Вечер медведя

Пролог

Три года назад

Сосновый Холм, Территория Маунт-Худ — полнолуние

А что, если никто не захочет со мной спариваться? Обхватив себя руками, Эмма Кавано стояла на тротуаре и смотрела, как оборотни стекаются в трехэтажный дом на Собрание Полной луны. Она присоединится к ним, потому что уже взрослая и готова к своему первому Собранию.

Окончательно. У большинства самок первая течка наступает до двадцати двух, и она беспокоилась, что с ней что — то не так, хотя у оборотней медведей, как правило, это происходит с задержкой. Неважно. Теперь она была здесь. Ее потребность привела ее прямо к двери Собрания.

Давай, медведица. Пора двигаться.

Чувствуя себя так, словно идет по хрупкому льду, она почти добралась до двери. Затем мимо нее прошла группа оборотней.

Самцы.

От их пьянящего запаха у нее по коже побежали мурашки. Она застыла на месте. Мужские голоса проникали вибрацией до самой ее сердцевины. Насколько удивительным это было? Захочет ли ее кто — нибудь из этих мужчин?

Беспокойство приглушило бурлящее возбуждение. А что, если они этого не сделают? Что, если она простоит у стены всю ночь, одинокая и никому не нужная, как на танцах, на которые тайком ходила, когда ей было тринадцать?

Когда она попыталась заставить свои ноги двигаться, блондинка Сиси и ее хихикающая подруга Марни оттолкнули ее в сторону.

— Путь заблокировала, Большая Гриз, — сказала Марни нарочито громко.

— Это потому, что ее бедра занимают весь тротуар, — сказала Сиси. — Прекрасная одежда, Эмма, точно такую же носила моя бабушка.

Их слова причиняли боль, словно удары острых когтей.

Эмма сдержала то, что хотела сказать, как ее учила мама. Конечно, она была медведицей — оборотнем, крупнее волчицы и пантеры, но не настолько уж большой и уж точно не гризли.

Когда они уходили, она сделала себе мысленную пометку выбросить цветастую юбку и свободную блузку. Она попыталась стряхнуть с себя ощущение того, что ее ненавидят. После многих лет, проведенных в школе Соснового холма, она должна была уже привыкнуть к оскорблениям со стороны сверстников. Никто не хотел дружить с Эммой, даже если бы это разрешила ее мать.

Присцилла Кавано была эгоцентрична, одержима властью и статусом и не питала любви ни к кому, даже к своей дочери. Все даонаины в округе ненавидели Присциллу и распространяли свою неприязнь на ее дочь Эмму. Ее мать умерла два месяца назад, но враждебность по отношению к фамилии Кавано казалась бесконечной.

Может, кто — то более жизнерадостный и обаятельный мог бы переломить общественное мнение. Эмма надеялась, что, став бардом, она обретет некоторую уверенность в себе и убедительность. Даже капля мужества не осталась бы незамеченной. Но нет. Очевидно, талант петь и развлекать публику не превратился в красноречие. Хуже того, никто в городе не хотел слушать ее пение. Плечи Эммы поникли. Может, сегодня вечером все будет по — другому. Потому что после спаривания люди смотрели друг на друга иначе. Разве не так? Будет ли самец все еще предвзятым после того, как он… побывает… с ней? Пришло время встряхнуть мех и выйти из пещеры. Может, сегодня вечером у нее появятся друзья.

Я могу это сделать.

С надеждой, распускающейся в ее сердце, она поднялась по ступенькам и вошла внутрь. Как и во многих домах оборотней, декор был традиционным — полы из темной древесины и стены кремового цвета с отделкой из красного дерева и лепниной в виде короны. Комнаты на первом этаже были открыты, так что гостиная перетекала в гостиную слева, столовую и кухню справа. Поскольку оборотни спаривались в человеческом обличье, территории обеспечивали комфортное жилье для Собраний в полнолуние.

Куда бы она ни посмотрела, всюду женщины были не одни. Сиси сидела на кожаном диване, а пятеро мужчин старались произвести на нее впечатление. Марни стояла возле камина из речного камня и тоже с группой мужчин вокруг.

То, что у донаинов рождалось больше мужчин, чем женщин, до сих пор было весьма интересным фактом. Окутанное ошеломляющими мужскими запахами и звуками, ее тело вспыхнуло жизнью и наполнилось жаром. Она тяжело дышала, словно галопом взобралась на гору. И, о, Богиня, эта жажда!

Она сделала шаг вперед и остановилась.

Рядом с дверью стоял Козантир, страж и лидер территории Маунт — Худ. Как всегда, когда Седрик видел ее, его глаза похолодели. Из — за ее матери. Как один из аватаров Бога, он действовал на благо клана. Ее мать действовала только ради собственного блага, поэтому они ненавидели друг друга. Эмма обошла его стороной и прошла дальше в комнату.

Мужчина с каштановыми волосами, чье обычно бледное лицо покраснело от похоти, встал у нее на пути. Он удивленно поднял брови.

— Эй, это Эмма. Приехала в трущобы вместе с остальными жителями города?

Несмотря на его оскорбительный тон, Эмма все еще чувствовала покалывание по спине.

Другой самец придвинулся ближе. Его широкие плечи заслонили свет позади него.

— Это ведь Эмма, не так ли? Ты сегодня очень хорошенькая. — Этот голос был удивительно глубоким и звучным, и интерес к нему вызвал в ней волну возбуждения.

Когда песня нужды, гудевшая в ее ушах, стала громче, ей удалось сфокусировать взгляд. Гавейн.

Мужчина был ненамного старше ее. Он сделал нож для мастера бардов. Его чудесные глаза были словно ясная синева летнего неба — и он хотел её.

Она вздрогнула, удивленная этим.

***

Эмма понятия не имела, сколько времени прошло, но ночь уже давно наступила. Стоя у столика с напитками, она пыталась собраться с мыслями.

Она была с несколькими самцами и наслаждалась спариванием, если только «наслаждением» можно было назвать что — то такое первобытное и неуправляемое. Некоторые мужчины были грубы, и она не знала, как их притормозить — или как притормозить себя, если уж на то пошло.

Она улыбнулась. Слава Матери, Гавейн был терпелив. Нежен. Он привел ее в комнату, снял с нее одежду и гладил каждый дюйм обнаженной кожи, пока все ее тело не задрожало от желания. Целовал, покусывал, облизывал.

Даже сейчас ее тело снова начало согреваться от воспоминаний. Затем он нежно уложил ее на покрытый подушками пол и расположил свой рот — рот — между ее ног. По милости Матери. Все в ней вышло из — под контроля. К тому времени, как он устроился над ней, она так отчаянно нуждалась в нем, что, когда он пронзил ее девственность, острая боль исчезла под чудесным ощущением наполненности.

Потом Гавейн обнимал ее, пока она дрожала. В комнате витал запах секса, мужского мускуса, ее желания — и ее крови.

Кровь. У нее шла кровь.

Когда она начала паниковать, он быстро объяснил ей, хотя и был удивлен, что ее мать не рассказала ей о таком элементарном факте жизни.

Присцилла Кавано была не слишком хорошей матерью. Эмма горевала, когда ее мать перешла к Богине, но чувство утраты было еще сильнее. Все шансы изменить их отношения исчезли. Она никогда не познает материнской любви или заботы.

Когда же она сделала судорожный вдох, то почувствовала, что ее тело снова начало возбуждаться. Жара полной луны не заботилась о трауре или упущенных шансах. Сегодня ночью физическое управляло ментальным, и все ее тело было сосредоточено на попытке спариться, забеременеть.

Почему никто никогда не говорил ей о том, каким ошеломляющим может быть Собрание? Она раздраженно рассмеялась. Да и кто бы стал с ней разговаривать? Та же самая мать, которая не объяснила, что влечет за собой первое спаривание? Несправедливо.

Ее наставник — бард никогда не обсуждал сходки иначе, чем в качестве основы для песен. Он был очень стар; возможно, он забыл, как действует полная луна на оборотня.

Потягивая яблочный сидр, она сосредоточилась на более радостных мыслях. В конце концов, теперь она знала все о Собраниях, верно? И ее не проигнорировали, как она боялась. Многие мужчины интересовались ею. Один оборотень даже похвалил ее размер и не стал над ней смеяться. Она прикусила губу. Конечно, его признательность не могла простираться дальше этой ночи, когда правили гормоны.

Но, о, это было так волнующе, когда к тебе прикасались и относились так же, как ко всем остальным.

— Эй, Эмма, ты сегодня прекрасно выглядишь. — Мужской тенор приятно резонировал.

Она обернулась.

О, Моя богиня, это был Гэри. На два года старше Эммы, сын Козантира был самым популярным мальчиком в средней школе. Он носил самую лучшую одежду, имел самую лучшую машину и теперь был сотрудником в банке своего отца. Он никогда не смотрел на нее, даже когда однажды споткнулся о ее ноги в школе.

Воздух исчез из ее легких, когда потребность вспыхнула внутри нее, как только что разожженный огонь.

— Эм… привет, Гэри.

— Я и не подозревал, что ты стала такой хорошенькой. — Когда он погладил ее распущенные волнистые волосы, контраст между его загорелыми пальцами и золотистыми прядями был поразительным. — Я думаю, нам нужно найти комнату.

Он хотел спариться… с ней? О, Моя Богиня!

— Я… я… конечно.

Схватив ее за руку, он потянул ее за собой.

— Эй, ты слишком мал для нее. — Какой — то мужчина грубо встал перед ними. — Ей нужен кто — то ее размера. Другой медведь.

Андре. Высокий, крепкий и смуглый. Он был ровесником Гэри и был «плохим мальчиком» в ее школе. Он тоже никогда раньше ее не замечал.

— Проваливай, придурок. — Гэри нахмурился. — К счастью для тебя, Собрания проходят бесплатно, иначе ты не смог бы туда попасть. Неудачник.

Эмма вздрогнула от враждебности в его голосе.

— Привет, милый медвежонок.

При этих хриплых словах Андре каждая клеточка ее тела выпрямилась и прихорошилась. Он был таким большим и красивым, и совершенно ослепил ее. Она сглотнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Отвали, блохастый. Один раз тебе сошло с рук браконьерство, так что не вздумай, блять, повторить это снова. — Когда Гэри притянул ее ближе, его тон стал таким же презрительным, как у ее матери, когда она считала, что кто — то недостоин ее внимания. — Она — моя. А Кавано не захочет кого — то зарабатывающего на жизнь сбором мусора. Ни одна женщина не захочет.

— У тебя короткая память, сосунок. Фиби предпочла меня папиному сынку, забыл? — Андре медленно улыбнулся и потер грудь. — Настоящая стерва. Выцарапала из меня все силы, пока не уснула.

— Она согласилась пойти со мной, гнилой отброс, — прорычал Гэри. — Ты чертов вор. — Он обошел Андре, волоча за собой Эмму.

Ее тело протестовало — оно хотело Андре. Тем не менее Гэри был прав: ему она дала согласие первому. Ее мать настояла бы на том, чтобы она была вежливой.

Духота переполненной главной комнаты уступила место более прохладному и тихому помещению в задней части, в котором находилось несколько крошечных комнат для спаривания на первом этаже и еще больше на втором и третьем.

Гэри прошел мимо лестницы, по коридору мимо нескольких комнат и остановился, чтобы открыть дверь.

— Здесь пусто.

Запах предыдущих совокуплений разлился по комнате, заставляя гормоны Эммы буйствовать в венах. У нее закружилась голова, и она прислонилась к стене.

— О, женщина, мы собираемся повеселиться. — Гэри провел рукой вверх и вниз по ее руке, чтобы вызвать новый всплеск похоти.

Ее сердцевина пульсировала, требуя удовлетворения, и Эмма прислонилась к нему, заставляя его смеяться.

— Дряблый кот, ты думаешь, что сможешь удовлетворить медведицу? — Донесся сзади голос Андре. — Ты уверен, что твой член достаточно большой?

Его грубый баритон пробирал Эмму до костей и заставлял ее дрожать.

Когда Андре навис над ней, ее окутал его пьянящий, темный аромат. Несмотря на то, что ему было всего двадцать с небольшим, он был размером со зрелого мужчину. Его грудь обтягивала рубашка, демонстрируя твердые, рельефные мышцы. От нахлынувшего желания ее мышцы и сухожилия казалось потеряли связь с мозгом, как будто ее тело принадлежало кому — то другому.

Осознав, что она наклонилась к нему, Эмма отстранилась.

Когда Гэри сердито посмотрел на нее, Андре рассмеялся.

— Убирайся отсюда к чертовой матери, Андре, — рявкнул Гэри. — Пойди своруй мусорный контейнер или еще что — нибудь.

— Кончай уже ныть. Иди пересчитай деньги своего папочки и оставь спаривание для настоящих самцов.

Эмма моргнула, когда их ненависть прорвалась сквозь туман желания.

— Парни. Пожалуйста, не надо…

— Она моя. — Хватка Гэри на ее руке стала болезненной. — Она согласилась пойти со мной.

Не обращая на него внимания, Андре пристально посмотрел на Эмму.

— Привет, милый медвежонок. Хочешь спариться? — Он коснулся ее щеки своей большой рукой. Его мужественный мускусный аромат окутал ее.

Оттолкни его. Немедленно. Она приказала своему телу повиноваться. Гэри расстраивался все больше и больше. И все же каким — то образом ее пальцы сомкнулись вокруг руки Андре. Он наклонился. Когда его губы встретились с ее губами, она погрузилась в сладострастие, как камень, брошенный в теплый океан.

— Ах ты паршивый мудак. — Рев Гэри расколол воздух. — Она моя! — Он оттащил ее от Андре и толкнул в сторону комнаты для спаривания.

Ее голова ударилась о дверной косяк с мучительным стуком, и коридор погрузился в темноту.

Почему я на полу?

Она лежала, растянувшись на боку. Ковер царапал щеку. Ее зрение затуманилось, сфокусировалось, расплылось. Ее голова, казалось, раскалывалась с каждым ударом пульса — ее вот — вот вырвет. Застонав, она с трудом поднялась на колени. Неужели пол качается?

Сквозь гул боли пробивались звуки. Удары плоти о плоть. Ворчание. Еще один звук удара. Рык и ругань. С нарастающим ужасом она поняла, что Андре и Гэри дерутся.

Нет, о нет. Эмма попыталась встать, потерпела неудачу, попробовала еще раз и, наконец, преуспела с помощью стены. Тряхнув головой, чтобы прояснить ее, она уставилась на них. И съежилась. Это… это было ужасно.

— Нет. — Ее голос дрогнул. Даже не услышали. — Не надо… нет.

Они были в ярости. Сумасшедшей. Захваты и укусы. Зарычав, Гэри ударил Андре кулаком в лицо. С яростным ревом Андре схватил Гэри за горло.

— Остановись! — Она бросилась вперед, схватила Андре за руку и отдернула ее.

Кулак ударил ее по лбу, рассекая кожу. Кровь залила ей глаза, когда еще один удар пришелся по щеке. Она отшатнулась назад, к другим телам. Другие оборотни. Наблюдали за битвой.

— Остановите их! — Ослепленная кровью, заливавшей ее лицо, она схватила одну женщину за руку, но ее оттолкнули.

Рычание усилилось. Одежда порвалась, когда оба самца трансформировались в животных. Пантера и Медведь.

Дикое рычание. Клочья меха. Визг. Глухой звук. Жуткий звук хрипящего дыхания. Челюсти медведя впились в горло кота. Когда же кровь брызнула в воздух, задние лапы пантеры пронзили покрытый мехом живот и пах медведя, разрывая кожу, мышцы и артерии.

Взревев от боли, Андре отшвырнул Гэри прочь. Кровь была повсюду, забрызгивая пол и стены.

А потом наступила тишина.

Все еще ошеломленная, Эмма могла только хныкать в знак отрицания, когда после смерти тела снова стали человеческими. Кусочки пропитанной кровью ткани все еще прилипали к ним. У Гэри было вырвано горло. Весь живот Андре был вспорот.

Ее окровавленные руки закрыли рот, а глаза наполнились слезами.

— Во имя всего святого, что происходит? — Все еще раздетый после спаривания, Козантир спрыгнул с лестницы. Он протиснулся сквозь скопление оборотней, блокирующих коридоры, и увидел тела. Его лицо побелело.

— Гэри? — Он опустился на колени рядом с сыном. Дотронулся до безжизненного тела.

О, нет. Страдание на его лице терзало Эмму, ранило ее сердце, вызывая слезы на глазах. Оборотни в зале молчали, когда он повернул голову, осматривая кровавую бойню.

Как искалеченный старец, он с трудом поднялся на ноги.

— Что произошло? — Его голос был хриплым.

— Богатая сучка Кавано заставила их драться из — за нее. — Стоя рядом с Марни, Сиси указала прямо на Эмму.

— Да. Медведица спровоцировала их, — подтвердила Марни.

Взгляд Козантира стал холодным, проникая в нее, замораживая кости.

Эмма отрицательно покачала головой.

— Нет. Я… я не хотела…

— Подожди минутку, — сказал кто — то позади нее. — Она этого не делала…

— Она такая же плохая, как и ее мать, — сказала женщина. — Кавано. — Она превратила это слово в проклятие.

— Получает острые ощущения от подстрекательства мужчин к дракам, которые оставляют их калеками. В рубцах. — Пальцы Седрика прошлись по шраму от укуса на его плече, прежде чем его взгляд опустился на тело Гэри.

Причиной драки была не она, ведь так? Но они убили друг друга… из — за нее. Эмма снова покачала головой. Нет.

Это движение заставило Козантира посмотреть на нее. Горе и ярость распространялись от него ледяными волнами.

— У меня не было другого выбора, кроме как терпеть твою мать. — Его голос стал жестче. — Но ты… я должен был разобраться с тобой прежде, чем ты так дорого нам обошлась.

Несколько протестов раздалось от оборотней в коридоре — слишком мало, слишком тихо. Козантир проигнорировал их, не сводя с нее пристального взгляда.

— Эмма Кавано, ты изгнана из нашего круга. Навсегда.

Когда отчаяние наполнило ее, она просто стояла, пока он медленно трансформировался в свою кошачью форму. Его лапа поднялась. Когти полоснули ее по лицу.

И она вообще не издала ни звука.