Коринф вздохнул и отложил лист с вычислениями в сторону. Через приоткрытое окно до него долетал городской шум. Стоял октябрь, и на улице было уже зябко. Он поежился, выудил из кармана сигарету и закурил.
«Звездолеты… В Брукхейвене построен первый космический корабль».
Его участие в проекте ограничивалось расчетом внутриядерных напряжений в силовом поле, генерируемом приводом корабля. Задача эта была достаточно сложной, но не настолько важной, чтобы без ее решения не могли обойтись создатели звездолета. Только сегодня ему удалось побывать в космическом центре – он наблюдал за тем, как собирается корпус корабля, поражающего воображение изяществом своих форм. Все его части – двигатель, обшивка, люки, иллюминаторы, приборные доски – были настоящими произведениями инженерного искусства, каких еще никогда не видел мир. Сознавать, что ты тоже принимаешь участие в этом проекте, было очень приятно.
Только…
Он негромко ругнулся, затушил сигарету о край переполненной пепельницы и поднялся на ноги. Вечер не сулил ничего хорошего – ему обязательно нужно было увидеться с Хельгой.
Он шел знакомыми коридорами по привычно оживленному Институту. Теперь они работали круглые сутки. Тысячи пробужденных разумов стремились расширить горизонты познания, не зная ни устали, ни покоя. Он завидовал юным техникам. Они были сильными, цельными, целеустремленными натурами, будущее могло принадлежать им и только им, и они это прекрасно понимали. В свои тридцать три года Коринф чувствовал себя едва ли не стариком.
Хельга вновь вернулась на свое прежнее место. Теперь, когда все нормализовалось, с ее работой мог справиться далеко не каждый, у нее же был опыт и желание работать. Коринф считал, что она слишком уж ревностно относится к исполнению своих обязанностей, что немало смущало его, ибо он понимал, что эта ее ретивость во многом связана с ним. Она никогда не уходила с работы раньше его, понимая, что он может зайти к ней, пусть случалось подобное и не слишком часто.
Он постучал. Из динамика, висевшего над дверью, прозвучало решительное:
– Войдите!
Он вошел в кабинет и вновь – уже в который раз – поразился живости глаз Хельги.
– Может, сходим куда-нибудь поужинать? Она вопросительно подняла брови, и он поспешил объясниться:
– Сегодняшний вечер Шейла проводит с госпожой Мандельбаум. У нее – я имею в виду Сару – есть какое-то чутье, присущее иным простым женщинам и совершенно недоступное мужчинам. Она умеет успокаивать Шейлу как никто другой. Я же сегодня совершенно свободен.
– Все понятно. – Хельга стала собирать бумаги, лежавшие на столе. Ее офис всегда отличался безупречным порядком, можно было подумать, что здесь работает машина. – И куда же мы отправимся?
– Ты же знаешь, я последнее время нигде не бываю.
– Ну что ж. Тогда я предлагаю отправиться к Роджерсу. Новый ночной клуб для нового человека. – Улыбка ее была достаточно невеселой. – По крайней мере, еда там вполне приличная.
Он вошел в маленькую ванную, примыкавшую к кабинету Хельги, и, встав перед зеркалом, стал приводить в порядок одежду и волосы. Когда он вернулся в кабинет, Хельга уже успела собраться. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы запечатлеть в сознании ее цельный образ, что прежде было совершенно немыслимо. Они больше не могли скрывать друг от друга своих чувств, да и не пытались делать этого. Он внимал своим чувствам смиренно и робко, она относилась к ним как к данности. Он нуждался в человеке, который понимал бы его и при этом был бы сильнее, чтобы он мог с ним поговорить, мог призанять у него сил… Ему казалось, что она только отдает, а он только берет, но, несмотря на это, он не мог прервать этих отношений.
Она взяла его под руку, и они вышли на улицу. Свежий студеный воздух пах осенью и морем. Ветер нес по тротуару увядшие листья. Лужицы подернулись ледком.
– Пойдем пешком, – сказала Хельга, знавшая о его любви к прогулкам. – Здесь недалеко.
Он кивнул, и она повела его по пустынным улицам. Ночь нависала, над каменными громадами Манхэттена огромной черной тучей. Город был пуст, редкие пешеходы и машины, встреченные ими на пути, только усиливали это ощущение. Таким теперь был не только Нью-Йорк…
– Как у Шейлы с работой? – спросила вдруг Хельга. Коринф подыскал для Шейлы работу в реабилитационном центре, надеясь, что так ей будет легче жить. В ответ Коринф только пожал плечами. Он подставил лицо ветру, гулявшему между домами. Хельга поняла, что пока ей лучше помолчать.
Над кафе Роджерса висела скромная неоновая вывеска. Едва они вошли вовнутрь, как их залило голубоватое сияние, источник которого оставался невидимым. Создавалось ощущение, что светится сам воздух. «Здорово, – подумал Коринф. – Как это они умудрились такое сделать?» Он на мгновение задумался и тут же понял, на каком принципе может быть основан этот эффект. Вероятно, какому-то инженеру внезапно пришла в голову идея стать ресторатором.
Столики здесь были расставлены куда реже, чем это было принято в прошлом. Коринф обратил внимание и на то, что они образуют спираль, которая в среднем минимизирует расстояния, проходимые официантом в его движении меж столиками и кухней. Официант, однако, так и не появился, вместо него к столику на мягких резиновых колесах подъехал робот, предложивший им грифельную доску и перо, для того чтобы они могли сделать заказ.
Мясных блюд в меню практически не было – снабжение города продуктами все еще оставляло желать лучшего, – они заказали сою под белым соусом и аперитив.
Они подняли бокалы. Хельга смотрела на Коринфа испытующе.
– Будем.
– Будем, – ответила она. И тут же задумчиво продолжила: – Боюсь, наши потомки не поймут наших предков. Блистательное наследие варваров покажется им чем-то скотским… Когда я начинаю думать о будущем, мне становится как-то не по себе.
– Значит, и тебе тоже… – пробормотал Коринф. Он понимал, что она говорит все это, только чтобы помочь ему…
В зале появился небольшой оркестр. Лица исполнителей были знакомы Коринфу – прежде все трое были знаменитыми на весь мир музыкантами. Они вынесли несколько старых инструментов – струнные, деревянные духовые, трубу – и парочку инструментов, изобретенных совсем недавно. Филармоний пока не существовало, и музыканты были рады уже и тому, что у них вообще есть возможность играть, пусть даже и в ресторане.
Коринф взглянул на посетителей, сидевших за соседними столиками. Это были самые обычные люди: рабочие с мозолистыми руками, узкоплечие клерки, лысеющие профессора. Старые разграничения остались в прошлом – всем этим людям приходилось начинать свою жизнь сызнова. Исчезла и строгость в одежде, внешняя сторона с каждым днем значила все меньше и меньше.
Дирижера у оркестра не было. Музыканты импровизировали, умудряясь при этом сохранять слаженность исполнения. Музыка была достаточно холодной, от нее веяло льдом и темными водами северных морей, вздохам струнных сопутствовал сложный изощренный ритм. Коринф, забыв обо всем на свете, попробовал собраться с мыслями. Время от времени отдельные аккорды трогали потаенные струны его души, извлекая из них то одни, то другие чувства. Его пальцы сильнее сжали бокал. В пространстве между столиками появились танцующие фигуры – каждый двигался по-своему, не обращая на соседей ни малейшего внимания. Прежде подобные вечеринки назывались «джем-сейшн», впрочем, об этом наверняка уже никто не помнил. Очередной эксперимент, подумалось Коринфу. Все человечество теперь только тем и занимается, что экспериментирует, – линия горизонта исчезла, и каждый волен делать то, что ему угодно.
Повернувшись к Хельге, он поразился взгляду ее синих глаз. Она смотрела на него неотрывно. Он решил заговорить на какую-нибудь нейтральную тему, надеясь скрыть свои истинные чувства, хотя и отдавал себе отчет в том, что для этого они слишком хорошо знают друг друга. Достаточно было жеста или неприметного движения глаз или губ, и все, что было у тебя на душе, тут же становилось известным собеседнику.
– Работа? – спросил Коринф вслух, (Как тебе работается последние дни?)
– Нормально, – ответила она бесстрастным тоном. (У нас теперь не работа, а сплошной подвиг. Трудно придумать что-нибудь интереснее, но мне, признаться, сейчас немного не до того…)
– Хорошо, что мы сейчас вместе. (Ты мне нужна. Когда мне плохо, мне необходимо, чтобы кто-то был рядом.)
(Я всегда буду где-то неподалеку), – ответили ему ее глаза. «Опасная тема. Нужно перевести разговор на что-то другое». Он поспешил обратиться к Хельге с вопросом:
– Как тебе нравится здешняя музыка? Кажется, они близки к обретению музыкальной формы, приемлемой для нового слушателя… Ты не находишь?
– Не знаю. – Хельга пожала плечами. – Признаться, мне больше нравятся старые мастера. Они человечнее.
– Ты полагаешь, что мы остались людьми?
– Да. Мы всегда будем оставаться собой. Любовь и ненависть, страх и отвага, смех и слезы – они будут с нами всегда.
– Но разве не могут стать иными и они? – спросил Коринф не без любопытства.
– Возможно, в этом ты прав… Верить в то, во что мне хочется верить, стало почти невозможно.
Он кивнул, она же едва заметно улыбнулась.
(Мы с тобой знаем об этом, правда? Все всё знают…)
Он вздохнул и сжал руки в кулаки.
– Порой мне хочется… Впрочем, не будем… «На самом деле я люблю Шейлу».
(Слишком поздно, да, Пит? – спросили глаза. – Мы с тобой опоздали…)
– Потанцуем? (Лучше забыться…)
– Конечно. (С радостью, с радостью!)
Они покинули свой столик и направились к танцующим. Стоило Коринфу взять Хельгу за талию, как им овладело странное чувство. «Может быть, я вижу в ней собственную мать?» Впрочем, сейчас это не имело никакого значения. Музыка подхватила его с новой силой, он чувствовал ее пульсацию всем телом. Он был весьма посредственным танцором и поэтому позволил Хельге вести танец, поражаясь тому, какую радость могут доставлять обычные ритмические движения. На миг ему даже захотелось стать варваром, танцующим перед своими идолами и изъясняющим им скорбь, переполняющую его сердце…
Нет, об этом можно было думать раньше. Он был порождением цивилизации и оставался таковым до сих пор – уж слишком давно он родился… И вообще, как может чувствовать себя человек, на глазах у которого сходит с ума его жена?
«Любовь, когда б с судьбою ты была в ладах…» Какое детство! Ужас!
Музыка замолкла, и они вновь вернулись за свой столик. Робот подал закуски. Коринф помог сесть Хельге, сел сам и с тоской посмотрел на стоявшее перед ним блюдо. Хельга, как и прежде, не сводила с него глаз.
– Шейла? – спросила она. (Ей что – опять стало хуже?)
– Нет. (Спасибо за участие.) – Коринф нахмурился. – (Работа помогает ей коротать время, и не более. Она постоянно о чем-то думает, у нее начались какие-то видения по ночам…)
«Моя ж ты боль!»
– Но почему? (Ты, я и большая часть человечества – все мы смогли приспособиться. Мы уже успокоились, нам кажется, что так, как сейчас, было всегда. Она казалась мне куда уравновешеннее большинства людей, и тут – такое…)
– Ее подсознание… (Оно вышло из-под контроля сознания. Она понимает это и сама, но от этого ее состояние только становится хуже…)
– Она просто не способна совладать с силами собственного разума.
Их глаза встретились.
«Мы лишены прежней невинности. Мы лишились всего того, чем обладали прежде… нагие и одинокие…»
Хельга подняла голову. (И все-таки нужно смотреть правде в глаза и при этом как-то жить.) «Но как быть с этим страшным одиночеством?»
(Я стал слишком зависимым от тебя. Нэт и Феликс с головой ушли в свою работу. Шейла лишилась сил – слишком долго она сражалась сама с собой. Осталась только ты, но мне жаль тебя…)
(Я не возражаю против этой роли.) «Теперь я ясно вижу – ничего другого у меня нет. Только ты».
Их руки потянулись через стол друг к другу… Хельга покачала головой и убрала руку со стола.
– Господи… (Когда бы мы знали самих себя! Если бы у нас была реальная действенная психиатрия!)
(Когда-нибудь мы узнаем все.) Пытаясь успокоить:
– А как твоя работа?
– По-моему, неплохо. (Мы сможем достать до звезд еще до прихода весны. Но что нам звезды? Зачем они нам?) – Коринф уставился на свой бокал с вином. – Я немного опьянел. Слишком много говорю.
– Что ты, милый. Он взглянул на нее:
– Хельга, почему бы тебе не выйти замуж? Найди себе кого-нибудь. Не можешь же ты вечно вытягивать меня из этого ада… Она отрицательно покачала головой.
– Забудь обо мне, Хельга, – прошептал Коринф.
– Скажи, а ты мог бы забыть о Шейле? – ответила она вопросом на вопрос.
Робот, подъехав к их столику, убрал тарелки с закусками и поставил на стол главное блюдо. Коринф полагал, что аппетит после таких разговоров у него обязательно пропадет, однако еда оказалась куда вкуснее, чем он ожидал. Процесс принятия пищи может быть такой же компенсацией, как фантазии, пьянство, работа и тому подобное.
(Ты должен выдержать все, – сказали ему глаза Хельги. – Что бы ни встретилось на твоем пути… При этом ты должен сохранять здравость ума, иначе ты перестанешь быть человеком.)
Через полминуты она произнесла вслух:
– Пит, хочешь полететь? (На звездолете.)
– Что?
Он посмотрел на нее с таким странным выражением на лице, что Хельга не смогла удержаться от смеха. Взяв себя в руки она тут же продолжила с прежней серьезностью:
– Он рассчитан на двух членов экипажа. (В основном им будут управлять роботы. Нэт Льюис хочет оставить за собой одно из мест. Он биолог и, по его мнению, проблемы биологии…)
Его голос дрогнул от волнения:
– Я и не знал, что ты имеешь к этому отношение…
– Официально я здесь ни при чем. (Но, коль Скоро это чисто институтский проект, я могу выбрать на эту роль любого квалифицированного человека. Нэт понял это моментально.) – Они обменялись улыбками. – Но без физика там, разумеется, не обойтись. (Ты прекрасно знаком с проектом и, помимо прочего, принимал в нем самое деятельное участие.)
– Но… – Он покачал головой. – Конечно, мне бы этого хотелось… («Хотелось» – даже не то слово. За право стать членом экипажа звездолета я бы поступился чем угодно… даже возможностью стать бессмертным. Когда я был совсем еще ребенком, по ночам я любил смотреть на звезды, на восход Луны, на Марс, который казался мне похожим на красный глаз…) Но ведь я не один. Со мною живет Шейла. Так что, Хельга, я подожду до следующего раза.
– Путешествие будет недолгим, – возразила Хельга. (Я думаю, на то, чтобы облететь ближайшие к нам звезды, достаточно будет пары недель. За это время можно будет решить все астрономические вопросы, планируемые на этот полет, и испытать двигатель во всех возможных режимах. Полагаю, полет не будет слишком опасным, – в противном случае я бы ни за что не допустила твоего участия в нем.) «Когда я смотрю на небо, мне становится холодно». (Мне кажется, что ты просто обязан воспользоваться этим шансом, если только хочешь сохранить разум. Ты в плохом состоянии. Пит. Тебе нужно найти что-то такое, что превышает уровень твоих сегодняшних проблем, что выходит за рамки нашего жалкого мира.) – Она заулыбалась. – Может быть, так ты сможешь прийти к Богу.
– Но я ведь-уже сказал… Шейла…
– Полет состоится только через несколько месяцев. (За это время может произойти многое. Я знаю, что происходит сейчас в психиатрии. Появилось сразу несколько перспективных направлений.) – Она легко коснулась его руки.
– Подумай над моим предложением, Пит.
– Обязательно, – сказал он хрипло.
Он понимал, что во многом это ее предложение объясняется искренним желанием Хельги помочь ему выбраться из морока и ужаса его нынешней жизни. Но это уже было неважно. Слова ее возымели свое действие моментально. Стоило им выйти на улицу, как он поднял глаза к небу.
«Звезды! Бог ты мой, – звезды!!!»