Глава 16

Элред обернулся ко мне и, приняв невозмутимый вид, шепнул на ухо:

— Держись смирно. Покажи им, что вы не опасны. Я всё улажу.

Я переглянулся с Кьеллом, снял с петли топор и перевернул его обухом вниз. Воин удивлённо вскинул брови, но последовал моему примеру. Элред окликнул кухонную девку и попросил для нас стол в углу потише, а также распорядился, чтобы она забрала наше оружие.

Так униженно я давно себя не чувствовал. Однако жест нашего проводника имел успех: мерглумцы, увидев, что мы первыми сдали оружие, немного расслабились, хотя и продолжали сверлить нас недоверчивыми взглядами. Я взял Гуллу за плечо и подтолкнул вперёд — пусть идёт за спиной у Элреда, привлечёт меньше внимания. Топора или меча при ней не было, а нож она спрятала в складках платья. Правда, наш жест получился скорее символическим — мы всего лишь показали, что хотим мирно поесть. Но затылком я чуял, что спокойно потрапезничать нам уже не дадут.

Когда я проходил мимо длинного стола мерглумцев, один из них удивлённо уставился на мой амулет со спиралью. Перехватив его взгляд, я коротко кивнул и сделал жест, какому нас научил Элред — начертил пальцем спираль на груди. Дескать, свой. Не знаю, насколько правдоподобно это выглядело, но теперь мы точно оказались самыми популярными гостями.

— Северяне… — пронёсся тихий ропот по залу.

— Гляди! У них наш знак!

— Свер со спиралью?

Мы пропускали болтовню мимо ушей. Элред первым сел за стол, к которому было приставлено две лавки, и обратился к служанке:

— Нам каши с мясом и кореньями, кувшин эля, кругляш хлеба и кусок масла. — Проводник достал из кошеля монеты и вложил в руку некрасивой девицы с влажными коровьими глазами. — Пожалуй, лучше два кувшина. Побыстрее, если можно.

Служанка кивнула и быстро затерялась где-то в зале. Элред положил локти на липкий стол и уставился на нас поверх одинокой свечи.

— Нам нужно выйти отсюда целыми и невредимыми, — понизив голос, сказал он. — Что бы ни случилось, не нарывайтесь. Какую бы обиду вам ни сказали, не отвечайте. Я знаю, что вы — гордый народ. Но сейчас гордость может довести до гибели. Терпите.

Гулла, к моему удивлению, покорно кивнула. Всегда бы урезонивала свою ярость, а не только в смертельной опасности. Я заметил, что она то и дело озиралась по сторонам, словно думала, что в нас в любой момент мог полететь кувшин. А он мог — от эглинов сейчас требовалось ожидать чего угодно.

Кьелл со свойственным ему спокойствием медленно, почти лениво, блуждал взглядом по залу, стараясь не встречаться глазами с гостями. Я же внимательно пялился на Элреда.

— Ты почему раньше не сказал, что здесь могут быть мерглумцы?

— Так откуда ж мне было знать? — громким шёпотом возмутился проводник. — Впервые вижу их здесь. Во Фримсдене есть своё ополчение с топорами да вилами — и годами они справлялись. Правда, всегда предпочитали откупаться от тех же сверов. Деревня-то богатая, как видишь.

— Значит, что-то случилось, — рассудил я. — Или случится нечто, для чего нужны солдаты.

Мы замолчали, когда служанка принесла еду и расставила плошки с кашей перед каждым.

— Сейчас будет остальное, добрые люди, — сухо сказала она. — Надеюсь, вы добрые.

Элред кивнул.

— От нас проблем не будет. Передай Милдрит, что я хочу с ней потолковать. Скажи, Элред-торговец ищет встречи.

— Я тебя помню, торгаш, — с презрением ответила служанка, задержав взгляд на его веснушчатом лице. — И знаю, что твои зелья не работают. Ты обещал сделать меня красивой, и я отдала тебе последние деньги. Деньги с приданого! А теперь у меня нет ни красоты, ни даже худого богатства. — Девица наклонилась ещё ниже и почти зашептала. — Я не рассказала об этом святым отцам лишь потому, что тогда они и меня обвинят в колдовстве. Но ты сделал меня несчастной и будь ты проклят, Элред-эглин.

Гулла спрятала улыбку за волосами, а Кьелл присвистнул.

— Да ты, оказывается, во всём обманщик, — отозвалась ведьма и с сожалением взглянула на служанку. — Как твоё имя, дорогая?

— Хидда.

— Хидда, милая, послушай. Элред вернёт тебе деньги за то зелье, чтобы очистить своё и твоё имя. — Торговец болезненно скривился, но Гулла ударила кулаком по столу. — Вернёт, я сказала! Мы едины в нашей вере и должны быть честны друг с другом. Поэтому Элред попросит у тебя прощения и возвратит деньги. А ты, пожалуйста, передай Милдрит, что нам и правда нужно поговорить.

Некрасивая девица с недоверием глядела на Гуллу. Быть может, признала в ней сверку или просто удивилась тому, как моя женщина раскомандовалась при стольких мужах.

— Верну, — наконец сдался Элред. — Зелье было проверенным. Но, так и быть, я верну плату, чтобы меня не считали обманщиком во Фримсдене.

Хидда удовлетворённо улыбнулась.

— Милдрит будет позже. Вы успеете насытиться.

Едва она снова исчезла на кухне, Элред уставился на самодовольно оскалившуюся ведьму.

— Ты что наделала? — прорычал он. — Хоть понимаешь, сколько оно стоило?

Гулла пожала плечами с напускным безразличием.

— Не умеешь колдовать — не берись. А коли обещаешь несчастному счастье, то и будь готов за это отвечать. За несчастными боги следят особо пристально. Лучше просто откупись деньгами, иначе сила возьмёт с тебя что-то иное.

— Она права, — внезапно вмешался Кьелл. — Девицу и так обделили с рожденья, а ты сделал хуже. Будь она при деньгах, то хотя бы смогла найти приличного мужа. А кто её возьмёт бедную и убогую? Нехорошо это. Ни один бог — сверский ли, эглинский или мёртвый — такого не простит.

Торговец встретился со мной глазами, ища одобрения, но я покачал головой. Кьелл и Гулла были правы.

— Мне платили за то, что я буду вашим проводником, — огрызнулся Элред. — А вы выставили меня дураком ненадёжным. Больше не лезьте. Помните, что я сейчас ваш единственный друг в деревне, полной эглинов, которые только и ждут повода поднять всех вас на вилы.

— Так-то мы тебе добра желаем. И взгляни на это иначе, — ответил я. — Ты очистишь свое имя. Хидда пустит молву, что ты честен. Фримсден всегда будет рад тебе. Кто знает, быть может однажды эта девица от отчаяния и сдала тебя священникам, осознав, что останется старой девой до смерти? А так ты обретёшь в её лице друга. Никто не знает, как нам пригодятся в будущем люди, которых мы встречаем на пути жизни. Деньги можно потерять и заработать. Обрести желаемую славу гораздо труднее.

Кьелл кивнул.

— Хинрик говорит дело. А он с головой дружит, хоть и молод.

Вскоре вернулась Хидда. Поставив перед нами кувшины с элем, хлеб и масло, она выжидающе уставилась на Элреда. Торговец тяжело вздохнул и потянулся к кошелю. Я заметил, что он достал три серебряные монеты — весьма приличная сумма за зелье для простолюдинов. Корову можно купить.

— Пока могу дать только это, — сказал проводник, вложив деньги в ладонь служанки. — Обещаю, что на обратном пути из Омрика привезу остальное — нужно продать товар. Или можешь выбрать любую вещь из моей повозки. Пожалуй, я и правда впредь буду осторожен с обещаниями.

К моему удивлению, на некрасивом лице девицы расцвела радость, а в глазах загорелась надежда.

— Мне даже не столько деньги нужны, а то, что бесчестный повинится, — тихо проговорила Хидда. — Лесная женщина нагадала, что после того, как виновный предо мной в обмане повинится, я встречу суженного. Удачно ты заехал, Элред. Теперь я могу надеяться. Но и деньги заберу.

Она быстро спрятала монеты в сумочку на поясе.

— О вас спрашивают солдаты, но я сказала, что знаю лишь торговца, — добавила служанка. — Не шумите.

Девица удалилась, а мы принялись делить хлеб и масло. Эль немного развеселил затосковавшего было Элреда. Ну и пройдоха он. Я подозревал, что эглин не был честен на руку, но сейчас, вынудив его расстаться с серебром, мы здорово рисковали.

Но разве мог я поступить иначе? Элред так гнался за деньгами, что позабыл о чести пред богами. А боги всегда карали за лишнюю алчность. Стремление преумножить богатство поощряли, находчивость благословляли и ценили. Но обман слабых и отчаявшихся порицался у всех северных народов. Проводник должен был вознести хвалу богам за то, что те предоставили ему шанс исправить ошибку. Я надеялся, что Элред осознает это как можно скорее и не станет глупить.

Мы почти закончили с трапезой, когда из-за стола мерглумцев поднялся высокий хорошо сложенный воин и пружинящей походкой направился к нам. Я заметил, что он был вооружён мечом — значит, непростой человек. Он был похож лицом на северянина, но стригся по-эглински и носил одежду цветов, которыми у нас на севере красить не умели. Не спрашивая разрешения присоединиться, он придвинул табурет и уселся рядом с нами.

— Редко вижу сверов, что приняли веру в Воскресающего, — вместо приветствия сказал он. Голос его был неприятным, скрипучим, почти старческим, хотя мерглумец не выглядел стариком. Он повернулся к пробегавшей мимо Хидде и потребовал ещё кувшин эля. Когда он повернул голову, я заметил на его горле старый уродливый шрам. Возможно, потому он так странно говорил.

— Мы идём с миром, — ответил эглин. — Я торговец Элред из эглинов, это моя родственница. — Он указал сперва на Гуллу, а затем на нас. — И моя охрана из сверов.

— Куда направляетесь? — проскрипел мерглумец.

— В Омрик на ярмарку.

— Что везёте?

Элред нервно передёрнул плечами.

— Всякую безделицу, что выкупил по дешёвке на берегу. Ракушки для амулетов, выделанную кожу, деревянную посуду…

— А сверы тебе на что, торговец? Из эглинов охрану не мог найти?

— В Сандвене-то? — нервно усмехнулся Элред. — Представь себе, нет. Это всё ещё Свергло, почтенный…

— Вулфред.

— Так вот, почтенный Вулфред, разве мы кого-то оскорбили своим появлением? — С лёгким вызовом продолжил торговец. — Людей я намеренно искал единоверующих, дабы и товар защитить, и не снискать гнева местных жителей. Неужели мы всё же навлекли его? Тогда я хочу знать, за что.

Наглая тирада Элреда, казалось, слегка сбила мерглумца с толку. Пока он приходил в себя, я пристально изучал его лицо и одежду. Явно бывалый воин — почти не осталось живого места. Нос многократно сломан и свернут набок, одна бровь выше другой. Взгляд задумчивый, оценивающий. Из-под плаща и кольчуги выглядывал высокий ворот синей рубахи — редкий цвет в наших краях, потому я и зацепился глазами. Над небольшим амулетом со спиралью на шее у Вулфреда болтался круглый деревянный знак с вырезанным на нём странным символом, но в полумраке я не смог его разглядеть. Однако, присмотревшись к другим солдатам, я заметил, что на груди они носили такие же. Обозначение принадлежности к мерглумскому войску? Или личный знако олдермена?

— Вы ничего не нарушили, но я был обязан спросить, — проскрипел Вулвред. — Эта деревня под защитой олдермена Этельбальда, нового правителя Омрика. Он отправил солдат на юг, чтобы охранять пути и следить за безопасностью. Так что зря ты потратил деньги на сопровождение, торговец. Мы бдим.

— Отрадно слышать, — натянуто улыбнулся Элред и тряхнул рыжей головой. — Но я уже заплатил полную цену, поэтому сверы поедут с нами до Омрика. Ярмарка ведь через пять дней.

— Отсрочили ярмарку.

— Это почему же?

— Олдермен Этельбальд устраивает праздник. Большое гуляние будет через полторы дюжины дней. Как раз на праздник Первоявления. Потому мы и здесь — следим за тем, чтобы все в округе могли спокойно добраться до Омрика, отстоять большую службу, поторговать и увидеть святыню. Потому вам придётся в Омрике задержаться, если желаете сбыть товар на ярмарке.

— А что за святыня? — удивлённо спросил я. — Большая книга?

— Нет. Книга всегда есть в храме. А сейчас привезут в честь праздника священную реликвию из самого Устера. Стекло, в которое превратился песок, когда господь впервые сошёл с небес к людям и даровал им надежду. Свет божий был столь ярок и мощен, что песок под его святыми ногами расплавился и стал стеклом. Вот это стекло и привезут в город, дабы освятить Омрик. Это самая ценная реликвия на всём Эглинойре!

— Вот это да… — протянул Элред. — Тогда понятно, почему все пути охраняют.

Вулфред кивнул.

— Десять монахов, давших обет молчания, привезут святыню. И уверовавшие со всех концов Свергло придут на неё посмотреть и прикоснуться к благодати. Странно, что ты не знал об этом, торговец.

Элред пожал плечами.

— С ранней весны я был на берегу, а там сверские места. Новости о церковных праздниках почти и не доходят…

— Как бы то ни было, вы сможете узреть святыню, а такое и раз в жизни не всем выпадает. И раз вы все уверовавшие, то не упустите возможности. Правда, в храме будет полно людей — всё же священный праздник. Стоять будем всю ночь, весь день и ещё ночь. Всякий, кто принял Воскресающего, должен отстоять. — Вулфред поднялся и взял свой кувшин. — Завтра утром я с небольшим отрядом возвращаюсь в Омрик. Можем сопроводить вас, раз всё одно по пути. Если надумаете, найдите меня или же спросите Леоффу или Кнаппу. Это мои люди, и единым в вере мы поможем.

Вулфред коротко кивнул на прощание и вернулся за свой стол. Мы с Кьеллом и Гуллой, не сговариваясь, вздохнули с облегчением. Напряжение, сковавшее позвоночник, понемногу начало меня отпускать. Неужели пронесло на этот раз?

Мысли перестали роиться в голове. Я тщательно оставил всё услышанное от Вулфреда с рассказами монахов и планом Скегги. У меня созрел план, но он был настолько дерзким, что я начал сомневаться, стоило ли его вовсе озвучивать.

Элред вытянул шею, явно заметив кого-то на кухне, и торопливо выбрался из-за стола.

— Милдрит вернулась, — коротко сказал он. — Никуда не уходите. Я скоро приду.

Гулла придвинула к себе кувшин и наполнила свою кружку доверху.

— Не увлекайся, — предупредил я и забрал кувшин. — Нужно поговорить, пока нет проводника.

— Что ты надумал? — Спросила Гулла, пристально вглядевшись мне в глаза поверх слабого огонька свечи. — Я знаю этот взгляд. Ты что-то замыслил.

Я понизил голос и жестом попросил товарищей придвинуться ближе.

— Праздник — самое удобное время для атаки на Омрик, — прошептал я. — Люди будут в церкви. Праведники станут молиться, а грешники — напиваться. Реликвию будут охранять, но их внимание будет приковано к храму. Не думаю, что эглины станут ожидать от нас нападения, особенно если подойти незаметно.

— Но ты ещё не видел города, — возразил Кьелл. — Вдруг там мощные стены.

— Тогда нужен тот, кто в назначенный час откроет ворота и впустит нас. Мы атакуем беспечных людей, перебьём воинов и вернём Омрик.

Кьелл помедлил с ответом, словно что-то вспоминал.

— Так уже делали. Не в Омрике но таким образом когда-то наши отцы заняли Скелгат. Правда, там был не церковный праздник. Но звучит разумно, если всё как следует подготовить.

— Как следует не получится, — вмешалась Гулла. — У нас мало времени. Праздник через полторы дюжины дней. Если ко-то из нас сейчас не отправится предупредить Скегги, то не успеем.

Я едва заметно кивнул.

— И кто-то должен вернуться в Сандвен, забрать людей оттуда. Чем больше воинов нападёт на Омрик, тем выше шансы его взять.

— Но в праздник в Омрике будет слишком много людей, — сомневался Кьелл. — Едва ли они станут сопротивляться, но крови будет…

— Кровь — это хорошо, — отрезала Гулла. — Кровь — это жертва богам.

Мне самому не нравилась мысль, что может пострадать столько мирных жителей, но слишком уж соблазнительной казалась мысль воспользоваться моментом. Мерглумец говорил, что монахи повезут реликвию из Устера. А раз так, их можно попытаться перехватить по дороге в Омрик и забрать реликвию. А там либо проникнуть в Омрик под видом монахов и таким образом послать больше своих людей в город, либо попросту попросить за святыню выкуп. Я слышал от Скегги, что короли и священники были готовы платить золотом за возвращение своих святынь.

— Значит, должны уйти двое, — подытожил Кьелл. — Кто отправится в Сандвен, а кто — в Скелгат?

Я вызвался идти в Скелгат к Скегги, хотя это и было опасно. Сперва я подумал написать рунное послание для брата и попросить Конгерма доставить его. Но план был ненадёжным. Фетч плохо переносил города, да и доказать, что послание отправил именно я, он бы всё равно не смог. Значит, должен был пойти человек. Кьелл согласился без вопросов и сказал, что запомнил дорогу до Сандвена, а вот Гулле вся эта затея, как и ожидалось, пришлась не по нраву.

— Скегги хотел, чтобы Омрик проверил начертатель, — напомнила она.

— Если твоё колдовство сработает, то и моему препятствий не будет.

— С чего ты взял?

— С того, что сила одна, только мужи и жёны используют её по-разному. А источник неизменен. Если получится у ведьмы, то и начертатель справится.

— Значит, хочешь оставить меня одну с этим грязным эглином? — В глазах прекрасной Гуллы пылала такая ярость, что, казалось, даже свеча начала прогорать быстрее. — Этого хочешь?

Я вздохнул, подбирая слова, чтобы убедить женщину. Она чуть не убила меня сразу после знакомства и ещё волновалась за свою безопасность?

— Нужно хотя бы на наполовину выполнить волю Скегги и предложить ему способ стать конунгом как можно быстрее, — сказал я. — Если захватим Омрик и обоснуемся там да поднакопим золота, сможем увеличить хирд. И тогда мерглумцы будут жевать свои языки без соли, а не очищать от нас Свергло. И чем быстрее всё это случится, тем лучше. Больше нам всё равно идти некуда. Эглинойр или смерть.

Гулла сокрушённо покачала головой.

— Опасный путь ты избрал, Хинрик. И всех нас по нему толкаешь. А если у меня не получится? Если этот Элред и мерглумцы по дороге снасилуют меня и убьют, кто тогда расскажет Скегги об Омрике?

— Меня точно так же могут убить по пути в Скелгат. Как и Кьелла на дороге в Сандвен. Прозвучит странно, но тебе вместе с мерглумцами будет безопаснее всего. Сделай так, чтобы он не болтал о твоём сверском происхождении. Опои там или наколдуй чего… Ты же умеешь дурманить.

— Пообещай, что если Элред сдаст меня и мы больше не увидимся, то ты найдёшь и отомстишь.

— Клянусь, — кивнул я, накрыв её ладонь своей. — Но он не решится. Кишка тонка.

Гулла ещё какое-то время медлила, но затем согласилась с планом.

— Условимся, что в следующее новолуние мы встретимся на дороге возле Омрика. На той дороге, по которой отсюда едут в город. Я не знаю, какая она, но оставлю знак — повяжу алую ленту на дерево накануне встречи — это будет обозначение места. А если этого не случится, отправь людей в город найти меня и Элреда.

— Хорошо. — Я поочерёдно взглянул на товарищей и поднял кружку. — Выходим ночью.

Загрузка...