Охотник на читеров 9: Уральский цугцванг

Глава 12 Великий иссушитель

— Вы не могли найти меня сами, — мужчина сотворил прямо из воздуха большой золотой самовар. От него веяло жаром и непередаваемым ароматом дыма. Он висел в воздухе, но хозяин взял его за ручки и поставил на стол.

— А те, кто мог меня сдать, уже давно иссушены, — мужчина нахмурил кустистые брови и строго добавил, — мной.

Но если быть честным, то выглядел великий маг не очень-то и устрашающе. Обычный мужик. Больше на торгаша с рынка похож, или автомеханика. Лицо вытянутое, высокий лоб, густые брови и усы. На вид ему лет пятьдесят, но на самом деле он был волен выбирать свой внешний вид, наверное, этот его вполне устраивал. Возможно, что таким он себя и запомнил во время расстрела.

— Конечно, мы действовали по наводке, — кивнул я, принимая красную чашку в белый горошек, также возникшую передо мной, — честно, я вообще впервые о вас услышал, хотя учился у самого лучшего иссушителя Москвы.

— Это у кого же? У Зинаина? Или у Цельных? А-а-а, все понятно, — мужчина посмотрел на меня вторым зрением, — чувствую его почерк. Совершенно грубый и бесталанный. Выходит, что ты ученик ученика моего ученика. Праученик, скажем так. Забавно. И он тебе обо мне ничего не говорил? Как интересно. Так откуда же вы узнали?

— Хозяйка уральских гор передает привет.

— Да неужели? — мужчина улыбнулся и отхлебнул из чашки, — неожиданно. Я же с ней не виделся даже. Проездом был в Свердловске пару раз. Но я был наслышан о ее божественной проницательности. Мы для нее как яркие звезды на небе. Понимаете? Горим себе, а она все их видит.

— Да, хорошо понимаю, — ответил я, — чай хороший.

— Китайский. Ладно. Давайте знакомиться по-настоящему.

— Я Сергей — ведьмак Московского ковена, а это мой симбионт Рагни.

— То есть, не тульпа? Удивительное дело. Такую парочку редко встретишь. А я Арсений Крампус. Помощник Евгения Гоппиуса и главного болтуна Якова Блюмкина.

— Про последнего я что-то слышал. Он же из НКВД. Выходит, что и вы…

— Все верно. На моих руках крови будет поболее, чем у вышеназванных. Хотя Гоппиус то что. Он изучал вибрации и удаленные взрывы. Он был ученым, как и я, — Арсений мельком ухмыльнулся, — но наши с ним методы были разными. Он предпочитал действовать на неживые объекты, а я наоборот.

— И вы стали первым иссушителем? Прямо в НКВД? — удивился я, — но как?

— Не первым, Сергей. Нет. Но одним из тех, кто понял как это происходит на самом деле. Я же ученый. Мне нужно было понимать сам процесс. Данила научил вас? Он хоть рассказал вам историю, откуда пошла основная линия русских иссушителей, которых боялся весь мир? Нет? Я так и думал.

Конечно, Арсений был прав. Ничего мне не рассказывали. Данила очень не любил распространяться о своем печальном прошлом. Мне он всегда представлялся строгим, умным, интеллигентным учителем. Резким, но по-своему добрым и чутким. И я не знал его истории. Его прошлого. Сейчас же я встречаю людей, которые знали даже побольше чем он, и пазл складывается совершенно иным образом. Не сказал бы, что я в шоке от новой картинки, но удивление она вызывает.

Арсений был молодым ярым революционером. Одним из тех, кто собирал бомбы и был готов броситься с ними под автомобиль самого царя. Однако, его талант взрывотехника ценился больше, а потому самоубивались те, кто был не настолько важен для революции. Я же попивал чаек и внимательно слушал.

«Кто-то думает, что мы отобрали власть, а на самом деле мы просто подобрали ее с пола, будто окровавленную тряпку. Никто из нас не знал, что делать дальше. Идеей фикс было свергнуть царя, победить эсеров, оттеснить анархистов. А что делать дальше — этого не знал никто. Наш лозунг полностью соответствовал песне — 'Мы старый мир до основания разрушим, а потом…» И в разрушении мы очень преуспели, а вот когда пришло это самое «потом», мы оказались в легком замешательстве. Я никогда не верил Ленину и его утопическим идеалам. Я быстро понял, что он в своем стремлении создать идеальное общество, вплотную подошел к трудам Кропоткина и других анархистов. Чтобы создать такое общество, нужно было создать идеальных людей. Вырезать из них тягу к стяжательству, похоти, насилию. И делалось это, к сожалению, теми же самыми методами. Когда я попал в специальный отдел НКВД к Блюмкину, там уже горели совершенно иными идеями. В головах витала мысль о Красном поле. Сейчас никто не знает, что это такое. А ведь все весьма просто. Красное поле — это эгрегор. Это общее подсознательное поле всех советских людей. Зачем нам менять каждого человека по отдельности? Давайте подключимся к нему и изменим сразу всех. Особенно в этом направлении работали Бокий и Барченко. Массовый гипноз. Коллективное безумие. Выделялись огромные деньги. Особенно изучался мэнерик на Кольском полуострове. Конечно, не в целях излечения людей. Нужно было оружие, способное сводить с ума армии противника прямо на поле боя. Орудие подчинения масс. Забегая вперед, скажу, что эти исследования не закончились ничем хорошим. В области токсикологии Бокий преуспел гораздо больше, но об этом уже никто не помнит. Награда нашла своих героев, как и всех нас в те времена.

Бокий и Барченко были объявлены врагами народа и расстреляны. Меня тоже нашли, хотя я пытался скрыться в Монголии и уйти в Китай. Стреляли без суда и следствия. Застали врасплох, нацепили мешок на голову. Они думали, что если я их не вижу глазами, то не смогу иссушать. Наивные. Нам, существам, сотканным из света, зрение ни к чему. Мы можем видеть иначе, но обычному человеку этого не понять. Извините, я отвлекся. Моя смерть стала для меня больной темой, учитывая, сколько я сделал для своей страны. Обида не прошла до сих пор, но я прекрасно понимаю, почему от меня должны были избавиться. Я стал опасным оружием, которое захотело свободы. Как и вы сейчас.

Но не будем об этом. У каждого из нас свой путь. Жаль, что они очень похожи. Как все это началось? А все пошло от Барченко и Блюмкина. Последний был жутким авантюристом. И он участвовал в той самой легендарной экспедиции в Тибет. Я тоже был там. Не буду долго рассказывать, с какими трудностями мы столкнулись на своем пути. Это путешествие достойно отдельной книги, которую, к счастью, никто уже не напишет. Монахи одного закрытого храма в горах приютили нас и указали расположение Запретного города. Я бы хотел назвать его Золотым, или даже Шамбалой, но это было бы неправдой. Если ты думаешь, что там не было драгоценностей, то ошибаешься. Я впервые увидел столько мерцающих камней. Ими были устланы все тропинки. Монахи доверяли нам, а потому дали всего одного проводника. Это стало их ошибкой. Блюмкину доверять было нельзя. Ни при его жизни, ни после его смерти!

Нас не интересовали горы золота и драгоценностей. Нам выделили сотни тысяч золотых рублей на ту экспедицию! Немыслимые деньги для страны, только пережившей гражданскую войну!

Мы пришли в поисках предметов настоящей Силы! Артефактов, способных влиять на сознание людей. Мы знали, что они должны быть там. Перед спуском в город, в роковую ночь, я увидел сон, в котором обольстительная голая женщина с черными волосами возлегла со мной и обещала одарить великой силой, если я найду в недрах города особенный предмет. Она даже показала мне как он выглядит. Утром я не стал никому говорить об этом сне, так как боялся, что меня могут поднять на смех. Хотя уже потом Блюмкин сказал, что сам видел нечто подобное, но ему показывали совершенно иной артефакт. Уже гораздо позже мы осознали, что стали орудием в руках нечеловеческих сил.

Мы недолго блуждали по подземному городу. Монах показывал нам их святыни, огромные колокола и волшебный золотой песок, способный, якобы, исцелить любую болезнь. У меня тогда был легкий насморк. Я нюхнул всего чуть-чуть с помощью своей кокаиновой ложечки, и болезнь прошла. Один из наших избавился от чахотки. Я точно знаю, что мы смогли унести с собой оттуда небольшой мешочек, но Блюмкин отвез его на Кипр, и там он пропал. Это все из-за проклятия, которое наложили на нас монахи, когда узнали, что мы украли ваджру иссушения.

Блюмкин увидел ее первым, но но не придал этому никакого значения. Он просто «не увидел» увидев. Понимаете? Она была одна из шести в руках многорукой статуи. Но я сразу понял, что это именно она. Только я заметил особый голубой свет, идущий от нее. Я понял, что о ней говорила женщина из сна. Я чувствовал, что артефакт ждал меня. Когда Блюмкин прошел вперед, я схватил ваджру и тогда произошло настоящее чудо! Она обожгла мою ладонь ледяным пламенем. От внезапной боли я закричал, чем привлек внимание нашего проводника. Тот с глазами, полными ужаса, бросился ко мне на помощь. Ваджра же начала растворяться и втягиваться в мою руку. Мне не было больно. Лишь ощущение великой силы переполняло меня. Это перерождение в иное существо. Никакие наркотики не давали мне испытать подобного даже близко.

Монах схватил меня за руку, и попытался дернуть меня на себя. Я увидел у него в руках нож. Холодное лезвие коснулась моего живота, и в этот момент монах закричал. Он в один миг стал красным, а затем просто кровь потекла у него из глаз. Рта, ушей. Каждая пора на его теле начинала кровоточить. Вся одежда в один миг стала багровой. Он широко раскрыл рот, закатил глаза, и темный поток его жизненной влаги обдал меня с головы до ног. Я не понимал, что происходит. Железный Блюмкин — тот самый, что потом будет командовать собственным расстрелом, без повязки, — был в ужасе. Он тоже украл артефакт, что видел во сне, а еще набил карманы драгоценными камнями.

Мы бросились бежать прочь из этого города. Позже за нами погнались монахи. Они поняли, что мы сотворили нечто плохое, и их лама проклял Блюмкина. Я уверен в этом, потому что после Тибета он совершенно обезумел.

У нас оставалось много денег, а он решил часть перевести в доллары, а потом обратно в рубли и сбежать. К тому же все знали, что он дружит с Троцким, и что именно он подставил Ягоду. Хотя зачем вам это знать. Вы уже и фамилий таких не помните.

Первый раз меня взяли сразу по возвращению в Москву. Блюмкин устроил мне допрос и потребовал показать свою силу на глазах у других сопартийцев. Я согласился, потому что было ясно, либо я убью кого-то сейчас, либо меня. Да и не буду скрывать, что мне самому было интересно разобраться, а как же работает моя новая сила. Что нужно для ее активации. Какой эффект происходит. Я же ученый. Да, я убил множество людей, но я не чувствую ни капли сожаления по этому поводу. Я просто делал свое дело. Я был единственным известным иссушителем в России на тот момент.

Комиссия, увидев мой талант, пришла в восторг и легкий ужас. Начали жестокие эксперименты. Было важно знать все — сколько времени уходит на иссушение. Какие изменения тела происходят и у палача и у жертвы. Как влияет температура, погода, магнитные поля. Самым главным открытием для нас стало то, что иссушение способно работать и на расстоянии!

Пусть всего несколько метров, но какой результат! Конечно, все понимали, что я сам стал оружием. Жертв для экспериментов никто не считал. Может быть, их были сотни. Женщины, старики, дети, животные. Важно было узнать все об этой способности. А главный вопрос продолжал висеть в воздухе. Можно ли как-то передать это умение другим людям? Только представьте себе отряд неуловимых чекистов, способных проходить через любые металлоискатели, иссушающих сквозь любые бронежилеты и скафандры!

И если результат моего навыка всем был уже более-менее понятен, то сама его природа нет. Тут на помощь пришел мой наставник Евгений Гоппиус. Он первым предположил, что на самом деле никакой ваджры уже нет. Это было оружие, способное сливаться со своим носителем. Евгений был сторонником вибрационной теории. Она уже тогда предполагала, что все предметы вокруг нас, не важно живые они или нет, сотканы из единой энергии, и очень чувствительны к разным колебаниям. Звуковые, магнитные — они могли быть любыми, но Евгений утверждал, что существуют совершенно иные, недоступные нам обычным способом восприятия. Их создателями являлись люди, но опять же не простые, а хорошо тренированные. Разные монахи, шаманы, колдуны. Они умеют создавать подобные вибрации и менять сознание человека. Возможно, что такое явление как телекинез — это не что иное, как воздействие вибрации на неживой предмет. Я начал принимать участие и в опытах самого Гоппиуса, но, увы, безрезультатно. Его будоражила мысль, что я смогу взглядом взрывать камни на расстоянии, или воспламенять бензин. Это бы открыло новые возможности для тайных агентов.

Однако, я всего этого не умел. Моя жестокая способность забирала свет из живых существ, и отдавала его мне.

Аппаратура отмечала сильные колебания вокруг моего тела, после подобной операции, а сам я чувствовал себя просто превосходно и мог обходиться какое-то время без еды. Я стал настоящим вампиром света, если так можно выразиться. Перешел на особый вид пищи. Так как иссушать мне приходилось много, порой по несколько раз в день, то я и вовсе перестал вести обычный образ жизни. Обычная еда стала мне не нужна. Сон снизился до пары часов в сутки. Я помолодел, стал сильнее, а еще во мне проснулась необыкновенная похоть. Я мог за один раз десяток женщин подряд завалить, и ничего!

Но эти результаты были не особо то нужны правительству. Я должен быть начать обучать новых иссушителей, и тут возникла самая большая трудность — я не знал и не понимал как. Если бы оказалось, что это уникальный навык, меня бы пустили в расчет. Я стал слишком опасен для своих коллег по науке, к тому же очень много знал.

Грузовики с обескровленными телами уже вызывали у некоторых персон неудобные вопросы. Ходили слухи о том, что масоны сидят в НКВД и проводят кровавые ритуалы.

Время шло, и невидимая петля на моей шее затягивалась все туже. Я предлагал отправить меня на боевое задание, дабы проверить мои возможности в боевых условиях, но постоянно получал отказ. Заграница была для меня закрыта. Если бы я попал в плен или сбежал — это была бы катастрофа. К тому же Блюмкин уже был схвачен и расстрелян, как предатель Родины. Метла начала мести и тех, кто стоял за его казнью.

Гоппиус был во мне разочарован. Он не видел пользы от меня в своих исследованиях, а переключаться на изучение вибраций живых существ, ему было неинтересно. И я бы погиб, но помощь пришла оттуда, откуда не ждали.

К нам в отдел доставили женщину с востока. Звали ее Мириам, и многие считали ее ясновидящей, хотя она была от рождения слепой. Ее мать была шаманкой и передала дар дочери. В те времена я уже верил во все, что угодно. Но больше всего в то, что современная наука не может объяснить все, и многое сокрыто от ее пытливого взгляда.

Мириам быстро нашла со мной общий язык, хотя и плохо говорила по-русски. Именно она познакомила меня с ясными снами, и благодаря им я смог увидеть истинную природу своей способности к иссушению. Она оказалась настолько простой, что я даже не поверил своим глазам.

Арсений сделал паузу. Он внимательно следил за моим лицом, но я сохранял безразличную маску, как и положено матерому магу. История ужасала и поражала одновременно. Кто бы знал, что все началось с советской экспедиции в Тибет, и не закончится уже никогда.

— Мириам пришла в мой сон и показала мне как выглядит ее тело, — продолжил Арсений, — светящийся эллипс, живой и способный менять свои размеры. Но мало было видеть только его. Нужно рассмотреть точки крепления.

— Чего к чему? — быстро спросил я.

— Сновиденного тела к физическому. Когда ты выходишь из тела, ты же не переносишься целиком в мир снов. Нет. Выходит твое сознание, и оно имеет привязки к телу.

— Серебряный шнур?

— Это самый яркий и явный. На самом деле нитей больше. Они связаны со всеми частями человека. Наше физическое тело лишь марионетка, а кукловод может убегать от него, растягивая невидимые нити до неизмеримых размеров. Так ясно?

— Хорошо, — кивнул я.

— Иссушение — это не что иное, как прямой обрыв этих самых нитей. Хотя нет. Скорее извлечение. Вот как пробку из ванны выдергивать за цепочку. Это энергетические ядра внутри светящегося кокона человека.

— Чакры, — догадался я.

— Почти в точку. Важные узлы марионетки. И сначала, я как совершенно неопытный неофит дергал за все разом! Уверен, что вы и ваш учитель так до сих пор и делаете. Не так ли?

Я был вынужден согласиться. Мало того, мое иссушение вообще было несколько иным. Я использовал симбионта для этой цели. Так что я был иссушителем серединка на половинку. А вот сидящий передо мной чекист — настоящий гуру своего кровавого дела.

— Заговорился я чего-то, — ухмыльнулся Арсений, — излишки посмертной жизни. Сюда мало кто заходит по своей воле, а чтобы при этом еще и разум сохранил… Зачем вы здесь? Вы же не учиться пришли, хотя бы вам и не помешало.

— Нет, мы здесь, чтобы сделать вам предложение, — я перешел к делу, — вы знаете, кто стоял за охотой на вас, и кто преследовал после смерти.

— Совет. Эти невидимые кукловоды, ведущие тайную игру жизни и смерти. Они хотели сделать меня одним из них, но для этого я должен был оставить свою марионетку, — в глазах Арсения появились дьявольские огоньки, — последние два года моей жизни прошли в постоянных битвах с советниками. Во сне и наяву. Как видите, я проиграл.

— А я еще нет, — мрачно сказал я, — поэтому я здесь. У нас с вами общий враг. Я иду по вашим стопам.

— Тогда вы умрете, — холодно ответил Арсений, — и предупрежу сразу, у меня можете не прятаться. Тут нет места для двоих иссушителей.

— Значит, вы отказываете мне в просьбе?

— Вы ее даже не назвали, Сергей, но если вы хотите, чтобы мы вдвоем выступили против Совета, то сразу скажу — наших сил не хватит.

— Нас будет больше, — пообещал я, — мне просто нужно знать, что вы согласитесь помочь, когда наступит определенный момент.

— Вот как, — Арсений задумчиво потер виски, а потом внезапно протянул мне руку, — не бойтесь.

Я замер в нерешительности. Жать руку такому упырю было чертовски опасно. Я бы вряд ли пересилил его, вздумай он меня иссушить. С другой стороны, выбора у меня нет.

Рукопожатие было твердым, сильным и немного болезненным. Когда я убрал руку, то увидел, что моя ладонь светится.

— Теперь я смогу переместиться к вам, когда почувствую, что вы находитесь в опасности. Также я покажу вам короткий путь сюда, чтобы не бесить стражей Собора. Если вы соберете команду, оценив которую, я решу, что мы справимся, считайте — я стану вашим союзником. Договорились?

— Да, а вы расскажете как сумели обучить других людей иссушению?

— Обязательно.