Вирус

Глава 28

Традиционно праздничный стол в нашей маленькой семье накрывали перед телевизором в комнате мамы. Сегодняшний Новый год не стал исключением, собрав диван, который обычно стоял в разложенном состоянии, мы освободили требующееся для празднества место. Переодевшись, я вымыл руки и, дыхнув по требованию ма на неё слабыми парами алкоголя, был признан способным к перетаскиванию стола. После того, как с мебелью оказалось покончено, мам ушла на кухню, что-то там дожаривать, а я уселся на диван смотреть телевизор.

Почти по всем каналам крутили кино, старые, иногда ещё даже советских времен, складывалось впечатление, что телекомпании задались целью столь нехитрым способом поднять настроение населению нашей страны. Получалось у них, надо сказать, не очень, пока я ехал назад домой в такси, три раза слышал звуки пистолетных выстрелов, а один раз даже треск автоматной очереди. Водитель в те моменты резко сбрасывал скорость, видимо готовый совсем остановить авто и сбежать, бросив автомобиль.

Найдя новостные каналы, я какое-то время пялился на репортаж о праздновании Нового Года на дальнем востоке, а так же о нулевом количестве жертв и около сотни задержанных силами Омона и полиции. Как и говорил Макс на спортплощадке, государство «блокировало» потенциальных бессмертных, которые в скором времени начнут валить лес ручными пилами где-то в глухой тайге, благо силы у пойманых было много, а организм теперь оказался приспособлен к очень долгой жизни.

«Да лучше сдохнуть, чем так жить», — мысленно представив себя на месте «новых» зэков, меня аж передернуло от такой судьбы.

— Дзинь! Дзынь! — дверной звонок нарушил устоявшийся в квартире сомн звуков, извещая, что кто-то пришел.

— Это Михаил, встреть его, — заскочив в комнату, ма подскочила к шкафу, на дверке которого висели плечики с нарядным платьем.

— Хорошо, не торопись, — выходя из её комнаты и прикрывая за собой дверь, ответил я.

Встретить гостя, помочь с пакетами-подарками, принять верхнюю одежду, дать тапочки, пока возились в прихожей, мама успела и платье одеть, и прическу поправить и обновить губную помаду. Пройдя в комнату, она усадила Михаила Осича за стол, а сама принялась носить закуски с кухни, оставив меня «развлекать» гостя. Я, признаться, не знал о чем с ним говорить, найдя лишь повод спросить про год его автомобиля и сколько мощность двигателя. Зайдя в очередной раз в комнату, ма оценила «висящую» над столом паузу и выставила, достав из серванта, бутылку коньяка.

— Давай познакомимся что-ли по нормальному, — разлив янтарный напиток, кивнул мне на алкоголь гость.

— Давайте, — поднимая стопку, ответил я на вы.

Выпив, закусив, еще выпив, как-то стало «легче», так что когда ма в очередной раз зашла в комнату, мы уже довольно споро общались на тему грузоперевозок и транспортных развязок в частности. Я и сам не понял, как так пошёл разговор, но был уверен в том, что используемые в средневековье отряды охраны для защиты перевозимых грузов, в скором времени снова появятся из-за появления спроса на рынке предоставляемого труда. Осич со мной не соглашался, уверенный в том, что как и раньше, дальнобойные перевозки безопасны и имеющейся патрульной службы дорожной полиции достаточно для решения данного вопроса.

— Да даже я могу сейчас бежать по пересеченной местности со скоростью сорок-пятьдесят километров в час, при чем с грузом до ста килограмм полезного веса! — пытался я его переубедить: — никакой патруль меня не догонит, тем более, если нападение на грузовик будет где-нибудь в глухом, мало-населенном месте!

— Так, а даме кто-нибудь нальёт вина? — присев за стол, ма обратила на себя наше внимание, прерывая спор и переключая диалог на то, какая она сегодня нарядная и красивая, как, впрочем, и в любой другой день.

Положив себе салат, я принялся запоздало закусывать, параллельно отметив, что гость не только умеет делать дамам комплименты, но и держится за столом с завидной уверенностью в себе. Мелькнувшая мысль о том, что учится никогда не поздно, подтолкнула к действиям. Я постарался незаметно скопировать то, как он сидел, передавал салатницу, держал стопку, закусывал. Моё тело, принимавшее алкоголь с обеда и до сейчас, слушалось плохо, а мысли что-то начали разбегаться. Дав себе мысленный посыл, немедленно протрезветь, я так и не понял, получилось использовать эм-энергию таким способом или нет.

— Ужас какой! — вывел меня из состояния прострации голос мамы.

— Это же дети?! — вторил ей Осич.

Глянув на экран, я кажется сразу протрезвел, по крайней мере транслируемое по Первому каналу видео было достойной для этого причиной. Экран телевизора показывал какой-то горный поселок, сложенные из глины убогие дома, сплетенные из сушняка низкие заборы, несколько овец со свалявшейся шерстью. Глаза «шарили» по картинке, отказываясь фокусироваться на том, что было в центре кадра. Девочка, судя по телу от силы семь-восемь лет, только вот её лицо, лицо столетней старухи, обезображенное морщинами, с побелевшими от катаракты слепыми глазами и беззубым ртом.

«Сначала упали дедушка и бабушка, потом тети и мама, брат Арман держался дольше всех, он бегал по аулу, кричал что кого-то найдет и стрелял из автомата в воздух, потом и он упал, — идущий под экраном бегущей строкой текст переводил шепелявые звуки старческого голоса: — я не знаю что это было, когда все закончилось, везде все лежали, никто не шевелился, даже Рамаз, мы с ним всегда играли, но и он лежал, лежал и не двигался».

Тишина, воцарившаяся за столом, нарушилась булькающим звуком разливающейся по стопкам коньяка. Михаил Осич старался держать лицо невозмутимым, но чуть подрагивающие руки его выдавали с «головой».

— И мне, — ма подвинула еще одну стопку.

— Помянем, чтоб такое осталось в старом году, — произнес Осич.

Я пить не хотел, но пришлось, сразу же закусив, почувствовал, что стало легче. Вновь глянув на экран, куда уставились взрослые, вместе с ними выслушал диктора, рассказывающего о том, что смерть, унесшая жителей дальнего аула в одном из регионов дружественного нам государства, случилась два дня назад. Дальнейший репортаж перенес нас в кочевое поселение, теперь в степи, а потом в одну из деревень Рязанской области.

Везде было одно и тоже, состарившиеся за какие-то часы и умершие люди. Если кто и оставался в живых, то дети, лица которых напоминали столетних стариков и старух. Впрочем, имелись и выжившие, целые семьи, оставшиеся нормальными, ничего не понимающие, они клялись и божились, что ничего странного не замечали, пока с их соседями не начинал твориться подобный «ужас».

Переключив телевизор на другой канал, мы без особого интереса наблюдали как кривляются приевшиеся за последние годы и десятилетия лица эстрадных певцов и комиков. Сделанное явно в записи, а сейчас пущенное в эфир, шоу не отражало реального эмоционального состояния, которое охватило всю страну. Начавшиеся новости, теперь уже по этому каналу, вновь «запестрели» сообщениями о смертях в результате старения в течение нескольких часов.

— Это всё вирус, по другому и быть не может, — уверенно заявил Осич, с явным сожалением убрав опустевшую бутылку коньяка под стол.

— Лекарства от этого так и не придумали, так что паниковать смысла нет, или мы все умрем, или как-нибудь да выживем, — подал я голос, озвучив то, во что сейчас верил.

— Отдашь свою ма за меня за муж? — повернувшись ко мне, неожиданно произнес он.

— Любишь? — на полном серьезе спросил я.

— Да, люблю, — кивнул он и, повернувшись к ма, признался: — ты мне сразу понравилась, сам не знаю, чего все тянул.

— Я с вами жить не буду, — поставил я условие, несмотря на замутняющие разум алкогольные пары, понимая, что если такое творится в мире, то вполне возможно, что у моей мамы не так уж и много времени, чтобы она смогла побыть счастливой.

— У меня квартира на Семакова, трешка, — вставая из-за стола, тот подошел к моей ма и, опустившись на одно колено, протянул бордовую коробочку.

— Ну ты ушлый, — не смог сдержаться я, не зная, восхищаться предусмотрительностью на все случаи жизни этого Михаила Осича, или злиться.

— Красивое, — взяв в руки подарок, ма открыла крышку и оценила лежащее на бархате кольцо.

— Выйдешь за меня за муж? — еще раз спросил он, теперь уже маму.

— Да, — зардевшись, кивнула она и оказалась в объятьях успевшего встать с колена и подхватившего её на руки мужчины.

— Пойду, шампанское принесу, — сказал я выбираясь из-за стола и направляясь на кухню, не уверенный впрочем, что целующиеся взрослые меня слышат.

До полуночи оставалось около получаса, ма и Осич успели переставить стулья так, чтобы сидеть рядом, так что я оказался на торце стола и разливал шампанское в подставляемые бокалы. Может быть это и было не самым «мудрым» решением, после коньяка пить игристое вино, только вот передаваемые по всем каналам новости о случаях смерти целый семей, теперь уже в городах нашей страны, не добавляли никакого желания оставаться трезвыми.

— О, президент, что-то он рано в этом году, — обратив внимание на заставку в телевизоре, с голубыми елями и красной кирпичной стеной, привлек я внимание старших к «ящику».

— Ну, давайте послушаем, пускай объяснит, что в стране происходит! — выпив и захмелев, Осич стал говорить более громко, но не развязно.

— Миша! — осуждающе одернула его мам.

Появившийся на экране, президент какое-то время молчал, после чего уверенно заявил, что все уже видели репортажи о прокатившихся по стране смертях. Особо отметив, что умирали целыми семьями, он перешел к тому, что причиной этого являлось имеющееся кровное родство между погибшими. Не понимая к чему ведет президент, я, ма и гость замерли перед экраном телевизора, как наверняка сделала это и вся страна. Запись праздничной речи, показанная в регионах с другими часовыми поясами, отличалась от трансляции, идущей сейчас в прямом эфире.

— Вирус, поразивший население нашей планеты, имеет еще одну мутацию, sigma-мутацию, мутацию крови. Когда его обнаружили, все мы уже прошли данную стадию изменений и теперь любой из нас подвержен следствию, результат которого Вы видели в новостях, — голос президента веско падал в «шокированное» сознание людей, заставляя вникать в произносимые слова: — цена мнимого бессмертия, в которое многие так уверовали, есть продолжительность жизни ваших кровных родственников! За сошедший синяк, за заживший порез, за сросшийся перелом, члены ваших семей заплатят минутами, часами, днями, неделями, месяцами и годами своей жизни. Чем больше вы получите повреждений, тем быстрее они состарятся, состарятся до смерти!

Очередная пауза, в течении которой с лап синих елей обвалился скопившийся снег, была наверное самой волнительной за всё время существования традиции поздравления населения в новогоднюю полночь. Тысячи, миллионы, десятки миллионов людей ждали, возможно надеялись, что вот сейчас им скажут, что это шутка, или что от этого можно как-то защитится, уехать подальше, или принять какое-нибудь лекарство. Только вот лицо человека на экране не оставляло надежды на подобный исход.

— Граждане, гости из ближнего и дальнего зарубежья, я обращаюсь к вам с предупреждением, силам общественного правопорядка отдан приказ стрелять на поражение по любому человеку, проявляющему неповиновение. После попадания первой пули, вы не умрете, а самый близкий вам по крови родственник постареет на десятки лет, за первой пулей последует вторая, затем третья, отбирая срок жизни ваших родных, безвозвратно, до тех пор, пока вы не останетесь один, последним в Роду, — вновь взяв паузу, президент чуть повёл головой в сторону, словно подавая понимающим какой-то знак, после чего продолжил: — единственный способ не погубить ваших детей, родителей, сестер и братьев, это не проявлять Агрессии, не сопротивляться! От случайностей никто не застрахован, возможны накладки и ошибки, если ваша рана не заживает, а сами вы подчиняетесь приказам представителей Власти, то и вашим кровным родственникам ничего не грозит. Медицинская помощь в таких случаях будет оказана, а обвинения аннулированы.

Под конец речи, президент назвал прошедший год сложным и трудным, а год грядущий, дарующим надежду на стабилизацию и экономический рост. Я продолжал пялиться в экран телевизора, «переваривая» услышанное, ма и Осич тоже молчали. Прозвучавшая речь если не была экспромтом, то уж точно не заготовленным за месяц до выступления текстом, проверенного бригадой психологов и социологов на всевозможные реакции социума.

Сменившаяся заставка на телевизоре демонстрировала стену, сложенную из красного кирпича, а так же синие ели, стоящие в начавшем падать к вечеру и продолжающемся ночью, снегопаде. Никакой музыки, или ещё чего-либо подобного, не было. Просто безмолвная стена, простоявшая сотни лет символом Власти, и снег, мечущийся туда-сюда, по итогу, оказывающиеся на каменной брусчатке черных, от влаги, камней.

Истерика, которую попыталась закатить мне мать, чтобы я не вздумал больше никуда ввязываться и драться, оказалась пресечена Михаилом Осичем. Сумев завладеть её вниманием, тот произнес контр-аргумент, на который ма не смогла ничего сказать и успокоилась. Я и сам по-началу запаниковал, представив, как за каждый синяк, полученный мной в случайной драке, мама будет стареть. Напомнив, что она Чистая и её кровь не могла быть подвержена sigma-мутации, Осич завоевал моё уважение. Явно умный, способный держать под контролем стрессовую ситуацию, он оказался не худшим претендентом на руку моей ма.

— Ты же помнишь, я тогда домой избитый пришел, — напомнил я маме, подкрепляя слова гостя фактами: — если бы связь была, то я домой бы пришел без единой ссадины!

Окончательно успокаивать нервы взрослые решили алкоголем, у ма обнаружилась еще одна бутылка коньяка, только пить они её решили на двоих. Вручив мне два подарка, от себя и от Осича, мама категорично выставила меня из комнаты. Успев прихватить тарелку с нарезкой копченой колбасы со стола, я ушел к себе. Мама классически подарила мне одежду, в этот раз джемпер с рисунком в виде ромба и полос, желтого и коричневого цвета. Подгон от маминого начальника был лучше, телефон Milon последней модели и одноименные смарт-часы.

Разбираться с подарками стоило с утра, но выпитое давало себя знать и я был сейчас в явном неадеквате. Как иначе можно было объяснить, что я, не помыв руки после копченой колбасы полез раскрывать все коробочки и листать инструкции, заляпав все жиром с характерным запахом. Параллельно в голове витали мысли о том, что кроме мамы у меня оказывается действительно больше нет родственников. Отец с матерью были единственными выжившими из двух семей детьми, попавшие в итоге в дом для сирот, там они и подружились, понравившись друг-другу и сочтя схожесть гибели своих родителей знаком для того, чтобы создать новую семью.

— Только не уберег ты себя папа, а теперь у меня будет новый папа, вместо тебя, хотя нет, не будет, я уже совершеннолетний, — чувствуя, как отрубаюсь, я завалился в одежде на диван и закрыл глаза.