Волк и конь

Лесные тайны

Обезумевшая от страха косуля с треском продиралась сквозь кусты, петляя между исполинскими дубами. Измученное бегом животное то замирало под разлапистыми кронами, мелко дрожа и пытаясь восстановить дыхание, то вновь, судорожными скачками, бросалось в бегство. Но все отчаянные попытки запутать след оказывались тщетны: вслед за косулей неумолимо мчался большой волк. Хищно скалились клыки, в желтых глазах сверкала голодная жадность и охотничий азарт, а чуткие ноздри безошибочно улавливали запах пота и крови, текущей из ссадин, оставленных колючими кустами, а главное - смердящую вонь смертельного страха, что растекался позади косули, указывая зверю путь лучше самого четкого следа.

Вот косуля выбежала на берег лесной реки и, напрягая все силы, одним прыжком перемахнула через поток. Выскочивший следом волк едва успел притормозить - ему было явно не под силу повторить подвиг загнанной добычи. Но, когда копыта уже, казалось бы, спасшейся косули, ударили о землю, с ветвей ближайшего дерева спрыгнула гибкая тень. Послышалось грозное рычание, вырвался и затих предсмертный крик несчастного животного, которое свирепо терзала черная пантера. Меж тем волк, спустился к реке и, разыскав брод, подбежал к большой кошке. Вид второго хищника не смутил пантеру: издав призывное мяуканье, она посторонилась, пропуская волка к добыче. С довольным рычанием звери разрывали бьющуюся в предсмертных судорогах косулю, вытаскивая внутренности из распоротого брюха и тут же пожирая их.

Насытившись, волк уселся прямо на берегу, расставив лапы и вывалив язык. Пантера, нежно мурча, подошла к нему, игриво мурча и облизывая окровавленную морду. Волк в ответ тоже принялся вылизывать свою необычную подругу, не пропуская ни единого клочка мокрой шерсти. Оба зверя, встав на задние лапы, и закинув передние друг другу на плечи, продолжали эти звериные "поцелуи", сопровождая их настойчивым мурчанием и нетерпеливым поскуливанием. Волк вел себя особенно беспокойно: обхватив бедрами тело пантеры, он двигал всем телом, протираясь по телу большой кошки торчащим членом, красным от прилившей крови. Пантера, пытаясь ему помочь, легла на землю, выгнув спину и выпятив зад, но волк, беспомощно тычась, никак не мог проникнуть в ее лоно. После нескольких бесплодных попыток большая кошка, перевернулась на спину, извиваясь на земле и нетерпеливо мяукая. Волк жадно вылизывал ее гениталии, смакуя резко пахнущие выделения.

Вдруг блаженная истома исчезла из глаз большой кошки, сменившись недоумением, а затем и гневом. С возмущенным воем пантера отпрянула, вскочив на ноги и выгнув спину дугой. Лапа с острыми когтями вмиг располосовала волчью морду. Волк взвизгнул и попытался отскочить, но огромная кошка прыгнула вперед и, возле останков наполовину съеденной косули, с рычанием и визгом закрутился черно-серый клубок.

В королевской резиденции в Орлеане, герцог Луп Аквитанский, самозваный король франков уселся на кровати, шальным взглядом обводя свою спальню. Взгляд его упал на распростертое рядом женское тело: королева Отсанда лежала совершенно голая, раскидав черные волосы по шелковым простыням. Со звериным рычанием Луп прильнул к ней, жадно лобзая полные груди и плоский живот, постепенно спускаясь все ниже, пока не зарылся лицом в куст курчавых черных волос. Громкий стон пронесся по королевской опочивальне и женские бедра сжались вокруг головы Лупа, пока он исступленно ласкал набухший бугорок, с трудом сдерживаясь, чтобы по-волчьи не впиться в него зубами. Ему казалось, что он все еще бежит по лесу, с особой остротой впитывая все его запахи, сильнейшим из которых был терпкий аромат распаленной желанием самки. С рычанием он высвободил голову из плена женских бедер, резким движением переворачивая жену на живот и ставя ее на четвереньки. Протяжный стон разнесся по комнате, когда Луп, наконец, овладел своей изнывающей от похоти королевой.

Кусты раздвинулись и на берег лесной реки осторожно вышел высокий молодой человек со светлыми волосами. Он носил немудреное одеяние обычного виллана, но тонкие, совсем не простонародные черты лица, также как и необычно смелый, для селянина, взгляд, выдавали совсем не простое происхождение. С интересом молодой человек рассматривал следы недавнего побоища - наполовину съеденные остатки косули и рядом - труп взрослого волка с разорванным горлом. По оскаленной морде зверя с жужжанием ползали крупные мухи, а в кустах шелестел какой-то зверек, негодующе попискивающий на человека, оторвавшего его от неожиданной поживы. Лже-селянин осмотрел тело еще раз, задержавшись взглядом на круглых следах оставленных неведомым хищником на мокром песке. Проверив на всякий случай, как ходит в ножнах большой нож с широким лезвием, молодой человек развернулся и канул в лесной чаще. Поплутав по звериным тропкам, он вышел к большой поляне, где стояло множество шатров и горели костры, возле которых чистили свое оружие и готовились хлебать из котелков горячее варево воины - франки, саксы и кельты.

-Что там, Канвульф? - спросил Эльфрик , облаченный в украшенный золотом плащ поверх новых доспехов. Молодой король сидел у костра, разожженного перед большим шатром, над которым развевалось знамя с красно-золотым драконом

-Все в порядке, Ваше Величество, - сказал кентский тэн, - просто лесные звери не поделили добычу. Думаю, они не помешают мне проведать наших друзей в Орлеане.

Почти неделя минула с тех пор, как войска "короля Лупа" перешли Луару, двинувшись в поход по объятой бескоролевьем стране. С первых же дней их ждала удача - Орлеан, один из крупнейших городов королевства, без боя сдался Лупу, вывесив над стенами его золотые стяги с тремя дерущимися черными волками. Орлеанский епископ в соборе святого Авита отслужил благодарственную мессу по поводу восшествия на престол нового короля, остальная знать тоже не возражала против Лупа, как и простой народ - впрочем, его, как всегда, никто и не спрашивал. Однако, купцы, да и просто оборотистые крестьяне сумели соблюсти свою выгоду: воодушевленный тем, как легко был захвачен город Луп дал своим войскам несколько дней на отдых - чем и воспользовались оборотистые торговцы, поставлявшие ко двору нового короля окорока и копченые колбасы, рыбу, хлеб и сладкие фрукты и конечно же, вино, которым издавна славились виноградники долины Луары. По самой Луаре, издавна слывшей одним из важнейших торговых путей, день и ночь сновали лодки с разным товаром, а в городские ворота непрестанно проезжали тяжело груженные телеги со всякой снедью.

В один из таких дней в Бургундские ворота и прошел небольшой воз, в котором постукивали винные бочонки. На козлах его сидел молодой человек, одетый так, как мог одеваться зажиточный крестьянин. Он проехал по центральной улице, оставшейся еще с римских времен, и остановился на площади неподалеку от королевской резиденции, где слуги Лупа и иной знати закупали снедь для господских столов. Канвульф, благодаря редкому для благородных умению находить общий язык с самыми разными людьми, быстро влился в разноголосый шум стихийного рынка, бойко торгуя и одновременно болтая с покупателями и соседними торговцами о здешних сплетнях. Никто не удивился незнакомцу на базаре, - каждый день тут появлялись все новые лица, порой из весьма отдаленных краев. Также никого не удивил и его саксонский говор - с тех пор как язычники одержали верх в Британии, множество беглых христиан осело в королевстве франков, забираясь, порой, довольно далеко вглубь страны. Ну, а настоящий бессенский яблочный бренди, который Канвульф продавал на розлив и вовсе склонили к нему сердца множества покупателей. Особенно быстро товар расходился меж аквитанцев - и рядовых воинов и их командиров, что с видом хозяев расхаживали по площади. Однако Канвульф сумел их разговорить, - особенно пару вояк, с изрядно прохудившимися кошельками, которым сакс преподнес несколько кружек на дармовщинку. Языки аквитанцев, не привыкших к столь крепкому питью, быстро развязались, в то время как Канвульф, незаметно выливавший собственные порции на землю, внимательно слушал пьяные разговоры, запоминая все до последнего словечка. Когда же настала ночь и торговцы разбрелись по постоялым дворам да харчевням, Канвульф услышав все, что он хотел знать, бросил опустевший воз и незаметно покинул город, присоединившись к разбившей лагерь в глубине Орлеанского леса армии короля Эльфрика.

Не так уж мало аквитанских воинов проснулись, мучимые жестоким похмельем, однако Луп все равно приказал с утра выдвигаться из города. Он рассчитывал, что марш-бросок через лес быстро приведет в чувство всех страдальцев в его войске. Имелись, впрочем, и более веские причины для столь стремительного выдвижения: до короля Аквитании, наконец, дошли слухи о новом претенденте на севере и Луп понял, что надо спешить, если он не хочет потерять Нейстрию. Посоветовавшись со своими военачальниками, он решил двигаться через Орлеанский лес, рассчитывая за день-другой выйти к Парижу и, если повезет, взять его также быстро, как и Орлеан.

С утра армия Лупа вышла из Орлеана, углубляясь в лес по неширокому тракту, оставшемуся еще с римских времен. Почти тридцать тысяч воинов вывел будущий владыка франков. Впереди шла тяжелая конница, набранная из самых благородных семейств - потомки франкских завоевателей и галло-римских магнатов. Во главе всадников ехал сам король: в сверкающих на солнце доспехах и остроконечном шлеме. На его поясе висел длинный меч в кожаных ножнах, украшенных изображениями дерущихся волков. Три волка грызлись и на знамени, что нес над головой Лупа его знаменосец. Следом за конницей шла пехота - лучники, копейщики, мечники, - набранные, в основном, из жителей северных областей королевства Лупа - Буржа, Пуатье, Оверни. Имелись тут, впрочем, и жители Орлеана, соблазнившиеся на посулы аквитанских вербовщиков. Позади же воинов двигался обоз, под охраной двух десятков хорошо вооруженных всадников из Васконии. Среди телег особенно выделялась крытая повозка, запряженная четырьмя конями. В повозку, закрытую со всех сторон плотной черной тканью, под страхом смерти запрещалось заглядывать всем, кроме короля: в ней ехала Отсанда, которой, по слухам, нездоровилось. Васконка и вправду лежала на устланной черным шелками перине: в полной темноте, без движения, уставившись в темноту широко распахнутыми глазами. Дух же ее пребывал далеко: в теле прекрасного и сильного зверя, что далеко впереди войска мчался сквозь чащу, мерцая зелеными глазами в лесном полумраке.

Все дни, проведенные в Орлеане, Луп продолжал совершенствоваться в навыках выхода из тела - король, наконец, смог сделать это самостоятельно, без присмотра Отсанды. Вдвоем они разведывали все тропки и дороги в Орлеанском лесу, охотясь за местной живностью - Луп в полюбившемся ему волчьем обличье, а Отсанда в теле черной пантеры, бывшей любимице сарацинского правителя Тулузы. И лишь нелепая случайность, вызванная внезапно взыгравшей звериной похотью Лупа, помешала им в тот день пройти чуть дальше за безымянную речку, чтобы обнаружить действительно серьезную опасность, подстерегавшую их в лесу.

Войско Эльфрика, - собранное из нейстрийской знати, саксонских изгнанников, союзников из бретонских королевств и ирландского отряда, прибывшего вместе с Эльфриком и королевой Бертой, - собралось в поход гораздо раньше, чем предполагал Луп. Вопреки ожиданиям многих, Эльфрик, по совету Канвульфа, не стал задерживаться, чтобы взять Париж: вместо этого, взяв с города фураж и провиант, молодой король углубился в Орлеанский лес. Здесь он, - вернее его военачальники, среди которых хватало опытных воинов - рассчитывали внезапностью одолеть почти вдвое превосходившее их численностью войско. Чего не знали ни Эльфрик ни Канвульф ни кто-либо из остальных графов и герцогов, отправившихся в этот поход, это то, что благодаря колдовским умениям королевы Отсанды, этот замысел уже дважды висел на волоске. Лишь случайность помешала зверям с человеческим разумом, обнаружить армию короля Эльфрика, но сейчас ему опять угрожала опасность разоблачения.

Однако досадный случай вновь смешал карты правителей Аквитании.

Тощая волчица, с набухшими от молока сосками, пробиралась сквозь густые заросли, ежась от падавших на ее шкуру холодных капель. В зубах она держала жалобно скулившего волчонка - последнего из выводка, что она перетаскивала в новое логово. Прошлое обиталище пришлось оставить - как из-за соседства пришедших в лес непонятно откуда двуногих, разместившихся возле того самого оврага, где находилось старое логово, так из-за странного поведения и не менее странной смерти отца-волка. Несколько дней он надолго пропадал в лесу, возвращаясь вымотанным и усталым, зачастую без добычи, со странными запахами, вынуждавшими волчицу злобно рычать, выгоняя самца из логова. Когда же его не было особенно долго, волчица, терзаемая голодом, вышла на охоту сама - и нашла своего волка лежащим с разорванным горлом на берегу реки, рядом с телом полусьеденной косули. Тут же волчица обнаружила и следы от которых пахло незнакомым зверем, судя по всему, и убившим отца-волка. Запах этот немного походил на лесную кошку, однако следы, оставленные неведомым убийцей, были даже больше волчьих. Звериный ум не мог понять в чем дело - единственное, что вынесла волчица из происшедшего, так это то, что ей теперь придется охотиться самой и что волчат лучше перенести в более безопасное место. Этим она и занималась сейчас, перебравшись через реку и быстро пробираясь меж кустов. Лишь на миг волчица остановилась возле одного из лесных прудов, чтобы утолить жажду - и пока она жадно лакала воду, на берег вдруг выскочила большая черная кошка.

Человечьей душе в теле пантеры нечего было делить с лесным зверьем - и Отсанда уже собиралась разойтись миром. Однако волчица, учуявшая знакомый, ставший уже ненавистным запах, вздыбила шерсть, угрожающе зарычав. Страх за своего детеныша, память о жестоко убитом кормильце, оказались сильнее осторожности - и волчица, бросив волчонка в кусты, с рычанием кинулась на пантеру. Острые клыки и когти вновь схлестнулись в жестокой схватке, где сила и ловкость пантеры уравновешивались отчаянной храбростью матери-волчицы, защищавшей детенышей.

Отсанда глубоко вздохнула, возвращаясь в свое тело - она предоставила пантере сражаться в одиночестве. Всего миг женщина лежала, уставившись в потолок, потом, собравшись с силами, решительно отдернула занавесь. Невольно зажмурилась - после полной темноты, даже тусклый свет чащи делал больно глазам. Рядом с собой она увидела блюдо с мясом и сыром, а также кувшин с вином и, королева, на которую подобные путешествия навевали изрядный аппетит, тут же накинулась на еду.

До лесной реки королева в теле пантеры не дошла всего-то около ста шагов. Однако вскоре сюда добралось все аквитанское войско. Очень быстро разыскали брод и король Луп, подавая пример остальным, первым направил своего коня в мутные воды. За ним в реку устремились и прочие всадники.

И в этот миг лесная чаща наполнилась свистом стрел.

Луп, краем глаза успевший заметить подозрительное движение средь ветвей, в последний миг успел поднять коня на дыбы, почему и остался в живых: стрелы пронзили его лошадь, поразили самого короля в левую руку, а одна даже угодила в бок, но не смогла пробить кольчугу. В следующий миг из леса вылетело копье, пробившее грудь несчастного скакуна и конь, жалобно заржав, повалился в реку. Луп, едва успев увернуться от падающего животного, погрузился с головой в мутную воду. Это спасло жизнь ему, но не другим воинам - летевшие из леса стрелы, дротики и копья поражали любую брешь в доспехах аквитанских всадников, сражали их коней, бьющихся на мелководье, давя и калеча сброшенных седоков. Речная вода вмиг окрасилась кровью, пока войско Лупа, сбившись на мелководье, отчаянно пыталось выбраться на берег и перестроиться для атаки. Аквитанские лучники, к тому времени уже выбежавшие на берег, пытались стрелять в ответ, но расстояние оказалось слишком велико, кроме того противник видел воинов Лупа, а они его нет. Крики умирающих, торжествующие вопли нападавших, тревожное ржание лошадей и свист стрел слились в один пронзительный звук, разносящийся по всем лесу.

-Назад!!! Все назад!!! - охрипшим голосом вопил Луп, который сумел выбраться из реки и сейчас, поймав чью-то оставшуюся бесхозной после смерти всадника лошадь, отчаянно пытался построить свое пришедшее в смятении войско. Однако тут же его крики заглушили еще более громкие вопли, раздавшиеся из леса, и на аквитанцев, все еще двигавшихся по лесной дороге, вдруг обрушились незнакомые воины, выглядевшие словно лесные демоны.

- Фаг а балла!!! Лейнстер го браг!!! - орали они, повергая в страх ошарашенных франков. Не меньше чем эти крики, наводили ужас и сами ирландцы: как бешеные они бросались в бой, отчаянно рубясь мечами и топорами средь вражеской пехоты. Вместе со своими островными родичами сражались и бретонцы: воплями "Брейдж атао!" они словно пробуждали дух суровых язычников-бриттов - и их противники, среди которых было немало потомков галло-римлян, перед смертью познавали тот древний ужас, что овладевал их предками при столкновении со свирепыми кельтами. Воины Домнонии, Корнуека и Брорека, выходцы из доселе враждующих королевств Бретани, объединились под командованием принца Кономора, что ради славы и добычи в чужих землях вступил в союз с Эльфриком. Водоворот кровавой бойни закружился на лесной дороге, внося дополнительную сумятицу в и без того застигнутое врасплох аквитанское войско. Без сомнения, аквитанцы превосходили кельтов числом и, оправившись от неожиданности, быстро бы перебили врага - будь у них больше времени. Однако времени, как раз, и не имелось - внезапно протрубил боевой рог и из лесной чащи на северном берегу реки вырвалась тяжелая конница под стягом с красно-золотым драконом. Впереди, истошно вопя, с мечом наголо несся сам Эльфрик Уэссекский, а рядом с ним скакали граф Беренгар, герцог Хильдебранд и иные знатные франки Нейстрии. С шумом и лязгом конное воинство вломилось в аквитанцев, безжалостно истребляя ошеломленного врага. Одновременно в битву ворвались и саксы Канвульфа - в основном пехота, кроме самого тэна и его ближайших сподвижников. Именно кентец в отчаянном броске отбил удар какого-то аквитанца, пытавшегося пронзить мечом молодого короля. В следующий миг Канульф снес врагу голову своим скрамасаксом и вся река закипела в еще более яростной бойне. Сталь с лязгом скрещивалась со сталью, мечи и боевые топоры с хрустом врубались в доспехи, прорубая плоть и кости, выпуская внутренности. С отчаянным ржанием мчались и падали кони, пронзенные длинными копьями, в агонии сбрасывая и затаптывая насмерть своих всадников.

Королева Отсанда, застигнутая этим нападением врасплох, даже больше чем остальные авкитанцы все же не потеряла присутствия духа. Собрав вокруг себя соплеменников- васконцев женщина раненной волчицей металась вдоль реки в поисках мужа. Она нашла его вовремя: Луп, отчаянно ругаясь, из последних сил отбивался от насевших на него всадников. Даже раненный в руку он оставался достойным противником - нейстриец, пытавшийся оглушить его дубиной, промахнулся всего на волосок и король Ааквитании, не преминувший воспользоваться этой оплошностью, вонзил меч ему под подбородок. Второго вояку, уже заносившего меч над головой Лупа, сразило копье, брошенное одним из аквитанских воинов. Но он тут же и поплатился за свою преданность, когда вдруг вынырнувший из гущи боя Беренгар одним могучим ударом разрубил противника от плеча до пояса. Пришпорив коня, граф оказался прямо перед Лупом и его голубые глаза вспыхнули хищным блеском, когда он узнал своего противника.

- Да это же, герцог Луп! - Беренгар презрительно расхохотался, - вот ты и попался, предатель! Я сам принесу твою голову королю Эльфрику.

Он обрушил на аквитанца град ударов, которые Луп и без того изрядно вымотанный битвой, едва успел отбивать. Один из ударов сорвал с головы короля шлем и рассек бровь. Кровь хлынула из раны, заливая глаза, и Луп уже прощался с жизнью, когда сыпавшиеся со всех сторон удары вдруг прекратились. Смахнув с лица кровь, Луп увидел, что Беренгар, грязно ругаясь, пытается достать мечом черную пантеру, запрыгнувшей на спину франка, еле удерживавшего поводья испуганно ржавшего коня. Луп, поняв, что судьба дарует ему шанс, пришпорил коня, устремившись на врага. Беренгар, все еще пытавшийся сбросить с себя злобно рычавшую большую кошку, слишком поздно заметил новую опасность - и Луп по рукоять вонзил клинок в переносицу графа. Этот удар снес Беренгару пол-черепа и франк повалился с коня, брызжа на землю кровью и мозгами. Луп обернулся - за его спиной восседала на коне Отсанда, выглядевшая невероятно усталой и сильно старше своих лет. Луп понял, что женщина потратила на вселение и управлением телом зверя слишком много сил, истратив их почти без остатка. Луп едва успел подхватить падавшую на землю супругу, одновременно затравленно оглядываясь по сторонам. Даже беглого взгляда на кипевшую вокруг бойню королю Аквитании хватило, чтобы понять, что эта битва проиграна.

-Уходим!- бросил он васконцам и, развернув коня, понесся по лесной дороге, неся на руках бесчувственную королеву.

-Отступаем! Отступаем! - кричал Луп, проносясь мимо своих воинов. Многие из них и так обращались в бегство, другие еще продолжали бой, но услышав крики своего короля, устремлялись за ним. Войско Эльфрика кинулось в погоню, но все же аквитанцам, чуть лучше знавшим здешние леса, удалось оторваться от противника . Однако из тридцати тысяч, ушедших утром в лес, стены Орлеана увидели от силы тысяч восемь. Многие оказались изранены, а то и покалечены в бою и Луп, не надеявшийся удержать город, приказал уходить за Луару. Впереди своего побитого воинства ехал король, рядом с ним, покачиваясь от слабости, из последних сил вцепившись в поводья, ехала еще не восстановившаяся королева Отсанда. Рядом с ее конем молча бежала черная пантера, выглядевшая столь же изнуренной, как и ее хозяйка. Поджарое тело большой кошки покрывали едва-едва зажившие раны от волчьих клыков и клинка Беренгара.

Спустя же некоторое время у стен города появилось войско под знаменем с красно-золотым драконом и горожане почли за благо сдаться на милость Эльфрика. Вскоре весть о победе в Орлеанском лесу разнеслась широко и Париж, также как и другие города Нейстрии, почти без боя сдались молодому королю.