Владыка

Глава 11 «Дикое поле»

Чакская война началась не по плану боливийского генштаба и на пять дней раньше намеченного срока. Однако внезапный удар парагвайских казаков по аэродромам и приграничным частям не заставил педанта–немца генерала Ганса Кундта изменить задуманный ход военной компании. В конце–то концов, уничтожение полусотни самолётов не столь уж критично ослабило трёхсоттысячное войско вторжения. В руке командующего ещё оставался мощный бронетанковый кулак и сильная полевая артиллерия. В Первую мировую войну авиация вообще не сыграла существенной роли в успехе боевых действий. Вот и в Чакскую компанию европейские офицеры не очень на неё рассчитывали. Ветераны прошлой войны считали, что большого ущерба малочисленные бомбардировщики нанести пехоте парагвайцев не смогли бы.

К тому же, плотная завеса зарослей кустарника сводила и результативность воздушной разведки к нулю. В зимние месяцы Гран–Чако превращалась в сплошной зелёный океан, в волнах которого совершенно терялись фигурки казаков в защитной форме. Ведь конных полков в составе парагвайской армии не было, а вся техника выкрашена зелёными пятнами разных цветовых оттенков.

Единственно, чего теперь, из–за исчезновения истребительной авиации, опасалось боливийское командование — это воздушных тачанок анархистов. И хотя, по данным от резидента в американском посольстве в Асунсьоне, две сотни автожиров казаки решили использовать только в качестве транспортных и санитарных машин, но оставшиеся три сотни были превращены во фронтовые штурмовики. Правда, один пулемёт и парочка бомб по пятьдесят килограмм — не очень–то мощное вооружение, да и скорость у тихоходных стрекоз низкая. В светлое время автожиры могли стать лёгкой добычей зенитных пулемётов.

Оснащение автожиров реактивным оружием стало для боливийцев неприятным сюрпризом. Оказывается, казаки не собирались гарцевать по небу прямо над головами противника. А поразить с километровой дистанции воздушную тачанку, летящую на скорости более ста километров в час — задача сложная. Куда тяжелее, чем стрелять из револьвера в скачущего в полусотне метров кавалериста, хотя и тут похвастаться меткими попаданиями мало кто мог.

Тачанки анархистов, выныривая из волн зелёного моря Гран–Чако, издали безнаказанно обстреливали пехотные колонны веером ракет и пулемётными очередями, а затем, прижавшись к земле, скрывались за кронами кустарников. Хищные автожиры кружили над местом пиршества, и шум воздушных стрекоз раздавался со всех сторон. Дезориентируя противника, лётчики ещё включали хаотично регулируемые жестяные трещотки, не позволяющие точно отследить расстояние до невидимого объекта.

Заслышав приближение хищных стрекоз, пехота в страхе валилась на землю, а водители старались подальше отбежать от транспортных средств. На узких дорогах колонна грузовиков не могла рассредоточиться и останавливалась, зажатая со всех сторон непроходимым кустарником. Гужевой транспорт тоже замирал, обрекая тягловую силу на поголовное истребление. После авианалёта, движение уже могло возобновляться только в пешем порядке. Рой пуль и осколки ракетных снарядов дырявили двигатели автомашин и калечили тела животных. Главной тягловой силой становились солдаты, ну ещё в какой–то мере бронемашины, натужно тащившие на прицепе артиллерию. Однако много имущества и боеприпасов таким способом далеко не переместишь. Пехотные колонны переползали черепашьим шагом от одного полевого лагеря до следующего.

Ещё одним смертоносным сюрпризом для походных колонн стали минные ловушки. Как не старались сапёры острыми штырями аккуратно прощупать дорогу, но помогало это не сильно. Да, внимательным сапёрам часто удавалось обнаруживать парагвайские противопехотные мины в деревянных корпусах, однако глубоко зарытые в песчаный грунт фугасы им заметить не под силу. И что особенно удивляло опытных специалистов, так это неизвестный принцип подрыва минных ловушек, которые срабатывали точно под группой бронетехники или артиллерии. Некоторые офицеры предполагали, что мины снабжены магнитными датчиками, другие профессионалы указывали на обнаруженные обрывки проводов и настаивали на дистанционном управлении оператором. Однако оба варианта не давали ответа: почему мины не реагируют на ложный объект, гружённый металлоломом, и почему на месте взрыва остаются слишком короткие обрывки проводов? Один штабной умник даже настаивал, что мины не только магнитные, но ещё и сейсмические, оценивающие характеристики движущихся объектов. Хотя остальные эксперты называли такую фантастическую идею абсурдным бредом — даже богатеньким казакам–парагвайцам было не по карману и не по–уму изготавливать столь дорогущие одноразовые мины. Страшная тайна дорожных фугасов пока оставалась неразгаданной.

Несмотря на противодействие казаков, боливийская армия упорно ползла вперёд. Добравшись до очередного опорного пункта врага, боливийцы долго топтались возле окопов казаков, пока к линии соприкосновения не подтягивалась артиллерия, бронемашины и лёгкие танкетки. Атаковать позиции, прикрытые минными полосами и сетью пулемётных дотов, одной пехотой было самоубийственно. Сходу обойти противника с флангов и окружить тоже не удавалось из–за труднопроходимого рельефа местности и многочисленных засад. Подробных топографических карт у боливийцев не имелось, а разведку произвести не давали вездесущие индейцы.

Стоило группе солдат чуть отдалиться от колонны или укреплённого лагеря, как из ниоткуда возникали «зелёные призраки» и поголовно истребляли отряд смертников. Обычно из разведчиков никто не возвращался, только слышались панические крики и суматошная стрельба. И чаще всего тела солдат исчезали бесследно, крупные поисковые отряды находили лишь следы крови на земле и россыпи стреляных гильз. В тех исключительно редких случаях, когда бои случались ночью, потом в свете дня иногда обнаруживали изрешечённые пулями трупы своих солдат, при этом в некоторых телах находили… короткие стрелы! Следопыты из числа боливийских индейцев шептались, что возле лагеря постоянно кружат орды неуловимых призраков. А ещё на земле замечали отпечатки собачьих лап, хотя лая безмолвных псов войны никто не слышал.

— Я согласен с вами, Отто: наличие в казачьих отрядах сторожевых собак объясняет невозможность незаметно прокрасться мимо парагвайских патрулей, — задумчиво глядя в окно штабной палатки, согласился с доводом командира дивизии генерал Кундт.

— Вражеские индейцы ещё и любые наши минные ловушки обходят, — обиженно шмыгнув носом, пожаловался фронтовик, а затем из вещмешка вытряхнул на стол добытые разведчиками трофеи.

— Хорошие у казаков ищейки, — похвалил то ли индейцев–следопытов, то ли их дрессированных собак, генерал Кундт, затем повертел в пальцах вражеские стреляные гильзы, взял в руку короткую индейскую стрелу. — Гильзы пистолетные, похоже, — от автоматических «парагваек», а стрела — арбалетная, только облегчённая. Из такого оружия, автоматчики из засады в чащобе кустарников за считаные секунды выкосят высланный разведотряд, а индейцы бесшумно выбьют ночью наш дозор стрелами. Боливийским командам егерей не удастся противостоять казакам, вооружённым скорострельными автоматами, малошумными арбалетами, да ещё и со сторожевыми псами в составе боевых групп. — Дорогой Отто, не тратьте понапрасну личный состав на проведение патрулирования дикой местности — ограничьтесь боевым охранением походных колонн и перевалочных лагерей.

— Так и делаем, — тяжело вздохнув, пожал плечами полковник. — Ещё мы расчищаем от кустарника полосу вокруг лагеря шириной в три сотни метров, чтобы диверсанты не подползали по ночам вплотную к палаткам. Жаль, что в штатном вооружении пехотной дивизии не предусмотрено наличие средств для минных заграждений.

— Доктрина стремительной наступательной войны не предполагает постановку минных полей, — нахмурившись, процедил сквозь зубы генерал, однако, понимая подстерегающую опасность внезапных контратак, распорядился: — Согласно правилам полевой фортификации, периметр базового лагеря необходимо укреплять высоким земляным валом и деревянным палисадом, прикрывающим палатки от обстрела со стороны зарослей кустарника.

— Парагвайские дикари воюют не по правилам, — криво усмехнулся полковник. — В Гран–Чако нет фронта в классическом понимании. Наши войска вынуждены вслепую двигаться короткими перебежками по тонким нитям грунтовых дорог. Сквозь зелёную пелену кустарника мы не видим противника, а казаки отслеживают каждый наш шаг. Нельзя ли как–то отогнать постоянно нависающие над головой назойливые парагвайские дирижабли?

— Пока из–за океана прибудут обещанные американцами новые самолёты, война в Гран–Чако будет уж завершена, — тяжело вздохнув, отмахнулся от безнадёжно запаздывающей помощи Кундт. — Так или иначе, но завершена.

— Противник не принимает ближнего боя и, при первом же сильном нажиме пехоты, поддержанной артиллерией и бронетехникой, оставляет позиции, — не совсем понял причины пессимизма генерала полковник. — Войска движутся, не намного отставая от утверждённого штабом графика. К началу осени боливийская армия займёт западную часть Гран–Чако, все нефтеносные районы.

— А мы к этому времени потеряем на минах и при штурмах многочисленных заградполос все танки, бронемашины и половину артиллерии, — грустно усмехнулся генерал Кундт. — Скажите, Отто, вам удалось захватить у казаков хотя бы одну противотанковую пушку?

— При угрозе обхода с фланга или прорыва линии окопов, казаки быстро отходят на следующий рубеж, — развёл руками полковник. — У них за спиной чистая дорога. Мы успеваем заметить лишь пыль из–под колёс автотягачей и лёгких грузовичков. Отход основных частей прикрывает группа автоматчиков, которая потом, просачиваясь сквозь тыловые минные заграждения, растворяется в чащобе кустарника. Обычно, казаки предпочитают покидать позиции ночью, а когда вынуждены отступать в светлое время, то прикрываются плотной дымовой завесой и заградительным обстрелом из скрытых в тылу батарей лёгких миномётов. Преследовать противника, прошмыгнувшего сквозь минные заграждения, огрызающегося пулемётным и миномётным огнём, наша пехота не в состоянии. На дороге закопаны мины и фугасы, да тут ещё, каждый раз, налетают стрекочущие воздушные тачанки. У казаков отлично работает радиосвязь. Зря утверждала разведка, что дешёвые парагвайские радиостанции очень слабы.

— Рации у казаков, действительно, маломощные — годные только сквозь кустарник перекрикиваться, — презрительно скривив губы, фыркнул генерал. — Однако никто не предполагал, что в небе будут постоянно дежурить дирижабли с аппаратурой ретрансляции сигналов. Оказывается, пузатые тихоходы способны не только проводить воздушную разведку сверху, но и обеспечить надёжную дальнюю связь по всему фронту.

— Да, истребительная авиация нам сейчас бы сильно пригодилась, — со вздохом посетовал командир дивизии. — А что там с нашим запросом о пополнении транспортных средств? Ведь солдатам приходится тащить провиант и боеприпасы на своём горбу, как во времена римских легионеров.

— Новых автомобилей много не обещаю, а гужевого транспорта будет в достатке — интенданты собирают по всей Боливии, — улыбнувшись, ободряюще похлопал по плечу старого фронтового друга генерал. — Во всяком случае, дорогой Отто, не хуже, чем в эпоху древних римлян.

— Вот только лошадей и мулов нам кормить здесь нечем, а отправлять живность на выпас в кишащие индейцами окрестности нельзя, — горестно вздохнул седовласый ветеран, но затем криво усмехнулся и махнул ладонью: — Эх, пусть караваны идут, и хотя хищные казацкие стрекозы всё равно не дадут нам долго выгуливать по дорогам скотину, зато свежим мясом будем обеспечены на регулярной основе.

В то время, когда старые германские вояки дружески общались в штабной палатке, по другую сторону фронта происходила похожая беседа бывших однополчан. Алексей решил навестить старых боевых товарищей и собрал в штабном блиндаже командование заградительного полка.

— Николай Евгеньевич, как идут дела в казачьих частях? Успеваете пятиться от противника?

— Воюем почти без потерь, — усмехнулся полковник Вольдшмидт. — Огрызаемся весьма результативно. Стройбат анархистов споро готовит запасные позиции. Инженерная техника показала высокую производительность: окопы и блиндажи тыловики делают качественно и быстро. Электромобили автоколонны тоже не подводят, заряда батарей хватает докатиться до следующей линии обороны. Там и пароэлектрогенераторы у нас дымят, чтобы вражеская артиллерия не дотянулась. Первичную обработку ран у казаков проводим в полковом лазарете, затем отправляем в глубокий тыл: легко раненных вывозим автотранспортом, по грунтовой дороге; средней тяжести — скоростными катерами, по притокам реки Парагвай; тяжёлых — санитарными автожирами, по воздуху. Однако урон нам наносит лишь полевая артиллерия боливийцев, да и то незначительный. Был бы приказ — мы с оборонительной позиции вообще бы не отступали. Миномётным огнём накрыли бы открытые артиллерийские позиции, а пехоту придавили пулемётным огнём из дотов.

— Сергей Александрович, танкетки с броневиками не страшат? — прищурив глаз, напомнил о самой грозной силе врага войсковой атаман, обращаясь уже к командиру полковой артиллерии.

— Их слабая техника вязнет в кустах, как сапог в болоте, — презрительно фыркнув, отмахнулся подполковник Щетинин. — Из–за плотной завесы зелени, громыхающие железяки ползут к нашим позициям вслепую. Артиллеристы расстреливают пыхтящих неуклюжих зверюг, как охотники подраненных кабанов в густом кустарнике. Редко кому удаётся доковылять до расчищенной полосы вдоль линии окопов. Если бы ещё, среди противопехотных мин, установить противотанковую минную сеть, то у врага вообще бы никаких шансов не осталось.

— А сталинские противотанковые тридцатьсемёрки хорошо себя показали в дебрях Гран–Чако? — поинтересовался атаман. — Ходкие ли при транспортировке?

— Лёгкие и точные пушчонки, но вот мощь даже излишняя для Чакской войны, — неожиданно удивил артиллерист. — Дальние цели сподручнее закидывать минами из переносных миномётов, а по бронированным машинам лучше бы бить в упор из мелкокалиберных стволов.

— Разве тридцать семь миллиметров неудобный калибр? — озадаченно нахмурился Алексей. — Ведь можно и по пехоте, и по танкам стрелять.

Щетинин протестующе замотал головой:

— От миномёта пехоте ущерба больше, а хлипкую броню танкеток и броневиков сподручнее из ручного оружия пробивать. Такую переносную компактную артиллерию можно и на солдатских плечах сквозь чащобу таскать. А пушку получается перемещать только по дороге, да ещё обязательно нужен автомобиль или конная упряжка. В условиях труднопроходимой местности: густых зарослей западного Гран–Чако или заболоченных северных районах, лучше бы подошли противотанковые ружья. Хотя, лёгкое переносное оружие, удобно использовать и при обороне пехотных позиций в открытых полях.

Алексей заметил одобрительный кивок Вольдшмидта и усмехнулся:

— Я так понимаю, что у вас уже имеются конкретные предложения для наших оружейников.

— Мы тут совместно помозговали, — переглянувшись с артиллеристом, осторожно заметил полковник. — И думаем, что начальной скорости пули тысяча метров в секунду при калибре ствола в двенадцать миллиметров вполне хватит, чтобы пробить броню боливийских танкеток.

— С какого расстояния? — деловито спросил Алексей.

— Ну, дальше пятисот метров замахиваться не стоит, — прищурив глаз, выдал оптимальные параметры Щетинин. — Стрелку трудно будет взять точный прицел по движущейся цели, да и отдача от выстрела сильно в плечо колотит.

— Учитывая перспективу наращивания толщины брони машин, можно бы увеличить калибр до четырнадцати с половиной миллиметров, — дополнил техническое задание Вольдшмидт. — Но не более того.

— И каков же будет размер у казацкой «ручницы»? — попытался представить противотанковое ружьё внушительных габаритов Алексей.

— Длиной выйдут не меньше двух метров, — слегка сконфуженно признал полковник. — И весом под двадцать килограмм.

— Ничего, парочка крепких пехотинцев управится! — отмахнувшись, оптимистично заявил Щетинин.

— А как считает пехота? — глянул на стоявшего чуть в сторонке подполковника Ширкова атаман. — Николай Васильевич, одобряете задумку артиллериста?

— Ружьецо выйдет намного легче станкового пулемёта, и в современном бою вещь незаменимая, — охотно поддержал фронтовых товарищей однополчанин. — Конечно, с боливийскими жестянками мы сейчас и без него справимся, но вот в будущей войне такое противотанковое средство станет большим подспорьем для пехоты.

Алексей ненадолго задумался, а потом с тяжёлым вздохом выдал опасное пророчество:

— Боюсь, что появление на фронте столь убойных пехотных «ручниц» заставит танкистов требовать наращивание защитной брони, и через несколько лет эффект от применения лёгкого переносного оружия исчезнет.

— Зато пехота в эти годы сможет от всей души поохотиться на железных зверей, — пожал плечами Ширков. — Не хочется себя чувствовать потенциальным фаршем под гусеницами танков.

— Но ведь точное мощное ружьё можно будет применять и против пулемётов, размещённых в амбразурах дотов, и по низко летящим самолётам, — расширил номенклатуру потенциальных целей Вольдшмидт.

— Самолётов, говоришь, — призадумался войсковой атаман. — Мысль хорошая. Поручу–ка я оружейникам сконструировать дальнобойную малокалиберную пушчонку для автожиров. Вооружим длинноствольным противотанковым ружьём воздушные истребители. Мощную автоматическую пушку на хлипкий фанерный автожир не установишь — отдача чересчур сильная при выстрелах, а вот лёгкую казацкую «ручницу» на вращающемся станке очень даже можно. Дальность эффективной стрельбы по наземным целям сразу возрастёт, ибо броня у танков сверху совсем тонкая. Вес боевого оружия невелик, запас же патронов для одиночных выстрелов существенный. Хоть и не ожидаю большой эффективности от воздушных атак, однако же такое довооружение автожиру не в тягость. Зато зарубежным злопыхателям в радость, ох уж и будут потешаться авиаконструкторы над слабенькими казацкими «ручницами». Ну и пусть смеются, а мы под шумок развернём втихаря масштабное производство пехотных противотанковых ружей.

— Пожалуй, конкуренты не смогут воспользоваться авиационным ружьём, — поддержал атамана Вольдшмидт. — Самолёты слишком скоростные аппараты для снайперской стрельбы в полёте, а вот автожиры могут сбрасывать ход до двадцати километров в час. Особенно результативна будет стрельба в ночное время по подсвеченным ракетами броневикам, когда истребители могут подлетать ближе к цели. Ружьё удобно разместить в паре со штатным пулемётом на вращающейся турели.

— Если оружейники поторопятся, то первый образец противотанкового ружья успеем опробовать ещё в Чакскую компанию, — азартно потёр ладони Алексей. — Однако слишком уж афишировать применение не станем, прибережём козырь для крупной игры.

— Мы словно в поддавки играем, — недовольно скривился Щетинин. — Не война, а какие–то манёвры учебные. Алексей, дай уж команду ударить по–настоящему.

— Настоящая война у нас ещё впереди, — грустно вздохнув, успокаивающе положил руку на плечо соратника атаман. — А пока надо силы копить и таиться от врага. Пусть посмеиваются над чудаковатыми казаками. Кстати, покажите–ка мне, как вы устраиваете минные ловушки на дорогах. Кондрашов говорит, что боливийская разведка с ума сходит от жажды разгадать секрет «магнитно–сейсмических» фугасов.

— Фугасы уже закопаны, а вот установку минных ловушек второго эшелона показать сможем, — жестом пригласил выйти из блиндажа Вольдшмидт и по пути начал рассказывать. — Тут надо проехать всего лишь пару километров в тыл. Противник передвигается строго по проторённым дорогам, потому подловить его транспортные колонны не составит труда. Пока мы подрываем радиоуправляемые фугасы непосредственно на пути движения походных колонн, но когда поступит команда прервать сообщение между базовыми лагерями, то в действие вступят ловушки второго эшелона.

— А не будут ли чересчур накладными для казацкой казны радиоуправляемые мины? — уже садясь на заднее сидение штабного легкового электромобиля, озаботился атаман.

Ширков сел за руль, Щетинин рядом с водителем.

— Подрывается лишь фугасная часть, аппаратура же управления остаётся невредимой, — усаживаясь подле атамана, пояснил хитрость полковник. — Цепочка заглублённых минных зарядов соединена прикопанным проводом, другой протянут к спрятанному в стороне от дороги конденсатору с контактным реле. Сигнал на включение поступает по очень тонкому изолированному проводу от радиоаппаратуры, глубоко скрытой под корнями кустарника. Провод антенны размещён в надрезанном стволе. Команду на подрыв подаёт из удалённого подземного укрытия оператор, наблюдающий в перископ за дорогой. После взрыва мин, тонкий провод втягивается внутрь радиосхрона катушкой с электродвигателем.

— А если враги как–то пронюхают про схрон в стороне от дороги?

— В радиоаппарат тоже заложена мина, — усмехнулся полковник. — Обезвредить её можно только подав специальный радиосигнал. Код для каждой мины устанавливает сапёр–оператор, так что постороннему снять её с боевого взвода невозможно — только подорвать на месте.

— Хитро закручено, — довольно хмыкнул Алексей. — Прям какая–то подрывная шарманка.

— Минные ловушки второго эшелона ещё замудрённей, — обернувшись с переднего сидения, подмигнул Щетинин. — Это уже не подземная шарманка, а настоящий рояль в кустах.

— В кустах? — удивился Алексей.

— Дорожную полосу и ближние обочины боливийские сапёры будут проверять тщательно, а вот в чащобу колючего кустарника далеко в стороне не полезут. Эдак у них ни сил, ни времени, ни желания не хватит, да и казаки не дадут вольготно шастать по дебрям.

— И на каком удалении расположены «сапёрные мины»? — догадался, о каком типе подрывных зарядов идёт речь, Алексей.

— Умельцы–оружейники изменили конструкцию «казацкой мины», — пояснил Вольдшмидт. — Теперь боевую часть выбрасывает не вышибной пороховой заряд, а реактивная струя от пороховых газов. Боеголовка от снаряда корабельной артиллерии закрепляется на вершине трубы с узким соплом, которую заполняют чёрным порохом. Затем самодельную ракету вставляют в направляющую трубу чуть большего диаметра и вкапывают в землю под углом к горизонту. В зависимости от угла пуска ракеты и её боевой массы, высчитывается расстояние до места падения, поэтому вражеские сапёры никогда точно не будут знать, на каком удалении, от полотна дороги, заложена реактивная мина.

— Очень похоже на вкопанный в землю одноразовый миномёт, — подметил Алексей. — А сапёры не ошибутся, при закладке разнокалиберных зарядов?

— К однотипному калибру приложена заводская таблица расчётной дальности полёта, в зависимости от угла пуска ракеты, — обнадёжил Вольдшмидт. — Обычно делаем закладку мин на расстоянии от пятидесяти до ста метров. Небольшая погрешность значения не имеет, так как боеголовка снаряда не зарывается в землю, а взрывается на поверхности — сила ударной волны сметает всё на десятки метров вокруг. Устанавливаем в ряд, параллельно дороге, около десяти зарядов. Управление подрывом аналогично дорожных фугасов, только не всех разом, а для каждой ракеты подаётся свой электросигнал. Для этого прокладываются отдельные провода к каждой пусковой установке.

— А враг провода не заметит?

— Нет. Грунт подрезается специальным плугом и, после закладки провода с катушки, тут же укладывается на прежнее место. Наклонные шахты для ракет роем электробуром на переносной раме. Вынутый грунт уносим на брезенте вглубь кустарниковых зарослей, подальше от дороги. Минирование проводим заблаговременно, так что после первого же зимнего дождя никаких следов на местности не останется. Кстати, для сокрытия отпечатков сапог на грунте, сапёры переобуваются в «индейские чуни».

— Чего? — впервые услышал о такой обувке атаман.

— Да это казаки прозвали так каучуковые калоши, которые надевают индейцы–разведчики, — доставая из–под сидения припрятанную пару, протянул её атаману Вольдшмидт. — Толстенная мягкая подошва скрывает отпечатки на земле и приглушает звук шагов, что позволяет «призракам» незамеченными бродить среди густой чащи кустарника. Лохматые зелёные маскхалаты на плечах и сетчатые вуали на лицах дополняют костюм лешего–невидимки.

— А вот, кстати, и леший встречает нас у дороги, — пальцем указал на вышедшею из–за кустов зелёную фигуру Щетинин и толкнул локтем водителя: — Не съезжай с колеи, чтобы лишний раз не наследить.

Ширков подвёл авто к встречающему казаку и остановился.

— Господа офицеры, обуваемся в «индейские чуни» и выходим, — натягивая каучуковые колоши поверх сапог, подал пример Вольдшмидт.

Алексей мог бы обойтись и без калош, но выпячивать колдовскую сущность не стал.

— Здравия желаю! — закинув вуаль на каску, вытянулся по стойке смирно казак–индеец и радостно улыбнулся.

— Вот так встреча! — узрев знакомую физиономию вождя гуарани, раскрыл объятия Алексей. — Моки, ты какими судьбами здесь?

— Командую индейским разведбатом, обеспечиваю боевое охранение сапёрной роты.

— А что это у тебя за древнее оружие на ремне висит, — обнимая старого знакомца, нащупал арбалет за спиной у индейца Алексей. — Чем тебе автоматическая «парагвайка» плоха в ближнем бою?

— Шумит сильно, — положил ладонь на деревянную кобуру–приклад компактного автомата, висевшего вдоль бедра, разведчик. — В тайном бою стрелой в кустарнике бить сподручнее.

— Да, за рутинной работой я что–то слегка упустил оружейные новинки, — тяжко вздохнув, с сожалением признался Алексей и колдовским взглядом заметил недалеко в кустах другую странную метательную конструкцию. — У вас тут, гляжу, и пулемёты бесшумные появились?

— Неужто так заметна стрелковая позиция? — огорчённо нахмурился индеец, подметив мимолётное движение глаз атамана в сторону, притаившегося за кустами, боевого секрета.

— Разве что–то может укрыться от взора верховного вождя? — обняв Моки за плечи, напустил показную важность «Небесный Ягуар». — Позиция замаскирована хорошо, я бы сказал, даже излишне сильно скрыта густой листвой. Как сквозь столь плотную завесу вести огонь по дороге? Ведь первые же выстрелы срежут ветки и сразу раскроют позицию.

— Механический гранатомёт бросает заряды по навесной траектории и не выдаёт место расположения вспышками огня, — отрицательно замотал головой индеец.

— Механический? — удивился Алексей. — А ну–ка покажи сие чудо техники.

Моки повёл офицеров кружным путём к скрытой позиции, по пути докладывая атаману технические характеристики станкового гранатомёта.

— Весит пехотный полуавтоматический гранатомёт около шестидесяти килограмм, почти, как и пулемёт Максим. Дистанция эффективной стрельбы: специальными гранатами — триста метров, ручными гранатами — до двухсот метров, толовыми шашками или самодельными бомбочками — до ста метров. В конструкции использована пружинная сталь и скрученные металлические струны. Взвод в боевое положение производится зубчатыми шестернями, вращаемыми электромоторчиком с аккумуляторной батареей или вручную, специальным рычагом. Скорострельность: с электроприводом — двенадцать выстрелов в минуту, в ручном режиме — шесть.

Когда дошли до места, Алексей поздоровался с бойцами и, саркастически хмыкнув, заметил:

— Так это же подобие переносной римской баллисты, только выполненной в металле и с электроприводом. Ну, разве что ещё, с аккумулятором и обоймой снарядов для автоматической подачи. — Алексей нахмурился. — Кстати, новейшим литиевым аккумулятором. Насколько я в курсе, такие редкости ещё не запускались в массовое производство.

— Так ведь и партия гранатомётов проходит только полевые испытания, — дал объяснение неведению атамана Ширков. — Это я попросил своего фронтового друга, Стёпу Высоколяна, придумать с учёными коллегами лёгкое переносное орудие для пехотинцев.

— Вы же, вроде бы, решили заказать противотанковое ружьё?

— Это уже сейчас, когда с боливийскими броневиками и танкетками вплотную сошлись, — пожал плечами Ширков. — А про механическую баллисту мы со Степаном ещё за год до того сговорились.

— Ну а чем вам миномёты показались плохи? По весу они такие же выходят.

Ширков обернулся за поддержкой к Моки.

— Шумят сильно, — вновь повторив старый аргумент, развёл руками вождь индейцев. — Да и мины дюже тяжёлые, много на горбу не утащишь. К тому же, в чащобе далеко–то стрелять неудобно, а близенько выстрел выдаёт орудийный расчёт огненной вспышкой, особенно в ночи. Ну и главное — в отрыве от баз снабжения, партизанам нужно автономное орудие, способное забрасывать врага не только стандартными гранатами, но и, если придётся, то и самодельными бомбочками. Не окажется под рукой тротиловых шашек или пороха, так можно и бутылками с зажигательной смесью бросаться. Кстати, броневики тоже отлично горят от партизанских зажигалок.

— И даже танки, — поддержал пехоту артиллерист Щетинин. — Гранатомёт–баллиста может бросать снаряды и по очень пологой траектории, почти, что бить прямой наводкой. Хотя основное преимущество в скрытой позиции. Укрыв орудие за преградой или спрятав в неглубокую воронку, можно поддержать огнём пехотное подразделение даже в ходе атаки. На короткой дистанции противник не сможет достать расчёт ручными гранатами или навести тыловую артиллерийскую батарею. А вот гранатомётчики могут забросать гранатами окопы и посоревноваться в точности с полевой артиллерией. Легко переносимое орудие очень эффективно применять на пересечённой местности, в горах, в лесу или, как у нас в Гран–Чако, среди зарослей кустарника. В общем, гранатомёт — лучший друг индейца–партизана.

— Ух, партизаны! — шутливо погрозил кулаком самодельщикам Алексей. — Пользуясь добротой Степана Леонтьевича, вы своими заказами отвлекаете Высоколяна от разработки двигателя нового типа, так необходимого для нашей авиации.

— Стёпа работал с молодыми инженерами над конструкцией баллисты только в свободное время, — попытался оправдать инициативу энтузиастов Ширков.

— Ах, у него ещё и свободное время есть, — подбоченясь, нахмурился Алексей. — Лучше бы над литий–ионной батареей денно и нощно работал.

— Так ведь замечательная штука получилась, — указал пальцем на компактный аккумуляторный блок Ширков. — Лёгкая и мощная.

— Только дюже дорогая, — зная проблемы в её производстве, проворчал Алексей. — Ладно, если для автомобилей мощности батареи всё равно мало, то пусть пока для взведения механизма гранатомёта послужит. Однако прошу вас больше не загружать Высоколяна посторонними делами. Разработку противотанковых ружей будут вести штатные конструкторы–оружейники.

— А Степана Леонтьевича надо бы к награде представить, — потрафил дружку–фронтовику Ширков.

— Получит своё за самодеятельность, — проворчал войсковой атаман, недовольный сокрытием факта работ над стрелковым оружием.

Впрочем, сердился Алексей больше на себя, ибо понимал, что не поспевает уследить за всей деятельностью соратников. Многое в Парагвае делалось уже без его властного пригляда, как бы само собой. Оно может так и правильно, но беспокоило владыку, давно уже привыкшего всё держать под личным контролем.

— Ладно, давайте показывайте, чертяки, какого прогресса в военном деле ещё добились, — вздохнув, махнул ладонью атаман и вслед за офицерами последовал к группе сапёров.

Солдаты подрезали грунт плугом и закладывали скрытый провод между наклонными шахтами для мин–ракет. Внимание атамана привлекла ещё одна необычная конструкция со спрятанным в яме станковым пулемётом «Максим».

— А это что ещё за пулемёт с моторчиком?

— Дистанционно управляемый пулемёт, — указал на протянутый к конструкции кабель Ширков. — При подаче сигнала с радиопульта, срабатывает реле и выбивает стопор из механизма подъёма пулемёта. Под действием гибкой тяги от противовеса, плотно сомкнутые крышки маскировочного настила распахиваются, а станок поднимается из углубления и железными стойками фиксируется в боевом положении. Ствол пулемёта уже выставлен по вертикали на уровень стрельбы вдоль полотна дороги, а движение по горизонтали обеспечивает механизм с электромоторчиком, шестернями и малой аккумуляторной батареей. Ведение стрельбы влево–вправо осуществляется рычажками электрореле, которыми дистанционно управляет оператор. Каждая третья пуля в ленте трассирующая, чтобы стрелок с удалённой позиции мог следить за линией огня. Несмотря на то, что сам пулемёт скрывается за плотной завесой колючего кустарника, оператор из укрытия в стороне может в перископ контролировать дорогу.

— А как, после обстрела дороги ракетно–пулемётным огнём скрываются следы?

— Блокирование дорог планируется выполнять на заключительной стадии войны, поэтому особой надобности прятать «концы» уже не будет, — пожал плечами Вольдшмидт. — «Радиорояль» будет рвать «концы» так же, как и при подрыве дорожных фугасов простецкой «шарманкой». При этом пулемёт тоже подрывается, а в ямке под ним заготовлен фальшивый пульт с технологическим мусором. Кстати, туда же, к блоку промреле, сходятся и все провода от контактов ракетных мин. Команды от «радиорояля» идут по тонкому многожильному кабельку, который сматывается на катушку.

— Сколько патронов заряжаете в пулемётную ленту? — задумчиво разглядывая автоматическое оружие, спросил Алексей.

— Стандартную ленту — в триста штук, — пожал плечами Вольдшмидт. — Смысла удлинять ленту нет, ведь грузовики, повозки и лошадей расстрелять хватит, а пехота сразу заляжет у дороги — не достанешь.

— Советую начинать обстрел колонны сначала из пулемёта, а уж потом забрасывать разбегающихся пехотинцев реактивными фугасами.

— Да, разлёт у самопальных ракет значительный, всё равно в одну линию вдоль дороги не лягут, — согласился с атаманом полковник.

— Конечно, хорошо бы ещё придумать управление стволом пулемёта по вертикали, — почесав затылок, помечтал атаман. — Ведь такой «пулемёт–зомби» получится уничтожить только артиллерией.

— С наводкой старенького «Максимки» будет сложновато, — отрицательно покачал головой Ширков. — Тут нужно сильно модернизировать станок. Да и прицельной стрельбы не добьёшься. Он сейчас способен лишь выпускать длинные очереди вдоль полотна дороги.

— Это я о перспективах задумался, — отмахнулся от пока ещё сырой затеи прогрессивный атаман. — Вообще–то, идея дистанционного управления стволом орудия с помощью радиосигналов и электромоторчика очень хороша. Поручу–ка я оружейникам поломать голову над конструкцией лафета и способом прицеливания.

Осмотрев передовые позиции полка и район минирования дороги, Алексей остался доволен состоянием дел. До окончания зимнего сезона дождей, войсковой атаман, доверяя командирам, больше не появлялся на линии фронта. Да, честно говоря, у него и времени не хватало для учинения инспекций. В госпиталь Асунсьона каждый день санитарными автожирами доставляли десятки тяжело раненных, и чудо–хирург, не разгибаясь, работал в операционной. Он один производил больше сложных операций, чем весь остальной медперсонал вместе взятый. Отчасти это объяснялось использованием им единственного в мире экземпляра сканирующего магнитоскопа, конструкция которого являлась важнейшей государственной тайной Парагвая. Все разведки зарубежных стран мечтали заполучить секрет золотого, почти в прямом смысле слова, магнитоскопа, способного видеть не только пули в теле пациента, но и крупинки драгоценного металла под землёй. Ходили упорные слухи, что одна из модификаций прибора имела возможность особым магнитным полем притягивать фрагменты даже цветных металлов.

Главную парагвайскую тайну неусыпно стерегла группа фанатиков, укомплектованная сплошь индейскими шаманами. Они же и ассистировали «Небесному ягуару» в ходе операций. Ведь только шаманов не страшили чудеса, когда пули и осколки сами собой выползали из раскрытых ран, а из алого пламени медицинской горелки формировались тонкие огненные змейки и, будто живые, заползали в разрывы на теле пациентов. Опытных ассистентов чародея не пугали и порхающие над столом острые скальпели, и парящие в воздухе разноцветные шары жидкости из крови, спирта и лекарственных настоек. Чудные дела творились в закрытой от чужих взглядов операционной. Непосвящённых особенно удивляло, что никто не умирал на столе казацкого хирурга, хотя к нему несли самых тяжело раненных, казалось уже безнадёжных, пациентов.

А тем временем военная компания в Гран–Чако шла по намеченному атаманом плану. Колонны трёхсоттысячной боливийской армии, словно уродливые головастики, вползли в зелёную трясину диких земель и упёрлись в последнюю линию обороны парагвайцев. Победа уже казалась такой близкой, ведь западный нефтеносный край был захвачен, а «трусливые» казаки постоянно пятились, избегая окружения и не желая нести потери в ближнем бою.

Однако на последнем рубеже казаки встали крепко: окопы протянулись сплошной линией, разрезаемой лишь водными артериями, по которым моторными катерами и самоходными баржами из тыла подвозили стройматериалы и провиант. Блиндажи укрывались под тройным накатом брёвен, а доты укреплялись бетоном. Это уже были не те хлипкие временные укрепления, что сдавались врагу на протяжении всего пути от западной границы Парагвая. А ещё у казаков имелось вдосталь боеприпасов, провианта и главное — питьевой воды. Ибо с окончанием зимних дождей, не столь уж и обильных в юго–западной части Гран–Чако, добыча чистой воды становилась проблемой. Да и на заболоченном севере Гран–Чако, с приходом весенней жары, вода в мелких озёрцах быстро зеленела и начинала дурно пахнуть.

Солнце немилосердно иссушало землю, и боливийские «головастики» цвета хаки утеряли былую активность, скукожились и начали умирать. Разложение началось, как водится, с хвоста. Пятидесятитысячный корпус индейских партизан под предводительством генерал–майора Унгерна отрезал боливийскую армию от границы, а затем начал методично рубить хвост вражеской зелёной гидры. Мелкие, слабо укреплённые тыловые гарнизоны не могли противостоять мощным ударам пехотных полков, поддерживаемых авиацией и миномётной артиллерией.

Но, несмотря на явный перевес сил, казаки–индейцы не вступали в рукопашный бой, предпочитая подавлять базы противника огнём. Отдельные упорствующие гарнизоны боливийцев брались в осаду и морились жаждой, ибо в приграничье природных источников воды почти не было. А редкие захваченные агрессором колодцы взорвались по мановению руки барона Унгерна, ранее заложенными радиоминами. Такая же печальная участь постигла и устроенные в старых блиндажах склады с боеприпасами и провиантом.

При этом не стоит винить боливийских сапёров–неумех, ибо мины–фугасы оказались заложены не в самих блиндажах, а в десятке метров рядышком. Специально обученных собак у боливийцев не имелось, магнитные же миноискатели бесполезны на густо усеянном осколками месте былых боёв. Из зарытых в грунт отрезков труб пороховые заряды забрасывали «казацкие мины» прямо на хлипкие крыши складских сооружений. После взрывов боеголовок снарядов корабельной артиллерии, оставались лишь глубокие дымящиеся воронки.

Надо сказать, бережливые казачки с большой пользой приложили снарядное наследие эскадры Черноморского флота. Одновременно с началом действий индейского корпуса Унгерна в приграничье, волна атак на тыловые колонны и перевалочные базы прокатилась вдоль всех дорожных трактов Гран–Чако. Мины–фугасы, мины–ракеты, «пулемёты зомби» — рвали вражий транспорт в клочья. Конечно, хорошенько досталось и пехоте с артиллерией, но основной удар пришёлся на транспорт. То немногое, что чудом смогло уцелеть под огненным шквалом мин, было в последующие дни добито с воздуха градом ракет и пуль. Сотни автожиров, как хищные стрекозы, вились вокруг укреплённых лагерей боливийцев, безжалостно поджигая и истребляя жалкие остатки.

Оккупационные войска оказались отрезаны от тыловых баз снабжения, да ещё и разрублены на мелкие части. Всякая связь, даже между соседними подразделениями, прервана. Ни одному курьеру не удавалось пробраться сквозь индейские кордоны. Рации были только в крупных штабах, однако их парагвайцы легко пеленговали и, если не удавалось сразу накрыть место радиопередачи плотным миномётным огнём, то радиосигнал блокировался сильными помехами.

До войны зарубежные спецы потешались над слабенькими переносными парагвайскими рациями, но никто не учитывал мощность стационарных ретрансляторов на борту дирижаблей, которые поддерживали почтово–банковскую связь между континентами. А ещё с началом Чакской войны дирижабли нависли над дорогами Гран–Чако всевидящим оком. Ни один караван не мог скрыться от их острого взора и голос ни одной вражеской радиостанции не ускользал от их чуткого слуха.

Боливийские зелёные головастики корчились и дохли на иссушенной, потрескавшейся от жара земле Гран–Чако, а генеральный штаб армии в далёком Ла–Пасе даже не имел представления, что творится в «Диком поле». Да и на самом фронте генералам мнилось, что это только непосредственно их воинскую часть плотно блокировала партизанская группировка казаков–индейцев, и где–то уже спешат им на выручку боевые резервы. Стоит только продержаться неделю–другую, и блокада будет прорвана. Приказа отступать никто не давал, и изрубленная на мелкие части ползучая гидра стремительно разлагалась под жарким солнцем Парагвая.

Стотысячная ударная армия генерал–майора Врангеля перешла в наступление, последовательно сокрушая на своём пути крупные базы противника, сумевшего окопаться возле истоков малых рек.

Алексей на время покинул госпиталь Асунсьона, чтобы проследить за исходом одного из последних штурмов.

Надо отметить, что казаки предпочитали воевать по ночам. Тогда знойное солнце не печёт спину в плотном камуфляже, и легче вести длительный бой. В темноте удаётся незаметно подкрасться до самых вражеских позиций. Можно сапёрной лопаткой безопасно отрыть неглубокие позиции для стрельбы лёжа. Свистящие над головой пули уже давно не пугали казаков. А главное — противник совершенно не умел воевать ночью, и в панике зачастую палил по своим же соседним позициям. Выстраивать взаимодействие подразделений в ночном бою никто боливийцев не обучал. В темноте враг оказывался испуган, ослеплён и оглушён

Чтобы узреть сразу всю картину боя, Алексей на своём колдовском «дрыналёте» беззвучно барражировал вокруг вражеского лагеря. С появлением в воздухе нарастающего шума винтов эскадрилий автожиров, в стане врага поднялась тревога. Солдаты спешно выбегали из палаток и прыгали в окопы, так как насыпной бруствер по периметру лагеря защищал лишь от обстрела из зарослей кустарника, а не от авианалёта. Часовые торопливо забрасывали пылью дежурные костерки, пытаясь хоть как–то скрыть от взора небесных хищников расположение пехотного полка. Однако промахнуться мимо обширной серой проплешины, вытоптанной в чёрной полосе кустарника возле берега речки, золотой путеводной нитью сверкающей в лунном свете, было трудно.

Авиаторам помогали разведчики, подсвечивающие контуры цели направленными в небо фонариками. Ну и ещё зависший среди звёзд тёмный сигарообразный силуэт дирижабля посылал в незримый эфир наводящие сигналы радиомаяка.

С борта воздушного штаба координировались и перемещения стрелковых подразделений. Командиры отрядов видели мигающий огонёк электрического фонаря, подвешенного на кабеле под корзиной дирижабля, и ориентировались по нём, словно капитаны по свету маяка. А когда войско казаков приблизилось к району вражеского стана, то с дирижабля начали дирижировать цветомузыкой огней фонариков батальонных колонн, отдавая приказы боевым порядкам полка разворачиваться в ротные колонны. Затем движущаяся в ночи пехотная масса засияла роем электрических огоньков разного цвета, и казачьи роты рассыпались на взводы. Артиллерийские расчёты остановились позади стягивающей врага петли наступающей пехоты и принялись споро расставлять миномёты.

Листва верхушек крон кустарников и редких деревьев предательски озарялась отсветами приближающихся фонариков, но враг не заметил эти всполохи. Солдаты противника, задрав голову, теперь со страхом взирали на возникший в небе огненный фейерверк. С борта дирижабля гирляндой сыпались осветительные ракеты на парашютиках, и, разбрасывая затухающие в ночи искры, медленно спускались на головы боливийских зевак. Рокочущий гул лопастей сотни автожиров, кружащих вокруг вражеского лагеря, заглушал шорох подкрадывающейся казачьей пехоты.

Чтобы не сталкиваться в воздухе, пилоты обозначали автожиры мигающими фонарями: белого света спереди фюзеляжа и красного с кормы. Из–за чего в небе, в паре километров от периметра лагеря, возникло вращающееся дьявольское колесо бело–красных мерцающих огоньков.

Офицер в штабе боливийского полка предпринял очередную безуспешную попытку воззвать к помощи, но по всем отведённым для связи радиочастотам по–прежнему трещал шум помех. Казаки уже захватили много пунктов радиосвязи и отлично знали основные и запасные частоты для коммуникации. Нервно крутанув верньер настройки станции, офицер вышел на частоты парагвайских каналов. Ветеран Первой мировой войны неплохо знал испанский язык, даже русскую речь немного понимал, но разобрать многоголосый хор индейских языков, на которых общались связисты казаков, немец был бессилен. Однако, исходя из плотности передачи в эфире сигналов маломощных парагвайских раций, ветеран сразу сообразил, что враг близко и число его боевых подразделений огромно.

Но никому доложить об угрозе масштабной атаки офицер уже не успел. Его потуги в радиоэфире были замечены пеленгаторами и по месту радиопередатчика нанесены миномётные удары. Впрочем, как и по другим, засвеченным, но только уже осветительными ракетами с дирижабля, целям.

На стан врага обрушилась лавина мин. Полевой лагерь покрылся всполохами пламени и фонтанами пыли. Первая волна грохочущих взрывов накрыла расположение артиллерийской батареи и блиндажи с боеприпасами. Чудовищной силы взрывы сотрясли почву и подняли в воздух грибовидные столбы дыма. Чёрная пелена пыли на время укрыла лагерь.

Казалось, что казаки сбились с прицела и начали мазать, забрасывая мины в сотнях метрах за периметром вражеского стана. Однако такое только казалось, ибо под прикрытием облака дыма и пыли от взрывов полевых артскладов и боеукладки снарядов, сапёры казаков подобрались ближе к лагерю и заложили в грунт толовые шашки. После их подрыва, казаки сапёрными лопатками принялись спешно оборудовать в воронках окопчики для установки гранатомётов.

Под аккомпанемент миномётных взрывов и нарастающий рокот винтов автожиров, пехота казаков подкралась к краю кустарника вдоль кольца голой земли перед окопами, и лёжа принялась рыть стрелковые ячейки. Как только опала пыль и развеялся дым, с дирижабля сыпанули новую порцию осветительных ракет, а хищные стрекозы, погасив бортовые огни, подлетели ближе к вражескому лагерю.

Тёмное небо озарилось всполохами пулемётных выстрелов, ночь прорезали огненные росчерки пороховых выхлопов ракетных двигателей. Достать спрятавшихся в окопы солдат хищные стрекозы не могли, но ракетными ударами рвали и поджигали брезентовые палатки, добивали остатки транспорта и перевёрнутые артиллерийские орудия. Прилетело и уцелевшим после миномётного обстрела броневикам, не обделили стрелки автожиров и пару гусеничных танкеток, буквально засыпав их очередями ракет с зажигательной смесью.

А в то время, пока в стане врага бушевал огненный шквал, пока в небе рокотали винты автожиров и трещали пулемёты, вокруг лагеря, во мраке ночи, продолжали незаметно шуршать сапёрными лопатками пехотинцы, словно жуки, зарываясь в землю.

Да, авианалёт не нанёс существенного урона боливийцам, зато заставил прятать головы в окопах, и не дал врагу возможность помешать окапываться казакам. Зажигательные ракеты подпалили запасы дров, костры осветили всё пространство лагеря. Кроме того, пузатый дирижабль методично бросал осветительные ракеты на парашютиках — казалось, их запас у небесного монстра бесконечен. Что творилось в ночном мраке за пределами лагеря, никто из окружённых врагов представить не мог.

Тут ещё внимание командиров отвлёк подплывший с низовья реки бронированный катер, и, после пулемётного обстрела ближайших к берегу окопов, он поджёг из огнемёта полосу камышей и прибрежный кустарник. Чёрная удушливая завеса дыма надолго скрыла от взора противоположный берег. А там, под прикрытием дыма, ночной темноты и густого кустарника, появились казаки и принялись споро рыть землю и подтаскивать брёвна для сооружения крепких пулемётных дотов. Вкапывались неглубоко, только чтобы хватило добытого грунта для засыпки между скреплённых железными скобами бревенчатых стенок дота. Брёвнышки были доставлены речными плоскодонными катерами почти до места стройки, лишь чуток пришлось, сделав петлю по свободному берегу, перетаскивать стройматериал на плечах.

Бурную деятельность на противоположном берегу скрывал не только дым и ночь, но и ожившая подкова окружения лагеря. Спрятанные в воронках гранатомёты начали закидывать гранатами первую линию окопов, вынудив солдат отступать вглубь стана. А пулемётные гнёзда и доты на передовых позициях накрыл миномётный огонь, корректируемый по рациям артнаводчиками. Зарево пожаров и осветительные ракеты подсвечивали силуэты солдат, которым из окопов, со стороны света, ничего не было видно в обступившей лагерь ночной тьме. Боливийцам даже голову опасно было высовывать из–за бруствера, ибо сразу же прилетала казацкая пуля. Сотня снайперов терпеливо стерегла жертвы и с трёхсот метров не промахивалась. Казаки били метко даже на вспышку от выстрела.

Попеременно сменяя уставших товарищей, за ночь казаки окружили лагерь врага сплошной линией полноценных окопов. Алексей не стал дожидаться результатов блокады противника и с первыми лучами зари полетел навстречу солнцу. В Асунсьоне чудо–хирурга ждали новые пациенты, а здесь исход боя уже был очевиден.

Жаркий день заставит боливийцев посылать водоносов к реке, но пулемётные доты с другого берега пресекут тщетные попытки. Снайперы не дадут поднять голову из окопов. Мины обрушат последние хилые блиндажи. Жажда, голод и чувство безысходности заставят осаждённый гарнизон сдаться. Никто не придёт ему на выручку. Некуда пытаться прорываться, да и сквозь огонь пулемётов, автоматов и снайперских винтовок пройти никому не суждено. А если счастливчику всё же, чудом, и удастся вырваться из кольца окружения, то до границы с Боливией предстоит брести по жаре ещё сотни километров — по чужой враждебной пустоши Гран–Чако, без воды, еды и боеприпасов. Беглеца за каждым кустом будет поджидать злой казак–индеец.

Простые солдаты–боливийцы не жаждали пасть героями в безнадёжном бою, впрочем, не горели становиться мучениками и наёмные офицеры–иностранцы. Участь данного гарнизона, как и всей вторгшейся в пределы Парагвая вражеской армии, была предрешена.

Первая казачья армия, сокрушая полчище агрессоров, неудержимо двигалась вслед за лучами восходящего солнца Великого Парагвая.