Вернуться домой

23 мая 2010 года, Зеркальск. Клаус Оттерсбах, частный детектив.

Собственно говоря, мой путь в любом случае лежал в местную полицию. Вчера после разговора с Алисой было уже поздновато, поэтому я направился туда с утра. После некоторых бюрократических проволочек и преодоления языкового барьера (мне с некоторым трудом нашли интеллигентного полицейского, который кое-как мог связать простые фразы по-английски) меня отвезли на опознание тела Макса.

Это действительно, к сожалению, был Макс. Застрелен он был так же, как Шефер - только входных отверстия два, оба чуть слева от грудины; выходных отверстий не было.

Судмедэксперт, который тоже немного владел английским, кое-как объяснил мне, что за телом приедет отец Макса из Германии, уже все обговорено. Я попробовал выяснить, как именно и где было найдено тело, но языковой барьер оказался для этого слишком высок.

Мы с интеллигентным полицейским отправились обратно. По дороге я кое-как сумел ему объяснить, что прошу официального содействия русской полиции в расследовании. Полицейский (представившийся Николаем) отнесся к этому благосклонно и обещал помочь, чем может. Я сказал, что прежде всего мне нужен русско-немецкий переводчик. Сойдет и русско-английский. Потому что без языка я здесь, к сожалению, совсем ничего не смогу понять. Николай сказал, что поможет.

Он усадил меня в каком-то пустом кабинете в их управлении. Некоторое время я с интересом изучал плакаты на стенах, рассказывающие на русском языке о чем-то мне неведомом. Затем открылась дверь, и в кабинет вошел местный начальник, полковник полиции, а с ним - слегка смущенная молодая девушка в форме.

- Гутен таг, - сказала она и продолжила с сильным акцентом, но уверенно, - меня зовут Ирина Соловьева. Я могу вам помочь с языком.

Ирина Соловьева оказалась просто ангелом. Наконец-то у нас наладился контакт. Фамилия полковника была Усов. Мы поговорили с ним, с помощью Ирины, о том, о сем. Полицейский очень интересовался моей работой, нисколько не разочаровался, что я представляю не государственную службу (правда, для солидности я сказал, что работаю от детективного агентства "Финдер" - не обязательно же уточнять, что это агенство из меня одного и состоит). Обещал оказать все возможное содействие в расследовании убийства Макса. Я в ответ выдал большую часть информации о деле Шефера, умолчав о моральном облике последнего, но зато рассказав об аналогичном почерке убийцы и закрытой комнате.

- К сожалению, мы не можем помочь вам в поиске ребенка, - перевела мне Ирина, - у нас нет соответствующего заявления. Должно быть чье-то заявление. Но если потребуется неофициальная помощь - обращайтесь, всегда рады помочь коллеге.

Тогда я попросил сведения об убийстве Макса. Усов рассказал все. Тело Макса было найдено на улице, в канаве, прорытой ради ремонта теплотрассы - рабочие его и обнаружили, и сразу же позвонили в полицию. Совершенно очевидно, что убили его не там - неподалеку от края ямы остались даже кровавые следы, там тащили труп. Но где произошло убийство, установить не удалось. И вообще ничего не понятно в этом деле, висяк. Выстрелов никто не слышал, свидетелей нет.

- Стреляли с глушителем, - вставил я, - так же было в деле Шефера.

- Вероятно, - согласился полковник. Я вынул из чехла ноутбук.

- Если хотите, я покажу вам фоторобот убийцы. Предполагаемого убийцы, - поправился я, - и конечно, нельзя гарантировать, что здесь и в Германии действовал один и тот же человек.

Полковник Усов принял мое предложение с энтузиазмом, долго, внимательно рассматривал рисунок, со вздохом сказал, что лицо ему совершенно неизвестно, затем я скинул для него изображение на флешку.

- Полковник, если это возможно, мне бы хотелось все-таки осмотреть место, где было найдено тело. Адрес...

- Конечно, съездите туда, посмотрите. Хотя это бесполезно. Адрес я вам скажу: улица Молодогвардейцев, между домами 24 и 26, то есть по четной стороне, место глухое, рядом кусты.

Я бы не отказался от обеда, но место обнаружения трупа на самом деле нужно было осмотреть еще вчера. Или еще раньше. Патрульная машина любезно подвезла нас с Ириной на улицу со странным названием "Молодогвардейцев". Я подумал, что следует взять какое-нибудь авто напрокат, раз уж я собираюсь здесь задержаться... впрочем, собираюсь ли?

Еще один сюрприз - улица шла параллельно проспекту Победы, где, собственно говоря, проживала Алиса, и канава, к которой мы направлялись, располагалась всего метрах в ста от дома моей знакомой. Почему это меня не удивляет?

Ирина зашагала рядом со мной. Только сейчас я задумался о том, как странно она выглядит. Серая полицейская форма с юбкой сидела на ней красиво, как влитая, хотя юбка на мой взгляд была слишком короткой, чтобы в ней можно было сколько-нибудь эффективно работать. Почему их здесь так одевают? Пилотка едва держалась на гигантской копне русых кудряшек. На ремне болталась кобура, судя по виду рукоятки, с местным пистолетом Макарова. При этом Ирина была на каблуках! Не шпильки, конечно, но вполне заметные каблучки, и походка соответствующая, женственно-манящая. И еще Ирина была ярко накрашена. Она выглядела, честно говоря, не как полицейская, а как актриса из эротического фильма, изображающая блюстительницу порядка.

Впрочем, мне было не до разглядывания Ирины. Место вокруг и правда было глухое, я бы на месте преступника тоже его выбрал. От самых домов тянулся еще не застроенный пустырь, на нем - редкие купы неухоженного дикого кустарника, заброшенный заколоченный киоск - и ни одного строения поблизости, все фонари тоже далеко, ночью здесь должна быть непроглядная темень.

Я попросил Ирину подождать, а сам закружился вокруг канавы, как хорошая ищейка. Кровь я тоже быстро обнаружил - между пустырем и канавой оставались два темных пятна, хорошо, что еще не было дождя. Конечно, след указывал прямо в направлении дома Алисы. Я осмотрел саму канаву - сейчас в ней никого не было, вероятно, рабочие ушли на перерыв. Здесь следов уже не было, или их нельзя было отличить от обычных небольших оползней и вмятен. Затем я прошел по пустырю, обнаружил несколько сломанных веток, примятую все еще траву. Да, следы сохранились неплохо, здесь тащили тело. Но дальше, на асфальте все следы кончались, как я ни искал хоть каких-нибудь признаков происшествия - ничего не было.

Хорошо бы еще осмотреть само место убийства. Как и в случае Шефера, оно может рассказать очень многое. Я практически уверен, что Макс был убит либо в квартире Алисы, либо где-то в подъезде или во дворе на подходе к ней. Но где именно? Пожалуй, мне не удастся сейчас это установить.

Я вернулся к Ирине - она скучала, смотрела вдаль, ковыряя каблучком землю. Неловко как-то... вот теперь беспокойся о ней.

- Ирина, извините, пожалуйста, мне нужно было осмотреть место происшествия.

- Я понимаю, что вы!

- Если вам не трудно, пройдемте со мной... Я хочу кое с кем поговорить там, и мне нужна ваша помощь.

У подъезда стояли две пожилые женщины, обе в платочках, и оживленно разговаривали, у их ног крутились две маленькие жирные собачонки: белая с почти вылезшим пухом и пятнистая, на кривых ножках. Увидев нас, собачонки дружно залаяли, но бабушки никак на это не отреагировали и даже не прервали свою интересную беседу.

Мы поднялись на Алисин шестой этаж. На лестничной клетке было еще три квартиры, я попытал счастья в каждой - в двух никто не ответил на звонок, в третьей маленькая девочка сообщила из-за двери (как перевела Ирина), что мама не разрешает ей открывать незнакомым.

Я остановился. Что делать дальше - ломиться в другие двери? Вряд ли жильцы такого большого дома хорошо знают друг друга... Подумав, я спустился в сопровождении Ирины вниз. Бабушки все так же оживленно беседовали у подъезда. Собачки на сей раз не обратили на нас ни малейшего внимания.

- Ирина, - шепнул я, - спросите у них, знают ли они Алису Рудину с шестого этажа.

Мы подошли, и я жизнерадостно, приложив нечеловеческие усилия, высказался по-русски:

- Добри ден!

Бабушки уставились на нас округлившимися глазами. Видно, иностранцы в этой глуши попадались не так уж часто. Одна из них так и смотрела на нас, а вторая с готовностью поздоровалась. Ирина вступила в беседу и спросила у них, очевидно, то, что я просил.

Через полминуты выяснилось, что конечно, Алису они знают, даже очень хорошо знают, вторая бабушка живет на пятом, прямо под ней, и маму ее они хорошо знали, бедная женщина, очень интеллигентная, и умерла-то такая молодая. А правду рассказывают, что у Алисы в Германии осталась дочь?

Я попросил Ирину объяснить, что я из немецкой полиции, показал свое удостоверение детектива, хотя, конечно, оно не полицейское - но ведь они все равно ничего не поймут. Бабушки с уважением покрутили корочки в руках. При этом они что-то говорили, но Ирина не переводила - видимо, несущественно.

- Скажи им, что Алиса - свидетельница по делу об убийстве, - попросил я, - я хотел с ней поговорить. И спроси, правда ли, что она продала квартиру и выходит замуж.

- Да, - ответила мне Ирина, поговорив с тетушками, - недавно у нее появился ухажер. Она куда-то с ним собралась ехать, вроде бы, в Новосибирск.

Тогда я достал приготовленные распечатки - фотографии и рисунки, и мы прямо на месте провели не совсем корректное, но все же опознание. Бабушки вглядывались в картинки, и обе одновременно, не сговариваясь, указали на фоторобот предполагаемого типа из фонда "Фьючер".

- Он это! Очень похож.

- Вроде нарисован, а как на фотографии. Как вылитый.

Я спросил еще, не слышали ли они, что в их доме произошло на днях убийство. Бабушки припомнили, что да, полиция приезжала... Но убийство? А кого убили-то?

Странно, очень странно. Нет, они бы уже знали.

- Нам с вами, Ирина, нужно найти этого человека, - сказал я. Обедать мы отправились в пельменную. Надо же заодно попробовать местную кухню. Теперь мы сидели в ожидании заказа, в пельменной было довольно уютно - столики без скатерти, но чистые, резная солонка и перечница, вышитые занавесочки.

- Это убийца вашего... Шефера? - поинтересовалась Ирина. Я пожал плечами.

- Возможно. Во всяком случае, он там появлялся.

Убийца, подумал я, несомненно. И Шефера - впрочем, тут я его понимал - и Макса. Если и не сам стрелял, то связан с этими убийствами и стоит за ними. Есть еще вероятность, что убивать приходил кто-то другой. Но это уже не так существенно.

Принесли пельмени. Я думал, это будет похоже на итальянские тортеллини, но тесто было совсем другое, и вообще... Своеобразно так. Ирина ела их с уксусом, а для меня это было бы слишком экзотично, я заказал со сметаной.

- Вам нравятся пельмени? - чуть стесненно спросила Ирина. Я взглянул на нее. Девушка кокетливо поправила выбившийся локон. Потом сняла пилотку.

- Да, очень вкусно, - я подумал, что было бы невежливо даже не поинтересоваться помощницей, - Ирина, а где вы так хорошо выучили немецкий?

Говорила она, конечно, с акцентом и порой делала ошибки, но понять ее было вполне можно.

- На курсах. Я изучаю немецкий уже пять лет, - сообщила Ирина, - на курсах, потом у частного репетитора. Я хотела бы уехать в Германию, - призналась она.

- А почему? - нет, ничего плохого в том, чтобы поехать жить в другую страну - нет. Мало ли кто где живет. Но мне вспомнились наши "русские", район Шварценберг. Их образование признают редко, им приходится начинать все с нуля, и то не всем удается. Можно встретить русских инженеров, работающих подсобниками на стройке, и русских учительниц, переквалифицировавшихся в уборщицы. Наверное, они очень хорошо могут оценить на своей шкуре, далеко ли наше общество ушло от того, против которого им же пришлось воевать семьдесят лет назад... Мне стало жаль Ирину.

Она пожала плечами, робко и в то же время с вызовом глядя на меня из-под копны кудряшек.

- Тут разве жизнь...

- Но ведь сейчас у вас не так уж плохо, - осторожно сказал я. В самом деле - чистенький современный город. Напоминает Ганновер или Дюссельдорф. Люди одеты так же прилично, зачастую даже лучше, чем большинство у нас... Разве что встречаются очень бедные на вид старики, у них тут маленькая пенсия. Но все равно - даже в Испании все выглядит хуже, а уж если сравнивать с каким-нибудь Бангладеш... Ирина повела плечиком.

- Вы не понимаете. Вот вы, наверное, состоятельный человек... у вас свой дом, машина.

- Нет, я снимаю квартиру, - ответил я, - а машина - да. Я ведь не могу без машины работать, я детектив. Представьте, меня срочно вызвали на другой конец города... надо ждать полчаса, пока придет автобус или брать такси за десять евро.

- Наверное, трудно работать детективом? - Ирина взмахнула сантиметровыми ресницами. Я заметил, что у нее красивые глаза, серые, огромные, глубокие. Или они были так умело подкрашены... словом, красивые.

- Да нет, что там... то есть, конечно, бывают всякие ситуации, - торопливо сказал я, - но вообще ничего особенного. Но мне нравится.

Ирина положила на стол левую руку. Надо же, какой маникюр... Никогда не понимал, для чегоженщины обтачивают эти невероятно длинные ногти и еще рисуют на них невесть что. Кажется, теперь понял. Мои мысли потекли по другому руслу, и очевидно, это и является целью нанесения такого маникюра. Ишь ты - серебряный фон, на нем белые цветочки, листики, голубые серединки. Филигранная работа. И кстати, безупречная форма пальцев и рука очень изящная. Я представил в этих пальчиках с ноготками пистолет Макарова и улыбнулся.

- Ирина, вы у нас не сможете работать в полиции. Для этого нужно гражданство... И вообще найти рабочее место не так-то просто.

- Ну работа в полиции - не главная цель жизни женщины, - томно сказала она. Я уже почти расправился с пельменями, а ее тарелка была лишь ополовинена, Ирина буквально клевала по чуть-чуть. Она снова хлопнула ресницами. Рука ее лежала уже совсем недалеко от моей, и вдруг я почувствовал мощный позыв накрыть эту красивую беспомощную лапку ладонью. Тьфу ты!

Хотя... она заигрывает. Пригласить ее куда-нибудь? Но я представления не имею, когда у меня будет время на это. А неплохо было бы... Беата? Вот и был бы повод наконец расстаться, подумал я со злорадством.

"Давайте как-нибудь встретимся... просто так, неформально. Когда я разберусь с этим делом". Фраза уже вертелась у меня на языке, но тут грянул "Марш тореадора". Мысленно чертыхнувшись, я взял трубку.

- Здравствуйте, - это был голос Алисы, глухой, как бы издалека, - нам с вами нужно встретиться.

- Пожалуйста, - я мгновенно собрался, - куда я могу подъехать?

Ирину я отпустил на время, с Алисой переводчик мне не нужен. Девушка, похоже, осталась недовольна - ну да Шива с ней... Может, и хорошо, что не получилось назначить ей свидание. Потом бы не отвязался. А мне ведь не нужны интрижки, я себя хорошо знаю. Похоже, это второе издание Беаты. С той разницей, что Ирина гораздо более хищная и деловая. И она ведь прямым текстом сказала, что ее интересует - отъезд в Германию (а как она еще может к нам попасть, если не выйдя замуж?), дом, машина. Интересуют ли ее дети, например, и даже если она согласится родить ребенка, то будет ли дальше жить со мной и с этим ребенком или уйдет строить свое счастье, а я должен на всю жизнь удовлетвориться ролью воскресного папы? Я ведь не тот, кто нужен Ирине. У нее в мечтах, вероятно, сусальные картинки из рекламы - дом с собственным бассейном в саду, кожаная мебель и дорогие ковры, кожаный салон БМВ... Как будто в России нет рекламы, или она думает, что у нас в отличие от России вся эта роскошь доступна большинству народа (кроме "бездельников и лентяев", конечно), и все примерно так и живут?

Я не смогу ей этого обеспечить, да и не захочу над этим работать. У меня есть работа, которая мне нравится, мои книги, театр, музыка. В сущности, мне доступно было бы организовать свою жизнь как в каталоге "Неккерман", но - просто неинтересно.

Пока я ехал в троллейбусе, все эти мысли крутились в моей голове, но все же оставался флер сожаления... Ирина очень красива. Эти пальчики... Я так замечтался, что по рассеянности брякнул "энтшульдиген зи" какому-то парню, на которого нечаянно налетел при толчке троллейбуса. Парень мрачно глянул на меня. Все, Клаус, пора приходить в себя. Алиса обещала что-то рассказать. Выдать информацию. Пятьдесят процентов вероятности, что ты едешь прямиком в ловушку. В ту же, куда угодил Макс. Но правда, встречу она назначила в парке, на людной аллее. Если все время оставаться на людях, и ради Кетцалькоатля не заходить в какие-нибудь дикие места или отдельные квартиры - скорее всего, они не решатся. Хотя я имею дело не с обычными преступниками. Мало ли, что они еще умеют.

Однако не поехать я не мог. Просто не видел никаких вариантов.

Вход в парк Космонавтов найти было несложно, троллейбус остановился неподалеку. Широкие каменные ворота советской помпезной постройки. Такая же широкая, с размахом, аллея, по ней и вправду по случаю вечера и хорошей погоды, гуляло много народу, мамы с детьми, парочки. Бабушки отдыхали на лавочках. С одной из них навстречу мне стремительно поднялась Алиса.

Наверное, после Ирины у меня как-то сместился фокус зрения. Алиса была ее полной противоположностью. Стремительная, не то, что худая, но - сухая и крепкая, с деловым жестким лицом. Косметика если и есть - то малозаметна, светлые волосы незатейливо забраны в хвост. Но при этом - симпатичная, она мне нравилась, пожалуй, больше, чем Ирина. Даже очень нравилась. Да, она старше меня чуть не на десять лет - но выглядит ровесницей. Тьфу ты, что это со мной? Бес в ребро? Гормоны взыграли? Последние десять лет я не думал о женщинах столько, сколько в этот вечер.

К тому же она выходит замуж, собирается меня убить и вообще... Я старательно скомкал все неподходящие к случаю мысли, тщательно отжал и выбросил их из головы.

Алиса поздоровалась еще раз, и мы пошли рядом по аллее.

- Я обманула вас, - сказала она коротко, - я знаю, где моя дочь.

- Да?

- Да. Поймите меня правильно, я связана с людьми, которые... я не знала, что я могу вам рассказать, что нет.

- А теперь вы посоветовались и узнали, что именно можете рассказать.

- Да, именно так. Уж извините. Я прежде всего мать. У меня отобрали ребенка. Вы понимаете, что отобрали силой, нечестным, незаконным путем?

- Понимаю, - мягко сказал я, - мне многое стало понятно при разборе этого дела, не сомневайтесь.

- Я много лет пыталась искать справедливости. Куда только не писала... даже президенту России. И Меркель писала. Я сама пыталась от отчаяния поехать в Германию и хоть украсть Лауру... да, это было неправильно. Но что мне оставалось? Если бы я хоть знала, что Лауре там хорошо... Но я ведь знала, что это за человек! Конечно, такого... такого, что там произошло на самом деле, даже я не могла предположить. Но я знала, что Шефер способен на многое, и что ребенку там будет плохо.

- Зачем вы вышли за него замуж? - я вспомнил Ирину, - хотелось уехать в Германию?

- Понимаете, у меня умерла мама. А тут он, приехал в командировку какую-то... я переводила. Я ничего не соображала вообще. Мне хотелось... умереть, исчезнуть. А тут приличный такой человек, приглашает в ресторан, ухаживал он красиво. Ну и я подумала... уехать - было бы самое то. От всего этого, от города, где каждый камень напоминает... Я уехала, как в тумане. Дура была, молодая. Намерения Шефера поняла довольно быстро... но я уже была беременна. Он как-то по пьяни разоткровеннчался с другом, думал, я не слышу. Мол, на нашей жениться - себе дороже, а так - привез девушку из России, она мне благодарна, живет в приличном доме, ведет хозяйство, родит мне ребенка... И только после этого я стала замечать... какие-то мелочи, понимаете? Пыталась устроиться на работу - Шефер весь исканючился, мол, зачем тебе, не надо. Даже скандал устроил - запретил. Не брал меня на вечеринки. И как со мной там разговаривали... все эти его приличные знакомые.

- Могу представить, - вздохнул я.

- Как будто я... проститутка какая-то. Может, они меня такой и считали? У нас тут фильм был, "Интердевочка", про проститутку, которая вышла замуж за шведа. Они, конечно, фильм не смотрели, но... тоже считали какой-то такой. Ладно, я терпела. Потом родилась Лаура, я все внимание - на нее. А потом Шефер стал мне скандалы закатывать. И уже открыто говорить, мол, я тебя облагодетельствовал, привез, ты там в грязи, я тебя подобрал на помойке, а ты себя ведешь как принцесса. Я даже не ожидала такого... При родне уже своей такое стал говорить. Словом, я от него ушла. Наверное, это было для него шоком. Но сначала он вроде ничего...

Алиса замолчала.

- Я в принципе знаю, что было дальше, - мягко сказал я.

- Странный вы, Клаус, - вздохнула Алиса, - даже не понимаю, что на меня нашло. Почему-то вам хочется рассказывать... душу изливать. Вы, наверное, допросы хорошо ведете.

- Я не веду допросов, я ведь не полицейский, - ответил я, - не имею такого права. Свидетелей, конечно, опрашиваю, беседы веду.

- Ну ладно. Я не о том. Просто вы спросили, почему я вышла за Шефера. Ответ - потому что была молодая дура. Устраивает?

- Вполне. Хотя вы не были дурой. Это вполне нормальное, естественное поведение для молодой женщины - желание выйти замуж и родить ребенка.

- Да? Ну и вот... этот ребенок, вы знаете, без меня там... а я ведь чувствовала, все эти годы чувствовала, как ей плохо. Здесь, - Алиса прижала ладонь к груди, - и не могла помочь. И ведь еще не знала всего. Понимаете, моя жизнь... эти восемь лет. Моя жизнь превратилась в одну только мысль - как там Лаура... как доченька... Конечно, я как-то выкарабкалась, стала вот даже в институте учиться, ходила в театр, в походы, читала много. Еще один язык стала учить, итальянский. Но без Лауры... И вдруг приезжает такой вот... Люди такие. И обещают мне вернуть Лауру. И они ее... то есть я ее еще не видела, но скоро увижу. На днях.

- Вы им верите на слово?

- Нет. Я уже говорила с Лаурой по... гм... скажем, по скайпу. Видела ее записи. Я ей верю, понимаете? Поймите, я прежде всего мать. Все, что они меня попросят... я все сделаю.

- Понимаю.

Мы миновали первую развилку, с роскошным, только облупленным от времени каменным фонтаном. Народу здесь все еще было много, хотя вокруг аллеи встал мрачноватый сосновый лес.

- Никакого замужа, конечно. Это вранье. Какой мне еще замуж... Этот человек просто помогает мне. И скоро я уеду к Лауре... Просто дела здесь надо было уладить. А вот почему так... я даже не знаю, с чего начать. Все это кажется таким бредом. То, что я до сих пор рассказывала - история жуткая, но в общем, житейская. А дальше...

- Не стесняйтесь, - сказал я, - история эта вся достаточно бредовая. Я могу поверить во многое. Например, вот что такое этот фонд Фьючер?

- Нет, конечно, никакого фонда Фьючер. Это прикрытие. Но... он, этот человек, действительно ездит по миру и собирает талантливых детей. И Лаура попалась ему... ну практически случайно. Не совсем случайно, но... словом, неважно. А вот для чего он этих детей собирает... И не только детей. Собственно, подростков, не маленьких - тех, кого уже можно забрать у родителей и куда-то увезти. Но и взрослых тоже.

- Этакий гамельнский крысолов.

- Да, крысолов. Так вот... Я даже не знаю с чего начать, это звучит, как бред! Я сама не могла поверить, но...

- Не стесняйтесь. К нам прилетели инопланетяне?

Алиса нервно рассмеялась.

- Нет. Всего лишь другой вид людей. И они не прилетели... они жили здесь всегда. Вы ведь образованный человек, вы, наверное, знаете, что было несколько видов ископаемых людей. Много на самом деле. Так вот, кроме сапиенсов, которых мы всегда считали единственными, уцелел и другой вид. Они... другие, совсем другие. Из-за катастрофы, сейчас неважно, какой, но это было много тысячелетий назад - почти все они погибли, как и созданная ими цивилизация. Часть рассеялась среди сапиенсов, внешне они похожи, а сейчас и вовсе не отличаются. Очень небольшое их число всегда жило изолированно. У них есть технологии, до которых мы еще не дошли. Но суть отличия не в этом.

Мы подошли к следующей развилке аллей, на которой стоял памятник, очевидно, космонавтам. Один человек в скафандре сидел, другой стоял рядом с ним, сняв шлем и держа его под мышкой. Каменные взгляды космонавтов были устремлены вперед и ввысь, в небесную голубую даль. Газон вокруг памятника выглядел неухоженным - чертополох, сухостой, серый камень постамента покрылся мхом.

Алиса повернулась ко мне. Голубые глаза теперь увлеченно горели. Она старалась меня убедить.

- В чем же их отличие? - аккуратно спросил я, стараясь не демонстрировать скептицизма.

- Это не сверхлюди, не таланты, не суперинтеллекты. Понимаете... вот если бы все люди, абсолютно все перестали стремиться к первому месту в иерархии. То, к чему призывал Христос: да будет первый из вас всем слугой. Будут последние первыми, а первые - последними. И вот у них... в силу этологических особенностей их обезьяньих предков... нет такого стремления - быть первыми. Они не сражаются за место в иерархии. Не конкурируют. Им это неинтересно, они не понимают даже смысла этого! Если их заставляют конкурировать, они тяжело страдают и в итоге у них это все равно не получается. И секс, - она вдруг осеклась, - ну словом, отношения между мужчиной и женщиной они не рассматривают как один из видов конкурентной борьбы. И их биологически не тянет к разным партнерам, они образуют прочную пару на всю жизнь. Вы знаете, я представила, что было бы, если бы такие люди... если бы только немного пожить среди таких людей! Ведь таких мало, очень мало. Я бы даже не поверила в такое счастье. Но тот человек... этот, который помогает мне - он действительно такой. Понимаете, все идеологии, религии, учения... Все, что было - все это не работает, потому что не может переломить биологической природы большинства. Но у тех - другая природа. Только они и есть - люди. Моя дочь... случайно она - носитель их генов. Они сейчас отыскивают таких носителей по всему миру, собирают к себе. У них и правда есть технологии, превосходящие наши - но это не потому, что они умнее. Они не умнее, они просто... гораздо более люди, чем мы.

Мы подошли к скамье, я жестом предложил Алисе сесть. Достал папку с распечатками. Вынул портрет предполагаемого представителя фонда Фьючер, молча показал ей. Алиса вгляделась.

- Да, это он. Но сейчас это не имеет значения. Он... разрешил мне рассказать вам это. И я рассказала. Чтобы вы оставили нас в покое. Поймите, у вас ничего не получится. Мы уезжаем, очень скоро. В место, где нас уже не найдут. Там меня ждет Лаура. Я смогу быть с ней, смогу спокойно работать...

- Алиса, - прервал я ее, - вы уверены в этом? Вы вот так поверили незнакомому человеку, что он отвезет вас к дочери? В какое-то непонятное таинственное место?

- Нет. Я же говорю - я уже разговаривала с Лаурой по... ну словом, это прямая связь. Я верю ей. Это действительно все так и есть. Я понимаю, трудно поверить, это ерунда какая-то, фантастика.

- Да нет, - медленно сказал я. Мы снова поднялись и двинулись по аллее дальше, - я верю вам. Во всяком случае, очевидно, что в этом деле использовались технологии... нетривиальные. Я не могу это объяснить обычным образом, не прибегая к мистике или фантастике.

- Ну вот видите? Если хотите, можно написать свидетельство о смерти... Лауры... отвезите этой... ей. Фрау Шефер. И можно закрыть дело. Поймите, мы уже и так много настрадались, сколько же можно! Наконец-то у нас хоть что-то... хоть как-то налаживается.

- Пойдемте назад, Алиса, - мне захотелось взять ее под руку. Алиса вовсе не была маленькой или хрупкой, но почему-то, казалось мне, требовала защиты, и... почему-то ее хотелось коснуться. Хотя это, конечно, нелепость, - здесь становится неуютно.

В самом деле, аллея завела нас в глухой угол парка, совсем неухоженный, темный, и людей здесь уже не было, лишь неподалеку в кустах бегал чей-то эрдельтерьер в ошейнике, но хозяина не было видно.

Мы двинулись назад, к выходу.

- Видите ли, Алиса, - сказал я, - все это звучит хорошо. В деле с Лаурой я на вашей стороне, этим людям ребенка доверять нельзя. Но... теперь есть еще и другая проблема, вы забыли об этом? Убийство моего помощника. И это дело я просто обязан раскрыть. Кто же это сделает, если не я? Скажите, ведь Макса убил этот ваш... сверхчеловек?

- Ваш помощник сам угрожал оружием, - тихо сказала Алиса, - у него... у нас не было другого выхода.

- Макс не стал бы стрелять просто так.

- Когда на вас нацелено оружие, знаете... начинаешь несколько по-другому смотреть на жизнь.

На меня никогда не бывало нацелено оружие. Я же не работал в полиции. Да и у них такое бывает крайне редко, надо сказать.

Может быть, вот сейчас-то и придется восполнить этот пробел в жизненном опыте.

- Алиса, - сказал я, - поймите меня правильно. Я на вашей стороне, как уже говорилось. Но мне нужно будет дать какое-то объяснение хотя бы родственникам Макса. Давайте так... мне надо поговорить не с вами, а с самим этим... сверхчеловеком.

- Он не сверхчеловек!

- Ну все равно. Представителем древней расы, или кто он там. Раз уж он разрешил рассказать мне эту историю, может быть, он не погнушается и встретиться со мной?

- Не знаю, - устало ответила Алиса, - может быть. Я спрошу его.

- Вам куда - на троллейбус? Я провожу вас.

В молчании мы дошли до троллейбусной остановки. Странно, но молчание это вовсе не было напряженным. С Алисой не нужно было говорить. Объясняться, трепаться, заполнять пустоту. Рядом с ней пустота прекращала существование. Мы остановились на пустынной уже стоянке, лишь несколько человек поодаль, и все. Я посмотрел Алисе в лицо. А Лаура не так уж похожа на нее, надо сказать, разве что тоже голубоглазая и светловолосая. Лицо Алисы - единственное в своем роде, я вдруг понял, что никогда не встречал даже такой тип лица - неясно, славянский или европейский. Полудетское, слегка пухлое, правильное, чистое лицо. И совсем еще нет морщин, что странно при ее-то нелегкой жизни. Впрочем, это ерунда, что признаки старения непременно свидетельствуют о тяжелом опыте - чаще всего они говорят о неумеренном потреблении алкоголя и сигарет; вон Беата уже вовсю пользует крема от морщин и уже переживает.

И не надо больше встречаться с Беатой... я вдруг понял, что от Беаты меня теперь будет тошнить.

Подошел троллейбус. Алиса протянула мне руку. Пожать эту маленькую, но сильную кисть было неожиданно приятно.

- Я позвоню вам, Клаус, - сказала она, - думаю, что он согласится. Я позвоню.

Больше в этот день я решил никуда не ездить. Ирина позвонила, спросила, не нужны ли мне ее услуги переводчицы на вечер. Я решительно отказался, хотя Ирина даже настаивала и томным голосом заметила, что может сопровождать меня и вечером, если я захочу развлечься... скажем, сходить в бар или ресторан. Ведь мне может понадобиться переводчик! Я с трудом отвязался от ее предложений. Вот еще только баров мне сейчас и не хватает...

Хорошо бы этот тип согласился встретиться на указанной мной территории. Не факт, конечно. Надо быть готовым к обоим вариантам - и встрече на его территории, и встрече на моей.

Стемнело, но я не включал свет, лежа на гостиничной койке, напряженно глядя в ночное небо за отдернутой шторой. Меня охватил сильнейший стресс. Я ничего не ел вечером, и есть не хотелось. Тусклые городские звезды едва пробивались сквозь местный смог.

Можно уехать, говорил я себе. Это даже самый логичный вариант сейчас. Свидетельство о смерти девочки Алиса мне обещала, и я верю, что в их силах напечатать такое свидетельство. Я отчитаюсь перед Шефершей, получу гонорар. Внесу последний взнос за "Ниссан" и возьму тур какой-нибудь... например, съезжу в Доминикану, давно хотелось.

Девочка воссоединится с матерью. Шеферша получит дом. Расследование по Максу? Я не полицейский, пусть местная полиция этим занимается. Конечно, я знаю, кто убил Макса, и я даже дам указания - пусть ловят. Моя совесть будет чиста. Киксу куплю дерево для царапанья, он мне все обои ободрал за шкафом.

Наверное, так же размышлял дедушка Франц.

Делал то, что наиболее логично. Так же размышляли его родители, прадед с прабабкой. Так же размышляли все 90 процентов, которые голосовали за фюрера, учились и работали, шли на фронт, если прикажет фюрер. Потому что - дети, дом, хозяйство, надо прикупить еще один стол в гостиную, а может, начнем копить на Фольксваген?

Но оказывается, у меня был и еще один родственник, который поступал нелогично. Может быть, я пошел в него? С точки зрения окружающих в то время он был преступником. Потом, конечно, выяснилось, что ничего плохого в его действиях не было... Но тогда-то он был преступником - потому что поступал нелогично, не подумал об университете, о науке, о любимых девушках и фольксвагене, да и о собственной жизни, вообще-то говоря, не думал.

Я ничего не знал об этом Вернере Оттерсбахе. Почему мне ничего не рассказывали о нем? Почему молчали дед, родители?

Не знаю, и мне никогда не понять этого. Но видимо, я и правда пошел в него. Потому что я не уеду.

Когда-то я почувствовал, что это дело для меня - не простое, дежурное дело, что я не брошу его и доведу до конца, и меня в этом деле интересуют не деньги, а судьба девочки. И я не успокоюсь, пока не добьюсь хоть какой-то справедливости и хоть какого-то, максимально возможного счастья для Лауры.

Но теперь все обстояло куда сложнее. Дело вышло на новый уровень. Дело уже не в Лауре.

Верить ли в действительно бредовые рассказы Алисы? Я верил Алисе - в смысле, что она не лгала, а добросовестно заблуждалась. Она верила в то, что говорит. Алиса вообще плохо умеет врать, надо сказать.

И относиться к ее рассказу надо как к свидетельским показаниям. То есть - анализировать. И вот если выжать сухой остаток, то получается следующее:

- Имеется некая организация, идеология которой - разделение человечества на расы. Совершенно не имеет значения, что там за расы, главное - одна "плохая", другая "хорошая".

- Она преследует некие собственные цели, например, собирает по всему миру детей с "хорошими генами". При этом она достаточно могущественна, у нее есть весьма приличные средства. И что еще более важно - технологии, неизвестные в широком мире. Это, к сожалению, факт, из которого стоит исходить. Речь не идет о невинной секте. Эти ребята могут наломать много дров, если еще размножатся.

- При этом они не останавливаются и перед убийствами.

Шайтан задери, все это попахивает какой-то голливудщиной. Клаус Оттерсбах в роли спасителя мира. Но что делать? Искать союзников бесполезно - мне никто не поверит. Русская полиция наверняка не откажется помочь в поимке преступника, но никто не станет заниматься поисками таинственной всемогущей секты. А какой из меня в самом деле спаситель мира? У меня даже ствола нет. Дзюдо и каратэ я тоже не владею, разве что минимум приемов из полицейской школы. Мышцы у меня далеко не как у Шварцнеггера, да и по правде сказать, выпирает небольшой животик. В общем, скажем прямо, не гожусь я на такую роль...

Но получается так, что кроме меня, заниматься этим некому.

Да и не нужны для спасения мира ни ствол, ни накачанный брюшной пресс.

Тут другое что-то нужно.

С утра я отправился в полицию и договорился обо всем. Полковник Усов охотно пошел мне навстречу - ведь и они были заинтересованы в раскрытии преступления. Мы договорились о двух вариантах действий: на случай, если убийца придет общаться ко мне в гостиницу, и на тот случай, если ехать куда-то придется мне. Я в любом случае получал прикрытие и группу поддержки.

Мы вышли из кабинета Усова вместе с Ириной. Она спросила, смущенно опустив глазки.

- Вы где обедать будете?

- В гостинице, вероятно. И вообще, Ирина, спасибо, сегодня я справлюсь без вас.

- На встрече...

- Насколько я понимаю, преступник прекрасно говорит по-немецки.

- Ну что ж, - Ирина взмахнула копной кудряшек и ослепительно улыбнулась, - если вам потребуется сопровождение... в любой момент, хоть ночью... звоните, пожалуйста!

Она почему-то была очень близко, ее высокая грудь, затянутая в серую униформу, едва не касалась моего плеча. Я сглотнул и перевел дыхание.

- Спасибо, Ирина, - официально сказал я, - вы очень... гм... добры.

В этот момент грянул спасительный "Марш тореадора". Я схватил трубку. Конечно, это была Алиса. Я сделал Ирине знак - до встречи, мол, смущенно улыбнулся и быстренько ретировался по направлению к выходу.

- Он согласен, - тихий, глухой голос женщины резко контрастировал с певучим контральто Ирины, - он сможет с вами поговорить сегодня часа в четыре. Пойдет?

- Да, конечно. Спасибо.

Я вышел на крыльцо, ладонью прикрыл глаза от яркого брызнувшего солнца.

- Где вы хотели бы встретиться?

- Не мог бы он подъехать ко мне в гостиницу? Я плохо ориентируюсь в городе.

- Да, хорошо. Какой номер?

Мы поговорили еще немного, и я отключил телефон. Стресс вновь захватил меня. Сегодня в четыре? Ну что ж, посмотрим.

Соседний номер и так был свободен, а номер напротив освободили по договоренности с администрацией - жильца попросили о содействии. Группа захвата заняла свое место в 15.00. Перед этим окрестности были тщательно просканированы, и слежки в этот раз не обнаружено. Таинственная организация словно потеряла ко мне всякий интерес.

До четырех я гонял на телефоне шарик в лабиринте - на что-то более осмысленное меня не хватало. Это было как в окопе перед атакой - наверное.

Я подозревал, что и десять полицейских, рассредоточенных по соседним номерам, не помогут. Пусть даже его схватят, но меня-то прикончить он все равно успеет.

Но что делать? Я же вчера, лежа вот тут и стуча зубами, поклялся себе самому, что не брошу это дело и не спрыгну на ходу. Я же себя уважать не буду.

Периодически я выглядывал в окно, но как и следовало ожидать, никого не заметил. Ровно в четыре в мою дверь постучали. Я поднялся. Щелкнул замком.

Я ожидал его увидеть - и все равно едва не вздрогнул, едва сдержал заколотившееся сердце. Он был довольно похож на фоторобот, как говорила Шеферша, "типичный немец", чуть повыше меня ростом, сероглазый блондин, коротко стриженный и гладко выбритый, с узким точеным лицом.

Алисы с ним не было, у меня отлегло от сердца. Хватило ума не втягивать Алису в это дело.

Преступник шагнул в комнату. Он почему-то внимательно вглядывался в мое лицо, даже жадно, словно искал во мне чего-то. Потом протянул руку. И я пожал ее.

- Здравствуй, Клаус, - сказал он, - я давно тебя не видел.

- Мы с вами знакомы? - спросил я с удивлением. Он улыбнулся.

- Давай сядем... Выпить есть что-нибудь?

- Только вода, - я достал два стакана.

- Давай воды. Жарко сегодня. Да, Клаус, мы знакомы. Извини, что я так... и что я сразу на ты. Ведь это естественно, я тебя вот таким еще видел, - он показал рукой чуть ниже уровня стола.

- Вы знаете моих родителей? - эта его манера обезоруживала меня, я не знал, как себя вести.

- Да, знаю. Кстати, я не представился. Меня зовут Анквилла. Анку Виллара, сокращенно Анквилла. И конечно,я знаю твоих родителей, ведь твой отец приходится мне племянником. Я твой двоюродный дед, Клаус. При рождении меня назвали Вернер - Вернер Оттерсбах.

Отправляясь сюда, я совершил непростительную оплошность: я даже не знаю здешнего телефона "Скорой помощи". А ведь она, похоже, может понадобиться. Впрочем, я всегда могу позвать на помощь свою группу.

Да и самому уже приходилось иметь дело с психами.

- Извините, - мягко сказал я, - я понимаю, вы откуда-то знаете нашу семейную историю. Но подумайте логически. Вы должны быть братом Франца Оттерсбаха, моего деда, так? Моему деду под девяносто, он сейчас в доме престарелых, сидит в инвалидном кресле. Вам... сколько вам лет? Пятьдесят?

- Мне девяносто два года, - просто ответил Анквилла. И снова улыбнулся, у него была хорошая улыбка, светлая, обезоруживающая, - Клаус, я не сумасшедший. Я действительно Вернер Оттерсбах. Был Вернером Оттерсбахом. Мы живем долго, очень долго. У нас есть средства продления жизни... если, конечно, генетика соответствует. И мы до ста пятидесяти-семидесяти выглядим как люди среднего возраста. Алиса ведь объяснила тебе насчет другого вида?

- Вы - представитель другого биологического вида, чем ваш брат, родители и племянник?

- У Франца тоже много генов амару. Не так много, как у меня - но он довольно сильный полукровка. И родители тоже. Эти гены передались и твоему отцу. У тебя абитур, ты должен представлять общую биологию, передача генов - случайный процесс, у одного человека в семье концентрируются одни аллели, у другого - другие. Пойми, наши виды тысячелетиями жили вместе и скрещивались. Не очень успешно, кстати, например, у нашей мамы было много выкидышей.

Анквилла залпом выпил свою воду. Налил еще. Я вспомнил, что и моя мама всегда с завистью говорила о многодетных и хотела завести вообще-то минимум пятерых, зарплата отца это позволяла, а сама она могла подрабатывать дома. Что ей помешало? Ведь нас всего двое, и то - с разницей в десять лет.

- Ты знаешь, Клаус, я рад... тебя просканировали еще там, в Германии. У тебя по 13 маркерам из 16ти полное совпадение. Ты практически чистый амару. Я когда узнал об этом... знаешь, мне было очень приятно. Вообще-то свою семью следовало проверять в перую очередь. Я думал сначала завершить дело с Алисой. Она тоже амару, как и ее дочь. Но раз уж ты так горишь желанием со мной встретиться, мы поговорим сейчас.

- Дедушка сказал, что вы были в Сопротивлении. И погибли в тюрьме.

- Да. Так и есть. Только я там не погиб, конечно. Просидел пять лет. В конце войны амару нашли меня. Они и тогда уже искали по всему миру возможных кандидатов. У нас еще не было сканеров, и это было сложно, требовалось взять кровь или ткани на анализ.

- Так эта организация существовала уже и тогда?

Родственник поглядел на меня и рассмеялся.

- Ты что, Клаус? Какая организация? Что ты навоображал себе? Вид, биологический вид амару. Он всегда существовал, уже пятнадцать тысяч лет, как он существует.

- Вам не кажется, что это отдает нацизмом? - спросил я, - если вы сами были в Сопротивлении?

- Отдает... - он задумался, - да. Именно то, что я был в Сопротивлении, долго мешало мне это принять. Тоже щепетильный был. Тоже все казалось - отдает. Но это не нацизм - это констатация факта. Тебя же не смущает, что на земле существовали неандертальцы и другие биологические виды человека разумного?

- Но вы же считаете, что отличаетесь в лучшую сторону от остальных?

- В лучшую? - Анквилла покачал головой, - нет. Мы просто хотим уйти. Отделиться, понимаешь? С самого начала, с катастрофы, которая уничтожила наш мир, мы пытались жить вместе с урку - со вторым видом. Это было нашей ошибкой - мы верили, что все виды разума одинаковы. Некоторые из нас пытались воспитать урку, построить их под себя - так возникали религии и учения. Большинство были просто жертвами в мире урку, потому что мы не умеем бороться за власть, не умеем толком защитить себя. Мы хотим уйти от них, пусть они живут сами по себе - а мы сами по себе. Вот и все. Это движение называется хальтаята, его последователи - хальту.

- Как вы поняли, что вы отличаетесь от этих... урку?

- Всегда существовали скрытые, потаенные поселения, где жили одни амару. До наших времен дожил только один город амару - в Тибете.

- Шамбала, - предположил я. Анквилла неожиданно кивнул.

- Эта легенда имеет реальное основание. Но сейчас уже построены и другие города, один из них - в России. Нас становится все больше. Клаус... ты можешь присоединиться к нам. Ты ведь амару. Это... это совсем другая жизнь, ты поймешь.

Мне вспомнилась Алиса с ее энтузиазмом - "это совсем другие люди"!

- Жить долго, очень долго и быть здоровым. Заниматься любимым делом, учиться, потому что интересно, а не потому, что нужен диплом. Работать не ради денег, а потому, что хочется помочь людям, и потому что интересно. Жить в окружении таких же занятых делом, серьезных, увлеченных людей. Жениться на женщине, которая всю жизнь будет тебе верна. Клаус, ты представить себе не можешь, какое это... облегчение. Какой может быть жизнь - среди своих. Я так живу уже больше полувека, и знаешь - мне никогда не надоест.

- А как же эти... урку? - скептически поинтересовался я, - они не хотят жить по-человечески?

- Хотят, но у них другое представление о человеческом. Клаус, урку выиграют, если мы открыто признаем свое существование и начнем жить отдельно. Мы создадим для них условия - какие они захотят сами. Мы ведь не собираемся убивать их, упаси Боже, или превращать в рабов.

Он огляделся в комнате. Встал, подошел к стенному шкафу. Достал из сумки небольшой прибор с раструбом, раздалось короткое гудение и щелчок, будто нечто развалилось на части.

- Извини, - сказал Анквилла, повернувшись ко мне, - твои друзья оставили здесь подслушивающее устройство. Это не в моих интересах, ты понимаешь...

Я хмыкнул.

- Можно просто говорить тихо и быстро. И они не смогут это расшифровать, у них нет людей, настолько хорошо знающих немецкий, - посоветовал я.

- Неплохой совет, спасибо, - Анквилла снова уселся за стол, - ну что, Клаус. Я думаю, будет лучше, если ты будешь задавать вопросы. Я постараюсь ответить, как смогу.

Признаться, я растерялся. Вопросов было море. Я вообще не ожидал такой беседы, и честно говоря ,толком не подготовился. Надо было продумать все варианты вместо того, чтобы шарик по лабиринту гонять.

Хотя мог ли я предположить, что преступник - мой собственный двоюродный дед?

Причем я понимал, что это правда. Да и зачем бы он стал мне врать?

А может быть, как раз и проверить для начала этот факт?

- Если вы действительно... Вернер Оттерсбах... знаете, такая шкатулка с жемчужным бисером? Черная, и бисером на ней - цветы.

- Мама хранила в ней пуговицы, я знаю, - ответил Анквилла, - мы их таскали для игры... игра у нас такая была, в пуговицы.

Черт возьми! В наше время эта шкатулка хранилась в стенке, теперь со старыми фотографиями, и отец порой рассказывал ее историю, и раньше в ней действительно хранили пуговицы.

- Откуда она взялась у прабабушки?

- Подарили на свадьбу, - без запинки ответил Анквилла.

- У дедушки... деда Франца шрам на предплечье. Откуда?

- Мы баловались с отцовскими реактивами. Сделали нитроглицерин. Ему тогда было десять лет.

Я порылся в памяти. Нет, слишком мало я знаю об истории своей семьи. Да и разве этого недостаточно? Чего я еще от него жду?

Это мой двоюродный дед. Невероятно, да, но что в этой истории - вероятно? Что в этой истории обычно и нормально?

- Ты, значит, общался с моими родителями? Со мной в детстве? - тихо спросил я.

- Нет, конечно. Но я видел их, видел тебя. Издалека. Немного наблюдал за вашей жизнью. Вы же мне не безразличны, и Франц, и вы - вы мне родные люди. Если бы что-то нужно было, я бы помог. Но вы и так неплохо жили.

- Как ты убил Шефера? - спросил я, - почему в теле не нашли пуль?

- Для материальной культуры амару, - ответил он с готовностью, - всегда были характерны самоуничтожающиеся предметы. Их разрабатывали еще десять тысяч лет назад на материке, который вы называете Атлантис, а мы - Лаккамару. В частности, нам было несложно создать и такие пули. Они удобны - не оставляют вещественных доказательств.

Дед протянул мне небольшую выпуклую линзу, почему-то ярко-красного цвета. Я повертел линзу в руках.

- Что это?

- Микрокибер... неважно. Видишь там пятнышко синее? Нажми на него с силой и положи линзу на стол.

Я отыскал на поверхности линзы крошечное, скорее уж фиолетовое пятно, надавил. Положил предмет на стол, несколько секунд ничего не происходило, а затем линза начала словно таять, уменьшаясь в размерах. Куда девалось вещество - было неясно, хотя когда я приблизил взгляд к линзе и пригляделся, то заметил легкий розовый ореол вокруг нее - похоже, она просто испарялась. Я осторожно прикоснулся к тающей линзе - температура ее не изменилась. Через пару минут поверхность стола была совершенно пуста.

- Вот так это происходит, - кивнул Анквилла. Я посмотрел на него внимательно.

- А как тебе удалось выйти из закрытой комнаты? И Лауру вывести?

- Комнату, конечно, пришлось открыть. Но кибер можно запрограммировать на то, чтобы он задвинул защелку и самоуничтожился. А как мы вышли... подожди...

Анквилла порылся в сумке. Достал несколько более громоздкий прибор - величиной с томик универсального словаря Дуден.

- Лан-генератор, - пояснил он, - портативные разработали не так давно. Практически непробиваем для вашей техники. Вообще-то стационарный лан-генератор существует уже более тысячи лет. Поэтому вам не найти наши города.

Он что-то покрутил в приборе и вдруг - исчез. Начисто. Я вздрогнул. Так, спокойно. Как-то ведь они должны были выйти. Технологии, никакой мистики. Я протянул руку - интересно, можно ли нащупать невидимое под этим генератором? Едва мои пальцы достигли места, где по прикидкам уже должен быть дед, руку ощутимо повело в сторону. Удивительно, я не чувствовал преграды или барьера, просто мышцы как-то сами двигали конечность в другом направлении. Да, собственно говоря, уверен ли я, что дед сидел именно вот здесь? Мне кажется, стул был сдвинут дальше к окну. Я проверил рукой пространство, где вроде бы должен быть Анквилла - но там было пусто.

Без звука дед возник снова - но на полметра дальше, чем я искал его, и я тут же сообразил, что конечно, там он и сидел - какого рожна я начал искать его ближе к окну? Светлее там, что ли?

- Лан-генератор обманывает органы чувств. Все органы чувств. Оптическая память тоже нарушается, - пояснил дед. Я поежился - не люблю таких штучек.

- Радары он тоже обманывает. И любые приборы. Принцип действия... ну это мы потом успеем обговорить, если захочешь. Ну как - теперь понятнее, что происходит?

- Да, - сказал я, - что ж, дело раскрыто. Дико, конечно... но мне сразу было ясно, что раскрыть это дело без привлечения мистики или новых технологий не получится.

Я помолчал.

- Ты можешь задавать вопросы, - напомнил Анквилла.

- Значит, вы хотите... мирового господства?

- Мы хотим отделиться, - упрямо повторил он, - а что из этого выйдет... Как принято в мире урку - победит сильнейший. Поверь, если бы мирное сосуществование с урку было возможно, мы бы ставили целью именно его.

- Наш мир состоит не только из урку, если я правильно тебя понял. Я амару, но я вырос в этом мире... и всегда стремился его защищать. В этом мире есть ученые, поэты, художники - амару.

- Тебе было хорошо в этом мире? Тебе, амару?

Я задумался. Принято считать, что современному немцу не на что жаловаться - как можно жаловаться, когда в Африке люди умирают с голоду, а в Китае работают по 12 часов в день за несколько долларов?

Да и если сравнить мою жизнь с жизнью большинства моих соотечественников - я был счастливее их. Я вырос в полной приличной семье, мои родители неплохо обеспечены и образованны, я легко закончил гимназию. Не сравнить с ребенком безработных со Шварценберга, например.

Но было ли мне хорошо? Что было с моей личной жизнью - лучше уж не вспоминать. А профессия? Я не признавался себе в этом - но ведь я зашел в тупик. Конечно, говорил я себе, всем приходится отказываться от романтических мечтаний юности и просто тянуть рабочую лямку. Вот я и тянул... Так что же в моей жизни было таким замечательным - безалкогольное пиво без ограничений?

- Трудно сказать, - выразил я итог всех этих размышлений.

- Мы называем этот мир урканским, потому что урку в нем занимают главенствующие позиции. Всегда. Амару никогда не попадают в правительства, и если - то играют в них второстепенную роль советчиков и консультантов. Амару не становятся мультимиллиардерами. Миллионерами - случается, да. Но ни одно серьезное решение в этом мире не принимается амару. Это мир - урку. Точно так же его можно назвать миром мужчин, хотя он наполовину населен женщинами - все решения в политике и экономике по-прежнему принимаются только мужчинами. Кстати, это тоже проявление биологии урку - у них сильно выражен половой диморфизм и доминирование самцов. У нас - нет.

- Но этот мир худо-бедно существует. Вы хотите его уничтожить?

- Мы хотим его изменить, только и всего. Мы вообще не любим что-либо уничтожать. Мы постараемся свести число жертв к минимуму.

- Много было таких... желающих изменить мир, - пробормотал я, - делящих человечество на группы.

Анквилла неожиданно грустно улыбнулся.

- Я понимаю тебя, Клаус. Я так же рассуждал. Я и не рассчитываю убедить тебя прямо сейчас. Меня больше года не могли убедить. Даже когда я понял, что я - амару и назад пути нет, я долго не мог принять хальтаяту. Кстати, ее не обязательно принимать, у нас ведь нет принуждения к чему-то. Знаешь, каким меня привезли в Тибет? Я умирал, Клаус. Крайняя степень истощения - видел, наверное, фотографии узников лагерей? Вот и я так же, ребра наружу, глаза навыкате. Но мне было еще хуже, ведь я в тюрьме гестапо сидел, меня били пять лет. Кости переломаны, гнойники, рубцы. Пять лет кошмара. И вот потом, когда я только чуть восстановился, мне начали все это рассказывать... про разные виды, про хальтаяту. Для меня все это звучал как нацизм... я долго не мог понять, инстинктивно отталкивал эту идею.

Я молчал, глядя на него. Он и сейчас выглядел не слишком раскормленным. Что-то в нем осталось от тех пяти лет. Выражение глаз - нечеловечески спокойных. И теперь я видел небольшой лапчатый шрам на шее - если уж он не зажил за 70 лет, то каким страшным был тогда?

Мне было его жалко, этого молодого старика. Гораздо жальче, чем умирающего дедушку Франца. Этот человек прошел такое, что никому из нас и не снилось. Прошел - и не сломался, выдержал, остался собой, остался человеком.

Смог бы я так? Сомневаюсь, очень сомневаюсь. Пусть я даже его внучатый племянник. Мы слишком избалованы, слишком много заботимся о себе.

- Родители никогда не говорили о тебе, - тихо сказал я, - я не знаю, почему. Я бы гордился... что у меня такой предок.

- Ну вот - гордись, - улыбнулся Анквилла.

- Но потом... тебя вылечили они, амару?

- Да, конечно. Меня вылечили. Я прожил счастливую жизнь. Мне уже никогда не снится тюрьма, уже много лет. Я женился на прекрасной женщине, она и сейчас моя любимая. У нас двое детей, они взрослые, сын генетик, дочь занимается космической техникой. Есть маленькая внучка. Я живу среди своих - я же говорю, это невозможно даже представить. Это как рай, который обещали церковники - но прямо здесь, на земле.

Он посмотрел мне в глаза.

- Клаус... пойдем со мной. Я знаю, что здесь полиция, но ты же видишь, мы легко можем выйти отсюда. Это не проблема. Пойдем со мной, малыш, ты же амару, я отвезу тебя в новый город, вместе с Алисой, ты увидишь, как у нас все...

- Дед, - сказал я, - но ты все-таки убил Шефера.

- Ты считаешь, эта мразь не заслуживала смерти?

Я вдруг вспомнил.

- Шефер - сын начальника тюрьмы?

- Да. Его папаня был начальником, когда меня ломали там. А потом неплохо устроился в послевоенном мире, как и большинство бывших нацистов - ведь все они принадлежали к приличным, уважаемым семьям, кто же их даст в обиду... Но я бы простил это, это ничего не значит, это сын, а не отец. Однако ты же понял, что за тварь сам этот банкир...

- Да, конечно.

- У него еще сперма капала с пениса... Я ни секунды не думал.

- Хорошо, пусть так. А Макса? В чем был виноват Макс?

- Он не был виноват. Просто он угрожал нам оружием. Вынул пистолет и приказал сдаться. Можно было и сдаться, конечно, но тогда все бы осложнилось, в первую очередь для Алисы.

- И ты решил проблему самым простым образом. Нет человека - нет проблемы, да?

- Это война, - тихо и спокойно ответил Анквилла.

- Ты берешь на себя право судить и решать, вот что страшно. Вы, амару - выше простой человеческой морали.

- У нас своя мораль. Сообщество амару одобрило бы мой поступок.

- Вот это - своя мораль - и есть самое страшное во всей ситуации.

- Ты не был на войне, Клаус.

- Я отказался от войны, - сказал я четко, - потому что война для меня омерзительна. Я не хотел стрелять в невинных. Я не хотел даже их бить, крутить руки, брызгать перечным спреем. Мне это мерзко. И это - мой опыт. Не надо тыкать мне отсутствием опыта. Я, может быть, такого вашего опыта - не хочу. Макс был нормальным хорошим парнем. Для тебя он - урку, и значит, недочеловек, значит, его можно уничтожить. Извини, дед. Ты боролся с нацистами, ты был героем... но чем ты сам-то сейчас лучше их?

- Я не знаю, кем был Макс, у меня нет его анализа, - устало возразил Анквилла, - я убил его, потому что он пытался сделать это с нами.

Он махнул рукой.

- Я и не ждал, что ты вот так сразу поймешь. Алиса - та поняла сразу. У нее отобрали ребенка, она прочувствовала на себе мерзость этого мира - кожей, кровью своей, как и я когда-то. Ты прав, конечно же, ты говоришь, как типичный амару - война омерзительна. Но Алиса знает, почему все-таки нужно воевать и почему приходится убивать - а ты этого понять не можешь.

- И что мы будем делать? - поинтересовался я. Злость и обида клокотали во мне. Он задел что-то очень глубинное... болезненное. Я не мог еще понять, что это такое, но мне было обидно.

- Если ты не хочешь пойти со мной... ведь не хочешь? Мы сделаем просто. Ты ляжешь на диван и заснешь. Я выйду под лан-генератором. Позже ты объяснишь, что я загипнотизировал тебя и вообще владею гипнозом.

- Не проще ли тебе сразу уж меня убить? - желчно спросил я. Анквилла покачал головой.

- Ведь ты мой внук, Клаус. Да и ты же умный человек и не станешь мне мешать выйти... И у тебя нет оружия.

Он встал. Я вдруг ощутил, что меня неудержимо клонит в сон - и в самом деле... Голова закружилась, я мягко стукнулся затылком о спинку дивана.

Последние слова Анквиллы прорвались сквозь наплывающий сизый туман.

- До встречи, Клаус!

Алиса улеглась спать одетой, на диване - вставать нужно было в четыре утра. Анквилла присел рядом. Алиса пожаловалась.

- Мне кажется, я не засну... Господи, я так волнуюсь, ты не представляешь! Ведь я восемь лет, восемь лет ее не видела! Она уже девушка.

Ее нисколько не волновало то, что завтра она увидит поселение амару.

Анквилла положил руку на голову Алисы, провел ладонью по волосам.

- Спи, - сказал он, - немножко надо поспать. Все будет очень хорошо, вот увидишь.

Он сосредоточился и послал усыпляющий импульс. Седьмая ступень ятихири. Как все полевые агенты, Анквилла овладел ею. А это - полное управление не только своим телом, психикой, но и окружающим пространством и психикой окружающих людей. Если, конечно, они доверчивы и поддаются внушению. С этим упертым русским детективом такое не прошло. Пришлось стрелять.

Алиса закрыла глаза и задышала ровно. Анквилла посидел немного, глядя на лицо женщины, разгладившееся во сне, полудетское. На его губах бродила тень улыбки. Анквилла думал о том, сколько раз уже было так, сколько братьев и сестер амару с изломанными судьбами, искалеченными душами, а иногда и телами он вытащил из этой западни, вернул в имата, к своим. Домой.

Он поправил одеяло на Алисе, встал, вышел в соседнюю комнату. Поставил на стол плоский прибор, похожий на зеркальце. Провел ладонью по его поверхности, и та замерцала, заискрилась, поплыла кругами, и вот муть расступилась, и в центре возникло лицо Инти, почти не изменившееся за последние 65 лет, глаза цвета грецкого ореха. Анквилла подпер рукой подбородок. С минуту они просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова.

Потом Инти сказала - ее голос звучал, как музыка.

- Здравствуй, Анк.

- Здравствуй, - сказал он почти шепотом, - мы так давно не разговаривали. Почти неделю.

- Но завтра мы уже увидимся.

- Но я не хочу ждать до завтра.

- Я тоже не хочу. Спасибо, что позвонил.

- Алиса здесь. Готовься завтра.

- У меня все готово.

- Как там Лаура?

- Хорошо, - задумчиво сказала Инти, - все в порядке. Ты знаешь, кажется, у нее появились друзья. Компания, двое мальчиков, две девочки. Ничего сложного нет. Несмотря на такой тяжелый анамнез. Ты же знаешь, амару довольно трудно сломать. Что с нами ни делай, мы все равно всплывем.

- Она знает, что завтра?

- Да, конечно. Я готовлю ее - пытаюсь объяснить, что мама - это обычный человек, а не королева ангелов, которую она, кажется, ждет. У нее преувеличенные представления о матери, которые складывались годами. Мечта.

- Алиса действительно хорошая мать, я уверен.

- Реальный человек все-таки отличается от мечты. Довольно сильно.

Инти очень редко работала во внешнем мире с Анквиллой. Ее знания были слишком ценными - со временем она стала еще и психологом, и теперь как врач-психолог занималась, в числе прочего, восстановлением людей, возвращаемых в имата из внешнего мира. Лечила, восстанавливала психику, помогала социализации. Они уехали из Шамбалы,теперь их дом был в новопостроенной имата, куда завтра собирался ехать Анквилла. Там же проживал их старший сын, Коллана со своей женой и дочуркой Келлой, а дочь Панкара поселилась на другом краю земли, в Южной Америке.

- Что там Келла? - спросил Анквилла. Инти улыбнулась, в ореховых глазах заплясали искры.

- Она похожа на Панку. Сумасшедшая. Забралась на кедр и прыгала оттуда с простыней - парашютистка, видишь ли! Повезло, что внизу оказался куст - но теперь она вся исцарапанная.

- О, а помнишь, как Панка построила дисколет?

- Еще бы. И они сигали на нем с обрыва.

- Честно сказать, хотя у меня была довольно бурная жизнь... но это был единственный раз, когда я реально намочил штаны от страха.

- Сейчас с Панкой лучше и не обсуждать ее работу, потому что не только намочишь штаны, но и ночью спать не будешь.

- Скорее бы она уже что ли родила кого-нибудь... хоть пару лет можно будет пожить спокойно, - вздохнул Анквилла. Инти хмыкнула.

- И не мечтай, дедуля.

- Ну ладно, увидимся завтра. Инти-солнце.

- Возвращайся домой, Анку Виллара. Возвращайся скорее. До встречи!

До Новосибирска летели самолетом, всего два часа - недалеко. Потом перебрались на вокзал, и еще три часа ехали на электричке.

На дальней станции, где тайга подступала к самому полустанку, для них были оставлены лошади.

Алиса умела ездить верхом, это прояснили заранее. И это был самый быстрый и доступный способ - если, конечно, не считать воздушного сообщения - добраться до имата.

- Дисколеты, к сожалению, в дефиците, - объяснял Анквилла, - и потом, их часто не удается полностью скрыть. Лишняя легенда о летающих тарелках... Словом, в таких вот случаях, когда нужно доставить одного человека, и он не болен, не ранен, мы стараемся обойтись без вызова дисколета.

- Я с удовольствием проедусь верхом, - отвечала Алиса.

Они оседлали низкорослых выносливых лошадок рыжей и гнедой масти. Длинноногий Анквилла выглядел на своей кобылке смешно, как Дон Кихот на осле Санчо.

- Если пойдем быстро, к восьми будем уже дома. В крайнем случае вызовем помощь, и нас доставят быстрее, ночевать в тайге не будем.

- Ты не волнуйся, я сильная и умею ездить, - ответила Алиса, - я занималась в молодости.

Они то тихо ехали рядом, то пускали лошадок легкой рысью. Иногда Анквилла уходил вперед по узкой тропе, и Алиса ехала вслед за ним, пробиваясь через тайгу. На широких прогалинах и полях можно было двигаться рядом и разговаривать. Алиса расспрашивала проводника об имата.

- Все же удивительно, что вы построили город именно в Сибири.

- Мы несколько новых имата заложили. Шамбала ведь не резиновая, знаешь ли, - смеялся он, - и все новые города - в труднодоступных местах. Пока мы еще не можем открыться.

- А когда сможете?

- Подсчитали критическое число - когда нас будет по крайней мере десять миллионов.

- Но в мире амару больше!

- Да, но нужно хотя бы десять миллионов тех, кто сознает себя амару.

- Но здесь такой холод... как здесь жить?

- Нам это безразлично. У нас же нет сельского хозяйства, которое бы зависело от климата и почвы.

- Как эта имата, еще раз, называется?

- Лаккамири.

- Подожди... сейчас соображу... Лакка - земля, это ясно. Мири... Камири... богатая?

- Да, богатая земля, Лаккамири. Ты здорово соображаешь в языках! Выучишь ару за пару дней, точно.

К вечеру они подъехали близко к имата, по компасу, и тогда Анквилла стал посылать запросы по радио. Вскоре пришел ответ, и лан-генератор перешел в режим мерцания, так что они смогли увидеть имата - торчащую над деревьями верхушку пирамиды, и нырнуть под поле.

Анквилла всегда очень любил этот момент приближения, когда подходишь к имата на лошади или пешком, или на других наземных средствах передвижения. Лаккамири раскинулась на холме, и они ехали теперь по широкой дороге, идущей к воротам города - лан-поле накрывало имата с большим запасом, чтобы не приходилось выходить из-под его защиты, если хочется погулять в тайге.

Вначале ты видишь только верхушку пирамиды - энергостанции. Теперь их строят из железобетонных плит, но посторонний глаз был бы поражен сходством этой модели с египетской или мексиканской. Каменный исполин открывается все больше, и вот на очередном повороте ты уже видишь под ним аруапу - центральную площадь, и вокруг - спираль построек, веселые башенки, здесь их часто делают в русском стиле, пестреют и золотятся луковки над крышами домов, в зелени садов тонут синие и белые купола. Неспешно течет по садам общая для всех река, Верхний поток, впадающий под холмом в широкое синее озеро, по-северному спокойное и светлое.

А потом до тебя доносятся звуки - звонкий лай собак, крики играющих ребятишек. Задумчивый пересвист флейт. Плеск реки. Грудной женский голос, поющий старинную песню в саду. Взрев мотора где-то в мастерских, стук и грохот строительства на окраине. Чья-то импровизация на скрипке. Плач младенца. Радостная какафония весеннего вечера. Ты уже не видишь города, он слишком близко, его не разглядеть - зато на дороге возникают резные деревянные ворота - они ничего не закрывают, вокруг Лаккамири не построено стен, кроме лан-поля; эти ворота - просто арка, для красоты, они всегда открыты. Они приглашают. И там, за воротами, получившие твой сигнал, уже ждут близкие. Они не бегут навстречу - они просто стоят и ждут.

И ты въезжаешь в город.