В этих гнилых стенах

Глава 8

Руки ее дрожали, а зубы постукивали. Это я сделал? Довел ее? Как же стыдно…

– Ришель, – подскочил я, чуть не запнувшись о свои же ватные ноги. – Даже не пытайся. Я тебя не оставлю. И больше не буду так подвергать себя опасности, честно.

Она улыбнулась, вытирая слезу, катившуюся по бледному лицу, и крепко прижалась ко мне. Как же давно я не касался ее. В погоне за приключениями, в попытках защищать и охранять тех, кого считал своими, я не обращал внимания на самого близкого человека – на Ришель.

– Да, как же, у тебя ж на лбу написано: «Схожу за вас на стрелку».

Я рассмеялся и прижал ее к себе еще крепче, осознавая, что, будь я на ее месте, волновался бы не меньше.

– Честно. – Подняв правую руку, а левую положив на сердце, я самым серьезным тоном произнес: – Ришель Катон, я, Дюк Нордан, торжественно клянусь, что буду как можно меньше подвергать свою жизнь опасности. И больше не заставлю тебя беспокоиться.

Я не знал точно, как даются клятвы, но в эту подруга уверовала – я понял это по ее крепким объятиям. Но нашу идиллию тут же прервал дверной звонок.

Щебетание птиц вновь и вновь начиналось с начала, не доходя до конца мелодии. Это говорило о том, что кнопку кто‐то нервно и усердно жмет раз за разом. Рише, испуганная больше, чем я, словно вообще перестала дышать, ища глазами место, куда бы спрятать меня.

– Я прыгну в окно, только дыши, – прошептал я с усмешкой и поймал на себе сердитый взгляд больших черных глаз.

Подруга подошла к двери и, приподнявшись на носочках, глянула в глазок. Громко выдохнув, поспешила впустить гостью.

– Я прибежала, как только смогла, – засуетилась на пороге Николь, поправляя сине-зеленые волосы. – Давай, малыш, собирайся, мы тебя спрячем.

– Да я собран, в принципе, – неловко потирая затылок, по-детски улыбнулся я, оттаивая от такого обращения.

– Куда мы едем‐то? Из-за чего переполох? – растерянно спросил я, усаживаясь на заднее сиденье такси-беспилотника, находящегося далеко не в лучшем состоянии. Вряд ли оборвать обшивку салона такого недешевого автомобиля могли наши вандалы: такси – роскошь, недоступная для них. Скорее всего, это было старое ховер-такси из куполов побогаче. Его выкинули сюда, чтобы не тратиться на ремонт.

– Я бы это у тебя спросила, но поняла, что ты не ответишь. Поэтому подготовилась. На тебя заведено уголовное дело по разбою и нападению. Девушка по имени Изабелла Кучерина утверждает, что ты ей телефон разбил. Дорогущий, между прочим. Хотя на видео она его просто роняет.

– К-каком видео? – перебил я ее, запинаясь.

– С камеры магазина, – ответила Николь и продолжила: – Но телефон, который она предоставила, деформирован намного больше. Девушка утверждает, что ты выследил ее позже, напал и доломал телефон.

Мурашки пробежали по моей коже, а затем меня начала бить неконтролируемая дрожь. Она видела Белого Демона, видела, кто я есть на самом деле. Интересно, что она рассказала?

– Н… не трогал я ее телефон. И ее больше не видел, – попытался выкрутиться я.

– А вот она утверждает, что ты еще и монстр по совместительству. «С белыми волосами такой». – По смене тона и манеры речи я понял, что это цитата. – Дюк, ты понимаешь, что это не шутки?

– Если ты видела запись, то тебе известно…

– Что ты спас бедолагу? Видела, и при других обстоятельствах обязательно тебя бы похвалила, но, Дюк, – с иронией усмехнулась женщина, – ты сейчас в розыске. Хоть и в неофициальном. Я попыталась замять это дело и все еще пытаюсь, но пока тебя придется спрятать.

– Да что мне будет‐то? – Я улыбался, старательно так улыбался, пытаясь не показывать свой страх: спрятал дрожащие руки в рукава новой толстовки, говорил тихими короткими фразами.

– Возможно, ты не помнишь… – Она замолчала, словно глотая ком в горле. – Но тебя убили в тот же день, когда казнили твоих родителей. Я, конечно, не была при этом событии лично… я тогда вообще еще училась, у меня были планы на семью, на жизнь… – В каждом ее слове сквозило чувство вины. – И мы с твоим дядей узнали о казни. Тебя убили, проводя операцию: хотели узнать о тебе все, узнать о том, как сделать тебе подобных. Но ты умер раньше. Знаешь, когда Тёма принес твое тело домой и сказал, что надо ждать, я не верила. Я думала – он спятил, ведь мы держали твой труп дома. Ты понимаешь? Запекшаяся кровь воняла на всю квартиру, я вымывала все по три раза на дню, в слезах молилась, желая похоронить тебя, а он… – Она вытерла слезы, стекающие по щекам. – Он сказал: надо ждать, когда ты проснешься. Мне так стыдно, Андрей.

Я даже не стал ее исправлять. Я пытался вспомнить все это. И как по новой: решетки, за ними улица, казнь. Чья‐то рука мешает мне смотреть, уводит… в коридор – и на операционный стол. Обещает, что будет не больно, что там не родителей убили, что, когда я проснусь, они будут рядом. Было больно, очень больно. Я проснулся, кашляя, пытаясь выкинуть трубку изо рта и задыхаясь…

– У тебя астма, что ли, малыш? – Тетя схватила меня за лицо, и я оттолкнул ее руками, продолжая задыхаться. Понимая, что не могу это остановить.

Укол. Резкий и болезненный укол в ногу.

– Это то, что беспокоило тебя в детском доме? Мне что‐то говорила об этом ваша молодая воспитательница… – Тетя отстранилась от меня, щелкая пальцами, словно пытаясь что‐то вспомнить. И я понимал, что не зря она отодвинулась. В отличие от нее сил у меня хоть отбавляй, а контролирую я себя в такие моменты плохо.

– Ляля, – подсказал я, переводя дыхание. – Что это было?

– Лайля Эдуардовна, точно! – воскликнула она. – Успокоительное тебе вколола. Есть еще снотворное, надо?

– Нет, – усмехнулся я, пытаясь вспомнить: как же болел шрам? Не помню. Чесался очень – это да. Такого давно не было.

Николь протянула мне карту с моей фотографией.

– Что это?

– Это твой карт-паспорт. Второй. Дюка Нордана ищут в твоем куполе. Андрей Воронов будет в пятом.

– Я не буду по нему проходить. Это мое настоящее имя. Вообще, желательно имя не менять.

– Ого! Вот это капризы! А памперсы тебе не поменять? – возмутилась Николь.

– Николь, я серьезно. Я не буду проходить по этому паспорту. Это…

– Твое настоящее имя? Я в курсе. Неужели не соскучился по нему? Да и где лучше прятать, если не на видном месте?

– Вот именно, обычно меняют данные полностью. А ты оставь мне имя. Дюк Ларсен сгодиться.

Недовольно фыркнув, тетя обратилась в пространство:

– Тёма, набери Владиславу. Тому, что КПП‐3.

– Тёма? – удивился я.

– Голосовой помощник.

В честь дяди, догадался я.

– Влад, слушай, поменяй имя и фамилию, отчество убери. Да. Дюк Ларсен. Да, я знаю.

– И дату, – шепнул я. Тетя отмахнулась от меня, как от назойливой мухи.

– Дату. У мамы твоей когда день рождения? Вот ее и ставь. Год нет, год оставь. Маякнешь… а, уже… спасибо, цены тебе нет! Да, отправь визуалку, по ней пройдем, надеюсь, не запросят. Спасибо еще раз!

Она нажала кнопку на своем наушнике и обратилась ко мне:

– Ну-с, какие еще будут капризы?

Я стыдливо поморщился и, неожиданно даже для тети, обнял ее.

– Спасибо.

– Д… да не за что, – растерялась она. – Вырос же ты…

В пятом куполе нас уже ждал автомобиль. Я не разбирался в их классовой и ценовой категории, но черный блестящий аэромобиль, паривший передо мной в воздухе и принадлежавший моей родственнице, заставил меня охать и ахать.

– Так и будешь на него пялиться или сядешь уже? – усмехнулась женщина.

– Это же твой, да? – прошептал я. Она кивнула.

– Николь, отель «Рассвет», я правильно помню координаты? – прозвучал откуда‐то мягкий мужской голос.

– Да, Тём, правильно.

– Твой беспилотник тоже Артём? Как голосовой помощник?

– Это один и тот же Тёма. Он в машине, в доме, во всей моей технике. Всегда со мной.

По ее грустным глазам я понял, что даже спустя столько лет она все еще скучает по нему. И немудрено. Мой отец и его брат умели любить по-настоящему. Со всей теплотой, заботой и так по-семейному.

– Милая, мы приехали.

Я недовольно поморщился. Ехали‐то от силы минут десять. Мы что, не могли пешком пройтись? Я дома по часу купол обходил, и то не обошел даже половины. А тут… ладно, нечего ныть, на машине зато прокатился.

Выйдя из автомобиля, я застыл. Огромное зеркальное здание поднималось передо мной, казалось, до самых небес, и по искусственным трещинам, украшенным растениями, спускался огромный водопад. Камни и деревья на ступенях здания по ходу резво спускающейся воды казались такими натуральными. Зрелище настолько завораживало, что я не сразу заметил у входа настоящую поляну: кусочек реальных джунглей, которые я так любил рассматривать в книгах с Лялей.

– Это все природное, – отвлекла меня тетя от раздумий.

– Хочешь сказать, природа просто взяла и повалила куском джунглей из здания?

– Нет, – засмеялась она, – растения, деревья.

Тетя указала на ступень посредине здания, и я невольно начал принюхиваться. Пахло свежестью. Так приятно. Так… Голова закружилась. Но я все же подошел к водопаду. Близко не решился, там рядом плескались дети. Вода не пахла гнилью. И, словно поняв, о чем я думаю, тетя виновато опустила глаза.

– Николь, – прошептал я, открывая перед ней дверь, – а кем ты работаешь?

– Заместитель начальника безопасности. Отдел программирования. Там я, можно сказать, босс.

Тогда понятно, как ей удавалось наблюдать за мной все это время, откуда столько информации и как она сделала фальшивый карт-паспорт.

– Подожди минутку, присядь. – Она указала на диван и, пока я рассматривал холл, бесследно испарилась. Разочарованный своей невнимательностью, уставился на стену. Настолько реальными казались пальмы на стене и волны, плещущиеся о песчаный берег, что я почти поверил, что действительно нахожусь там. Мешали только снующие туда-сюда толпы людей – шум, исходящий от них, заглушал прибой.

– Дюк.

Я обернулся на голос и вздрогнул, словно выйдя из какого‐то блаженного транса. Тетя стояла рядом, у стойки, с двумя молодыми девушками. Она поманила меня пальцем.

Подойдя ближе и приглядевшись, я заметил, что одна из девушек, завораживающе красивая, не была человеком. Какие‐то слишком уж правильные и ровные черты лица, идеальный, будто вылепленный скульптором, носик, ослепительная улыбка, словно украденная из рекламы зубных отбеливателей… Только мерцающие мягким электронным блеском светодиодные глаза выдавали в ней робота.

Я смотрел как завороженный, пока ее приятный голос не вывел меня из ступора:

– Личность не опознана.

– Странно… – прошептала уже настоящая девушка, вставая за стойку. – Ну-ка, красотка, подвинься.

Ее длинные рыжие волосы струились до самого пояса, падая на бледные плечи с лямками черной майки.

– Она распознает его по трем именам. Винчи, что за халтура?

Робот обернулась к девушке, и та внимательно вгляделась в ее мерцающие искусственные глаза, словно что‐то высматривая.

– Пожалуйста, выберите идентификацию.

– Хм… – Девушка перевела взгляд на экран перед собой, потом подняла глаза на меня, внимательно рассматривая. Я в ответ рассматривал ее. Бледное скуластое лицо, прямая рыжая челка, тонкие губы, худенькая фигурка. Комбинезон цвета хаки на ней был весь в пятнах, и я пришел к выводу, что девушка – обычный мастер по ремонту. Она была невероятно простой для этого пафосного, «идеального» купола. Я невольно усмехнулся, мысленно сравнивая ее с эльфийкой из волшебного мира.

– А-а-а. – Девушка закатила глаза. – Ну и чего ты молчишь? Это ведь твоих рук дело? – обернулась она к Николь.

– Боже, а в этом проблема, да? Я просто так переживаю. Забыла… – Та виновато опустила взгляд.

– Винчи, идентификация… Как его обозвать?

– Дюк Ларсен, – представился я своим новым именем.

– Винчи, это Дюк Ларсен. – Девушка выпрямилась и отошла от стойки, уступая место роботу.

– Идентификация прошла успешно, за вами закреплен номер восемьсот одиннадцать.

– Винчи, распорядись в номере снять мерки – к вечеру должен быть готов черный фрак на молодого человека.

– Ч… чего? – заикнулся я, не понимая, что происходит.

– Николь, ты же помнишь условия оказания этой услуги?

Меня передернуло от слова «услуга»: в муравейнике за «услугу» порой брали дорого, а то и не всегда деньгами, и я попытался представить, что за сделку они заключили.

– Почему условия‐то?.. – нерешительно спросила тетя. – Я же сказала, спроси у него сама. Ему вообще‐то нежелательно тут светиться.

– Какие условия? – решительно поинтересовался я, выпрямив спину.

– Ты будешь моим партнером на сегодняшнем бале-маскараде. Согласен? – Девушка улыбнулась с хитринкой, словно это было какое‐то невыполнимое задание.

– Принято, – ответил я, принимая вызов.

– Ну вот и славненько, – протянула Николь, словно пытаясь разрядить обстановку. – А я, пожалуй, пойду.

– Куда? – удивился я.

– Праздники терпеть не могу. Да и работы много. Пиши, если что, золотце. – Она послала воздушный поцелуй девушке и поспешила к выходу.

– Винчик, пусть гостя проводят.

– Да, госпожа, – раздался в ответ приятный голос робота, которую эта девица почему‐то называла Винчиком.

– Почему Винчик? – усмехнулся я.

– По паспорту она Да Винчи, – рассмеялась девушка.

– По паспорту?

– Техническому, – поправилась она.

По коридору модельной походкой подошла еще одна девушка-робот – точная копия первой.

– Проводи, пожалуйста, гостя, милая.

– Господин Дюк, рада приветствовать вас в нашем отеле «Рассвет». Есть ли у вас какой‐либо багаж? Мне вам помочь?

Я стоял словно вкопанный: все происходящее было похоже на приятный сон.

– Эй, ты живой там? – вмешалась рыжая.

– А? Да, живой. Нет, багажа нет.

Я все еще находился в смятении, рассматривая этот совершенный образец современных технологий. Робот ничем не уступал человеку. Походка, манера речи, внешний вид – все было идентично.

– Ваш номер, господин Дюк.

Теперь и я стал «господином». Можно ли считать это достижением? Такие мысли заметно подняли мне настроение, и я весело, словно в предвкушении какой‐то озорной игры, встал у стены и дал снять с себя мерки.

– Ваше 3D-фото отправлено в ателье с пометкой «срочно». Вечером я принесу ваш костюм. Чувствуйте себя как на отдыхе, – закончила девушка-робот, и я вздохнул: «Ну, точно – не как дома».

На кровати я заметил коробку. Она совсем не вписывалась в интерьер футуристической черно-белой комнаты: телевизор во всю стену, широкая, с дорогой обивкой, кровать на белом пьедестале, гардероб с экраном сканера одежды – в таком номере не стыдно было бы ночевать и королю.

И тут коробочка, уже потерявшая свой яркий и красивый праздничный узор, вся в пятнах, как я догадался по запаху, от кофе. Я сел возле нее, не решаясь заглянуть внутрь. «Для Дюка» – было написано на сложенном листке бумаги, пристроившемся на крышке. Добраться до текста записки оказалось невероятно сложно. Я не хотел. Что‐то внутри меня всячески протестовало, не давая прикоснуться к ней.

«Копия дневника твоего отца с кассетами и моими комментариями…»

Готов ли я погрузиться во все это вновь? Что, если паническая атака повторится?

– Да Винчи, – произнес я, надеясь, что здесь тоже один голосовой помощник на весь отель.

– Да, господин Дюк? – послышался уже знакомый голос девушки-робота.

– А что, если мне станет плохо? Ты сможешь это понять?

– Да, господин Дюк.

– Как ты это поймешь?

– Я вижу вас, – сказала девушка, и на экране за моей спиной появилась трансляция с видеокамеры, выдающая картинку в тепловом излучении. – Я знаю вашу температуру тела, частоту дыхания, сердечного ритма…

– Если мне станет плохо, что ты сможешь сделать? – перебил ее я.

– Открыть окно, – серьезно произнес робот, и я невольно усмехнулся. – И вызвать врача.

– Не зови врача без моего согласия. – Я опустил руку на коробку, готовый ее открыть.

– Если вы умрете, вы не сможете дать своего согласия. Тогда можно будет позвать врача, господин Дюк?

– Можно, – улыбнулся я.

В коробке лежали электронный ежедневник, несколько кассет и старенький плеер. Надпись на бумажном скотче, аккуратно налепленном на плеер, гласила: «Отцовский». Первая пометка от тети. Все кассеты пронумерованы: со второй по пятую. Первую я нашел в плеере. Машинально нажал кнопку с треугольником и заметил, что на каждой кнопке нарисована какая‐либо геометрическая фигура.

Запись началась – и сердце мое остановилось.

«Эмм… а что надо говорить, милый?»

«Скажи «Привет», представься, расскажи, какой сейчас год…»

Я услышал знакомые голоса родителей и, зажав рот руками, ощутил льющиеся по щекам жгучие слезы.

«Привет, – вновь прозвучал голос мамы с едва уловимой, но такой знакомой картавостью. – Сегодня мы узнали, что я беременна. Воронов Мирон Николаевич наконец‐то станет отцом!»

«Милая, это официальный документ», – послышался голос отца – такой спокойный, низкий, чуть хрипловатый.

«Ну, вот иди и сам официально записывай!»

«Не вредничай», – его голос стал громче, раздался звук поцелуя. Щелчок – остановка записи. Следом еще щелчок.

«Сегодня седьмое февраля, – зазвучал голос отца. – Уже давно поздний вечер. А если быть точным – давно за полночь восьмого февраля. Последняя подсадка эмбриона прошла успешно, попытка была далеко не первой, но в этот раз все должно получиться.

Я смог модифицировать эмбрион на генном уровне. Если все получится, этот ребенок сможет приспособиться к жизни без озонового слоя. К концу войны, по всем прогнозам, среда обитания для людей станет непригодна. Эта безумная женщина, Мира, уже начала постройку второго купола, но, как я слышал, она не станет селить там всех подряд. Зря я взялся за это и дал ей надежду, ведь ее не интересует восстановление планеты. Она как с ума сошла, кричала сегодня о каком‐то «Эдеме».

Так, я отошел от темы. Этот ребенок сможет жить за куполом, и, более того, в моих планах сделать побольше таких детей. Они будут выделять озон, и со временем люди смогут вернуться домой. Они будут лучше людей, они будут для них защитой в новом, диком послевоенном мире. А пока, мой милый малыш, кем бы ты ни был, – желаю тебе никогда не сдаваться. Начни прямо сейчас. Мы с мамой очень тебя ждем».

Тихое поскуливание заполнило комнату. Я как мог закрывал рот руками, но все‐таки, не удержавшись, зарыдал навзрыд. Слезы ручьями струились по щекам, и я без сил рухнул на кровать, выключив плеер. Я просто не выдержу больше сегодня. Эти родные голоса, которых мне так не хватало. Я повернулся на бок, сжавшись от тоски внутри меня. Как же я, черт побери, скучаю по ним! И что я за щенок, спрятавшийся под плинтус своей комнатушки и решивший прожить спокойную жизнь?! Кто ответит за эту боль? За этих людей, которые просто хотели счастья? За эту пустоту в сердце?

– Господин Дюк, ваше сердцебиение усилилось, частота дыхания тоже. Вы испытываете тревогу? Стоит ли мне пригласить психолога?

– Нет, – прошептал я в надежде на великолепный «слух» робота.

– Тогда могу ли я предложить вам релаксирующую музыку?

И, не дожидаясь моего ответа, перекрывая мое поскуливание, в номере заиграла мелодия. Спокойная, убаюкивающая, она словно специально было написана для подобных ситуаций. И, не в силах противостоять волшебным звукам, я провалился в сон.

Через несколько часов меня разбудил стук в дверь.

– Господин Дюк, ваш костюм, – послышалось за дверью, и я, тяжело вздохнув, попытался встать с кровати. Словно погруженный в глубокий омут, я с трудом добрел до двери, где девушка-робот вручила мне черный костюм. – Госпожа Наталия ждет вас в своем номере. Прямо по коридору – лифт, вам на второй этаж. Там всего один номер, вы не ошибетесь. Если что‐то понадобится, я всегда здесь.

От последней фразы мурашки пробежали по телу. «Всегда здесь».

«Я тут только что, по ходу, нервный срыв пережил. А она здесь», – переваривал я, натягивая новую одежду после душа. Черная рубашка и черный деловой костюм невероятно контрастировали с моими рыжими волосами и яркими веснушками на бледном лице. «Не так уж и плохо», – наконец вынес я приговор самому себе, прекращая пялиться в зеркало. И попытался взбодрить себя фразой, которой Ришель любила меня успокаивать в тяжелые минуты: «Главное, улыбайся и помни – никому нет дела до твоих проблем. У всех своих забот выше крыши. Улыбайся, тогда тебе не придется распинаться перед ними».

Я мялся у единственной двери на этаже, не решаясь нарушить тишину в коридоре. В голове роились мысли, что как‐то все слишком уж просто. Разве может быть достаточно для решения моих проблем простого заселения в пятый сектор на несколько дней?

Стоило мне поднести руку к двери, чтобы постучать, она внезапно бесшумно распахнулась. Поначалу я подумал, что перепутал дверь, ведь представшая передо мной незнакомка не была похожей на девушку из холла. Она обернулась всего на мгновение, и все мои сомнения рассеялись – лицо я узнал. Сразу захотел назвать ее золушкой: днем в рабочем комбинезоне, вечером в обворожительном наряде. Сейчас она сияла в облегающем черном платье с открытой спиной и элегантных лакированных туфлях, а вместо неряшливо распущенных волос – красивые струящиеся крупные локоны до самого пояса. Повернувшись к окну, она, бормоча себе под нос что‐то непонятное, пыталась снять какой‐то предмет с руки.