Уж так не хотелось Редькину утром уходить на, работу, но пришлось. Разумеется, Петр Петрович понимал, что народ работает ради булки с маслом, а не ради идеи, разумеется, он был согласен, что Вениамин может в любую секунду получить все, что захочет, однако порядок есть порядок. Не надо искушать судьбу. Написано на редькинском роду служить в объединении «Росмыло», значит, надо служить.
При входе в метро на Редькина накинулись трое, заломили руки за спину и впихнули в «Волгу» с черными стеклами. Надели на глаза плотную повязку. Как на грех, зачесался нос, прямо зазудел, паршивец, Редькин. потянулся было почесать, но сидевший справа рявкнул: «Руки», — и зуд тут же прекратился.
Минут через семь стремительной езды, которые для Редькина растянулись на добрые полчаса, машина въехала, в открывшиеся перед ней ворота и остановилась у бокового подъезда хорошо известного жителям города и шпионам массивного здания.
В здании этом было множество коридоров, лифтов и лестниц. Редькина долго водили по этажам пока, наконец, не впихнули в какое-то помещение, где сняли с глаз повязку.
Стены помещения были отделаны белым кафелем. Хирургический стол, рефлектор над ним, застекленные шкафы с набором никелированных инструментов делали его похожим на операционную. У окна с рифленым непрозрачным стеклом стояло зубоврачебное кресло, в котором спиной к вошедшим сидел человек с бритым затылком и седым ежиком.
— Где второй? — спросил седой негромко.
— Отслеживаем, — ответил один из сопровождающих.
— Отслеживаем — это когда взяли след, — сказал седой, — Вы взяли его след?
— Вот он — след, — сопровождающий ткнул в лопатку Редькина железным пальцем. Лопатка, заныла.
— Кто второй? — тихо спросил седой.
Редькин понял, что обращаются к нему, но из вредности промолчал.
— Где спрятано оружие? — рявкнул седой. — Какой мост будет взорван? Отвечать! Живо! Кто такой Степаныч? Где «Кривой Серпантин»?
Редькин молчал.
— Ты у меня заговоришь, — зловеще сказал седой и позвал: — Нефедьев.
— Здесь, — откуда-то из-за шкафов вынырнул сухощавый человечек в синем халате и кожаном фартуке.
— Готовь инструменты, — приказал седой.
— Есть.
Человечек открыл стоящий в углу сейф и, мурлыча под нос: «Пиду чи я, дрючком пропэ-эртый?…», — вынул электродрель. «Чи мимо прошпындорить ви-ин?» На свет появилась ножовка по металлу, затем топор, жуткого вида щипцы, огромные искривленные ножницы с толстыми ручками.
— Мама, — прошептал Редькин, теряя сознание. — Петр Петрович…
— Петр Петрович, — прошептал Редькин, приходя в себя.
Он лежал в гостиной на диване.
— Я тебя спас, — сообщил Петр Петрович из кресла. — Ты падал лицом в ведро с помоями.
— Там было ведро с помоями? — удивился Редькин.
— Представь себе, — сказал Петр Петрович. — Как средство давления на психику.
— Не понял.
— Тебя ставят перед дилеммой: или-или. Или ты честно отвечаешь на вопросы, или тебе на голову надевают ведро с помоями и выпускают на улицу, — объяснил Петр Петрович.
— Да? — Редькин поморщился. — А ножовка зачем?
— Естественно, чтобы отпилить голову, если не будешь отвечать на вопросы.
— Вот хорек, — сказал Редькин.
— Кто хорек, Вениамин? — участливо спросил Петр Петрович.
— «Кривой Серпантин». «Оружие спрятано в надежном месте», — передразнил Редькин. — Тьфу, пенек! Он перепутал, а нам отдувайся.
— Он не перепутал, — сказал Петр Петрович. — Он это сделал нарочно. Под меня копает.
— Вы знакомы? — удивился Редькин.
— Нет, но он меня узнал, — туманно ответил Петр Петрович.
— Чушь какая-то, — Редькин с кряхтением сел. — Не знает, но узнал.
И вдруг встревожился:
— Ты что же, тащил меня по всему городу?
— Зачем? — сказал Петр Петрович. — Я открыл вот эту дверь, предотвратил твое рандеву с помойным ведром и перенес тебя на диван.
Дверь, между прочим, вела в редькинскую девятиметровку.
— А они что? — спросил Редькин.
— А что мне они? — небрежно сказал Петр Петрович.
— Петр Петрович, они это так не оставят, — прошептал Редькин…
Учитывая, что Редькина искали по всему городу, Петр Петрович сделал так, что из гостиной Вениамин попадал не в девятиметровку, а в росмыловский туалет, и уже из туалета выходил королем, будто на работе находился целую вечность.
Редькинским сослуживцам Петр Петрович по методу «Кривого Серпантина» отвел глаза. Когда Редькин появился на своем рабочем месте, те и думать забыли, что только что радовались, как здорово влетит этому Редькину за опоздание.
С обедом тоже было прекрасно придумано: Редькин заходил в туалет, говорил: «Петр Петрович, я тут», — и вмиг оказывался в гостиной перед накрытым столом. Эти слова были как бы паролем, ведь не каждый, зайдя в туалет, будет докладывать: «Петр Петрович, я тут». Но, представим, что найдется чудак именно с такими словами — все равно ничего у него не выйдет, потому что между Найденовым и Редькиным была налажена телепатическая связь.
— А слабо через эту дверь попасть в Пятихатку? — полюбопытствовал Редькин, трудясь над обедом: харчо, люля-кебаб, мороженое с земляничным вареньем, вяленая дыня.
— Можно, — ответил Петр Петрович.
— А на Сахалин?
— Тоже можно.
Редькин поковырялся в мороженом и перевел разговор в несколько иную плоскость.
— А в Америку?
— Можно, Веня, можно.
— В супермаркет, — уточнил Редькин.
— Зачем тебе супермаркет? — удивился Петр Петрович. — Загадывай желание — и все у твоих ног.
— Понимаешь, Петр Петрович, — сказал Редькин, откладывая ложку. — У них там такие вещи, о которых я и знать не знаю. Как же я загадаю то, о чем не знаю? Мне бы туда попасть, пока народу никого, пощупать, прикинуть. А?
— То есть, ночью.
— Ara.
— Можно, — сказал Петр Петрович…
В один из выходных дней, дождавшись пока в Штатах наступит ночь, Петр Петрович с Редькиным посетили супермаркет. После этого посещения у Редькина сильно расширился кругозор и значительно возросло самомнение, поскольку он теперь знал, что хочет и, в отличие от подавляющего большинства, может иметь.