В этих гнилых стенах

Глава 16

– Ты мертв, Дюк.

Я просыпаюсь в холодном поту, с жадностью хватая воздух и стараясь унять бешено колотящееся сердце. Толком не сориентировавшись в пространстве, со злостью бью кулаком подушку. Да, она тут ни при чем, но сдержать эмоции очень трудно.

Я все в той же, хорошо знакомой мне комнате. Полупустой, с трещинами на стенах, которые я знаю наизусть, скрипучей кроватью и потрескивающей при работе старенькой электроплитой. Запах приправы, которую Ришель добавляет только в картошку, резко бьет в ноздри.

– Опять кошмар? – обернулась ко мне подруга, стоя у плиты.

Я не ответил: это и так было очевидно. Тем более, она привыкла – подобные сны мне теперь снились часто.

– Ты выпил вчера таблетки? – она спрашивала так легко, словно говорила не об успокоительном, а о каком‐то куске пирога.

– Ришель, скажи честно, оно тебе помогало?

– Очень.

– Мне все еще плохо, – пробурчал я в ответ.

– Надо всего лишь подобрать нужную дозу, – монотонно проговорила она и вновь повернулась к плите.

– Как?

– Не знаю. Себе я даже не пыталась. Я просто перестала их считать.

Стало стыдно. Когда я узнал о том, что Ришель принимает успокоительное, я не поверил, но пустые упаковки от таблеток в ее шкафчиках не давали мне покоя. На тот момент мне казалось, что я был прав, что делал все так, как надо, а она (видимо, после очередной дозы лекарства) так легко прощала мне все нарушенные обещания, грубости в свой адрес. Теперь она мстит мне самым страшным способом: она рядом, но не моя.

Мы снова начали разговаривать после долгого периода безумной вражды. Не ругаться, а просто разговаривать. Часто, понемногу, словно какими‐то дозами. Но когда говорили о важном, в какой‐то момент колкости со стороны Ришель больно жалили душу, и диалог сходил на нет.

Неожиданный звонок в дверь нарушил очередное молчание.

– Привет. – Тонкие бледные пальцы на раскрытой в знак приветствия худенькой ладони Наташи казались и вовсе костями в тусклом свете коридора. – Я войду?

– Конечно. – Я не сразу отступил, удивленный этим визитом.

Девушка уверенно вошла, быстро огляделась, затем сняла с плеча сумку и поставила ее в угол у входа, жужжа своей механической рукой.

– Ты теперь ее постоянно носишь? Не человеческую?

Гостья неожиданно громко рассмеялась, уютно устраиваясь за стойкой, заменяющей стол.

– Да, не человеческую. Эта функциональней. – Она демонстративно отогнула дистальную фалангу на указательном пальце протеза, словно откинула крышку, и там показался огонек. Первый раз я увидел это при установке системы безопасности. Пальцы на протезе сменные – в каждом своя насадка.

– Помнится, я сразу тебе это сказал, – улыбнулся я.

– Хорошо выглядишь, – она повернулась к Ришель.

– Синяки под глазами меньше стали? – ухмыльнулась в ответ Рише.

– Можно и так сказать, – спокойно ответила Ната, игнорируя провокацию. Конечно, она льстила. Даже на мой не слишком внимательный в таких делах взгляд было видно, что Ришель заметно похудела за последнее время. Не так, как Кира, конечно, но я хорошо помню, что до моей смерти она выглядела иначе. Более живой, что ли.

Я до сих пор задавался вопросом: почему она все еще со мной? После моих выходок она испарялась из моей жизни на какое‐то время, пока я, тоскующий по ней, не появлялся на ее пороге. Она обижалась все больше, начинала грубить, но всегда пускала меня обратно. Случаи, когда Ришель сама обращалась ко мне, до сих пор можно было пересчитать по пальцам.

– У вас все в порядке, мой винный одуванчик? Деньги на еду есть?

– Есть, – улыбнулась Ришель. – Дюк помогает мне сидеть с детьми, пока так и живем.

– Обязательно скажи, если что‐нибудь понадобится!

– Да брось, Лиса. Все у нас хорошо.

Винный одуванчик? Лиса? Что, черт возьми, вообще происходит? Сколько же я всего пропустил?

Видимо, за время, пока я был в коме, они подружились. Девушки тепло переглядывались, улыбались. Я невольно начал ассоциировать Наташу с Кирой. Могла бы Ришель так же общаться с ней? Хотя бы со временем?

– Нет! Нет! Обращайся обязательно! – Она подскочила, что‐то вспомнив, и копна ее роскошных рыжих волос резво подпрыгнула следом. Девушка пошуршала в своей сумке и вытащила большой кусок мяса, булку и коробку искусственного молока. – Вот, чуть не забыла, что с подарками. Свежайшее!

– Не стоило, – сказала Ришель, но отказываться от еды не стала, поспешно спрятав все в холодильник.

– Какими судьбами? И где Митя? Он же с тобой живет, нет? – решил поинтересоваться я.

– А ты не в курсе? – Девушка удивленно глянула на меня, затем перевела взгляд на подругу. – Не рассказала?

– Не рассказала – что? – Я подозрительно посмотрел на Ришель. Она сконфузилась, лицо стало чуточку виноватым.

– Он ушел на военные курсы. Три месяца обучения, и его возьмут на работу в охрану купола. Подсуетилась чуть-чуть. Будет моим солдатом! – гордо задрала нос Ната, весело улыбаясь. – Ты знал, что его сестра тоже солдат? Высшего уровня!

В последнее я верил мало. Девчушка была на год младше нас, тем более детдомовская. Не хочу даже думать, как она заняла такой важный пост. Меня вообще в дрожь бросало, когда я представлял себе, каково таким, как Митя, находиться рядом с Мирой.

– Ого! – Я сделал вид, что в полном восторге. – Надо же! Я очень рад!

– Из головы вылетело… – начала оправдываться Ришель, но я знал, что она никогда ничего не забывает. У нее были какие‐то свои причины, чтобы не поднимать эту тему.

– Ничего, – ответил я и полез обнимать Нату. – Я очень рад. Спасибо. Я правда рад, что у вас все хорошо. Но какими судьбами ты к нам?

– Он и про это не в курсе?

Стук в незапертую дверь. Я не успел подойти, как она с треском распахнулась и в квартиру, обсуждая что‐то между собой, ввалились наши друзья: Марк, Рита и Айзек.

Марка я не видел с момента нашей ссоры. Его ссадины и синяки, могу поспорить, зажили буквально через день, словно их и не было. Но вот картина, как он тащит за волосы мою Киру, или, как они все с издевкой называли ее, «Космос», всплыла так ярко, будто все это произошло пять минут назад. Я мгновенно завелся, кулаки сжались будто сами собой.

– Ты какого хрена сюда приперся, кретин? – прошипел я сквозь зубы. Марк, посмотрев на меня, съежился, видимо, прочитав по моему лицу, что взбучки не миновать.

– Эй, эй! – крикнула Ната, встав между нами, – шашки в ножны, бойцы! Мы все тут по важному делу собрались.

Я сверлил Марка взглядом, всем видом показывая, что одно только слово с его стороны – и полетят зубы, затем отвернулся и подошел к Ришель. Сердце колотилось, нагнетая давление перед схваткой, я понимал, что это край. Никогда больше наши с ним отношения не вернутся в прежнее русло.

– Ты, наверное, уже заметил, как мы общаемся с Ришель. Лиса – это кодовое имя, Винный одуванчик – тоже. Мы пока решили не называть друг друга по именам в людных местах. Мы планируем революцию! И сегодня мы собрались, чтобы обсудить это!

Я с сомнением посмотрел на нее, подозревая насмешку. Но девушка была совершенно серьезна. Я сел на стул и расхохотался.

– Ладно, если это идиотская отговорка, чтобы этот полоумный мог тут остаться, – то только ради тебя, Наташа.

Ребята молча переглянулись.

– Дюк, это правда, – проговорил Айзек. Я посерьезнел. Уж кто-кто, а он‐то точно не шутил бы так. Разве что…

– И ты туда же? Все решили порепетировать на Дюке первое апреля? Тебя Марго подговорила? – набросился на него я. Все молча и строго смотрели на меня. – Вы что, охренели? Вы бессмертные, что ли?

– Дюк, присядь. – Ната указала на стул.

Деловой тон никак не вязался с ее внешностью, однако, похоже, я был единственным, кто обратил на это внимание. Как я уже говорил, она напоминала мне эльфийку. Милую, добрую девушку-эльфийку. Но ее последующие слова не могли принадлежать ей. Я не мог в них поверить.

– Тебе известно что‐то о сопротивлении? – коротко спросила она.

– Террористы, пытавшиеся два года назад подорвать центральное здание?

– Так вот, мы были глупы и беспечны, – закатила глаза Ната. Я все же надеялся, что это шутка. – Но да, это про нас.

– Нас?

– Я и Айзек. Он пришел к нам после того, как украл всю базу данных правительства. Можешь себе представить? Всю!

– Могу… – прошептал я, не чувствуя земли под ногами. Я попятился назад и осел на стул. Айзек молча отвел взгляд.

– Так его из-за этого пытались убить? – я говорил это тихо. С каждой секундой картинка складывалась в моей голове – фрагмент к фрагменту.

– В целом, плюс-минус, да… Хотя, если честно, – не знаю, он просто был в списке снайпера. А Никита Николенко, знаешь ли, не промахивается. – По интонации, мол, даже не думай осуждать, я сделала все как надо, я понял, что это действительно знаменитая личность. В определенных кругах, разумеется, если брать во внимание его работу.

– Ты убила человека? – Я поднял глаза на Наташу. Предположить, что она и была той самой девушкой, которую бы Айзек узнал, если бы увидел снова, было легче, чем поверить в это. Взгляд ее тут же стал не таким уверенным, и она виновато отвела его в сторону, после чего сделала вид, будто усиленно высматривает что‐то в окне. Молчание было слишком красноречивым, и, повернувшись, по нашим лицам она поняла, что из всех нас посвящен в их криминальное прошлое только я.

– Что? – испуганно спросила Ришель, но никто ей не ответил.

После недолгой паузы я начал соображать:

– Погоди, но те террористы были расстреляны на площади. Разве нет? – Я напряг память, пытаясь вспомнить то, что отчаянно хотел забыть. От этого немного закружилась перебинтованная голова.

– Только подрывники… – прошептала активистка.

– А сколько всего?.. – Дрожь скользнула по телу.

Расстрел был публичным, как сейчас помню: он транслировался по всем каналам. В одном белье участников сопротивления вывели на площадь перед зданием правительства и выстроили в ряд. После громкой речи Первой Леди «террористов», большинство из которых было не сильно старше меня самого на тот момент, хладнокровно расстреляли, одного за другим. Ребята из первого хотели всего лишь равных условий для всех, а получили пулю в лоб. Я не был согласен с методами, которыми они пытались достичь своей цели, но мне, безусловно, было их жаль. Бомба, как выяснилось еще до казни, была муляжом. Они хотели только напугать Миру. Но Первую Леди это не волновало. Как истинно властная, строгая женщина, она не упускала возможности продемонстрировать свою власть и беспощадность.

– Организация существует более пяти лет. Я состою в ней последние два года. Знакома в основном с участниками сопротивления из пятого купола. Многие из второго уходят на службу в пятый. Как Митя. У коренных из пятого всегда есть свои причины. Как бы Мира ни была уверена в своей правоте, многие не согласны с ее решениями. Она нажила огромное количество врагов своими абсурдными идеями. Я бы не стала никого винить в предатель… – гостья не договорила, я перебил ее:

– Митя тебе только как солдат нужен?

Как я ни старался сказать это деловым тоном, прозвучало все же грубо.

– Нет! – тут же с визгом возмутилась она.

– Брось, Ната. – Я посмотрел на нее так, что она поняла: я ей не верю.

В ответ девушка вздернула подбородок и нахмурила брови, от злости прикусив губу.

– Можешь не верить. – Она отвернулась, ища поддержку у Ришель, но та молчала. Можно ли это назвать предательством? И если да, то что именно? Молчание Ришель или то, что я не поднял флаг войны, воодушевленный их идеями, а начал дотошно выпытывать подробности?

– Моя тетя тоже в этом замешана?

– Ну… она одна из первых активистов. Отлично разбирается в людях, знает, к кому какой подход нужен и как привлечь на свою сторону даже самых сомневающихся.

Я молча переваривал происходящее, все еще надеясь проснуться от этого кошмара. Голова гудела от наплыва информации. Глухой голос Наты звучал так, будто доносился из-за стены:

– Ты даже не представляешь, какие дела творятся в стенах правительственных зданий. Не знаешь, как многим, кто видел, что происходит здесь, все это осточертело. У нас много союзников даже среди жителей «зажравшегося», как ты говоришь, пятого сектора.

– Ну конечно. Они ж не вкалывают по восемнадцать часов в сутки, пытаясь заработать кусок хлеба, не возделывают поля, не разводят скот… Чем им еще заниматься‐то?

Она на миг налилась яростью, готовая взорваться, но выдохнула, справляясь с собой, и продолжила:

– Из их семей пропадают люди, и никто их не ищет. Против хороших людей, не согласных с Мирой, фабрикуют дела. Многих детей знатных деятелей спускают до уборщиков, а то и вовсе до первого и второго купола.

– Какая жалость, – с сарказмом произнес я, приподняв левую бровь. – В первый и второй ссылают, ай-яй-яй. А вы чего? – Я поднял глаза на мнущуюся у двери Марго.

Интересно, а что она здесь делает? Революция, скорее, дело Ришель. Она настоящий воин, но сейчас стоит молча, словно абстрагируясь от всего. На минуту, всего на минуту я подумал, что, может, она сейчас находится в прицеле снайпера? Ровно до момента, когда она решится высказаться… и не успеет, ведь пуля быстрее человеческих слов. Не думаю, что кто‐то успевал закончить монолог, если этого не хотел сам убийца.

Ришель переводила взгляд с одного на другого, будто наблюдая. Я не сомневался, что она знает гораздо больше того, о чем сейчас рассказывали. Или, во всяком случае, догадывается. А вот Марк был абсолютно уверен. Уверен в каждом слове Наташи, в каждом ее вздохе и дышал этой революцией вместе с ней.

– Мне надо подумать, – медленно проговорил я.

– Чего тут думать‐то? – возмутился Марк, чуть подавшись вперед. – Уж тебе‐то чего бояться? Даже если подстрелят – не умрешь же!

– Ох, да заткнись… – начал я, затем, вспомнив умственные характеристики товарища, махнул на него рукой. Что его невероятно взбесило.

– Ты размазня, Дюк! Где тот Белый Дьявол, чье имя заставляло трястись всех от страха?! Где он?!

– Умер, Марк! Умер. Отвали, а! – тут уже в ответ вспылил я.

– Из-за этой тупой девчонки?! Как ты ее называла, Рише? Космос?! Из-за нее, да? Из-за какой‐то юбки?!

Я вскочил, скрипя от злости зубами, и врезал ему изо всех сил. Но Марк был готов. Еще бы! Он прекрасно знал, что такие слова не сойдут ему с рук. Чертов придурок. Я промахнулся.

– Ну что ж, я думаю, для первого собрания достаточно. – Наташа вскочила между нами с кривой улыбкой, пытаясь нас разнять. – Покалеченных нет, что уже хорошо.

Я проводил гостью до лестничной площадки. Мои слова о Мите, видимо, ее задели, потому что она резко обернулась перед уходом и, схватив меня за руку, взглянула в глаза:

– Дюк, не подумай… Правда, я так редко подпускаю к себе людей. Митя на установке очень много болтал про сестру, обещал познакомить. Сначала я согласилась, чтобы просто посмотреть, как он из этого выпутается. Ну и еще потому, что знаю тебя, а он твой друг. Я была уверена, что ты не держишь рядом с собой плохих людей. – Она сделала паузу. – Окружающие люди формируют нас как личностей. Я подумала, что тебя окружают люди, похожие на тебя. Но на тебя он не похож… Ты куда мужественней, а он ведет себя как мальчишка. Но… честно, с ним мне хорошо, я прошу тебя, не думай так обо мне.

Она крепко обняла меня, а я в ответ едва коснулся ее талии и почему‐то представил, что трогаю не девушку, а бомбу, с которой она у меня теперь ассоциировалась.

Когда я закрыл дверь, квартира на мгновение напомнила мне клетку. Возникло неприятное чувство, что Ришель скрывает от меня еще что‐то.

– Почему ты не предупредила меня? – мой голос разорвал наступившую тишину, когда мы остались вдвоем.

Рише опустила руку с тарелкой в раковину, негромко стукнула ею о кран. Она знала, что врать не стоит и что отмазки я тоже не хочу слушать. Она знала, что я жду объяснения причин. Но все опять клином сходилось на беспокойстве обо мне:

– Потому что не хотела. – Она повернулась, уставившись на меня прямым взглядом. – Я не хочу революции. Я боюсь! Это не ты каждый раз зашивал дорогого тебе человека! Это не ты сидел рядом с бездыханным телом, молясь всем богам! И ты умрешь, Дюк! Умрешь! Тут, в стенах этого купола, причем самым мучительным способом!

Я молча подошел к ней и нежно обнял. Все обвинительные слова вылетели из головы. В тот момент я думал только об одном: все плохое когда‐нибудь заканчивается. Как, впрочем, и хорошее. Наверное, мне не стоило оживать. Хотя бы ради нее. Ее отчаяние прошло бы спустя какое‐то время, и она зажила бы той счастливой жизнью, которую заслуживает. А я остался бы лишь воспоминанием.

Наверное, ей и правда не видать нормальной жизни, пока у нее есть я.

– Я могу пройтись ночью по улице и даже не обернуться на вой собак, могу дать отпор любому бандиту, мне не страшно умереть, но мне страшно от мысли, что ты исчезнешь из моей жизни, потому что умрешь, Дюк! Потому что в конце концов умрешь! Я и думать не хочу, что однажды ты так и не воскреснешь!

Иронично, подумал я, учитывая, что я и рождаться‐то не должен был.

Если бы она хотела изначально услышать от меня какой‐либо ответ, то рассказала бы все сразу, но она была в растерянности.

– Хочешь, кинем монетку? – предложил я. – Как всегда?

В этот раз подруга отрицательно помотала головой.

– А чего ты хочешь?

– Я хочу уйти.

Ришель посмотрела на меня, и я увидел в ее черных, выразительных глазах бездну отчаяния. Я прижал ее крепче к себе и поцеловал в макушку.

– Мы уйдем. Я сделаю все так, как ты захочешь.

Она обняла меня в ответ. Так крепко, как давно уже не обнимала. Она поверила мне. И, черт возьми, я должен во что бы то ни стало в этот раз позаботиться о ней! Не подвести ее!

Уйдем, Ришель. Но мне все равно нужно закончить одно дело. Я нежно поцеловал спящую подругу в лоб, убирая прядь ее волос с лица, и тихонько выскользнул за дверь. Совсем рано. Сегодня самый ранний рейс был в четыре часа утра, к нему я и спешил.

Парень, сбивший меня, не просто не справился с управлением. Он был заядлым дебоширом. Айзек предположил, что он что‐то периодически употреблял, но подтверждений найти, понятно, не удалось. В пятом за употребление наркоты или алкоголя могли выслать в первый или второй купол всей семьей. Это не означало, что там все такие уж правильные. Просто родители таких «чад» платят немалые деньги, чтобы подобное не проходило по протоколу.

Три дня назад его признали невиновным. Сегодня он отмечал это событие. Интересно, узнает ли он меня? А может, явиться Белым Демоном?

Чувствуя, что волосы вот-вот послушно побелеют, я быстро натянул на голову капюшон на входе в зеркальную высотку. Войдя в подъезд, первым делом вернулся в прежнее состояние – не хватало мне еще спалиться.

В окно длинного коридора двадцать пятого этажа заглядывало встающее солнце. Подойдя к окну, я на миг оторопел. Никогда не видел раскинувшийся под куполом мегаполис с такой высоты. Многие здания казались кукольными, дороги сливались в причудливый узор, а опоясывающая все это линия скорорельса, частично видневшаяся сбоку, была похожей на змея Йормунганда, сжимающего в смертельных объятиях обреченный мирок.

Стекло запотело от моего частого дыхания, пока я смотрел на эту красоту. Почему?! Почему, черт возьми, все так несправедливо?! Даже стены бетонного горшка здесь были раза в два ниже, чем в моем секторе.

Я стукнул по своему отражению, словно оно в чем‐то виновато. И тут же об этом пожалел.

– Эй! – раздался позади грубый властный голос. – Ты что делаешь, сопляк?

Я обернулся. Ко мне из другого конца коридора спешил низенький пузатый мужик в форме охранника. Он забавно переваливался с боку на бок, с усилием заставляя свою тушу двигаться быстрее привычного ему шага. От усердия на лбу охранника проступили капельки пота.

Я рванулся навстречу, виляя в коридорной кишке, словно регбист в атакующем маневре. Искоса поглядывая на этого борова и прикидывая расстояние, с которого могу безопасно уйти от него и его дубинки вбок, я искал квартиру номер тысяча двести пятьдесят три. Увидев ее, тут же ломанулся внутрь, поскольку охранник был уже в паре метров. Дверь была открыта, я забежал, запер ее за собой, глубоко вздохнул, переводя дыхание, и лишь потом обернулся. Из комнаты доносилась тихая музыка, в широком коридоре несколько подростков просто спали вповалку на полу. Сильнейший запах алкоголя шибанул в ноздри. «Образцовый купол», да, Мира?

Я тихо ступал по белоснежному кафелю, рассматривая бледно-алые стены с золотым узором, и до самого конца пути рядом со мной шагало мое отражение в огромном шкафу-купе. Темный коридор заканчивался там, где лучи солнца освещали вход в комнату. Дверей в проеме не было, и, заглянув в нее, я не мог сосредоточиться на красивом интерьере, ведь вместо пафосного дизайна первым в глаза бросался мусор – куча пустых бутылок, коробок от пиццы, сломанный кальян и рассыпанные рядом курительные смеси.

Среди такой же кучи тел в большой комнате я узнал своего обидчика. Смешанные чувства охватили меня: страх, сомнения, злость… Злость взяла свое. Сменив цвет волос на белый, я обошел стеклянный журнальный столик и поднял его за футболку, несколько раз встряхнув.

– Проснулся?

Я внимательно разглядывал его. На вид не больше восемнадцати, смазливое холеное лицо, ухоженные волосы… Ну еще бы. Наверняка папа с мамой высоко забрались, вряд ли любимому сынку хоть раз в жизни в чем‐либо отказывали. Да и права у него если и есть, то наверняка подаренные. Как и машина. Не справился с управлением, как же!

– Проснулся, спрашиваю?!

Его голубые глаза широко открылись, лицо побелело. Узнал! На лбу виднелся едва заметный шрам. Дрыгая ногами, он пытался нащупать землю. На лице отразился настоящий ужас: я был явно последним, кого он ожидал увидеть перед собой.

Рука все еще побаливала, да и дерганье этого красавчика дало о себе знать, поморщившись, я опустил его на пол. Он тут же начал пятиться назад, задел вазу на тумбе, и та с треском разбилась о паркет. Увядшие розы хрустнули под его блестящими кроссами, вода быстро растеклась грязной лужицей. Наступив на нее, парень, и без того едва стоявший на ногах, поскользнулся, хватаясь за маленький стеклянный стол. Тот последовал примеру хозяина и тоже упал, разлетевшись вдребезги. Следом была очередь стеклянной дверцы серванта. От шума никто даже не пошевелился.

– Ты узнал меня, не так ли? – усмехнулся я.

– Не может быть! Не может быть! Ты мертв! – Он полз назад на четвереньках, а я медленно наступал на него.

– Да нет, вот же я, – спокойно ответил я. – Расскажи мне. Зачем ты это сделал?

– Я не хотел! Машина! Она не слушалась! Я не хотел!

Он отползал все дальше. Задел рукой осколок вазы. Кровь растеклась красным пятном по лужице воды, однако парень даже не заметил. Его глаза, полные ужаса, неотрывно смотрели на меня. Наконец он уперся спиной в стену и вытянул вперед дрожащую ладонь, будто пытаясь меня остановить. Эта картина привела меня в восторг. Виновник всех моих последних бед был передо мной, полный страха и отчаянья.

Но как мимолетен был этот триумф. Я замер, осознавая, что его страх и отчаяние не помогут мне вернуть все назад.

– Ева! Вызови охрану! – в истерике крикнул он, и я резко обернулся, чтобы найти эту Еву. Никого в сознании рядом не было.

Но я просто не там искал. Ева не была человеком.

– Вызываю охрану, – раздался механический голос из динамика. Ева была ИИ. Звук успешно отправленного уведомления. – Охрана вызвана.

Ей даже не надо было заканчивать фразу, чтобы я понял, что пора линять. Выбежав в коридор, я увидел того же охранника и рванул от него со всех ног. Нельзя было попадаться! Нельзя! Не сегодня! Я бежал, вспоминая испуганные глаза моего убийцы. Как добрался до дома – не помню.

Я переругался со всеми по одной простой причине: я, Белый Демон, бессмертный сверхмутант, отказался участвовать в революции. С юношеским максимализмом они твердили, как устали прятаться, устали так жить и достойны лучшего. С этим не поспоришь, но ни один из них ни разу не встречался со смертью лицом к лицу. Такое «счастье» обошло их стороной. Возможно, они были правы: я – трус. Но все, чего я боялся, так это провала. Боялся, что мы все вместе окажемся в итоге в морозильной камере для невостребованных трупов, где наши тела будут ждать своей очереди в крематорий.

Теплыми, нежными руками Ришель гладила меня по голове, пока я рассматривал хорошо знакомые трещины на потолке, время от времени переводя взгляд на подругу.

– Не спеши. Познакомься с Аней, не дави на нее. Расскажем ей все, заберем с собой и просто уйдем.

– Тебе не страшно, Рише? Не страшно, что все это может оказаться враньем и мы там погибнем?

– Дюк, я всю жизнь живу в страхе. За себя, за тебя, за остальных. Хуже точно не будет. Смерть за куполом вообще не кажется мне мучительным вариантом по сравнению с тем, что может ожидать нас здесь.