Волна мозга

Глава 14

Когда пророк появился в деревне, Юань Као был занят работой. Стояла зима, повсюду, насколько хватал глаз, земля была покрыта снегом, однако весна была уже не за горами, а это означало, что скоро нужно было приступать к распашке земли. К этому времени быки все как один разбежались, таскать плуги теперь могли разве что женщины и дети. Юань Као думал над тем, как облегчить их труд. Он был занят разборкой трактора, оставшегося им в наследство от коммунистов, когда над деревней разнеслась весть о том, что со стороны поля к ним приближается незнакомец.

Юань Као вздохнул и решил оставить работу на потом. Спотыкаясь, он направился в угол темной кузни, накинул на плечи синий ватник и взял ружье с несколькими оставшимися патронами. Ружье это уже давно служило ему верой и правдой, он прихватил его с собой, когда в армии случился мятеж и все солдаты поспешили разойтись по домам. Одно время от бандитов и коммунистов буквально проходу не было. Привычка относиться к незнакомым людям с недоверием была сильна и по сей день. Людей со стороны они видели редко, в последний раз это был человек, прилетевший к ним на сверкающем аэроплане только для того, чтобы сказать, что к власти в стране пришло новое правительство, которое сделает всех людей свободными. После этого человек улетел туда, где заседало это самое правительство, а они так и остались в своей деревне, продолжая жить так же, как и прежде.

Соседи, дрожа от холода, стояли на улице. Одни были вооружены ружьями, другие – ножами и вилами, третьи – дубьем. Над ними клубилось облачко белесого пара. Еще дальше, возле своих домов, стояли женщины, дети и старики, готовые в любую минуту скрыться за дверью.

Юань Као бросил взгляд на приближающегося незнакомца.

– Он один, – хмыкнул он, – и оружия при себе у него нет.

– Он едет верхом на осле и ведет за собой другого осла, видишь? – сказал один из соседей.

Это было действительно странно. Кто мог управиться с животными после великого скачка? Юань Као стало не по себе.

Незнакомец, подъехавший уже совсем близко, оказался стариком. Он заулыбался, и крестьяне один за другим стали опускать свои ружья. Еще более странным обстоятельством было то, что он был одет по-летнему легко. Подъехав поближе, старик поздоровался. Толпа молчала, но глаза ее говорили красноречивее всяких слов.

– Меня зовут Ю Ши, – сказал старик. – Я принес вам весть, дарующую надежду.

– Добро пожаловать, уважаемый, – учтиво поклонившись гостю, сказал Юань Као. – Можете чувствовать себя здесь как дома. Пойдемте побыстрее в тепло – я представляю, как вы измерзлись.

– Ничего подобного, – ответил старик, улыбнувшись. – Это тоже связано с моей вестью. Человеку не нужна теплая одежда – он не боится холода. Человек, облаченный в знание, не мерзнет.

Он слез с осла и продолжил:

– Таких, как я, много. Наш учитель послал нас в мир, чтобы мы смогли одарить этим знанием и вас. Мы очень надеемся на то, что кто-то из вас тоже станет пророком.

– И чему же вы учите? – спросил Юань Као.

– Правильному использованию сил разума, – ответил Ю Ши. – Мой наставник был ученым в Фуаньчжоу. Когда произошел великий скачок, он понял, что все это связано с внутренним человеком, и стал искать средства, позволяющие наилучшим образом использовать эти силы… Мы находимся в самом начале пути, но нам уже есть что сказать всему человечеству.

– Да, уважаемый, нам теперь думается лучше, чем прежде, это любой может подтвердить, – закивал головой Юань Као.

– И все-таки, я надеюсь, мои слова не покажутся вам совсем уж пустыми. Подумайте о том, как часто телесные скорби побеждаются разумом и волей. Человек может выжить даже там, где сдохнут самые сильные и выносливые звери. Так было раньше. Подумайте же, на что мы можем быть способны теперь!

– Да, – сказал Юань Као с поклоном, – мы видим, что ты уже властвуешь над холодом.

– Такие морозы, как сегодняшний, не страшны человеку, который знает, как должна двигаться его кровь. Это пустяк. – Ю Ши пожал плечами. – Возвысившийся разум способен творить с телом многое. Я могу показать вам, как останавливать кровотечение и снимать боль. Но есть множество вещей, которые заинтересуют вас не меньше: знание языка животных и способ установить с ними дружеские отношения; умение вспоминать все, когда-либо слышанное и виденное; искоренение всех чувств и желаний, признанных разумом негодными; умение говорить с другими, не прибегая к помощи слов; постоянное видение реальности такой, какая она есть, без ухода в бесплодные фантазии…

– Уважаемый, но стоим ли мы того, чтобы возобладать всеми этими сокровищами, о которых ты нам поведал? – пробормотал Юань Као. – Нижайше просим тебя отобедать с нами и оставаться здесь столько, сколько будет угодно твоей душе.

Это был великий день в истории деревни. Юань Као не сомневался, что скоро новое учение преобразит весь мир. Как ему хотелось увидеть, каким он, мир, станет лет через десять!

За иллюминаторами во мраке первозданной ночи сверкали миллионы холодных звезд. Огромный Орион, Млечный Путь, застывший светлою рекой, – все ледяное и безмолвное.

Космос походил на бескрайний океан, по которому плыл их крошечный кораблик. Земное солнце давно скрылось в безбрежности небес, остались только ночь, безмолвие и невыразимая краса звезд. Глядя на них, Питер Коринф чувствовал всю разобщенность звездных миров, отделенных друг от друга чудовищными расстояниями. Это заставляло замирать его сердце. Миры, один другого великолепнее, следовали за мирами, но каждый из них был ничтожен по сравнению с тем, что его окружало…

«Может быть, так ты сможешь прийти к Богу…»

Да, наверное, так оно и есть… По крайней мере, за собственные пределы он уже вышел.

Коринф отошел от иллюминатора, с радостью вернувшись в замкнутую ограниченность кабины звездолета. Льюис следил за показаниями приборов, сжимая в зубах потухшую сигару. Глядя на его лицо, можно было подумать, что ничего особенного с ними не происходит, но Коринф точно знал, что холодное дыхание космоса коснулось и его сердца.

Биолог время от времени едва заметно кивал головой. (Работает, как часы. Пси-генератор, иллюминаторы, искусственная система гравитации, вентиляция, сервомеханизмы – кораблик, что надо, – ничего не скажешь.)

Коринф сел в кресло, откинувшись на его спинку и обхватив руками колено. Бросок к звездам был настоящим триумфом человечества и, возможно, величайшим событием в его истории. Человек теперь имел куда больше шансов выжить, он уже не был столь зависим от своей маленькой планеты. Впрочем, сказать, что Коринф торжествовал, было бы преувеличением – событие было слишком масштабным, для того чтобы сейчас его возможно было как-то оценивать.

Конечно же, Коринф всегда понимал, что пространство бесконечно, но это знание было в нем мертвым, бесцветным, условным – десять в такой-то степени и только… Теперь это знание обратилось в часть его самого. Он стал жить в нем и уже никогда не мог обратиться в того человека, которым был прежде.

Движимый силами, недоступными обычным ракетам, корабль преодолевал все эйнштейновские пределы скорости. Впрочем, понятие «скорость» в его случае теряло всяческий смысл, скорее здесь нужно было говорить о некоем взаимодействии корабля и массы всей Вселенной. Изменение его положения в пространстве описывалось формулами совершенно нового раздела математики, специально разработанного применительно к этому случаю. Корабль генерировал собственное псевдогравитационное поле, «горючим» ему служила масса – любая масса, расщеплявшаяся в энергию, что давало выход что-то около девяти, умноженного на десять в двадцатой эрг на грамм. Иллюминаторы на деле были экранами, автоматически компенсировавшими как эффект Доплера, так и аберрации, что позволяло пилотам видеть то, что в любом ином случае оставалось бы невидимым. Половина оборудования корабля была создана специально для того, чтобы кормить, поить и защищать самый драгоценный из его грузов – людей.

Несмотря на то что создатели звездолета прорабатывали его конструкцию в деталях, он не производил впечатления чего-то законченного. Спеша за несколько месяцев завершить то, к чему человечество шло тысячелетия, создатели корабля решили не обременять себя установкой дополнительных компьютеров и роботов, которые могли бы обеспечить автоматическое управление полетом. Пилоты, с их новым мощным интеллектом, вполне справлялись с возникавшими в ходе полета задачами; так, им ничего не стоило решить уравнение в частных производных – и притом, высокого порядка – с той же скоростью, с какой его решали компьютеры последних моделей. Новому человечеству Нужен был свой фронтир, потому-то земные инженеры так спешили с завершением строительства звездолета. Следующий корабль должен был стать уже совсем другим, при этом решающую роль в его разработке должен был сыграть опыт, полученный во время первого полета.

– Космическое излучение существенно не меняется, – сказал Льюис. Ряд инструментов корабля был установлен над его обшивкой, за пределами защитного силового поля. (Стало быть, теория звездообразования может оказаться несостоятельной.)

Коринф кивнул. Пространство на протяжении всего времени полета было буквально пронизано потоками заряженных частиц, летевших неведомо откуда и неведомо куда. Существовали ли у этих потоков определенные источники, или же они были одной из составных частей космоса, наподобие звезд и туманностей? Как профессионал, Коринф не мог не интересоваться этой проблемой.

– На мой взгляд, – отозвался он, – даже непродолжительные полеты, за время которых мы способны исследовать крайне незначительную область пространства, покажут полную несостоятельность нынешних астрофизических теорий. (Нам придется приступить к созданию совершенно новой космологии.)

– Точно так же, как и биологии, – перебил его Льюис. (После того, что произошло со всеми нами, я неоднократно задумывался о природе жизни, и сейчас я близок к признанию возможности существования ее форм, основанных не на углероде, но на чем-то ином.) – Впрочем, поживем – увидим. Какие замечательные слова: «поживем – увидим». Даже на освоение Солнечной системы должны были уйти десятилетия. «Шейла» – сентиментальный Коринф назвал корабль именем своей жены – во время пробного полета успела побывать на Луне. Настоящее же ее путешествие началось с полета к Венере, во время которого они спустились в ее атмосферу и сделали облет планеты, после чего курс был взят на Марс, где была совершена краткая остановка; там Льюис, к собственному восторгу, обнаружил своеобразную флору, чудом приспособившуюся к суровым местным условиям. После этого корабль покинул пределы Солнечной системы, и на все это у них ушла всего неделя! Затем они должны были оставить позади созвездие Геркулеса, с тем чтобы достигнуть края ингибирующего поля и собрать о нем новые данные; потом следовал перелет к альфе Центавра с целью проверки, имеется ли у ближайшей соседки Солнца планетная система. Домой они должны были вернуться уже через месяц!

«Когда мы вернемся, зима уже будет на исходе…»

Когда они улетали, в Северном полушарии Земли все еще стояла зима. То памятное утро было холодным и темным. Низкие облака, проплывавшие по небу цвета стали, походили на рваные дымы. Громада Брукхейвена, занесенная снегом, еле виднелась в утренней мгле, город и вовсе скрылся из виду.

Провожавших было немного. Чета Мандельбаумов в старой поношенной одежде, худощавый, прямой, как палка, Россман, ближайшие друзья, коллеги из лабораторий и мастерских.

Хельга была одета в роскошную шубу. Ее светлые волосы были собраны в тугой узел, на котором крошечными бриллиантами поблескивали снежинки. Та холодность, с которой она прощалась с Коринфом, говорила о том, что Хельга с трудом владеет собой и может разрыдаться в любую минуту. Коринф молча пожал ей руку и, оставив ее с Льюисом, направился вместе с Шейлой на другую сторону корабля.

В своем скромном зимнем пальтишке Шейла казалась крошечной и хрупкой. С худенького личика на него смотрели огромные глаза. В последнее время она была на удивление тихой и задумчивой, хотя прежние страхи все еще не оставляли ее. Он держал ее за руки, поражаясь тонкости ее запястий.

– Не следовало бы мне бросать тебя, милая… – сказал Коринф с напускной небрежностью.

– Ничего. Ты скоро вернешься, – ответила голосом, напрочь лишенным эмоций, Шейла. Она перестала пользоваться косметикой, и Коринф не мог не заметить того, какими бледными стали ее губы. – Надеюсь, за это время мне станет получше.

Он кивнул. Психиатр Кирнс был прекрасным человеком, с умом, острым, словно бритва. Он не спорил с тем, что его терапия носила чисто экспериментальный характер, ибо она была основана на погружении пациентов в неведомые глубины их нового сознания, однако тут же напоминал, что в ряде случаев подобная практика позволяла ему получать потрясающие результаты. Он был резким противником таких варварских методов воздействия на психику, как оперативное вмешательство и электрошок. Его метод был основан на допущении, что временное лишение человека привычных для него связей делает возможным его «перепрограммирование», имеющее целью дальнейшую его реабилитацию.

(– Сдвиг вызвал беспрецедентный психический шок во всех организмах, имеющих нервную систему, – говорил доктор Кирнс. – Счастливчики – волевые, решительные, побуждаемые к действию внешними причинами, но не интроспекцией, имеющие привычку к напряженным раздумьям – перешли в новое качество сравнительно безболезненно, хотя, я нисколько не сомневаюсь в этом, психические шрамы, вызванные этой катастрофой, будут сопровождать нас до могильной доски. Те же, кому повезло меньше, заработали на этом деле приличный невроз, который в ряде случаев тут же перерос в психоз. Ваша супруга, доктор Коринф, – позвольте уж быть с вами откровенным до конца – находится на грани сумасшествия. Ее прежняя жизнь, устроенная и не требующая сколь-нибудь напряженной интеллектуальной деятельности, не смогла подготовить ее к столь радикальным переменам в ней самой. То, что у нее не было детей, о которых она могла бы заботиться, вкупе с тепличными условиями жизни, не предполагавшими борьбы за существование, усугубило и без того тяжелую ситуацию. Прежние установки, компенсаторные реакции, забывчивость, помогавшая нам выходить из сложных ситуаций, и самообман, которыми грешили мы все, мгновенно потеряли всяческий смысл и значение. Ничего другого Шейла не нашла. Тревога, вызванная болезненной симптоматикой, только усиливает эту симптоматику – здесь мы опять-таки имеем дело с неким порочным кругом… и все же, пожалуй, я смогу помочь ей. Со временем же можно будет говорить и о полном излечении… Вы спросите – когда именно? На это я ничего не смогу вам ответить. Скорее всего это произойдет в ближайшие год, два. Вы видите сами, какими шагами сегодня движется наука. Так что, я думаю, рано или поздно ваша жена вновь станет уравновешенным и счастливым человеком.)

– Ладно… Внезапный ужас в ее глазах.

– Пит, милый, ты береги себя, слышишь? Ты непременно должен ко мне вернуться!

– Как же иначе, – ответил он, попробовав улыбнуться. (– Я думаю, лучшего нельзя было и желать, доктор Коринф. То, что вы отправитесь в экспедицию, прекрасно. Пусть уж лучше она переживает из-за вас. В противном случае она общалась бы с фантомами, порождаемыми ее собственным сознанием. Это событие может переориентировать ее внимание с внутреннего мира на мир внешний, в котором она и должна жить. Кстати говоря, к интровертам я бы ее не отнес…)

Снежный вихрь на миг скрыл их от посторонних глаз. Он поцеловал Шейлу в холодные дрожащие губы.

Земля под ногами звенела, казалось, вся планета была скована холодом. Над их головами с шумом пролетела трансатлантическая ракета, направлявшаяся в Европу с некоей миссией, вызванной к жизни новым мировым порядком. Коринф смахнул с волос Шейлы снежинки и невесело усмехнулся.

Глаза, губы, руки его говорили ей:

– Когда я вернусь домой – как славно, когда тебе есть куда вернуться, – я надеюсь найти тебя здоровой и счастливой. Мы заведем робота, который станет делать за тебя всю домашнюю работу, чтобы она не мешала нам – тебе и мне.

Думал же он при этом об ином: «Любимая? Жди меня, как ты ждала меня всегда. Ты – весь мой мир. Пусть же между нами никогда не будет тьмы, о, дитя света. Мы либо вместе, либо нас нет…»

– Я постараюсь, Пит, – прошептала она. Он коснулся рукой ее лица. – Пит, мой хороший…

Из-за корабля раздался голос Льюиса:

– Посадка заканчивается!

Все понимали, что прощаться Коринфу и Шейле непросто. Добравшись до люка шлюзной камеры, физик еще раз обернулся и помахал рукой Шейле. Она осталась далеко внизу – маленькая фигурка посреди бескрайней снежной пустыни.

Солнце превратилось в одну из множества звезд, пусть пока и самую яркую. Они находились в районе орбиты Сатурна. Созвездия при этом нисколько не изменились – расстояние, которое преодолел корабль, было ничтожным по сравнению с расстоянием до них. Огромное кольцо Млечного Пути и спирали других галактик были для них такими же далекими, как и для пещерного человека, впервые поднявшего глаза к небу. Не было ни времени, ни расстояния – лишь беспредельность, лишь безбрежность.

«Шейла» осторожно продвигалась вперед, сейчас скорость ее была существенно меньше световой. Они должны были достичь границы ингибирующего поля и запустить в область его повышенной напряженности телеметрические ракеты.

Льюис, шутливо поругиваясь, стоял возле клетки с крысами, которых в скором будущем ожидало еще одно, на сей раз последнее, космическое путешествие. Своими глазами-бусинками они смотрели на него так, что впору было разрыдаться.

– Вот бедолаги, – хмыкнул Льюис. – Когда на них смотрю, чувствую себя последней сволочью. – Он довольно хохотнул. – Впрочем, я чувствую это постоянно.

Коринф промолчал. Он смотрел на звезды.

– Главная твоя проблема, – сказал Льюис, плюхнувшись в соседнее кресло, – состоит в том, что ты слишком серьезно относишься к жизни. В этом смысле тебя не смог исправить даже этот самый сдвиг. Что до меня – естественно, по определению, я совершенен! – то я плакал и страдал не меньше твоего, но при этом всегда находились и такие вещи, которые дико меня смешили, понимаешь? Если Бог действительно существует, а в последнее время я все больше склоняюсь к этой мысли, то Честертон, скорее всего, прав, когда он включает чувство юмора в число Его атрибутов. – Льюис прищелкнул языком. – Бедный старый Честертон! Жаль, что он не дожил до эпохи перемен. Чего бы только он тогда не понаписал!

Его монолог прервал вой сигнальной сирены. Они замерли и тут же заметили, что красная сигнальная лампа начала часто мигать. Ими внезапно овладела странная сонливость. Коринф схватился за подлокотники своего кресла и затряс головой.

– Поле… Мы вошли в зону… – Льюис щелкнул каким-то тумблером панели управления. Голос его стал звучать неожиданно глухо. – Уноси нас отсюда, да поживее…

«Обратный ход!»

Увы, все было не так просто. Поле, в котором они вновь оказались, было реальным. Коринф вновь затряс головой, пытаясь справиться с приступом тошноты.

«Нужно включить это… Или то…»

Он беспомощно смотрел на приборную доску. Стрелка перешла через красную отметку, означавшую скорость света, и поползла дальше. Корабль ускорялся, хотя в намерения Коринфа это явно не входило.

«Что теперь делать?»

Льюис покачал головой. На его широком лице появились капельки пота.

– Хорошо бы срулить куда в сторону, – прохрипел он. – По касательной…

При работе с пси-энергией не существует ничего постоянного. Все изменчиво, все является функцией множества компонентов, зависящих как от градиентов ее потенциала, так и друг от друга. «Вперед» и «назад» являются здесь понятиями весьма и весьма условными. Помимо принципа неопределенности существуют такие вещи, как хаотическое движение электронов и многое подобное, степень сложности чего настолько высока, что благодаря ей стало возможным появление звезд, планет и людей, наделенных способностью мыслить. В мозгу Коринфа разом возникла целая цепочка уравнений.

Головокружение прекратилось. Коринф с ужасом посмотрел на Льюиса.

– Мы ошиблись, – пробормотал он. – Границы поля не настолько размыты, как нам это казалось.

– Но ведь Земля выходила из него несколько дней, при этом относительная скорость…

– Значит, мы оказались в другой части конуса… Возможно также, что интенсивность этого поля меняется со временем. При этом…

Коринф вдруг заметил, что Льюис смотрит на него, разинув рот.

– Что? – спросил он, еле ворочая языком.

– Я говорю… Минуточку…

Коринфу вдруг стало страшно. Он произнес всего несколько слов, дополнив их набором жестов, однако Льюис уже не смог понять их значения.

«Он и не мог этого сделать!» Оба они успели заметно поглупеть.

Коринф облизнул пересохшие губы и внятно, на обычном английском, повторил сказанное.

– Да, да, конечно, – только и смог выдавить из себя Льюис.

Коринф почувствовал, что с его головой творится что-то неладное, у него возникло такое ощущение, будто мысли слиплись в один жуткий ком. Он стремительно падал в бездну, из которой совсем недавно с таким трудом выбирался, он вновь превращался в получеловека-полуживотное.

Он был ошеломлен этим открытием. Они неожиданно для себя вернулись в поле, совсем недавно оставленное Землей, они становились такими же, какими были прежде. Корабль же погружался в него все глубже и глубже, напряженность поля с каждой минутой росла. Теперь они были лишены интеллекта, без помощи которого управлять их кораблем было попросту невозможно.

«При постройке следующего корабля нужно будет учесть и такую возможность, – подумал Коринф. – Иначе что прикажешь делать в ситуациях, подобных этой?»

Он посмотрел в иллюминатор.

«Мы не знаем ни конфигурации, ни протяженности этого поля. Если мы действительно движемся по касательной к полю, в скором времени мы покинем его. В противном случае мы можем провести здесь и сотню лет…»

Он уронил голову на грудь и вдруг заплакал, словно ребенок.

Тьма становилась все гуще.