Вирус

Глава 30

Выйдя из подъезда, захотелось развеяться от грустных мыслей и я перешел на бег. Двигался я не очень быстро, стараясь, чтобы процесс бега и культивации доставлял максимальное удовольствие. Чувство тепла, которое лишь время от времени проходило через тело, наглядно показывало, что я делаю что-то не правильно. Меняя ритм, задержки выдоха, даже опорную ногу, приземляясь на которую выдыхал, перебирал варианты. Уверенность в том, что можно добиться такого состояния, когда тепло будет идти непрерывным потоком, была стопроцентной и незыблемой.

— Да стой же ты! — за моей спиной раздался отчаянный женский возглас.

Обернувшись, я тут же остановился, вывернув руку хозяйке, мощный питбуль «пер» за мной, видимо решив догнать. Впрочем, увидев, что я не убегаю, тот перестал тащить за собой упавшую на снег щуплую женщину. Сумев встать, та как могла начала отряхиваться, при этом оберегая левую руку, на запястье которой был намотан красный кожаный поводок. Аура собаки, с оранжевого перешла в желтый цвет, что на фоне женщины с её синей Аурой, смотрелось очень контрастно.

— Вы знаете, что ваша собака мутированная? — решил уточнить я, стоя от них в пяти метрах.

— Да знаю, муж и раньше с собакой больше возился, чем с семьей, а потом и вовсе… — не договорив, она дернула за поводок и, развернувшись, потащила слегка упирающуюся собаку прочь.

— А сейчас то муж где? — зачем-то повысив голос, задал я еще один вопрос и, словно догадываясь об ответе, предложил: — отдайте собаку? Я в вольере работаю, как раз для таких животных, мутировавших, им там хорошо, такие же все агрессивные, но стоит попасть в среду среди своих, как они успокаиваются.

— Вольер? — заинтересовавшись, женщина остановилась и обернулась в пол оборота: — это наверное дорого?

— Владелец меценат, он и раньше на животных был помешан, а после того как некоторые из них стали мутировать, он назвал это Эволюцией и стал о них заботится, собирает где можно, — соврал я.

Изначально, подавая объявление, я планировал «тренироваться» на кошках, но сложившиеся обстоятельства подтолкнули к прозвучавшей лжи. Хозяйка собаки, проявив заинтересованность, сделала несколько шагов в мою сторону, я же, достав телефон, раскрыл страницу созданного сегодня утром объявления и показал ей экран. Судя по тому, как она сощурилась, зрение у неё было не очень, и это не смотря на даруемые эм-энергией улучшения организма.

Отметив краем сознания, что ма была права, говоря, что далеко не все воспримут изменения в мире как должное и начнут этим пользоваться, я на словах добавил, что вольер называется СВОБОДА и в интернете будут выложены фото питомца, после того как он там окажется. На уговоры ушло еще минут пять, после чего женщина с явным облегчением вручила мне поводок, в третий раз уточнив, не нужны ли мне документы на их собаку, так как она и породистая, и с родословной, и брала призовые места с грамотами да медальками.

— Уже сегодня фото будут на странице, меня зовут Игорь, нас там несколько волонтеров работает, я со своей страницы выложу, — окончательно забирая собаку, на прощание пообещал я.

Дальнейший бег, только уже с собакой на поводке, оказался более впечатляющим. По крайней мере, когда я бежал один, то лишь удостаивался непонятных и неприязненных лиц пешеходов. Бег с собакой, со скоростью километров тридцать в час, вызывал у наблюдавших за нашим бегом людей, восхищенные взгляды. Собака легко держала скорость, иногда забегая вперед, чувствовалось, что она может двигаться гораздо быстрее.

Пробегая мимо очередного двора, заметил обнесенную рабицей баскетбольную площадку, железная сетка была в крупную ячейку и имела четыре метра в высоту. Свернув во двор, в первую очередь направился к местной помойке, расчет оказался верным, пустая миска нашлась рядом с ограждением мусорного контейнера. Как почти что в каждом дворе города, сердобольные жильцы окрестных домов подкармливали бездомных животных. Взяв миску, а так же прихватив подходящую палку, торчащую из открытого люка контейнера, я направился к ограждению баскетбольной площадки. Нетронутый снег лежал ровным настилом, солнце еще не зашло за крыши домов, все было за то, чтобы получились хорошие кадры в задуманной фотосессии.

— Ну, давай, бобик, или как там тебя, аппорт! — зайдя в отгороженное сеткой поле и сняв с собаки ошейник, сказал я, бросая палку.

Питбуль оказался дрессированным, он явно знал, что от него хотят и с удовольствием бегал за палкой, вздымая сугробы снега своей мускулистой грудью. Фото на новом телефоне получались чуть-ли не профессиональные, встроенный фильтр менял чувствительность и задержку, процессор убирал размытости, приятный звук сопровождал каждый сделанный кадр. Расположив миску у рабицы, сам я вышел за ограждение и сделал еще несколько снимков, как если бы собака находилась за сеткой и у её лап стояла миска с едой.

Что делать дальше с питбулем, я еще не решил, склоняясь добежать с ним до другой части города и привязать у входа в один из крупных супермаркетов. То, что будет дальше с животным, меня не особо волновало, фото, что я делал, я делал скорее для себя, мне понравилось фотографировать. Подняв поводок с ошейником со снега, я протянул руку к собаке. Благодаря tau-мутации реакция позволила успеть среагировать, полыхнувшая красной Аурой, собака ринулась вперед, норовя вцепиться мне в горло.

Все что я успел, согнуть руку, выставляя её поперек вектора атаки, мгновением позже зубы сжали рукав курки, с хрустом дробя лучевую кость. Питбуль продолжал смотреть мне прямо в глаза, дергая мордой из стороны в сторону, словно пытаясь нанести ещё большие повреждения. Я где-то слышал, что сомкнув зубы, питбули чисто физически не могут разжать челюсть. Осознание того, что хуже не будет, помогло взять себя в руки и суметь более адекватно оценить происходящее. Про «одноразовую» хватку оказалось неправда, на какие-то мгновения собака все же разжимала зубы, перехватываясь и кусая в новом месте.

К моему удивлению, хоть и было больно, но не так уж чтобы совсем больно. Во время немногочисленных драк в школе, было куда больнее и обиднее, чем сейчас. Питбуль, тем временем, продолжал с остервенением терзать мою руку, зубастая челюсть окрасилась в красный цвет моей крови. Я, как завороженный, смотрел на то, как мои мышцы и кожа мгновенно заживают, едва зубы собаки смещались на новое место. В какой-то момент времени укусы питбуля ослабли, а морда собаки слегка изменилась. Осознание того, свидетелем и причиной чего я стал, «поставило» на паузу воспринимаемую картинку мира, а звук, замерший на одной ноте, ознаменовал очередное «просветление» и, как я надеялся, новую ступень eta-мутации.

Летом, в госпитале, где я умирал от поразившего мои легкие вируса, лечащий врач не знал как меня лечить. Лекарства не помогали, только аппарат искусственного дыхания поддерживал достаточное количество кислорода в моём организме. Однажды, одному из больных потребовалось кровь, доктор как раз меня осматривал, когда ему об этом сообщили. С козлиной бородкой и уставшими глазами, док тогда еще пошутил, что группы крови у нас совпадают и чтоб мне не было скучно, можно было бы перелить мою кровь тому больному.

«Док, если я умираю, дай сделать хоть что-нибудь хорошее в этой жизни, а?!» — сказал я тогда от чистого сердца, лежа на койке, под простыней, бледный и измученный.

Не знаю, на какие нарушения пошел док, но через двадцать минут у меня брали кровь. К вечеру мне стало лучше и так продолжалось еще три дня, пока снова не наступило обострение. Док сделал какие-то свои выводы и ещё раз сделал переливание, объяснив это тем, что моему организму нужна свежая кровь. Смотря на то, как морда питбуля покрывается сединой, лапы начинают дрожать, зубы вываливаются из все ещё сжимающей мою руку пасти, я буквально чувствовал, как отпущенный собаке Природой срок жизни истекает, перетекая ко мне, конвертируясь в заживающие раны.

— Ошибся ты док, ошибся, — тихо произнес я.

Глаза питбуля тем временем потеряли былую ярость, зрачки дрогнули, теряя четкость. Беззубая пасть соскользнула с руки, собаку повело в сторону, задние ноги отнялись, кишечник облегчился. Продолжая стоять только на передних ногах, она повела носом, словно что-то выискивая. Сдвинув порванный рукав куртки к локтю и, увидев, что рана зажила не до конца, я настроился на ощущаемый где-то в горле «ком» и сделал Вдох. Жизнь окончательно покинула животное, упав на снег, собака пару раз конвульсивно дернулась и затихла.

Глянув на ошейник, который все это время держал в другой руке, я наклонился и застегнул его на шее питбуля. Дотащить мертвую собаку до мусорного контейнера, забросить её внутрь, оглянуться, выискивая, не забыл ли чего, вернуться, подобрать миску и отнести её на прежнее место, к ограждению помойки. Перейдя после этого на легкий бег, я испытывал странное чувство, мне было жаль это животное, однако я не испытывал ни капли сожаления о содеянном. Видимо постулат о воздаянии по заслугам, мог оправдать очень и очень многое. Добравшись до дома, сразу же снял куртку, чтобы ма не видела порванный рукав. Сама она обнаружилась на кухне, сидящая за столом с растерянным видом.

— Что случилось? — тут же подумав самое плохое об Осиче, насторожился я.

— Миша хочет, чтобы я к нему переехала, — произнесла ма и, посмотрев на меня, добавила: — сегодня.

— А ты? — спросил я, стараясь облегченно выдохнуть так, чтобы она не заметила.

— Я согласилась, а теперь не знаю, как и быть, — поведя рукой, словно показывая на окружающие её предметы на кухне, голос, вслед за взглядом, приобрел растерянные нотки: — он к вечеру вернется, я ему сказала, что не поеду, пока ты не придешь.

Почти час я просидел на кухне с ма, убеждая в правильности принятого решения. То, что вещи с собой брать не надо, я так же настаивал, мотивируя тем, что Осич купит новое. В итоге мама собрала только маленькую сумку с собой, что-то из косметики и нижнее бельё. Когда в дверь позвонили, она была готова и морально и физически. Михаил Осич если и удивился, что всё норм, то виду не подал и, мотивируя скорым наступлением комендантского часа, предложил ехать. Ма меня обняла, предупредила что завтра заглянет проведать, шмыгнула носом и вышла в дверь.

— Ну, вы помните, да? — на прощание улыбнулся я мужчине.

— Зря ты так, — сумел удивить меня он, после чего протянул руку, для рукопожатия.

— Надеюсь что так, — ответил я, пожимая его ладонь без применения iota-сил.

Оставшись к квартире один, я прошелся по всем помещениям, чувствуя, как опять начинает давить чувство сожаления от наступления в жизни неизбежных моментов. Задержав взгляд на планшете, решил все же выложить фото питбуля, хотя бы так оставив о нем память. Прежде чем перекидывать с телефона на планшет, надо было кадры кое-где подрезать и подредактировать. Выскочившее уведомление о доступности обновления приложения Фото пришлось как нельзя кстати.

Среди новых функций нашёлся фильтр, добавляющий цвет Ауры по контуру объекта. Выбрав одно из фото, я применил фильтр, наделив питбуля сначала оранжевой, а потом и красной Аурой. Получалось здорово, я потратил больше получаса на манипуляции с «пикселями». Перекинуть после этого все на планшет, залить на страницу созданного утром объявления, заняло еще пять минут. На выложенных в сеть фото, собака со счастливой мордой носилась по снегу, приносила палку, склонялась к огромной миске, смотрела в небо сквозь крупную ячейку железной сетки ограждения. Глядя на фото «пышущей» здоровьем собаки, невозможно было узнать валяющийся сейчас в одном из мусорных контейнеров обрюзгший труп, со специфическим запахом старости и следами экскрементов. Вспомнив, что на антресоли есть недопитая бутылка виски, которую сам же туда спрятал еще весной, я выключил гаджет.

На душе чувствовалась «тяжесть» и убийство собаки занимало лишь небольшой фрагмент в переживаемых эмоциях. За время нахождения в госпитале, у меня двенадцать раз брали кровь. Сколько раз она попадала в тела других людей, я не знал, как не знал и того, умерли они, или остались живы и здоровы. Впрочем, я точно знал, что за три месяца у меня было восемь приступов, которые я смог пережить, как теперь выяснилось, только благодаря sigma-мутации.