УР

VII Полиция парадокса

Когда Робби остановился прямо перед «Сюзан и Нэнс» (где на окне пеной было написано «ЛЕДИ МАНГУСТЫ МОЛОДЦЫ»), Уэсли сказал:

– Подожди секунду.

Он обошел машину спереди и обнял парня.

– Ты поступил хорошо.

– Безграмотный, но признанный, – Робби протер глаза, и затем ухмыльнулся, – это означает, что я получаю отличную оценку за семестр?

– Нет, только дам тебе совет. Уходи из футбола. Ты никогда не сделаешь там карьеру, а твоя голова стоит большего.

– Свежее замечание, – сказал Робби… который был не согласен, как они оба знали. – Увидимся на занятиях?

– Во вторник, – сказал Уэсли. Но пятнадцать минут спустя у него возникли серьезные основания сомневаться, увидит ли кто-нибудь его еще. Хотя бы когда-нибудь.

То место, где он обычно ставил «Малибу», когда стоял на парковке «А» в колледже, было занято другим автомобилем. Уэсли мог бы припарковаться позади него, но вместо этого он выбрал другую сторону улицы. Что-то в этой машине заставило его забеспокоиться. Это был «Кадиллак», и в свете уличных фонарей он казался слишком ярким. Красная краска буквально кричала «Вот я и здесь! Я вам нравлюсь?»

Уэсли он не нравился. Ему не нравились ни тонированные окна, ни крупные, в гангстерском стиле, колпаки колес с золотой эмблемой «Кадиллака». Машина выглядела как принадлежащая наркоторговцам. Если это и было так, то наркоторговец страдал еще и манией убийства.

И почему у меня такие мысли?

– Дневной стресс, вот и все, – сказал он, когда пересекал пустынную улицу с портфелем, хлопающим по бедру. Он нагнулся. Внутри автомобиля никого не было. По крайней мере, ему так показалось. Через темные стекла очень трудно было быть в этом уверенным.

Это полиция парадокса. Они пришли за мной.

Это мысль показалась ему нелепой в лучшем случае, а в худшем – безумной фантазией, но он чувствовал, что это ни то, ни другое. А если принять во внимание все то, что произошло, то может быть, это вовсе и не паранойя.

Уэсли протянул руку, прикоснулся к двери машины, затем отдернул руку. Дверь, казалось металлической, но она была теплой. И еще казалось, что она пульсирует. Как если бы, металлическая она или нет, машина была бы живой.

Бежать.

Мысль была настолько сильной, что он почувствовал, что прошептал ее губами, но он знал, что бегство – это не выход. Если он попытается бежать, человек или люди, которые находились в отвратительной красной машине, найдут его. Этот факт был настолько простым, что попирал логику. Обходил логику. И вместо бегства, он ключом открыл входную дверь и поднялся по ступенькам. Он делал это медленно, потому что сердце лихорадочно билось и ноги угрожали тем, что откажутся идти.

Дверь квартиры оказалась уже открытой и свет ложился на ступени длинным прямоугольником.

– А, вот и ты, – сказал не вполне человеческий голос, – заходи, Уэсли из Кентукки.

Их было двое. Молодой и старый. Старый сидел на диване, где Уэсли и Эллен Сильверман однажды соблазнили друг друга к их взаимному удовольствию (и даже экстазу). Молодой сидел в любимом кресле Уэсли, в котором он всегда заканчивал свой день, когда ночь уже поздняя, оставшиеся пирожные особенно вкусны, книги особенно интересны и свет из настольной лампы становится вполне подходящим. Оба были одеты в длинные плащи горчичного цвета, которые называются пыльниками. И Уэсли понял, без осознания того, как он это все понял, что плащи были живыми. Он также понял, что люди, носившие их, и не люди вовсе. Их лица менялись, и то, что находилось под кожей, выглядело, как пресмыкающееся, или походило на птицу, или и на то, и на другое сразу.

На лацканах, где шерифы в вестернах носят потасканные значки, у обоих были пуговицы с красным глазом в центре. Уэсли подумал, что значки тоже живые. Эти глаза на лацканах наблюдали за ним.

– Как вы узнали, что это я?

– По запаху, – ответил старший и самое ужасное, что это не прозвучало, как шутка.

– Что вы хотите?

– Ты знаешь, почему мы здесь, – сказал молодой.

Старший из двоих уже больше ничего не говорил до конца их визита. Слушать второго из них было достаточно тяжело, примерно как слушать человека, голосовые связки которого забиты сверчками.

– Полагаю, что да, – сказал Уэсли. Голос его был твердым, по крайней мере, пока. – Я нарушил законы парадокса.

Он молился, чтобы они не узнали о Робби, и думал, что они же могут и не знать; в конце концов, Кайндл зарегистрирован на Уэсли Смита.

– Ты не представляешь, что ты сделал, – сказал человек в желтом пыльнике задумчивым голосом, – Башня трясется, миры содрогнулись в своем движении. Роза почувствовала зимний холод.

Очень поэтично, но не очень понятно. Что за «башня»? Какая роза? Уэсли почувствовал, как на лбу выступил пот, хотя он предпочитал держать квартиру в прохладе. Это из-за них. Этот жар идет от них.

– Неважно, – сказал тот, что моложе, – объяснись, Уэсли из Кентукки. И сделай это хорошо, если ты хочешь увидеть солнце вновь.

На мгновение Уэсли не мог ничего предпринять. Его сознание заполнила простая мысль: меня судят. Затем он прогнал эту мысль в сторону. К нему вернулась злость – бледное подобие той злости, что он испытывал к Кэнди Раймер, но все-таки вполне реальная злость – и это помогло ему собраться.

– Могли погибнуть люди. Почти дюжина. Может быть больше. Это ничего не значит для парней, похожих на вас, но это имеет значение для меня, особенно если одна из погибших оказывается женщиной, которую я люблю. И все это происходит из-за одной пьяницы, которая оправдывает себя, но не решает свои проблемы. И… – Он почти сказал И мы, но вовремя поправился. – И я даже не причинил ей вред. Ударил её немного, но я не мог не сделать этого.

– Вы, люди, никогда не можете не сделать этого, – ответил жужжавший голос из его любимого кресла – которое уже никогда не будет его любимым креслом. – Ваша проблема в девяноста процентов случаев – это плохой контроль над импульсами. Уэсли из Кентукки, тебе никогда не приходило в голову, что для существования законов парадокса есть определенные причина?

– Не приходило…

Существо усилило голос.

– Конечно, тебе не приходило. Мы знаем, что тебе не приходило. Мы здесь именно потому, что тебе не приходило. Это не приходило тебе в голову. И тебе не приходило в голову, что один из людей в автобусе может стать серийным убийцей, тем, кто может убить десятки людей, включая детей, которые могли в противном случае вырасти и вылечить рак или болезнь Альцгеймера. И не доходило до тебя, что одна из этих молодых женщин может родить следующего Гитлера или Сталина, монстра, который может убить миллионы твоих соотечественников на этом уровне Башни. И не доходило до тебя, что ты вмешиваешься в события, происходящие на уровне выше твоего понимания!

Да, он совсем не учитывал все эти вещи. Эллен была тем, что он учитывал. Как Джози Квин была тем, что учитывал Робби. И вместе они думали о других. О детских криках, о том, как из-под их кожи обнажается жир, который стекает по костям и они умирают худшей смертью из тех, какой Бог наказывает страдающих людей.

– Это произойдет? – прошептал он.

– Мы не знаем, что произойдет, – сказало нечто в желтом пыльнике, – вот в этом-то всё и дело. Экспериментальная программа, к которой ты по дурости получил доступ, может увидеть события только на шесть месяцев вперед… в одной узкой географической зоне. Вот так. Затем шесть месяцев тусклого света. После год во тьме. Таким образом, как ты видишь, мы не знаем, что ты и твой молодой друг могли натворить. И так как мы этого не знаем, то у нас нет никаких шансов исправить ущерб, если он был нанесен.

Твой молодой друг. Значит, они знали о Робби Хендерсоне. Сердце Уэсли упало.

– Есть ли какая-то сила, контролирующая все это? Есть, не так ли? Когда я входил в КНИГИ УР в первый раз, я видел башню.

– Все служит Башне, – сказал человек в желтом пыльнике и прикоснулся к отвратительной пуговице на костюме с неким почтением.

– Тогда откуда вы знаете, что я не служу ей тоже?

Они ничего не сказали. Только пристально посмотрели черными хищными глазами птиц.

– Я никогда не заказывал это, вы знаете. Я имею в виду… Я заказал Кайндл, это правда, но я никогда не заказывал тот, что я получил. Он сам пришел.

Наступило длинное молчание, и Уэсли понял, что границы его жизнь заключены внутри этого молчания. По крайней мере, та жизнь, которую он знал. Он мог продолжать некий род существования, если эти два создания заберут его в отвратительную красную машину, но это будет существование во мгле, возможно, тюремная жизнь, и он полагал, что он не сможет сохранить там надолго свое душевное здоровье.

– Мы думаем, что это была ошибка в доставке товара, – сказал, наконец, молодой.

– Но вы не уверены наверняка, не так ли? Потому что не знаете, откуда он пришел. Или кто отправил его.

Еще более долгое молчание. Затем старший сказал:

– Всё служит Башне.

Он встал и протянул руку. Она замерцала и превратилась в коготь. Изменилась вновь и стала рукой.

– Дай его мне, Уэсли из Кентукки.

Уэсли из Кентукки не нужно было просить дважды, хотя его руки тряслись так сильно, что он возился с пряжками портфеля с ощущением, что открывает его целый час. Наконец верх портфеля откинулся и он протянул розовый Кайндл. Создание посмотрело на Кайндл с таким безумным голодом в глазах, что Уэсли почувствовал желание завопить.

– Я думаю, что он уже не заработает никог…

Создание схватило гаджет. На одну секунду Уэсли почувствовал его кожу и понял, что плоть создания имеет свои собственные мысли. Воющие мысли, которые промчались по своим непознаваемым каналам. На этот раз он завопил… или попытался завопить. Из горла вышел только низкий, захлебывающийся стон.

– На этот раз мы дадим тебе уйти, – сказал молодой, – но если что-то подобное случится вновь…

Это еще не закончилось. Так не должно быть.

Они двинулись к двери, полы их плащей издавали отвратительные хлюпающие звуки. Старший вышел, держа розовый Кайндл в своих когтях-руках. Молодой задержался на мгновение, повернувшись к Уэсли.

– Ты понял, как тебе повезло?

– Да, – прошептал Уэсли.

– Тогда скажи спасибо.

– Спасибо.

Существо вышло без слов.

Он не смог добраться до дивана, или до кресла, которые казались – пока не появилась Эллен – его лучшими друзьями в мире. Он упал на кровать и скрестил руки на груди в попытке остановить дрожь, что била его. Он лежал со светом, потому что не видел смысла выключать его. Он лежал уверенный, что он не сможет уснуть неделю. Возможно, уже никогда не сможет. Его мысли начали расплываться, затем он увидел их жадные черные глаза и услышал голос, сказавший «Ты понял, как тебе повезло?»

Да, сон был невозможен.

И в этот момент сознание оставило его.