Глава 9 КИЕВСКИЕ ВОЛХВЫ Июнь-июль 866 г. Киев

Каково было значение волхвов в языческое среде, мы уже видели на примере Новгорода.

Б. А. Рыбаков. Язычество Древней Руси


Радость стояла в Киеве — в месяц изок прибыли в город ладьи северного князя Олега. Отражалось в блестящих шлемах солнце, на бортах ладей ярко сверкали червленые щиты, реяли на ветру разноцветные стяги. Народ с любопытством толпился у пристани — поглядеть, повеселиться, а кое-кто — и поискать знакомых. Хоть и не малая дружина у новгородского князя, а все же у Хаскульда-Аскольда больше. И кораблей больше, и воинов, и вообще — Киев Новгорода да Ладоги побогаче будет.

Сам князь Хаскульд — густобородый, осанистый, плотный — верхом на белом коне степенно спускался к реке с Подола, окружающая его дружина, казалось, излучала довольство и удаль. Хорохорясь, сидели в седлах ратники в начищенных бронях-кольчугах, с круглыми щитами и копьями. Посматривали свысока на северные ладьи — мы-то, мол, Киев, всем городам отец, а вы-то кто будете? Меря, весь, чудь белоглазая? Постукивая посохами, гремя ожерельями из птичьих костей, шныряли в толпе волхвы. Похмыкивали, нашептывали — дескать, бают, новгородцы да ладожане Велеса выше всех богов ставят, не скотий он бог у них, — змеиный, вот и начнется в Киеве змеиное лето, ни пройти ни проехать будет от мерзких ядовитых тварей. Словам тем верили киевляне — и впрямь, змей в это лето много было — и в огороды заползали, и в баньки, и в дома даже. Может, лето сухое да жаркое? Иль и в самом деле — правду рекут кудесники?

Северные ладьи величаво подошли к причалам, вспенили воду весла — ткнулись в мостки ясеневые борта, причалили.

— Слава князю Олегу! — несмело закричали в толпе. Хаскульд усмехнулся — не так кричат, когда дорогого гостя встречают. Подъехав ближе, спешился, опираясь на руки витязей, встал у причала. Так же степенно сошел ему навстречу с ладьи князь Олег — Хельги-ярл. Легкий ветер трепал светлые волосы ярла, развевал за плечами темно-голубой, расшитый серебром плащ. Блестела кольчуга, украшенная на груди золочеными бляшками, меч с навершьем из самоцветов покоился в красных сафьяновых ножнах.

— Рад видеть тебя, Аскольд-князь, — громко, по-славянски, произнес Хельги. — Я вижу, у тебя много хороших воинов.

— Здрав будь, Олег, — так же по-славянски отвечал Хаскульд. — И я рад тебе.

Князья обнялись, и пронеслись над Днепром, затихая, ликующие крики толпы.

— Дирмунд-конунг приболел малость, — понизив голос, пояснил киевский князь. — Лихоманка скрутила, третьего дня, воздыхая, поехал на святилище к Роси-реке, просить у богов здоровья. Думал к твоему приезду вернуться, да вот, не успел, видно.

— За Дирмундом особый присмотр требуется, — еще тише напомнил ярл.

Хаскульд понимающе усмехнулся:

— Я знаю.

Хельги был напряжен, хоть и не показывал этого. Став новгородским князем, он вынужден был оправдать чаяния богатых купцов и дружины — объявить дальний поход на Царьград — за славою, за богатством, за честью. С радостью восприняла эту весть дружина, а вот ярл — с грустью и тяжелым сердцем. Тем более что как-то уж слишком вовремя пристатились и киевские послы — позвали идти на Царьград совместно с киевским князем. С болью в душе покинул Хельги Новгород и Ладогу, оставив вместо себя Ирландца, который наверняка сумеет разглядеть все интриги в зародыше и быстро подавить их, особо не стесняясь в средствах. По крайней мере, за тыл можно быть более-менее уверенным. Ежели что, Конхобар с Найденом наведут порядок, для того имеется у них ополчение — часть младшей дружины. Хоть и очень не хотели оставаться отроки, а все ж пришлось — никуда не денешься против княжьего слова. Да и не должно быть никаких особых волнений ни в Новгороде — ярл не забывал о поддержке влиятельного боярина Всетислава, — ни уж тем более в Ладоге, где авторитет Хельги недосягаемо высок. И все равно что-то томило душу… А может быть, ярл просто скучал? По Сельме с дочками… и по Ладиславе…


— Они явились, мой князь! — Выбежав в просторную, выстроенную на берегу Роси-реки, напротив капища, избу, посланец — молодой длинноносый парень с костяным ожерельем волхва — бросился на колени перед Дирмундом. Князь пожевал рыжеватый ус, вскинув глаза, окатил вздрогнувшего волхва чернотою:

— Явились? Что ж… Все идет, как задумано.

Походив немного по горнице, он задумчиво посмотрел на не смеющего подняться с колен посланца. Поинтересовался, как идут дела в новом капище у самых порогов.

— Не знаю, мой повелитель, — опустив голову, честно признался волхв. — Путь туда не близок, а гонцов давненько уж не было у Вельведа.

— Я заставлю Вельведа самого бежать к порогам! — в ярости воскликнул Дирмунд. — Как это — нет вестей? Немедленно узнать!

Посланник стукнулся лбом в пол, залепетал в страхе:

— Исполню, все исполню, о мой князь… хоть и далек путь, да…

— Далек путь, — чуть успокоившись, усмехнулся Дирмунд. — И в самом деле — далек. Впрочем, думаю, Лейв с Истомой там все устроят как надо. Эх, хоть бы кто-нибудь из них был в Киеве! Нельзя: Лейв — сила, Истома — ум. Только в паре и могут работать. Хорошо, хоть есть еще Вельвед с его волхвами да корчмарь Мечислав… Эй, парень, а ну, поднимись-ка с колен! Вставай, вставай… Подойди к окну? Ты облакогонитель?

Дирмунд внимательно рассматривал молодого волхва. Длинный, весь какой-то нескладный, носатый, с реденькой узкой бородкой, он явно не производил впечатления солидного человека. Да то и не надо было друиду, вовсе — не то, другое… совсем другое.

— Так ты облакогонитель? — взглянув посланцу в глаза, еще раз повторил свой вопрос друид.

Парень вздрогнул и снова повалился на колени:

— Не погуби, отец родной, обманул я Вельведа, облакогонителем назвавшись, почета вельми хотел да власти. Чародей я, не облакогонитель, с чарой все что угодно сотворю, особливо ежели отвар какой изготовить, да и заклятья чаровные ведаю…

— Значит, чаровник… — задумчиво протянул Дирмунд. — Слушай меня, чаровник! Вернешься немедля в Киев, к Вельведу, скажешь, чтоб следил за прибывшим князем, глаз не отрывая!

— Скажу, повелитель!

— И главное, пусть сей же день пришлет мне волхва помоложе: обязательно из облакогонителей, не чаровника, не хранильника, не кобника, только облакогонителя. Найдется у него такой?

— Да есть один. — Волхв посветлел лицом. — Даже двое: один — Колимог, старый, другой совсем молодой, Велимор.

— Старый мне не нужен, а вот молодой… Надеюсь, он не жирен и в ногах быстр?

— Не жирен, повелитель! И быстр.

— Тогда ступай, — милостиво кивнул друид. — Надеюсь, ты все запомнил?

Посланец кивнул.

— И пусть Вельвед не затягивает с девами. Скоро, чай, понадобятся! — Выпроводив молодого волхва, Дирмунд сверкнул глазами и глухо рассмеялся.


Ярил Зевота целый день шатался по пристани, высмотрел, конечно, знакомого — самого князя Хельги, да не подойти было — не тот случай. Ярл все с Аскольдом-князем толковал, так, вместе, одвуконь, и поскакали на Гору, в Детинец, не удалось подойти, да и дружина вокруг опять же. А надо было подойти — на строительство задуманной заимки — да что там заимки, двора постоялого! — требовались немалые средства, а их пока не было. Даже у взятого в подельники Порубора — тоже. Не так уж и много зарабатывал он на охотах. На жизнь, конечно, хватало, на одежку красивую, но на усадьбу — вряд ли. Вот бы на Царьград с дружиной пойти! Да, риск — зато и златом-серебром к осени вполне разжиться можно. Только не в киевскую дружину пойти — много там врагов-недоброжелателей, да хоть тот же Дирмунд-князь, вот уж с кем не хотелось бы встречаться — а в дружину северную, новгородскую, что прибыла с Хельги-ярлом. Ну, или в молодшую, к Снорри. Вот и бегал Ярил у пристани, шатался, да, похоже, зря все! Прибывшие разбили шатры прямо на берегу, у ладей, видно, опасались чего-то, иль просто не предоставил им покоев в Киеве Аскольд-князь, блюдя спокойствие горожан. Даже приказал окружить пристань хорошо вооруженной стражей — чтоб к чужим никого не пропускали. Вот и бегал Зевота, шарился — звенело б в калите серебришко, уж всяко, знал бы, как подойти. Хорошо б и Вятшу с собой прихватить, а то совсем извелся парень после гибели девчонки своей, Лобзи, почернел лицом, даже кинулся было поджигать усадьбу Любомиры — еле отговорили. Любомира-то тут при чем? Не она ж Лобзю принесла в жертву. Мечислав-людин? И он вряд ли. На что ему? Мечислав уж такой пес — без своей выгоды шагу не ступит.

— Волхвы ее закрутили, — при первой же встрече высказал мысль Порубор. — Да и не только ее, многих…

— Волхвы? — Вятша поначалу не поверил, да и Ярил сомневался. Но вот когда явились с волхвования девы — Любима с Речкой, — тогда уж ясно все стало. Точно — волхвы! И направляет их Дирмунд, кому еще-то? Тут уж ни у Ярила, ни у Вятши, ни даже у Порубора сомнений не было. Встречались ранее с князем, приходилось. Лучше б никогда больше встреч таких не было.

После того, хорошенько девок порасспросив, исчез Вятша, сгинул. И ведь что самое главное: не сказал никому ничего! Даже дружку своему закадычному Порубору. Впрочем, Порубор тогда уже повел на охоту знаменитого работорговца Харинтия Гуся с приехавшим сурожским гостем — Евстафием Догоролом. Красив был сурожец, несмотря на то, что в возрасте, чернявый, глазастый, хоть и с горбом, зато веселый и историй разных знал множество. Порубору такие люди нравились, хоть и был сам скромен, дальше ехать некуда, бывало, и слова клещами не вытянешь. Может, и говорил ему что Вятша, да как теперь узнать? Ушел Порубор в леса с Харинтием и его гостем, не скоро теперь прибудет. А Вятша… Пес его знает, где этот Вятша. Месть, как видно, замыслил, только как он отомстит Дирмунду? Сам ведь знает — людской силе князь неподвластен. А может, не Дирмунду мстить решил — волхвам. Уж больно много их в Киеве последнее время, куда больше, чем всегда. Мало им капищ, так ходят по пристаням-торжищам, все чего-то вынюхивают, народ смущают.

Безуспешно попытавшись пробиться к ладьям, Ярил Зевота едва не сбил с ног молодого носатого парня, длинного и нескладного, с посохом волхва и ожерельем из птичьих костей на груди. Волхв… Волхв?

Волхв!

— Эй, кудесник! — Ярил схватил волхва за рукав. — Чудеса творить можешь ли?

Волхв обернулся:

— Смотря как заплатишь.

— Резану дам, не обижу!

— Резану? А что делать-то?

— Да глаза стражникам отвести — всего и делов.

— Глаза? Чара нужна… Нет у меня посейчас при себе чары…

— Ну, как знаешь… Я к другим пойду, к кобникам. Повыкобениваются у стражей, попляшут, я тем временем и проскочу. Да, пойду к кобникам.

— Постой! — Воровато оглянувшись, носатый понизил голос. — Посейчас не могу, спешу очень, а вот вечером… Да ты слушай! Подожди, не ходи к кобникам, они тебя обманут, да и не сотворят ничего, а чара — дело верное.

— Ладно. Встретимся у ворот, на Подоле.

Ярил проводил молодого волхва взглядом и вдруг похолодел, увидев, что его окружили колпачники — люди корчемщика Мечислава.

— Ты ли, Яриле? — сладенько улыбаясь, поинтересовался один из них, чернобородый, смуглый, с широким носом. — А пойдем-ка в корчму, отметим встречу!

Ярил было дернулся — его тут же схватили за руки и сунули под ребро нож.

— Однако идем, парень!


Встав из-за стола, Хельги поблагодарил Хаскульда за прием, за мед-пиво. Пир и в самом деле был знатен — жаренный на вертеле кабан, утки, осетр в ромейском вине, сладкие палочки из настоя лопуха, перепела, запеченные с пахучими травами, рыба — соленая, вяленая, вареная, — заварные хлеба с хрустящей корочкой, стоялые меды — липовые, клеверные, малиновые, — хмельной олус, бражица ягодная, да чего только не было! Хельги, правда, ел мало, в основном разговаривал, зато Хаснульф… Дорвался до еды воевода, будто триста лет не кормили. Ел — только кости на зубах хрустели, да летел вокруг жир. Хватал маслеными руками золотые кубки, вливал в себя мед-брагу, снова жевал и снова пил, покуда в бессилии не откинулся к стенке.

— Уфф! — еле вымолвил. — Знатная у тебя еда, Хаскульд-конунг.

Посмотрев на него, киевский князь усмехнулся:

— Во здравие дорогим гостям!

Хельги обмахнулся рукой — в горнице, несмотря на открытую дверь, было жарко. По обе стороны от двери стояла пара гридей: с этой стороны — киевские, в сенях — гости.

— Жарковато! — поблагодарив хозяина, улыбнулся ярл. — Пойду на крыльцо, подышу…

— И я туда ж посейчас выйду, — пообещал Хаскульд. — Посижу вот еще немного…

Хельги-ярл вышел — расслабленный, улыбающийся… Оказавшись в сенях, обернулся к гридям — куда и расслабленность-то вся девалась, и улыбка. Оглянувшись, нагнулся к дружинникам, шепнул строго:

— Слушайте, Дивьян, Лашк… Сейчас вас сменят, поедете по моему приказу на пристань… да чуть не доедете. Встанете у торжища, там народу много, особо приглядываться никто не будет. В переметных сумах — одежка простая, на тебя, Дивьян, как раз налезет. Скинешь кольчужку… Лашк с конями останется, а ты побежишь на Копырев конец, спросишь постоялый двор дедки Зверина…

Услыхав приближающиеся шаги, ярл поспешно вышел на крыльцо.


Лишь ближе к вечеру Хельги и обожравшийся Хаснульф в сопровождении воинов не спеша поехали к пристани. Спустились от Детинца к Подолу, закрывая от шума уши, проехали Жестянницкой улицей, свернули на Кузнецкую, потом — на Оружную, вон и торжище показалось — тоже шума хватало.

— Погоди-ка, — обернулся ярл к Хаснульфу. — А не пройтись ли нам по торжищу? Все одно до ночи долгонько еще.

Спешившись и бросив поводья гридям, Хельги быстро направился к торговым рядам, так что дружинники едва поспевали за ним. Чуть отойдя, ярл обернулся к воинам:

— Пройдитесь по краю площади, поищите наших.

— Так вон же они, княже! — вытянул руку один из гридей. — Точно, наши! Отроки, Лашк с Дивьяном.

Хельги и сам уже заметил молодых воинов, улыбнулся.

— Ну? — спросил, едва те спешились, подбежали.

— Зверина двор отыскали, — коротко доложил Дивьян. — Только нет там Порубора — хозяин говорит, в дальние леса с купцами подался, на охоты повел.

— А Любима, дева?

— Любима-дева сказывала — Ярил на пристанях живет… жил до нашего прихода, с утра на дворе появился, а сейчас где — не знает. Как придет, передаст, что спрашивали.

— Н-да, — ярл неопределенно хмыкнул. Какой-то мужик — низенького роста, чернявый, с окладистой бородой и густой, стриженной под горшок шевелюрой, подойдя ближе, вдруг низко поклонился:

— Здрав будь, не знаю, кто ты, купец али боярин.

— Считай — боярин, — усмехнулся Хельги. — Чего надобно, человече?

— От Копырева конца за отроком твоим иду, — хитро улыбнулся мужик. Дивьян конфузливо отвернулся.

— И что? — покачав головою — ох, Дивьяне, Дивьяне! — насмешливо спросил ярл.

— Отрок твой про Порубора-проводника выспрашивал, так нет его, ушел с купцами. Коли надо куда — скажи только. Проведу, не сомневайся, не хуже Порубора.

— А ты кто ж таков будешь?

— Проводник не из последних, — мужик горделиво выпятил грудь. — В Киеве меня всякий знает. Ерофей Конь кличут.

— Да не нужен мне проводник, — безразлично бросил Хельги.

— А чего ж тогда спрашивал? — удивился Ерофей Конь. — И Ярила еще, Зевоту?

— Ярила? — Ярл скосил глаза. — А он ведь тут где-то должен быть, так?

— Так, да не так, боярин! — прищурился Ерофей. — Хочешь, про Ярила поведаю?

Ярл обернулся:

— Выдать ему куну!

— Куну? — обрадованно переспросил Конь. — Вот дело! Так слушай же, — он понизил голос. — Ярила Зевоту только что при мне схватила теребень Мечислава-людина. Куда потащили, не знаю, но думаю, что в корчму. Куда ж еще-то?

Хельги задумчиво посмотрел вдаль, туда, где отливала густой синевой широкая лента Днепра. Дружинники удивленно переглядывались. Надо же — князь, а запросто разговаривает с каким-то посконным мужичагой, по виду — смердом смердейшим. Удивительно то, необычно, совсем на других князей не похоже. Князь — так гордиться должен, от посконных рыл нос воротить горделиво! А Олег что вытворяет? Самолично глаголет, не брезгует. Странный князь, странный…

Оглянувшись на дружину, ярл усмехнулся, словно подслушал их мысли. Да если б он был обычным викингом, да действовал бы с оглядкой на обычаи, да на веленье богов, разве ж добился бы всего в столь краткие сроки? Вот и сейчас — не стал бы по торжищу рыскать, не послал бы Дивьяна к Зверину. Именно Дивьяна, лесного жителя, это он там, у себя в лесах, был ловким, а тут, в большом шумном городе, терялся, дрожал, словно лист на ветру, хоть и не показывал вида. На то и рассчитывал ярл — если и не отыщет Дивьян никого, так внимание обязательно привлечет нездешностью своей, необычностью. Слишком уж таращится по сторонам парень, слишком уж скован, словно на лбу написано — чужой! Такого да не заметить кому надо? Правда, все ж таки переживал князь, посылая на постоялый двор отрока, — не забыл бы тот громко обещать резану за сведения о тех, кого ищет! Видно, не забыл… Так вот и Порубор отыскался, и Ярил Зевота. Ярил-то ярлу, пожалуй, сейчас нужнее всех — киевлянин, знает все и всех, пронырлив, нахрапист, нагл. Хитер, но ему вполне можно верить — старый знакомец, и немало чего пройдено вместе. Именно такой человек и поможет быстро разобраться в том, что творится сейчас в Киеве. Где на самом деле Дирмунд, да почему так много волхвов, да что говорят о пришельцах и почему — именно так? О том не расскажут ни самому Хельги, ни Хаснульфу, ни даже Дивьяну с Лашком. А Ярил свой, местный. Тем более — свой в кругах шпыней да татей, а уж те завсегда больше обычных людей ведают. Нужен был Ярил новгородскому князю, верный, пронырливый, хитрый, такой, что в любое игольное ушко влезет и, что самое главное, обратно вылезет. Неужто достал-таки его Мечислав? Ах, как не вовремя! Не вовремя… Не вовремя?

— Едем в шатер, — махнул дружине Хельги. — Чай, не вечер еще. Не вечер.


Проходя мимо длинного стола, Мечислав-людин внимательно осматривал корчму, тускло освещенную дрожащим пламенем дешевых сальных свечей. У стены, на лавках, вольготно расположились колпачники, сбитенщики, тати, даже головники, из тех, что орудуют ножом в темных переулках, проливая невинную кровь. Впрочем, кто ее только не проливает? Вон хоть те же волхвы, что сидели своим кругом близ очага. Облакогонители, чаровники, кобники — гремят костями на шеях, жадно заедают брагу жареным мясом, спорят о чем-то, ругаются. Все не простые волхвы — над другими начальники. Главного дожидаются, бровастого Вельведа, что, говорят, пользуется поддержкою Дирмунда-князя. Дирмунд, Дир… И что толку теперь в его поддержке, коли Аскольд давно отстранил его от власти? Все меньше бывал Дир в Киеве, все больше ошивался в лесах, и что там делал — ведали одни боги да волчьи стаи. От той деятельности Мечиславу не было ни жарко ни холодно. Аскольдовы вот доставать стали, примучивать — плати, говорят, мыто! Плати… Попробовали б они такое сказать, коли б была у Дирмунда сила! Хоть и пытается вернуть былое князь, да что-то не очень получается. То ли Хаскульд-Аскольд слишком силен, то ли сам Дир что-то не то делает. Волхвов собирает, бездельников, годных разве что на то, чтобы именем богов пудрить людям мозги. Знавал Мечислав нескольких кудесников, да хоть того же старика Колимога — тот еще выжига, за просто так слова не скажет.

И девок, говорят, охоч на моленьях тискать. Ну, девки девками, а за постой давненько не плачено! Напомнить, что ль, как придет, Вельведу? Что-то долго нет волхва… А ведь еще с предателем поговорить надо! Корчмарь ухмыльнулся — осанистый, волосатый, сильный, похожий на вставшего на дыбы медведя. Хороший подарок сделали ему сегодня колпачники, поймали, привели переветника — а и поделом тебе, Ярил, как ни бегай, а от Мечислава-людина не убежишь! Щелкнув пальцами, корчмарь подозвал служку, велел принести колпачникам еще пару кувшинов с недавно сваренным пивом. Те обрадовались, зашумели, хмель брал свое. Вот уже и затянули вразнобой песни, а самые ушлые сговариваются обмануть на колпачках не кого-нибудь, а волхвов!

— В колпачки? — переспросив, обернулся к ним молодой волхв, темненький, светлоглазый красавчик. Улыбался, а глаза смурные. Видно, тоже пьян уже изрядно. Обернулся к своим:

— Тут колпачники сыгрануть хотят!

— Охолонь, Велиморе, — строго глянул на него старик Колимог. — Подождем Вельведа-кудесника, обговорим все, а уж потом делай как знаешь.

Несолоно хлебавши колпачник — молодой хитроватый парень, примерно одного возраста с красивым волхвом — вернулся к своим.

— Не хотят, говоришь? — оглянулся на него немолодой седоватый мужик с переломанным носом, Кедрован, староста колпачной ватаги. — Инда не вечер еще… Метай, человече!

— Запросто! — Светловолосый парень с рыжей бородкой, по виду — купец не из бедных — высыпал из деревянного стаканчика кости. — Дюжина без одной!

— Моя очередь. — Кедрован загремел стаканчиком, метнул. — Дюжина!

Парень усмехнулся, швырнул на стол блестящий арабский дирхем — ногату:

— Везет тебе, человече. И говорила ведь мне матушка — не играй, сыне, в кости. Вот я и не играю.

— Как это — не играешь? — удивился колпачник. — А сейчас что же делаешь?

— Так, развлекаюсь, — широко улыбнулся парень, а глаза остались прежними, внимательными и холодными. Не нравился Кедровану такой взгляд, и пришедшие с купчиной приятели — сильные молодые парни — тоже не нравились. Ишь сидят, ухмыляются — ножей на поясах вроде бы не видать, да кто знает, что за пазухами? Умен был Кедрован, осторожен — дал отыграться купчине. Кто его знает, что за люди? Сегодня купец, завтра разбойник.

Служка с лучиной полез было зажечь потухшую свечку. Купец только бровью повел — один из его парней тут же перехватил руку с лучиной.

— Не надо, паря, и без того светло нам.

Служка пожал плечами — светло так светло. Мечислав-людин остановился возле неприметной, ведущей на задний двор двери. Вроде спокойненько все. Вон — волхвы, вон — колпачники да тати. Все свои, чужих нет, пожалуй… А это что за парни у стены? Из новых, видно? Тоже тати, известно, — разве ж простой человек сюда, в корчму, на ночь глядя зайдет?

— Здравы будьте, братие! — незаметно проскользнув к очагу, повернулся к своим бровастый кудесник — Вельвед-волхв. — Вижу, давно дожидаетесь.

Посмотрев на него, Мечислав-людин кивнул служке и вышел на задний двор. Прошелся в темноте до амбара, стукнул кулаком в дверь:

— Спишь ли, Яриле?

В амбаре зашевелились.

— Чего хотел, дядько Мечислав? — раздался изнутри глуховатый голос Зевоты.

— Убивать тебя пришел, — усмехнулся корчмарь. — За переветничество твое, за предательство!

— Нешто я тебя предал, дядько? — удивился за дверью Ярил.

— Ну, пусть не меня, князя.

— А тебе что за дело до князя? Он что, твой родич?

Мечислав промолчал, задумался. Постоял так, посмотрел на звезды. Где-то далеко за Щековицей лаяли собаки. И в самом деле, что-то расхотелось Мечиславу расправляться с Зевотою, прошла уж давно первая злость, да, честно говоря, не верилось, что и словят. Так ведь словили-таки, напрасно Ярил-дурень в Киев приперся, теперь вот что угодно с ним сделать можно. Корчмарь улыбнулся:

— Велю тебя на цепь посадить, заместо пса лютейшего. Сиди лай.

— Много ль я, на цепи сидючи, пользы тебе принесу?

— Пользы? А и что ж…

Мечислав зашевелил губами, словно бы подсчитывал что-то… а ведь и в самом деле — подсчитывал, а закончив, улыбнулся. Жаль, не видел той улыбки Ярил.

— В общем, так, Зевота, — оглянувшись на корчму — показалось, вроде как скрипнула дверь, — тихо произнес корчмарь. — Убивать я тебя не буду… пока. И на цепь не посажу, раздумал. Обидел ты меня когда-то сильно…

— То разве ж обида, дядько?

— И вот за обиду ту ты мне ответишь. Полста ногат — думаю, вполне хватит.

— Полста?! Да ты в уме ль, Мечиславе? Где ж я тебе столько наберу?

— И сроку тебе — до осени, — невозмутимо закончил корчмарь. — Где соберешь — твои заботы. И помни — я про девицу твою ведаю, ты-то, может, и убежишь, а она…

Ярил молчал.

— Выходи, — Мечислав отдернул засов. — Сейчас сведу тебя с волхвами, а дальше уж сам смекай — у них серебришко водится.

— С волхвами?! — отряхивая с колен солому, переспросил Зевота. — Что ж, веди, показывай.

Они вошли в корчму, и Мечислав, велев парню ждать в уголке, направился к очагу, около которого сидели волхвы. Прошептал что-то кому-то на ухо, обернувшись, подозвал жестом Ярила. Пожав плечами, тот подошел ближе. Навстречу ему поднялся с лавки среднего роста человек с морщинистым, похожим на старую тряпку лицом и кустистыми бровями, не узнать которые, наверное, было бы невозможно.

— Дядько! — не сдержавшись, воскликнул Ярил. — Вот так встреча!

— Молчи, — зыркнув глазами, шепнул бровастый волхв. Вельвед, как его называли здесь, или Борич Огнищанин — в далекой Ладоге. — После поговорим, сейчас садись, выпей с нами!

Обняв парня за плечи, Вельвед усадил его на скамью рядом с толстым волхвом Корчагой.

— Выпьем? — хлопнул осоловелыми глазами тот.

— Выпьем, — согласно кивнул Ярил, подставляя кружку.

Между тем Вельвед отвел хозяина корчмы в сторону.

— Его надо немедленно убить, — кивнув на Ярила, зашептал он.

— Надо — сделаем. — Мечислав с усмешкой пожал плечами. — Только вот людно сейчас. Подождем малость.

Вельвед пошевелил бровями и возвратился к своим. Почему-то не поверил он Мечиславу, неведомо почему. Уж слишком легко тот согласился убить парня, с которым, как видно, связывал определенные надежды, иначе б не привел к их столу. Нет, не стоит надеяться на корчмаря. Лучше на своих. Кому поручить? Тому, кому можно хоть немного довериться. Сколько здесь таких? Раз, два… Н-да-а, пальцев на одной руке хватит. Вот, к примеру, Кувор. Может, его попросить? Нет, слишком уж толст, неухватист, поди, и не сладит с парнем. Колимог слишком стар, длинноносого Войтигора где-то собаки носят… Велимор-отрок? А что… Парень злой, кровь любит. Только — сладит ли? А вот и поглядим, на что годится!

Вельвед похлопал по плечу Велимора, вызвал на двор:

— Вот что, брате. Парня того, что корчмарь привел, видел?

— Ну да, — кивнул молодой волхв. — Белобрысый такой, длинный.

— Прирежешь его на обратном пути.

Отрок вскинул глаза:

— Как это?

— Как порося иль барана. Справишься?

— Справлюсь, мой господин. Я ж из облакогонителей, а они все могут.


Молодой купец с рыжей, крашенной охрой бородкой, в очередной раз бросив кости, встал, увидев, как прощается с корчмарем Ярил. Дождавшись, когда парень вышел, повернулся к своим, приказал чуть слышно:

— Задержите волхвов.

Сам же быстро последовал за Ярилом, краем глаза приметив, как выскочил из корчмы черноволосый отрок.

— Стой, Яриле, — нагнав Зевоту, глухо позвал купец.

Ярил оглянулся и удивленно хлопнул ресницами:

— Князь!

— Тихо! — огляделся по сторонам ярл. — Думаю, Борич Огнищанин вряд ли отпустит тебя живым. Вон кусты — спрячемся и посмотрим.

На небе ярко сверкала золотая половинка луны, освещая где-то далеко внизу усадьбы Подола, Днепр и пристань с ладьями.

Забравшись в кусты, густые, словно специально посаженные для того, чтобы меньше ходили, Хельги и Ярил затаили дыханье. Долго ждать не пришлось — запыхавшись, выбежал из-за поворота молодой черноволосый волхв, тот самый, что вышел из корчмы вслед за ярлом. За поясом его торчал длинный широкий нож.

— Хм, — презрительно пожал плечами Ярил. — С таким бы я и сам сладил.

— Думаю, у него будут помощники. — Хельги прислушался к доносившемуся откуда-то — видимо, из корчмы — шуму и тут же поправился: — Вернее, должны были быть…


— Что значит — «ушел»? — грозно сдвинув брови, распалялся Вельвед. — Это ты не сумел догнать! И не говори мне, что ты не знаешь Щековицу, было время узнать.

Поднявшись с лавки, он нервно заходил по узкой горнице в небольшой, пристроенной к главному зданию корчмы гостевой избе. Кроме самого Вельведа, в избе находились только самые доверенные лица — старый жрец Колимог с ожерельем из высушенных змеиных голов и толстый кудесник Кувор. В углу, низко опустив голову, всхлипывал Велимор.

— И что нам теперь с тобой делать? — Вельвед возмущенно затряс кулаками.

— Самое малое, постегать кнутом, — с усмешкой заметил старик Колимог.

— И то верно, брате… — Старший жрец потянулся за висевшей на стене плеткой.

— Не надо плетьми, — испуганно заверещал отрок. — Я убью его, убью…

Оттолкнув поднявшегося с лавки Кувора, он вдруг опрометью бросился к двери. Та отворилась, с силой ударив отрока в лоб.

— Что это у вас тут такое, а? — заглядывая в горницу, с любопытством осведомился носатый молодой волхв — Войтигор.

— А, Войтигоре! — злобно ощерился Вельвед. — И где ж тебя носило все эти дни?

— Едва в болотах не сгинул, — не моргнув глазом, соврал Войтигор. — Путь-то от Роси-реки не близок. Кое-что важное велел передать тебе Дир-князь.

— Важное? — Бровастый жрец зыркнул на остальных. — А ну, пошли все в сени. Ты, Велимор, смотри не вздумай бежать… А ты куда, Колимог? Останься.

Дождавшись, когда все ненужные ушли, он выжидательно уставился на Войтигора:

— Ну, теперь говори.

— Дир-князь хочет знать все, что делается у порогов, — сухо поведал тот. — И чтобы те, кто там, получали бы приказы вовремя, как можно быстрее.

— Что ж, пусть с соколами приказы свои шлет, — недовольно буркнул Вельвед. — Наша-то какая задача?

— А такая! Хочет князь иметь у себя нашего верного человека, молодого и преданного.

— Ты ж чем не подошел? — усмехнулся Колимог. — Аль не молод?

— Я не облакогонитель…

— А князю, значит, обязательно нужен облакогонитель? — задумчиво переспросил Вельвед. — Преданный, верный… молодой…

— И чтоб не толстяк, как наш Кувор!

— И чтоб не толстый… для чего ж ему все это? Хотя… — Сумрачное лицо волхва вдруг озарила догадка. — Ну да! — вскричал он. — Конечно же, облакогонитель! Ведь только облакогонители могут свободно обращаться в… А ну-ка, брат Колимог, что ты скажешь о Велиморе?

— О Велиморе? — Старый жрец пожал плечами. — Неглуп, труслив преизрядно, до непотребства жесток, любит поизгаляться над жертвами, но один на один напасть на кого вряд ли отважится.

— Это я уже понял, — кивнул Вельвед. — Но вот достаточно ли он предан?

— Велимор труслив, а значит, боится хозяина и будет служить верой и правдой, хотя бы за один страх, что тоже немало, — Колимог засмеялся. — Если получит возможность безнаказанно творить все, что захочет, а хочет он многого, и себя высоко ценит. Это перед тобой он хнычет, потому как боится.

— И правильно делает, — засмеялся Вельвед. — Он ведь, кажется, облакогонитель, наш младой друг Велимор?

— Ну да, и неоднократно тем хвастал.

— Так, так… А ну-ка, Войтигор, покличь сюда отрока… Что за шум там, в корчме?

— Да не шум там, а драка!


Хельги-ярл и Зевота, дождавшись у подножия Щековицы возвратившейся из корчмы дружины, направились вниз, к Подолу, где и свернули к Копыреву концу.

— Там и заночуем, — к радости Ярила сказал ярл. — Навестим старого Зверина.

Дворищанин встретил их с радостью, как и дочка его, Любима. Впрочем, та все ж таки больше смотрела на Ярила.

— Что там было с волхвами? — уже сидя за столом, спросил князь у Снорри.

— Ничего особенного, — обгладывая вареную куриную ногу, усмехнулся тот. — Так, стравили меж собой волхвов да татей, с тем и ушли. Лашк, вон, ножку кудеснику подставил, а я колпачника незаметно толкнул. Так и пошло… Ух, и хорошая же драка получилась — жаль, не поучаствовали.

— Поучаствуете еще, — хохотнул ярл. — С царьградцами… Ярил, тебя я хочу использовать.

— Всегда рад служить тебе, княже!

— Мне нужно знать все о волхвах.

— Я и знаю.

— Нет, ты не понял. — Хельги покачал головою. — Я должен знать о них не просто все, а вообще все! Кому служит Борич Огнищанин, как так вышло, что он оказался волхвом, зачем их так много скопилось в городе, кому они служат? В общем — многое. Если нужно будет серебро — дам.

— Серебро? — Ярил усмехнулся. — Пока нужна только одна резана. Ждал меня кто-то у пристани вечером, и, выходит, напрасно. Ничего, думаю, придет завтра, больно уж очи алчные. Вот тогда и пригодится твоя резана.

— Может, отослать в надежное место Любиму? — вскинул глаза ярл.

Ярил покачал головой:

— Не нужно. До осени никто ее не тронет, Мечислав слово держит. А осенью… осенью будет видно. Лучше возьми меня в дружину, князь!

— Ты ж не воин.

— Все равно. Лишним не буду.

— Хорошо, считай, договорились. Но сперва о волхвах мне все выведай. Помни — у тебя меньше трех дней. Потом отчаливаем!

— На Царьград? — недоверчиво улыбнулся Дивьян.

— Туда, — с усмешкой махнул рукою Хельги.


Ярил Зевота объявился в его шатре к исходу второго дня. Усталый, но довольный, он с удовольствием осушил поднесенную слугой кружку с пенящимся пивом и тут же попросил еще.

— Ну, что удалось вызнать? — наклонившись, вкрадчиво спросил Хельги-ярл.

— Многое, — улыбнулся Зевота.

— Так не томи, поведай!

— Волхвов собирает Дирмунд…

— Ну, о том я и без тебя догадывался… Что Вельвед?

— Борич Огнищанин был волхвом и раньше, еще до того, как оказался в Ладоге, и в рабстве ромейском побывал, и при дворе мерянского князя Миронега, ну, про смерть которого ходят разные слухи. Мыслю — а не Борич ли приложил там руку?

— Не пойман — не вор, — усмехнулся Хельги.

— У Миронега остался сын.

— А вот это уже интересней… И что, он еще не начал мстить?

— И не начнет. Еще ребенком он был продан в рабство ромеям. Или сначала в Киев, а уж потом ромеям, в общем, с той поры — больше десяти лет — ни слуху ни духу. Звали, кажется, Ксаном.

— Вряд ли ему оставили прежнее имя… Что волхвы?

— Их много. Кобники, хранильники, ведуны, чародеи…

Подняв руку, Хельги-ярл попросил Ярила уделить больше внимания каждой из категорий кудесников и был вполне удивлен — волхвы Гардара казались одинаковыми, пожалуй, только выходцам с далекого Севера.

— Кобники, — прихлебывая пиво, рассказывал Ярил, — те по полету птиц о судьбе гадают, предсказывают, а когда гадают, пляшут — кобенятся. Чаровники — те воду в чарах заговаривают, настои разные. Чародеи — то же, что чаровники, только более сильные. Хранильники обереги разные делают, волшебники лес да луга заговаривают, и пашню могут, чтоб уродилося жито, могут и наоборот заговорить, чтоб не уродилось, есть еще потворники-знахари, те болезни наговорами лечат, баяны да кощунники — те песни поют-сказывают, еще ведуны да ведьмы — те многое о судьбах людских ведают. Ну а всего больше — облакогонителей. Те и самые важные — они и заклятья от засухи знают, и дожди предсказывают, повелевают облаками и даже могут затмить луну и солнце! А также, когда надо, могут превращаться в волков — волкодлаки.

Хельги непроизвольно вздрогнул:

— Видал я таких волков. Не знаю, облакогонителями ли они были, но оборотнями-волкодлаками — точно! Ты еще кузнецов забыл упомянуть — вот уж кто настоящие кудесники. Был у меня когда-то учитель, Велунд, великий был мастер, много чего знал и предвидел. Недаром же мудрость, замысловатость, уменье особое коварством в славянской земле прозывают, от слова — ковать… Чего еще вызнал?

— Сегодня еще в остатний раз со знакомцем новым встречаюсь, волхвом. Войтигором кличут — презанятный парень, а уж как серебришко любит! — Ярил присвистнул.

— Волхвы все серебришко любят, — рассмеялся ярл. — Но, похоже, он тебе уже все рассказал, не так?

— Не знаю. — Зевота пожал плечами. — Может, и все…

— Мне б самому с ним переговорить, устроишь? — подумав, неожиданно предложил Хельги.

— А чего ж? — улыбнулся Ярил.


Они встретились с волхвом следующим утром, в корчме на Подоле, близ бушующего людской толпою торжища. Людно было и в корчме — служки едва успевали наполнять кружки. Многолюдство, впрочем, беседе не мешало — большинство гостей заглядывали в корчму перед или после торгов промочить горло. Ярл в одежде купца, Ярил Зевота и волхв Войтигор сели в углу, там было уютней. Войтигор и в самом деле оказался, пользуясь Ярилиным языком, презанятный парнем, длинноносым, смешным, нескладным, с большим радужным синяком под левым глазом.

— Где ж так угораздило? — представив Хельги как своего старого друга, купца, покачал головою Ярил.

— А, колпачники, твари! — со злостью махнул рукой волхв. — Я ж чаровник, Яриле, колпачки их насквозь вижу. Знаешь, как они нас не любят, колпачники эти?

— И правильно не любят, — хохотнул ярл. — Вы ж им дураков околпачивать не даете!

— А по мне так, коли ты дурень, так играй во что хошь, — пожав плечами, заметил Ярил. — Только уж потом не маши руками, не возмущайся. Сам и виноват, не кто-нибудь.

— Да, дурней везде хватает, — приподнявшись на лавке, Хельги махнул служке и обернулся к волхву: — И среди ваших ведь тоже они не редкость?

— Бывает, попадаются, — кивнул тот. — Есть вот у меня один молодой парень, знакомец, Велимор. Тоже волхв, только молодой еще, гунявый. Так ведь повезло ему, не смотрите, что дурень, моление о дожде вымолвить толком не может, а еще облакогонителем себя считает. Короче, служит теперь у самого князя, неизвестно, за какие заслуги. Везет дуракам! — Войтигор завистливо вздохнул. — А тут бьешься, бьешься, да все без толку — ни уважения, ни богатства, ни чести.

— Бывает, — поддакнул ярл. — Неужто самому Аскольду дурень тот теперь служит?

— Не, не Аскольду, — Войтигор махнул рукой. — Другому, Диру.

— Так ведь тот, кажется, не особо силен.

— Не особо… — Волхв вдруг прикусил язык, обернулся и, завидев в дверях толстяка с костяным ожерельем и посохом, проворно юркнул под стол.

— То дружок мой, Кувор, — высунувшись, просипел он. — Старший наш, Вельвед-волхв, не любит, когда кто-то по корчмам с утра шастает. А Кувор хоть и приятель, да гад, каких мало, — ужо донесет всяко!

— Так и ты на него донеси, — наклонившись, посоветовал князь. — Скажи, прямо с утра, людей не стыдясь, хлестал волхв Кувор пиво, едва не лопнул!

Войтигор под столом озадаченно почесал затылок — видно, такая простая идея не приходила ему в голову.

— А и правда, донести? — вылезая из-под стола, вслух подумал он.


Простившись с волхвом, Хельги отправился на пристань, а Ярил — на постоялый двор Зверина проститься с Любимой. Все ж таки, как и обещал, взял парня князь в свою дружину! А в военном походе уж можно нажить серебришка. Правда, можно и голову сложить, но об этом Ярилу что-то не думалось. Над Подолом и Щековицей, над Копыревым концом, над Детинцем и пристанью светило жаркое солнце.

Загрузка...