Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов

Глава 23

Катя вернула недопитый бокал крови Бриану, не чувствуя себя способной держать что-то в руках. Пальцы дрожали, и она прижала руки к бедрам, чтобы никто не заметил ее состояния.

В мраморном розовом зале с колоннами, увитыми ароматными белыми и розовыми цветами, установилась такая тишина, что девушке казалось, музыка у нее в голове грохочет на всю вселенную. Вихрь сороковой симфонии Моцарта звучал настолько величественно и триумфально, точно в эти самые секунды торжествовала сама Справедливость.

Девушка неотрывно следила за приближением хозяйки дома и с каждом шагом той все отчетливее понимала: справедливость - она не такая, справедливость не может обладать столь страшной красотой, она не носит таких беспощадно острых шпилек и не смотрит глазами цвета бездны, пронизывающе и жестоко. Нет, справедливость - другая, Моцарт просто не понимает.

И вот прекрасная златовласка, подобно бесстрашному воину, заключенная в кольчугу, остановилась всего в паре шагов.

- Не устаем поражаться! - с привычным дружелюбием воскликнул Бриан, восхищенно оглядывая ее.

Анжелика не удостоила его взглядом, она неотрывно смотрела на Катю, отчего та чувствовала себя маленьким дрожащим зайцем под смертоносной лапой лисы.

- Моя дорогая, - неожиданно мягко заговорила хозяйка, в черных стеклянных глазах промелькнула зловещая искорка. У Кати перехватило дыхание, она ощущала звериную силу, исходящую от Анжелики так же явно, как чувствовала когда-то силу Лайонела, а потом мощь Цимаон Ницхи. От изменений, произошедших с первой красавицей города, наэлектризовался воздух, вот-вот, казалось, заискрит.

- Вижу, тебя можно поздравить! - вновь попытался оттянуть на себя внимание Джонсон, но у него не вышло, Анжелика смотрела только на Катю и, видимо, вознамерилась говорить лишь с ней.

- Помню тебя несколькими месяцами ранее, - промурлыкала та, растягивая слова, - Ох и какой же нелепой ты мне показалась в своем зеленом платьице. А ведь я сперва приняла тебя за рождественскую индейку к нашему столу. Подумать только, одна ошибка, а чем все обернулось! Как опрометчиво было с моей стороны спустить тебе бесстыдные заигрывания с моим мужчиной. Какая глупая снисходительность к еде. Не-е-ет, такую еду нужно давить сразу и без раздумий!

Катя увидела, как позади Анжелики остановились Тане с Вильямом, но отчего-то их присутствие не спасло от дрожи и нарастающего страха.

«Ну и бес, - презрительно думала девушка, - казалось бы, страшный бес и бесстрашный, а на самом деле - заяц бессильный». Она даже разозлиться толком не могла, до чего внутри все дрожало, как в дребезжащей телеге, катящей по колдобинам. Очень не хватало сейчас привычного огненного шара, который рождался всякий раз, стоило лишь ощутить легкую досаду.

Анжелика не видела, как приблизился Вильям, но это не мешало ей знать. Не отводя от Кати глаз, она сказала:

- А вот, дорогая, и твой жалкий прихвостень. Как же ловко ты его провела, могу поклясться, он и представить себе не может, что ты позволила его братцу уже в день знакомства облапать себя.

Катя чувствовала как ее жжет взгляд Вильяма, моля опровергнуть гнусные обвинения хозяйки дома, но девушка не осмеливалась смотреть на него. Да и что она могла сказать? Поведать, в какой сумасшедший восторг привели ее прикосновения его нахального брата, а потом напугали до полусмерти? Ничего уже было не изменить, и если Анжелика хотела вызвать осуждение ангела, ей это удалось. Вильям больше не ждал оправданий, он смотрел в пол и выглядел растоптанным.

А златовласая красавица никак не желала успокаиваться, слова слетали с ее прекрасных губ, точно капли яда:

- Лживая и хитрая индейка. Корчила невинность, этакую хорошую девочку, а сама лицемерно опутывала всех нас своей паутиной лжи…

Катя внимала звонкому, хорошо поставленному голосу, даже не пытаясь перебить. И с потрясающей отчетливостью понимала, что если когда-нибудь смогла бы влюбиться в женщину, то это была бы только она - прекрасная в своей дикой ненависти, безжалостная и с несгибаемой волей к победе.

Девушка искренне недоумевала, как кто-то - Лайонел, Вильям и даже Ксана могли любить ее, когда на свете существовала Анжелика?

«Подлинное восхищение врагом - не лучший способ его победить», - горестно подумала Катя. Только тут она заметила, что позади Анжелики столпилось множество знакомых. Георгий стоял возле своей девушки Анны, напряженной и заметно огорченной из-за создавшейся ситуации. Тонкая высокая фигура Важко, упакованная в блестящее короткое платье, открывающее худые белые ноги, возвышалась между братьями-касатками. Адебое и Тамми, скрестившие руки на груди, походили на двух телохранителей, волосы, стянутые в длинные тугие косы, так натягивали кожу на лице, что от одного вида этих чернокожих парней становилось не по себе. Образ смягчали только светлые костюмы, без них братья Обаро ничем не отличались бы от головорезов с большой дороги. Сестры Кондратьевы в пестрых платьях с пышными юбками тоже были тут, то делали большие глаза, то жеманно прятались за веера, то покачивали аккуратными головками с убранными в высокие прически волосами. Здоровенный добряк Никита, выпиливший в начале весны в замерзшем бассейне прямоугольник изо льда, протиснулся поближе к Тане и Вильяму, явно готовый в любой миг вмешаться в драку, если таковая случится. Бриан с Анчиком переместились ближе к Кате, встав по обе стороны от нее.

Девушка смотрела на собравшихся во все глаза, боясь верить, что сливки общества стеклись сюда из-за нее. Она давно их всех не видела, но оказывается, те приняли ее в свои ряды и теперь были готовы защищать. От осознания, что она не одна, внутри потеплело и дрожь сама собой исчезла.

Анжелика оглянулась, смело встретила множество обращенных на себя взглядов и внезапно, закинув голову назад, захохотала.

Сестры Кондратьевы тоже нервно засмеялись, но увидев, что никто больше не смеется, испуганно переглянулись и спрятались за веера.

А хозяйка дома, отсмеявшись, шагнула к Кате, отчего все вампиры напряглись и разом подались вперед. Девушку это нисколько не смутило, она наклонилась вперед и прошептала:

- Куколка моя, будь как дома.

Услышать подобное Катя ожидала меньше всего, но виду не показала, обронив:

- Благодарю. Чудное платье.

Взгляд черных глаз, обрамленных золотистыми ресницами, скучающе скользнул по ней.

Вернуть комплимент Анжелика не потрудилась, скривившись, едко заметила:

- Вкус - он либо есть, либо его нет, третьего не дано. А кому-то, как тебе, вообще мало чего дано… - Она одарила ее нисколько не любезной улыбкой и, проворчав: «Развлекайся», пошла прочь.

Катя обратила внимание, какими взглядами обменялись Вильям с Атанасиосом, после чего Тане, понуро опустив голову, отошел в сторону. Гости потихоньку стали расходиться, сестры ринулись к столу с напитками, Георгий, оставив Анну с Натальей Важко, последовал за Анжеликой.

Бриан со вздохом облегчения осушил бокал, Анчик отправился за новыми напитками, Никита продолжал смущенно топтаться на месте. А братья Обаро приблизились к Кате, и Тамми произнес:

- Мы рядом, если что, Кати. Мы друзей не оставлять.

Адебое в подтверждение закивал.

- Вы сегодня очень красива. Анжелика ревновать к вам.

Бриан Джонсон, поглаживая указательным пальцем ножку пустого бокала, протянул:

- Ревновать, дружище, это мягко сказано. Да она в бешенстве, не будь здесь стольких гостей, накинулась бы на нашу девочку и разорвала в клочья.

Вернулся Анчик и, вручив своему бойфренду новый бокал, негромко сказал:

- Говорят, она испила крови этого парнишки из Тартаруса.

- Тане? Не может быть, он же… - Катя изумленно поискала в зале юношу, но не нашла и продолжила: - Но это опасно, смешивать кровь. Разве нет?

- У родных детей Создателя чистая кровь, - объяснил Бриан и, как девушке показалась, не без зависти добавил: - Вот повезло чертовке! Этот малыш сделал ее в разы, говорю вам, в разы сильнее.

- А дар? - полюбопытствовала Катя. - У нее появилось что-то новенькое?

- Сомневаюсь, - высказался Анчик, поправляя золотой фрак на груди. - У родных детей Цимаон Ницхи нет каких-то способностей, кроме нечеловеческой силы. Однако, когда наступает день вступления в ряды бессмертных, дети получают от отца его кровь, а с ней и интересные способности.

В зале заиграла музыка, что-то современное. Катя никак не могла определить, на ее собственной волне почти никогда не звучали песни, исключения составляли лишь хоры.

Анжелика распахнула между колоннами двойные двери и пригласила всех в сад.

Кате хотелось выйти на воздух, но Вильям ее удержал, когда она уже сделала несколько шагов по направлению к выходу из зала.

Когда они остались одни, не считая нескольких парочек, кружившихся по залу в вальсе, молодой человек приглушенно спросил:

- Это правда?

Будь она волчицей, задрала бы голову и завыла, до чего ей не хотелось сейчас отвечать на его вопросы.

- Вильям, - насупилась девушка, - ну какое это теперь имеет значение?

- Я должен знать! Лайонел позволил себе что-то по отношению к тебе во время новогоднего ужина?

Девушка помолчала, затем усмехнулась:

- Вызовешь его на дуэль? Он положил мне руку на колено… только и всего.

- Только и всего? - опешил Вильям. - Да как ты могла позволить!

Пришел ее черед удивляться.

- Что на тебя нашло? Это все в прошлом! - И обиженно прибавила: - Как могла позволить? Ты серьезно? А вот так, он просто положил мне руку на колено, а сам при этом оставался так невозмутим, что я была уверена, мне никто не поверит, если я вскочу и нажалуюсь.

- Я бы поверил! Неужели ты не понимаешь, насчет Лайонела я бы во что угодно поверил!

Катя сердито засопела, в животе образовался огненный шарик и начал перекатываться туда-сюда.

- Нам обязательно обсуждать это теперь?

Вильям на диво проявил упрямство, заявив:

- Ты должна была мне сказать!

Девушка яростно сощурилась.

- Ничего я тебе не должна! - И, круто развернувшись, пошла через зал в сад. Внутри клокотала злость, а огненный шаг разросся.

«И где же ты был, пока красотка Анжи унижала меня?» - невесело подумала Катя. Иногда она мысленно обращалась к своему шару, точно к живому. Он, конечно, не отвечал ей - этим их отношения смахивали на отношения льдов Антарктики с Богом, с которым они беседовали на своем монотонном и величественном языке.

Девушка вышла на веранду с бетонным настилом, где стояли железные столики и кресла. Крышу подпирали мощные белокаменные колонны, увитые плющом.

Глазам открылась вымощенная гладким камнем круглая площадка, окруженная белоснежной черемухой. Дорожка за площадкой, усыпанная нежными лепестками и подсвеченная белыми фонариками, уходила в глубь сада до самой стены, где кончались владения Анжелики.

Катя зачарованно смотрела на танцующие пары и ей казалось, что она уже все это где-то видела. Только где?

Ночь за пределами освещенной веранды, площадки и аллеи была насыщенно черной, в небе застыла полная луна, с необычайной алой каймой внизу. Исходившее от нее сияние точно окровавленным языком облизнуло невинно чистые лепестки черемухи на верхушках деревьев. И на всем небосклоне - ни одной звезды. На что же сегодня так не хотели смотреть ангелы?

Теплый воздух, начиненный ароматом черемухи, такой сладкий и головокружительный проникал глубоко внутрь, вызывая легкое волнение. Катя присела на железный стул возле пустого столика.

Чуть поодаль, за пределами веранды, до неприличия близко друг к другу стояли Георгий с Анжеликой. И смотрел он на нее не с привычной маской подчеркнутой вежливости, а иначе - страстно, восхищенно и сердито.

Они не произносили ни слова, но Катя знала, что те жарко о чем-то спорят. Паук на плече Анжелики то и дело шевелил лапами, прикасаясь к шее хозяйки и передавая ей мысли молодого человека, яростно сжимавшего кулаки. А он, стиснув зубы и сверкая глазами, в свою очередь читал ее мысли.

Анна Орлова, всеми покинутая, стояла, подпирая двери в бальный зал, бросая косые взгляды на своего возлюбленного, так увлеченного красавицей Анжеликой.

А хозяйка тем временем неожиданно воскликнула:

- Я не верю тебе! Что они тут забыли?

Георгий пожал плечами.

- Не верить твое право. - И едва слышно прибавил: - Твой создатель Наркисс в их числе.

Губы Анжелики задрожали, и сама она как-то вся сжалась.

Молодой человек с невыразимой нежностью коснулся ее плеча и сочувственно сказал:

- За двести-то лет он мог и забыть тебя.

Она покачала головой.

- Но только не после моего послания к нему… Боже! - Девушка вскинула глаза на Георгия. - Это из-за меня они…

- Нет.

И оба посмотрели на Катю, а та не успела отвернуться. Все трое некоторое время смотрели друг на друга, затем Анжелика довольно громко произнесла:

- Ну что же, Георгий, очень жаль, что вы вынуждены сейчас нас покинуть… ночь в самом разгаре. - Она холодно улыбнулась. - Вы разбиваете мне сердце, не позволив подарить вам ни одного танца.

Катя с трудом сдержала улыбку, подумав, что это сердце не разбить, даже если шарахнуть вниз с Вавилонской башни.

А молодой человек криво усмехнулся.

- О, уверен, ваше сердце непременно кто-нибудь склеит… Возможно ли иначе?

Проходя мимо Кати, он удостоил ее коротким взглядом и обронил:

- Доброй ночи, Екатерина.

В его словах она уловила какой-то скрытый смыл, но раскрыть его не могла.

«Куда он так спешно ушел, даже не прощаясь со своей подругой? О чем спорил с Анжеликой? Почему упомянул Наркисса? Какое я имею ко всему этому отношение?» - гадала девушка.

Пары танцевали в саду, а для нее играла «Тоска» из оперы Джакомо Пуччини - арии Каварадосси. Мелодия, точно нож, разрезала ночь, страстная, неукротимая, и щемяще нежная.

Катя пыталась припомнить, что слышала об этой опере, но кроме слов Лайонела: «Самый красивый художественный исход любовного треугольника - смерть всех троих», ничего не вспомнила. В тот раз, когда он упомянул оперу Пуччини, ее слишком возмутило замечание про смерть, она даже попыталась спорить, сказала ему: «Зачем умирать всем троим? Будет достаточно одной смерти и тогда все станет на свои места». Он только посмеялся, совсем несерьезным тоном заметив: «Смерть троих для красоты и вечности. А смерть одного - для прозы жизни». Тогда они занялись любовью и оперу больше не обсуждали.

Сейчас Кате стало жаль, что она отмахнулась от темы любовного треугольника и смерти, так и не поняв, что же думает Лайонел. Вспоминая проведенные с ним дни, она ни о чем так не жалела, как о его словах, которые пропустила мимо ушей, уверенная, что у нее еще много времени, чтобы выслушать его и понять. Куда интересней ей было смотреть на него, целовать его, прикасаться к нему, чем обсуждать музыку, театр, архитектуру и прочее. А потом она была слишком погружена в мысли о своей бездарности, чтобы слушать кого-то, и главное - слышать. Да и вечность их оказалась слишком непродолжительной.

«Вот он - любовный треугольник, - горестно размышляла девушка, - и что с ним делать, когда ни кто-то там, а я - часть этого треугольника? Как же легко говорить, что смерть одного - прекрасное решение проблемы, если речь о какой-то мыльной опере! И насколько все иначе, если сама жизнь вдруг становится оперой».

Катя протяжно вздохнула и, заметив направляющегося к ней Вильяма, выдавила из себя улыбку.

В саду зазвучал голос француженки Мирей Матье и пары соединились в вальсе.

Молодой человек протянул руку.

- Простишь мне мой каприз?

Ей вовсе не хотелось с ним ссориться, особенно в такую прекрасную ночь, наполненную запахом трав и сладких цветов.

- Конечно. - Девушка последовала за ним на каменную площадку, освещенную ясным глазом луны с кровавым отблеском на нижнем веке.

И вновь Катю пронзило чувство дежа-вю, где-то она все это уже видела…

Кружа ее в вальсе, Вильям сказал:

- Всего-то наш второй танец.

«И правда, - изумленно подумала она. - Как же так вышло?» Казалось, они знали друг друга так давно, столь многое их связывало, а за все это время им удалось лишь раз потанцевать.

С Лайонелом она много танцевала… А ведь первый танец он бессовестно украл у брата на Рождественском балу, изумив всех, и разозлив Анжелику своим оригинальным выбором партнерши.

Катя потупилась. Изумрудные глаза смотрели на нее с нежностью, рука обвивала за талию легко и осторожно, точно боясь сделать больно. Вторую ее руку Вильям держал бережно, как будто ему вверили нечто очень хрупкое. И так во всем, он обращался с ней, точно она была соткана из воздуха. Ей это льстило, ее это утешало в тяжелые времена, когда хотелось кинуться в чьи-то объятия в поисках сочувствия и понимания. Совсем иначе держался с ней Лайонел. В танце прижимал к себе так крепко, что дыхание перехватывало, целовал скорее страстно, чем нежно, и смотрел на нее с легкой насмешкой. Для него она оставалась маленькой и глупенькой, он редко, как ей казалось, воспринимал ее серьезно. А она действительно, видно, глупая, потому что отдала бы все на свете, посмотри он на нее хоть раз как смотрел Вильям. Не могла она оценить то, чем уже владела, ее манила одна-единственная вершина - непокоренная, и оттого такая желанная.

- Я тебя люблю, - сказал Вильям, всматриваясь в безмятежное лицо девушки.

Катя подняла на него глаза и слова застряли в горле, не давая вздохнуть. Он терпеливо ждал, а она молчала.

И тут с черного беззвездного неба хлынул дождь. А вместе с ним в сад, сметая со своего пути теплый сладкий от черемухи воздух, точно ворвалась зимняя вьюга.

Девушки с возмущенными криками бросились под навес веранды, а Катя замерла, не позволяя Вильяму увести себя с площадки. Оглушенная и пораженная, стоя в его объятиях, она глядела в небо, подставив лицо дождю, и, как сумасшедшая, улыбалась. Капли были таким холодными, обжигающе ледяными, словно растаявший лед, и пахли они зимой - снежной и морозной. В голове, в груди и в животе, в каждой частичке ее тела играла музыка поразительной чистоты и глубины - под аккомпанемент ледяного дождя зазвенела мелодия «I miss you» The Daydream. Перед глазами возник диск с названием «Мечта», на котором изображались мультипликационные мужчина и женщина, плавающие в звездном небе, держа в руке по сердечку.

- Ты улыбаешься, - растерянно пробормотал Вильям.

От звука его голоса Катя очнулась и, высвободив у него свою руку, отступила.

- Прости…

Вильям, еще не понимая, что произошло, в память об их вальсе осторожно пообещал:

- Любой каприз. - Но в зеленом взоре уже проснулась тревога. - Позволь, я провожу тебя под навес!

Девушка покачала головой, отступая сразу на несколько шагов. Ее платье промокло от дождя, а по волосам стекали, наполняя воздух морозной свежестью, ручейки. Они нежно текли по щекам, губам, по-свойски обнимали плечи, стекали по шее и бессовестно устремлялись ей в корсаж.

Гости с веранды пристально наблюдали за разыгрывающейся на площадке сценой. На некоторых лицах было написано недоумение, кто-то смотрел враждебно, кто-то понимающе. Поднялся шум из множества голосов, но Катя не слышала их, она внимала одному-единственному, способному подстроиться под музыку у нее в голове, до дрожи любимому голосу:

«Я хочу, чтобы ты принадлежала мне, - шептал дождь, - не нужно жертв, ты не создана для них. Ты не обязана спасать тех, кто устал, если сама полна жизни и сил. Мир еще постоит, шанс на перерождение будет и через четыреста лет, и через восемьсот, Бог подождет. Раскаяться за свой и мой эгоизм ты успеешь завтра, завтра наступит лето - и вот еще один сезон канет в бесконечность, а сегодня, сегодня пойдем со мной!»

Он по- прежнему не умел говорить о любви -оперировал фактами, искушал и требовал.

Последняя ледяная капля упала ей на щеку, но не покатилась слезой, осталась на месте. Девушка коснулась ее пальцем и приложила к губам.

- Катя, пожалуйста… - шагнул вперед Вильям, протягивая ей руку.

Она не успела даже вздохнуть, как перед ней выскочил огромный ягуар, преградивший ему дорогу. Золотистая шкура блестела в кровавом отблеске луны, а черные пятна походили на множество солнечных дисков в полное затмение.

Молодой человек в страхе отшатнулся, как и все те, кто стояли на веранде. Казалось, не испугался зеркальных глаз ягуара лишь Тане. Он стоял, привалившись к белой колонне, но, к удивлению девушки, предпринять что-то для защиты драгоценного беса, похоже, не планировал. На лицах вампиров был написан ужас, некоторые спешно ретировались в зал, другие остались, но боялись даже пошевелиться. Хозяйка дома, одна из немногих сохранила видимость спокойствия, она сидела за дальним столиком веранды, подперев рукой голову, и на губах ее играла едва заметная улыбка.

Ягуар ни на кого не смотрел, его взгляд блуждал по гладким камням, усыпанным белыми лепестками.

Вильям поймал взгляд Кати и воскликнул:

- Не делай этого, не уходи с ним! Старейшины не позволят вам…

Ягуар зарычал, но голову на брата не поднял, а тот не обратил внимания на предупреждение и произнес:

- Я не дам тебе совершить такую ошибку! - Он сделал шаг вперед, ягуар вскинул голову, и Катя увидела в расширившихся изумрудных глазах дикий страх. Бледное красивое лицо изменилось, став каким-то совсем испуганно-детским.

- Лайонел, не надо! - взмолилась девушка.

Тот не внял ее словам, как и тогда, в комнате невинного ребенка. И если в прошлый раз она лишь плакала, теперь мириться с тем, что он не считается с ней, не собиралась. Она подскочила к нему и рванула за шкуру на загривке, а потом у нее в животе взорвался огненный шар. Катя видела, что ягуар не обернулся, не взглянул на нее своими зеркальными очами, но у нее в глазах на миг почернело. Когда же темнота отступила, девушка увидела перед собой высокую стену из огня, отделяющую ее и Лайонела от Вильяма и всех остальных вампиров.

Катя, ощущая страшную усталость и пустоту внутри, обессиленно опустилась на корточки, обхватив колени руками.

- Как ты мог, - прошептала она, - он твой брат, ты же любишь его больше жизни!

Сухие глаза кололо, точно из-за осколков стекла под веками, хотелось освобождения, простых человеческих слез вместо этого беспощадного жжения и боли.

Ягуар лег перед ней и, не поднимая глаз, уткнулся мордой в колени. И в этот миг Катя ощутила обжигающее тепло, заскользившее по щекам, давая благословенное освобождение. Слезы капали на лежащую у нее на коленях морду, а девушка вслушивалась в звучавшую мелодию кристальной чистоты и думала о том, как же сильно устала от тоски и от этой своей больной любви.

Так прошло несколько минут, слезы быстро иссякли, Катя с глубоким вздохом провела ладонью по мягкой, источающей холодный аромат шкуре и тихонько сказала:

- Я люблю тебя, бесконечно люблю…

Ягуар поднялся, и она услышала приказ: «Иди за мной». Он бесшумно двинулся по аллее между белыми от цветов деревьями, подсвеченными огнями, и даже не оглянулся посмотреть, идет она за ним или нет.

Катя поднялась и, глядя ему вслед, такому самоуверенному и сильному, в сердцах крикнула:

- Какой же ты бесчувственный гад! - Она посмотрела на стену огня, за которой стоял Вильям со своей любовью, огромной как вселенная, нежной и искренней. А когда вновь перевела взгляд на аллею, там уже никого не было. Молчаливое сердце в ужасе сжалось при мысли, что упустило свое счастье…

- Не оставляй меня! - вырвался из груди яростный крик.

Девушка выслушала издевку эха, а затем порыв сильнейшего ледяного ветра сорвал с деревьев все до единого белые лепестки. Те закружились в сумасшедшем вихре и сложились вовсе не в три слова, которые она так ждала, а в два.

«Тщеславная девчонка!» - написал ей Лайонел. В ночи, под звуки их грянувшего вальса, зазвучал его смех. Лепестки устремились к девушке, осыпали ее лицо подобно поцелуям, а потом подхватили, точно крепкие руки, и понесли прочь из сада.

А на голых ветвях дерева остались сидеть две крупные летучие мыши, одна с тремя рожками на голове, а вторая с крупным носом.

- Безрассудный! - фыркнула рогатая.

- Влюбленный, - тактично поправила носатая.

- Одно и то же, - убито молвила мышь с рожками.

И обе, взмахнув крыльями, полетели во след за белой фатой из лепестков черемухи, благоухающих ледяным дыханием зимы.

На мосту возле перил стояли двое: босой чернокожий лохматый мальчик и белокожая девочка с волосами цвета снега, одетая в розово-голубое платье. На улице больше никого не было, вдоль канала горели фонари, впереди виднелся прекрасный купол Исаакиевского собора, озаряемый подсветкой. Черное беззвездное небо смотрело в гладкую зеркальную воду с желтыми огнями и зеленоватым отражением храма.

Йоро держал на мокрой ладони блестящий замок в виде сердца с выгравированными на нем буквами: «С тобою рядом и вечности мало».

А Кира держала в руке ключ с надписью: «Девочка моя, вечность - это слишком долго. Л. Н.»

Оборотень взял ключ, открыл замок и посмотрел на подругу.

Кира указала на железное зеленое кольцо из множества других, составляющих узор под планкой перил.

- Сюда.

Йоро защелкнул замок на перилах, а ключ, размахнувшись, зашвырнул в канал.

Мальчик с девочкой, очень довольные собой, весело переглянулись. Какое-то время они стояли плечо к плечу, глядя на тихую гладь воды, потом оборотень нерешительно спросил:

- Ты, случайно, не знаешь, он сделает ее счастливой?

Безмятежные фиалковые глаза обратились на него.

- Никто кроме нее самой не сделает ее счастливой. Просто не сможет. Счастье - оно внутри каждого из нас, но не всякий умеет его рассмотреть, не всякий осмеливается достать его на свет и показать другим. Скрытым ото всех счастье не бывает, потому что его прячут, мучаясь от стыда или страха. Какое-то время оно будет стучаться, желая вырваться, а если не выпустить, оно тихо умрет, без свободы нет счастья.

- Ты не любишь ее, - печально проговорил мальчик.

Кира мягко ему улыбнулась.

- Мне достаточно того, что ее любишь ты. А я… для меня она слишком земная.

Йоро горько усмехнулся.

- В твоих устах это звучит как приговор.

- Вовсе нет, - качнула девочка белыми волосами, - все что угодно, только не приговор, пока ее так беззаветно любят сильные мира сего.

Оборотень провел пальцем по холодному замку и констатировал:

- И ты не понимаешь за что они любят…

Кира пожала плечами.

- Я стараюсь.

Он вздохнул.

- Очень жаль…

- Она тоже меня не любит.

Оборотень внимательно посмотрел на свою собеседницу.

- Да, только вся разница в том, что она просто ревнует, а ты нет. Твои причины антипатии больше и глубже. А ведь она тебя спасла!

Кира опустила глаза.

- Меня спас ты.

Мальчик взял ее за плечи и, когда она на него посмотрела, промолвил:

- Нет, не я! И не у меня ты просила помощи. Выкини Катя тогда твое письмо, никто бы не пришел. У всех было слишком много других забот, у нее они тоже были, но она не прошла мимо твоей беды, как не прошла когда-то мимо моей.

- Ты совсем ее не понимаешь, - возразила Кира, в огромных фиалковых глазах отразилась печаль. - История всех ее поступков носит искупительный характер из-за недостатка, еще при жизни, душевных качеств.

Йоро отпустил плечи девочки, голос его прозвучал жестко:

- Я думал ты выше того, чтобы судить вот так. - Он отошел от нее и, вцепившись в перила, добавил: - Сотни добрых намерений разных святош никогда не сравнятся с одним поступком того, кому не хватает душевных качеств. От намерений до дела всякую добродетель отделяет слишком много ненужных слов.

Повисло тягостное молчание. Теплый сухой ветерок прогнал по асфальту пыль, расшевелил листья деревьев, клонившихся к воде, растрепал черные спутанные волосы мальчика и игриво раздул подол платья девочки.

Кира подошла к Йоро и нежно накрыла его руку ладонью.

- Невозможно заставить себя любить, но я попытаюсь… ты же знаешь.

Он не оттолкнул белоснежную прохладную руку, вдел свои пальцы между ее тонкими пальчиками и крепко сжал.

- Какая удивительная луна сегодня.

Девочка подняла голову и, глядя на золотой шар, точно погруженный до половины в алое марево, прошептала:

- Под стать кровавой ночи. Ни одной звезды. Ангелы закрыли глаза, чтобы не видеть этой бойни.

Йоро свел брови и презрительно закивал.

- Вот и я о том! Ангелы всегда закрывают свои глаза, когда становится слишком жарко и их работу вынуждены выполнять другие!

Кира грустно улыбнулся.

- Нет, Йоро, нам ангелы ничего не должны. Родители Цимаон Ницхи низвергнуты с небес и ходить им по земле, и носить на бескрылых плечах проклятие Господне еще долго. Может, вечность, а может, и две.

Теплый взгляд оборотня устремился на блестящий замок с гравировкой.

- А ты знаешь, что этот мост считают волшебным? - Мальчик притянул ее к себе ближе. - Если я поцелую тебя на нем, мы больше никогда не расстанемся.

Она засмеялась.

- Я пойду туда, куда пойдешь ты, и мы не расстанемся, пока ты сам этого не захочешь! Ведь даже если целую вечность буду искать, второго тебя мне не найти.

Йоро с некоторым сомнением хмыкнул.

Они медленно двинулись по мосту, а когда зеленые перила почти кончились, мальчик остановился и, прошептав: «И все-таки…», поднес руку девочки к губам и поцеловал.