Глава 9

Середина октября 1061 года от Рождества Христова (6570 год от сотворения мира)

Остров Эйсюсла. Ярл Самсон.


Напор викингов на новгородцев в центре окончательно ослаб — эсты принялись испуганно крутить головами, пытаясь понять, откуда исходят страшные людские крики. А увидели заходящие с флангов, неудержимо приближающиеся к их толпе хирды ощетинившихся копьями воинов… Про себя я как-то по привычке из будущего начал называть хирдами не только саму дружину, но и боевое построение — хотя вернее именовать его фалангой или даже «баталией» (в честь строя средневековых швейцарских кантонов). Я модернизировал построение исландцев Хельги, и теперь мои дружинники наступают четырехрядным строем: первые два вооружены привычными для русичей и скандинавов короткими, двухметровыми копьями, но держат их горизонтально (первый ряд у живота, второй у груди). В третьем наступают воины с двуручными секирами — рубить ими по головам тех, кто попытается пробиться к соратникам первой шеренги. А в четвертом следуют мужи уже с более длинными копьями, по типу византийских контарионов, коими сражаются гвардейцы моей любимой принцессы… В бою они держат их обеими руками (ременные петли щитов позволяют), с левой стороны, и наносят уколы сверху вниз, через головы соратников. Такая вот варяжская адаптация построения альпийских горцев — и сейчас она пройдет первую обкатку в реальном бою.

Волнительно!

В глубине строя эстов, прямо напротив нас с Хельгой, раздался рев сигнального рога, и его тут же подхватили по всему неприятельскому войску. И словно вторя сигналу, взревели воины на флангах — и бросились навстречу наступающим хирдам! Очередной залп баллист вырвал, как кажется, не менее двух десятков викингов из числа атакующих, но артиллерия пока что не способна переломить ход сражения. Слишком разгорячены битвой эсты, слишком сильно надеяться на свою многочисленность…

Однако осознав, что вражеский вожак — или вожаки — находится совсем рядом, и разделяют нас лишь несколько рядов уже дрогнувших бойцов, я почувствовал, что меня буквально затрясло от выброса адреналина в кровь. Ведь это же ШАНС! Шанс выиграть битву красиво, без лишних потерь!

Приняв решение, я сделал шаг навстречу викингам, воздев над головой меч, и насколько смог громко, яростно закричал:

— Но-о-о-о-вгорррод!!!

А секундой спустя в ответ раздался отчаянный рев купеческой дружины:

— Святая София!!!

Окрыленный поддержкой купеческой дружины, я первым бросился вперед, надеясь, что увлеку людей за собой — а следом ринулась и Хельга. Правда, видя перед собой целую толпу оскалившихся, заряженных ненавистью эстов, уже пришедших в себя и готовых к драке, я на мгновение утратил мужество… Просто представил, как викинги наваливаются на нас со всех сторон — и тогда уже не спасут ни отличная броня, ни крепкие щиты, ни лучшие клинки из «небесного» металла… Но миг душевной слабости был недолог — я почувствовал, как дрожит за спиной земля под ногами устремившихся следом воинов, и понял, что мне удалось повести их в атаку!

— На-а-а-а-а!!!

Рухнувший сверху клинок разрубил подставленный под удар щит, уткнувшись в плоть — и тут же самому пришлось закрыться от тяжелой секиры, обрушившейся слева. Тряхнуло знатно, захрустело дерево под добротной сталью — но выдержало, благодаря стальным полосам и железной окантовке. А эста, попытавшегося атаковать справа, встретил стремительный и точный укол копья из-за моей спины: любимая встала сзади, получив дополнительную защиту и одновременно прикрывая меня с открытого бока.

Вновь атака — теперь уже в длинном выпаде. Верхняя треть меча пронзила незащищенную грудь противника — молодого парня, чье лицо исказила паника и страх близкой смерти… А замахнувшегося для нового удара секиры викинга неожиданно ловко срубил Сбыслав, молниеносно орудуя небольшим топором с загнутой вниз бородой. Всего на мгновение я поймал глазами его взгляд — и едва не отпрянул, узрев в них безумный огонь и страстную жажду битвы! Да-а-а, теперь понятно, отчего тучного, и, казалось бы, нерешительного гридя поставили походным головой. Ох непрост, как оказалось, новгородец, ох непрост…

Бойцы купеческих дружин последовали за нами, непроизвольно вытянувшись клином — острием которого являюсь я, да держащиеся чуть позади Хельга и Сбыслав. С удивлением я заметил, что и топор «головы» выкован из «небесного» металла — то есть новгородского харалуга! И его рубящие удары не держат ни дерево, ни вражеская сталь — так же, как и атаки моего меча и копья любимой… Ни один из преградивших нам дорогу викингов не продержался более полуминуты — и когда очередной враг рухнул с рассеченной наискось головой, я неожиданно для себя вырвался на свободный пятачок земли… На противоположном стороне которого замер угрюмо смотрящий в мою сторону рослый, плечистый здоровяк с бугрящимися под кольчугой мышцами. На поясе его я разглядел большой витой рог, богато украшенный самоцветами — а рядом с витязем воина со стягом, с искусно вытканном на красном полотнище черным драккаром. Ну и заодно небольшой отряд телохранителей, полукольцом вставших за спиной вражеского вождя.

Вот и главный «босс»…

— А-а-а-а-а!

Яростно взревев, я буквально прыгнул на вожака эстов, попытавшись одной атакой выиграть битву — однако колющий выпад был ловко сбит ударом снизу. А на обратном движение меч викинга, парировавший мой укол, врезался в щит — и с легкостью прорубил окованное сталью дерево, пробороздив также и чешуйчатый доспех, и кольчугу, и плоть плеча под ней… С удивлением и одновременно ужасом я разглядел светлую сталь «каролинга» — не слишком ли много харалуга в этой битве?! Впрочем, вожак эстов вполне мог позволить себе купить редкий и крайне дорогой клинок у новгородских купцов — или же захватить его в бою… Да это и не важно — важно, что спазм боли в плече заставил опустить меня руку, а враг уже замахнулся для повторной, добивающей атаки!

Однако прежде, чем его удар оборвал бы мое погружение (лишив возможности помочь отцу!), на викинга бросилась Хельги! Ее копье уже воспарило в воздухе, целя острием в грудь могучего воина… Но сильнейший, стремительный удар меча сбил необычайно длинный наконечник в сторону, а встречный удар здоровяка щитом в щит воительницы опрокинул гибкую девушку на землю! И сейчас викинг замер уже над любимой, готовясь вогнать клинок в ее грудь…

— Не-е-е-ет!!!

Я рванулся к врагу, забыв о боли, одержимый одной лишь целью — успеть! Шаг вперед — и одновременно секущий удар наискосок, снизу вверх, пробороздивший правое бедро эста… Тот охнул от боли, припав на раненую ногу — и тут же резко рубанул мне навстречу, целя в голову! Нырок под летящий навстречу меч — и разогнувшись, словно пружина, я изо всех сил вогнал клинок в грудь врага! Сталь пришпилила к его телу щит, которым вожак попытался было закрыться — а я встретил глазами его бешеный взгляд… И тут же по спине обдало смертным холодком: враг неожиданно зловеще, победно улыбнулся, раскрыв в ухмылке окровавленный рот! А в следующий миг его «каролинг» рухнул сверху вниз на мою голову…

Ни сталь шлема, ни плетение кольчужного капюшона-койфа не остановили бы последний удара викинга, в который он вложил всю силу и последние мгновения собственной жизни! Харалуг разрубил бы защиту, как лист бумаги — но уже у самой головы его встретила плоскость широкого наконечника из небесного металла… Дико, яростно взвизгнув, моя амазонка успела закрыть меня от смертельной атаки! А я, придя в себя, с ревом навалился на рукоять клинка всем телом, вогнав его практически по рукоять в грудь вожака! Взгляд эста, только что торжествующий, стремительно погас, глаза его закатились — и могучий витязь неудержимо рухнул на спину, освободив окровавленное лезвие моего меча.

Только теперь я в панике оглянулся по сторонам, ожидая, что кто-то из викингов налетит на нас с Олей справа или слева — но увидел лишь спины новгородцев, отчаянно рубящихся с телохранителями-эстами! А знаменосец прямо на моих глазах рухнул под ударом топора Сбыслава…

— Стяг! Поднимите ваш стяг! Выше!!!

Слава Богу, наш «прапорщик» (современное мне воинское звание произошло от термина «прапор», иначе знамя) сумел пробиться сквозь ряды врага целым и невредимым, указывая остальным, куда мы сумели пройти! И тогда выпустив меч из руки, я снял с пояса свой собственный рог. А затем, набрав воздуха в грудь, прижал его к губам…

В следующий миг над рядами сражающихся раздался протяжный, громкий рев — а потом еще один, и еще. Рев, хоть и похожий на звук эстонских рогов, но все же отличающийся от них — и наоборот, хорошо знакомый моим дружинникам. И потому вскоре в ответ с правого фланга раздалось дружное, яростное славянское «Гойда!!!», с левого — отрывистое, четкое «Хельга!!!». Наконец, и с тыла донеслось пусть не столь оглушительное, но не менее яростное:

— Новгород и Святая София-я!!!

Словно вторя боевым кличам моих людей, очередной залп баллист врезался в груду стеснившихся на узком пятачке эстов, покарав десятки «восточных викингов» жуткой смертью… А я меж тем, с удивлением и радостью разглядел, что не только исландцы отбросили атаковавшего их врага, в свою очередь начав давить противника на левом крыле — но и моя собственная дружина успешно теснит его на правом! Ох, не зря все лето тренировались, учась двигаться вперед, не ломая строй, быстро строить «стену щитов» на ходу, синхронно колоть копьями всех трех рядов… Впрок пошла наука!

Воодушевленный успехами своих людей, я опять затрубил в рог — и в этот раз его рев словно что-то сломал в эстах. Видимо, наконец, разглядели, что на месте знамени вожака реет новгородский стяг — золотой крест на троне, вышитый на синем полотнище… Ряды противника дрогнули, и самые малодушные из бойцов, стоящих ближе всего к лесу, побежали под спасительную сень деревьев.

Их пример оказался крайне заразителен…

Мы гнали улепетывающего врага весь открытый участок, не став, впрочем, углубляться в чащу. Великое множество викингов было посечено в спины и затоптано своими же — навскидку, не менее половины изначального воинства. Да еще не меньше трети эстов пало в самой битве… Но хорошо просматриваемые посадки впереди быстро перерастают в глухую дубраву, в которой враг наверняка успеет оправиться, придет в себя — и попытается контратаковать. И еще неизвестно, чем дело дальше обернется — вон, в битве при Пидне уже опрокинувшие римлян македонцы также устремились в погоню — а по итогу были разбиты.

Нет, я остановил людей, после чего принялся отдавать приказы уцелевшим в жестокой сече вожакам:

— Деян, Эйнар, Ратмир! Скорее возвращайтесь с воинами к кораблям, и пока море спокойно, как можно быстрее идите к городищу! Если поспешите — успеете опередить отступающих викингов и займете острог с легкостью! Сбыслав — я помню про добычу, и обещаю, что все твои воины, в том числе и павшие, получат ее сполна! А пока стоит помочь раненым и собрать оружие. Как только разберетесь с ними, также садитесь на ладьи и плывите к городку — думаю, к этому моменту мы уже возьмем его!

…Только на борту «Рюрика», когда Оля закупорила рану прижиганием, я понял, насколько ослаб от потери крови. Потому все последующие события обошлись без моего прямого участия.

Дромоны действительно удалось провести в бухту городища по спокойной воде — причем до того, как отряды эстов вошли бы в укрепление. Дальше все пошло по накатанной — разве что ворота в этот раз не сжигались, а ломались тараном в условиях очевидной слабости оставшегося в поселение гарнизона. Приблизившихся к тыну с импровизированным тараном из ствола дерева воинов встретил лишь жиденький залп стрел с вышек, и несколько дротиков, от которых дружинники с успехом закрылись «стеной щитов». При этом мостик через неглубокий ров никто не успел разобрать или сжечь — и вскоре деревянные створки были сломаны, а десятка три защитников изрублены в скоротечной схватке.

Вот далее началось самое интересное — из прилегающего практически вплотную к стенам городища леса вышли две сотни уцелевших в сече викингов, коим тут же открыли вторые ворота. Ведомые страхом за оставшихся в поселение родных, эсты яростно атаковали уже вошедших в укрепление дружинников — но теперь на стороне последних было численное преимущество (пусть и незначительное — лучники остались на дромонах). И, кроме того, это были лучшие мои бойцы, выученные сражаться строем! В течение получаса — ну может, чуть больше — большая часть воинов врага пала… А жители поселка меж тем, в ужасе покидали его, образуя тонкие ручейки беженцев, у ворот сливающихся в неудержимый, ревущий и разноголосо кричащий людской поток…

Это был самый опасный момент — даже судьбоносный. Найдись среди эстов кто-то, кто в ярости зажег бы свой дом (пусть не достанется захватчикам!) — и огонь вскоре охватил бы кучно стоящие деревянные жилища, уничтожив поселок вместе с уже отложенными на зиму запасами. Лишив нас и крова, и еды — и самой возможности перезимовать в тепле и с харчами. Конечно, это был бы не конец, мы бы пошли и к другому поселению — вот только там уже пришлось бы штурмовать готовую к обороне крепость. Да и непонятно пока, истребили мы в сече главные силы пиратов Эйсюсла, или только их боевое ядро, костяк? А на помощь к осажденным, к примеру, явилось бы еще пара тысяч воинов — пусть плохо вооруженных и слабо обученных, но многочисленных и заряженных на битву?! Все ж таки мы, как ни крути, захватчики…

Однако ничего подобного не произошло — и гонцы, посланные мной к вожакам дружины, передали приказ: людям с бегством не мешать, насилия не чинить (будущие подданные!), раненым оказать посильную помощь. Но за любые попытки сжечь дома карать немедленно!

Восприняв мое указание, Эйнар, Деян и Ратмир построили людей тонкой цепочкой, и провели ее через все городище, основательно прошерстив все с целью выявить возможных поджигателей. Раненым воины послушно пытались помочь, безнадежных милосердно добивали, обрывая их мучение. А всех, кто остался в домах, согнали на небольшую площадь в центре поселения, закрыв вторые ворота на засов.

Мало людей рискнуло повременить с бегством. Немощные старики, несколько потерявшихся детей, немного женщин с младенцами, пара больных… И под сотню рабов и рабынь, захваченных в пиратских походах эстов, с потаенной надеждой смотрящих в сторону моих воев.

К тому моменту, когда людей собрали, мне уже немного полегчало, так что я и сам последовал в городище в сопровождение десятка лучников и любимой. Правда, пока шел, вновь стало плохо — к горлу подкатил ком, в глазах потемнело, в висках же будто кузнечные молоты застучали… Ненадолго оперевшись на заботливо подставленное плечо Хельги, я с некоторым усилием все же справился с накатившей слабостью — и наконец, добрался до площади. После чего обратился к уцелевшим эстам:

— Все случившееся — это воздаяние вам за разбойный промысел, за грабежи, за свершенное насилие вашими мужьями, сыновьями, отцами. Но я, ярл Самсон, милостив — потому отпускаю всех жителей, кто пожелает уйти. Беспрепятственно. Берите дома все, что хотите — и уходите. Старики пусть тоже уходят — здесь некому будет о вас заботиться. Всех раненых, кого удастся поставить на ноги, мы также отпустим. Все рабы — отныне свободны! Мужчин, способных держать в руках оружие, я приму в дружины. Женщины — женщины нам также нужны: готовить еду, ухаживать за ранеными…

Поняв, что мысли путаются, и меня уводит куда-то в стороне, я сделал короткую паузу, после чего вновь продолжил:

— Так вот все, кто уйдет, передайте своим — я, ярл Самсон, силой могу прекратить ваши набеги, и истребить всех, кто возьмет в руки оружие! Но если кто готов оставить разбойный промысел, и присягнуть мне, то тех воинов я также приму в дружину, и уже следующей весной поведу в поход в земли саксов! Передайте всем, что ярл Самсон пришел не грабить — я пришел править!

Кажется, речь произвела впечатление на испуганно пялящихся на меня эстов — и радостно вскричавших рабов, только что получивших свободу! Даже взгляды опасливо косящихся в мою сторону ближников (волнуются!) потеплели — видимо, мои слова также пришлись им по нраву.

Я невольно улыбнулся дружинникам-варягам — но тут над самым ухом раздались тихие, щекочущую кожу теплым дыханием слова Оли:

— Отличная речь! А вот теперь подумай — сумел бы ты сейчас ее произнести, не последуй я за тобой в битве?!

Чуть облокотившись головой на шлем супруги, я столь же тихо ответил:

— Без тебя я бы не полез на того здоровяка… А если серьезно — ты спасла меня. В который раз. И я без тебя своей жизни не вижу…

Любимая прижалась к спине всем телом, после чего призналась волнующим, и одновременно воркующим шепотом:

— Я люблю тебя…

— А я тебя!

Загрузка...