Волк и конь

Клеймо Луны

— Это здесь, госпожа!

Васконский всадник осторожно раздвинул копьем стебли папоротника и Отсанда, свесившись с коня, брезгливо поморщилась, отмахиваясь от роя назойливо жужжащих мух. Ей открылось на редкость неприглядное зрелище: на залитой кровью примятой траве лежало тело крестьянской девушки, в обрывках домотканого платья. Лицо ее было нетронуто и, даже искаженное ужасом и болью, все еще казалось хорошеньким. Зато тело...брюшина зияла огромной дырой, через которую, судя по всему, вытаскивали сердце и печень, от груди остались лохмотья окровавленной плоти, а бедра выглядели обглоданными до костей. На влажной от крови почве виднелись следы крупного волка, рядом с ними валялись клочья серой шерсти.

— Это которая? — не оборачиваясь, спросила королева.

— Вторая за это полнолуние, — ответил один из ее приближенных и Отсанда мрачно кивнула, сама припомнив и более ранние случаи подобных зверств. Пока еще никто не связывает нового короля с участившимися случаями нападений волков на людей — в основном на молодых девушек, — но Отсанда не была уверена, что так продлится и дальше. Великим искушением стал для Лупа дар Акербельца — искушением свободы, хищного приволья вольной стаи, избавления от всех законов и ограничений, что накладывает королевская власть и все человеческое общество, заменив их старым, как мир правом сильного, правом окровавленных клыков и когтей. Неудивительно, что король не удержался от этого соблазна — и что самое скверное, он все меньше нуждался в своей королеве, чтобы обращаться в зверя. Луп уже и сам знал нужные травы и мази, позволяющие обращаться в зверя, сам научился определять фазы Луны и выбирать место для очередного превращения. И все чаще, по мере этого изучения, Отсанда осознавала, что муж все больше отдаляется от нее.

— Никому не говорите об этом, — сказала она своим спутникам и те понимающе закивали. И тут, совсем рядом, раздался зов рогов, а вслед за ним — цокот множества копыт и приветственные крики. Отсанда развернула коня и поспешила к супругу, пока он не хватился ее отсутствия. Но перед этим она успела подхватить с земли и спрятать в складках одеяния несколько клочков волчьей шерсти.

Король Луп Первый вступал в свою столицу.

Реймс сдался без боя: всего несколько дней прошло с тех пор, как немногие уцелевшие в битве при Турне принесли страшное известие о гибели молодого короля Эльфрика и большей части собранного им войска. Горожане еще не успели оплакать убитых, когда с юга пришла новая весть: король Луп, оправившись от прошлого поражения, вновь двинулся на север. Он собрал большую армию из франкской и васконской знати, кроме того, десять тысяч воинов прислали союзные лангобарды, которых возглавил сам король Гримоальд. Во всем остальном королевстве не нашлось силы, способной противостоять владыке Аквитании: сначала перед ним пала Бургундия, потом Эльзас, чей владыка погиб под стенами Турне. Знать Нейстрии и Австразии, обескровленная потерями в походе Эльфрика, также пошла на поклон Лупу и так, внезапно, большая часть страны оказалась под властью бывшего герцога Аквитании. Еще оставались земли на востоке, захваченные язычниками; непонятной выглядела и позиция Бретани — тамошний принц Кономор, в свое время отказавшийся идти вместе с Эльфриком под Турне, вернулся на родину, где, как сообщалось, начал войну за объединение Бретани. Но про эти отдаленные края сейчас мало кто вспоминал, когда вся страна, забыв о недавнем горе, встречала нового короля.

Луп въехал в город на рассвете: восседая на белом коне, облаченный в новые, блестящие на солнце доспехи и алый плащ, украшенный вышитым изображением волка. Черные волосы венчала золотая корона, которой новый король венчался еще в Тулузе. Над головой Лупа реяло знамя с тремя золотыми волками на черном фоне. Рядом с Лупом в город въезжал его король Гримоальд: высокий и статный мужчина, с едва заметными седыми прядями в золотистой бороде. На нагрудной пластине его панциря блестел вытравленный золотом лик, окруженный четырьмя крыльями — Архангел Михаил, объявленный покровителем лангобардской Италии. Волосы же короля венчала Железная Корона лангобардов. За ним следовали и его воины, мечники, лучники и копейщки, всадники на быстроногих конях, закаленные в боях с аварами, ромеями и сарацинами. Вместе с ними в город входила и франкская знать Аквитании, Бургундии, Эльзаса — герцоги и графы, в доспехах, вооруженные мечами, копьями и топорами-францисками. Отдельно следовали васконцы, составлявшие чуть ли не треть войска Лупа — и которых вела сама королева Отсанда, обрядившаяся по такому случаю, в самое лучшее платье и украсив голову венком из роз. Рядом с васконцами двигались их соседи — септиманцы и каталонцы, в причудливых нарядах, с необычными доспехами и оружием, напоминавшим о годах, проведенных под сарацинским игом, пока не пришел Луп-избавитель и не отодвинул границу до Эбро.

Очередная коронация также прошла в соборе святого Ремигия — хотя и была чистой формальностью, поскольку у Лупа уже имелась корона. Тем не менее, он согласился на повторную церемонию, которую провел все тот же епископ Виллехад. Появление Лупа священнослужитель воспринял как божественный знак — ведь приход нового короля совпал с исчезновением видений Святой Урсулы, мучившей его бессонными ночами и непрерывными видениями, с окровавленных одеждах и телом, пронзенным мечами и копьями. Ее исчезновение Виллехад воспринял как добрый знак, что он сделал все, что от него требовалось — и поэтому с особым чувством провел мессу коронации. Луп оценил такую преданность, в первый же день подтвердив назначение Виллехада архиепископом Реймса, а также пообещав, что он еще отправится в поход на восток, ради избавления тамошних земель от язычников — не называя, впрочем, конкретных сроков.

Куда больше появление Лупа напрягло Сихильду, молодую вдову Эльфрика. Однако и тут Луп поспешил развеять все опасения женщины:

— Мы с Эльфриком считались врагами, — сказал он, — но я всегда уважал достойного врага, а ваш муж, несмотря на молодость был именно таковым. И уж тем более я не стал бы мстить его жене — уж точно не ваша вина в том, что вы стали женой человека, что оспаривал у меня трон. Что же до вашего отца, то я всегда был верным вассалом Хлодомира — именно поэтому я не признал узурпатора Сигизмунда. Женщина ваших кровей всегда будет желанным гостем при моем дворе — и на сегодняшнем пиру я приглашаю вас сесть рядом со мной.

— Вы так добры, ваше Величество, — Сихильда неуклюже поклонилась, бросив благодарный и слегка лукавый взгляд на Лупа. Тот блеснул белыми зубами в ответ, как бы ненароком окинув взглядом пышногрудую девушку. Казалось, он не замечал как недобро при этом посмотрела на него Отсанда. Король же, совершенно не смущаясь взгляда супруги, продолжал болтать с Сихильдой и та уже вовсе не выглядела ни испуганной, ни, тем более, сильно скорбящей по покойному мужу.

Разумеется, дело было вовсе не во внезапно вспыхнувшей симпатии — что Отсанда прекрасно понимала. Войны закончилось — Тюрингия или Бретань могли подождать, — наступало время союзов и переговоров. Само собой, что франкской знати, также как и священникам, больше по душе придется брак Лупа с принцессой из Меровингов, чем с княжной диковатого горного народа, в чьей преданности Христу у многих имелись сомнения, — вполне обоснованные, что греха таить. Однако и Отсанда не собиралась сдаваться без боя.

За обильным пиршественным столом Луп, как и обещал, отвел Сихильде место рядом с собой — хорошо, что по левую руку, тогда как по правой сидела сама Отсанда. С нескрываемым раздражением, васконка смотрела, как король перешучивается с молодой вдовой, а та, глупо хихикая, нет-нет, да и умудряется коснуться его руки краешком груди, затянутой в слишком тесное, для столь пышных форм, платье. За время застолья Луп не перемолвился с женой и десятком слов и почти не смотрел в ее сторону.

Поэтому, он и не увидел, как жена тайком вылила в тарелку, где лежал жирный каплун, политый заморским соусом, флакончик, с настоем из тайных трав, созревших и собранных на полную Луну. К ним же она примешала и несколько волчьих шерстин. Луп в этот миг, уткнувшись в ухо Сихильды, шептал ей что-то от чего девушка, уже изрядно захмелевшая, то и дело разражалась громким смехом.

— Ваше Величество, наверное, считает меня распутной, — Сихильда опустилась на кровать, в притворном смущении потупив взор, — честное слово, до сих пор я кроме мужа ни с кем.

Эта комнатка осталась в наследство еще от Хлодомира, который любил, тайком от жены, поискать развлечений на стороне. Разумеется, старые придворные нового короля не преминули рассказать об этом гнездышке стоило Лупу лишь намекнуть, что ему нужно уединиться подальше от жены.

— Вы не подумайте, я не такая, — продолжала Сихильда, — просто, когда я увидела вас, то...

— Я все понимаю, — усмехнулся Луп, — ну-ка, примерь!

Он швырнул Сихильде странное одеяние — красный шелковый плащ с капюшоном. Сихильда, несколько ошеломленная таким подарком, недоуменно покрутила его в руках и, хмыкнув, начала напяливать его поверх платья.

— Нет, не так, — поморщился Луп, — скидывай остальное тряпье и одень.

Требование выглядело довольно странно, но Сихильда, уже заверившая себя в том, что этот человек, — король! — вскоре станет ее мужем, послушно начала стягивать платье. Вскоре она уже стояла у края ложа, набросив на плечи королевский подарок. Сам Луп также быстро разделся, с плотоядной ухмылкой рассматривая принцессу. Кровь с прилила к его чреслам, когда он созерцал белые, чуть полноватые бедра с трогательным кустиком светлых волос между ними; круглые груди с крупными темными сосками, что Сихильда, в приступе неуместной стыдливости пыталась прикрыть плащом. И сам плащ — красный, как кровь, он маячил перед королем, словно налипшее на глаза бельмо, расплываясь дрожащим красным пятном, на котором четко проступало белое женское тело. В ноздри ударил терпкий, невыносимо сильный запах похоти и страха — глупая самка одновременно боялась и хотела его! Луп с рычанием шагнул вперед, хватая Сихильду за плечи и разворачивая спиной к себе.

— Ваше Величество, подождите! — вскрикнула принцесса, но Луп даже не услышал ее, ставя девушку на четвереньки. уткнув ее голову в подушки и закидывая плащ ей на голову. Новое рычание, еще более громкое сорвалось с его губ, когда он, отвесив несколько шлепков по белым ягодицам, толчком вогнал свой член в истекавшую влагой расщелину, обрамленную светлыми зарослями. Девка застонала, выгибая спину и делая задом встречные движения, пока король грубо и быстро сношал ее.

— Ваше Величество, осторожнее!- вскрикнула Сихильда, когда Луп, ухватив в пучок ее волосы слишком сильно дернул. Однако ее вскрик только распалил Лупа: ему вдруг захотелось причинить ей еще большую боль и он, наклонившись, сильно укусил девушку в плечо. Сихильда вновь вскрикнула, — не сколько от боли, сколько от неожиданности, — и король укусил ее снова, уже до крови.

— Пожалуйста, перестаньте! — всхлипнула Сихильда, но Лупа, распаленного видом и запахом крови было уже не остановить. Вновь глухое рычание вырвалось из его глотки, его пальцы впились в девичьи бедра, прочерчивая кровоточащие полосы внезапно выросшими когтями. Новая кровь окончательно свела с ума оборотня — его глаза вспыхнули желтым волчьим блеском, губы раздвинулись, обнажая заостренные клыки. Волоски на его руках и груди становились все длиннее и толще, стремительно покрывая все тело густой серой шерстью. Сихильда, поняв, наконец, что с Лупом происходит что-то не то, обернулась и истошно завизжала, увидев позади мохнатое клыкастое чудовище с горящими желтыми глазами. В ответ ей послышалось жуткое рычание и огромный волк метнулся вперед, смыкая клыки на ее горле. Обезумев от крови, король-оборотень с рычанием терзал женское тело, вырывая и проглатывая куски мяса, жадно лакая растекавшуюся по кровати кровь.

Уже под утро дверь в королевскую опочивальню приоткрылась и в нее скользнула королева Отсанда, молча рассматривавшая мужа, мирно спавшего на залитом кровью ложе. На полу рядом валялось нечто, в чем и самые зоркий глаз не смог бы опознать принцессу Сихильду.

— Уберите это, — приказала она вошедшим за ней васконцам, — да так, чтобы никто не увидел. Потом придумаем, кого обвинить в ее смерти. А после того, как избавитесь от трупа, отнесите моего мужа в нашу опочивальню — и я поклянусь на Библии, кому угодно, что все время после пира он провел со мной. Ни к чему новому королю омрачать день своего триумфа смертью какой-то высокородной шлюхи.

Она усмехнулась, переводя взгляд со спавшего мужа на его истерзанную жертву, однако к ее торжеству примешивалась изрядная толика страха. Да, сейчас ей удалось избавиться от соперницы: но что будет, если однажды сама Отсанда окажется рядом с мужем, не сумевшим сдержать своей звериной сути?