Чтобы Росс мог осуществить свою розовую мечту, Джульетт Монро пришлось бросить работу. Она трудилась в большой дизайнерской фирме в Чикаго. Работа хорошо оплачивалась, но совершенно не приносила того, что Джульетт прозвала «моральное удовлетворение» — некоего вызова и возможности проявить креативность, переосмысливая форму и функции зубных щеток, туалетных вантузов, абажуров и форм для лазаньи. Вместо этого Джульетт обнаружила себя в мире, где только цифры значили хоть что-то: сколько вантузов можно продать через Target, Kmart и Costco[19], как можно урвать пару пенсов от заводских цен или стоимости перевозки… Распробовав как следует такие перспективы, Джульетт была только рада их бросить.
Деньги пока еще не стали проблемой, но, заглядывая вперед, можно не сомневаться: скоро станут. Особенно без Росса с его почти сверхъестественными торгово-экономическими инстинктами. Это как стоять на берегу и смотреть на огромную приливную волну, зная, что она смертельно опасна, но будучи не в силах ее избежать. В этой глуши о дизайнерских фирмах слыхом не слыхивали, а предлагаемые рабочие места были связаны либо с соцобслуживанием, либо с мелкой торговлей. Конечно, она пойдет и на такую работу, если совсем припрет, но пока нужно сосредоточиться на возможности продать ранчо и уехать отсюда.
Между тем, у Джульетт назрел еще один проект. Она читала исследования, в которых говорилось, что люди женятся все позже и позже, и что одинокие люди слишком заняты карьерой и общественной жизнью, чтобы обращать внимание на питание. В эту же категорию Джульетт включала вдов и вдовцов — хотя лично для нее найти время проблему не составляло, чего нельзя сказать о мотивации. Но зато, живя на ранчо, Джульетт узнала, как хороша по-настоящему свежая еда — говядина, которую не везли дальше, чем из пункта переработки скота в Вильямсе; овощи со своего или соседского огорода; яйца от собственных кур. Все это было гораздо полезнее, чем еда из супермаркета, потому что не подвергалось долгому хранению. Джульетт полагала, что одинокие люди живут в основном в больших городах. Ее идея заключалась в том, чтобы заготавливать для них деревенскую еду — ее можно быстро замораживать или даже доставлять свежей, чтобы потом просто разогреть в духовке или микроволновке. А для этого нужно создать цепь фермерских хозяйств около крупных городов, разработать методы доставки и каналы продажи. Во всех смыслах грандиозный план. Этот план казался Джульетт вполне выполнимым и занимал ее мысли последние несколько месяцев. Так что она занималась планированием, телефонными звонками и интернет-переговорами, а в промежутках осваивала рецепты блюд, которые были бы не только вкусными и питательными, но и позволяли заготавливать пищу в серьезных объемах.
В обед она замахнулась на цыплят с картошкой, луком, чесноком и другими овощами, но после рассказа Стью от мясного ее несколько отвернуло, и, оправдывая данные об одиноких людях, Джульетт просто сунула в духовку две мини-пиццы.
После четырех снова заглянул Стью. Пока его ботинки стучали по ступеням, Джульетт размышляла, не передумал ли он насчет лимонада. Стью жил в городе примерно в получасе езды отсюда и иногда оставался на обед. Джульетт была рада принимать его: она любила, чтобы кто-то, пахнущий здоровым потом и тяжелой работой, присутствовал в кухне, когда она готовит. Однако же, лицо вошедшего Стью ничуть не походило на лицо человека, заглянувшего за лимонадом.
— Джульетт, мне кажется, надо звонить шерифу, — сипло сказал он.
— Что такое, Стью? Что случилось?
— Я вернулся на пастбище, а там еще несколько коров мертвые.
Ее желудок совершил кульбит.
— Но кто это делает?
— Скорее уж что. А что, не знаю. Но оно очень быстрое, — Стью без приглашения уселся, снял шляпу и быстро почесал затылок. — И еще одно, мэм. Оно делает это просто так.
— То есть?
— Оно рвет их на части без причины, вот что. Оно их не ест, оно… в общем, просто убивает.
На кухонной стойке Джульетт держала радиотелефон. Хотя сама стойка была обычная, деревянная и большую ее часть занимала старая стальная банка, в которой летом и весной красовались свежесрезанные букеты, оборудование на ней было вполне современное. Когда Джульетт шла к телефону, у нее дрожали ноги. Она поднесла трубку к уху, нажала «Говорить», но вместо гудка ее встретила полная тишина. Джульетт ткнула «Сброс», потом снова «Говорить», но с тем же результатом. Причем батарея еще не разрядилась.
— Не работает, — удивленно отметила Джульетт. — Подожди, я по-другому попробую.
Она метнулась в спальню, где на прикроватной тумбочке всегда стоял еще один телефон, правда, старый. Хотя по опыту Джульетт знала, что ночные звонки означают либо неправильно набранный номер, либо срочные вести от оставшихся в Иллинойсе братьев, как в случае, когда несколько лет назад внезапно умерла мать. Она поднесла трубку к уху — молчание.
— Наверное, проблемы с линией, — крикнула Джульетт и, вернувшись в кухню, добавила: — Это все буря…
— Это не буря.
От уверенности в его голосе ей стало совсем не по себе.
— Ты уверен? Иногда связь…
— Там что-то есть, Джульетт. Я думать об этом не хочу, не то что говорить, но когда я перегонял скотину, то у меня возникло такое чувство… Как волосы дыбом встали. Как… проклятье, я же не философ, я простой работяга, но богом клянусь, это было как идти через похлебку, замешанную из чистого зла.
Джульетт невольно улыбнулась оригинальности метафоры, хотя улыбаться было явно нечему. Спохватившись, она тут же придала лицу более подходящее случаю выражение.
— Тогда… я просто не знаю, Стью.
— Звучит глупо, — признался он. — Сам не верю, что такое сказанул. Но чувство было именно такое.
— Хочешь сказать, оно и с телефонами что-то сотворило?
— Не знаю почему, но да.
Ранчо находилось в каньоне, поэтому мобильники здесь не работали. Росс поговаривал о приобретении спутникового телефона, но дальше разговоров дело не зашло. Интернет тоже работал по телефонной линии, так что теперь ранчо было полностью отрезано от внешнего мира.
— Поедем в город? — предложила Джульетт.
Стью водил старый пикап, а она ездила на Пасфиндере.
— Придется, — согласился Стью. — Ружье у вас есть?
Когда они только переселились, соседи тоже советовали купить ружье, потому что здесь водились пумы, волки и змеи. Но Джульетт и Росс осели на ранчо не только ради денег, но и чтобы стать ближе к природе, и стрелять в животных в их планы совсем не входило. Еще им советовали приобрести собаку, но после смерти их колли Расти на других питомцев не тянуло… Что-то в последние годы вокруг много смертей… К чему бы?
— У меня нет ружья.
— Я так и думал, — Стью оглядел кухню так, будто кто-то зашел в гости с ружьем и совершенно случайно его здесь забыл. — Тогда поехали.
Стью выудил из заднего кармана ключи и нахлобучил шляпу. Джульетт еще на улицу не выходила и выходить не собиралась, поэтому ей понадобилось несколько минут, чтобы натянуть свитер, куртку, шапку и перчатки, тем более, что снаружи разыгралась метель. В заключение она разыскала кошелек.
— Я готова.
Они подошли к грузовику, и Стью со старомодной вежливостью придержал для Джульетт дверцу. Потом сел за руль и повернул ключ в зажигании. Машина не завелась. Не завелась она и со второй попытки.
— Черт! — воскликнул Стью. — Утром доехал безо всяких проблем. Понятия не имею, что стряслось.
— Давай возьмем Пасфиндер.
Стью поколебался, вглядываясь в метель, будто пытаясь понять, что может подкараулить их на пути между пикапом и крытым навесом.
— Хорошо, только быстрее, — наконец решил он.
Они одновременно распахнули дверцы, вышли и сквозь летящий снег поспешили к навесу. По дороге Джульетт зубами сдернула перчатку и отыскала в кошельке ключи.
Кто-то порвал все четыре покрышки Пасфиндера. На бетонном полу валялись клочки резины.
— О… — выдавила Джульетт.
Даже не ругательство — одно-единственное бессмысленное слово, почти выдох, чуть окрашенный голосом.
— Плохи дела, Джульетт.
Она сглотнула, и голос вернулся.
— Нет-нет… То есть, если придется, можно и на голых колесах выехать…
— Оно здесь. Оно пытается удержать нас здесь.
— И похоже, успешно.
— Попробуйте завести, — Стью наклонился и заглянул под машину, а Джульетт даже со своего места удалось разглядеть на полу лужи с обрывками проводов. — Хотя нет. Можете не пробовать.
Теперь Джульетт чувствовала ту же дрожь, которую описывал Стью, и она не имела ничего общего с забившимся за шиворот снегом. Она не видела коров, но, очевидно, все они были обречены — и происходящее казалось несколько нереальным. Испорченные машины и телефонная линия… они указывали на существование какого-то враждебного разума, который пытается запереть их на ранчо и явно не к добру.
Как там сказал Стью? Похлебка из зла? Совсем недавно это выражение казалось бессмысленным, но теперь оно получило смысл — совершенно ясный и совершенно ужасающий.