Волшебный дом

Соблазн

И словно чтобы усугубить наши проблемы, через несколько дней к нам в дверь опять постучался Кинселла.

Не помню точно, который был час, но сумерки уже напоминали о ночи, и мы с Мидж лишь несколько минут назад закончили наш очередной меланхолический ужин — я говорю «очередной», так как после выходных в Грэмери заметно не хватало радости, и вы сами можете догадаться почему.

Одному Богу известно, какое впечатление осталось от нас у Вэл Харрадайн, когда в воскресенье она уехала домой после достойных психушки выкрутасов Боба, моего бредового повествования о деревенской жизни и, наконец, мелодраматического припадка Мидж, когда она, рыдая, рухнула на пол в круглой комнате. Полный дурдом. Вэл, наверное, подумала — и кто упрекнет ее? — что в деревне какое-то поветрие, вызывающее помутнение рассудка и паранойю.

Я пропущу взаимные упреки и слезливые сцены, что были у нас с Мидж в последующие несколько дней, вам это будет скучно (а мне тяжело); достаточно сказать, что мы едва смогли сохранить наши отношения. Я отчаянно пытался заставить ее взглянуть правде в лицо: над Грэмери нависает что-то необъяснимое и таинственное — и думаю, что в душе Мидж согласилась со мной. Но странно: она никак не хотела признать это открыто, словно это означало бы, что коттедж вовсе не является той мечтой, которую она так ревностно искала и думала, что нашла.

Конечно, в порче картины Мидж обвиняла Боба, но, когда я позвонил ему, он, естественно, все отрицал (и отрицал довольно энергично). Я ему поверил. Мидж — нет.

Я снова и снова возвращался к событиям, происшедшим с нашего приезда в коттедж — в частности, к быстрому исцелению моей ошпаренной руки (что Мидж приписывала чудесной силе Майкрофта), — но она... в общем, как я уже сказал, вам это будет скучно. В результате всего этого мы пребывали в шатком перемирии, не желая (и не видя смысла) больше спорить.

И вот мы сидели, глядя друг на друга через кухонный стол, в вечернем затишье, когда послышался стук в дверь (к тому времени мы стали с приближением темноты запираться).

Мы удивленно переглянулись, и я встал, чтобы открыть.

На крыльце, засунув руки в карманы линялых джинсов, стоял Кинселла с непринужденной улыбкой на своем чертовом красивом лице.

— Привет, рад видеть вас снова. — Он посмотрел мимо меня на Мидж. — Надеюсь, я не нарушил ваш ужин?

Мидж как будто обрадовалась ему.

— Вовсе нет — мы закончили несколько минут назад. — Она подошла к нам.

— Как рука, Майк?

Я хмуро поднял ее на обозрение.

— Хо, выглядит неплохо! Черт возьми, и следа не осталось! — Его улыбка растянулась чуть ли не до самых ушей. — Не болит?

Я покачал головой.

— Знаете, у меня для вас кое-что есть. — Он оглянулся на калитку, потом опять повернулся к нам. — Мы не хотели бы вторгаться, но кое-кто хочет снова с вами повидаться. Знаете кто?

«Дерьмо!» — сказал я про себя, но Мидж вслух спросила:

— Майкрофт? — Она приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть Кинселле через плечо. — Он здесь?

— Да. Он вроде как привязался к вам обоим. Мы проезжали мимо, и он подумал, что хорошо бы засвидетельствовать свое почтение, посмотреть, как вы поживаете. Наверное, ему интересно, как ваша ошпаренная рука, Майк.

— М-м-м... — промычал я.

— О, мы рады с ним поздороваться! — воскликнула Мидж. — Пожалуйста, приведите его.

Кинселле как будто стало неловко.

— Вы знаете, у Майкрофта немного старомодные манеры. Он очень уважает чужой покой и не любит совать свой нос, куда не просят. Было бы лучше, если бы вы сами его пригласили, если не возражаете.

— Конечно не возражаем, — ответила Мидж, оживившись, как не оживлялась всю неделю. — Он в машине?

— Да, на заднем сиденье. Будет рад вас видеть.

Кинселла отошел в сторону, и Мидж поспешила по дорожке. Мы оба смотрели, как она открыла калитку.

— Ну и женщину вы привезли! — сказал американец, и я не понял, восхищение в его глазах относилось ко мне или к ней.

Кинселла, по-прежнему держа руки в карманах, прислонился к косяку.

— Ну, как дела в Грэмери? — спросил он, и мне пришлось удивиться, как легко он задал этот вопрос.

— Чудесно, — ответил я. — Лучше быть не может.

— Ну и прекрасно.

Он что, смеется надо мной? Или в самом деле подкрадывается паранойя?

Кинселла указал пальцем:

— Извините за замечание, но нужно внимательнее смотреть за сорняками в саду. Дай им волю, и они все погубят.

Проследив за его пальцем, я выругался про себя. Раньше я не замечал их, но теперь увидел тонкие зеленые усики, расползшиеся по цветочным клумбам и опутавшие сеть увлажнителей. И чем больше я смотрел, тем больше их находил.

— Природа имеет свойство подкрадываться незаметно, — доверительно сообщил Кинселла, и я кивнул, соглашаясь с его доморощенной философией. — Я могу в любое время заехать с парочкой помощников, Майк. Мы мгновенно очистим все клумбы.

— Все в порядке. Я займусь завтра же. Хоть занятие будет.

— А как музыка, не пишете?

— М-м-м, в последнее время голова занята другим.

— Ну, предложение остается в силе. Зовите в любое время.

Мидж уже возвращалась, за ней по дорожке шли Майкрофт и еще двое. Это напоминало не дружеский визит, а целую делегацию. Майкрофт помахал рукой в мою сторону, и я разглядел, что двое с ним — это Джилли и Нейл Джоби.

Подойдя ближе, лидер синерджистов осмотрел коттедж — очень внимательно, мне показалось, как инспектор, выискивающий дефекты. И когда он оказался в нескольких футах от меня, я почувствовал, что Майкрофт не так уж спокоен, как старается держаться. Видите ли, беспокойство таилось в его глазах — они бегали и ни на чем долго не останавливались. Даже когда мы пожимали друг другу руки, он по-прежнему смотрел мимо меня на коттедж. Потом, не сказав ни слова, Майкрофт приподнял мою левую руку и осмотрел пальцы и предплечье, поворачивая во все стороны. Остальная компания собралась вокруг, охая и ахая.

Они так напоминали мне о моем долге перед Майкрофтом, что я уже подумал, не следует ли заплатить.

Майкрофт наконец посмотрел на меня.

— Человеческая воля с Божественным Духом, Майк, — тихо проговорил он, как бы объясняя причину исцеления моей руки.

— И немножечко лекарства, в которое окунули руку? — предположил я.

— Всего лишь стерилизующий раствор. Надеюсь, наше вторжение не оказалось очень уж некстати?

Я из вежливости покачал головой.

— Вы не зайдете? — вмешалась Мидж. — После выходных мы совсем одни, и неплохо бы поговорить с новыми людьми.

Меня привела в ужас едва прикрытая колкость, это было совсем не в духе Мидж.

— Было бы очень мило, — ответил Майкрофт, его не пришлось уговаривать. — Мы так, случайно, а то бы купили вина.

— У нас осталась неоткупоренная бутылка, что Хьюб привез в прошлый раз, — сказала Мидж. — Мы выпьем ее, если вам по нутру собственный продукт.

Компания приняла ее шутку, и Мидж рассмеялась вместе с ними. Боюсь, моя улыбка была кисловатой.

Мидж протиснулась между Кинселлой и мной, приглашая Майкрофта войти, и он уже собрался, но запнулся. Шагнул на крыльцо и вдруг замер. И хотя уже сгущались сумерки, я заметил, что Майкрофт мгновенно побледнел.

— Мне было бы очень интересно осмотреть этот чудесный дом снаружи, прежде чем войти, — быстро проговорил он; пожалуй, слишком быстро. — Эти ступени выглядит очаровательно.

Очаровательно? Старые каменные ступени?

— Возможно, мы войдем через другую дверь, — добавил Майкрофт и оценивающе посмотрел на белые стены. Ради забавы он по пути звякнул в колокольчик, и его выводок почтительно хихикнул.

Мидж снова вышла. Судя по ее улыбке, печали последней недели улетучились, и я начал жалеть, что не обладаю хоть долей харизмы Майкрофта.

— Рада, что вам так понравился Грэмери, — зардевшись, сказала Мидж.

Он на мгновение притронулся к ее плечу:

— Это дом великой радости.

Мидж неуверенно посмотрела на меня, но я не раскрывал рта.

— Ступени, наверное, скользкие, так что будьте осторожны, — предупредила она.

Майкрофт проворно подхватил ее под руку.

— Тогда поддержим друг друга, — весело проговорил он, но его глаза хранили серьезность и не мигали.

— Я изберу менее живописный маршрут, — сказал я, пока они поднимались по ступеням. — Принести вино и фужеры, да? — Они не обратили на меня никакого внимания, Мидж вся была поглощена показом чарующих видов Грэмери. — Давай, давай, выслуживайся, — пробормотал я про себя.

— Привет, Майк!

Джилли не пошла с остальными. Она стояла на дорожке в длинной узорчатой юбке и идущей к ней цыганской шали, и ее наряд очень вписывался в сад за спиной. На ногах у нее были открытые сандалии, тонкие ремешки которых обвивали голени. Когда девушка подошла ближе, я заметил на ее лице косметику — только чтобы оттенить и так хорошенькое личико.

— Вам помочь с вином? — спросила она.

— Конечно, если не хочешь тоже совершить кругосветное путешествие.

— Я чувствую, что и так хорошо знаю Грэмери.

Это самое спокойное место из всех, какие я посещала.

— В последнее время не очень. — Слова вырвались у меня, прежде чем я успел сдержать их.

Джилли вопросительно изогнула брови, но я улыбнулся ей и, не вдаваясь в подробности, пояснил:

— Домашние проблемы.

— О, значит мы не вовремя.

Продолжая улыбаться, я вздохнул:

— Нет. Может быть, нам как раз нужна компания. — Но не добавил, что лично я Майкрофта и его клан пригласил бы отнюдь не в первую очередь. Впрочем, Джилли немножко отличалась от остальных, мне нравились ее простота и мягкость. В эру пацифистов-шестидесятников она бы была в большой моде.

— Принесем вина? — сказал я, поворачиваясь и входя в дом.

Джилли прошла за мной и встала на пороге; казалось, полумрак в кухне был причиной ее нерешительности.

— Я включу свет, — сказал я, проходя к выключателю, и поежился: с темнотой пришел холод.

Указав на буфет, я сказал Джилли, что фужеры в нижнем отделении, и подошел к кухонному шкафу, чтобы достать бутылку вина. Когда я обернулся, девушка уже ставила фужеры на стол.

— Сейчас откупорю, — сказал я, выдвигая ящик и доставая штопор. — Вино недостаточно охлаждено, но, полагаю, никто не будет возражать. Вы в Храме много его делаете?

— Хватает нам самим, но не на продажу. Для этого у нас нет лицензии.

С пробкой мне пришлось повозиться.

— Ничего, если я спрошу: откуда вы берете деньги для вашей организации? Ведь эти корзины и прочее не дают большого дохода.

Ответ вылетел из нее легко, как пробка, которую я вытащил:

— Майкрофт сам по себе очень богатый человек Когда-то в Соединенных Штатах он владел огромной промышленной фирмой, имеющей много дочерних компаний во многих странах.

— Да? И что он производил?

— Игрушки.

— Ты шутишь!

Она покачала головой, забавляясь моим удивлением.

— Его фирма выпускала кукол, головоломки, кубики — все для малышей.

— Ах, так вот почему вы так заинтересовались Мидж.

Она, не понимая, уставилась на меня.

— Дело в том, что Мидж иллюстрирует детские книжки, — продолжал я. — В каком-то смысле это тот же бизнес.

Джилли тихо рассмеялась:

— А, теперь я поняла вас. Но Майкрофт отказался от коммерческого отношения к жизни, когда основал Синерджистскую организацию. Он любит рассказывать нам, что дети всего мира, обеспечив ему финансовый фундамент, помогли и найти ему своих Избранных Детей, питомцев.

— И все же Храму нужно добывать деньги для существования? Вы же делаете всякие безделушки на продажу.

Это позабавило ее:

— На это не проживешь, Майк. Это дает маленький доход, но мы торгуем, чтобы встречаться с людьми, чтобы они знали о нашем движении...

— Так как же?..

— Говорю вам: Майкрофт очень богат, нас обеспечивают его бизнес и дочерние компании. И конечно, как сам Майкрофт дарует все, что имеет, Храму, так же поступают и остальные последователи. Все принимается с радостью и благодарностью, даже если это всего лишь несколько фунтов. Питомцы отказываются от всего материального имущества, чтобы очистить себя перед нашим Храмом.

Звучит очень в духе Майкрофта, подумал я и понюхал вино в откупоренной бутылке, чтобы скрыть циничное выражение лица. И все-таки, похоже, он угрохал на секту свое богатство.

— А чем пожертвовала ты, Джилли?

— О, всего несколькими фунтами, почти ничем. И меня приняли так же, как и всех остальных.

— Нет, я имею в виду: чем ты пожертвовала? Домом, семьей?

— Внешние влияния должны быть отвергнуты если Усыновленный хочет полностью охватить учение.

Миленький лексикон.

— "Усыновленный"?

— Так мы называем наших посвященных.

Она провела пальцем по верхней кромке фужера на столе. Я услышал над головой шаги и приглушенные голоса — очевидно, остальные входили в Грэмери через дверь на верхнем этаже.

— И ты больше не видишься со своей семьей? — настаивал я.

— В этом нет надобности. Я бросила колледж, чтобы присоединиться к синерджистам, и не верю, что родители простят мне это. Они старались мне помешать, Майк, и все, чего добились, — это полного разрыва семейных связей.

— Как ты можешь говорить так о своих родителях? Боже, они, наверное, до сих пор с ума сходят от тревоги.

Ей стало неловко, будто разговор принял не тот оборот, какой она планировала. Но это не остановило меня.

— А как с такими, как Кинселла? — спросил я, меняя курс. — Как он стал синерджистом, и от чего отказался он?

— Это совсем не так. Мы ни от чего не отказываемся — мы отдаем, чтобы получить.

Еще более милое выражение.

— Так что он отдал?

— Мы не знаем, что приносят в Храм другие. Это знают только Майкрофт и его советники.

— Финансовые советники? Значит, он содержит бухгалтеров.

— Да, так же как и церкви. Так же как приходится делать всем более или менее крупным организациям.

Если упоминание бухгалтера и было воспринято как упрек, то упрек не вызвал раздражения.

Джилли придвинулась ко мне, ее пальцы коснулись моего запястья.

— Вас заинтересовал наш Храм, Майк? Поэтому вы задаете вопросы?

В ее голосе слышалась надежда, а в пальцах чувствовалась теплота.

— Не настолько, чтобы присоединиться, — ответил я.

Ее рука соскользнула, но глаза напряженно смотрели в мои.

— Вы бы нашли с нами много счастья. Вы бы постепенно узнали многое, что другим не дано узнать.

— Многое какого рода?

Теперь она отвела глаза.

— Я всего лишь из питомцев. Полномочия и право обучать имеют только Избранные.

— Кинселла?

— И другие. Впрочем, и я могу вам помочь, Майк. Каждому Усыновленному позволяется иметь духовного товарища. — Ее пальцы снова нашли мое запястье, но на этот раз в ее пожатии чувствовалась твердость. — Мы в любое время можем поговорить о вещах, которые не требуют обращения к сущности учения. Мы могли бы встретиться...

Не подумайте, что я не испытал соблазна Джилли была симпатичная девушка, а в последнее время я чувствовал себя вроде как отверженным со стороны Мидж. А ровная и мягкая твердость ее пожатия подразумевала нечто большее, чем просто разговор подразумевала, что «духовный товарищ» означает и другие аспекты особых отношений. Или это были только мои фантазии?

— Ты хорошенькая, Джилли, — сказал я, помолчав, — но я могу в данный момент иметь лишь одного духовного товарища, и этот товарищ сейчас наверху. Возьми пару фужеров, а?

Я взял бутылку и зажал между пальцами ножки трех фужеров.

Если Джилли и почувствовала, что ее отшили, то не подала виду, и снова я задумался, не померещилось ли мне ее приглашение.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказала Джилли, держа в каждой руке по фужеру, — но если когда-нибудь почувствуете потребность...

Она намеренно оставила предложение недосказанным, и, естественно, мое воображение продолжало давать себе волю. Девушка отвернулась, но перед этим улыбнулась мне одними глазами, не дразня, даже не соблазнительно, а как будто понимая гораздо больше меня. И возможно, так оно и было.

— А скажи мне еще кое-что, — сказал я, останавливая ее. — Почему именно здесь?

Она изумленно взглянула на меня.

— Почему Майкрофт расположил свой синерджистский Храм здесь? Он американец, и, как я понял, когда был в Храме, среди последователей тоже немало американцев — так зачем же было всей организации переезжать в Англию?

— Потому что это...

— Джилли!

Голос был довольно спокойным, но девушка вздрогнула, словно ее хлестнули плетью, и обернулась.

У подножия лестницы, как обычно засунув руки в карманы, стоял Кинселла. Он дружелюбно улыбался, но я как будто бы заметил в выражении его лица тень раздражения.

— А мы уж подумали, куда это вы оба пропали, — проговорил он мягким тоном.

— Мы идем, — ответил я, держа перед собой вино и фужеры. — Джилли только что просветила меня в общих чертах насчет синерджистов, хотя должен признаться, я не много понял.

— Ну, сам основатель под вашей крышей, Майк. Майкрофт может объяснить все лучше любого из нас. Знаете, раньше мы не хотели пичкать вас подобным, это не наш стиль.

— Да я и не настолько любопытен. Это я так, просто чтобы разговор поддержать.

— Разумеется. Позвольте помочь с этими фужерами.

— Я справлюсь. Ведите всех.

Прежде чем снова подняться по лестнице, Кинселла оглядел помещение, словно ища что-то.

И снова я спросил себя, что же в Грэмери заставляет его так нервничать.

— Пределы человеческого ума устанавливаются самими людьми.

Майкрофт переводил взгляд с лица на лицо, оценивая эффект, произведенный этим утверждением как на посвященных, так и на непосвященных — к последним относились Мидж и я. Он сидел в единственном кресле в круглой комнате, Мидж и Джилли расположились на диване, а я — на подлокотнике дивана. Кинселла и Джоби развалились на полу, потягивая вино и почтительно внимая своему лидеру. Комнату освещала единственная лампа, за окнами, казалось, не было ничего, кроме черноты.

— Сама цивилизация послужила тому, чтобы притушить врожденные возможности нашего ума, — продолжал Майкрофт. — Новые практические навыки и научные исследования все больше уменьшают наше знание самих себя. Не случайно, что у ребенка без так называемой зрелой мудрости психические способности больше, чем у взрослого.

— Я понял, что вы имеете в виду, — сказал я, — и вряд ли эта теория оригинальна. — Я не намеревался быть грубым, но мы уже минут двадцать слушали проповеди Майкрофта, и мне это начало надоедать. — Вот послушайте: знание говорит, что мы не можем летать. Можно в это верить, можно не верить, но факт остается фактом.

— Нет, Майк, — терпеливо ответил он. — Знание самого себя сообщает, что ты не можешь летать. Но даже в этом ты научился думать просто в терминах своего физического тела, а не сознания. Прежде всего, нет ничего, что может ограничить нашу психику. Сила, заключенная во всех нас — если хотите, психическая энергия, — не может быть ограничена психическими аспектами нашей жизни. Если только мы, мы сами, не утверждаем обратного.

Он как-то утратил свою мягкость. Возможно, тени от лампы выявили в его чертах глубину, которой раньше не было видно, а может быть, дело заключалось в напряженности его взгляда.

Мидж заговорила, и я заметил, что она поеживается, как от холода.

— Если эта энергия заключена внутри нас, почему мы не можем ее высвободить? Почему не можем ею воспользоваться?

— Сначала нужно открыть в себе эту способность. Мы должны полностью представлять себе источник этой энергии, понять и принять его присутствие. И нужно научиться управлять всем знанием и обуздывать то, что не относится к нашей истинной сущности. А для этого нужно, чтобы кто-то руководил нами. — Он снисходительно улыбнулся Мидж, но мне эта улыбка показалась ухмылкой, какую паук припасает для мухи.

Почему-то чем больше я смотрел на этих людей, тем меньше они мне нравились. Может быть, подумал я, это естественная враждебность ко всему смахивающему на фанатизм. А при всех своих спокойных, дружелюбных манерах синерджисты распространяли вокруг себя дух фанатизма.

— Синерджистский Храм, — продолжал Майкрофт, и его тон стал не таким деловым ввиду высокопарности момента, — это не более чем фундамент, на котором мы ищем нашу истину, где наше сознание и подсознание учатся сливаться с Всеобщим Духом, правящим всеми нами, который существует внутри нас и тем не менее отдельно от нас, индивидуальный и в то же время более чем всеохватывающий.

Мои глаза начали закрываться. Это было хуже, чем воскресная проповедь (насколько я помнил).

— И как его достичь? — спросила Мидж, и я неловко заерзал на подлокотнике дивана: она словно с ложечки кормила его наводящими вопросами, — Как человеку научиться сливаться с этим духом?

Майкрофт с улыбкой посмотрел на своих последователей, и те улыбнулись в ответ, словно знали эту тайну.

— Это требует времени, — проговорил он, снова переведя взгляд на Мидж, — и великого смирения. Усыновленные должны отказаться от своих мыслей, от своей воли. Они должны переложить ответственность за свои поступки на Основателя.

Даже Мидж в своем состоянии слепой зачарованности побледнела при этих словах.

— Немалое требование, не правда ли? — заметил я.

— Но и вознаграждение грандиозно, — без колебаний парировал Майкрофт.

— И каково же оно?

— Единение в духе.

— Звучит устрашающе.

Он еле заметно раздраженно вздрогнул:

— Возрождение душевной силы.

Я кивнул, словно сверяясь со списком.

— Обуздание земной тавматургической потенции.

Это звучало в самом деле внушительно, хотя черт его знает, что означало. Я почувствовал, что хорошо бы спросить.

— Если не пройти через все ступени синерджистского развития, — сказал Майкрофт, отвечая на мой вопрос, — то нет надежды понять это. Например, вы допускаете, что огромные источники энергии валяются прямо у нас под ногами?

Я уловил беспокойство на лицах остальных присутствующих, но Майкрофт сохранял невозмутимость.

— Конечно, — ответил я. — Все признают, что в земле заключены колоссальные энергетические ресурсы. В этом предположении нет ничего удивительного.

— Я говорю о гораздо более тонкой, неосязаемой энергии, Майк, но такой же реальной. Нематериальной, но безграничной по своим запасам. И мы, человечество, почти — почти — забыли, как пользоваться этой силой.

Познание себя, единение, возрождение, потенция, тавматургическое (тавматургическое?), неосязаемое, невещественное (всегда хорошее), а теперь, конечно, человечество — все эти глубокомысленные (и типичные) слова вы найдете в книгах по религии или оккультизму, они звучат прекрасно, но заставляют почесать в затылке, потому что не понимаешь, о чем же, собственно, идет речь.

— Вы окончательно меня запутали, — прямо сказал я.

Майкрофт снова улыбнулся бесящей меня улыбкой, и я подумал, что мое тупое непонимание явилось для него облегчением, как будто из-за моих провокаций он слишком о многом проговорился, а теперь может снова отступить. Очевидно, его философию полагалось принимать гораздо меньшими дозами.

Но Мидж оказалась более настойчивой.

— И подобным образом вы сумели так быстро вылечить Майка — слив свою волю с этой особой силой? Силой духа, Божественного Духа, о котором вы упоминали?

Я отхлебнул вина.

— Ах, такая молодая и такая догадливая! — по-отечески похвалил ее Майкрофт. — Но это не совсем так. Человеческая воля может быть и сама по себе очень могучей.

Мидж как будто растерялась, и мне захотелось быть к ней поближе. Я подумывал, как она отнесется, если я предложу гостям пройтись.

Что-то ударилось снаружи об окно — возможно, птица, а возможно, потерявшая ориентацию летучая мышь, — и Кинселла расплескал свое вино. Он и его друзья повернулись к окну, но Мидж по-прежнему не спускала глаз с синерджистского лидера.

— Когда мы... когда мы разговаривали раньше, на прошлой неделе в Храме, вы сказали мне, что наш индивидуальный дух не теряет своего потенциала, даже если тело умирает и даже если духом пренебрегали во время жизни тела.

Он медленно кивнул.

— И вы говорили, что мы, мы сами можем добраться до душ этих умерших.

— Под руководством, — сказал Майкрофт. — Но к чему такая боязливость? Почему вы так боитесь сказать вслух о своих надеждах? Мы говорили о ваших родителях, и я заверил вас тогда, что душ их можно коснуться. Эта часть человека никогда не умирает.

— Так вы поможете мне?..

— Мидж! — Я не хотел, чтобы она продолжала.

— Нет, Майк. Если это возможно, то я этого хочу. Больше всего! — Она снова повернулась к Майкрофту.

— И что это даст? — спросил я. — У тебя только еще больше будет разрываться сердце, разве ты сама не понимаешь?

— Я понимаю вашу заботу о Мидж, — прервал меня Майкрофт. — И именно из-за вашей любви к ней вы должны поддержать ее в этом. Я вижу, вам известно, что она ощущает глубокую потребность помириться со своими родителями.

— Помириться? — Я посмотрел на Мидж, и она потупилась.

Майкрофт тоже наблюдал за ней. Он приоткрыл рот в беззвучном вздохе понимания, потом снова откинулся в своем кресле.

— О чем это вы?.. — Я наклонился и взял Мидж за подбородок, заставив посмотреть мне в лицо.

— Майк, я...

Она отвернулась.

— Вам будет легче, если отвечу я? — проговорил Майкрофт. — Я не знал, что вы не доверили свои переживания Майку, но теперь понимаю. Иногда легче открыться сочувственному незнакомцу, чем любимому человеку.

— Мидж, если есть что-то, что я должен знать, я бы предпочел узнать это от тебя, — настаивал я. — И лучше бы мы были при этом наедине.

Джилли прижала руку Мидж своей, и тут заговорил Кинселла:

— Все это звучит гораздо драматичнее, чем есть на самом деле, Майк. По нашему мнению, чувство вины у Мидж не имеет под собой основания, но его нужно раскопать и выбросить, пока оно не нанесло действительного вреда Мы можем помочь ей в этом.

— Вины? Что вы болтаете? — Я оглядел их в замешательстве, в раздражении и довольно злобно.

Мидж резко повернулась ко мне и руками вцепилась мне в ноги.

— В тот день, когда хоронили отца, когда я оставила маму одну дома — я знала, Майк, я знала, что она наложит на себя руки! Она много раз говорила об этом, еще до его смерти, ей была ненавистна мысль, что она обуза для нас обоих. Когда он умер, мысль о самоубийстве все больше и больше поглощала ее, она думала об этом день и ночь! Но спокойно, без истерики, без эмоций. Она была такой грустной, Майк, но никогда не позволяла себе жалеть себя. И беспокоило ее только одно: что своей немощью она губит мою жизнь! И когда в то утро я оставила ее одну — одну в холодном, пустом доме! — я чувствовала это так сильно, так мощно, но не вернулась. И не попыталась остановить ее!

Я неистово замотал головой.

— Ты не могла знать, что она покончит с собой, Мидж. Да, ты могла что-то заметить, поскольку она была так отчаянно несчастна и страдала от физической боли, но ты не протянула ей те таблетки, ты не завязала ей на голове тот пластиковый мешок! Не могу поверить, что все эти годы ты обвиняла себя.

— Я понимала, что, возможно, удобный случай мог подтолкнуть ма...

— Возможно! Это не то же самое, что знать наверняка. Это был ее выбор, как ты не понимаешь!

Да и ради Бога, что было в этом плохого? Тебе не кажется, что твоя мать достаточно настрадалась? Все, что она сделала, — лишь проявила к себе немного милосердия.

— Это не так просто.

— Ничто не бывает просто. Но даже если ты так чувствовала свою вину, почему ты пошла к этим людям и рассказала им? Господи, Мидж, что было плохого в том, чтобы рассказать мне?

— Я крепилась... Я слишком долго крепилась. — Она еще крепче сжала мои ноги. — Это знание никогда так тяжело не давило на меня до последнего времени, Майк. Только поговорив с Майкрофтом, я поняла, что эта вина таилась во мне так долго.

Друг Майкрофт. Я холодно посмотрел на него.

И получил некоторое удовлетворение, заметив, что он действительно заволновался. Я тогда ошибочно заключил, что он начинает опасаться моего гнева.

И тем не менее у него хватало слов.

— Я просто хотел понять природу глубоко укоренившейся в Мидж печали и, возможно, разрешить ее внутренние сомнения. Разве вы не видите, что ей нужно наше руководство?

— Я вижу, что вы заставили ее поверить в это. Все, что ей нужно, она получит от меня.

— Это не та помощь, какую можем оказать мы.

Он отвлекся, оглядев комнату.

— Что вы можете? — отрезал я. — Спиритический сеанс — этим вы поможете ей?

— У нее уникальный дар...

Его голос затух, когда раздался чей-то стон. Нейл Джоби на полу разодрал воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха. В комнате было душновато но не до такой степени.

— Майк, ты неправильно его понял, — сказала Мидж, искренними глазами смотря на меня. — Синерджизм — это ответ, если правильно применить его. Если...

— Боже, ты действительно влипла в это дерьмо!

Она отпрянула, словно я ударил ее.

Я поскорее изменил тон:

— Выслушай меня: если бы в тебе и было чувство вины за смерть матери, то вина-то минимальна. Боже, я знаю тебя лучше всех, и ты никогда не скрывала от меня эту историю. А этот тип... — я ткнул пальцем в Майкрофта, — заставил тебя преувеличить в душе твою вину. Разве ты не видишь, как он действует? Тут нет ничего нового — большинство религиозных безумцев давят на чувство греховности у людей, которое сами же и вызывают.

Но Мидж мотала головой, отказываясь слушать.

— Ты ошибаешься, — повторяла она — Ты ошибаешься...

Что-то заставило меня взглянуть на Майкрофта, и я уловил в его улыбке торжество. Но тут же он привычно изобразил дружелюбие, словно прощая меня за глупость.

— Сукин сын, — спокойно проговорил я.

Фужер опрокинулся, и по ковру разлилось вино.

Кинселла посмотрел на пятно, а потом на своего лидера и ментора.

Но и Майкрофт уже не выглядел таким уверенным.

Окна дребезжали, и теперь внимание всех обратилось к ним. Я заметил, что Джоби смертельно побледнел и по-прежнему задыхается.

Наверху заскрипели стропила.

Резкий звук так напугал Джилли, что она вскочила и посмотрела на потолок.

— Снаружи сильный ветер, — сказал я, не чувствуя к ней особой враждебности.

Но Джилли словно не была в этом уверенна.

Я указал Майкрофту на Джоби:

— Надеюсь, он не заблюет ковер.

Теперь и входная дверь за прихожей затряслась в раме.

Майкрофт встал, подошел к младшему товарищу и положил ладонь ему на лоб. Он что-то тихо пробормотал, но как я ни силился, не смог разобрать ни слова.

Джоби шумно прокашлялся и нашел в себе силы подняться на колени. Кинселла, сам трясясь, подхватил своего друга сзади и помог встать.

Даже Джилли покачивалась.

Майкрофт расположился перед Мидж и рассматривал ее, теперь чуть прикрыв глаза. Неужели действительно это лицо когда-то показалось мне кротким? Гадким его сделали не только тени, но и само выражение. Проявился мистер Хайд.

Его медленные слова, произнесенные тихим голосом, пронизывали:

— Помни, мы помогли вам. Поверь в возрождение духа, пойми, что для человеческой воли существует мало барьеров.

Я бы не удивился, если бы он протянул ей свою визитную карточку.

Майкрофт оторвал глаза от Мидж и осмотрел комнату еще раз, задержавшись на окнах, а затем возобновил осмотр, его глаза не пропускали ничего.

До нас донесся другой звук, он шел откуда-то сверху — приглушенный стук, почти что легкая вибрация, то учащающаяся, то замедляющаяся, то более громкая, то затихающая.

Бешеное хлопанье крылышек.

Поняв, откуда исходит шум и кто его производит, я занервничал вместе с гостями.

— Майкрофт, — сказал Кинселла, и в его тоне слышалась мольба, — пора уходить.

Джоби, заметно обмякший, явно был согласен с этим. Казалось, у троих синерджистов иссякали силы, все трое очень побледнели.

Оконные рамы так сотрясались, что я подумал, они сейчас разлетятся. Теперь и я вскочил на ноги, и только Мидж продолжала сидеть.

— Я провожу вас, — сказал я.

Майкрофт обернулся ко мне, в его взгляде не было никакой враждебности, он просто оценивал.

— Вы не должны мешать ей, — сказал он.

— Чего я не пойму — почему вы так заинтересовались Мидж? — ответил я, невольно ощущая какую-то дрожь. — Вы всегда устраиваете такие происшествия, чтобы обратить нового члена?

Внешне его манеры были непринужденны, даже небрежны, но выдавали его глаза, которые все время бегали, стреляя туда и сюда, как у исследователя джунглей, ожидающего из зарослей отравленной стрелы.

Мидж, сгорбившись на диване и обхватив руками колени, проговорила:

— Может, вы прекратите говорить обо мне, будто меня здесь нет? Майк, существуют вещи, которые тебе неинтересны и в которых ты ничего не понимаешь, так что, пожалуйста, не вмешивайся. Эти люди — мои друзья, наши друзья, и они заботятся о моем душевном спокойствии.

— А я, думаешь, не забочусь?

— Так покажи это! Помоги мне!

— Мы поговорим об этом, когда они уйдут, — проговорил я с большим спокойствием, чем ощущал.

— Да, поговорите, — сказал Майкрофт, снисходительный ублюдок. — Майк имеет право на собственное мнение. Нетрудно понять его скептицизм, учитывая плохую рекламу и предубежденность, которые навлекают на себя секты, подобные нашей. Как они ни искажают истину, многие наши члены мирятся с этими предрассудками и терпимы к ним. Мы научились терпению.

Но мое терпение иссякло. Я подошел к двери и встал там с недвусмысленным предложением.

Майкрофт улыбался, но я видел в его улыбке жестокость. Он нагнулся к Мидж и коснулся ее лба, как раньше проделал это с Джоби.

Бешеное, хотя и приглушенное хлопанье сверху было трудно не замечать, и в комнате стало вдруг очень жарко и душно, несмотря на ветер на улице, который чуть не высаживал окна.

Я резко обернулся, когда входная дверь за прихожей вдруг затряслась на петлях и запорах.

Встревоженный, я попятился, но синерджистов это вывело из оцепенения. Трое младших членов сбились вместе, и Майкрофт жестом скомандовал им следовать за ним. Они прошли мимо меня, как отряд скаутов, спешащих домой, Кинселла и Джилли поддерживали Джоби. Я не без удовольствия заметил, что даже их вожак слегка увял в душной атмосфере.

Летучие мыши в мансарде к этому времени совершенно обезумели, и я подумал, что причиной их беспокойства мог быть странный шторм, пронесшийся под навесами крыши и создавший на чердаке вихрь. Мне казалось, что я слышу слабый писк, но отнес это на счет разыгравшегося воображения.

Майкрофт задержался у двери в прихожей, и на мгновение я подумал, что он собирается выйти через нижнюю дверь, но он обернулся к Мидж и проговорил:

— Я готов быть твоим союзником в любое время, когда понадоблюсь, когда ты найдешь в себе мужество. А чтобы найти, нужно искать.

Она смотрела на него, маленькая, растерянная, ее руки по-прежнему обхватывали колени, но в ответ не сказала ничего.

Потом Майкрофт прошел в прихожую и без колебания дернул входную дверь. Дверь открылась.

Я ожидал, что сейчас внутрь ворвется шквал, и приготовился. Но ничего не было. Даже легкий ветерок не пошевелил мои волосы.

Майкрофт шагнул в ночь, остальные столпились у него за спиной, словно боясь отстать, а я поспешил к двери, чтобы запереть ее. Но прежде, чем сделать это, я посмотрел, как гости преодолевают каменные ступени; темнота замедляла спуск. Не предвидь я вызванных этим для меня же самого неудобств, я бы пожелал, чтобы хоть один из них упал и сломал ногу.

Синерджисты скрылись за поворотом, и я немного расслабился, более чем довольный, что не вижу их больше. Но удивленно моргал в темноте, не понимая, как все так быстро успокоилось. Насколько я мог видеть, не шевелилась ни травинка, не колыхался ни листочек. Воздух был мягок и свеж, было приятно дышать.

А когда я снова вошел в дом, заперев за собой дверь, то даже летучие мыши утихомирились — сверху не доносилось ни звука.

И только тяжелый, затхлый запах тревожил меня.