90-110-й день лета
Джейм последовала вслед за Медведем к его логову, двигаясь по его кровавым следам. После того, как охрана заперла его внутри, Комендант некоторое время постоял перед дверью, неподвижный и задумчивый. Затем он повернулся, в вихре своей чёрной куртки, и ушёл. Когда все шаги угасли вдали, Джейм проскользнула внутрь через заслонку для подачи пищи.
Комната была почти такой же, как она помнила, темной, жарой и душной, но теперь у неё было время, чтобы увидеть, что в остальном она была довольно удобной, с прочной мебелью, яркими и живыми (пусть и плохо различимыми) гобеленами и игрушками, вроде маленьких деревянных солдатиков, соблазнительно разбросанных по всему полу. Комендант сделал для своего брата всё что мог. К сожалению, Медведь никоим образом не мог содержать всё это в чистоте, а любые стены начинают причинять боль, если из них нельзя вырваться.
Большой рандон упал в своё разодранное кресло перед камином и теперь не спеша снимал защитную маску, всё ещё запутавшуюся в его когтях. Он, должно быть, специально прихватил её, подумала Джейм, чтобы поиграть как с головоломкой, хорошее развлечение для столь повреждённого мозга. Он хмыкнул, увидев её, но не встал. Учитывая состояние его голых ног, она этому не удивилась. С его ногтями на ногах всё обстояло гораздо хуже, чем она предполагала: некоторые из них настолько сильно закрутились вниз, что их острые кончики проткнули толстые, мозолистые подошвы его ног. Как он вообще мог ходить, тем более драться, изумилась она.
С одного края комнаты стоял стол, на котором лежали свежая еда и питьё. Кроме того, в одной из стен она обнаружила маленькую ручку, позволяющую качать наверх воду из бьющих под Старым Тентиром ключей. Она нагрела воды в тазу на огне и, в конце концов, уговорила Медведя погрузить в неё ноги. Вода немедленно стала чёрной от грязи. Несколькими тазами позже, когда пальцы его ног очистились и начали сморщиваться, она вытащила наружу огромную, волосатую ногу, примостила её на своём бедре и начала с трудом вытягивать врезавшийся ноготь наружу из мозолистой ступни. Медведь взбрыкнул и чуть не отправил её в камин. Ей не приходило на ум, что такой большой человек мог так бояться щекотки.
— Что мне действительно нужно, — сказала она ему, поднимаясь, — это кусачки для ногтей, которые используют на псарне. И, может быть, тонкий напильник.
Тем не менее, в данный момент, ей придётся обойтись своим ножом. Она, наконец, вытащила наружу первый коготь, что больше напоминало выдёргивание гвоздя из доски, и подрезала его игольчатое остриё. Другой появился красным на конце, с вяло сочащейся кровью и слабым душком гниения. Кендаров не так-то просто заразить. И всё же, Медведю очень повезло, что он не заработал что-то посерьёзней, чем это. Пока она подрезала смертоносные, переросшие кончики, ей пришло на ум, что, возможно именно это Медведь и пытался сделать, когда они вручили ему Белый Нож. Жизнь в нём была слишком сильна, чтобы оборвать её одним ударом, но никто не должен страдать от постоянно болящих ног. Такая простая вещь — возможно слишком простая для любого другого, кроме ещё одного Аррин-Тари, чтобы её заметить.
— Вот, — сказала она, откидываясь назад на пятках. — В следующий раз я принесу подходящие инструменты и сделаю работу как следует, с твоими руками тоже. Эти ногти всё ещё нуждаются в обработке напильником.
— Д-д-д-д-д…
— Добро?
— Д-д-д-д-д…
— Девушка?
Он склонился вперёд и неловко похлопал её по голове. К несчастью он использовал для этого руку, всё ещё обмотанную торчащей во все стороны проволкой, так что потребовалось некоторое время, чтобы распутать её волосы, не вырывая их с корнем.
Может мне стоит попросить Руту сделать мне новую шапочку, да и перчатки заодно, подумала Джейм, пролезая назад в коридор. Длинные, красивые локоны были всем хороши, но только, если люди не будут продолжать пытаться содрать с неё скальп… и будь она проклята, если согласится на короткую стрижку, как бы сильно ни ворчал по этому поводу Харн.
Вслед за этим последовали ещё занятия с Медведем, не столь драматичные, как первое, но всегда бесценные.
Харн не появлялся, о чём Джейм весьма сожалела. Хотя их ситуации были очень разными, она хотела, чтобы Харн мог увидеть, что Медведь не был чудовищем, так что, распространяя это шире, он мог начать меньше чувствовать монстром и самого себя. Она, безусловно, воспринимала всё это гораздо легче, по крайней мере, эту особенность своей природы шанира, которая была у неё с детства — не то чтобы она высоко ценила то, что её угораздило родиться одним из домашних монстров их бога. Конечно, лучше всё же иметь хоть такое оружие, чем оказаться лицом к лицу с жизнь безоружной. Каким бы ни было её наследство, что важнее, то, что она делает с ним — или оно с ней? Каждый раз, когда её мысли достигали этой точки, она всё ещё чувствовала неопределённость и сомнения. Обладает ли она свободой воли в этих вопросах, или же её кровь прокляла её, чтобы она не делала? Но принять последнее, означало отказаться от ответственности за собственную судьбу, как это сделал Отрава, и посмотрите, куда это его привело.
Во всяком случае, для неё оказалось невозможным общаться с Медведем, не видя его, что так легко получалось с Марком, при схожих обстоятельствах.
И Медведь получил эту ужасную рану, сражаясь в бессмысленной битве, которую вёл ей отец. Если хотите, именно там лежало истинное безумие, выпрыгнувшее из её собственной крови, взращённое в разбитом мире, который эта кровь создала.
Она была уверена, что упражнения оказали бы благотворное влияние на нрав и здоровье Медведя и с радостью устроила бы ему полночные прогулки или спустилась с ним вниз, к одному из бассейнов с горячей водой в зале тлеющего железного дерева, чтобы устроить ему надлежащее мытьё. Однако дверь его комнаты была оснащена замком, который ей так и не удалось вскрыть, возможно потому что это была работа кендар, а Медведь определённо не мог сжаться настолько, чтобы протиснуться через заслонку. По крайней мере, она смогла выстирать и починить его одежду, как только сумела убедить его раздеться — операция, после которой он сжался голым, так глубоко под своей кроватью, как только смог забраться, ярко алый от смущения, вероятно желая, где-то в глубине своего одурманенного мозга, чтобы эта безумная особа Норф, с её фетишем касательно чистой одежды, никогда не появлялась в его жизни.
Жур обычно оставался в наружном коридоре. Через него Джейм иногда ловила намёк на чьё-то позабавленное присутствие снаружи, но когда она выскальзывала через заслонку, чтобы проверить, вокруг не было никого, кроме барса, который порой катал по полу экзотический фрукт или нового игрушечного солдатика для Медведя.
Дни разгара лета миновали. Джейм провела их, разрываясь между уроками и обязанностями по казарме, жеребёнком раторном и кобылой винохир, Медведем и всё меняющемся набором серых шарфов главных рандонов, которые, похоже, всегда оказывались рядом, наблюдая, в самые худшие, из всех возможных, моменты.
Хорошей стороной было то, что Бел-Тайри быстро поправлялась.
— Она скоро будет годной для верховой езды, — сказал мастер-лошадник, бросив на Джейм косой взгляд.
Однако, Джейм не имела ни малейшего представления о том, позволит ли Бел подобную вольность. Насколько она могла понять, Бел всё ещё была связана с её прабабушкой или, по крайней мере, с кровью, которая привязала душу Кинци к её посмертному знамени. Смерть оказалась, как минимум, не менее сложной, чем жизнь.
Жеребёнок продолжал бегать диким и необузданным. Однако, при наличии Бел в качестве компании, он больше не беспокоил вернувшийся на старое место табун, так что, за исключением случайных свидетелей, только Джейм и мастер-лошадник знали, что он всё ещё крутится поблизости. Порой мастер притаскивал сбрую и корды, но в тех, крайне редких, случаях, когда жеребёнок позволял всё это на себя надеть, то делал это только ради удовольствия разорвать упряжь на части. Понятное дело, что обычные тренировки для него даже не обсуждались.
— Ладно, — со вздохом сказал мастер, наблюдая как жеребенок гарцует, сбрасывая прочь разорванные кожаные полосы и истрёпанную верёвку. — Я что-нибудь придумаю.
Джейм очень на это надеялась. У неё было странное чувство, что они никогда не будут полностью самодостаточны друг без друга, но как она сможет ездить верхом на подобном создании, если она всё ещё едва могла удержаться на тихой и спокойной лошади с урока верховой езды? Забудь про удила с уздечкой. Как и с винохир, она чувствовала, что жеребёнок не собирался никому подчиняться. Недоузок, быть может, ради создания внешней видимости. Хотя самое меньшее, что ей потребуется это седло с тугой подпругой и стремена.
Кроме того, он был молод, также как и она. У них было время.
Больше тревожили известия о том, что племена холмов начали совершать рейды ещё глубже на юг, и вели себя всё более агрессивно. На горных лугах было уничтожено одно из стад Каинронов, туши оставили гнить, а пастухов кендаров освежевали живьём. Ещё хуже было то, что с них не только содрали кожу, но и смазали сырую плоть овечьим жиром, так что, когда их нашли, они всё ещё были живы, в агонии, умоляя о Белом Ноже. Возможно, не было смысла удивляться подобному варварству, учитывая занятия Калдана, но Джейм всё ещё не была полностью уверена в происходящем. Основываясь на том немногом, что она знала о мерикитах, они не были склонны к такой беспричинной, расточительной жестокости. Однако, Калдан нынче регулярно охотился на них, выдавливая всё дальше и дальше на север с близлежащих земель. Только таинственные складки земли мешали ему нанести удар прямо в сердце территории мерикит.
Она могла только догадываться, что чувствовал летописец Индекс после стольких лет изучения и дружбы с мерикитами. Он перестал требовать, чтобы она взяла его с собой в холмы, которые, по сути, стали угрозой. Она надеялась, что он не выкинет какую-нибудь глупость, одновременно ощущая вину, потому что не предложила никакого собственного плана. В конце концов, она по-прежнему была Любимчиком Земляной Женщины и, технически, наследником Чингетая.
И сыном Сгоревшего Человека, напомнила она самой себе.
Трое знают, у неё не было никакого желания снова сталкиваться с этим кошмаром, смесью Сожжённого Человека и Тёмного Судьи, готовых обрушить своё правосудие на такое темное, ошибочное создание, вроде неё. Для них, она, должно быть, воплощала всё худшее в обоих мирах, почти так же, как и они для неё.
Затем был ещё Торисен. Она больше ничего не слышала о проблемах брата с вспоминанием имён связанных с ним кендар. И всё же иногда она ощущала рябь дрожи, пробегавшей по ткани её дома, и несколько дней после этого, в её присутствии все упорно называли друг друга по именам. Она не была уверена, правильно ли она поступает, но она принялась учить все, какие могла, имена Норф, пока у неё не разболелась голова.
Однажды поздним вечером, в столовой казарм, Джейм бездельничала над чашкой сидра, слушая, как Вант, вместе с другими десятниками их дома, устанавливает график дежурств на следующий день. Это было одной из его рутинных забот и ей не было нужды присутствовать здесь, но её забавляло то, как упорно его глаза скользили к ней и как в такие моменты он терял всякую сосредоточенность на обсуждаемом вопросе.
Затем сверху раздался какой-то приглушенный шум, перемежающийся громко протестующим, резким голосом Серода.
Джейм встала. — Продолжайте, — сказала она десятникам. — Вант, распорядок вполне хорош, за исключением того, что ты назначил кадету Вишня готовку обеда и чистку уборной одновременно. Всё, что входит внутрь, выходит и наружу, но обычно не так быстро, разве что Вишня гораздо худший повар, чем я себе представляла.
С этим она поспешила вверх по лестнице, с Журом на пятках. На втором этаже общей спальни было тихо. Однако выше, взад и вперёд топали ноги, между общей комнатой и внутренней частью покоев лордана.
С лестничной площадки Джейм увидела, что дверь в переднюю покоев стоит широко распахнутой, так же как и та, что вела в более просторную, внутреннюю комнату. Пламя металось в необычайно большом камине. Она отступила на шаг перед жаром, на мгновение почувствовав себя так, как будто внезапно вошла в свой ещё неразгаданный, всё повторяющийся кошмар. Даже пол был всё так же забросан одеждой.
Внутри Рута руководила разборкой северной стены ящиков, в то время как Серод застыл перед южными укреплениями, готовый, похоже, защищать их даже ценой собственной жизни.
— Что происходит? — Спросила Джейм всё сборище целиком.
Рута драчливо выпятила челюсть.
— Ну, леди, если не это, ты и дальше будешь продолжать расхаживать в одних лохмотьях. Это неправильно.
Этим она имела в виду Прояви уважение к нашей гордости, если не к своей собственной, и Джейм понимала это. Одежда мало что значила для неё, но другие дома уже начинали смеяться над все более и более потрёпанным лорданом Норф.
Она бросила взгляд на своего слугу, который вызывающе сверкнул глазами в ответ.
— На полу и так уже навалена целая груда, — сказал он. — Прикажи им оставить эту сторону в покое.
Кроме своей обычной запылённой одежды, он носил элегантный, пусть и запачканный, шарф, сотканный из серебристого шёлка и украшенный по краям вышивкой павлиново-синего цвета, изображающей животных, предающихся увлекательным, но очень неправдоподобным забавам. Он однозначно стянул его из одного из ящиков. Ну, она же сказала ему брать всё, что захочется. Она также заподозрила, что он сумел проползти сквозь южный барьер, и обустроил своё новое обиталище в пустующих комнатах за ним. Можно было легко забыть, что анфилада лордана расширяется в оба направления вдоль западной стены.
— Оставьте пока южную часть комнаты в покое, — сказала она Руте. — Трое знают, здесь уже достаточно, чтобы я могла целый год ежедневно одевать что-то новое.
Рута сунула свой курносый нос в охапку, которую сгребла, и сморщила его. — Но тут далеко не всё можно спасти. — Она бросила всю кучу тряпок в огонь, который схватил их и заревел в дымоходе. — Ух, как воняет!
Джейм рассматривала северную стену ящиков. — Спустите их все вниз, — внезапно сказала она. — Я хочу видеть, что за ними.
Кадеты на мгновение уставились на неё, а затем Рута издала восторженный крик и практически бросила себя на барьер. Джейм попятилась, освобождая дорогу, когда остальные кадеты прыгнули на помощь. Ей не приходило на ум, как неистово они жаждали вернуть обратно потерянные комнаты — скорее даже, провести ритуал их очищения. Раньше или позже, это должно было случиться.
Но готова ли я? спросила она себя и не смогла ответить.
Не все ящики содержали одежду. В некоторых хранилось богато украшенное оружие, больше подходящее для похвальбы, чем для использования, красивые безделушки, сломанные музыкальные инструменты, свитки со множеством интересных иллюстраций на полях и такое количество мазей, притираний и косметики, что куртизанкам Тай-Тестигона хватило бы их на целый год работы.
Там также были треснувшие бочонки, из которых сочилось вязкое, янтарное содержимое, и коробки с закупоренными бутылками всех форм, размеров и цветов.
За всем этим была дверь.
Однако, когда Рута шагнула вперёд, чтобы открыть её, Джейм остановила кадета.
— В конце концов, — сказала она, подбадривая саму себя, — он был моим дядей.
Дверь была не заперта, но ржавые петли заскрежетали как железные зубы, а внутри царил мрак. Дар побежал за светом. Ожидая, Джейм исследовала спёртый, затхлый воздух через свои собственные органы чувств и чувства Жура. Здесь и сейчас, однако, чердак вонял хуже, чем темнота перед ней. Когда Рута передала ей зажжённую свечу, она настороженно вошла внутрь и обнаружила пыльные, маленькие и пустые комнаты, крошечные окошки в наружной стене и, в конце холла, кухню. Это были помещения слуг.
Оглянувшись назад, через длинный пыльный холл, она увидела Серода, который всё ещё стоял в центральной комнате и сердито глядел на неё в ответ, охраняя, расположенные за ним, невидимые комнаты хозяина, которые он присвоил как свои собственные.
И он им понравился.
Джейм вздохнула, сожалея об утраченной свободе чердака, где так легко дышалось.
— Если те комнаты привести в порядок, — сказала она, когда они покинули унылое крыло, — я полагаю, что смогла бы там жить. С приходом зимы, там будет определенно теплее, чем на чердаке. Рута, спроси Рана Харна, можно ли нам снести несколько стен, чтобы стало попросторнее и, может быть, расширить несколько окон. Будь проклят холод. Я ненавижу чувствовать себя запертой в чётырёх стенах.
Рута согласилась с такой энергией и энтузиазмом, что Джейм поняла, что её странный выбор помещения для жилья был для её дома таким же источником смущения и головной боли, как и её скудный гардероб. Говоря о котором…
— Как член совета, Ран Харн нуждается в соответствующем шарфе. Серод, дай мне этот, пожалуйста. Считай это сдачей в аренду, — добавила она, когда он заколебался в расставании со своей добычей. — Рута, выстирай его и сделай что-нибудь с этой каймой. Мы не можем позволить, чтобы боевой лидер Норф щеголял гончими в течке, или скачущими зайцами, или что там эти звери должны были изображать.
В общей комнате, через лестничную площадку, кадеты, как девушки, так и парни, деловито сортировали, резали, шили. Наступили сумерки. Свечи отбрасывали заводи света, в которых игла и нож мерцали подобно серебристой рыбе. Кадеты могли удовлетворять свою собственную гордость, а заодно и её нужды, но радостное бормотание их голосов и то, что они пожертвовали своим ограниченным свободным временем, тронуло Джейм.
— Используй большую часть всего этого на новую одежду кадетам, — сказала она Руте. — В самом деле, мне нужен только обычный гардероб, не гигантский или изощренно-модный, а некоторые из нас потрёпаны даже больше, чем я. Помни, мы бедный дом. Я одену всё, что вы спасёте для меня — в пределах разумного — но только не эту проклятую куртку.
Куртка Лордана развалилась на кресле в углу, как будто отправленный туда в наказание непослушный ребёнок. Даже без своего владельца, она создавала атмосферу ленивой, тупой злобы, слабой, но устойчивой, такой же как и её вонь, и столь же индивидуальной.
Рута скорчила рожу. — Возможно и прекрасное шитьё, но, тем не менее, это мерзкая штука. Ты же не думаешь, что такую вонь и грязь мог оставить только один человек.
— Мастер Герридон мог бы, — мрачно сказала Джейм, не добавляя, что он тоже был её дядей.
Запах напомнил ей, что она всего лишь вернула назад несколько пыльных комнат. Личные покои Грешана всё ещё не были очищены, а кошмар, который он оставил после себя, изгнан. И в этом куртка, казалось, насмехалась над ней, прошлое, затеняющее настоящее и грозящее будущему. Говоря о последнем, если она провалится на осеннем отборе, всё здесь снова должно будет погрузиться во мрак; а она знала, возможно лучше любого другого, что за злобную силу скрывала в себе эта тьма.
При всём этом было так приятно и успокаивающе пройти сквозь мерцание свечей обшей комнаты, приветствуя тех кадетов, которых она знала по имени, запоминая имена других. Как главный десятник всех казарм, она должна была бы сделать это давным-давно, если бы не всякие отвлекающие происшествия и постоянные опасения, что многие (вроде Ванта) желали, чтобы она просто исчезла. Их радостный и радушный приём этим вечером согрел её. Неужто она в самом деле, каким-то образом, приблизилась к тому, что бы её наконец-то принимали за свою?
Но у дверей, наблюдая, стояла Шиповник Железный Шип, как обычно с деревянным лицом, молчаливое правосудие во плоти.
Нет, грустно подумала Джейм, проскальзывая мимо большой Южанки и спускаясь вниз по ступенькам с Журом на пятках. Она ещё не дома.
Остатки потрясающего заката висели над чёрной массой западных гор, завитки и пятна красного, оранжевого и жёлтого, пылающие и тлеющие, как будто всё небо было огромным костром, который увядал и обращался в пепел. Подобные зрелища стали обычными со времени извержения, а свет в облачные дни часто бывал странным, тёмно-жёлтоватым, с лёгким оттенком оливково-зелёных теней. Поднимался ветер. По тренировочному квадрату шуршала пыль, а жестяная крыша окружающей его галереи изгибалась с глухим рокотом, похожим на подражание грому. Тёплый свет струился из дверей и окон казарм. Ужин окончен, кадеты, как и рандоны, угомонились и занялись перед сном своими излюбленными вечерними делами.
Джейм пошла по квадрату на юг, затем на восток, направляясь в Старый Тентир — не самый прямой путь, но она предпочитала держаться подальше от помещений Каинрон и Рандир, когда была одна. В конце концов, зачем напрашиваться на неприятности?
Глядя на них через тренировочную площадку, она раздумывала: где можно провести черту между верностью дому и верностью училищу? Прямо перед тем, как взять с них клятву, Комендант сказал, Пока вы посещаете училище, это ваш дом и все в нём являются вашей семьёй, откуда бы вы ни были родом, кого бы вы ни называли «враг» за пределами этих стен. Здесь вы все кровные родичи.
Пока что, это не слишком работало… или всё же срабатывало? Конечно, было соперничество между домами, которое превратило множество уроков в жестокие состязания; но тут не было ничего серьёзного, а в чём-то, это было даже хорошо. Здесь, все и всё время с энтузиазмом состязались между собой.
Однако, вы не привязываете своих кровных родичей к дереву в качестве приманки для раторна, и не пытаетесь скормить их бедному, безумному монстру в его берлоге, и не бросаете на них, когда они спят, ядовитых змей.
Хотя, что касается первого, Горбел, вероятно, не собирался причинять ей вреда, намериваясь добыть раторна прежде, чем тот добудет её.
Рандир в самом деле бросила её в берлогу Медведя, но это было до того, как она формально стала кадетом.
Правда, у неё до сих пор не было ни малейшей идеи, кто устроил ей столь неформальное знакомство с Эдди, позолоченной болотной гадюкой.
Затем была Искусительница Рандир… но, похоже, неважно смотрит ли Ведьма через глаза рандона, или же нет, та только делает свою работу. Она и Комендант, вместе подвергли испытаниям её слабые места и уязвимые трещины — полезная работа, поскольку те пропали. За эти полсезона Джейм определённо узнала о самоконтроле больше, чем за все годы, проведённые вне стен училища.
Да, но если так, то почему никто не испытал Грешана… если только эта роль не выпала невезучему Роану? Был ли Роан Рандир тоже искушающим? Если так, то как далеко он намеревался зайти, прежде чем вынести своё решение о лордане Норф? Похоже, слишком далеко, ведь Роан кончил смертью, попутно навсегда сломав жизнь её отцу. И как далеко готовы зайти нынешняя искусительница и комендант?
Можно ли быть в Тентире, но не быть одним из Тентира?
Её дядя Грешан определёно не принадлежал этому месту, а только посещал его, поскольку это было тем, чем полагалось заниматься лордану Норф. Из того, что она слышала, он не делал никаких попыток выполнять обязанности кадета. Принадлежит ли Тентиру Горбел? Тиммон? Она сама? Комендант сказал, что училище имеет свои собственные правила, собственное правосудие, и что в конце, она узнает точно, добилась ли она успеха. Хорошим началом будет выбраться отсюда живой. Да, но выиграть ожерелье рандона будет ещё лучше.
Уши Жура внезапно дёрнулись, когда что-то шевельнулось на другой стороне квадрата. Нижний этаж казарм Рандир был погружён во тьму, центральная дверь почти невидима в тени галереи, но из неё выскальзывали наружу фигуры и быстро и бесшумно двигались к Старому Тентиру. Некоторые из них несли луки.
Во имя Порога, что за…?
Тоже держась в тени, Джейм вошла в большой зал через самую южную дверь. Напротив был пандус, спускающийся в конюшни. Вот куда они шли. Она и сама туда направлялась, чтобы задать мастеру-лошаднику несколько мелких вопросов о Бел. Если там были луки, то на кого или на что охотились Рандир с такими хитростями и предосторожностями, в таком малообещающим месте в это ночное время? Стоит ли ей сообщить кому-нибудь или сначала выяснить, если сможет, что происходит? Последнее привлекало её гораздо больше. Она пересекла зал и спустилась, двигаясь шумно и открыто, как будто всё было в порядке.
Большая часть подземных стойл была погружена во мрак, их обитатели кормились и устраивались на ночь. Кое-где, для освещения, в мисках с водой плавали свечи, открытое пламя представляло серьёзную опасность, когда его окружало так много сухого дерева и сена. Двигаясь вперёд, Джейм ловила мимолётные вспышки бледных, прикрытых капюшонами лиц, которые отступали во тьму, и слышала беспокойное движение лошадей. Жур начал рычать, пока она не успокоила его тихим, мягким голосом. Потом он уловил знакомый запах и они последовали за ним, опять вниз, в зал тлеющего железного дерева, где гигантские колонны стволов железного дерева тлели в своих ямах, пятьдесят футов от кирпичного пола до потолка. Среди других приспособлений здесь находилась и кузница для подковки лошадей, мерцающая красным.
Серая кобыла терпеливо стояла на перекрёстных шпалах, ожидая, когда ей приладят новые подковы. Сам мастер-лошадник возился с кузнечными мехами, щипцами и молотом, его лысая голова ярко блестела от пота, который свободно стекал по его лицу, не встречая препятствий со стороны расплющенного носа. Увидев Джейм, он приподнял брови, но продолжил работу, как будто визит в такой час Лордана Норф не был чем-то особенным.
— Какое красивое животное, — сказала Джейм, пробежавшись рукой вниз по шее кобылы.
Шею опоясывала тонкая кожаная полоска. Все следы краски смылись прочь, но от полоски до этих кротких, лиственно-зелёных глаз, создание было вполне узнаваемо. Джейм испытала сильное облегчение от того, что Мер-Канти сумел обогнать вулкан; она беспокоилась о нём. Но что же он, или его кобыла, здесь делают?
— Её зовут Мира. — Мастер поднял переднее копыто, чтобы примерить его к подкове. Джейм наклонилась, как будто для того, чтобы получше рассмотреть его работу. — Её хозяин в опасности, — выдохнул он, губы едва шевелились. — Эти ублюдки устроили засаду. Ты должна предупредить его.
— Где он?
— Вероятно, в комнатах Рана Харна.
Джейм выпрямилась с небрежным — Тогда, спокойной ночи, — надеясь, что её внезапный уход спугнёт затаившуюся стражу ищеек. Она не заметила никого из них в зале железного дерева, но когда она поднялась на пандус, её окружили трое, луки натянуты.
— Ну и что теперь? — спросила она у них.
Выскочив сзади, кузнечный молот в руках, мастер-лошадник повалил одного из противников руко-крушащим ударом. Стрела полетела наугад, и в темноте конюшни взвизгнула лошадь. Смешавшись, второй лучник заколебался между двумя целями и Джейм вырубила его ударом ноги огонь-скачет. Повернувшись, она обнаружила, что третий снова растаял в тенях.
— Беги, — сказал мастер-лошадник.
Джейм так и сделала, Жур скакал впереди. Сзади раздался вызывающий боевой клич мастера, насмешливый пронзительный крик сокола. Затем он оборвался. Она и не знала, что он был Эдирр.
Конюшня теперь пробудилась, лошади нервно трубили, копыта звенели по дереву, больше бока врезались в дощатые стенки и планки трещали. Темные фигуры быстро скользили сквозь хаос, спеша на охоту. Их добыча спасалась бегством, лавируя среди проходов между рядами, огибая углы, проскакивая сквозь стойла и под копытами. Пандус, ведущий в большой зал, наверняка будут караулить.
Нос Жура дёрнулся от острого, хорошо знакомого запаха. Заднюю стену скрывали кипы сена, но за ними была дыра, которую вирма проела сквозь сплошной камень ещё в первую ночь в Тентире, которая, казалось, была так давно. Джейм протиснулась сквозь неё и на четвереньках вскарабкалась по крутым, скользким ступенькам вперёд, к слабой полоске света. Да, здесь была потайная дверь, всё ещё приоткрытая, а за ней — обугленные руины гостевой комнаты Норф. Ослабленный деревянный пол застонал под ногами, а облака затхлой пыли заставили Жура чихать.
Не услышал ли кто? Следует ли кто-нибудь за ними?
Наружу, в холл. А куда теперь?
Овладеть путаным клубком ходов Старого Тентира оказалось сложнее, чем даже лабиринтом Тай-Тестигона. Его разработал то ли мастер по запутыванию, то ли некто с умственным расстройством, так что никто и никогда не мог знать точно, где он находится, по крайней мере, гуляя по общим залам. Джейм предположила, что восток лежит слева и двинулась в этом направлении, только чтобы оказаться в комнате со множеством дверей, одна из которых открывалась в глухую стену, другая — в крутой спуск, а третья — на пролёт лестницы, ведущей вверх. Она поднялась. На верху её встретил угасающий свет, падающий сквозь арочные окна восточной стены третьего этажа. Вниз по коридору и налево было основание башни Харна.
У подножия узкой, винтовой лестницы барс приостановился, а вместе с ним и запыхавшаяся Джейм, которая вдруг уловила через его нос запах свежей крови. Она ринулась вверх, перескакивая через ступеньку, но только споткнулась наверху о Жура и растянулась плашмя, лицом вниз у ног Харна.
— Ну, — сказал он, глядя вниз на неё. — Посмотрите, что тут притащила кошка.
В сумерках маленькая комнатка казалась милой и уютной. Её окна были открыты на север и на юг, так чтобы вечерний бриз продувал её насквозь. Огонь играл на каминной решётке, его свет плясал на двух больших креслах, с двух сторон придвинутых к огню. Блюдо на столе содержало остатки… чего? По форме это смутно напоминало жареную дрофу, но было покрыто белыми и коричневыми, дрожащими крылышками. Они внезапно ринулись прочь, облетели комнату по кругу и облепили обитателя того кресла, что было повёрнуто к лестничной площадке. Те из них, что приземлились на его лицо, руки и волосы, стали белого цвета, остальные — мшисто-зелёного, с золотыми прожилками, так чтобы сливаться с кожей его охотничьего костюма. Через беспокойную маску из крыльев Джейм улыбнулся Мер-Канти.
— Мягкие, — сказал он, приветствуя её своим хриплым голосом.
Джейм встала, совершенно ошеломлённая. — Я думала, что бабочки драгоценная челюсть синие, — сказала она, не сомневаясь, что это звучит так же глупо, как она это и ощущала.
— Обыкновенные — да. — Харн налил бокал вина и протянул ей. — Выпей… Говорят, что это полезно для запыхавшихся идиотов. Эти челюсти тоже могут быть синими, если им захочется, но это особый вид, называемый драгоценности короны[70], и они могут слиться почти с любым фоном. И они всё так же любят кровь.
Мер-Канти прикрыл свой кубок рукой, чтобы защитить его от ищущих усиков. Содержимое бокала, темное, непрозрачное и красное, определённо не было вином. Джейм заметила, что Харн носит повязку вокруг запястья.
— Когда мы оба были кадетами здесь, — Сказал Харн, — он ещё мог есть сырое мясо. Теперь его желудок принимает только кровь и молоко. Мёд тоже, но он вредит его зубам. Как и моим, между прочем. Однако это — он кивнул на своё запястье — по крайней мере отличается от лошадиной крови.
Джейм припомнила повязку и затычку на шеи Миры, которые скрывали постоянно открытую рану. Эти мысли вызвали у неё лёгкую тошноту, но не похоже, чтобы это беспокоило кобылу.
— А… ээ… драгоценные челюсти короны?
— Он мигрирует вместе с ними на юг. Заречье нынче не место для человека или насекомого. Наступает зима.
— Харн, ты забываешь про свои хорошие манеры, — сказал Комендант из другого кресла, которое было повёрнуто к Джейм спинкой. — Я полагаю, эти двое знают друг друга, но не формально.
— Ха. Леди Джеймс, Лордан Норф, познакомьтесь с Лордом Рандироком, Лорданом Рандир — да, да, так называемый пропавший наследник Глуши, хотя и не столь потерянный, как хотелось бы некоторым.
Джейм показалось, как будто кто-то ткнул её в рёбра. — Мер-Канти — то есть Лорд Рандирок, они устроили на тебя засаду в конюшне. Ловушку. Я думаю, что Мира это наживка.
Рандир встал так быстро, что оставил за собой как бы собственный каркас, образованный мерцающими крыльями.
— Они, конечно, не станут причинять ей вреда, — обеспокоено сказал Харн, — и, как бы то ни было, кого ты подразумеваешь под «они»?
— Они ранили мастера-лошадника, — мрачно сказала Джейм. — Я слышала, как он кричал. И «они» появились из казармы Рандир, или, по крайней мере, так казалось.
Харн поймал Рандира за руку, когда тот ринулся к двери. — Подожди, нет нужды врываться через главную дверь. Мы можем проскользнуть вниз по потайной лестнице в гостевых покоях Норф.
— Так я и очутилась наверху, — сказала Джейм. — Они могли это видеть.
— Ну, здесь есть и другие скрытые пути. Твой серый пролаза не единственный, кому известны потайные ходы Тентира.
— По крайней мере, те из них, через которые ты сможешь протиснуться, и их число уменьшается с каждым годом.
Слова Коменданта были лёгкими и весёлыми, в отличие от выражения его лица. Он встал и, казалось, заполнил всю маленькую комнатку своим тёмным присутствием. — Мы никуда не будем «проскальзывать». Это Тентир, а они хотят запятнать свою честь, пролив невинную кровь.
— Это, вероятно, только кадеты, пусть и введённые в заблуждение. Позвольте мне, по крайне мере, объявить тревогу. Это может привести их в чувство.
Джейм никогда не слышала, чтобы Харн говорил таким тоном и уж тем более, чтобы он просил о чём-то.
— Ты всегда был слишком мягок к другим и слишком суров к себе, — сказал Комендант тихим голосом, который, однако, звенел как натянутая сталь. — Мы можем жить в мире переменчивых величин, но некоторые линии не могут пересекаться. — Когда же Харн продолжил загораживать ему проход, он мягко отстранил его в сторону. — Мой старый друг, тебе следует понять. Этим вечером, я есть Тентир.
Внимание Джейм привлёк какой-то лёгкий шум внизу. Она быстро сбежала по ступенькам и врезалась в кого-то на лестничной площадке. Их бой был быстрым и бесшумным, пока Джейм не прижала своего противника спиной к стене, достаточно крепко, чтобы вышибить из неё дух. Это оказалась кадет Рандир Тень[71].
Комендант и Харн спускались по лестнице, второй всё ещё спорил, первый был безмолвен как сама смерть. Джейм толкнула свою противницу обратно в тени и удерживала её там, зажав рукой рот, пока они не прошли.
Трое, подумала она. Не кусайте меня. Пожалуйста.
Затем появился Лордан Рандир, облаченный в мантию из трепещущих бабочек. Он задержался и посмотрел на них. Его бледное лицо пересекла неожиданно добрая улыбка.
— Ночная Тень, то бишь Паслен[72], моя кузина, — сказал он.
Джейм убрала руку. Тень выглядела ошеломлённой.
— Рандирок, — сказала она хрипло. — Мой лорд.
Два кадета, спотыкаясь, последовали вслед за рандоном, Джейм поддерживала Рандир. Кузина могла означать почти любые родственные связи в пределах уз кровного родства. Мой лорд звучал менее двусмысленно, особенно учитывая интонацию, с которой Тень это сказала. Она, вероятно, никогда не встречала этого человека прежде, её настоящего лорда, которого её с самого детства учили ненавидеть.
Комендант намеревался добраться до конюшен без всяких уловок, обычной дорогой. Джейм знала другой, более быстрый маршрут, и потащила Тень по нему. По дороге, они обе ощутили безмолвный призыв Коменданта собраться, обращённый ко всем шанирам училища. Неудивительно, что он так мешкал, давая им возможность ответить. Чтобы ни случилось, там будут свидетели.
Внизу в пахнущей свежим сеном темноте, она положилась на уши и нос Жура, чтобы проскользнуть мимо затаившихся убийц, кем бы они ни были. Неужто именно Рандиры устроили эту вульгарную авантюру, да ещё прямо здесь? Несмотря на всё, что она видела, она, подобно Харну, не хотела в это верить. Тентир должен был значить для них гораздо больше, чем это.
Они спрятались за одной из массивных колонн, окружавших подземную арену. Конюшня отчасти успокоилась, хотя копыта всё ещё беспокойно топтали солому. Мира стояла в одиночестве в центре освещённого факелами пространства, голова повисла, ноги расслаблены, копыта подкованы. Казалось, она спала стоя, ожидая возвращения своего хозяина.
Однако, кожаная полоска вокруг её шеи была расстёгнута и провисла. На её месте было что-то толстое, что-то золотое, что-то, что свернулось извивами, лакая тонкую струйку крови, которая стекала вниз по шее кобылы.
У Тени перехватило дыхание. — Это Эдди, — сказала она. — Я оставила её в казарме. Я никогда не собиралась…
Джейм схватила её за руку. — Подожди. Она ужалила Миру?
— Нет, иначе кобыла была бы мертва. Эдди любит тёплую кровь. Она может только ущипнуть свою жертву и её слюна парализует добычу. Она может пожить за счёт крови парализованной крысы несколько дней, прежде чем съест её, но она атакует, если её потревожить.
Она снова рванулась вперёд и Джейм снова дёрнула её назад.
— Если одна из них вздрогнет, они обе умрут. Ты думаешь, они пощадят лошаде-убийцу? Но я знаю их обеих. Кто ещё в Тентире может сказать подобное? Позволь мне попробовать.
Рандир дрожала под её руками, широко раскрытые глаза прикованы к золотой ленте. Кончик её языка бессознательно скользнул по зубам и Джейм впервые заметила, что они не заточены.
— Тогда иди, — сказала она хрипло. — Давай.
Одновременно, Джейм услышала шаги на пандусе, всё громче протестующий голос Харна. Откуда-то издалека, через чувства Жура, пришли озадаченные крики и вопросы шаниров, ответивших на призыв Коменданта. Она вышла на открытое пространство и двинулась вперёд к кобыле. Слабый скрип натянутых луков почти заставил её остановиться. Сколько их там? По меньшей мере двадцать. Возможно, она не была их предпочтительной мишенью, но вот она здесь, идёт вперёд, и если это в самом деле были Рандиры, они не питали к ней никакой любви.
Бросив косой взгляд назад, она увидела, что Тень стоит на коленях, крепко обхватив руками Жура, чтобы удержать его на месте. Они могли быть Норф и Рандир, но здесь, по крайней мере в этом, они отлично понимали друг друга.
— Тсс, тихо, — мягко сказала она Мире, пробежавшись рукой по гладкой спине кобылы. — Ты в полусне, видишь сны? Спи дальше, ещё подольше.
Гадюка подняла голову и её чёрный, раздвоенный язык замерцал, пробуя воздух.
— Да, ты тоже знаешь мой запах. Твоя леди ждёт. Веди себя хорошо, пока я тебя ей возвращаю.
Она плавно опустила руку под голову змеи и подняла её вверх, прочь от струйки крови. Гадюка ослабила захват на шеи кобылы и доверчиво обвилась своим толстым телом вокруг руки Джейм.
— Сюда. Хорошая девочка.
Комендант стоял у края арены, наблюдая. Он дождался, пока Джейм не вернётся назад — не слишком быстро и не слишком медленно — а затем неспешно двинулся вперёд, вместе с Харном и Рандироком, следовавшими за ним по пятам. Первый, нахмурившись, тяжело ступал вперёд, готовый к чему угодно. Второй двигался своей обычной, казалось невесомой походкой. Когда он остановился рядом с кобылой, в мерцающий свет вплыл его призрак, очерченный дрожанием крылышек. Он мягко вернул кожаную ленту на место и застегнул её. Кровотечение прекратилось. Мира со вздохом прильнула к нему и закрыла свои зелёные глаза.
Между тем Комендант медленно вышагивал вокруг них, его длинная, чёрная куртка шуршала при каждом шаге. И снова Джейм вспомнила аррин-кена, но не эту обугленную, крадущуюся угрозу, которой был Тёмный Судья, покоробленный болью и ненавистью. Здесь тоже было воплощение правосудия, но холодное и точное, носящее мантию власти так же, как Комендант носил свой должностной белый шарф — с небрежной грацией, но так, что его нельзя было не принимать всерьез.
— Итак, — сказал он теням. — Вот вы где. Возможно, вы сможете вспомнить, что я говорил об особых условиях которым вы подчиняетесь, когда вы давали клятву кадетов. Как я сказал тогда, неважно из какого вы дома и кого называете врагом, внутри этих стен вы все кровные родичи.
Пока он говорил, прибывали шаниры: Сокольничий; мастер-лошадник, выглядящий довольно оглушённым, на его лысой голове торчала шишка; Тарн со щенком молокара; Гари с гудящим ореолом пчёл; слегка светящийся улыбой Тиммон; Горбел, его волосы торчали вихрами, как будто его зализала корова, одетый в великолепный, небрежно накинутый на голое тело халат — кадеты, сарганты, офицеры.
— Нас много, — сказала Рандир Искусительница, — и мы гордые.
Здесь был даже Медведь, его когти были окровавлены и усеяны щепками, на которые он разнёс дверь своей тюрьмы, отвечая на зов брата. Переминаясь с ноги на ногу своим огромным весом, он присоединился к остальным, стоящим в настороженной тишине у основания пандуса и ждущим. Среди них был также и старший офицер Рандир, костлявая, покрытая серыми шрамами, женщина по имени Шило. Шет отметил её появление кивком. Другие члены Совета Рандонов стояли на заднем фоне. Большинство из них, подобно Харну, было чистокровными кендарами, и не все могли быть шанирами; сюда их должен был привести некий другой инстинкт или сообщение. Впервые за всё лето здесь присутствуют все девять, осознала Джейм. Осенний отбор, должно быть уже близко, возможно даже сегодня вечером, но в данный момент это едва ли казалось очень важным.
— Вы также можете вспомнить, — сказал Комендант этим другим, скрытым наблюдателям, — что говорил я о чести, а ничто, из того, что касается чести не бывает лёгким. Так что спросите себя и ответьте правдиво: здесь и сейчас, что важнее для вас, верность вашему дому или вашей клятве товарищества Тентира? Те из вас, кто выбирают свой дом, выйдите вперёд.
Последовала безмолвная пауза. Затем, несколько кадетов Рандир спотыкаясь вышли на открытое пространство, луки ослаблены. Тень тоже двинулась вперёд, но остановилась, когда Джейм коснулась её плеча, и развернулась кругом, свирепо на неё глядя.
— Подумай, — сказала Джейм.
Она не знала, как глубоко участвовала Рандир в этой затее, но она, хотя бы, не принесла с собой лук.
— Останься. Прошу.
Тень кинула на неё задумчивый взгляд, затем коротко и неохотно кивнула.
Шет не без сострадания разглядывал других кадетов. Они выглядели очень юными и поражёнными, как будто внезапно пробудились от кошмара, только чтобы обнаружить его реальность. — Я исключаю вас из училища, — сказал он, — без всяких предубеждений. Вы были искушены и вы пали. Методы ведения дел у вашего дома… сложные, если не мучительные, но им здесь не место. Попробуйте снова, год спустя, когда у вас будет время подумать, хотите ли вы ещё стать рандонами.
Старший Рандир коротко и жёстко кивнула, принимая его приговор. Другое дело, поймёт ли его её лорд или леди.
Соколиные глаза Шета опять прошлись по теням. — Вы так же сделали свой выбор. Будете ли вы ему следовать?
Из теней сверкнула стрела. Рандирок поймал её прямо в полёте, сломал на две части и отбросил обломки. В конце концов, ко всему прочему, он был мастером оружия.
— Понимаю, — сказал Комендант.
Остальные ускользнут прочь, подумала Джейм. Что мы тут можем сделать, кроме разоблачения нескольких слабых душ?
Но затем она ощутила присутствие в тенях чего-то ещё и вспомнила церемонию клятвы в большом зале, под знамёнами домов, когда она внезапно узнала, что кто-то присягает ложно. На это наложилось второе воспоминание, подобно одному зловонью поверх другого, о совсем ином зале и совершенно незнакомом знамени, где чёрные стежки ползали подобно личинкам, складываясь в подобие улыбки.
Имя мне легион, как и моим формам, и глазам, через которые я смотрю.
Червь вернулся в ткань.
Джейм обнаружила, что выходит на арену, её вели чувства шанира. На неё все уставились, но это не имело никакого значения. Она должна найти вредоносную сущность и должна сломать её. Снова. И снова. И снова. Пока она не останется сломанной навечно.
Это то, что я есть. Это то, что я делаю.
Когда она проходила мимо Коменданта, из темноты зашипела ещё одна стрела. Он оттолкнул её в сторону, а затем издал едва слышный звук и покачнулся назад на пятках.
— А вот это, — сказал он спокойно, — было совсем не обязательно.
Стрела прошла через верхнюю часть правого плеча, пробив вместе с ним и его должностной шарф. Белый шёлк начал краснеть.
Джейм краем глаза заметила борьбу, когда Медведя ухватило множество рук, чтобы удержать его на месте. Она шагнула вперёд и встала справа от Коменданта, а Горбел слева. Их голоса идеально улавливали друг друга и со всей силой их гнева метнули их крик прямо в тени:
— ВЫХОДИ.
Рандир Искусительница спотыкаясь вышла на площадку, лук выпал её из трясущихся рук. Она содрала прочь свою полумаску. Нижняя половина её лица представляла собой разодранные ошмётки и она плюнула красным сквозь полный набор остро заточенных, кровоточащих зубов. Горбел отступил назад, глядя на неё широко раскрытыми глазами. Больше никто не двигался.
— Чёртова Норф. — Этот голос, хоть и искажённый, не был её собственным, как и душа, которая злобно глядела из её глаз. — Снова и снова и снова, ты нарушаешь мои планы, даже когда это не входит в твои намеренья. Жалкая девчонка. Повреждённый товар.
— И в половину не так повреждённый, как женщина, которую ты оседлала.
Ведьма рассмеялась сквозь маску боли своей прислужницы — сырой, рваный звук. — Мои люди подчиняются мне с охотой. Дитя падшего дома, что ты знаешь о такой преданности, такой жертвенности, таком преклонении?
— Только то, что я видела из их результатов. Они не слишком привлекательны.
Теперь они кружили друг вокруг друга, так близко, что Джейм могла видеть собственное отражение в этих широких, чёрных глазах, в зрачках, едва окруженных белками. Она почувствовала, как растёт её гнев, нечто холодное и сбалансированное, оружие, готовое ударить. Их дыхание висело между ними во внезапно похолодевшем воздухе, а пол под ногами покрылся коркой льда.
— Кадет Симмел отдал за вас свою жизнь, леди, но вы бросили его умирать в одиночестве.
— Не совсем в одиночестве. Там была ты. Фактически, я полагаю, что это ты убила его. Тебе понравилось, родич Кинци? Была ли его смерть приятной?
— Прах и окровавленные зубы, разбросанные в нечистотах. Я не нахожу в этом никакого удовольствия, змее-сердечная, как и в том, что ты делаешь со своей прислужницей сейчас, пусть она и враг моего дома.
Искусительница обнажила свои острые зубы, или, возможно, это сделала Ведьма, дергая за сырые сухожилия рандона подобно некоему жуткому кукловоду. — Вы Норф, лицемеры от первого до последнего. Бегущая в вас Старая Кровь сильна. Ты наслаждаешься ею, девчонка, не так ли? Как наслаждался твой отец, в ту ночь, когда он убил моего дорогого кузена Роана? Ну, наслаждался ли он?
Джейм уставилась на неё. — Так ты не знаешь, что на самом деле случилось, не правда ли? Твой любовник Грешан не пожелал рассказать тебе, несмотря на все твои уловки, и это всё ещё гложет тебя, спустя все эти годы.
— Точно так же как и тебя, дорогое дитя. — Она подняла руку, как будто собираясь погладить волосы Джейм, но та ускользнула в сторону. — Что-то изменило твоего отца. Несколько событий. И это было одним из первых. Теперь, его кровь бежит в тебе, как и твоем брате. Является ли его заключительное безумие вашим общим наследством? Насколько проще ненавидеть, чем понять, но сможет ли кто-нибудь из вас по-настоящему узнать самого себя, пока не поймёт его? Девчонка, ты осмелишься попытаться?
Ведьма что-то знала о населённой призраками комнате, о куртке лордана, о ночных кошмарах, с которыми встречались лицом к лицу или от которых убегали. О подобных вещах не говорилось за переделами казарм Норф, но и секретами они вряд ли были.
Её чёрные глаза повернулись, чтобы презрительно пробежаться по безмолвным, наблюдающим рандонам.
— А ты, Тентир, что за возвышенная болтовня о чести, когда кровь моего любимого Грешана всё ещё не высохла на ваших руках. Что такое десятилетия для подобной вины? Будьте уверены: он ещё сможет отомстить, и уже скоро.
Она снова повернулась к Джейм и улыбнулась ей почти игриво. — Но сначала, дорогое дитя, я думаю, мне стоит окончить работу Каллистины и ободрать твоё личико.
Её руки изогнулись когтями, а разорванный рот широко раскрылся, затем распахнулся ещё шире, обнажая острые зубы, чтобы кусать, чтобы рвать.
— Спокойно, — пробормотал кто-то. Звучало похоже на Коменданта, но его голос был странно смазан, как будто жужжанием крыльев. — Жди, жди…
Джейм улыбнулась в это жуткое лицо, без юмора, без жалости.
— Я сказала тебе однажды, как Рандир Искусительнице, никогда не касаться меня снова, и теперь, в её форме, ты этого не сможешь. Но я могу коснуться тебя.
Она выпустила коготь и деликатно провела им по лицу женщины ниспадающую кривую, начав ото лба, через переносицу, вниз, до самого края жуткого рта. Кончик её пальца оставил за собой тонкую красную линию.
— Вот. Первая черта клейма раторна. Конечно, когда твой дорогой Грешан проделал это с винохир Бел-Тайри, он использовал обжигающее железо. Так что насчет невиновности, подвигшей тебя сотворить такое?
Она провела вторую красную линию, вверх от ноздри, вокруг острой скулы.
— Меньший рог. Убийца невинных, это ты заказала уничтожение всех моих кровных родственниц, не так ли? Почему? Что за ссора вышла у тебя с Кинци, что она привела к подобной резне?
— Знаешь ли, линия большего рога, — словоохотливо добавила она, — пройдёт прямо через твой глаз, как прошла через глаз Бел.
Затем Джейм услышала что-то, скрытое под её собственным голосом, глубокое искушение, которое было там всё время: «Сдайся. Уступи. Стань монстром, которым, как ты знаешь, ты и являешься».
Рандир принялась смеяться, чуть не подавившись остатками своего языка.
— Ох, дитя тьмы. Искушаешь меня говорить, не так ли? Но я старше тебя и сильнее. Как же ты себя выдала! Обманула. Поймала в ловушку. Здесь, перед всеми теми, чьё мнение ценишь больше всего. Давай, режь глубже и докажи мою правоту.
В злорадных, обсидианово-чёрных, пристальных глазах отразились серебряные. Где-то за ними обоими нарастало рассерженное и разочарованное гудение крыльев.
Улыбка Джейм только выросла.
— Да будет так.
Выпустив когти, она обхватила ладонями лицо женщины и поцеловала её в губы.
— Искусительница, жертва ещё большего искушения, рандон, сестра, прощай. Я сожалею. — Затем она погрузила свои большие пальцы в рот Рандир, достав до суставов челюстей и заставив их распахнуться.
— Гари, давай!
Пчелиный рой проревел над плечами Джейм, вокруг её головы и устремился вниз, в горло Рандир. Её глаза потрясённо расширились, когда пчёлы внутри неё начали жалить и умирать, а на подходе были ещё и ещё. Они ползли вниз по рукам Джейм, мохнатой, яростной шкуркой, вниз, в этот кипящий рот. Рандир стала давиться и метаться, но не могла коснуться того, кто её держал. Когда она упала, Джейм упала вместе с ней, накрыв её тело, пока оно дергалось и билось под ней в конвульсиях.
— Это твой слуга! — закричала она в эти выкатившиеся глаза, в чужеродное присутствие внутри них. — Будь с ней честна и останься, чтобы почтить её смерть! — Но черные зрачки уже сокращались, так как Ведьма бежала.
Джейм отпустила тело и тяжело осела на пол.
— Будь ты проклята, — пробормотала она, готовая заплакать. — Ведьма, сука[73], червь, проклинаю тебя на изгнание в Серые Земли и пусть там мёртвые творят с тобой, что хотят, целую вечность.
У неё не было никакого желания быть свидетелем этой заключительной, ужасной агонии, но, похоже, кто-то должен был стать им. Наконец, тело замерло, кроме тех мест, где под одеждой ползали умирающие пчёлы, их внутренности были вырваны наружу вместе с их жалами. Затем появилось блестящее мерцание крыльев бабочек падальщиц драгоценная челюсть, которые поспешно облепляли любую беззащитную плоть, которую им только удавалось найти.
Тиммон согнулся у колонны, расставаясь со своим обедом.
— Я только сказал им лететь, — повторял Гари, всё снова и снова. — Я не говорил им делать такое. Я не… Я не…
Шет обнял мальчика неповреждённой рукой и кадет, всхлипывая, прижался к нему. — Конечно, ты этого не делал, — мягко сказал Комендант.
— Ха. — Горбел слегка толкнул тело ногой, не пнув его только из-за того, что некоторые пчёлы были всё ещё живы и вооружены. — Норф, ты умудряешься предлагать очень интересные способы убивать людей.
— Ох, заткнись, — сказала Джейм.
Она задумалась, не стоит ли ей тоже вызвать у себя рвоту, но решила, что это не поможет ей почувствовать себя лучше. И ничто не поможет, подумала она. Но здесь был Жур, тревожно тыкающийся носом ей в ухо и пытающийся заползти к ней на колени, где он не умещался с тех пор, как был котёнком. Она обхватила его, с удивлением обнаружив, что они оба замёрзли и дрожат.
Над ней стоял Комендант.
— Всё в порядке, дитя?
Она то ли всхлипнула, то ли засмеялась. — Вы всё время меня об этом спрашиваете, ран.
— Потому что с тобой этот вопрос возникает непрерывно.
— Ээ… вы ведь знаете, что в вашем плече всё ещё торчит стрела, которая пробила его насквозь, не так ли?
— Я это заметил, — сухо сказал он.
Харн с треском отломил наконечник и вытащил древко стрелы, которое пробило шёлковый офицерский шарф Шета насквозь, заткнув им рану от входного до выходного отверстия.
— Там нет никаких заноз и щепок, — сказал он. — Наконец-то чёртова вещь послужила хоть какой-то цели.
Джейм поднялась на ноги, пытаясь взять себя в руки. Она рассеяно подумала, что просто обязана как можно скорее передать Харну тот серебряный шёлковый шарф, и будь прокляты скачущие зверюшки. Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, когда она впервые увидела его, обмотанным вокруг грязной шеи Серода.
— Я заинтригован, — сказал ей Комендант. — Что Искусительница имела в виду, говоря, что ты убила Симмела? Судьба этого молодого человека всегда меня занимала. Всё, что мы сумели найти, это его одежда и кучка зубов.
— Ну, ран, я действительно ударила его камнем по голове, но он не поэтому рассыпался в пыль.
— Я понимаю. Или, скорее, не понимаю. Возможно, когда-нибудь в будущем, вы меня просветите.
К этому времени остальные кадеты, лежавшие в засаде, успели ускользнуть. Мастер охоты без всякой суеты натаскивал ищеек на запах с оперения стрелы, которую Рандирок сломал пополам. Как только одна из них обнаружила запах и ринулась по пандусу в погоню, он спустил вслед за ней жуткогончую.
— Это не самый лучший день Тентира, — отметил Комендант. — Однако, он мог быть ещё хуже.
Он отвернулся в сторону, чтобы поговорить с Лорданом Рандир. Мира опустилась на землю спящей, ноги аккуратно согнуты под телом, голова покоится на руках её хозяина. Она явно не была пригодна к путешествию, по крайней мере до утра.
Харн уставился на тело Рандир.
— Трое, девушка, Черныш никогда бы…
— Нет, ран, я не думаю, что он мог бы; но я — это не мой брат.
Некоторое время большой кендар серьёзно её рассматривал, задумчиво пожёвывая щёку.
— Через десять дней наступит Канун Осени, — сказал он. — Черныш не спрашивал о тебе, но завтра тебе стоит отправиться в Готрегор, чтобы поддержать его в это время. Я думаю, что он нуждается в тебе.
Его глаза всё ещё упирались в неё, колеблющиеся, но тяжелые от его решения.
— Сегодня вечером мы бросим камни во время осеннего отбора. Мне жаль, но я не думаю, что ты вернешься.
Джейм покинула конюшню, чувствуя себя совсем окоченевшей.
В училище возбуждение ещё только набирало обороты; отбытие шаниров, прошедшее без общего сигнала тревоги, было слишком внезапным, чтобы вызвать что-то большее, чем некоторую суету, но теперь обратно в казармы просачивались известия о том, что случилось нечто поразительное, если не ужасное. Свет вспыхивал в комнатах среди сонных, не твёрдо стоящих на ногах кадетов. Те из них, кто ещё не отправился в постель, стояли в дверях своих казарм, босоногие, задавая вопросы, на которые почти не было ответов. Джейм проскальзывала мимо них невидимкой.
У входа в свои казармы она остановилась и прислонилась к перилам. Напротив, через тренировочный квадрат, на втором этаже Старого Тентира, отблески света свечей струились сквозь персиковые ширмы Комнаты Карт и разливались по балкону Коменданта. Там этим вечером должен был пройти осенний отбор, бросание камней, но, вероятно, чуть позже: Коменданту необходимо должным образом подлечить плечо, а потом был этот беспорядок внизу, который следовало уладить. Она задумалась, что они сделают с телом Искусительницы. Выходя из конюшни, она услышала, как Шет сказал что-то о том, чтобы положить его за стенами, чтобы его мог забрать кто угодно, готовый позаботиться об этой проблеме. Если же этого не случится, сказал он, то пусть о нём позаботятся бабочки Рандирока.
Было ли это честно? Было ли это правильно? Она не знала.
Почти у самых ног Джейм, с другой стороны низкой стены и в её тени, отбрасываемой луной, жуткогончая подняла свою чёрную голову и зарычала на неё поверх свей добычи. Положив передние лапы на перила, ей в ответ рыкнул Жур. Сбоку от гончей к земле припала белая ищейка, она выполнила свою работу и терпеливо дожидалась награды в виде свежих потрохов.
— Я знаю, что мастер охоты не морит вас голодом, — сказала она им обеим. — Возвращайтесь к нему. — Гончая обнажила окровавленные клыки и припала к земле, готовая броситься. — Идите.
Обе как одна, они успокоились и крадучись ушли прочь.
Тело было настолько скрючено, что она могла только предположить, что этот кадет Рандир был парнем. Учитывая громадную лужу крови, в которой он лежал, он наверняка был мёртв. Так вот кому принадлежали пальцы, которые разглаживали оперение стрелы, устанавливали её паз на тетиву и выпускали её в человека, которого этому кадету назвали как смертельного врага его дома.
— Я боюсь, — сказала она ему, — что тебя одурачили и отсеяли одновременно. Возможно, со мной сделали и сделают то же самое, и очень скоро.
Быть может, Харн был прав. Быть может, она не принадлежит Тентиру и должна быть изгнана прочь. Просто сравнивая уровень мастерства, за исключением нескольких областей, она всё ещё тащилась далеко позади за остальной частью своей группы. Между их опытом и её всё ещё зияла огромная брешь. И она была опасной — но станет ли она менее опасной в каком-нибудь другом месте? Отсылать её назад в Готрегор для чего-то более длительного, чем простой визит, было, по меньшей мере, рискованно. Чем занимаются немезиды, по крайней мере, между катастрофами?
— Я просто должна научиться вязать, — пробормотала Джейм про себя. — Что плохого я могу сотворить с клубком пряжи и парой спиц? Нет, не отвечай на это.
— Я тебя искала, — сказал мрачный голос, и рядом появилась Тень, вместе с Эдди, украшающей шею кадета подобно толстому, золотому воротнику. Она бросила взгляд через поручни. — Квирл. Он всегда был дураком. Впрочем, этим вечером я тоже не блистала умом. Почему ты это сделала?
— Сделала что, или скорее, что именно? Это была очень беспокойная ночь.
Собеседница фыркнула.
— Совершенно верно. Я имею в виду, почему ты меня остановила? Я сейчас тоже могла бы паковать вещички, или, скорее, искать Белый Нож. Моя леди-бабка[74] не любит неудачников.
Джейм совсем забыла, что Тень была наполовину кендаром и внучкой Ранет, и что Лорд Кенан был её отцом, хотя не похоже, чтобы то или другое, имело какое-то особое значение среди Рандиров.
— Ты бы это сделала? Подстрелила бы собрата рандона из засады, да ещё в самом центре Тентира?
Тень нахмурилась.
— Я не знаю, что я собиралась делать. Слушая Искусительницу, всё звучало правильно: убить врага нашего дома; закончить то, что даже внушающие трепет Призрачные Убийцы так и не смогли выполнить за прошедшие сорок лет; защитить нашу кровь. Затем я последовала вслед за тобой, поговорила с ним, и вдруг всё стало не так просто. — Она покачала головой. — Прежде всё всегда было ясно и понятно. Мы против вас. Вот на чём я воспитана. Никаких вопросов. Никаких сомнений. Тентир меняет это, так же как и ты. Мне это не нравится. Это вызывает у меня головную боль. — Она бросила на Джейм косой взгляд. — Я была там, в конюшне, ты знаешь. Эта адская гончая бросилась сначала на меня, поскольку я была ближе всех, но потом свернула.
— Почему нет? Твои руки чисты.
— И поэтому ты удержала меня от того, чтобы выступить вперёд?
— Я так полагаю, да. Кроме того, мне нравится твоя змея. — Джейм посмотрела вверх, на Комнату Карт, где за персиковыми ширмами начали двигаться тени. — Этим вечером у меня тоже были моменты такой слепящей ясности, когда я точно знала, что и как должна делать.
Она потёрла свой рот, как будто пытаясь стереть прочь холодное прикосновение губ Искусительницы: Жертва ещё большего искушения, рандон, сестра, прощай. Каким-то образом она знала, что рой на подходе, и почему, и как открыть ему путь. Никаких сомнений. Никаких колебаний. Никаких вопросов, даже сейчас. Только вина.
Джейм вздохнула.
— Теперь так многое опять сокрыто в тумане. Правда и кривда, добро и зло, честь и верность…
— Твои слова звучат скорее с замешательством, чем с уверенностью. Я тебе не завидую. — Тень кивнула на тело, лежащее почти у самых их ног. — По крайней мере, вот это — неоспоримый факт.
— Смерть? Я начинаю думать, что это одна из самых сложных вещей, почти такая же сложная как честь.
Она выпрямилась и потянулась, чувствуя дневное напряжение в каждой мышце спины, слыша как скрипит её позвоночник.
— Отбор скоро начнётся, камни будут брошены. Я желаю тебе удачи, Рандир. Что касается меня, это, вероятно, моя последняя ночь в училище и я собираюсь сделать одну последнюю вещь, пока у меня ещё есть возможность.
Собеседница подозрительно на неё посмотрела.
— Что именно?
Джейм начала поворачиваться к двери казарм, но заколебалась и оглянулась назад. Её лицо разрезала кривая улыбка.
— Что, спать, разумеется. И видеть сны.