Узкие дороги космоса

Глава 6

Все живут в ожидании чуда. Придет новый день, мечта чуть-чуть станет ближе, и становиться легче на душе: уже скоро! Так потихоньку, незаметно, проходят дни жизни, и когда мечта сбывается, наступает уже разочарование — в воображении все было красивее, ярче и вообще намного круче. И так накатывает недоумение, что постоянно одергиваешь себя. Все хорошо, нет, все просто супер, а где-то в глубине души гложет червячок сомнения. Что это? Не так мечта сбылась, или не того хотелось? А может, душа оплакивает зря прожитые дни в ожидании чуда?

Но все-таки, какие это приятные чувства: ждешь, надеешься, вот завтра все точно будет — и такое наслаждение накатывает, когда ты представляешь, как все произойдет. Вот поставлю межсистемник, сяду в удобное кресло пилота, представлю куда лететь, и вдруг понимаю, что мало поставить двигатель: а запасные детали, переделка пульта, то, се, расходы, заботы — а может ну его?

Бронированная дверь в Лабиринт потихоньку открывается, а воображение уже вовсю старается: вот стена, с вкраплением маленьких кристаллов, что так блестят в лучах фонарика, вот группа сталахтитов (или сталактитов?), застывших как молчаливые великаны, вот узкий проход дальше, и как туда протащить всю эту гору научного оборудования? С трудом сдерживаю разыгравшееся воображение, интереснее все же увидеть, чем придумать, но рука предательски снимает фонарик с пояса. На автомате включаю его и направляю в уже приоткрывшийся проход. Наконец сегменты двери погружаются в стену, и Лабиринт предстает во всей своей красе. Стою, как дурак, свечу фонариком в комнату, почти в точности такую же, в которой и расположен исследовательский модуль. Напротив входа ничем не закрытый тоннель ведет куда-то вглубь, потолок светится, только одна стена подозрительно ровная с непонятным рисунком: хаос цветов так перемешан, что больно смотреть. Я за последнее время так свыкся с мыслью, что Лабиринт очень интересное подземелье, а тут что? Большая комната, с дыркой в тоннель. Я недоуменно мотнул головой, и схватил за руку референта, который, поднатужившись, пытался приподнять небольшую коробку:

— А это что? — Махнул рукой в сторону разукрашенной стены.

Янав, не отрываясь от сложного дела, даже не взглянув в сторону вопроса, спокойно ответил:

— Картина, — и продолжил пыхтеть над коробкой.

Они что, все экстрасенсы? Такое впечатление, будто угадывают мои вопросы заранее. Или опытные экскурсоводы, которые знают все вопросы и моменты их возникновения. Выходит, не первый раз сюда привозят гостей. Зачем? Заманивают в лабиринт и бросают? Паранойя.

Отогнав глупые мысли, пытаюсь сосредоточиться на главном. Профессор и доктор, распаковав пару складных стульев и раскладной стол, уселись в центре новой пещеры и стали расставлять черно-белые фигурки для игры, Ниа, расположившись прямо у входа, настраивала непонятный аппарат, референт пыхтел у коробки, попугай на факт открытия двери в лабиринт отреагировал бурно — храпел на обеденном столе.

— Помоги, — прохрипел обессиленно референт, оторвался от неподъемной коробки и заметил, — фонарик то выключи.

Я спохватился. Действительно, зажал включенный фонарик в руке. Выключил и повесил на пояс, обошел референта и вцепился в коробку. Тяжеленная! Еле оторвали от пола вдвоем коробку, осторожно перешагнув небольшой порожек, понесли коробку в глубь пещеры.

— И зачем вы весь запас аккумуляторов тащите сюда? — вынув сигару из рта поинтересовался Террайн, сидящий лицом к нам.

— Чтоб поближе были, — просипел Янав, и, командуя движением, направился к дальней стене. Вот же самоубийца! Пока мы сделали эти двадцать шагов, я вспомнил все любимые выражения дяди, и понял, что стоит воспользоваться сентенцией про кувалдочку и применить ее к референту. Хоть бы большим универсальным ключом. Разочка так два.

Решить, чем можно заменить любимый универсальный ключ, не получилось. Я еще не успел отдышаться, как подлетела Ниа и наставила на путь истинный: разборку оборудования с пары громадных ящиков. Открыв первый, понял, что проблемы только начинаются — внутри оказалось много коробочек разных размеров с яркими цветастыми рисунками и кучей надписей. Взял одну, тяжеленькую, повертел, обнаружил много текста мелким шрифтом, но понять, что это такое, так и не получилось. Пришлось просить помощи у эксперта:

— Ниа, а это вообще что?

Девушка отвлеклась от другой коробки, из которой пыталась вытащить длинную штуковину, конец которой упорно упирался в упаковку.

— Компьютер, точнее детали для него и надо их собрать вместе, — отвечая, уперлась ногой в упаковку и стала дергать упирающуюся штуковину.

— Разве у вас нет ИИ с собой? — Удивляюсь. Столько оборудования, и нет самого полезного и нужного!

— Не работают тут механизмы с мозгами, — отрезала девушка, — ты думаешь у нас такая гора оборудования потому, что куча разных приборов? — обвела рукой гору коробок, — все проще. Это все очень старое, потому такое большое и громоздкое.

— Так зачем тогда его везли?

— Работать на чем-то же надо. Ты давай, не отвлекайся, собирай, — приказал Террайн.

Вот так, стал я подневольным человеком. Работать заставляют.

Оттащив ящик к стене, чтобы не мешать снующим туда-сюда референту и оператору, я стал изучать содержимое. Интересное занятие: достаешь коробку, читаешь все надписи и удивляешься всевозможным новым словам и словесной абракадабре, разве что зубом не постукиваешь, потом распаковываешь, вытаскиваешь, вертишь в руках, силясь понять, что же это такое, удивляешься куче всякой дополнительной мелочи. Чтобы собрать пазл, следует сначала ознакомиться со всеми частями, так что я распаковал коробки, разложил вокруг себя детали и стал думать, как это все объединить. Так, с одной штукой разобраться оказалось просто — большая плоская черная панель явно монитор. Отложим, в него точно не впихнуть все остальное. Откуда у этих ученых такой хлам? Все компьютеры давно работают на кристаллах, а тут не то что прошлый век, а вообще время до Иных!

Ниа и Янав сновали туда-сюда, разбирали оборудование, что-то вытаскивали, включали, расставляли по всей пещере. Профессор и доктор продолжали играть в черно-белые, и, судя по нервозности Террайна, дела у него шли плохо. Попугай очнулся, полетал, потом ему, видно, надоело, и он уселся на самый высокий ящик и с интересом смотрел на меня. Я устроился на полу и пытался понять: куда эти все детали нужно вставить. В наличии только большой черный металлический ящик с кучей решеточек и небольших отверстий — но сквозь них не влезет же ничего! Покрутив чертову коробку, я что-то нажал и, щелкнув, боковая панель отскочила. За ней я узрел целое поле для деятельности! Итак, продолжим.

Когда я учился, постоянно все преподаватели напоминали, что двигатель развития человечества — лень. Хочешь больше времени заниматься любимыми делами, а не обязанностями и работой — придумываешь различные механизмы, программы, алгоритмы процессов и упрощаешь свою деятельность. Надоело ходить за дровами, разводить огонь в очаге — придумали электричество, щелкать выключателем — ввели голосовое управление, заниматься домашними делами — создали ИИ и армию роботов-помощников. Дядя рассказывал, что когда-то пилотирование корабля полностью лежало на людях, человеческие жизни зависели от опыта и умения пилота, навигатора и капитана. Единственной сферой, по его мнению, в которой не происходило никаких революций, несмотря на все большее совершенствование технологий, оставалось образование, и тут сложно было с ним не согласиться: я проводил в учебке много времени на симуляторах полетов, но всегда разбор ошибок проводил человек-инструктор. Видимо это оказалось единственным, на что многие с радостью тратят свое время, и не спешат заменить чем-то искусственным.

Все равно я так за все годы и не принял мнение своих учителей. Правит балом не лень, как считает большинство, а любопытство. Если бы все так происходило, как нам рассказывали, люди уже давно выродились бы в киборгов, или того хуже, в электронные мозги. А так интересно изучать что-то новое! Сначала знакомишься, пробуешь на вкус и цвет, потом разбираешься, что это такое и как можно использовать. И это затягивает, не замечаешь, как пролетает время. Поэтому и лезет человек в такие места, как Черная Звезда, ищет новое или просто неприятностей на свою голову.

Хотя в последнее время у меня уже начало складываться третье представление. Движет человеком не лень, не любопытство, а банальная скука. Когда нечего делать, некуда идти и не к чему стремиться, начинаешь придумывать себе занятие. Заходишь в Инфосеть поиграть во всевозможные игры, изучать различные темы, общаться с десятками людей, но однажды наступает период, когда срывает с насиженного места и тянет в неведомую даль желание не просто деятельности, а полезного занятия не столько для тебя самого, сколько для окружающих, знакомых и чужих людей.

Время летело незаметно, дело спорилось. Найдя книжку в одной из коробок, я, благодаря нарисованной на одной из страничек схеме, немного разобрался с кучей непонятных штуковин. Ставишь одну, цепляешь на нее другие, вставляешь, защелкиваешь, подключаешь разные проводки. Похоже, все сделано для таких, как я — у каждой детали свое собственное место и в чужое при всем желании не воткнуть. А там, где можно поставить сразу несколько, их и в наличии несколько, так что все заняли свои места.

— Куда ставить компьютер? — обращаюсь ко всем сразу.

— Неси сюда, — подзывает Ниа к целой горе разных экранчиков и еще непонятно чего. Принес, поставил компьютер, монитор прислонил прямо к стене.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

— Всегда рад помочь, — не то, чтобы конечно рад, но все-таки интересное занятие оказалось.

Только я захотел осмотреться, что к чему, как объявили время обеда, который прошел быстро и питательно, и пока я сидел и наслаждался горячим кофе хорошего сорта, ученые смылись отдыхать в модуль. Остались мы с попугаем, который косился на меня недобрым желтым глазом, и задумывал какую-то пакость. По крайней мере мне так показалось.

С чашечкой в руке, я прошел в пещеру, заваленную сейчас разной аппаратурой и складом пустых коробок, развернул стул Террайна и уселся напротив картины. Что-то она мне напоминает, будто я когда-то видел такой же хаос. На естественное образование она походила мало, отчетливо можно было рассмотреть повторяющиеся участки рисунка. Да и так, очень странное место. Пока мы собирали оборудование, Террайн и Орлов непрестанно дымили, а воздух остался свежий и прохладный, только легкий привкус табака ощущается. Окинув взглядом пещеру, признаков вентиляции не заметил. Сквозняка из тоннеля тоже не ощущается. А свет на потолке? Что так может светиться ровно и мягко? А вакханалия на поверхности, залежи анаптания, невозможность работы ИИ в подземелье — все это не понятно, но жутко интересно. Я удобнее устроился на стуле, перевел взгляд на картину и пришел к мнению, что мне тут очень нравиться.

Нет, тяжело так на нее смотреть, глаза на лоб лезут. Расслабившись, постарался смотреть как бы сквозь стену, чтобы так цвета не давили. Неожиданно картина стала объемной, я будто провалился в нее и в центре разглядел большой желтый шар. Встал и отошел как можно дальше от картины, прижавшись спиной к стене. Да, так стало лучше — весь рисунок теперь виден. Это оказалась незнакомая звездная система, где-то с десятком планет. Определенно не помню подобных, тут и астероидный пояс, и планеты-гиганты, и несколько небольших планет на близкой орбите. Один гигант поразил — окружен метеоритными кольцами, подобного даже в Инфосети не встречал. Так, стоп! Откуда в подземелье на планете, совершенно не приспособленной для жизни, может быть такое? Трудно представить, как это сделали, а еще сложнее понять, кому понадобилось здесь оставлять такую красоту. Что-то тут нечисто...

На холодном полу сидеть не очень и удобно. Порывшись в горе упаковочных материалов, конфисковал подходящие и соорудил себе кресло: застелил пол, накидав всякого разного, и к стене несколько слоев картона прислонил. Расположился с комфортом. Что ж тут происходит? Мысли текли вяло, выпитый кофе совершенно не взбодрил, и, видимо, сказалась усталость последних дней, так что я пригрелся и заснул.

На большом валуне восседал черный попугай, чистил перышки и недовольно косился куда-то в сторону шумящего леса. Вот ты где, паршивец! Осторожно выглядываю из своей засады — колючего куста с россыпью оранжевых небольших плодов. Сколько я тебя искал, и вот мы наконец встретились. Теперь не уйдешь! Из оружия только тяжелый нож, расстояние великовато, точно не кинешь. Шарю рукой по земле, натыкаюсь на камень. Мелковат, отлаживаю в сторону. Пальцы нащупывают острую грань другого. Отвожу взгляд от ненавистной птицы, осторожно заползаю обратно за куст, изучаю находку. Достав кинжал, поддеваю камень и вытаскиваю из земли. Подойдет! Вернувшись на исходную позицию, прикидываю, как лучше запустить снарядом. Положение неудобное, придется выбраться из-за куста, чтобы хорошо размахнуться. Осторожно поднимаюсь, выхожу, отводя руку с камнем для броска. И тут, непонятно как, узнав о моем присутствии, птица оборачивается, я натыкаюсь на острый желтый взгляд и чисто рефлекторно резко прыгаю назад, падая под защиту колючего куста...

Проснулся я от падения. Хорошо, что не поленился накидать большую подстилку, а то удар был бы намного чувствительнее. Спал, прижавшись спиной к стене, и вдруг упал набок. От чего? Стал вспоминаться какой-то глупый сон о войне или какой-то переделке. Нет, точно не помню.

На мое шумное пробуждение отреагировал только Ворон, скосивший на меня свой желтый глаз. Сейчас он восседал на плече Орлова, который, как и все утро, дымил и играл с профессором. Больше никого в обозримом пространстве не наблюдалось.

На ноги еле поднялся, так все затекло, будто спал не на мягкой подстилке, а все утро таскал туда-сюда оборудование. Пока я потягивался, разгибался и сгибался, меня сопровождал насмешливый желтый глаз. Вот же наглая птица, косится все время. Запустить может чем-то?..

Наконец, полегчало, и я решил отвлечь Террайна от игры:

— Профессор, а вы знаете, что картина...

— Молодой человек, — бесцеремонно перебил меня Террайн, прикипев взглядом к игровой доске черно-белых, — вы считаете, что за один день можете найти то, что не смогли найти все экспедиции до вас?

— Ну... э.... Могли пропустить....

— Не могли, — отрезал профессор, — мы сюда прилетаем ради дела, а не отдыхать!

Это точно, ради своих исследований, только почему-то вот уже второй день только и делают, что едят и играют. А как же работа?

— А чем вы сейчас занимаетесь? — Ехидно подкалываю Террайна.

— Проводим очень важное исследование, — говорит профессор, делает атакующий ход и довольно откидывается на спинку стула. Орлов на атаку реагирует спокойно — забирает мелкой фигурой большую профессора, на что последний уже хмуриться и нервно пыхтит сигарой. Вздохнув, продолжает:

— Проводим изучение влияния экстремальных условий на интеллектуальные способности посредством игры в сложную логическую игру. Судя по последним выявленным данным, негативное влияние прямо пропорционально величине экстремальности.

— У тебя, — уточняет Орлов.

— У меня, — вздыхает профессор.

Нет, ну дурдом какой-то!

— Профессор, а картина? — возвращаю Террайна к интересующей меня теме.

— Вы хотите узнать, кто ее нарисовал и когда? Не могу ответить. Автор неизвестен, возраст около пятидесяти тысяч лет, подобной звездной системы в пределах разведанных человечеством нет. Почему картина нанесена таким интересным способом — тоже неясно. Самая правдоподобная версия: автор картины видит ее в таком виде без напряжения, выходит глаза у него устроены не так, как у нас, расы с подобным феноменом зрения нам тоже неизвестны.

Ничего себе! Прямо под носом такая загадка и я не встречал упоминания о ней!

— А почему об этой картине нет данных в Инфосети?

— А зачем? — Террайн оторвал взгляд от доски и перевел его на меня.

— Вы считаете, будет лучше, если эта информация попадет в общественный доступ? Чтобы толпы дураков ринулись сюда на старых и раздолбанных корытах и устроили на Черной Звезде братскую могилу?

— Нет. Но это же можно ограничить.

Террайн передвинул фигуру, и мне показалось, что Ворон, восседающий на плече Орлова, недовольно скривился. Доктор хмыкнул, и сделал ответный ход, выбрав самый слабый из возможных.

— Организовав полную блокаду пространства вокруг целой планеты? — насмешливо поинтересовался профессор и продолжил: — Джейми, вы поймите, сообщать гражданскому населению всей системы о найденных артефактах древних или сгинувших рас, та даже о различных данных, подрывающих устои официально признанной истории нашей системы, очень глупо. Какой-нибудь молодой дурак, решивший узнать "правдивую и точную информацию" может наворотить таких дел, которые закончатся гибелью десятков людей и большими юридическими проблемами. Поэтому о подобных находках сообщают только в узких научных кругах и докладывают военным.

— Как-то же должны такие сведения просачиваться в Инфосеть! — недоумеваю.

— Исключено. Серьезные люди не пользуются услугами этого болота, а все те, кто мог бы подобную информацию туда поместить, прекрасно понимают опасность этих знаний, и не будут рисковать.

Я обиделся на такое сравнение Инфосети. Там столько умных и образованных людей! Да, они, в основном, затворники, не любят путешествовать, даже не сильно охотно общаются в реальности. Ну и что? Разве это может помешать им получить хорошие знания обо всем во вселенной? Но тут из глубины памяти настойчиво постучались воспоминания о дяде, и его комментариях об образовании. Обитатели Инфосети получают знания из источников, которыми занимаются ИИ. А их в свою очередь контролирует правительство. Может, в этом все дело. Что все данные, плавающие в виртуале, тщательно отфильтрованы, а мы воспринимаем эту подчищенную информацию как единственное и верное знание? Но тогда всплывает вопрос: а что я знаю о мире, в котором живу? Судя по последней неделе, очень мало...

Что за чушь в голову лезет? Тут атмосфера, заставляющая сомневаться в привитых с детства понятиях? Надо добиться от Террайна внятного ответа — нельзя оставлять почву для сомнений!

— Профессор, по этой причине скрывается информация и о залежах анаптания?

— Отчасти, да, — Террайн решал сложную задачу: как отбиться от атаки Орлова, и, видимо, решение найти не получалось.

— В смысле?

— Давайте заново, — обратился профессор к Орлову, откинулся на спинку стула и задумчиво скосил на меня взгляд, — молодой человек, вы уверены, что ответ на этот вопрос вам действительно нужен?

— Конечно! — темнит Террайн, буду добиваться ясности до последнего.

— Эх, молодежь, — прогудел Орлов, с хрустом поднялся, — схожу за пивком.

— Присаживайтесь, Джейми, — кивнул Террайн на освободившийся стул, — играть в шахматы умеете?

— Во что? — удивляюсь, не слышал о такой игре.

— Шахматы — древняя и хорошая игра, сейчас ее называют черно-белые, — профессор стал неспешно расставлять фигурки, предоставив мне играть за белую команду.

— Вы знаете, как формируется общественное мнение?

— А причем тут это?

— Вы куда-то спешите? — Террайн поставил последнюю фигурку, дождался моего отрицательного кивка головой и продолжил, — так вот, общественное мнение формируется с помощью средств массовой информации. Это Инфосеть, виртуальные фильмы, периодические издания, со всем этим вы знакомы. Вся информация, доступ к которой можно получить, тщательно отфильтрована. Это сделано по нескольким причинам. Главной я бы назвал неподготовленность психики обычного гражданина к определенной информации. И все, что подпадает под эту категорию, в свободном доступе не может появиться. Понимаете?

— Сложно не понять, — свои фигурки я тоже расставил, и делаю первый ход.

— Хорошо, теперь вернемся к анаптанию. Вы знаете, что это такое? — Террайн делает зеркальный ход и оценивающе смотрит на меня.

— Редкий и очень ценный металл. Баснословно дорогой.

— Я бы сказал, что это не металл, а чудо.

— Чудо? — удивляюсь.

— Вот вы вспомните: когда были мальчишкой, разве не мечтали стать капитаном корабля, отправиться на поиски и найти залежи анаптания?

— Об этом мечтает наверно половина мальчишек.

— И взрослых, — хмыкнув, Террайн на мой второй ход снова отвечает зеркальным.

— Вы часто встречали упоминания об использовании анаптания? Думаю, не часто.

Тут я не согласен: сколько раз сталкивался в Инфосети со статьями, как богачи покрывают свои космические яхты анаптанием, а военные его использовали не только для нужд космофлота.

— Встречал и не раз!

Разговор прервался неожиданно: громко топая, подошел Орлов, поставил по кружке с пивом передо мной и профессором, ссадил на край столика попугая и так же шумно ушел. Ворон недовольно покрутился и перебрался на более удобный насест — на плечо Террайна, тот наездника не заметил.

— Вот мы с вами можем насладиться вкусом этого бесподобного напитка, — профессор отхлебнул из кружки и продолжил, — а про анаптаний вы только читали. Разве так можно доверять написанному?

Сомнения возникают, куда без них. Но все же, большей частью, веришь в прочитанное. Почему? Попробовать "на зуб" не можешь, многим ситуациям свидетелем не был, этого и вон того не встречал, а все равно веришь. Самое красивое и дорогое блюдо в баре не обязательно понравится, как и из всех разновидностей пива, кофе и чая предпочитаешь только несколько. Информацию из Инфосети не проверить, и выходит, что все сводиться к банальному доверию к автору. А каждый ли автор достоин того, чтобы ему верили?

— Если так рассматривать, то и к тому, что вы рассказываете, можно относиться с недоверием, — подкалываю профессора. Неужели и третий ход отзеркалит?

— Естественно, — Террайн продолжает свою нехитрую тактику, — но умный человек поступает не так.

— А как?

— Изучает все возможные мнения об интересующем вопросе и делает самостоятельный вывод.

Может и так, только пока профессор просто копирует мои ходы и меня это начинает напрягать. Когда он будет уже играть?!

— Вы слышали что-нибудь о теории дуального строения Вселенной?

— Не встречалось, — думаю, как доставить профессору неудобство. Пока еще позиция не развернута, и зеркальную тактику не сбить.

— Эта теория не признана официально, но, на удивление, ей уже не одна тысяча лет. А все потому, что до сих пор все новые находки и закономерности прекрасно в нее вписываются.

— А официальная теория разве не объясняет всё?

— Официальная, — хмыкает профессор, и, неожиданно, меняет тактику и делает ход, сильно пошатнув надежность моей обороны, — служит для постоянных научных споров. Ей что-либо незачем объяснять. И вот в ее рамках анаптаний — это чудо, которое существует, наплевав на все законы.

— А в рамках теории дуального строения Вселенной? — рассказ становиться все интересней, и я еще больше отвлекаюсь от игры, чем беззастенчиво пользуется Террайн. Заговаривает зубы!

— Вы, как всегда, спешите, молодой человек, — хмыкает Террайн, — давайте по порядку. По теории дуального строения Вселенной, вещество состоит из двух начал: частицы и времени, в котором она пребывает.

— Вы меня путаете, — я не физик и не химик, но кое-что помню со школьных лет, — вещество состоит из электронов, протонов, кварков и всяких еще таких же непонятностей.

— Этому учат, я согласен, но на самом деле все не так. Мельчайшая частица вещества всего одна, но все наши приборы не могу делать поправку на время, в котором она пребывает, поэтому нам и кажется, что она не одна.

— Время вот, — показываю комм на руке, — и как может одна какая-то часть быть в разном времени?

— Наше восприятие ограничено одной плотностью временного потока, поэтому увидеть одно и тоже в разных потоках мы не в состоянии. Но вещество подчиняется этой теории, хотим мы этого, или нет. Вот вы, например, знаете, что последний химический элемент был открыть много тысяч лет назад? А термин "анаптаний" появился всего тысячу лет назад. И как новый элемент его не занесли в общую таблицу.

— И почему же? — похоже, профессор решил обыграть меня в черно-белые, рассказывая разные небылицы.

— Потому что анаптания не существует.

— Вы понимаете, какой бред несете? — нехорошо повышать голос на старших, но тут я уже не сдержался. Держат за дурачка!

— Это вы не понимаете, — хмыкает профессор, делает глоток из кружки и продолжает, — вот скажите, Джейми, на что вы потратили последние семь лет вашей жизни, если лания, крептония и кателиния не существует?