В львиной шкуре 5

Глава 4 За час до смерти

Один из районов Москвы, называемый Зарядье, издревле славился богатым торгом. Поэтому на его улицах с удовольствием селились: русские и иноземные купцы, ремесленники, приказчики и даже бояре. В малоприметном доме, что располагался на Варварке, уже четыре месяца как обосновался один из подручных князя Лукомского. Звался он Пшемисл Возняк и имел познания в лекарском деле. Только участливой доброты в его облике не наблюдалось. Из-под чёрных мохнатых бровей недобро поблёскивали тёмно-карие глаза. Нос был приплюснут, как у боксёра, и слегка свёрнут в сторону. Толстые губы брезгливо кривились. Выступающий вперёд подбородок покрывала колючая щетина. Смоляные волосы, стриженные под горшок, выглядели так, словно их обкромсали топором. Ростом лекарь тоже не вышел: чуть более двух аршин. Зато под одеждой угадывались хорошо развитые, упругие мышцы. Князь привёз его в Москву из Литвы, где пытался решить свои имущественные вопросы, но не сложилось… В Москве лекарь поселился отдельно и своего знакомства с Лукомским не афишировал. Не афишировал потому, что дела, творимые в его невзрачном домишке, не терпели огласки. Пшемисл Возняк промышлял скупкой краденного, подделкой документов, изготовлением ядов. Но в основном занимался торговлей, продавая мелкие украшения, заговорённые амулеты, приворотное зелье. Кроме этого выполнял конфиденциальные поручения князя Лукомского. Например, сейчас он, вальяжно усевшись на стуле, вёл беседу с двумя женщинами, покорно стоящими напротив него. Одеты они были в тёмные наряды, словно держали по кому-то траур. Правда, беседа больше напоминала допрос.

— Ну, сёстры Уткины, рассказывайте, как всё прошло?

— Мы всё сделали, как ты велел, господин Возняк, — заговорила старшая сестра. — Подлили монахиням и сторожам сонного зелья, а когда все уснули, пробрались в комнату к княгиням. Они уже собрались и дожидались только нас. И всё бы хорошо, но…

— Но? — и без того мрачные глаза лекаря вдруг вспыхнули недобрым огнём.

— В самый неожиданный момент в комнату вошла Великая княгиня, — заговорила Уткина-младшая. — Испугавшись, что нас могут схватить и подвергнуть пыткам, я ударила её по голове подсвечником, который стоял на столе. Княгиня упала, а мы поспешили покинуть монастырь…

— Хм! — удивился Пшемисл, но ненадолго. — А как вели себя молодые княгини?

— Они были зело напуганы, поэтому выполняли всё, что мы им говорили.

— Это хорошо, — глаза «следователя» слегка подобрели. — Значит, вы их довели до пристани и посадили на указанную мною ладью?

— Да, господин Возняк. Надеюсь, теперь ты вернёшь наши бумаги и заплатишь обещанное серебро.

— Конечно, конечно! — толстые губы лекаря расплылись в неприятной улыбке. — Сделаю всё, как мы договаривались… А вы, наверное, устали? — вдруг спросил он.

— Как же не устать? Почитай на дворе полдень, а мы ночь не спамши. А уж страха, сколько натерпелись… — ответила Уткина-старшая.

— Что ж, тогда садитесь, поешьте. А я покуда схожу за бумагами и деньгами, — с этим словами лекарь поднялся и указал на стол, на котором возле кувшина с квасом возвышалась аппетитная горка из пирожков.

Обрадованные женщины не заставили себя просить дважды и быстро уселись на лавку, а Пшемисл Возняк, оставив их одних, вышел.

Где же лекарь познакомился с ними? Откуда они взялись? Начнём с того, что князь Лукомский окружал себя людьми, далёкими от христианской морали. Но верность к себе ценил и в обиду верного человека старался не давать. Поэтому служили ему не за страх, а за совесть. Тем более князь закрывал глаза на их тёмные делишки. Главное, чтобы эти делишки не портили его планов. Однако, будучи по природе крайне недоверчивым, Лукомский хранил на каждого из своих людей компромат. Как известно, «собака» всегда похожа на своего хозяина, например, Пшемисл Возняк хранил компромат на сестёр Уткиных. Не имея родственников, обе женщины жили в доме мужа старшей сестры. Но муж умер, и его родня стала претендовать на наследство покойного. Вскоре парочка претендентов неожиданным образом отдала Богу душу, и интерес к сёстрам со стороны мужниной родни пропал. Зато непонятными смертями заинтересовался Возняк. Быстро выяснив, что дело нечисто, он припугнул женщин тем, что всё расскажет родственникам умерших. Напугав сестёр до смерти, лекарь велел им написать покаянную бумагу, в которой они сознавались во всех грехах. Имея такой документ, Возняк крутил дурёхами, как хотел. А познакомился он с ними в Твери…

Именно в Тверь заехал Лукомский, возвращаясь из Литвы. Тут он узнал, что у Великого князя Михаила Борисовича недавно умерла жена, так и не родив ему наследников. Понятно, что такой факт не мог остаться без внимания Москвы. Иван III уже давно посматривал на тверские земли, как на свою вотчину, требуя от Михаила Борисовича подчинения к себе. Однако чересчур открыто тоже не действовал. Тому виною являлась его мать — Мария Ярославна, женщина властная и обладающая немалым влиянием. Как бы то ни было, но Иван Васильевич взял с тверского князя слово, что тот, прежде чем решится на новый брак, сначала посоветуется с ним.

Ознакомившись с новостями, Лукомский сразу стал искать способ, чтобы встретиться с Михаилом Борисовичем. Самое главное, чтобы встреча прошла втайне от ненужных глаз и ушей. Вскоре в одном из монастырей свидание состоялось. Лукомский выступил в роли посланника Великого Литовского князя Михаила Олельковича. Типа, тот в открытую действовать не может, поэтому все дела поручил ему. Михаил Борисович на контакт пошёл охотно, так как сам был заинтересован в союзниках против Москвы. В результате на свет появилась бумага, в которой он соглашался на предложение своего тёзки.

Получив необходимую бумагу, Лукомский не стал прыгать от радости. Наоборот, он на всякий случай обговорил с Михаилом Борисовичем способы связи друг с другом. Мало ли, как судьба сложится? Довольствоваться одним единственным вариантом тоже не следовало. Однако хорошее настроение требовало выхода. Поэтому вернувшись в дом, в котором он временно проживал со своими людьми, Лукомский организовал небольшое застолье. На этом застолье Пшемисл Возняк похвалился ему, как подчинил своей воле двух глупых баб. Новость тут же заинтересовала князя. И вскоре родился ещё один план… У Ивана III были братья, которые устроили против него смуту. По непонятной причине оба отправились на тот свет. Зато остались их жёны и сыновья, то есть наследники. Правда, держат их в монастыре. Но, что хорошо, присматривают за ними не люди Великого князя, а те, кто служит его матери. Тем более Мария Ярославна внуков любит и в обиду не даёт. К невесткам же отношение более холодное. Вот было бы неплохо выкрасть их из монастыря. А лучше, чтобы они ушли своей волей. А как заставить женщин решиться на поступок? Только через страх за своих детей. Получится убедить, что сыновьям угрожает смертельная опасность, легче будет исполнить задуманное…

Зависимые от чужой воли, сёстры Уткины согласились помочь с побегом. Обосноваться в монастыре большого труда не составило. Самое сложное было встретиться с княгинями без посторонних глаз, а потом уговорить их бежать. Тут Лукомский просчитал всё верно, только страх за своих сыновей вынудил узниц тайно покинуть обитель. В результате план удался. Одна беда: Уткины слишком много знали. А после случившихся событий их будут везде искать…

Запивая пирожки квасом, сёстры вдруг почувствовали себя очень плохо. В глазах потемнело, воздуха стало не хватать… Вскоре обе женщины замертво повалились на пол. Пшемисл Возняк, следивший за ними через дверную щель, тут же вернулся в комнату. Удостоверившись, что они мертвы, лекарь отволок остывающие тела в сарай. Чуть позже трупы погрузят в телегу, накроют старой рогожей, засыпав её сверху соломой, и отвезут на берег реки.

Тем временем князь Лукомский в сопровождении двух дружинников совершал конную прогулку по Великой улице (Мокринский переулок). С её холмистого гребня он рассматривал Большой причал на Москве-реке. Но больше его заботили купеческие суда, пришвартованные к нему. Наконец на одном из них он разглядел цветной флажок, прикреплённый к мачте. Для непосвящённого человека этот флажок ничего не значил, цветная тряпка — не больше. Но князь всё сразу понял, и по его лицу пробежала довольная улыбка. После чего он дал дружинникам знак поворачивать обратно. Не проехав и сотни метров, Лукомский поравнялся с группой всадников из пяти человек. Главным среди них был Мухаммед-Амин — возможный претендент на Казанский престол. Царевич проживал в Москве под опекой Великого князя. Всадники выехали со стороны торговых рядов и шумно обсуждали сделанные покупки.

— Приветствую тебя, царевич! — Лукомский почтительно поприветствовал богато одетого юношу, восседающего на грациозном арабском скакуне.

— И тебе здоровья! — ответил Мухаммед-Амин, узнав князя, которого не раз видел на пирах у Московского Государя.

— Вижу, тебя можно поздравить с удачной покупкой? — Лукомский кивнул на великолепный кинжал персидской работы, который царевич вынул из ножен и восхищённо разглядывал.

— Ты прав! Этот кинжал обязательно принесёт мне удачу, — ответил юноша, подняв кверху гладко отполированный клинок, украшенный золотой вязью.

От этого движения смертоносная сталь, встретившись с солнечными лучами, засверкала подобно драгоценному камню. Пока свита царевича пялилась на поднятый вверх кинжал, Лукомский смотрел в другую сторону. Его внимание привлекли два всадника, одетые в длинные кожаные плащи и шляпы. Знающий человек сказал бы, что парни «косят» под Ван Хельсинга. Правда, у них отсутствовали револьверы и скорострельные арбалеты. Зато у каждого было по две седельных кобуры, откуда выглядывали рукояти пистолетов с колесцовым замком, а на поясе висел палаш, оснащённый ажурной корзинчатой гардой. В необычных всадниках Лукомский узнал боярских детей, что недавно сидели на пиру у Великого князя и рассказывали про далёкие земли, где они обучались в каком-то монастыре. Земли те принадлежали императору Южной империи. Откуда он вообще взялся и как сдружился с Иваном III, для Лукомского оставалось загадкой. Хотя именно для этой цели в своё время его отправил в Москву Казимир IV, заодно и гадить… Единственное, что шпиону удалось узнать, это приблизительное местонахождение таинственной державы. Побывавшие там люди говорили про Африку, про самый её край. Далеко, в общем. Однако большие расстояния не помешали императору прислать в Москву своих воинов для помощи против ордынцев. Причём броня и оружие у тех воинов были под стать княжеским… А тут ещё, оказывается, Московский Государь отправлял в далёкую державу отроков на обучение. И ведь сразу видно, что вернулись не дьяки и писари, но рыцари, не уступающие первым в науках. Поэтому, поглядывая с неприязнью на боярских детей, Лукомский сказал:

— Да простит меня царевич, но, кажется, что найдутся те, кто не согласится с твоими словами.

— Что ты имеешь в виду? — тут же нахмурился Мухаммед-Амин.

— Посмотри на тех всадников… Я уверен, они скажут, что их клинки лучше, чем твой.

— Почему ты так решил?

Задавая вопрос, царевич убрал изящный кинжал в не менее изящные ножны и передал их одному из своих людей. Вешать обновку на пояс он пока не стал. Там рядом с саблей привычно дежурил «старый друг». А с новым он ещё успеет подружиться…

— Довелось слышать похвальбу этих гордецов, — князь неопределённо пожал плечами. — Они говорили, что во всей Москве не сыскать клинков, которые по качеству могут сравниться с их саблями.

Сопровождающие князя дружинники, увидев знак своего господина, так активно закивали головами, подтверждая сказанное, что царевич нахмурился ещё больше и пристально уставился в сторону незнакомцев. Ехали те на простых лошадках, чем сразу вызвали у Мухаммеда-Амина пренебрежительную усмешку. Однако его очень удивила их одежда. Необычного покроя широкополые шляпы и длинные кожаные кафтаны он видел впервые. Но основное внимание привлекли корзинчатые гарды сабель, торчащие из ножен.

— Покажи! — приказал он нетерпящим возражения тоном, лихо подскочив на своём «арабчике» к двум всадникам, неспешно едущим по свои делам.

— Чудо, ты откуда? — насмешливо спросил один из них, перед этим недоумённо переглянувшись с товарищем.

— Я говорю, покажи! — злясь от насмешки, повысил голос Мухаммед-Амин, продолжая тыкать пальцем в палаш.

— Ты кто такой вообще? — игнорируя приказание, снова спросил «Ван Хельсинг», продолжая разглядывать незнакомого юношу.

— Одёжками смахивает на попугая, только ведёт себя, как петух, — подключился к разговору второй «Ван Хельсинг». — Так что ты за птица?

— Я царевич Мухаммед-Амин, наследник Казанского ханства! — с вызовом выкрикнул юноша. — А теперь, холоп, покажи саблю!

— Я-то, может быть, и холоп, только точно не твой! — начал злиться «Ван Хельсинг», не утратив при этом насмешливого тона. — Поэтому езжай своей дорогой… Да поторопись! До Казани далеко, а вечерняя зорька близко, потеряешься ещё в потёмках, мамку от страха кликать начнёшь…

— Ах, ты! — взвился царевич, и его рука моментально схватилась за рукоять сабли, что висела на правом боку.

Как бы ни были стремительны движения Мухаммеда-Амина, но у незнакомца реакция оказалась лучше. Он буквально за мгновение до удара успел выставить защиту. Тем временем охрана царевича, видя зарождающуюся ссору, поспешила к своему господину. А вот князь Лукомский наоборот предпочёл остаться в стороне, продолжая внимательно следить за разворачивающимися событиями. К его большой радости дело обернулось ссорой. Вот царевич хватается за саблю и пытается снизу вверх нанести удар своему обидчику… Тот успевает подставить под удар свой палаш… Сабля Мухаммед-Амина обламывается, и сломанный конец подлетает высоко вверх… Конь под царевичем встаёт на дыбы, отчего корпус юноши неуклюже откидывается назад и в этот самый момент обрубок сабли, падая вниз, вонзается ему прямо в горло… Брызги крови… Падение на землю… Разъярённые крики охраны… Блеск обнажённых клинков… Пистолетные выстрелы… Дым…

Когда дым немного рассеялся, то Лукомский увидел, что боярские дети продолжают оставаться в своих сёдлах, бросая вокруг тревожные взгляды. Перед ними на земле лежат три человека. Ещё два тела, зацепившись ногами за стремена, «полируют» дорожное покрытие, уносимые прочь испуганными конями.

— Уходим отсюда потихоньку, — отдал он приказ своим дружинникам. — Оглохли, что ли?!

Дружинники, находясь под впечатлением от увиденного, действительно не сразу отреагировали на слова своего господина. Князь был впечатлён не меньше, но соображал намного быстрее. События развернулись нешуточные, поэтому нечего лишний раз привлекать к себе внимание. Тем более к месту происшествия стал стекаться народ, привлечённый шумом.

— Вот же срань господня… Сашка, что теперь будет?! — разглядывая дело своих рук, спросил «Ван Хельсинг» у товарища. — Я же ведь только защищался…

— Эх, плохо дело, царевича живота лишили! — «выныривая» из боевого транса, нахлынувшего в результате скоротечной битвы, ответил Сашка. — Получается, что мы гостя убили. Такого нигде не прощают.

— Что же делать?

— Бежать, Лёшка, надо, бежать! Не простит нам Великий князь такой подлости. А быть жертвенным бараном мне как-то не хочется.

— Но мы же не виноваты… — высказался с обидой Алексей Кувшинов.

— А кто разбираться станет? — нервно ответил Александр Холодов. — С мёртвых не спросишь, вот и спустят на нас всех собак.

— Гляди, народ собирается! — услышав крики, обернулся Алексей.

— Всё, уходим! — резко выдохнул его друг и пришпорил свою лошадь.