1-й день лета
Диск заходящего солнца коснулся белых вершин Снежных Пиков, зажигая на них потоки огня, которые потекли вниз к затенённым склонам гор, где задержались остатки Предвестий[1]. Светящийся туман курился из высокогорных ущелий, недоступный заходящему солнцу. Предупреждающий холод сумерек скатывался вниз ко дну долины подобно быстрой тени затмения. Листья вздрагивали при его прикосновении, а потом замирали. Песни птиц обрывались на середине ноты. Момент глубокой неподвижности окутал Заречье[2], как будто дикая долина затаила дыхание.
Затем, с высоты, где тёмная бахрома железных деревьев сливалась с голыми скалами, донёсся долгий протяжный крик, начавшийся с высоких тонов и упавший до стона, который стряхивал снег с ветвей и иссушал последние дикие весенние цветы на лугах высокогорья. Так Тёмный Судья приветствовал первую ночь лета: «Всё имеет конец, свет, надежда, жизнь. Приди на суд. Приди!»
Далеко внизу по Новой Дороге цокала почтовая лошадь. Она внезапно остановилась, когда её наездница бросила поводья и натянула капюшон куртки для верховой езды себе на уши. Говорили, что каждый, кто услышит мрачный крик слепого аррин-кена, не мог не ответить ему. Она услышала… но его слышала и вся долина. Возможно, этот призыв относится вовсе не к ней, нервно твердила себе кадет по имени Рута. Она, несомненно, не сделала ничего такого, что заслуживало бы суда, даже в Рестомире, даже Лорду Каинрону.
Просто выполняю приказы, сэр.
Пот затемнил бока её верховой лошади, она была раздражена, а морда взмылена. В этот день они проделали почти тридцать миль, выехав из Общины Летописцев на Горе Албан; стандартный почтовый перегон между замками, но проделать его было не так-то просто, из-за разбитой и заваленной деревьями мостовой. Они были уже около дома, и лошадь знала это, но она всё ещё колебалась, голова высоко поднята, уши трепещут.
Земля раздраженно заворчала, и булыжники задрожали под ногами. Рута схватилась за стремена, чтобы не дать лошади понести. Проклятый зверь должен был уже уяснить, что они не смогут убежать от остаточных толчков землетрясения. Три дня назад могучий Шторм Предвестий[3] ослабил жилы земли от Киторна до Водопадов. Заречье всё ещё сотрясалось, но это должно было скоро закончиться.
— Чёртова Речная Змея, — пробормотала она и сплюнула в воду — мерикитский акт примирения, который переняли кендары её отдалённого замка.
Племена холмов верили, что все землетрясения вызваны великими подземными Змеями Хаоса, с которыми, чтобы их утихомирить, необходимо было сразиться или же насытить их. Рута не находила ничего странного в такой идеи, но ей хватало ума — обычно — не делиться подобными соображениями со своими товарищами кадетами.
Память заставила её заёрзать в седле: Следуй фактам, коротышка, а не фантазии певцов.
Этот проклятый, самодовольный Вант. Кендары Заречья были высокомерным народом, поскольку многое знали.
Но как раз в ночь перед Кануном Лета, мерикитский князёк против своей воли сошёл вниз и насытил великую змею, лежащею под дном реки Серебряной. Рута видела пару ступней, аккуратно отрезанных по щиколоткам, которые от него остались.
Лошадь снова подпрыгнула, когда нечто серебристое упало на берег и забилось на дороге почти перед самым её носом. Извиваясь и изо всех сил закручивая усы, сом самостоятельно привстал на толстых грудных плавниках и продолжил своё мучительное движение в сторону реки. Если вниз с холмов начала возвращаться рыба, подумала Рута, худшее должно быть уже позади.
Она стукнула свою утомлённую лошадь по сведённым от долгой рыси ногам. Солнце садилось. Сумерки окутывали камыши по берегам Серебряной, а затем изливались наружу наступающим приливом ночи. Тени, казалось, заглушали цокот копыт и звон упряжи.
Они поднялись на очередное возвышение и перед ними раскинулся Тентир, училище армейских офицеров рандонов[4].
Рута внимательно огляделась. Вдоль всех извивов реки берег осел вместе с деревьями, мостом и дорогой. Параллельные реке трещины избороздили нижний конец тренировочных полей, некоторые длиной всего несколько ярдов, другие — сотня футов и больше. Половина из них была полна воды, и они отражали красное небо, напоминая собой множество кровавых порезов.
Внешняя защитная стена, распложенная чуть дальше, большей частью обвалилась. Поля внутри неё были пусты и беззащитны.
Само училище прочно стояло на каменных подошвах Снежных Пиков. Старый Тентир, старая крепость, выглядел также прочно как всегда. Это был массивный трёхэтажный блок серого камня, со щелями тёмных окон над первым этажом, крытый тёмно-синим шифером. И в дополнение, из каждого угла здания торчали тонкие и длинные дозорные башенки. По крайней мере по внешнему виду это было, вероятно, самое примитивное строение Заречья. За ним, окружая пустой квадрат, стоял Новый Тентир, собственно училище. Когда-то девять основных Домов жили в одинаковых казармах, но вековые изменения в их размерах и значимости привели к тому, что некоторые из них прихватили пространство своих меньших соседей. Когда места для расширения границ больше не оставалось, они начали строиться вверх. Результатом таких неравных условий стала зубчатая линия крыш, наподобие челюсти с неровными зубами. По крайней мере, ни один зуб похоже, не пропал, хотя в некоторых крышах зияли дыры. Рута облегчённо вздохнула: она ожидала худшего.
Но что это поднимается с внутреннего двора? Дым?
Сердце Руты сжалось. На мгновение ей, вероятно, представился вид Киторна, и кости его перебитого гарнизона, лежащие забытыми и опозоренными в его тлеющих руинах. Никого из её поколения не было тогда на свете, восемьдесят лет тому назад, но никто из живущих в уязвимых пограничных замках никогда не забывал эту страшную историю или жестокий урок, выученный ими.
Однако для кенциров Заречья это была только старая песня о событиях прошлых и далёких. В конце концов, ни одно племя холмов не осмелиться даже попытаться напасть на них.
Нет. Не дым. Пыль. Что это, во имя Тёмного Порога[5]…?
Почтовая лошадь топнула и нетерпеливо дёрнула узду. Зачем они здесь остановились? Действительно, зачем? Сзади раздался стук подков и гул голосов. Основная группа почти догнала их.
Рута отпустила поводья. Лошадь сорвалась с места и болезненной для костей рысью направилась вперёд — к конюшне и дому.
Копья закатного света падали вниз, внутрь Старого Тентира, через высокие западные окна и дыры в крыше. Пылинки танцевали в них подобно искрам умирающего огня. Воздух, казалось, дрожал. Непрерывный рокот эха в почти пустом огромном зале прерывался треском одного слова, выкрикиваемого снова и снова, смысл которого терялся в общем оглушающем рёве.
Кадет Коман стоял в задней части зала, перед одной из западных дверей, за которой лежали казармы и внутренний тренировочный двор Нового Тентира, военного училища. Его внимание было сосредоточено на сильной суматохе снаружи, а руки сжимали засов, готовые резко распахнуть дверь. Он не слышал стука Руты в парадную дверь на другом конце длинного зала, за которым последовал тяжёлый удар.
Незапертая дверь с треском распахнулась, скрепя на разбросанных обломках, и Рута осторожно заглянула внутрь, держа руку на рукояти длинного ножа, вложенного в ножны на её поясе. Быстрый взгляд сказал ей, что зал пуст или близок к этому. Нахмурившись, она откинула назад капюшон своей грубой куртки, обнажив волосы соломенного цвета, грубо обрезанные и напоминающие собой плохо сложенную соломенную крышу.
— Тентир, у тебя появилась компания! — закричала она в зал. — Кто-нибудь, заберите эту вредную лошадь!
Мгновение спустя она споткнулась на пороге, потому что лошадь ударила её в спину. Затем она попыталась отпрянуть назад, но Рута схватила её и ввела в зал, прикладывая все силы, чтобы держать в узде. В ответ та отвела назад уши и выгнула дугой хвост. Навоз шмякнулся, паря, на плиты пола, уже замусоренного осколками шифера крыши, сломанными балками и упавшими птичьими гнёздами.
Тяжело ступая уставшими от долгой езды ногами, Рута быстро оглядела длинный зал, деливший Старый Тентир на две половины. Несмотря на беспорядок, увиденное вновь поразило её. Всю свою короткую жизнь она мечтала тренироваться в этом военном училище, и вот она здесь, кадет кандидат, присягнувшая самому Верховному Лорду.
Но вот как долго в её подсознании будет нашептывать страх, возникший из-за событий прошлой недели. Рута сжала челюсти. Она была здесь и здесь и должна остаться. Не думай о провале, твердила она себе. Не думай. Смотри.
В галереях на втором и третьем этажах, серебряные цепи ряд за рядом, казалось, плавали напротив тёмных стен. Подвесками каждого сияющего кольца служили пластинки, на которых записывали карьеру их владельцев — какой класс окончили, какие звания и назначения получали, какие награды и в каких битвах заслужили, и в какой битве пали: белые кромки были для фиаско в Белых Холмах, когда Серый Лорд Гант был низвергнут, синие — для Водопадов прошлой ранней зимы, когда его сын Торисен остановил Великую Орду, чёрные — для страданий Уракарна в Южных Пустошах, откуда вернулись единицы, и так далее, и так далее.
Вдоль нижних стен весели знамёна девяти основных Домов Кенцирата, которым служили большинство рандонов. Скачущее пламя, сгорбленный ястреб и рычащий волк на южной стене: Брендан, Эдирр и Даниор. Кулак в рукавице, обоюдоострый меч и змея, пожирающая выводок, на севере: Рандир, Коман и Каинрон. Над двумя западными дверями, открывающимися в Новый Тентир, были сломанное дерево и полная луна Яран и Ардет. Между ними на самом почетном месте над камином висела голова раторна Норфов, которые были верховными лордами Кенцирата в течение тридцати тысячелетий.
Одна десятая этого времени была проведена здесь, в Ратиллиене, последним из ожерелья пороговых миров, оборонявшихся и впоследствии потерянных Триединым народом во время его долгого и горького отступлении перед Темным Порогом по Цепи Сотворений.
История училища началась тысячу лет назад, когда форты Заречья были переданы Кенцирату. С тех пор каждый кадет добавил свой стежок к соответствующему знамени, расширяя его, хотя его обратная сторона гнила из-за сырых стен. У некоторых, как, например, небольшого дома Даниор, между голыми основными нитями проглядывали пятна каменной стены. Флаги других, особенно Каинрона, выглядели как неуклюжие висячие наросты.
Ничем не отличаясь от самого Калдана, Лорда Каинрона, подумала Рута с усмешкой.
Лошадь остановилась и прянула назад, чуть не сбив её с ног. Мгновением позже из-под земли раздался слабый гул и зал задрожал. С крыши посыпался шифер. Птицы ринулись наружу через дыры в кровле. Лошадь попятилась, вращая белками глаз и вырывая поводья из рук кадета. Прежде чем та успела опять её схватить, лошадь стрелой пролетела через зал и дальше вниз, по боковому пандусу в подземные конюшни. Её встречало испуганное ржание лошадей, уже находившихся в стойлах.
Рута подошла к кадету рядом с дверью.
— Ты разве не слышал мой окрик? — строго спросила она, стараясь перекричать шум. Ей также пришлось поднять глаза, поскольку собеседник был на добрую голову выше её, как и большинство кендаров её возраста. — Ты знаешь, что наружный двор без охраны и дверь зала не заперта? Я была почти уверена, что племена холмов разрушили и разграбили это место. Где все?
Кадет Коман бросил на неё рассеянный взгляд и поморщился: молодой лорд его дома, основываясь на своей эмблеме, установил моду носить вместе с формой в качестве серьги маленький обоюдоострый кинжал, не подумав о том, что при каждом неосторожном движении он будет ранить своего владельца. — Я слышал тебя, но не мог оставить свой пост. Нет, стража не выставлена. Мы всё ещё не пришли в норму ни со времени последнего сильного толчка, ни того, что было перед этим.
— Ха, — сказала Рута.
Насколько она могла видеть, Тентир ещё дёшево отделался. Для сравнения, некоторые участки горы Албан начали смещаться и проделали весь путь до Южных Пустошей, затем попали на север, в Киторн, и, в конце концов, рывком вернулись на своё основание. Отдельные части здания всё ещё отсутствовали. Во время отъезда Руты этим утром, женщины и летописцы со всё возрастающей настойчивостью и тщательностью искали уборную верхних уровней.
Коман вздрогнул, когда над их головами что-то сдвинулось. Сверху на его задранное лицо посыпался гравий.
— Мы провели неделю, — быстро сказал он, — покрываясь испариной в нижнем зале, с тлеющим железным деревом, и каждую минуту ожидая, что весь замок рухнет нам на головы. Давно известно, что старые постройки безопасны, поэтому никто не осмеливался выйти наружу, из страха быть унесённым Предвестиями, но всё же… все новые кадеты-кандидаты сгрудились вместе — Ардеты, Каинроны, Норфы, остальные… Никакой дисциплины. Драки. Что до мерикит, то я даже хочу, чтобы они пришли! Сейчас Тентир — настоящее осиное гнездо, которое просто ждёт какого-нибудь дурака с палкой.
— Ей, там, тащите его! Тащите! — заорал громоподобный голос снаружи, перекрывая общий шум.
Коман рывком распахнул дверь. Кадеты прогрохотали мимо, ряд за рядом, ноги стучат по деревянному настилу. Они бежали, строго соблюдая ритм, задаваемый, ставшими теперь различимыми, криками тренирующих их саргантов, стоящих в середине тренировочного квадрата:
— Бегом! Бегом! БЕГОМ!
Коман дождался промежутка между отрядами и стрелой выскочил наружу. Рута, вытянув шею за дверь, увидела, как он достиг кадета, который, запинаясь, упал и был затоптан прежде, чем его товарищ смог его подхватить.
— Вниз! — прокричал командир приближающегося отряда.
Спаситель и жертва упали на землю. Командиры десяток попарно окружили их, напоминая движением своих поднимающихся и опускающихся голов рябь воды над скрытой скалой, счастливые, что ни один из них не споткнулся. Затем они отошли в сторону. Коман, хромая, поддерживал упавшего кадета. Они успели вытянуться вдоль стены как раз тогда, когда следующий отряд прогрохотал мимо, а затем, пошатываясь, вошли в дверь. Рута выскочила в проём и втащила их внутрь. Все трое кучей малой рухнули на каменный пол зала.
— Слезь с меня! — хрипло сказал кто-то в куче.
Они смогли разъединиться только со страшными проклятьями и размахиванием кулаками, один из которых попал Руте по уху. Она отпрянула назад, тряся головой, чтобы прийти в себя.
— В чём дело, народ? — потребовала она ответа, но инстинктивно она уже знала: прежний лорд Комана был верным союзником Каинрона, но новый, Кори, пока колебался в этом вопросе. Говорят, Калдан был просто взбешен этим, а только что спасенный ими кадет был Каинроном. Дело здесь было в негласной напряжённости между домами.
Коман тряс меньшего парня, пока тот не перестал пытаться драться, и у того страшно стучали зубы. Затем он прислонил его к стене.
— Это… продолжалось… часами, — задыхаясь сказал он, скрючившись у косяка. — Бег как наказание… ха! Они, что хотят… нас всех… убить? — Он, наконец, внимательно рассмотрел Руту. — Ты из пограничных оболтусов… не так ли? Одна из тех, кто спустился… из Мин-Дреарского Верхнего Замка. Одна из десятки Шиповник Железный Шип.
— Проклятый Шип, — пробормотал Каинрон. У него пошла кровь носом. Он нащупал свой опознавательный шарф и высморкался в него. — Проклятье, запачкал кровью воротник. Итак, милорд Калдан оказался для неё недостаточно хорош…
— Да, — сказала Рута, сурово на него глядя. — Десятница теперь служит Верховному Лорду.
— Твоя десятка не участвовала в охоте на мерикита, и во время шторма без всякого разрешения исчезла. — Коман оценивающе её рассматривал. — Мы полагали, что вы все погибли. И лучше бы, чтобы так оно и было. У вас большие неприятности, оболтусы.
Рута сердито на него посмотрела.
— У нас были важные дела.
— Расскажи это Коменданту. Я полагаю, что он сыт вами по горло, Норф. Как и мы все. Большинство из вас просто сумасшедшие. Ты по-прежнему проверяешь каждую ночь, не прячется ли под твоей кроватью Герридон или, может быть, тёмный червяк, наподобие того, которого ваш драгоценный Верховный Лорд, как он утверждает, видел прошлой осенью?
Рута сжала свой драчливый рот. Она понимала, что они провоцируют её, что Коман и Норф находятся в гораздо более непростых отношениях, чем Коман и Каинрон, но здесь была затронута честь её лорда.
— Что ты имеешь в виду под «утверждает»? Ты думаешь, что этого могло и не быть? Вы, Коман, живёте в южном конце Заречья. Здесь, на севере, всякое случается. Мы ближе к Барьеру, чем вы, похоже, себе представляете, а что за ним, а? Сам Тёмный Порог! Несколько дней в Верхнем Замке и вы можете увидеть Дом Мастера Герридона, проглядывающий сквозь туман, как будто он хочет проделать себе путь прямо сквозь него.
Каинрон фыркнул за своим уже промокшим шарфом. В этом заглушенном звуке было всё презрение, с которым лорд Калдан относится ко всяким тёмным вещам, и вообще ко всему, что не несло ему немедленной выгоды.
— Вы мне не верите? Но кто, по вашему мнению, стоял за Великой Ордой, управляя ей, когда мы сразились с ней прошлой зимой у Водопадов? Перевраты, вот кто. Из нашего рода, когда-то — кенциры, падшие вместе с Мастером, искажённые в тенях его дома.
Коман ухмыльнулся.
— Так говорят певцы с Горы Албан, особенно эта Зола, от которой бросает в дрожь. Если вам так хочется назвать каждого «искажённым», то, как насчёт мёртвой женщины, которая не упокоилась и продолжает болтать? Что до остального, то некоторые люди проглотят любую Законную Ложь певцов. И на вашем месте, оболтусы, я бы не стал хвастаться насчёт Водопадов: Народ может припомнить, как Верховный Лорд приобрёл сестру на кромке обрыва — предположительно при вспышке и продолжительном грохоте. Он же последний чистокровный Норф, не так ли? Так откуда же она взялась? Вся эта история — ещё одна Законная Ложь, если вы спросите моё мнение… и над чем это ты ухмыляешься?
— Подожди и увидишь, — сказала Рута.
Каинрон сфокусировал на ней затуманенный взгляд. Для такого молодого юноши, едва достигшего пятнадцатилетия, он ужасно выглядел, как будто выздоравливал после тяжёлого похмелья. Так собственно оно и было: два дня назад Калдан принял участие в великой попойке, и её последствия оказали влияние на всех связанных с ним кендаров, которые ещё не научились тому, как защищать себя от подобного.
— Думаешь, ты такая умная, чтобы избежать этого, а лохматоголовая? — хрипло сказал он, указывая на мрачный поток изнурённых кадетов, прогоняемых мимо двери. — И ты тоже пришла из Верхнего Замка? Ещё один захудалый дом, умирающий прямо на ногах, ещё один кендар, удирающий, пока дом ещё не рухнул…
Плохо остриженные волосы Руты почти ощетинились. Она отрезала их при уходе и оставила в холодных руках своего Лорда, на случай если она никогда не вернётся — плохая замена её костям, которые сожгли бы на погребальном костре в почётный прах, но всё же лучше чем ничего. И если она была рада сбежать из того жуткого места, то вина за это заставляла её биться ещё более свирепо.
— У меня есть разрешение моего лорда, чтобы тренироваться вместе с людьми Верховного Лорда. Мин-Дреарские[6] рандоны всегда так делают.
— Проклятые чёртовы недоумки[7], рысящие вслед за безумным крысо-рогом[8]…
— Это значит быстрый — орн[9], идиот. — Рута бросила взгляд на знамя дома Норф, на свирепого рогатого зверя вышитого на фоне щита цвета слоновой кости, сверкающего в темнеющем зале. Кто может смеяться над подобными вещами, за исключением, возможно, некоторых идиотов из числа жителей Заречья, кто даже никогда и не видел ни одного из них в реальности?
Коман выглянул за дверь.
— Сюда опять подходит твой дом, парень. Вставай и иди.
Кадет Каинрон пошатываясь поковылял к выходу. У дверей он оглянулся на Руту.
— Я запомню тебя, полоумная. И все Каинроны помнят проклятую Шиповник Железный Шип. — На мгновение показалось, что сам Калдан глянул из мрачных глаз парня. Рута отступила на шаг, изобразив Даркварский знак против зла. Каинрон мигнул, неуверенно рассмеялся и, спотыкаясь, вышел, чтобы быть сметённым своими товарищами, пробегающими мимо.
Коман пристально смотрел ему вслед.
— Неужто все сошли с ума? — Он так посмотрел на Руту, как будто его искушало желание изобразить защитный знак против неё самой. — Сумасшествие заразно. Серый Лорд Гант заразил им все Воинство в Белых Холмах, а теперь Чёрный Лорд Торисен делает это снова!
— Если ты хочешь предъявить ему претензии, — сказала Рута, когда дальняя дверь с усилием отворилась, визжа погнутыми петлями, — то вот твой шанс.
В сумерки зала въехали два всадника, один на высоком чёрном жеребце, другой на маленькой серой кобыле со сложно заплетённой белой гривой.
— Это лорд Ардет, — сказал Коман, приглядевшись ко второму. — Во имя Тёмного Порога… — Его голос стих, а челюсть отвалилась.
Лорд Омирота казалось, принёс в зал восхитительный свет, как если бы взошла полная луна, которая была эмблемой его дома. Сияние как будто исходило из глубины его костей, проникая через одежду, через саму его плоть. Но нет, думала Рута, тоже на него глядя: это, должно быть, только его белоснежные волосы. И всё же, всё же…
Ардеты были несколько высокомерны, они гордились своим утончённым лордом, который в свои сто пятьдесят с лишним лет провёл свой дом через такое множество бедствий, что даже летописцы Горы Албан потеряли им счёт. Худшими из них были тридцать один год хаоса после Белых Холмов, когда в отсутствие Верховного Лорда Кенцират чуть не распался на части. Только Ардет знал, что наследник Ганта жив: мальчик Торисен, рожденный в ссылке, который тайно пришёл к нему, и которого Ардет спрятал среди офицеров рандонов Южного Воинства. Спустя четыре года Торисен достиг совершеннолетия и, наконец, предъявил права на место своего отца.
Каинрон утверждал, что он всё ещё марионетка Ардета, или того хуже.
Некоторые подозревали, что при Водопадах Верховный Лорд выскользнул из пальцев своего наставника.
С тех пор его друзья стали размышлять, а так ли уж нуждается Торисен во влиянии Ардета, чтобы спастись от себя самого. Рута инстинктивно чувствовала, что теперь старый лорд пытается вновь утвердить свой контроль над молодым человеком.
Возможно, это единственно правильное решение, подумала она, полуоглушенная, тянясь к старому хайборну, как к солнцу после сильного мороза. Возможно, вот истинное сердце Кенцирата, его тайный правитель, которому все должны уступать, как и сам Торисен когда-то. Её собственный лорд — сломленный человек, его сыновья — пепел перед ним, его кендары плохо связаны с ним из-за его слабой воли. Верховный Лорд Торисен держал своих людей почти также слабо — из-за своей слабости — издевались Каинроны, чей собственный лорд держал их в своих руках подобно мучительной смерти; из-за неуместного такта — говорили союзники, пожимая плечами. Рута знала только, что это заставляет её нервничать. Как было бы великолепно, думала она сейчас, упасть к ногам Ардета, вложить свою жизнь в эти тонкие сильные руки и услышать шепот его слов приветствия.
Затем она одёрнула себя, безмолвно ругаясь. Все знают, что старый Адрик питает слабость к экзотическим снадобьям Ядовитого Двора и до сих пор прибегает к их помощи, иногда со странными результатами. Пускай он и дальше светится в темноте подобно тухлому угрю. Она — Мин-Дреар и должна остаться верной своей связи, если не ради своего лорда, то ради своей матери и матери матери.
Чёрный Лорд Торисен, Верховный Лорд Кенцирата, въехал в Тентир на своём боевом жеребце Урагане подобно тени блеска своего спутника. Черная одежда, тёмные короткие волосы, с искрами преждевременной седины, как лошадь, так и всадник казалось, растворялись во мраке зала за исключением лица всадника, бледного от напряжения и плывущего вперёд подобно призраку и изящной левой руки с узорами белых шрамов, держащей поводья.
Его правая рука была невидима, засунутая в запылённую куртку.
Большой серый волк скользил с его стороны так близко, как только смог подойти, чтобы не попасть под копыта, ближе, чем нравилось Шторму, судя по тому, как он косил глазом. Но волвер Лютый, просто с тревожным беспокойством наблюдал за своим старым другом Торисеном.
Если лунное свечение Ардета обещало безопасность, то Норф, казалось, прибывал в упрямом самозатмении, затмении луны, когда все вещи кажутся сомнительными и опасными. Он не смотрел на своего бывшего наставника, и, казалось, не слушал его. Однако, он ехал, наклонившись и перенеся весь свой вес на внешнее стремя, избегая этого мягкого, настойчивого голоса.
Рута привлекла внимание Комана, пнув его в голень.
— Ступай, скажи Коменданту, что у нас появилось пополнение.
— Хорошо, — сказал он, продолжая изучать гостей, а затем запоздало ойкнул.
Не глядя, он вывалился в дверь и повалил весь отряд Эдирр.
— Вольно! — проорал саргант.
По всему квадрату кадеты, задыхаясь, попадали на доски.
Тем временем, разделённые по домам на две колонны, в зал въезжали остальные всадники, сохраняя вежливую дистанцию от своих лордов. Они игнорировали друг друга, но их скакуны, чувствуя их настроение, волновались и кусались.
Внимание Руты перескочило на самое уверенное лицо в толпе, там, на почтительном расстоянии за капитаном стражи Ардета. Красно-коричневая от южного солнца, с коротко обрезанными волосами тлеющего алого цвета красного дерева, Шиповник Железный Шип пришла в Тентир долгой и тяжёлой дорогой. Она была старше большинства кадетов, опытнее их, и вызывала у них недоверие из-за внезапной смены домов у Водопадов. До этого никто не верил в возможность такой вещи. Никто из Каинронов. Не против воли их лорда. Но вот, она здесь, даже ещё больший изгой, чем сама Рута. Если кто-нибудь и мог показать этим чопорным обитателям Заречья один или два фокуса, так это красивая и несгибаемая дочь Розы Железный Шип.
Ох, пожалуйста, подумала Рута, пусть она начнёт с него.
Командир пятёрки Вант ехал, буравя взглядом спину Шиповник. Они все вскипели от негодования, когда бывший Каинрон ёндри[10] был поставлен их командиром, но больше всех Вант, которому пришлось уступить ей должность десятника. Если он сейчас и держался в тени Шиповник, то только потому, что надеялся, что она получит большую часть заслуженного ими наказания.
По плитам пола стучали копыта. Бурый мерин нервно пританцовывал, вращая глазами, между двумя лордами и их свитами. Все отводили от него глаза, кроме Руты, которая вопреки себе глупо пялилась, открыв рот.
Подобно своему брату, наездница мерина носила всё чёрное, но её куртка имела необычный покрой, один рукав обтягивающий, а другой свободный. В отличие от Торисена, изящные руки, нервно сжимающие поводья, были в чёрных перчатках. Вот чего она не носила — и почему никто не осмеливался смотреть на неё прямо — это маска. Для леди хайборн показывать свое лицо всему миру было очень непристойно, значительно менее неприличным был тонкий и прямой, недавно заживший шрам через всю щеку. То, что она выглядела как более молодая версия своего брата только сбивало с толку.
Из-за её плеча осторожно выглядывало тонкое острое лицо. На мерине было два всадника, вторым был незаконнорождённый полукровка Каинрон, который каким-то образом стал её слугой.
Как будто довершая эту странную компанию, вслед за ними в зал вбежал Королевский Золотой охотничий барс. Кот, Жур, был слеп, что, возможно, объясняло, почему он жизнерадостно плюхнулся на пути прибывающих всадников и принялся старательно умываться.
Его хвост дёрнулся под опускающимся копытом. Он с воплем вскочил, мерин шарахнулся в сторону, и оба всадника свалились.
Вся смешанная свита внезапно пришла в движение, лошади разделялись по домам и поворачивались мордами друг к другу, руки их всадников инстинктивно схватились за рукояти мечей.
Мерин, на которого не обратили внимания, вскинул голову и степенно потрусил вниз по пандусу.
Только чёрный жеребец и серая кобыла остались неподвижны. Голос Ардета что-то рассеяно бормотал. Торисен унял волнение за собой одним поднятием руки — правой, с тремя сломанными пальцами, которые были в лубке и сильно перевязаны. Он посмотрел мимо Руты и его тонкий рот изогнулся в кривой полуулыбке. Она, вздрогнула, осознав, что во время неразберихи в зал вошёл Комендант и встал прямо за ней.
Ей пришлось вытянуть шею, чтобы увидеть его лицо. Шет Острый Язык был высок даже для кендара, а в его чертах проглядывали следы изысканности хайборнов. И хайборны и кендары в равной степени считали его нерешительным. Тем не менее, многие верили, что он бы величайшим рандоном своего поколения. Рута с беспокойством вспомнила, что Шет также был Каинроном и военным лидером этого дома.
— Милорды, добро пожаловать в Тентир, — сказал он.
Его пристальный изучающий взор упал на грязную фигуру посреди зала, которая поднялась и стала интенсивно отряхивать пыль с одежды. Её компаньон и кот вместе попытались спрятаться за ней. Глаза Коменданта встретились с внимательным, пристальным и смущённым взглядом, она отбросила вверх длинные чёрные волосы, которые свесились вниз при падении, и закрутила их назад под кепку.
— Кто это у нас здесь? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Рута не смогла сдержаться.
— Один дурак со стеком, — пробормотала она.
Комендант бросил вниз, на неё, быстрый взгляд.
— Наверно так оно и есть, — сухо сказал он. — Милорды, добро пожаловать в Тентир.
Рута поспешно нырнула прочь от него, чтобы взять под уздцы Шторма. Высокий жеребец с фырканьем склонил к ней свой нос и неподвижно стоял, пока Торисен неловко спешивался, оберегая свою повреждённую руку.
— Это честь быть под этой крышей, — ответил он, поглощенный своими мыслями, и с беспокойством коснулся плеча кобылы. Пот сделал ей оловянно-серой, и она устало дрожала. — Моя леди? Адрик, во имя Триединого..! Подумай о Британи, если не о себе.
Ардет тоже свалился вниз и побрёл вперёд подобно лунатику, по-прежнему бормоча. Шет поднял бровь, наблюдя, как Лютый и Верховный Лорд отступили за Шторма, волвер держался между хайборнами, игнорируемый обоими. Жеребец прижал уши, но всё-таки неохотно успокоился, только после резкой команды хозяина. Сила Ардета заструилась по залу. Стежки в ближайшем знамени зашуршали, как будто пытаясь сбежать.
— Ты знаешь, — спокойно сказал Комендант, — каждый стежок символизирует связь рандона с вечной тканью его дома. Кадеты кандидаты здесь формально ещё не заслужили ни своих шарфов, ни права ставить свои пометки, так что они не так сильно привязаны к своим лордам как их старшие товарищи.
— Скажи это ему, не мне! — резко бросил Торисен, кружа за своей лошадью. — Адрик, тебе нужен отдых. Помни о сердце.
— Да, дедушка. Пожалуйста, отдохни.
Красивый молодой человек соскользнул в зал с галереи. Он носил кадетскую куртку с поясом, но элегантного покроя и покрытую вышивкой такого же золотого цвета, как и его волосы. Очевидно, он не участвовал в пробежке. Сначала Рута с негодованием подумала, что хайборн или нет, он должен был бегать как все. Однако это убеждение увяло под воздействием очарования, более тонкого, чем у его деда, но достаточного, чтобы Рута присмотрелась более внимательно. Как и Торисен.
— Пери, — выдохнул он.
— Нет, — ответил Комендант, бросая на него короткий жёсткий взгляд. — Это его сын Тиммон.
Ардет заулыбался мальчику, его внимание отвлеклось и вся комната, казалось, впервые вздохнула с того момента, как он въехал в зал. Торисен осел у крупа Шторма, и не только из-за облегчения оттого, что старый лорд перестал на него давить. Он выглядел так, как будто получил сильный неожиданный удар. Волвер встал на задние лапы и превратился в очень лохматого, очень обеспокоенного молодого человека, готового поддержать своего друга.
— Посмотри на себя, — ласково говорил Ардет своему внуку. — Вся одежда как у рандона. Отец тобою гордился бы.
Среди кендаров кто-то скрыл кашлем фырканье. Отец Тиммона, Передан, никогда не обучался в Тентире. Тем не менее, все ожидали, что он возглавит Южное Воинство и он, наконец, получил свой шанс, когда Торисен сложил с себя полномочия командира, чтобы стать Верховным Лордом. По приказу Передана и против рекомендации совета рандонов, Воинство отправилось на почти неминуемое поражение против значительно превосходящей по численности Великой Орды. Считалось, что Передан погиб в Пустошах. И это, как считали многие, не так уж и плохо, но никто не говорил об этом в присутствии его отца. Ардет напрасно потратил предыдущую зиму на поиски в Южных Пустошах костей своего горячо любимого отважного сына.
Сейчас его ум мгновенно забыл Верховного Лорда, пожилой человек страдал от крайней усталости.
Тиммон рассматривал его с растущей тревогой.
— Пожалуйста, дедушка, — снова сказал он. — Иди в мои покои и отдохни. Твои дела с Верховным Лордом могут подождать.
Ардет рассеянно похлопал внука по предплечью. В голосе мальчика были особые нотки, заставляющие даже незнакомцев угождать ему, но его слова заставили мысли старого лорда вернуться к его настоящим делам: убедить Торисена, что его интересы, более того вопрос самого выживания, лежит в том, чтобы вложить свою непредсказуемую судьбу в руки его бывшего наставника. Никто не сомневался в мыслях Ардета, поскольку он громко высказывал их.
— Ты должен помнить, мой дорогой мальчик, — добавил он с поразительной откровенностью, — что многие считают тебя склонным к безумию, как и твоего почившего неоплаканного отца. — Его бледно-голубые глаза переместились на вторую одетую в чёрное фигуру, тихо стоящую между беспокойными боевыми порядками. — На самом деле, когда слухи о вашем последнем плане просочатся наружу, даже я не смогу вас спасти.
Торисен рывком выпрямился.
— Молодой человек, — сказал он, собравшись с силами, чтобы посмотреть на Тиммона, — если вы распространите своё гостеприимство на меня и моего друга Лютого, мы с удовольствием выпьем приветственную чашу в ваших покоях. Адрик?
Ардет улыбнулся, свет, вызванный снадобьем, снова возник из облака его усталости. От этого возобновилась пульсация его силы, и зал затрепетал.
— Ну конечно я присоединюсь к тебе, милый мальчик. Нам нужно так многое обсудить.
— Позаботься о своей прародительнице, — сказал Торисен Шторму, который в ответ фыркнул: «Обязательно». Увернувшись от тянущейся руки старика, он выскользнул из зала в Новый Тентир, вместе с Лютым, снова трусящим на всех четырёх.
— Неплохо сделано, мой лорд, — пробормотал Комендант, когда Торисен вышел и вежливо добавил, — Я думаю, что смогу к вам присоседиться. — У дверей он обернулся.
— Проводи… ээ… друзей Верховного Лорда в помещения Норф, — сказал он Руте. — Что касается вас, — его цепкий взгляд внезапно устремился на остальных беспокойно ожидающих кадетов, — я вам кое-что скажу позже. А пока позаботьтесь об этих лошадях. Обо всех.
Стража Ардета отводя глаза, осторожно окружила сестру Верхового Лорда и запихнула поводья в неохотные руки Норфов. Невнятные слова протеста, которыми это сопровождалось, умерли под тяжёлым взглядом Шиповник Железный Шип. Утомлённые и голодные кадеты Норф, угрюмо последовали вслед за своим командиром южанкой вниз по пандусу.
Сестра Верховного Лорда осталась стоять в центре зала. Она оглядывалась вокруг себя, изучая знамёна, боевые флаги и, выше, слабо мерцающие цепи рандонов, висящие на верхних стенах.
— Итак, это — Тентир, — сказал её спутник, глядя поверх своего длинного носа на грязный тёмный зал.
— Да, — сказала его хозяйка, совсем другим тоном. — Это Тентир.
Рута подошла к ним, напоминая себе, что уже разговаривала с леди хайборн прежде, но лицо Джеймс в соответствии с приличиями было при этом всегда скрыто маской. Она быстро отвернулась, когда та повернулась к ней.
— Если вы последуете за мной, леди.
Когда они поднимались по лестнице на второй этаж, направляясь в гостевые покои Норф, с тренировочного поля снаружи снова раздался безжалостный крик:
— Хорошо, детишки, отдых закончен. Вставайте и бегом, бегом, БЕГОМ