В этот раз упреки отца, сказавшего, что Дэрек забывает следить за временем, были справедливы. Думать о часах и минутах в обществе Веры просто не получалось. Ум, ироничность и спокойная прагматичность девушки Дэреку очень нравились и помогали с уверенностью смотреть в будущее, с надеждой ждать первых двух туров отбора. Любуясь землянкой, Дэрек то и дело ловил себя на мысли, что эти ее качества более редкие и ценные, чем магический дар.
Тактичность, благожелательность и искреннее сопереживание девушки скрасили даже исключительно трудный разговор. И хотя самая сложная часть истории ещё не была рассказана, Дэрек не сомневался в том, что Вера все поймет правильно. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы объяснения показались жалобой на судьбу, и он радовался тому, что странно работающий поводок поможет расставить акценты верно. Но Дэрека не покидало ощущение, что Вера и без магии все поняла бы так, как нужно. Потому что она действительно хотела понять, а не спрашивала из вежливости или праздного любопытства. Это разительно отличало ее от подавляющего большинства, оттого откровенно говорить с девушкой об истории семьи было даже в чем-то приятно.
Удивительное, учитывая контекст, чувство смягчило удары отца, сделало воздействие его раздражения не таким болезненным. Дэрек изо всех сил удерживал перед глазами образ Веры, цеплялся за отклик ее эмоций, и этот трюк помогал лучше, чем можно было надеяться. Даже мелькнула мысль, что сосредоточенность на хороших, недавно произошедших событиях — ключ к блокированию ментальной магии. Правда, тут же приходилось признать, что воспоминания об удачных контрактах, отлично выполненной работе, завершенном расследовании и даже о надбавке к жалованию никакой чудодейственной силой не обладали.
Все опять сводилось к неправильно работающему поводку.
После разговора с отцом Дэрек несколько минут приходил в себя. Дышать было тяжело, грудь, по которой пришлась большая часть ударов, болела ужасно. Дэрек считал благом возможность закрыть глаза и молча постоять в полумраке коридора. Явиться в таком состоянии к Вере — верный путь к расспросам, а тема сложная, нужно объяснить по порядку, чтобы не получилось сумбурно.
В коридор из сада натянуло цветочных ароматов. Немного, к сожалению. Но чуть заметный привкус в воздухе облегчал головную боль, дарил свежесть и согревал сердце. Будто чья-то теплая ладонь гладила по груди, по плечам, скользнула по щеке, а кожа откликалась на прикосновение трепетным чувством, не имевшим названия. Чувством, с которым от удовольствия проступает чешуя, расправляются крылья, когда то, что казалось невозможным, становится близким и достижимым. Подобное Дэрек испытывал в месте восстановления запала, когда чары сам-андрун и магия сильнейшего источника возвращали к жизни угасающую волшебную искру.
Незримая ладонь скользила бережно, осторожно, с затаенной лаской. Дэрек наслаждался ощущением и, пытаясь удержать приятный момент, думал о Вере. Как и в его воспоминаниях, красивая землянка улыбнулась, когда он вошел на кухню.
— Ты сейчас скажешь, что время позднее и пора ложиться спать? — предположила она.
— Да, к сожалению. Именно это я и скажу.
— Но мне ещё не хочется спать и, кажется, тебе тоже. И потом, у нас есть незаконченное дело, — Вера, чуть склонившая голову к плечу, выглядела очаровательно в свете колдовских огоньков, и легкий румянец, появившийся из-за вина, очень ей шел. — Мы не допили вино, не доели медовую колючку.
— И ещё не закончили разговор, — кивнул Дэрек.
— Это тоже, — серьезно ответила она. — Я не буду настаивать, если тебе тяжело, а я чувствую, что это так, но буду рада, если ты все же расскажешь, в чем дело.
— Расскажу, — тихо пообещал он и, удивляясь собственным наблюдениям, добавил: — Я чувствую, что это для тебя почему-то важно.
Вера заметно покраснела, но глаз не отвела.
— Да, важно.
Она сказала эта спокойно, ровным тоном, но ее эмоции были в тот момент настолько восхитительно теплыми, что Дэрек с большим трудом подавил порыв обнять Веру, вдохнуть бархатистый аромат жасмина, который был базовой нотой ее духов.
— Но я не хочу обсуждать все это в доме, плюс уверена в том, что некоторое время тут будет тяжело находиться, — серьезно добавила девушка. — Поэтому у меня предложение. Я видела на участке беседку. Там можно очень уютно устроиться с винцом, ягодами и парой пледов. К тому же световое загрязнение тут должно быть небольшим, ведь электричества нет. Хоть на звезды полюбуюсь, что скажешь?
— Неплохая мысль, — согласился Дэрек, живо представив себе волны отцовских эмоций, пронизывающие дом.
— Тогда так и сделаем, — Вера встала, деловито подошла к бадье с посудой. — Я помою пока, а ты готовь все для отца. Так быстрее будет.
Дэрек и тут не стал спорить. Во-первых, девушка была права, а во-вторых, ему очень нравилось то, что Вера помогала по хозяйству. При этом ее стремление что-то делать ощущалось естественным, единственно правильным, лишенным даже намека на одолжение. Осознавать это было приятно, теплые мысли о землянке будто обволакивали незримым коконом и грели душу, давали силы выдерживать удары отцовской ревности. Тот обвинял Дэрека в том, что он уделяет родителю преступно мало времени в последние дни.
В саду пахло ночной фиалкой и почему-то жасмином, который давно отцвел. Вновь появилось приятное ощущение чужого прикосновения. Незримая ладонь легла на грудь, туда, где сердце, туда, куда пришлось больше всего ударов. Боль, ядовитой иглой сидевшая в груди последние полчаса, постепенно уходила и совсем исчезла, когда Дэрек подошел к Вере. Девушка ждала в беседке, приготовив небольшой столик для ночных посиделок, но почему-то не любовалась звездами, как собиралась. Ее глаза были закрыты, а на лице отражались сосредоточенность и напряженность.
— Вера? — тихо окликнул Дэрек. — О чем задумалась?
Она вздрогнула, распахнула глаза, нервно улыбнулась и впервые за все время знакомства… соврала.
— Да так, пыталась вспомнить созвездия. Тут ничего даже близко похожего нет.
— Не удивлен, — стараясь не показывать, как насторожила его неожиданная скрытность девушки, Дэрек растряхнул большой шерстяной плед. — В исследованиях тангорцев, которым доступны все сопряженные миры, отмечено, что наши созвездия зеркально отражаются в мире Кестир, а созвездия Земли — в мире Далир. Так что знакомых созвездий ты тут не увидишь.
Он подошел к Вере ближе, жестом предложил накинуть плед ей на плечи. Она покачала головой, сказала, что еще не замерзла, и, умостив плед за спиной, попросила рассказать о местных звездах.
Пока возились по хозяйству, хмель выветрился, к сожалению. Потому что боль, появившаяся у Дэрека во время общения с отцом, была настолько сильной, что слезу вышибала. Я чувствовала, что Дэрек долго пробыл один на кухне после того, как отвез отца в его комнату. Как и раньше, мой дракон пытался собраться с мыслями и только потом общаться со мной. Я и в этот раз сосредоточилась на нем, на его ощущениях. Но если часом раньше, когда Дэрек стоял в коридоре, я пыталась понять природу боли, то теперь у меня было лишь одно желание: помочь, избавить от муки. Мне мнилось, что ему постепенно становилось легче.
Я так цеплялась за неясные видения, что пропустила момент, когда подошел Дэрек. Кажется, в мое неловкое вранье он поверил. По крайней мере в беседу о созвездиях и звездах на бездонном небосводе позволил себя вовлечь. А потом на помощь пришли недопитая бутылка, вторая полная, которую Дэрек прихватил вместе с сыром, ухающая в густой листве груши ночная птица и комары, которых отпугивало от нас заклинание.
На деревянной решетке, служившей и стенами беседки, и опорой для вьющегося растения с крупными белыми цветами, уютно устроились колдовские огоньки. Их свет не мешал смотреть на звезды, красиво поблескивал на ягодах и резных ножках бокалов. Время от времени над клумбами пролетала летучая мышь.
— Ты не боишься ее? Девушки часто боятся таких животных, — заметив, что я слежу за мышкой, спросил Дэрек.
— Пока она с размаху не шлепнется мне на голову, не боюсь, — усмехнулась я, взяв с тарелки ягодку. — С недавних пор мне больше опасений внушает дом.
— Я хотел бы сказать, что зря, но это была бы ложь, — вздохнул он. — Надеюсь, тебя утешит то, что чердак — самое безопасное место в доме. Хоть и не самое уютное.
— Уют в нашей ситуации меня не так волнует, как безопасность. За заботу о ней спасибо.
— В этой заботе возникла необходимость из-за татуировки отца, — не оттягивая больше неизбежное, выдохнул Дэрек. — Разрешенное боевое заклинание господина Айета дестабилизировало ее полностью. Слом произошел во время дуэли, но его последствия стали очевидны не сразу. Вначале отец был ужасно ослаблен. Будто весь его магический резерв до капли высушили. И чувствовал он себя, как после долгих и жестоких пыток. Он не мог даже сам стоять, страдал от болей. Его приходилось кормить с ложки, первые три месяца отец даже есть не мог сам. Пальцы не держали приборы.
— Надеюсь, тебе не пришлось самому тянуть это. Есть же медсестры, сиделки. Не может не быть, не каменный же век!
Дэрек покачал головой:
— Нет, никого нанять не получилось.
— Только, пожалуйста, не говори, что щадил гордость отца, — попросила я, чувствуя по эмоциям Дэрека, что прошу напрасно.
— Как ты догадалась, что это тоже сыграло свою роль? — искренне удивился он.
— Догадливость — мое второе имя, — буркнула я и созналась: — Я ведь видела твоего отца и тебя. В первый же вечер, когда мы в коридоре столкнулись потом.
— Понятно. Но дело было не только в гордости, к сожалению. Думаю, отец смирился бы со временем, все же у лежачего больного не так много вариантов… К исходу первого месяца после дуэли я попробовал нанять сиделку, несмотря на протест отца, — Дэрек тяжело вздохнул. — Это был трудный месяц. Больной отец, судебная тяжба с господином Айетом, начало бракоразводного суда родителей, отказ мамы от общения… Что бы отец ни говорил, а мне нужна была помощь. Поэтому я нанял сиделку.
— Я понимаю это и без дополнительных объяснений. Тебе не нужно оправдывать разумное и логичное решение, — заверила я, накрыв его руку своей.
Ответ прозвучал неожиданно серьезно:
— Удивительно, но это так. Ты понимаешь, действительно понимаешь сразу и правильно.
— Редкость для Эвлонта? — усмехнулась я, пытаясь скрыть неловкость.
— Для моего окружения — точно редкость. Обычно приходится значительно больше объяснять, чтобы достичь взаимопонимания, — по — прежнему серьезно заверил Дэрек.
— Это эффект откупоренной второй бутылки вина, — хмыкнула я, отсалютовав початым бокалом. — Или поводка. Как тебе больше нравится, так и трактуй.
Дэрек все-таки улыбнулся:
— Ни вино, ни поводок тут ни при чем. С самого начала было так, но мне без вина не хватило бы огня сказать. Это факт. Но не буду больше смущать тебя и себя. Просто знай, что с тобой очень приятно разговаривать.
— Это взаимно, — честно призналась я, подумав, что наши беседы с Дэреком всегда были органичными и доставляли удовольствие, какую бы тему мы ни затрагивали. Тем сильней жег стыд из-за того, что я соврала, не созналась в попытках прочувствовать поводок и использовать его.
— Давай я буду дальше рассказывать, а то так до утра не закончу, — заметно покрасневший Дэрек прокашлялся и вернулся к своей истории. — Я нанял сиделку, но она смогла только переступить порог отцовской комнаты и поздороваться. В тот день отец впервые ударил кого-то эмоциями.
— То есть? — недоуменно переспросила я.
— О ментальной магии я уже говорил. Это способность влиять на чувства и мысли окружающих, — спокойно напомнил Дэрек. — Экспериментальная татуировка отца должна была блокировать все попытки ментально воздействовать на него. Из-за дестабилизации после удара во время дуэли татуировка изменила свойства. Отец не может больше чаровать. Он не может накапливать магию. Она вся расходуется на ментальную магию, которую он не контролирует. Магия выплескивается из него вместе с эмоциями.
Я глупо хлопала глазами, пытаясь представить себе все это. Думаю, у меня не получилось бы, если бы я не чувствовала боль Дэрека и удушающую волну негатива в прихожей. Подумать только. Эмоции как оружие!
— Сиделку отец тогда ударил отрицанием. Не сильно, но ощутимо. Поэтому она отказалась работать. Счастье, что она не поняла, почему именно почувствовала боль, а то пришлось бы платить компенсацию за ущерб.
— Тебе в то время только этого не хватало, — подметила я.
— Именно, — хмуро согласился он. — Она просто сказала, что мы не сработаемся. В следующие дни удары эмоциями приходились уже по мне. Подставлять чужих под хлесткие разряды я не мог, поэтому больше не пытался нанять в помощь сиделку. К тому же удары становились с каждым днем все сильней.
Я промолчала, только крепче сжала его пальцы.
— Некоторое время я мог позволить себе помощника по дому и саду. Содержать в чистоте дом, ухаживать за растениями, готовить — тоже работа, отнимающая много сил, — вздохнул Дэрек. — К сожалению, и от этого пришлось отказаться довольно скоро. Ты ведь почувствовала сама, что в доме трудно находиться.
Кивнула. От негатива в доме трудно дышать, кружится голова, а удары ментальной магией болезненные.
— Пока отец был прикован к постели, он ужасно злился и переживал из-за собственной беспомощности, зависимости. Дар у него в то время был сильней. Поэтому эмоции ощущались не только в доме, но и в саду.
— Помощники отказывались у тебя работать, как сиделка? — догадалась я.
— Конечно. Никто не станет терпеть такое долго. Особенно, если есть вероятность, что выздоравливающий хозяин дома выйдет из комнаты и ударит эмоциями прямо. А защиты от ментальной магии больше нет, потому что мы утратили эти знания две тысячи лет назад. Единственный способ заблокировать удары на неделю — лекарство, которое я разработал. К сожалению, оно не безвредное, хоть я очень старался и стараюсь до сих пор уменьшить побочный урон, чтобы не было проблем с почками. Ингредиенты для него очень дорогие, и покупать их можно только по специальным разрешениям. Потому что лекарство только тремя составляющими отличается от сильного яда, — он пожал плечами. — Больше нет доступной возможности блокировать магию отца. Всю магию, и ментальную заодно. В теории можно попробовать разработать индивидуальный артефакт, но это баснословные суммы. У меня этих денег нет.
— А удачно выданная замуж Вероника была твоим шансом…
— Да, это был настоящий шанс снова жить своей жизнью. Отец не нуждался бы во мне, в опекунстве, — на его лице появилось мечтательное выражение. — По правде говоря, вряд ли вознаграждения хватило бы на разработку личного артефакта такой сложности. Но пара выгодных контрактов, годик-два и терпение все сделали бы возможным.
— Хорошая цель. Только не пойму, неужели нет другого пути? Почему все это время ты обречен терпеть удары эмоциями? Это ведь пытка. Ежедневная, постоянная! Неужели нет домов престарелых, больниц? Домов призрения, приютов? Почему весь этот кошмар ты терпишь сам?
Дэрек странно усмехнулся:
— Интересно, как ты отреагируешь, когда я скажу, что согласился добровольно?
— Добровольно? — оторопело переспросила я, во все глаза глядя на Дэрека.
Он кивнул.
— Под страхом смерти, что ли? Чем тебе угрожали?
— Мне не угрожали. Всего лишь показали ситуацию такой, какая она есть, — вздохнул он, перевел взгляд на почти опустевший бокал и, поглаживая округлый бок, явно подбирал правильные слова. — Судебное разбирательство с господином Айетом длилось чуть меньше трех месяцев. За это время судебный лекарь несколько раз наведывался к отцу, чтобы оценить его состояние. Лекарю тоже достались удары эмоциями. Он не сразу понял, в чем дело, пригласил других специалистов. Вместе они поставили диагноз «неконтролируемая болезнетворная ментальная магия» и вынесли вердикт «опасен для общества».
Дэрек допил оставшийся глоток вина, хмуро поставил бокал на стол.
— Вообще-то они правы, — осторожно заметила я, чувствуя, что диагноз с вердиктом Дэрека раздражают.
— Я же не спорю. Правы, — он отодвинул от себя бокал, посмотрел мне в глаза: — Опасным для общества нечего делать в городе. Таких помещают в специальную тюрьму. Это самое правильное слово для обозначения крепости, построенной из зачарованных камней, блокирующих всю возможную магию. Туда можно передавать одну книгу в месяц, к заключенному она попадет только после тщательной проверки. Письма, а допускается два письма в месяц, тоже проверяют. Свидание одно в три месяца, присутствие защищенного от воздействия камней крепости мага-служащего обязательно.
— Кошмар, — выдохнула я.
— Заключенные находятся в одиночных камерах, прогулки тоже в одиночестве. Еду и питье приносят три раза в сутки, передают через прорезь в двери, — жестко продолжал Дэрек. — Никакого дополнительного обслуживания, если у заключенного слабое здоровье.
— Господи, ужас какой, — я неверяще хлопала глазами. — Но ведь твой отец не преступник. Я понимаю, если бы такое применяли к преступникам. К убийцам, насильникам… Но твой отец — жертва чужого эксперимента и ужасного стечения обстоятельств!
Дэрек кивнул:
— Именно поэтому мне удалось добиться приписки, разъясняющей тип угрозы и подчеркивающей, что нет необходимости в таких ограничительных мерах. Можно обходиться и домашним арестом, если будут соблюдаться определенные условия. Леди Айла очень помогла мне в этом, свела с нужными драконидами, поручилась за меня, когда решался вопрос о назначении меня постоянным опекуном отца.
— Та самая леди Айла, с которой мы общались? — ошеломленно уточнила я. — Та самая леди Айла, которая сомневалась в силе твоего дара и способностях?
— Да, та самая леди Айла, — подтвердил Дэрек и растерянно пожал плечами. — Не представляю, почему она себя так вела вначале. Это совершенно на нее не похоже. Даже не восстановленный запал так не меняет драконов.
Он не впервые говорил, что пожилая драконица показала себя с неожиданной стороны, но только теперь я насторожилась. Все же многовато странностей связано с нынешним отбором, но эту тему определенно лучше обдумывать на трезвую голову.
— А какие условия нужно соблюдать, чтобы оставили домашний арест?
— Их не так много. Главное — отец должен быть лишен возможности причинить вред посторонним.
— «Посторонним», — хмуро повторила я. — Ты не в счет, так?
Он коротко кивнул.
— Ты права. Я не в счет. Ведь именно я добивался того, чтобы приписку сделали, чтобы смягчили меру пресечения. Я. Не кто-то другой. Значит, проблемы и сложности, связанные с этим решением, тоже полностью и целиком мои.
— Несправедливо! — пылко возразила я. — Это попросту неправильно. Почему это наследники экспериментатора ничего никому не должны? Это возмутительно!
— Таковы законы в Эвлонте, — сухо ответил Дэрек.
— Это возмутительные законы!
— Возможно, но от этого они не меняются, — его голос прозвучал безэмоционально, безжизненно, но от горечи, которую он скрывал, слезы болезненно сдавливали мое горло. — Леди Айла и другие драконицы, помогающие госпоже Цельессе во время отборов, к моему огромному удивлению, надавили на наследников того лорда, у которого служил отец. Те в результате назначили отцу пенсию, хоть любой суд, изучивший полностью прикрывающий наследников контракт, не присудил бы ничего. Пенсия пожизненная, но крохотная. Ее хватает на еду для отца, ни на что больше, но и это подспорье. Я, признаться, не рассчитывал и на такую помощь.
А я не рассчитывала на такой ответ. Из-за него у меня в голове как-то не складывался пазл. Если о прокорме для одного человека, то есть драконида, можно было не беспокоиться, а сумму, необходимую для оформления лицензии ловца и покупки артефакта можно было накопить за три-четыре года, почему Дэрек подрядился на такое количество работы? И алхимик, и патологоанатом, и внештатные заказы? Почему? Ответ оказался неожиданным и поразительно драконьим.
— С одной стороны, необходимость разрабатывать и создавать лекарство для отца — дорогое удовольствие. Очень дорогое. К этому добавляются траты на обезболивающее и другие поддерживающие его лекарства. Но с другой стороны, он не единственный член семьи с особыми нуждами.
Я удивленно вскинула брови.
— Мы уже говорили о запале, о магической искре, которая восстанавливается в определенных местах, — напомнил Дэрек и, дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил: — Чистокровные, полу- и четверть-драконы должны восстанавливаться через разные промежутки времени, но одно остается неизменным. Это плата сам-андрунам. Драконицы-прислужницы, не имеющие человеческой ипостаси, не восстановят запал полностью, если дракон не оплатит лечение. Не потому что они корыстны, а потому что просто не смогут. Платить нужно золотом.
— Другие металлы не подходят? — на всякий случай уточнила я, хоть и предугадывала отрицательный ответ. Во всех сказках драконы до ужаса любили золото. Красивый, но совершенно бесполезный для них в условиях европейского фольклора металл. Может, Дэреку удастся ответить на терзавший меня в детстве вопрос «зачем драконам именно золото»?
— Нет, не подходят. Их сложней зачаровать должным образом. Ведь расплавленное золото необходимо для защиты и насыщения яиц магией. Его используют в составах, нужных для лечебных заклинаний сам-андрун. Основ их волшебства я не знаю, поэтому не возьмусь рассказывать, — он развел руками. — Понимаешь, то, что происходит на Острове, — таинство, жизненно необходимое волшебство. За свои чары сам-андруны берут вполне умеренную плату, но золото тоже пришлось копить.
Дэрек говорил о запале, об Острове, о том, как улетел, оставив отца на попечение деда. Я коварно подлила ему еще вина, но это спаивание было вознаграждено честными и до слез откровенными словами о жесточайшей экономии, о бессонных ночах и работе над составами и формулами. Рассказом о том, как старший Алистер распорядился зельем, на которое его сын потратил все силы и деньги, оплачивая не только сами редкие ингредиенты, но и взятки, благодаря которым удалось выбить составляющие вне очереди.
Вряд ли я услышала бы все это, не будь алкоголя, развязавшего язык Дэреку. Он не хотел жаловаться или сетовать на судьбу, даже сейчас не давал собственной оценки поведению и поступкам отца. Просто рассказывал о своей жизни.
Мы сидели в беседке, укрывшись одним большим пледом. Дэрек попробовал сказать что-то о приличиях, но я отрицательно покачала головой и взяла его за руку. Когда наши ладони соприкоснулись, случилось нечто странное, но прекрасное — эмоции Дэрека в одно мгновение стали ярче, красочней, выпуклей. Они полностью завладели моим вниманием, и с этой минуты я уже почти не слышала слова Дэрека. Я воспринимала его рассказ на каком-то немыслимом прежде уровне. И на этом уровне я ощущала, как мое сочувствие сглаживает колкие грани досады, притупляет шипы горечи, расслабляет тугие узлы постоянно скрываемой, подавляемой обиды на отца.
Перед глазами возникали картины общения обоих Алистеров. Я словно проживала эти моменты вместе с Дэреком, чувствовала боль от ударов эмоциями, слышала несправедливые упреки старшего Алистера. Я будто сама в который раз объясняла ему, что ранящие разряды ментальной магии — не моя выдумка, что это подтвердили судебный и другие лекари. Что затворничество в доме — необходимость, способ избежать тюрьмы. Вместе с Дэреком я умоляла его отца принимать лекарство и заверяла, что побочные действия сведены к минимуму. Я чувствовала, что на лекарство Дэрек тратился только, когда терпеть постоянные удары становилось совсем невмоготу, когда требовалась хоть небольшая передышка.
В воспоминаниях Дэрека я очень четко видела самого токсичного родителя во всех мирах. Ему будто мало было и заботы, и самопожертвования сына, и спасения от тюрьмы. Он ни в грош не ставил Дэрека и постоянно говорил гадости, пытался унизить. Старший Алистер словно не понимал, что Дэрек живет лишь мечтой об индивидуальном артефакте для отца и зависящей от этого собственной свободе. Дэрек, хороший сын и человек, то есть дракон, не мог бросить отца. А по мнению Корвина Алистера, сын был его личным рабом, по гроб жизни обязанным родителю всем.
Я знала, что Дэрек рассказал намного больше, чем собирался. Из-за поводка, из-за того, что мне удалось использовать эту связь именно так. Это я хотела, чтобы Дэрек поделился наболевшим, потому что так я видела поврежденные чувства и могла их лечить.
Не представляю, откуда пришло это знание, почему я так была уверена в терапевтическом эффекте, но считала аксиомой то, что помогала Дэреку. Помогала. И лучшим определением для этой помощи было слово «исцеление».
Вера слушала с сердечным участием и пьянящим похлеще любого вина пониманием. Дэрек сидел рядом с девушкой, сжимал ее руку, залежавшийся плед пах пылью, от выпитого совсем немного кружилась голова, у колдовского огонька вилась крупная ночная бабочка. Рассказ, непоследовательный, не отражающий хронологию событий и сбивчивый, приносил облегчение. С каждым ударом сердца дышать становилось все проще, словно кто-то разрезал тугие незримые ремни, стягивающие грудь. Последний раз Дэрек чувствовал себя почти так же хорошо на Острове, засыпая под целебные песни сам-андрун. «Почти так же хорошо», потому что чары островитянок были общими, одинаковыми для всех. А Вера… Вера как-то воздействовала лично на него, помогала открываться, избавляться от трудных мыслей и воспоминаний.
Это откровение потонуло в тумане слабости и сонливости. Приятная расслабленность, которой хотелось наслаждаться, тоже напомнила о месте восстановления запала. Исцеляющие мази и благовония, растирания и ванны так же погружали дракона в дремотную негу. Дэрек чувствовал, что язык начинает заплетаться, а подбор правильного слова требует все больше и больше времени. Он хотел попросить у Веры прощения за это, но, встретившись взглядом с сероглазой девушкой, прошептал:
— Ты удивительная. Я ещё ни с кем не испытывал подобного.
Она не ответила, только улыбнулась, а отклик ее эмоций был обворожительным. Дэрек знал, что его слова отразили мысли Веры, а еще ясно понял, что очень нравится ей. Чувству, озарившему душу мягким солнечным светом, Дэрек не нашел бы определения, даже если бы искал. Чуть крепче прижав к себе Веру, он просто наслаждался моментом.