возможную статистику поломок.

— Ты хочешь сказать, что твой формовочный станок готов? — встрепенулся Денис.

— Наверное, — пожала она плечами. — Пока не пройдут испытания в невесомости, точно сказать нельзя. Но здесь за последние две недели не случилось ни одного сбоя в работе и не возникло ни одной жалобы на изделия. Отчет тоже готов.

— А как с послойным напылением?

— Не выходит, — покачала головой Аривжа. — Не могу добиться плотности в готовом материале. А без плотности нет прочности. И Виталий Михайлович тоже ничего посоветовать не может. Хочет посмотреть образцы.

— Никаких проблем. Топорков как раз вызывает меня в Москву для бумажных формальностей. Полетели вместе? Получишь заслуженные зачеты, помучаешь Витальку вопросами.

— Да, — коротко согласилась девушка, повертела в руках пульт, нажала одну из кнопок. Экран засветился, на нем опять появилась фотография закрывшегося от камер миллионера.

— Итак, русские предлагают всем, кто не желает исламизации, феминизации, ювенизации и прочих классических страшилок современности, переселяться в космос, подальше от гастарбайтеров, шахидов и уголовников, — тоном матерого аналитика прокомментировал снимок невидимый мужчина. — В ответ мусульмане обещают уничтожать всех смертных, кто попытается сбежать с планеты, и любого человека, помогающего в освоении космоса. Малообещающее начало для проекта, который начинался с посулов полной безопасности каждому белому человеку. Похоже, ситуация складывается так, что желающие скрыться от общественного прогресса на Венере, наоборот, первыми окажутся под прицелом террора.

— Выключи этот бред, — попросил Денис. — Кто из нормальных людей в такое поверит?

За минувшие месяцы Муллае Салех в Марселе освоился, прижился и переоделся, стараясь походить на местного. К своим французы и садились охотнее, и чаевых оставляли больше. Город он уже помнил не хуже родного Наукшота. Даже лучше: ведь дома ему не приходилось ездить так часто и много с одной окраины на другую. Впервые в жизни у Салеха в кармане постоянно находились очень большие деньги, и он даже позволил себе снять небольшую комнату недалеко от брата — хотя каждый месяц не забывал отсылать хорошие суммы семье. Теперь он уже подумывал и о том, чтобы перевезти сюда обеих жен и детей. Муллае был уверен, что голодать, как в Африке, им уже не придется. Но чтобы перевезти их, все равно нужны деньги — и он старался изо всех сил, угождая каждому клиенту и ни на что не отвлекаясь в рабочие часы.

К рассвету Салех, как обычно, подогнал такси к дому брата, набрал из крана у подвального окна воды в большую бутылку и, поливая глянцевые бока машины, быстро отер ее влажной мыльной губкой, затем полотенцем и, наконец — войлочной тряпицей с воском.

— Хорошего тебе дня, брат, — неожиданно поздоровался с ним опрятного вида араб в хорошо отпаренных брюках и светлой рубашке. — Ты Муллае Салех, таксист? Слава Аллаху, да будет благословенно его имя, я тебя застал! Мне посоветовал найти тебя Мустафа с базарной площади. Он говорит, ты свободен целыми днями.

— И тебе хорошего, светлого и доброго дня, друг, — поклонился незнакомцу Салех, следуя заветам пророка отвечать на каждое доброе приветствие еще более добрым.

— Мой день уже хорош, — кивнул араб. — Я купил новую машину. Но в магазине жадные гяуры отказались принимать старую на обмен. Теперь мне нужно перегнать ее обратно в Тулон, а я не могу ехать на двух одновременно. Сделай милость, перегони мой старый автомобиль! Я заплачу пятьдесят евро и дам денег на обратный билет на автобус.

— Поехать в Тулон стоит сто пятьдесят евро, — моментально сориентировался Муллае.

— Но ведь ты не повезешь меня на своей машине! Ты поедешь на моей. Пусть будет шестьдесят.

— Я работаю, друг. В этой стране все недовольны, когда кто-то понижает цену против других. Меньше ста я никак не могу согласиться.

— Хорошо, пусть будет сто, — кивнул незнакомец. — Но тогда обратный билет ты купишь сам. Мои машины стоят у площади, два зеленых «Фиата». Ты их узнаешь.

С трудом дождавшись брата, Муллае отдал ему ключи и побежал вниз по улице, моля Аллаха, чтобы арабу с его ста евро случайно не встретился другой, более свободный водитель. Однако удача оказалась на стороне Салеха: на площади вокруг старой часовни, на которой днем приезжие цыгане торговали свежей зеленью и овощами, он увидел две зеленые машины. Одна — совершенно новенькая, а другая — блеклая и вытертая, лет десяти.

— Ну, наконец-то! — Дверца нового авто распахнулась, и оттуда выглянул незнакомец, бросил ключи: — Поехали! Мне еще нужно успеть на работу.

— А задаток? — спросил Салех.

— Я тебе машину доверяю, о чем ты спрашиваешь?! — возмущенно вскинул руки араб. — Она не сто, она тысячу евро еще стоит, даже больше. Доедешь аккуратно, поставишь в гараж — тогда и отдам.

Муллае кивнул, спорить не стал. Можно не беспокоиться: если араб не даст денег — он не вернет ключи. Да и выглядел незнакомец вполне благопристойно.

— За мной поезжай! — крикнул он. — Я покажу дорогу.

А это было и вовсе хорошо.

Салех сел за руль уже открытой машины, завел мотор, аккуратно выжал сцепление и включил первую передачу…

Поездка по утренним, еще совершенно пустым дорогам много времени не заняла. Уже в Тулоне, повернув на одну из улиц, араб затормозил, включил аварийную сигнализацию, выскочил из машины, подбежал к Салеху:

— В подземном гараже шлагбаум больше одной машины за раз не пропускает. Ты поезжай за мной и подожди у спуска. Я новый автомобиль запаркую, потом вернусь и открою тебе ворота.

Муллае кивнул. Незнакомец вернулся обратно, свернул к белой многоэтажке, вкатился в подземный гараж. Как он и предупреждал, шлагбаум сразу опустился. Салех подъехал к самому столбику с прорезью для магнитных карт, остановился, дернул рычаг стояночного тормоза, заглушил мотор, чтобы не тревожить здешних обитателей, огляделся.

Тем временем его наниматель, спустившись на два яруса, остановился на площадке, отмеченной номером его автомобиля, достал телефон и быстро набрал нужный номер. Нажал кнопку вызова.

Салех же из своего окна еще успел увидеть совершенно новенькую вывеску с золотистым шариком и надписью «Планета белой расы». Потом в багажнике что-то пискнуло, и Муллае утонул в облаке огня.

Взрывная волна, расширяясь горячим облаком, сдула шлагбаум и столбик с датчиками, подбросила навес, швырнула куда-то ввысь буквы и надписи, превратила в белую сверкающую пыль стекла пяти окрестных домов. Часть пламени ворвалась на подземную парковку, но быстро развеялась, повредив лишь пару ближних машин. До нижнего яруса, на котором араб закрывал новенький «Фиат», и вовсе докатился лишь слабый тревожный грохот.

— Боже милостивый, что же там творится-то? — испуганно перекрестилась женщина, глядя на огромную проекционную панель, висящую в зале ожидания «Шереметьево». — Опять кто-то подорвался! И эти, арабы, машины жгут. Доченька, может, не поедешь?

— Поеду, мама, поеду! — твердо ответила Ирина. — Когда еще такая возможность появится? С одним только загранпаспортом сколько возиться пришлось. Смотри, регистрацию объявили! Все, мамуль, я убегаю.

— Куда ты так торопишься?

— Мамуль, за таможню тебя все равно не пустят. Это же не внутренний рейс… — Девушка впопыхах расцеловала женщину, подхватила сумку. — Папу за меня обними! Все, убежала.

Перед таможенной стойкой, спрятанной за стеклянную стену, собралась очередь из полутора десятков человек. Ира поставила сумку на пол, зевнула — и с ужасом заметила, что отражается в стеклянной стене, словно в зеркале. Вздрогнув, она быстро закрыла рот ладонью, отвернулась. Чуть выждала, повернулась к стеклу снова. Вздохнула. Лишние двадцать килограммов веса, несмотря на все ее старания, откровенно выпирали через ткань легкого сатинового сарафана с длинной юбкой.

Войну с лишним весом девушка вела, пожалуй, все двадцать пять лет своей жизни — и вес неизменно побеждал, лишая Иру права на обтягивающие джинсы и платья, не пуская на пляжи и отбивая всякую охоту посещать ночные клубы и вечеринки. Единственным плюсом повышенной упитанности была большая грудь — но подчеркивать ее девушка как-то стеснялась, предпочитая свободную одежду.

Ладонь, следуя ее мыслям, невольно скользнула по телу: коснулась короткой, спортивной стрижки, проверила грудь, по боку прошлась до талии и вниз… Тут Ира поймала заинтересованный взгляд какого-то мужчины, отдернула руку и отвернулась. Чуть постояла, скосила глаза. Мужчина нагло продолжал рассматривать ее отражение. Высокий, широкоплечий, скуластый. Пышущий силой и достатком. Ира ощутила себя, словно на витрине под стеклом, и невольно поежилась. К счастью, очередь двинулась вперед, и очередная стеклянная панель, матово-белая, никаких отражений не выдавала.

У таможенника ни сама Ирина Савельева, ни ее сумка интереса не вызвали, и девушка переместилась в следующий зал — ждать еще полтора часа, оставшихся до вылета.

— Установлено имя террориста-смертника, подорвавшего офис агентства «Планета белой расы», — вдруг громко сказали за ее спиной. — Это Муллае Салех, выходец из Марокко, нелегально прибывший во Францию. В своем предсмертном письме, направленном новостному телеканалу, исламист сообщил, что неверные не имеют права марать созданный Аллахом мир своим существованием.

Ирина оглянулась и обнаружила прямо за собой того самого мужчину, что рассматривал ее отражение.

— Слишком громко? — сказал он. — Извините, сейчас убавлю. Ждать нам еще долго, хотел хоть новости пока посмотреть.

Телефон его был размером с ладонь, и яркий цветной экран занимал весь размер мобильника.

— Мы видим, что есть силы, которым мало уничтожить цивилизацию, — говорил с него седой морщинистый старик, — они желают физически истребить все белые народы, запугивая людей и лишая их последнего шанса обрести безопасность. Но мы не отступим. Даже если «ПБР» запретят открывать представительства в Европе, любой желающий все равно сможет связаться с нами через Интернет или по почте и приобрести билет туда, где нет грабежей, террора и педофилии.

— Они преувеличивают. — Мужчина спрятал сотовый в карман. — Все не так страшно. В Европе, конечно, немножко стреляют и немножко жгут, но в центральных районах крупных городов тихо и безопасно. Если не соваться в исламские кварталы и не выходить в темное время суток на улицу, то ничего не случится.

— А я и не боюсь, — отвернулась Ира.

— Это не обручальное кольцо, — сказал мужчина ей в спину. — Это печатка. Подарили друзья на день рождения. На другой палец не налезает.

— При чем тут ваше кольцо? — не поняла девушка.

— Вы посмотрели на мою руку и чуть не фыркнули, сразу отвернулись… — Он поднял и растопырил правую ладонь, демонстрируя золотое украшение.

— Я и не смотрела, — покачала она головой и густо покраснела.

— Обращаю ваше внимание, что человек без обручального кольца оное мог просто снять, — гнул свою линию незнакомец. — А если он носит на этом пальце печатку, то кольца не было совершенно точно.

Девушка глянула на свою руку, сжала ее в пухлый кулачок:

— Неправда!

— Надеюсь. Меня, кстати, Толиком зовут. Раз мы на один чартер регистрировались, то, похоже, в общей туристической группе оказались. Ближайшие две недели проведем вместе.

— Ирина. Савельева, — назвалась и она.

— Первый раз в Париж?

— Да, — кивнула девушка. — Выиграла путевку и решила воспользоваться. А вы?

— Третий. После того, как у французов арабские бунты опять начались, цены на путевки упали. Вот и пользуюсь, пока буча не закончится. В смысле, пользуемся. Вон, мои друзья идут. — Он помахал рукой миновавшим таможню лысому мужчине и длинноволосой женщине лет сорока. — Это Антон, наш директор по маркетингу, и Людмила, бухгалтер. Никогда никому не говорите, что видели их вместе. Они из конкурирующих фирм.

Антон и Людмила и вправду вели себя, как ежики, которые боятся подойти друг к другу слишком близко, чтобы не уколоться. Хотя женщина оказалась милой и доброжелательной собеседницей — после того, как их представили, Ира и Люда быстро разговорились и дальше держались вместе. Уже в Париже, расселяясь по двухместным номерам, они легко согласились остановиться вдвоем, и на экскурсии отправлялись, усаживаясь в соседние кресла автобуса.

Лувр, Эйфелева башня, дворец Броньяр, Тампль, Жакмар-Андре, Пале-Субис, Елисейские Поля…

А еще, как оказалось, Людмила свободно разговаривала по-французски, что было невероятной удачей при посещении мелких сувенирных лавочек и супермаркетов.

На третий вечер раскрылась еще одна тайна ее спутницы, которая каждый вечер куда-то исчезала на час, а то и два. Спустя десять минут после того, как Людмила снова отлучилась, в дверь осторожно постучали, и на пороге возник Толик с тремя алыми розами в руке:

— Ты позволишь? — протянул он Ирине цветы.

— Спасибо. — Она приняла букет, посторонилась, понюхала крупные бутоны. — Это в честь чего?

— Я подумал, что стучаться к девушке без букета цветов будет неприлично. — Он прошел в комнату. — Ты позволишь пересидеть у тебя пару часов? По отелю шляться надоело, а кое-кому хочется побыть наедине.

— Кому? — в первый миг не сообразила Ирина, но уже в следующую секунду догадалась, что двое из ее новых знакомых, похоже, пребывают в Москве не только в конкурирующих фирмах, но и в «конкурирующих» семьях. — Что ты за спиной прячешь?

— Я… на всякий случай… — Анатолий показал бутылку шампанского.

— Понятно, — кивнула она. — Значит, Люда бегает к Антону, а ты, пользуясь случаем, не даешь заскучать ее подруге? Ты это с самого начала придумал?

— Нет, не сразу. Сперва я увидел тебя в отражении, и мне стало жутко завидно тому человеку, который имеет возможность обнимать вечерами такую красавицу. Потом я понял, что ты не замужем. А уже потом придумал все остальное.

— Людмилу от мужа отмазываешь? Нужны доказательства, что она с подружкой жила, а не с другом?

— Нет. Просто не лезу в чужие дела… — Он покрутил в руках бутылку. — Выпьешь шампанского? Настоящего, французского? Из Парижа?

— Я думаю, Толя, тут достаточно мест для развлечения и вне этого номера. Кафе, бары, бильярдные, спортивные залы, бассейн…

— Хорошо, Ира. Я могу пригласить тебя в кафе, бар, бильярдную и бассейн?

— Нет, спасибо. Я сегодня устала, — покачала она головой.

Ирина положила букет на стол, взяла кувшин, сходила в ванную, набрала в него воды. Вернулась. Поздний гость все еще мялся в комнате, тиская влажную бутылку. Девушка прошла мимо него, поставила цветы в кувшин, расправила. Снова понюхала нежные бутоны… И что-то вдруг перевернулось в ее душе.

Она в Париже! Она приехала за новыми впечатлениями, она надеялась на приключения, неожиданности, она мечтала вдохнуть легендарный воздух Франции и Парижа, ауру нежности, страсти и любовного безумия. И эта шальная романтичность только что скользнула рядом, смертельно испугав ее неожиданным шелковистым прикосновением. И сейчас, прямо сейчас исчезнет за дверью в застеленных коврами коридорах…

Ира круто развернулась, чуть откинулась назад, опираясь на стол обеими руками и глядя гостю прямо в глаза. Анатолий улыбнулся, мгновенно ощутив перемену, поставил злосчастное шампанское на стол, жадно сгреб девушку в объятия…

И она оказалась в том самом Париже, о котором мечтают многие юные девочки.

Разумеется, завтрак и утреннюю экскурсию они прогуляли. И только бесчестное чувство голода вынудило любовников присоединиться к общей группе перед самым обедом.

Кормили туристов за столиками на четверых в гостиничном ресторане, совершенно пустом в это время суток. Из развлечений здесь был небольшой мелководный фонтанчик, вокруг которого плавали кругами красно-белые карпы кои, и четыре телевизора, включенных на разные каналы. Говорить со ставшими вдруг посторонними друзьями Ире было не о чем, а потому она, ожидая обеда, внимательно смотрела на экран, буднично рассказывающий о попытках жандармерии навести порядок в «шариатских районах» и неудачной попытке взорвать бомбу возле агентства «Планеты белой расы» в Лионе, и делала вид, что не ощущает Толиного взгляда, обжигающего ей ухо.

— Продолжаются убийства русских туристов во Франции, — скучающим тоном продолжил диктор. — Исламисты, протестующие против осваивания «неверными» других планет Солнечной системы, вчера вечером похитили, жестоко изнасиловали и убили Ирину Савельеву, приехавшую в Париж по путевке, изуродовав несчастную до неузнаваемости. Несколько ее спутников избиты и находятся в больнице в тяжелом состоянии. Между тем, испытания новых орбитальных аппаратов концерна «Молибден» продолжаются. Семен Топорков, основатель агентства «ПБР», сообщил о разработке нового, более тяжелого аппарата для отправки пассажиров на орбиту Луны. Он будет использовать для старта супермощный русский транспортный самолет «Мрия» грузоподъемностью двести пятьдесят тонн…

— Как Ирину Савельеву? — не поняла девушка. — Это же я!

— Дай пощупать, — протянул руку Антон. — Ты уверена, что ты не зомби?

— Мне кажется, господа из «невро-ньюс» несколько преувеличили твои страдания, — усмехнулась Людмила.

— Господи, а вдруг это мама увидела!

Ира схватилась за сумочку, дернула телефон. Тот скользнул между пальцами, полетел вниз на мраморный пол. Спасая мобильник, девушка инстинктивно подставила ногу. Движение оказалось точным: подъем ступни четко и быстро коснулся клавиатуры. От удара трубка взлетела вверх, врезалась в потолок, отрикошетировала от него в колонну, раскололась надвое, половинки отразились влево и упали в воду по сторонам от фонтана, подняв сразу три всплеска разной высоты. В ресторане повисла восхищенная тишина.

— Можно уточнить, какая именно марка вызывает у леди такую ненависть? — спросил кто-то из-за соседнего столика.

Все расхохотались — но Ире, разумеется, было не до смеха. Она так и осталась сидеть в изумлении от случившегося со вздетыми руками.

— Иришка, — первым нашелся Толик, достал из кармана свой сотовый. — Вот, звони. Только, пожалуйста… Он у меня здесь единственный.

— Сейчас… — Она начала набирать домашний номер, но вовремя спохватилась, вернулась назад, вставила код страны и города, закончила набор. — Алло, мама? Это я, Ира… Со мной все в порядке… Ты не беспокойся, все в порядке, я цела и невредима. Тут глупости всякие в новостях говорят. Ты не смотри, у меня все хорошо!.. Все, целую. А то роуминг дорогой.

Она отключилась и облегченно перевела дух:

— В Москве ничего подобного еще не передавали.

— Новость свежая, а в первопрестольной уже вечер, — прокомментировал Антон. — Ленты с утра сверстаны, их никто переделывать не станет. Вот завтра с утреца можешь в выпуск и попасть.

— Но я ведь жива! Нужно предупредить, что все это глупости!

— Кого? — Толик пожал плечами. — Ладно, перед сном еще раз свяжешься и скажешь родителям, чтобы на мой номер звонили, если беспокоиться начнут. Твоя симка, подозреваю, уже мертва.

Вечером оказалось, что они позвонили очень кстати: фотография Ирины и ее трагичная история попала на экраны всех новостных выпусков. А потом родители напоминали о себе еще раза три, прежде чем окончательно успокоились и поверили, что с дочкой все в порядке. Ведь об издевательствах арабов над девушкой вспоминали несколько дней, прежде чем шумиха сошла на нет.

И все-таки материнское сердце оставалось не на месте — родители встречали дочь прямо у таможни, а встретив, долго трогали, гладили и омывали слезами. Тем временем небольшая компания друзей, с которой Ира провела две недели в Париже, бесследно растворилась среди снующей в Шереметьево толпы. Девушка даже не заметила — встречали их тоже, или бывалые туристы отправились в город сами.

Впрочем, так, наверное, и должно было случиться. Парижская сказка закончилась. Она была волшебной и нежной, чарующей и вдохновенной — но всего лишь сказкой. Ее нужно запомнить, как чудесный сон, а не тосковать об утрате. Сказка закончилась. Пора возвращаться в реальный мир.

В реальном же мире, дома она обнаружила несколько открыток с соболезнованиями родителям и потому сразу взялась за телефон, пытаясь прозвониться на телестудии и в редакции газет из списка, собранного на трех первых страницах «Яндекс-поиска». Однако, задача оказалась совсем не простой. Контактные телефоны, что указывались на сайтах, постоянно были заняты, и только в середине дня Ира смогла пробиться в одну из газет.

— Редакция слушает, — лениво ответил ей какой-то парень.

— Добрый день! Это говорит Ирина Савельева.

— Что за Савельева?

— Неделю назад вы сообщили о моей смерти. А я жива!

— Ну и что?

— Как «что»? Я жива! Вы обязаны дать опровержение.

— Обратитесь в отдел платных объявлений, — ответил парень и повесил трубку. И больше прозвониться по этому номеру она уже не смогла.

В другой газете к ней отнеслись более внимательно. Правда, после угрозы обратиться в суд за клевету.

— Очень хорошо, Ирина, — вежливо ответили девушке. — Насколько я помню, известие о вашей смерти пришло по каналу «Евро-ньюс»? Я с вами полностью согласна, клеветников вы должны наказать. Обращайтесь по месту регистрации «ньюсменов». А мы всего лишь перепечатали их информацию. Желаю успеха.

Через час очень похожий ответ она получила в другом месте:

— Информация о вашей смерти пришла от агентства «Рейтер». У вас есть источник, подтверждающий ваше выживание?

— Я сама источник! Я жива!

— То есть, ни один из авторитетных источников эту информацию подтвердить не может? До свидания, девушка.

Вечером она все-таки пробилась на «Теленовости», где напоролась на суровую, хмурую женщину:

— Как вам не стыдно, девушка, пиариться на чужой крови! — отчитали ее. — У людей случилась страшная трагедия, а вы хотите мелькнуть на экране, нагло пользуясь чужим горем. Неужели у вас не осталось ни капли совести? Кем же нужно уродиться, чтобы так поступать?

После этого она больше никуда не звонила а, распечатав фото с одного из сайтов, отправилась в Останкино — и долго толкалась у бюро пропусков. Назвать имя человека, к которому она должна пройти, Ира не смогла. Ни один из корреспондентов, известных по экрану, подтвердить выписку пропуска невесть кому тоже не соизволил. Имя Ирины Савельевой уже утонуло в архивах и интереса не вызывало.

Отчаявшись, она не придумала ничего более умного, кроме как зарегистрировать свою страницу в «Живом Журнале», поместить фотографию там и написать, что она жива, а также обновить этим сообщением страницу в «Контакте».

В «Контакте» три подружки откликнулись поздравлениями, в «жиже» на информацию не отреагировал вообще никто.

Отчаявшись привлечь внимание, она прошлась по лентам самых популярных блоггеров, помещая сообщения под кричащим заголовком: «Телевиденье врет!».

Реакция последовала уже через минуту. Примерно два десятка собеседников обозвали ее «исламистской подстилкой, желающей отмазать дружков от убийства». Причем это был самый вежливый из ответов.

Чтобы дискутировать таким образом, у Иры не хватило ни злобы, ни знания матерных выражений. Она просто заперлась у себя в комнате с бутылкой «Мадеры» и накрылась одеялом с головой. Так и заснула — заплаканная и в одежде.

Поутру она хотела сделать еще попытку — но обнаружила, что и в «Контакте», и в «ЖЖ» ее регистрация аннулирована по причине «нарушения пользовательского соглашения». А еще по электронной почте пришло предупреждение, что за распространение материалов, разжигающих межнациональную рознь, она может быть привлечена к уголовной ответственности.

На кухне зазвонил телефон.

— Иришка, это тебя! — крикнула мама.

— Что? Уже? — устало удивилась Ира, прошлепала к ней, взяла трубку. — Алло?

— Привет! — прошептали в трубке.

— Привет, — отозвалась она.

— Я могу к тебе подъехать?

— Приезжай.

— А адрес скажешь?

Ира послушно продиктовала и повесила трубку.

— Кто это был? — спросила мама, вытирая у раковины тарелки.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Какая разница, если я все равно мертвая?

— Доченька, — отложила мама посуду. — Ты слишком близко принимаешь это к сердцу. Цела — и слава Богу. Лучше сходи, свечку в церкви поставь, что обошлось.

— Ну, почему так, мама? Как вранье какое — так оно со всех сторон как из ведер льется. А если правду попытаться сказать — то я и блядь, и подстилка, и на крови пиарюсь? Почему так происходит? Откуда вся эта дрянь валится, зачем? Кому это надо? — Девушка почувствовала, что глаза опять набухли слезами.

Но тут в дверь позвонили, и мать кивнула:

— Отец, наверное. Открой, у меня руки мокрые.

— Хорошо.

Вытирая запястьем глаза, Ира вышла в коридор, щелкнула замком… и попятилась от вида охапки бордовых роз. И уже по ним одним мгновенно поняла, кого впустила в квартиру. Девушка охнула, повернула голову вправо. Зеркало в прихожей охотно показало ей растрепанную, заплаканную, с кругами под глазами, синюшную толстую мымру в мятой пижаме.

— Привет еще раз, — блеснули над букетом ярко-синие глаза.

— Не-е-ет!!! — замахала она руками. — Нет, не смотри!

В панике она содрала с вешалки отцовскую ветровку, закрыла ею лицо, шарахнулась в сторону, нашла на ощупь дверь в ванную, метнулась внутрь, захлопнула за собой, с силой толкнула задвижку. Опустила куртку и взмолилась:

— Мама! Включи свет!

— Что же ты так гостя встречаешь?

— Ну, ма-а-ама-а! — взмолилась Ирина.

Свет вспыхнул, и девушка еще раз смогла насладиться в зеркалах зрелищем похмельной бабы-яги в последней стадии водянки.

— Мамочки… — охнула девушка. — Толик, наверное, уже сбежал.

Но она все же попыталась хоть как-то спасти свою наружность: наскоро сполоснула голову и пригладила волосы, благо короткие, избавилась от остатков вчерашней косметики и освежила лицо. Запихав пижаму под ванну, Ира завернулась в халат и решилась-таки выйти наружу.

Анатолий ждал ее в комнате, с интересом принюхиваясь к недавно опустошенной бутылке. Оглянулся, вполне серьезно спросил:

— Что случилось?

— Никто не верит, что я жива, — пожала она плечами. — Теперь еще и посадить за «разжигание» обещают. И за глумление над мертвецами. За то, что я, Ирина Савельева, имею наглость ходить по земле, а не лежать в могиле.

— Тогда тебе нужно поменять фамилию, — сходу посоветовал он.

— Как ты себе это представляешь?

— Выходи за меня замуж.

— Глупая шутка. — Она уселась на диван и подтянула ноги под себя.

— Ты понимаешь, Иришка… — Он отставил бутылку и оперся на подоконник. — Когда мы расстались, я подумал, что нужно попробовать опять пожить одному. Что это было наваждение и все такое, и нужно проверить чувство. Но я не могу. У меня не получается. У меня в голове постоянно сидит мысль о том, что, пока я проверяюсь, думаю и гадаю, ты познакомишься с кем-то еще, что будешь обнимать его, что свяжешь с ним свою судьбу — а я так и останусь в стороне. Это сумасшествие какое-то, и избавиться от него я могу только одним способом: схватить тебя и больше ни на миг не отпускать. Я снова стану человеком только тогда, когда ты постоянно будешь со мной рядом. И я прошу тебя: выходи за меня замуж.

— Нет, — покачала она головой. И тут же спохватилась, что ляпнула совсем не то, что хотела: — То есть, нет! То есть, я совсем другое хотела сказать! Не это, нет! — И, окончательно запутавшись, закончила: — Так не бывает. Так не может быть.

— Извини, это я виноват. Вечно я все делаю неправильно… — Толик вышел на середину комнаты, преклонил колено, извлек откуда-то бархатную коробочку, открыл крышку и протянул ей: — Ирочка, ты самая милая, нежная и прекрасная женщина, которая только существует на белом свете. Я люблю тебя и не представляю без тебя своей жизни. Умоляю тебя: спаси мою душу и согласись стать моей женой!

У Ирины екнуло сердце, голова закружилась, как от шампанского, и она опять ляпнула совсем не то, что хотела:

— Если ты передумаешь, я тебя убью…

Восстанавливать свои страницы в «Живом Журнале» и в «Контакте» девушка больше не стала.