В глубинах неба

Глава 16 О русалке и ремонтнике

По лестнице не взбежал, а взлетел. В коридоре второго этажа было все так же безлюдно. Удаленно запустил сканирование помещения. Пиликнул сигнал окончания работы программы: в комнатах не нашлось ничего подозрительного. Но я все равно пошел к себе не торопясь, стараясь двигаться медленно и размеренно на случай, если пропустил что-то из следящего оборудования. Пиджак занял свое место в шкафу, я разулся и лег на кровать, закинув руки за голову. И только теперь, закрыв глаза, вернулся к папке с данными, которую все это время компилировала из фрагментов специальная программа.

В папке нашлось полсотни текстовых документов, часть из которых – стенограммы допросов и разговоров со свидетелями. Так же там было несколько видео и галерея с фотографиями высокого разрешения. Я начал с них, и даже удивился, обнаружив старое изображение Евы Фишер: оказывается, русалка в прошлой жизни была мулаткой с хорошо заметными чертами коренных жителей Центральной Африки. Нашлись здесь и фотографии молодого Ромашина, и шрам через половину лица на них уже присутствовал. Завершив с ними, я принялся за документы и видео, и начать решил с кратких биографий будущих морфов.

Сначала я открыл файл по Ромашину. Родители Сергея в составе миротворческих сил занимались восстановлением разрушенных очередной войной городов в Эритрее. Они погибли, когда повстанцы начали неожиданное контрнаступление. Маленький Сергей исчез, ему на тот момент не было и пяти. И нашелся только через семь лет, когда федеральные войска зачистили один из последних повстанческих лагерей с контингентом из несовершеннолетних боевиков. Ромашин выжил случайно: он был ранен в самом начале боя и лежал без сознания под обломками сторожевой вышки. Затем новая удача: его нашли, когда подтянулись миротворцы, и местные просто не успели мальчика добить. И только уже в госпитале, зашивая разорванное лицо, под многолетним слоем грязи и загара врачи рассмотрели в нем европейца.

После недолгого лечения Ромашина отправили в Россию, в подмосковный интернат, где с ним работали лучшие психологи. Специалисты особо отмечали, что Сережа сам шел на контакт, пусть в первое время и случались проблемы в общении: русский язык мальчик забыл почти полностью. Но он быстро социализировался, из члена подросткового боевого подразделения превращаясь в обычного, пусть и слишком односторонне развитого мальчишку. Выяснить причастность Ромашина к преступлениям банды не удалось, и его прошлое решили скрыть.

Следующим было дело Евы. Ее родители погибли, когда девочке было одиннадцать. Круизное судно, на котором плыла семья Фишер, недалеко от Мадагаскара перехватили сомалийские пираты. Отступая с корабля, захватчики увели около сотни пассажиров для получения выкупа и в качестве живого щита. Пиратской флотилии из пяти боевых катеров почти удалось скрыться, но на подходе к территориальным водам Сомали их перехватили русские патрульные корабли. После короткого боя сомалийцы сдались. Пиратов этапировали на российскую военную базу, там же оказались и заложники, которых после проверки вернули в Антананариву для дальнейшей отправки по домам.

С Евой же все оказалось не просто. После пережитого девочка была в шоке, на контакт не шла, к тому же никаких документов при ней не оказалось. Запрос по списку пассажиров дал неутешительный результат. Родственники по линии матери нашлись в ЮАР, но в девочке были не заинтересованы в виду того, что брак с белым не приняли и ребенка от такого брака не признавали. Отец же Евы был русским с немецкими корнями. Сам из детского дома, ближайшие родственники в Германии, но они даже не ответили ни на один из трех официальных запросов. В результате Ева оказалась в одном интернате с Ромашиным.

Они очень быстро подружились, учителя считали, что это из-за похожего прошлого. Достоверно неизвестно, было ли что-то между ними, но тут в деле наконец появилась Матильда. Младше Евы на год, она ни на шаг не отходила от старшей подруги. «Навязчивым хвостом таскалась повсюду, ни на секунду не отставала» – как описала тогдашние отношения с ней сама Ева. А потом Матильда слегла с тяжелой болезнью, определить которую с помощью анализов никак не удавалось. Когда состояние девочки приблизилось к критическому, в больнице наконец подняли генокарту, созданную при поступлении в интернат, и обнаружили, что данные в ней не совпадают с полученными в больнице. Отличия были небольшими, но вполне заметными. Подключили службу безопасности, и после короткого расследования след привел к Ромашину.

Сергей к тому времени всерьез увлекся воспитанием нейросетей, строил ботов и даже пробовал админить интернатовскую сеть, дублируя государственную нейронку. Он имел доступ к камерам, и сумел убедить ИИ интерната не замечать его уходы. Отследить Ромашина удалось только вне учреждения: ему не удалось договориться с уличными камерами и камерами в торговом центре, где он выходил в сеть через прокатный терминал. Проследить атаки тоже не удалось, он маскировал их под обычный развлекательный траффик. Но время его отсутствия в интернате и атак совпадали. Ромашин уже был в возрасте наступления уголовной ответственности, и парня решено было отдать под суд. Но тут заговорила Ева.

Она рассказала, что во всем виновата сама. Что Матильда мешала, не давала остаться наедине ни на минуту, совершенно не понимала намеков и на прямые слова реагировала, как на шутку. Ева очень хотела, чтобы подруга отстала. Она украла волос девочки, за несколько месяцев на факультативах по биоинженерии создала вариант ДНК Матильды с ошибкой и встроила в вирус, которым заразила подругу. Зараза была точечно ориентирована, и никто кроме Матильды не заболел.

Вирус должен был вызывать симптомы простуды и мышечную слабость, но все пошло не так, Матильде становилось все хуже, и тогда Ева во всем призналась Ромашину. Тот выслушал и сказал, что нужно срочно все исправить, но в случае неудачи он взломает базу и подменит данные в генокарте.

Ева взялась за дело. Всю информацию по уже проделанной работе она удалила сразу, как закончила, и теперь ей пришлось действовать по памяти. Но когда первый и второй штаммы не сработали, она запаниковала. Ромашин успокаивал ее, объясняя, что все рано или поздно получится. Собрав третью версию вируса, она снова проникла в стационар и заразила Матильду. Никто не смог бы ее заподозрить, и она продолжала навещать подругу. Через неделю состояние девочки резко ухудшилось, и Ева подслушала разговор врачей, что Матильду с подозрением на аутоиммунное отправляют в Центральную больницу, где сделают тестирование.

– «Я вернулась из больницы и разревелась на плече у Сережи», – рассказывала сама Ева на видеозаписи. – «Мне так плохо было, что такое натворила… Я же не думала, просто хотела, чтобы она не лезла к нам!..»

У сидящей за легким пластиковым столом Евы под глазами залегли черные круги, смуглая кожа казалась грязно-серой. Пальцы с обгрызенными под корень ногтями тряслись, она бесконечно поправляла рубашку и форменную юбку. Черные, давно не мытые волосы были собраны в неровную косу. Из глаз по щекам тянулись ручейки слез. На следующем видео за тем же столом сидел Ромашин. Брюки и рубашка без единого пятна или складки, ладони свободно лежат на столешнице. Может показаться, что парень совершенно спокоен, если не смотреть ему в глаза. В глазах у него застыла обреченность.

– Да легко я справился, там дыра была. – Он пожимает плечами. – Сложнее было незаметно туда новые данные поместить. Я два дня потратил: вечер, утро, вечер, и еще ночью сбежал. Никто и не заметил.

Да, у них могло получиться, если бы Ева не перепутала файлы. В итоге в базу попали данные по второму штамму вместо третьего. Вопрос обсуждался за закрытыми дверями. Всем педсоставом решали, как именно подавать это дело в суд, но в самый разгар разбирательств из больницы сообщили, что Матильде стало лучше. Через два дня состояние девочки стабилизировалось. У Евы получилось.

Дело так и не вышло за стены интерната, хотя кое-кого из высоких кабинетов посвятить в него пришлось. За Ромашиным и Фишер установили постоянный надзор, но решили, что пользы от них будет больше на свободе. До конца проживания в интернате молодые люди обучались по университетской программе, пусть особых высот так и не достигли.

Вот и вся информация. Фактически, Ева работала на Европе по специальности, вела генетические исследования. Скорее всего, Ромашин вспомнил об общем прошлом, когда у Фишер что-то не заладилось в исследованиях. Эта ниточка тоже никуда не ведет. Я закрыл папку, переместил в архив и занялся файлами по конфликту с Новотным.

Первым делом просмотрел список, озаглавленный как «коррупционные связи». Работники таможни, причем, как местные, из системы Юпитера, так и марсианские, и даже земные. Несколько инспекторов, хозяин частной фирмы по найму транспортных барж, даже один министр. Сплошь мелкие сошки, потеря которых никому реально не навредит, таких слишком легко заменить. А министр… Я навел справки, благо, все нашлось в открытом доступе, и обнаружил, что он давно ничем особо не занимается, досиживая последние месяцы перед отставкой. Вот так. В рамках соглашения посадка такого числа фигурантов плюс высокопоставленного чиновника принесут мне очень неплохие плоды. Вот только соглашаться очень уж не хочется.

Далее шли список пропавшего груза с Марса и подробности ссоры в мастерских. Груз предназначался команде Ромашина, тот лично составлял заявку и пробивал ее согласование, но когда прошли все сроки, ничего из запрошенного на складах так и не появилось. Оказалось, что Новотный уже нашел на оборудование покупателей, и контейнер ушел в направлении спутников Юпитера, минуя таможню. Несколько месяцев Ромашин пытался решить дело частным путем, но все закончилось безобразной дракой, после чего он поставил Новотному ультиматум: или груз возвращается на Центральную станцию, или в правлении узнают обо всех известных махинациях. И вскоре после этого корабль Ромашина упал в Юпитер.

Я еще раз просмотрел список пропавшего оборудования: воздухоразделительные установки, плазменные сварочные аппараты, промышленный 3D-принтер, биопринтер, остальное – компоненты для печати, запчасти и мелкая электроника. Покупателей успели отследить, ими оказались мелкие частные старатели, команда нормов, работающих то ли дикарями, то ли в составе какой-то мелкой фирмы. На крошечную номерную луну отправилась полицейская команда, но ничего, кроме брошенных жилых куполов и сломанной техники не нашла.

Очередная никуда не ведущая дверь. И снова все старательно подводится к частным конфликтам: ссора из-за груза, неразделенное первенство открытия… И поэтому очень не хочется идти в направлении, которое мне указывают.

Но что дальше? У меня нет никаких соображений. Если бы как-то попасть в лабораторию, узнать, что это за проект такой, «Второе Кольцо»! Но меня просто не подпустят к луне, а то и не позволят даже построить к ней маршрут. Но ведь я еще не был в доме Новотного. И у Ромашина, судя по доступным файлам, обыски не проводились.

Поднявшись с кровати, я потянулся, потер лицо руками, проверил щетину. Потом тщательно побрился, надел пиджак и вышел из номера. Квартира Новотного располагалась недалеко от гостиницы, всего в одной восьмой окружности, и сначала я отправился к нему. Пошел пешком, сунув руки в карманы и не торопясь. На улице было по-прежнему не протолкнуться. Картов стало совсем немного, а те, что остались, едва ползли, водители и пассажиры громко ругались, рев сигналов врывался в общую какофонию, но гуляющие не реагировали на них абсолютно. Но я уловил что-то, до этого момента мной не замеченное. Над всей улицей повисло напряжение. Во взглядах, в слишком громких голосах, нервных смешках. И было это заметно только у морфов, обычные люди лишь удивленно оглядывались и старались двигаться осторожнее, чтобы лишний раз не столкнуться с плюсами. Что-то назревает. Не думаю, что происходящее как-то связано с карнавалом.

Новотный жил в недавно перестроенном здании. Судя по проекту, выданному подсказкой, здесь значительно расширили комнаты, почти на метр подняли потолки, пожертвовав одним этажом, и в целом превратили старое рабочее общежитие в дом с намеком на элитарность. Вычурный, в позолоте холл вел к лифтам и лестнице, загнанной куда-то к внешней стене станции и почти незаметной. Ресторана не было, вместо него – широкий коридор с крашенными фактурной, под дерево, краской дверями по обе стороны. Миновав лифты, я пошел к лестнице, мне нужно на третий.

Вполне ожидаемо, что лестницей не пользовались с момента перестройки. Широкая, с высокими ступенями, она была рассчитана на морфов, но в слое пыли не было ни единого следа. Стараясь не дышать, я взбежал на нужный этаж.

Дверь в квартиру Новотного открылась, стоило предъявить личный код, отползла, скрываясь в стене и открывая ярко освещенную комнату: электричество погибший управляющий не экономил. Да и вообще не экономил, деньги тратил легко и с размахом. Возникло неожиданное сравнение из детства: цыганская роскошь, когда всего с лишком и с размахом, но при этом абсолютно без какого-либо вкуса. Мебель под дерево, именно «под», настоящего не достать. Искусственные гобелены, ковры из пластика, но почти неотличимые от оригинальных. А вот золото вполне настоящее, астероидное, оно повсюду.

Я прошелся по комнатам, неотличимым одна от другой, ярким и загроможденным, попробовал подключиться к камерам и без удивления обнаружил, что последние записи сделаны годы назад. Шкафы оказались пустыми, как и сейф с распахнутой дверью в кабинете. Искать здесь уже нечего.

Уже на улице проложил маршрут к жилью Ромашина, та оказалась почти напротив, но по ту сторону кольца. Можно было взять карт и проехать напрямую через склады и трущобы, и после короткого раздумья я так и сделал. Проскочив шлюз, недолго поплутал среди палаток и контейнеров, снова чувствуя тяжелые взгляды со всех сторон, и выбрался с другой стороны, позволив себе вздохнуть с облегчением.

Ромашин жил в рабочем общежитии. Это был здание с низкими, чтобы впихнуть больше этажей, потолками, узкими, как норы, коридорами и темными стенами, расцвеченными только рекламой, по большей части виртуальной. Внутри было шумно, в темноватых коридорах едва ли можно было разойтись, не задев никого плечом, кто-то пел, в одной из комнат спорили. Проходя, я успел разглядеть троих скатов, нависших над нормом, зло тычущим пальцем в виртуальную схему между ними.

Наконец, добрался до места. Толкнул прикрытую, но не запертую дверь, но вопреки опасениям внутри все оставалось не тронутым. По крайней мере, на первый взгляд. Обстановка оказалась более чем спартанской. Комнату пять на четыре метра занимали только кровать в углу, стол со стульями и полка. Все вокруг покрывал тонкий слой пыли, в котором отпечатались мои следы.

Нет, не только мои. В тусклом свете, сдвинутом в соответствии с восприятием морфов, виднелась цепочка следов, ведущих от входа к полке. В два длинных шага оказавшись рядом, я увидел оставшийся в пыли чистый прямоугольник там, где недавно что-то стояло. Подключаясь к камерам наблюдения в коридоре, я уже предполагал, что увижу. Бесформенную тень, выходящую из комнаты Ромашина два дня назад.