Февраль 638 года. Египетское пограничье.
Время Перет, время всходов. Время, когда крестьяне, не разгибая спины, трудятся на своих полях. Там жирный плодородный ил заполнил земляные клетки, которые задерживают воду после разлива. Влага уходит в землю, напитывая ее до предела, а ту воду, что осталась, крестьяне с помощью шадуфа, кожаного ведра, привязанного к высокому шесту с противовесом, перекачивают выше, туда, где росли сады и огороды. Так было заведено тысячи лет назад, и абсолютно всё в Египте подчинялось этому несложному ритму. Жара и сушь — высокая вода — зеленая трава и урожай — жара и сушь. И так бесконечно. Не успел что-то сделать, поленился или попросту заболел — тебе конец. Ты умрешь с голоду. Такова была суровая правда жизни в этой земле, зажатой между двумя пустынями.
Святослав почти все время был в пути. Вавилон, Гелиополь, Пелузий, Бубастис… У Бубастиса начинался засыпанный песками канал фараонов, восстановленный римскими императорами полтысячи лет назад. Они сместили его начало к северу и выложили дно тесаным камнем. Сто двадцать миль до Горьких Озер, а потом совсем немного до Красного Моря, где когда-то стоял порт Арсиноя, заброшенный так надежно, что никто из живущих не смог бы показать его руин. Для чего был нужен канал именно сейчас? Ответ оказался прост. Пересохший рукав Нила, который арабы называли вади Тумилат, и был старым руслом канала. Именно по его сухому дну шли караваны из Аравии, и именно по нему арабы вторгнутся в Египет, если возьмут Пелузий. Это был единственный знакомый им путь, и они совершенно точно пойдут здесь. Но сначала им нужно взять город, который тысячи лет служил ключом к Египту.
— Крепость полное дерьмо, княжич, — в сердцах сказал Войцех, который уже в который раз исследовал окрестности Пелузия. — Река тут поганая. Болото, а не река. Порт далеко, наполовину песком затянут. Ни еду подвезти, ни людей. Как прыщ в чистом поле стоит. С питьевой водой беда, кипятить не на чем. Леса тут не видать. Зерна рядом мало растят, один лён. Захочешь хуже сделать, так еще постараться придется. То ли дело наш государь Новгород строил. Если бы франки тогда стену не подкопали, хрен бы они в город вошли. Мы бы там хоть сто лет сидеть могли. Мудр твой отец, княжич. Не чета тому дурню, который Пелузий этот построил. Гарнизон тут точно сдохнет. Либо от голода, либо от жажды, либо от поноса.
— Город старый, Войцех, — примирительно сказал Святослав. — Тут раньше совсем по-другому было. Нил пересыхает понемногу. Раньше Пелузий на берегу моря стоял. А теперь песка столько рекой принесло, что до порта полчаса пешком идти.
— Длинной осады этот город не выдержит, — дал свое заключение многоопытный воин, который был еще из первого набора, дослужившись за пятнадцать лет до командира тагмы. — Город потеряем, и людей понапрасну положим. Я специально у Стефана спрашивал. Город этот брали все, кому не лень, и я теперь понимаю, почему.
— Значит, надо сделать так, чтобы не было длинной осады, Войцех, — поморщился Святослав, который, скрепя сердце, со своим советником согласился. Город укрепим, ворота заменим, заполним амбары и поставим фильтры для воды. Отец чертежи из Братиславы прислал. Песок, галька и толченый уголь. Из Далмации лес везут. Пересидят какое-то время.
— «Тысяча порезов», — сказал Войцех после раздумья. — Иначе много людей потеряем.
— Согласен, — ответил после раздумья Святослав. — Сколько нубийцев пришло наниматься?
— Три сотни конных, — ответил Войцех. — Легкие, без доспеха. Как конные лучники — так себе, слабее болгар, но на копьях злы. Не уступят арабам.
— И то хлеб, — вздохнул Святослав. — С бедуинами на Синае связь налажена?
— Старейшинам подарки передали, — кивнул Войцех. — Предупредили, что те роды, которые своих людей арабам в помощь дадут, найдем и истребим под корень, даже если они к Бахрейну откочуют потом. А того, кто о войске предупредит, озолотим. В смысле, пятьдесят верблюдов подарим.
— И что они? — заинтересовался Святослав.
— Да ждут, не дождутся теперь, когда на нас арабы войной пойдут, — сплюнул Войцех. — Каждой сволочи в этих песках лестно полсотни верблюдов получить. Они в спину своим не ударят, конечно, но обещали не помогать. И то немало.
Стены из обожженной глины, как и все постройки в Египте, поднимались на высоту в пятнадцать локтей. По лестнице не взобраться, да арабы и не станут этого делать. Этот город всегда брали осадой, заставляя изнуренный голодом гарнизон выйти на битву. Впрочем, бывали и более курьезные ситуации, когда фараон Псамметих потерял Пелузий, а потом и страну вслед за ним. В тот день персы пошли в бой, выставив перед собой котов и прочую священную для египтян живность. Те, побоявшись ранить священных животных, ту битву проиграли вчистую, а Египет на сотни лет попал под власть Ахеменидов.
— Баллисты на башнях когда установят? — спросил Святослав, объезжая по кругу не слишком уж большой городок.
— Площадки пока выкладывают, — пояснил Войцех. — Через пару недель начнем монтаж. Мастера из Тергестума позавчера приплыли. Они баллисты в разобранном виде привезли и запас жил к ним. Местных подрядили, они камни таскают и подгоняют под вес. Двух фунтов вполне достаточно.
— Предупреди горожан, Войцех, что им уйти из города придется, — сказал Святослав. — Чтобы к осаде ни души из мирных тут не было. Я приказ дам, их в Танисе и Аварисе разместят.
— Надолго они уйдут?
— Навсегда! Этот город будет простой пограничной крепостью.
— Вой поднимется, государь, — неохотно ответил Войцех. — Не захотят люди свои дома бросать.
— Кормить никого не станем, — отрезал княжич. — Мы еще не знаем, сколько народу арабы с собой приведут. Если тысячи четыре — это еще полбеды. А если они приведут десять? Кровью ведь умоемся! Если арабы пройдут дальше Пелузия, Войцех, то через год мы их у стен Александрии встречать будем.
— А что с городком Ринокурра(1) делать, княже? — спросил Войцех. — Я только что оттуда приехал.
— Твое мнение? — спросил Святослав, зная про крошечный городок, который был ближе к Газе, чем к Пезузию. И, тем не менее, это читалось территорией Египта.
— Стены срыть, дома сжечь, людей выселить, — резко ответил командир тагмы.
— Отличная мысль, — одобрительно кивнул Святослав. — Приступайте.
В то же самое время. Медина.
Улицы Медины были пусты. Закатная молитва прошла, и добрые мусульмане сидели по своим домам, готовясь отойти ко сну. Медина теперь была тиха и скучна, и лишь многочисленные караваны купцов, снующих от Дамаска до Йемена, оживляли ее дороги. Армия мусульман пробила коридор на север. Туда, куда раньше арабы, обираемые императорскими мытарями, почти не ходили. Совсем недавно пал Ктесифон, столица Персии, в которой проживало четыреста тысяч человек, и Аравию захлестнул поток золота и серебра. Девятьсот миллионов дирхемов было взято там, и эта неслыханная добыча обогатила воинов и знать.
Солнце еще не повернуло на лето, и Надир наслаждался непривычной прохладой, которой на своей Сокотре почти и не видел. Тот парень, Коста, с которым они ходили в Индию, привез сообщение от брата Само. И теперь Надир тщательно подбирал слова, чтобы сказать не больше и не меньше, чем нужно. Ведь Халиф Умар только притворяется простым парнем. Он был умен и проницателен, хоть и чрезмерно суров.
— Входи, Надир! — халиф задул один огарок свечи и зажег другой, приведя эмира Сокотры в такое недоумение, что он сбился с заготовленной речи.
— Э… — промычал Надир, несказанно удивившись увиденному. — А зачем ты, великий, это делаешь?
— То была свеча, купленная на деньги уммы, — спокойно пояснил Умар, — и ее я зажигаю, когда занимаюсь делами государства. Но когда пришел ты, я собирался заняться своими собственными делами, а значит и свечу зажег свою собственную. Что же тут непонятного?(2)
Удивление, написанное на лице Надира, яснее ясного говорило о том, что в этой ситуации ему было непонятно абсолютно все. Но он сдержался и перешел к разговору, ради которого и приехал в такую даль.
— Великий, — начал он.- Волей Аллаха мы взяли город Дебал, что недалеко от устья Инда. В тех водах теперь тоже поубавится пиратов. Торговля для наших купцов станет куда проще.
— Это хорошо, — одобрительно погладил бороду халиф. — Что ты будешь делать с этим городом?
— Я думаю, великий, будет правильно, если земли дар аль-харб превратятся в земли дар аль-ислам, — почтительно ответил Надир.
— Это очень далеко, — ответил, подумав халиф. — У нас нет пока сил на войну в тех землях.
— Я сам поведу ту войну, великий, — склонил голову Надир. — Она не только приведет нас к великой цели, но и будет довольно прибыльной. Страна Синд очень богата, и граничит с Персией, которую сейчас завоевывают наши воины. Они пойдут на восток, а мы пойдем им навстречу. А это значит, что когда-нибудь мы встретимся с ними, раздавив шахиншаха, словно орех между двумя камнями.
— Это великая цель, — задумался Умар. — Я не могу противиться тому, кто несет свет истинной веры, но мы не можем распылять наши силы. Война с персами займет еще не один год. Еще не добит император ромеев. Еще не взята Кесария, и несколько крепостей с Сирии. У нас множество дел прямо под носом. Ты хочешь завоевать Синд, Амр тянет меня в Египет. Он утверждает, что возьмет его, потому что знает там каждую тропу. Он водил туда караваны лет двадцать подряд. Я запретил ему думать об этом, но он всё равно не унимается(3). Египет захватил твой старший брат, а он великий воин, хоть и не принял еще ислам. По моим сведениям, его наследник спешно укрепляет города и нанимает воинов. Нет, я не буду слушать Амра. У него помутился разум. Эта война не пойдет на пользу нашему делу.
— Я кину клич в Йемене и Бахрейне, великий, — вновь просительно посмотрел на него Надир. — Я возьму несколько городов в дельте Инда, я укреплю там власть ислама и обогащу умму податями от торговли. Я уже построил мечеть на Сокотре на эти деньги. Я привел целую суму серебра, которую прошу потратить на строительство мечети в Иерусалиме. И я полностью согласен с тобой, великий. Поход в Египет — глупость. Египет многолюден, а его воины — отважны и умелы. Мы просто погубим там множество мусульман, не добившись успеха. Страна Синд разбита на небольшие княжества, а значит, покорить ее будет гораздо легче. Да и война против язычников, поклоняющихся многоруким статуям — куда более важное дело, чем война против тех, кто верит в единого с нами бога. Они считают своим пророком распятого Ису, мы же — Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. Они заблуждаются в своей вере, но это вовсе не преступление. А вот в Индии — совсем другое дело. Ведь Пророк, да благословит его Аллах и приветствует, заповедал, что удел язычника — либо принять ислам, либо умереть. Так позволь мне начать священную войну в тех землях.
— Я не могу запретить тебе творить благое дело, Надир, — задумчиво ответил халиф. — Ведь все, что ты сказал — истина до последнего слова. Огнепоклонники персы — вот самая важная цель сейчас. И любителей многоруких демонов мы приведем к покорности, когда настанет время и будет на то благословение Аллаха. Воины получат добычу, казна уммы — положенный закят, а земли праведных прирастут. Я не вижу изъяна в твоем предложении, Надир, но помочь тебе не смогу. У меня нет лишних людей для такого похода. Если ты считаешь, что справишься с этим, я дам тебе свое позволение. Ты сам наймешь воинов, и сам поведешь эту войну.
— Раз я сам поведу эту войну, величайший, — склонил голову Надир, — не будет ли дерзостью с моей стороны закрепить пост наместника тех земель за мной и моими потомками?
— Не будет, — ответил Умар. — Я дам тебе свиток со своей печатью, чтобы вожди племен прислушались к твоим словам. Ты не так алчен, как наша знать, и это весьма отрадно. Ты носишь скромные одежды, ты не усыпан камнями с головы до ног, и жертвуешь больше, чем требует закон. Я думаю, ты принесешь той земле больше пользы, чем Халид или Муавия, которые не знают удержи в накоплении богатств. У этих воинов золото уже перестало помещаться в сундуки. Ты не похож на них, Надир. Я был бы счастлив, если бы все мусульмане были такими, как ты.
— Спасибо тебе, великий! — вновь склонился в поклоне Надир и выкатился на свежий воздух, пока халиф не передумал.
— Стой! — услышал он голос халифа. — Ты объедешь племена Бахрейна и Ямамы, а потом вернешься сюда. Ты возьмешь с собой муэдзина Билала и отправишься в Палестину. Он отвезет мое послание, и ему может понадобиться помощь. Я доверяю тебе, как себе самому, Надир.
— Нет, ну до чего с ним бывает сложно, все-таки, — бурчал себе под нос Надир, когда вдохнул вечерний воздух. — Воистину, святой человек! Совсем не такой, как все мы, грешники. Когда поеду к вождям племен, не забыть бы переодеться в шелковый халат, надеть перстни и золотой пояс. Иначе не поймут ведь. И ведь и предупредить никого нельзя, что скоро чума придет. Как представлю этот разговор:
— Величайший! Мой старший брат, языческий колдун, предсказал, что в Палестину придет чума. Бр-р! Да я ни за что на свете не скажу подобное халифу мусульман! Я еще не выжил из ума!
Месяцем позже. Март 638. Окрестности Монемвасии. Побережье Пелопонеса.
— Так как, говоришь, тебя зовут? — Лаврик, вытирая от крови тяжелую кривую саблю, смотрел на константинопольского купца, которого только-только начало трясти крупной дрожью, хотя всё уже давно закончилось. Купец храбро бился с пиратами, атаковавшими его корабль на лодках-однодеревках, но вот после боя что-то сомлел, поймав откат.
— Евлогий, господин! — простучал зубами купец. — Я страховку в Тергестуме купил, потому-то у меня флаг был на мачте. Я бы иначе не посмел… Я как «Владыку морей» углядел, то чуть ума от радости не лишился. Я еще в Константинополе корабль этот видел… Тогда тоже чуть ума не лишился… Правда, тогда радоваться совсем нечему было… Простите, господин… Вспомнилось что-то не к месту.
— А тебя как зовут? — Лаврик кончиком сабли поднял подбородок словена, который стоял на коленях со связанными руками.
— Хлуд, — недобро зыркнул тот из-под мохнатых бровей, но смелого взгляда не отвел.
— Вам же, баранам тупоумным, сказано было, что корабли с флагом, где звезда нарисована, под защитой великого князя находятся! Знаешь об этом? — ласково, но одновременно как-то очень зло и страшно, сказал ему Лаврик, отчего могучего мужика мороз по коже продрал.
— Мы вольный народ, сопляк, — хмуро ответил тот. — Нам твой князь не указ.
— Понятно, — кивнул Лаврик. — У нас еще один храбрец. Туга! — крикнул Лаврик.
— Да, пан бандофор! — возник рядом однокашник по сотне.
— Готовь сотню на высадку! — резко скомандовал Лаврик. — Деревню сжечь, лодки порубить, пленных повесить, баб с детьми с земли согнать. Скажи, если увидим их тут еще раз, или если тела с виселицы снимут, вернемся и покараем.
— Есть! — Туга, который мгновенно для его лет дослужился до сотника морской пехоты, испарился, а двое парней прихватили незадачливого пирата, не осознавшего пока новых реалий, наступивших в этой части Эгейского моря.
— До дома-то дойдешь? — спросил Лаврик, критически осматривая купеческий хеландий. Кораблик вроде бы был цел.
— Дойду, господин, храни вас господь! — купца все еще потряхивало, но уже отпускало помаленьку, отчего голова его сама собой поворачивалась к берегу, где княжеские воины сноровисто сколачивали виселицу, далеко не первую за этот сезон. Девять штук больших кованых гвоздей на каждую виселицу уходило. Немалая ценность в этих нищих местах. Но великий князь повелел на наглядную агитацию средств не жалеть, а потому словенам, осевшим вдоль побережья, передали, что если хоть один гвоздь пропадет, то их будут на бесплатные колья сажать, причем затупив их предварительно, чтобы наказанный успел осознать перед смертью всю тяжесть своего проступка.
Пляжи южного Пелопоннеса, густо заселенного племенами езеритов и милингов, были уставлены такими украшениями. С владыками родов княжеские люди уже провели беседы, но вняли увещеваниям далеко не все. Вольный народ, непонятливый, что с них взять. Теперь вот купеческие корабли поближе к берегу подплывают иногда, чтобы полюбоваться, как словенский князь свои обязательства выполняет.
— Бывай! — махнул рукой Лаврик, и купец с превеликим облегчением перебрался на свой корабль, где уцелевшие матросы уже были готовы поднять паруса. Сразу же, как только повесят Хлуда, убившего двоих их товарищей. Пропустить это волнующее зрелище они не могли.
К вечеру все было кончено, и «Владыка Морей» отправился на восток, чтобы потом повернуть на юг вдоль берега Сирии. У него было еще одно важнейшее дело. Он должен попасть в Газу и патрулировать тамошние воды, пока не получит предсказанные великим князем вести. И распоряжения кентарх Болли Эйнарсон получил самые престранные. Удивительные распоряжения. Он должен стоять на рейде, не подпуская к кораблю ни одну местную сволочь, и не сходя на берег. И только тогда, когда он узнает, что в Палестину пришла эпидемия чумы, он должен отплыть в Пелузий, а затем в Александрию, где и начнется непонятное ему действо под названием «карантин».
1 Ринокурра — современный Эль-Ариш, Египет.
2 Каноничная история из жизни халифа Умара, которая как нельзя лучше описывает характер этого удивительного человека.
3 Халиф Умар был изначально против похода в Египет, считая, что завоевание Персии важнее. Амр ибн аль-Ас пошел туда на свой страх и риск.