Итак, Найденов с лже-Редькиным с утра до вечера пропадали на службе, Редькин ел, спал, смотрел боевики, а тем временем лже-«Кривой Серпантин», томясь в застенке, просчитывал варианты побега, пока, наконец, не остановился на редко применяемом, но достаточно эффективном — на варианте зомби.
Для него не было проблемой избавиться от красящих пигментов в наружном слое оболочки, снизить теплоотдачу внутреннего терморегулятора до +10 градусов и повысить уровень испускания сероводорода путем нехитрой химической реакции. Из лже-шпиона получился идеальный труп: белый, ужасно холодный и невыносимо смердящий. В морг невозможно было войти без противогаза. Судмедэксперт, наотрез отказавшись от вскрытия, нетвердой рукой вписал в графу «причина, смерти»: «Инфракт миокара», — и знаменитого шпиона без согласования с полковником Сериковым спешно предали земле.
Дождавшись ночи, лже-шпион выбрался из могилы, помылся в ближайшем пруду, зарыл дурно пахнущую одежду и голышом направился в город. Шел он вдоль трассы, далеко обходя посты ГАИ и стремительно перебегая встречающиеся по пути дороги. В одной из деревень лже-шпион раздел отдыхающего под забором пьяницу, после чего вышел на трассу и начал голосовать, а так как никто не останавливался, то он лег под колеса грузовика. Грузовик остановился в пяти сантиметрах от тела рискового лже-шпиона. Шофер, вооружившись монтировкой, пошел выяснять отношения, но был сбит с ног подлым приемом.
Далее лже-шпион следовал в грузовике, в одежде злополучного шофера и с его же документами.
В районе окружной дороги грузовик был брошен. Здесь следы лже-«Кривого Серпантина» временно теряются. Хозяин угнанного грузовика объявился около 9 утра в районном отделении ГАИ. Он был тих, бледен и утверждал, что машину угнал покойник с вытекшими глазами…
Стараниями Петра Петровича в городе был налажен стабильный порядок, и как реакция на это из Японии последовало приглашение Найденову посетить крупный промышленный центр. Петр Петрович, которому Япония была до лампочки, начал было отказываться, однако мэр решил иначе: ехать надо. Но вдвоем. Негоже заму протаптывать тропу добрососедства впереди начальника, а вдвоем и представительнее, и веселее. По рукам? По рукам. Вместо себя мэр оставлял второго зама Жмыхова, имевшего тайный зуб на выдвиженца Редькина.
Будучи в Японии, мэр в очередной раз убедился, что Петр Петрович — ценный кадр. Во-первых, он бегло лопотал по-японски, и его речь воспринималась без улыбки, во-вторых, все заботы по хозяйству он взял на себя, ухитряясь на 150 иен (немногим больше I американского доллара) приносить из магазина уйму деликатесов, так что на еду они не особенно тратились, в- третьих, он так эффективно вел переговоры с японской стороной, что послеобеденное время у них было свободным. В последний день на сэкономленные иены они накупили аппаратуру, одежду, сувениры, и все это, с трудом уместившееся в трех огромных чемоданах, Петр Петрович умудрился без всяких потерь переправить через пункт таможенного контроля…
Пока высшее начальство отсутствовало, второй зам Жмыхов вознамерился отыграться на исполнительном Редькине. С этой целью он поручил Редькину подготовить справку обо всех африканских неграх, посетивших город в период с 29 января 1988 года по 14 октября 1993 года — якобы для проведения анализа по вспышкам заболеваний сингапурской рожей. Лже-Редькин, вхожий во все компьютерные системы, выполнил задание за 15 минут.
Задетый за живое, Жмыхов попросил отыскать в архиве послание запорожских казаков турецкому султану, лже-Редькин быстро нашел и это. Пресс-секретарь работал как заведенный, а Жмыхову все было мало, мало, мало, но когда лже-Редькин положил перед ним рукопись второго тома «Мертвых душ», Жмыхов сдался. В душе у него произошел переворот в пользу Редькина, отныне и вовеки веков он верил Редькину безгранично.
Между тем, настоящему Редькину надоело сидеть взаперти. Он три дня не брился, лень было, но сейчас, решившись на променад, твердо взялся за бритву, однако, изучив в зеркале свое отражение, пришел к выводу, что с бородкой лучше.
Побрив шею, чтобы не кололось, Редькин накинул плащ и вышел в девятиметровку. И не узнал ее, потому что забитая железками конура превратилась в уютную двухкомнатную квартиру с видом на море. А вот уже из двухкомнатной квартиры, принадлежавшей, надо полагать, лже-Редькину, он попал в девятиметровку.
Спускаясь по лестнице, он злился на Петра Петровича за самоуправство. Встретившаяся по дороге соседка с четвертого этажа испуганно отшатнулась к стене.
— Ты чего, Антонина? — хмуровато спросил Редькин.
— Как же? — неверным голосом сказала Антонина. — Утром бороды не было, а сейчас вон какая выперла.
— Не твое дело, — сварливо буркнул Редькин и побежал вниз, прыгая через две ступеньки.
— Сбрей, а то макака-макакой, — крикнула вдогонку Антонина.
— Сама ты макака, — отозвался Редькин, вскипая.
С бородой, конечно же, вышла промашка, но и Антонина — дура первостатейная. Ну, с бородой, твое-то какое дело? Уж эти бабы, всё замечают. Но ладно бы просто замечали, так нет — надо еще сказать об этом, да погромче, чтоб все знали. А то, не дай Бог, кто-нибудь не заметит, что утром у Редькина бороды не было, а сейчас он с бородой. Лю-уди, гляньте-ка, у Редькина борода, а ведь не было…
Разумеется, он не заметил, что в сквере за ним увязались два типа обыкновенной наружности. Дойти до метро он не сумел, так как на выходе из сквера получил удар тяжелым предметом по голове и потерял сознание.
Очнулся Редькин на жестком топчане в холодном помещении с сырыми стенами из красного неоштукатуренного кирпича. Под влажным потолком висела 25-ваттная лампочка, от ее жидкого света лица сидевших за обшарпанным столом людей были желтыми и мятыми.
— Шеф, клиент очухался, — доложил один из них, едва Редькин открыл глаза.
Над Редькиным нависло крупное лицо с безжизненными оловянными глазами, коротким носом и тяжелым подбородком.
— Сесть, — негромко приказал мордатый, он же шеф.
Редькин и не заметил, как сел.
— Будешь паинькой, не будем мучатъ, — буднично сказал шёф. — А не будешь паинькой, будем мучать.
Кто-то с хрустом вогнал в стол огромный тесак.
— Вы меня с кем-то спутали, — промямлил Редькин, вспоминая, где же он мог видеть этого шефа? Где-то он его точно видел, но где?
— Ты Редькин? — спросил шеф и сам себе ответил. — Редькин, только сильно небритый. Думаешь, если ты небритый, то я тебя не узнаю? Дудки, узнаю, у меня глаз — алмаз. Где Найденов?
— В Японии, — проблеял Редькин.
— Когда вернется?
— Послезавтра.
— Ему, значит, по япониям шастать, а нам по кутузкам срок мотать? Так что ли? — сказал шеф. — Не выйдет, гражданин Найденов.
«„Кривой Серпантин“, — озарило вдруг Редькина. — Лже-шпион».
Это было последнее, о чем он успел подумать, так как лжешпион прижал к его лицу тряпку, щедро смоченную хлороформом.