Верхом на раторне

Глава XIV Верхом на раторне

45–53 — й день лета

… захлёбываясь, кувыркаясь снова и снова, сильно стукаясь обо что-то, кашляя в воде, задыхаясь на воздухе, руками и ногами обхватив жеребенка, её лицо вжалось в его шею, белая грива и чёрные волосы одновременно лезут в глаза…

… держись держись держись…

Мутная, изобилующая обломками, река несла их вперёд своим внезапным разливом, вызванным её неожиданным освобождением, пока, в конце концов, водяной гребень не оставил их позади. Жеребенок с фырканьем выпрямился и устремился на берег, но вода была всё ещё слишком глубокой, а течение слишком стремительным.

Джейм крепко вцепилась в него, её голова кружилась. Нет, это она и жеребенок, оба, кружились и кружились в широком водовороте. В этом месте острые скалы как зубы обрамляли берег, размалывая воду в пену. Через чистый и прозрачный центр водоворота внизу были видны каменные террасы, разинутые как широкий ребристый пищевод. На его дне, глаза, такие же больше как обеденные тарелки, отражали луну, выжидая.

Это не Речная Змея, подумала Джейм с сильным, но кратковременным облегчением. Они ещё не добрались до обиталища этого монстра, лежащего под дном Серебряной. Не смотря на это, Ратиллиен опять проник в слои реальности. Или она слишком часто стукалась головой или это какое-то новое измерение сакрального пространства мерикит, из которого пришли Четверо — вода, воздух, земля и огонь: Съеденная Когда-то, Падающий Человек, Земляная Женщина и Сгоревший Человек — управляющие Ратиллиеном в своих особых, случайно принятых формах.

— Великая рыба! Съеденная Когда-то! — закричала она утробе внизу, забрызгав себе всё лицо мелкими брызгами. — Что мы тебе сделали? Выплюни нас обратно!

Блууп.

Чудовищные пузыри заставили воду вокруг них кипеть, а потом лопнули, распространяя зловоние рыбного дыхания.

Ах, с чего мне стоит беспокоиться о ком-то, кто не моё потомство? Ступайте своей дорогой. Ступайте.

Водоворот изрыгнул себя водопадом. Они падали с несомненно невозможной высоты. Ещё страннее, вместе с ними падал старик, его тускло-белая борода моталась через плечо. Он почти, но не до конца, восседал на троне, который падал прямо под ним.

— Падающий Человек, Южный Ветер, Тишшу! — Закричала ему Джейм. — Ты однажды помог мне в Готрегоре. Ты поможешь снова?

— Пфи. — В шишковатых руках защёлкали вязальные спицы. Узловатый шарф, похожий на лестницу из-за разорванных стежков, взлетел вверх и попытался обмотаться вокруг его шеи. Он нетерпеливо отбросил его в сторону. — Сначала узелок, потом бахрома… Я уже выполнил свою работу, сдув прочь Шторм Предвестий. Оставь меня в покое. У меня есть своё королевство, чтобы править.

— Тишшу, ты вяжешь шарф из своей бороды.

— Ну, ладно, а как ты поймаешь дракона? Уходи, девушка. Я занят.

Они врезались в бассейн у основания водопадов, в воду, пульсирующую с частотой их собственного падения, и вылетели на поверхность. Джейм больше не чувствовала своих окоченевших рук и ног. Ещё немного всего этого, подумала она не очень чётко, и я вырублюсь.

Одна последняя попытка.

— Земляная Женщина…

ХРЯП.

Они рухнули прямо в свисающие ветви дерева и одна из них шлепнула её точно по лицу. Жеребенок зацепился за сук своими искривленными рогами. Наполовину оглушённая, всё ещё цепляющаяся за его спину, она почувствовала, как он повернулся в потоке, а затем с трудом выбрался из воды и стал карабкаться вверх, на берег. Мокрые, запутанные корни, которые могли бы поймать его копыта в капкан, вместо этого со скрипом сдвигались, создавая ему опоры для ног. Забравшись наверх, он на мгновение застыл с опущенной головой, бока вздымаются, дрожащие ноги широко расставлены. Затем он сильно встряхнулся.

Джейм растянулась на земле прежде, чем поняла, что свалилась. Просветы яркого неба проглядывали через трещины в тёмном пологе листьев над головой. Она просто смотрела на них, слишком утомлённая, чтобы двигаться или думать. Между одним мерцанием и следующим, или так только показалось, свет изменился и угас, в преддверье ночи, покрытой рябью звёзд. Прошло время. Как много?

Воздух был полностью неподвижным, и всё-таки ближайшие листочки волновались.

— Говорит, говорит, говорит. — Слова шуршали и скрипели, как трущиеся друг о друга жёсткие листья. — Земляная Женщина то. Земляная Женщина сё. Всегда что-то хочет. Всегда вмешивается. Еррр-ееек … Срыть гору до основания, ты могла бы, девчонка, или вырыть лес вместе с корнями. А теперь это.

Джейм повернула голову в направлении голоса. Он раздавался из большого куста падуба, не так далеко от неё. Широкие, блестящие листья, слабо светящиеся по краям золотом, раздражённо шевелились. Одни отдёргивались назад, другие изгибались вперёд или закручивались в извивающиеся спирали. Свет, тень и движение создавали грубое, постоянно меняющееся лицо, занимающее собой весь куст. Оно сердито смотрело вниз на Джейм, пульсация острых листьев создала впечатление, что оно нахмурилось.

— Девчонка, разве тебе не сказали, что твоя кровь — отрава? Эх, что же нам теперь с тобой делать?

Что-то случилось. Подумала Джейм, с трудом пробираясь через осколки своей памяти. Что?

Она поднесла свою нетвердую руку к лицу. Самодельные бинты давно размотались и были унесены потоком; царапины, если их так можно было назвать, медленно сочились. Она могла видеть обнаженные белые сухожилья и чуть скрытые вены. Трое, как же она смогла порезаться так глубоко и совершенно этого не почувствовать? Диагональный след из смеси свежей и засохшей крови тянулся через её предплечье. Очень смутно, она вспомнила горячее дыхание на своём запястье и чувство горького триумфа, которое не было её собственным. Пауза. Затем пришло ощущение первого, почти пробного, касания шершавого языка о её кровоточащую плоть.

О Боже мой. Он попробовал мою кровь.

Кто-то где-то рыдал. Это был ужасающий звук, вобравший в себя горе, ярость и беспомощное, безнадёжное отчаянье, которое заставило содрогнуться саму её душу.

— Хочешь посмотреть, что ты натворила, ты, жалкая, злобная девчонка? — свистели и скрипели листья, трясь друг о друга с таким возбуждением, что их шипы отламывались и осыпались жалящим ливнем. — Тогда смотри.

Листва слой за слоем расступилась, открываясь не в центр куста, а внутрь сумрачного, с земляным полом, домика Матушки Рвагги, Земляной Женщины. Две фигуры сжались у холодного очага, обе с белыми волосами, но одна была обнажённым дрожащим мальчиком, а другая женщиной, держащей его на руках. Мальчик и был тем, кто всхлипывал глубокими сдавленными мучительными вздохами, его бледные губы были испачканы кровью.

Моей кровью, подумала Джейм. Женщина склонила голову так, чтобы занавес её волос простирался над ним и скрывал изуродованную половину её лица. Один тёмный, жидкий глаз косо изучал Джейм.

Ох, родич Кинци, дитя тьмы. Насколько хуже своего дяди ты себя показала.

Затем она замерла, уши иглами пронзили спутанную гриву.

Джейм тоже услышала это.

Что-то двигалось в собирающейся темноте. Вместе с ним пришёл хруст и смрад горелого меха.

— Теперь погляди, что ты сюда призвала, — прошипела Земляная Женщина, закрывая свои ветки, похожие на множество покрытых листьями рук. — Как будто он нам нужен! — Затем она повернула своё лицо внутрь и пропала.

Подлесок и маленькие деревца трещали под тяжёлой поступью, сами шаги скорее чувствовались, чем слышались, как неспешное, глубокое подрагивание земли. Что-то громадное, порыкивая, кралось через темнеющий лес, кружа и кружа. Слишком слабая, чтобы встать, Джейм закрутила головой, чтобы хоть мельком поймать его движение, сейчас — тёмная фигура, провал в звёздном свете, а сейчас — по ярко светящимся трещинам, закрывающемся и открывающемся при его движении, как если бы некий жуткий разрушительный пожар всё ещё тлел в глубине его плоти.

В горах Хмарь, у пропасти, бормотал он снова и снова. У очага, в зале Мастера…

Его слова трещали и рычали в голове у Джейм, нетерпеливые, голодные. Если бы у огня был голос, то он звучал бы именно так. И было что-то ещё в этом голосе, что-то ужасающе знакомое, но её оцепеневший мозг отказывался порыться в воспоминаниях.

Небо над ней внезапно закрыла громадная голова, тупой формы, из семейства кошачьих, и очень, очень близкая. Уши были обугленными пеньками, пещеры глаз светились глубокими, внутренними огнями, всё лицо было перекошено маской из паутины шрамов.

Хух. Оно дохнуло волнами тепла и жирного дыма ей в лицо, затем принюхалось к её запаху. Ты.

Джейм ожидала встретить Сожжённого Человека, который, Предки знают, был достаточно скверным. Но это было что-то другое или, возможно, нечто большее.

— Кто… ты такой? — задыхаясь, выдохнула она, пытаясь съёжиться и отодвинуться прочь.

Гигантская голова закачалась над ней, покрытые шрамами губы вздёрнулись, обнажая белые клыки наполовину в усмешке, наполовину в рычании. Хлопья горького пепла жалили её лицо и цеплялись за губы, оставляя привкус древней бойни.

У очага в зале Мастера, переврат Мразиль выжег мне глаза. Так много моих родичей лежали вокруг меня мертвыми. Так много. И всё это время Плетущая Мечты улыбалась и улыбалась, вытягивая танцем души падших. Но я не пал. Дочь Танцующей, в горах Хмарь, у пропасти, ты избегла моего правосудия. Но эти горы мои.

Трое, ну конечно: это был слепой аррин-кен, чьё присутствие она почувствовала во время побега из Готрегора и путешествия вверх по Заречью, когда вся цепь Снежных Пиков казалась ей припавшей к земле кошкой, держащей её под своей лапой.

Тогда, он позволил ей уйти. Теперь…

Ты взывала к воде, воздуху и земле. Теперь призови меня. Ты ищешь справедливости, Немезида? Попроси, и я дам тебе, слепое правосудие за слепое разрушение. Попроси!

Страстное желание покаяться поднялось в ней подобно тошноте. Она сотворила так много плохих вещей или, по крайней мере, вещей, за которые она себя проклинала. Воля гигантского кота упала на неё тяжким грузом, его горячее дыхание опаляло ей лицо.

Покайся. Ты знаешь свои грехи.

Аррин-кены были третьим из трёх народов образовывавших Кенцират. Хайборны правили, кендары служили, а аррин-кены удерживали баланс между ними и их богом — или делали это, пока тысячелетия назад гигантские кошки не удалились в дикие просторы Ратиллиена по причинам, до сих пор до конца не ясным. Тем не менее, они всё ещё иногда использовали так называемый Глас Божий, чтобы вещать через неохотные уста кенцир.

Ох. Так вот когда она последний раз слышала этот ужасающий голос. В подземном Училище Жрецов. Через рот жреца изменника Иштара.

Горе, боль и ярость сделали гигантскую кошку несколько ненормальной, но так ли уж это важно?

Для нас, сказал аррин-кен Иммалай, добро не менее ужасно, чем зло, ибо их не так просто отделить друг от друга. Кто должен судить между ними, если не те, кого их безжалостный бог выбрал специально для этой роли? И кто она такая, чтобы ставить под сомнение подобное правосудие?

В этот момент она была готова дать этому тёмному мстителю то, что он жаждал, и, с его позволения, сжечь себя живьём. Или ей следует стать одной из своры проклятых Сожженного Человека, Сожжённым Однажды, с которыми он охотится на тех, от кого исходит зловоние вины? Правосудие аррин-кена или Сожженного Человека? Кенцират, или Ратиллиен, или они оба? Всё это было очень запутанным.

И вновь пришел требовательный зов, опаляющий ей ресницы, сотрясающий до глубины души: Всё имеет конец, свет, надежда, жизнь. Ты это очень хорошо знаешь, рождённая во тьме, лучше любого другого. Что медлить? Приди на суд. Приди!

… удирай удирай удирай…

Она всё ещё была слишком слабой, чтобы двигаться, но её воля к жизни пробудилась и ухватилась за этот другой разум, теперь связанный кровью с её собственным.

С пронзительным криком она/он/они выскочили из подлеска. Перед ними чудовищная тьма склонилась, злорадствуя, над своей жертвой.

И этот жалкий маленький предмет — я? подумалось Джейм.

Затем аррин-кен поднял к ним своё слепое тлеющее лицо и его зловоние покатилось волнами жара, заставляющего воздух дрожать. Жеребёнок застыл на месте, потрясенный и испуганный. Джейм чувствовала напряжение его задних ног, как если бы они были её собственными. В следующее мгновение они перескочили через громадную кошку и понеслись диким галопом вниз по берегу реки.

… беги беги беги…

Ужас жеребёнка от внезапного вторжения в его душу накладывался на панический страх самой Джейм, что даже сейчас её могли неотступно преследовать. Их полёт был безумным и бессмысленным, вечность в сгущающемся мраке. Они с треском пролетали через и между чем-то, что скребло их по бокам и цеплялось за ноги.

Через некоторое время, показавшееся вечностью, Джейм начала приходить в себя и осмысленно соображать. Как и жеребёнок. Она могла чувствовать его отвращение от её присутствия в его разуме и его попытки сбросить её с себя. Если бы она в самом деле была на его спине, он бы давным-давно избавился от неё, а она от него. Но не так-то это было просто, она чувствовала его ненависть и ярость, попытки избавиться от неё, даже когда она сама боролась, чтобы освободится от него, но они были связаны, тело и душа. Как может одно сбросить другое?

Верхом на раторне…

Трое, кто бы мог подумать, что это произойдёт подобным образом?

Тише, она обнаружила, что вполголоса напевает жеребёнку. Спокойней, спокойней. Чего хорошего в том, чтобы загнать себя до смерти?

Это вполне хорошо, чтобы убить тебя, пришёл свирепый ответ.

И он бы так и поступил, если бы мог. Она чувствовала, как горит воздух в его лёгких и колотится его сердце. Так же, как и её собственное, позади, там, где лежало её тело.

Так вот что такое связь по крови, думала она, испытывая отвращение в глубине своей души-одиночки. Никто не должен иметь подобную власть над жизнью другого, а мне не нравится, даже, когда меня просто касаются. С Серодом было и так достаточно плохо, но это… это просто непристойно. Как я позволила подобному случиться?

Над ней нависло лунообразное лицо Горбела, его нижняя губа подёргивалась от волнения.

— Что с тобой? — спросил он, как будто с огромного расстояния.

Она схватила его за руку, и он вздрогнул от укусов её ногтей. — Горбел, ради Бога, убей меня и освободи нас обоих!

— Что?

— Просто сделай это! И Папочка полюбит тебя на всю жизнь.

— Ух. Я, может быть, не такой умный, как некоторые, но и не тупой. Калдан, Лорд Каинрон, не любит никого, кроме самого себя. В моём доме не играют в любовь, только во власть. И выживание. Ты чёрт знает что сотворила со своими запястьями. Держись, пока я их не перевяжу. Держись, я сказал!

Она едва видела его руку, пока та не попала ей по лицу сильным шлепком.

— Чёрт, — услышала она его шёпот, пока мир погружался во тьму.

Казалось, что они бежали вечность, всё дальше, и дальше, и дальше.

Звуки приходили и уходили.

Джейм неясно слышала лай гончих и как кто-то (Горбел?) кричал, чтобы привлечь внимание охоты.

Прошло время.

Тонкая, холодная рука коснулась её брови, затем поднесла что-то к её губам, заставив выпить. — Я не знаю, в чём дело, — сказал голос, который, без сомнения, она должна была знать. — Это серьёзные раны, но ничего такого, с чем бы не справился сон двар… если она в него впадёт. Это постоянное возбуждение её убивает.

Попробовал бы ты успокоиться, хотелось ей сказать, с кровожадным гигантским котом, дышащим тебе на шею горячим пеплом!

Да, здесь был кот. Слепой аррин-кен. Охотящийся на них. Каким-то образом смешавшийся со Сгоревшим Человеком мерикит.

И здесь была кобыла винохир — Бел-Тайри, Стыд Тентира, чтобы это ни значило. Она пыталась остановить их безумный полёт, плача, Родич Кинци! Немезида! Ты хочешь убить его?

Себя, возможно; жеребёнка раторна, нет.

Затем слепой аррин-кен с рёвом вырвался из подлеска и ветки вокруг него вспыхнули. Жеребёнок выскочил из своей кожи, буквально. Вот он брыкается как безумный, как будто это могло сбросить освобожденного от телесной оболочки всадника, а в следующий момент он и Джейм смотрят вниз на его безвольно упавшее тело. Его свирепое возбуждение ушло, он выглядел почти также жалко, как и Джейм под лапой аррин-кена. А затем слепая тварь снова набросилась на них, её не ввели в заблуждение простая плоть и кровь.

Раторн бросился вперёд.

… бежать, бежать, бежать…

Но где же горы, и что это за холмы, которые поднимались и опадали, устремляясь вниз на крыльях высохшей травы под свинцовым оком луны? В низине, пятна раздутых цветов взрывались под копытами жеребёнка, испуская вонь тухлого мяса. Он притормозил, тревожно фыркая.

О нет, подумала Джейм.

Они, вероятно, прошли по путям, позволяющим шагнуть с берегов Серебряной прямо в Призрачные Земли, расположенные в нескольких сотнях лиг на восток, по ту сторону хребта Хмарь.

Хотя, если повезёт, это был только кошмар или начало горячечного бреда.

Тем не менее, подсказывал прошлый опыт, также вполне возможно, что она каким-то образом случайно проникла в сферу души[36] своего брата. Опять.

С гребня следующего подъема они посмотрели вниз, на заброшенные руины замка, точно такие, какими, как знала Джейм, они и должны были быть. Ей была знакома каждая их линия, от повалившейся башни до сломанных стен, от сухого рва до нездорового, луноподобного солнечного сияния над залом лорда. Здесь они с Тори выросли, и здесь умер их отец.

Воспоминания: она помогает Куку выковыривать глазки из сваренной картошки, аккуратно, потому что, если они лопнут, то отравят еду; рандон Тигон, настолько изголодавшейся по мясу, что отрезал и поджарил собственные пальцы ноги; Зима, отказывающаяся учить её драться, поскольку она не девочка а — что за ужас — леди. Ха. После этого она внезапно набросилась на своего брата, надеясь чему-нибудь научиться по его реакции. Вместо этого она только расквасила ему нос.

— Отец сказал, что тебя опасно учить чему бы то ни было. — Сказал Тори, сопя в свой рукав. — Почему все, что ты учишь, причиняет вред людям?

Джейм обдумала это, и если бы это происходило сейчас снова, она бы удивилась, если бы её ответ изменился. — Возможно. Но имеет ли это значение, пока я только учусь?

— Это важно для меня. Я всегда тот самый, кому достаётся. Отец сказал, что ты опасна. Он сказал, что ты погубишь меня.

— Это глупо. Я тебя люблю.

— Отец сказал, что разрушение начинается с любви.

Любовь погубила их отца, или, точнее, её потеря, связанная с постепенным исчезновением матери из их жизней и его, всё более и более безнадежными, попытками её отыскать.

Ещё одно воспоминание, такое же острое, как осколок стекла и такое же твёрдое, чтобы его забыть: В тот день, она играла со своим братом в прятки (Ты будешь Отцом, а я Матерью). Там. Внизу. В замке. А закончила его — танцуя, чтобы развлечь бородавчатое лицо на посмертном знамени в главном зале.

Поначалу она не видела, что за ней наблюдает Отец. А затем его хриплый голос остановил её на полушаге.

— Ты вернулась ко мне. — Он выглядел наполовину ошеломлённым от облегчения, которое было столь сильным, что стёрло с его лица не меньше двадцати лет. — О, я знал, что ты вернёшься. Я знал… — Но когда он поспешно шагнул вперёд и разглядел её более ясно, вся мягкость стекла с его лица подобно расплавленному воску. — Ты.

Я не хочу это помнить, подумала Джейм, сжимая в руках пучок волос из гривы жеребёнка.

Одновременно она осознала, что пребывает не только в разуме раторна, но и на его спине. Кроме того, её руки стали маленькими и детскими, без ногтей. Так же и раторн съежился в испуганного детёныша, вместо этих смертоносных рогов между его глазами и ноздрями были простые шишечки.

Может быть, это всё-таки кошмар и она в нём увязла. Возможно, это что-то вроде того ужаса, который иногда заставляет её брата бодрствовать целыми днями и это было предпочтительнее риска никогда больше не пробудиться.

Но страх только обострил память.

Там, в зале, Отец со всей силой хлестнул её по лицу и швырнул спиной к стене.

— Ах ты подменыш, ах ты самозванка, как ты смеешь быть так на неё похожей? Как ты смеешь! И тем не менее, тем не менее… такая похожая. — Его руки поднялись как бы сами по себе, обхватив её побитое лицо. — Такая похожая… — выдохнул он и поцеловал её, грубо, в рот.

— Милорд! — В дверном проёме зала застыла Зима.

Он, задыхаясь, отшатнулся назад. — Нет. Нет! Я не мой брат! — И он со всего размаха саданул кулаком по каменной стене рядом с головой Джейм, забрызгав её лицо крапинками своей крови. Затем он в ярости вылетел наружу, требуя своего коня, готовый на всё, даже на штурм самого Дома Мастера, чтобы вернуть назад свою потерянную любовь.

Зима встала рядом с ней на колени. — Всё в порядке, дитя?

Как помнила Джейм, она закивала и не могла остановиться, пока рандон не коснулась её плеча. Тогда Зима встала, но приостановилась и коротко добавила, глядя на неё сверху вниз. — Это не полностью его вина. — сказала она, и вышла, чтобы подготовить мрачного серого жеребца своего лорда, пока кто-нибудь не погиб.

Если не его вина, размышляла Джейм, будучи ребёнком, тогда чья же?

Теперь детская часть её разума уловила мерцание ответа и ощутила неожиданный укол жалости. От страданий своего детства её отец поднялся на вершину власти, и только чтобы пасть из-за потери той единственной вещи, в которой он всегда нуждался. Любви.

И при всех своих пороках, он не был как его брат, хотя Грешан и воздействовал на его формирование способами, которые она только начала понимать.

Так кто же чудовище в лабиринте?

Вопрос выскочил в её голове, как будто заданный кем-то ещё. Она осознавала поставленное им испытание и важность своего ответа. Кто её истинный враг?

Трое. Так много кандидатов. Мастер Герридон, Ведьма Глуши, Иштар, Калдан, Торисен…

Нет, яростно сказала она себе. Не он. Никогда.

Здесь и сейчас, или, скорее, внизу в замке, который стал образом души её брата, врагом был безумный, шепчущий голос за закрытой дверью.

— Тори! — закричала она и вместе с жеребёнком вздрогнула от своего пронзительного детского голоска, который разорвал свинцовую тишину. Каждый нерв в её теле кричал, Заткнись ты, дура! Беги! Прячься! Но она попыталась снова, громче. — Папенькин сынок! Выходи, выходи, где бы ты ни был!

Раторн вздрогнул, когда небо громыхнуло, или, возможно, это была земля. Подул кислый, переменчивый ветер, туда и сюда, и трава зашелестела как множество полосок сухой змеиной кожи.

Кто-то стоял в дверях замка, стройный, тёмноволосый мальчик её возраста, равно готовый двинуться и внутрь, и наружу. Белый щенок волвера присел у его пяток, только вне пределов досягаемости. Близнецы пристально смотрели друг на друга. Это было тогда. Это было сейчас. Всё, что у них было, когда они были вместе, лежало между ними, достаточно близко, чтобы коснуться, и даже годы не могли помешать. Ветер дул всё сильнее и сильнее и трава пригибалась к земле, начиная жалобно выть.

— Тори, убирайся оттуда! — закричала она ему вниз, в зубы поднимающегося шторма, через бездну времени. Мог ли он её вообще слышать? — Отправляйся куда-нибудь, куда угодно, так далеко, как только сможешь!

Ветер снова сменил направление, теперь толкая её в спину. Он принёс с собой слишком знакомый запах затхлости и пыли и древний заразы. Она знала, что это, ещё до того, как повернулась к нему лицом, но её сердце и желудок всё-таки дёрнулись при этом зрелище.

Над ними, вдалеке, виднелись очертания Дома Мастера. Туман скрывал нижние этажи, но верхний наклонился, как будто готовый упасть. Ветер сдувал пепел мёртвых с множества крыш и фронтонов и создавал из него вуали, закрывая луну, замутняя воздух. Тьма наблюдала из тысячи разбитых окон и испарения унылого голода выдыхались — ХХХААааа… — через сотню зияющих дверей. Из теней внутри приходили звуки ударов камня о камень, и как язык ледника, вся эта массивная груда двигалась вперёд, но это была только слепая голова Дома. Остальная его часть растянулась назад, в Тёмный Порог, и дальше, во вне, от одного падшего мира к другому, вниз по Цепи Сотворений. Все эти комнаты тьмы толкали его вперёд могучей, нечеловеческой движущей силой, в то время, как тени катились пред ним по холмам и трава вопила под их прикосновением.

Джейм проглотила приступ тошноты. Если образ души Тори был плох, то её ещё хуже. В Доме был зал, с полом из зелёных плит. Там, сотканные глаза мёртвых и проклятых пристально взирали со стен на спящего, спрятавшегося у холодного очага, на груде шкур аррин-кенов.

И когда Мастер в конце концов войдёт в свой зал, что тогда, дочь Танцующей? Ты встанешь и будешь драться или распахнёшь ему свои объятья, как однажды, не так давно, уже сделала? В конце концов, для чего ещё тебя вывели?

Ох, но это время ещё не пришло.

— Тише, — Выдохнула Джейм детёнышу раторна, её рука легла на его дрожащую шею. Ухо дёрнулось назад, чтобы послушать, потом снова вперёд, потом назад. — Тише. Мастер всё ещё в своём доме, монстр в своём лабиринте. В конечном счёте, или он выйдет к нам на встречу или мы отправимся за ним внутрь. Туда. Ты теперь не рад, что попробовал на вкус мою кровь?

Возможно, она слишком поспешила.

Сгусток мрака оторвался от теней Дома и стремительно ринулся вперёд к ним через вздымающиеся холмы, появляясь и пропадая, и снова появляясь. Общий грохот разделился на стук тяжёлых копыт.

— О нет, — сказала Джейм.

Серый жеребец Мастера взлетел на следующее возвышение и с ревом бросился на них. Его разинутые челюсти разбрызгивали пену, а его подкованные сталью копыта подбрасывали вверх куски торфа, который превращался в пыль прямо в воздухе. Детёныш раторна пронзительно вскрикнул, зовя мать, и стрелой бросился бежать.

Они летели прочь, петляя среди скачущих холмов, жеребёнок бежал в слепой панике, Джейм пыталась удержать его в ложбинах, вне поля зрения. Это была игра в прятки с местью. Как будто её недавние неуклюжие попытки верховой езды только извлекли на поверхность её давно похороненные детские страхи.

Если ты подведёшь Мастера, мы просто скормим тебя Железной Челюсти, почему бы и нет?

Она помнила, как серый жеребец бросился на неё, уши прижаты назад, а зубы оскалены, ещё когда он был только лошадью, а она только ребёнком, заблудившимся в месте, которое смешно было назвать пастбищем, где росли больные и мерзкие травы Призрачных Земель. В другой раз Тори подначил её прокатиться на нем верхом и, конечно, она была безжалостно сброшена на землю. Вот на этом самом месте. Это и было источником болезненного страха, который сжимал её живот всякий раз, когда она ставила ногу в стремя и отдавала себя на милость такого сильного, непредсказуемого создания. Потом её отец загнал жеребца до смерти и переврат Мразиль создал из него призрака для своего хозяина.

Жеребёнок проскользнул вокруг кургана, его задние ноги почти вылетали из-под него, и они ринулись вниз, к одиноко стоящей фигуре с белыми волосами.

— Остановитесь, или вы убьёте себя! — закричала она, а потом отскочила с их пути, когда они с грохотом пронеслись мимо.

— Если мы остановимся, — Пронзительно крикнула Джейм через плечо, — Мы умрём!

Вновь вокруг, по другой кривой, и там снова оказалась эта фигура, прямо на их пути с поднятыми вверх тонкими руками, жутко напуганная, но непреклонная. — Я не шучу!

— Как и мы!

Жеребёнок влетел прямо в него, споткнулся и упал, перевернувшись через голову. Оказавшись в свободном полёте, Джейм перекатилась на ноги и выплюнула полный рот извивающейся травы, прежде чем та смогла пустить корни.

Причина их падения сидела, схватившись за голову и стонала. С запозданием, Джейм узнала своего кузена Киндри Бродягу по Душам. Ну конечно. Вот чей голос она слышала в своей голове во время своего сна или бреда или чтобы это ни было, и вот чьи тонкие чуткие руки прижали чашку к её губам. Теперь он вошёл в её сферу души как целитель, чтобы помочь ей, и за все свои старания, угодил под копыта.

— Прости, — сказала она ему, а затем — Беги!

Земля сотрясалась подобно громадному барабану. На гребне появился Железная Челюсть и с рёвом и грохотом помчался вниз на них. Киндри поражённо уставился на него, а затем внезапно исчёз. Детёныш раторна с визгом бросился в сторону, прямо под копыта жеребца. Призрак чуть повернул и бросился к нему, зубы оскалены. Если он поймает юного раторна, он может затоптать его до смерти или сломать тому шею.

Джейм прыгнула к голове призрака. Она намеревалась выцарапать ему глаза когтями, однако, её кончики пальцев всё ещё не имели ногтей. Вместо этого она обнаружила себя прилипшей к шее жеребца, его горячее дыхание зловонной струёй било ей в ухо. Один мёртвый, белый глаз повернулся к ней. Он начал резко вскидывать голову и мотать ею, пытаясь её сбросить. Если она свалится, он, без сомнения, убьёт её.

Ну, подумала она со странной отстранённостью, я так и умру беспомощным ребенком или, наконец, смирюсь с тем, кто я есть, и вырасту?

Её тело, похоже, решило за неё. Кожа треснула и окровавленные когти прорезались на кончиках её пальцев, так же как и тогда, когда ей было семь и она стояла лицом к лицу с отцом над телом умирающей кендар Зима. Она обхватила ногами шею призрака. Когда он снова вздёрнул свою голову, качнув её вверх, к своей морде, она погрузила когти в белый мрамор его глаза. Он взорвался, выбросив дугу чёрной крови, сразу же свертывавшейся при соприкосновении с воздухом. Жеребец подскочил вверх, а затем рухнул на спину. Джейм отскочила и бросилась бежать. Она слышала, как он бьётся за ней, пытаясь укатиться прочь от своих мучений.

Так значит, некоторые призраки могут испытывать боль, отметила некоторая часть её сознания. Интересно.

Другая её часть, которая хотела жить, думала только… беги беги беги… и так она и сделала, всё дальше и дальше и дальше, слишком испуганная, чтобы заметить, что бежит в одиночестве.