Ученица Волхва

Глава 8. Бой при Раутаксе

Утро в Черноборе началось с тумана, густого и липкого, словно паутина старого болотного духа. Арина шла за Еремеем по тропе, едва видной среди корявых берёз и сосен-карликов. Ноги вязли в чёрной жиже, а воздух пропитался запахом гниющих листьев и железа. Еремей, опираясь на посох с мерцающими рунами, бормотал заклинания, отгоняя мошкару, что вилась над ними роем злобных точек.

— Раутакса, — произнёс он внезапно, останавливаясь у полузатопленного камня с выбитыми знаками. — Здесь когда-то жила чудь заволочская. Люди с кожей цвета болотной глины и волосами, сплетёнными в косы, как корни. Они носили плащи из рыбьей кожи и клыки медведей на шеях. Говорят, их глаза светились в темноте, как у сов.

Арина присмотрелась к камню. На нём виднелись грубые изображения: фигуры с луками, погоняющие странных существ — низкорослых, с огромными головами и тонкими руками.

— А это… чудь белоглазая? — спросила она, касаясь резьбы.

— Да, — Еремей кивнул. — Те, кому служила чудь заволочская. Белоглазые жили под землёй, в пещерах, где светились грибы. Их кожа была белой, как снег в полночь, а глаза… — он замолчал, будто подбирая слова. — Глаза без зрачков, как мёртвые озёра. Они умели шептаться с камнями и пить сны. Чудь заволочская приносила им дары — мясо, меха, а те взамен давали силу, которая превращала воду в лёд, а землю — в прах.

Тропа сузилась, и они вышли к болоту. Вода стояла неподвижная, покрытая зеленоватой плёнкой. Среди тростников торчали обломки деревянных свай — остатки мостков, построенных столетия назад. Арина наступила на камень, и он с глухим стуком ушёл под воду, оставив круги, которые медленно расползались, как трещины на стекле.

— Здесь был город, — Еремей указал на холм, поднимавшийся за болотом. Его вершину скрывали облака, а склоны поросли колючим можжевельником. — Раутакса. Место, где земля и подземелье встречались. Но однажды чудь белоглазая ушли глубже, а их слуги… — он провёл рукой по горлу. — Остались молить о возвращении. Безуспешно.

Они начали подъём. Камни под ногами Арины скользили, будто смазанные жиром. Воздух стал холоднее, и она услышала шепот — не ветра, а чего-то древнего, что пряталось в расщелинах. На полпути Еремей остановился, подняв руку. Между камнями лежал череп, неестественно вытянутый, с отверстием во лбу.

— Чудь заволочская, — прошептал он. — Они пробивали черепа умершим, чтобы духи не вернулись. Но иногда… — он обернулся, и Арина увидела, как тени за холмом сгустились. — Иногда это не помогало.

Когда они достигли вершины, солнце уже пряталось за тучами. Перед ними лежали руины: каменные плиты, поросшие мхом, обвалившиеся колодцы, из которых пахло сыростью и медью. Посредине возвышался алтарь — чёрный камень с углублениями, похожими на чаши. В них до сих пор сохранилась засохшая коричневая масса.

— Кровь, — сказал Еремей. — Они лили её, чтобы ублажить белоглазых. Но те всё равно ушли.

Арина подошла к краю холма. Внизу болото казалось живым — вода пузырилась, будто кипела, хотя была ледяной. Она наклонилась, чтобы разглядеть лучше, и в этот момент из глубины взметнулась рука. Бледная, распухшая, с длинными ногтями, покрытыми тиной. За ней показалась голова — лицо без глаз, с раздувшимися губами и волосами, слипшимися в чёрные пряди.

— Утопец! — крикнула Арина, отпрыгнув назад.

Еремей схватил её за руку, оттаскивая от края. Из воды поднялась вся фигура: тело, обмотанное водорослями, с рваными ранами на груди, из которых сочилась мутная жидкость. Утопец зашагал к холму, его ступни шлёпали по грязи, оставляя ямы, заполняющиеся водой.

— Беги! — проревел Еремей, толкая Арину к тропе. — Это не просто дух. Это страж!

Они спускались, спотыкаясь о камни, а за спиной нарастал гул — словно тысячи голосов шептали из-под земли. Арина обернулась. Утопец уже стоял на вершине холма, его безглазая голова повернулась в их сторону. Вода стекала с него ручьями, образуя на склоне чёрные потоки.

— Он зовёт других, — пробормотал Еремей, и в его голосе впервые прозвучал страх. — Раутакса не отпускает гостей.

Тропа исчезла, поглощённая болотом. Арина почувствовала, как под ногами земля дрожит, а из воды поднимаются новые тени — сгорбленные, с длинными руками и лицами, искажёнными вечной мукой.

Холм Раутаксы, окутанный туманом, теперь напоминал гигантский надгробный камень. И где-то в его глубине, в пещерах, куда не доходил свет, зашевелились те, чьи глаза были белыми, как смерть. Он дышал смертью. Утопцы, вылезая из чёрной воды, тянулись к Арине и Еремею, их распухшие пальцы скрипели, как гнилые ветви. Воздух звенел от их стонов — звуков, которые не принадлежали ни миру живых, ни царству мертвых.

— Бей в голову! — крикнул Еремей, его посох с рунами вспыхнул кровавым светом. — Они слабее там, где когда-то был разум!

Арина метнула заклятье — нити судьбы, сплетённые в огненный бич. Но стражи лишь замедлились, их мутная плоть затягивала ожоги, как болото засасывает камень. Один из утопцев, с лицом, наполовину содранным рыбами, схватил её за платье. Она вскрикнула, вырываясь, и тогда Еремей шагнул вперёд.

Старик выдохнул древнее слово, и его тело окуталось сиянием — жилы на руках вздулись, глаза стали белыми, как у чудь белоглазой. Его посох, вращаясь, рассекал воздух, оставляя за собой кровавые росчерки. Головы утопцев летели в грязь, но из ран вместо крови сочилась чёрная слизь, и тела продолжали ползти.

— Они не умирают! — закричала Арина, отступая к камням древнего алтаря.

— Они и не жили! — рявкнул Еремей, сокрушая посохом грудную клетку очередного стража. — Это куклы! Кто-то дергает нитки!

Внезапно воздух содрогнулся. Утопцы замерли, их рты распахнулись неестественно широко, и из глоток вырвалось зловонное дыхание — жёлтый туман, в котором заплясали тени умерших. Арина почувствовала, как кожа горит, а в лёгких вскипает яд.

— Покров! — застонал Еремей, падая на колено. Его сияние погасло, а из разреза на плече сочилась чёрная кровь.

Арина, стиснув зубы, вспомнила урок: «Макошь — богиня судьбы и защиты. Её покров — это ткань из звёзд и слёз земли». Она вцепилась в амулет на шее — высушенный цветок папоротника, обмотанный её собственными волосами.

— Макошь, закрой нас!

Воздух дрогнул, и над ними возникла полупрозрачная плёнка, мерцающая, как паутина в лунном свете. Ядовитый туман ударил в неё, зашипел, но не прошёл. Арина чувствовала, как сила покрова питается её страхом — и её надеждой.

— Долго не продержимся, — прохрипел Еремей, пытаясь подняться. Его рана пульсировала, и по жилам расползалась чёрная сеть — как корни ядовитого растения. — Кто-то вызвал их… до нас…

Внезапно из-за холма донёсся смех — высокий, визгливый, знакомый. На вершине, среди руин, мелькнула маленькая фигурка с крыльями летучей мыши. Анчутка. Он прыгал по камням, держа в руках кость, обёрнутую волосами.

— Это он! — Арина указала дрожащей рукой. — Он поднял их!

Анчутка склонился над алтарём, плюнул на чёрный камень, и утопцы взревели хором. Их атака удвоилась. Покров Макоши затрещал, как лёд под ногами.

— Беги… — Еремей упал на бок, сжимая посох. — Он хочет не нас… Он хочет…

Но договорить он не успел. Покров лопнул.

Воздух над алтарем Раутаксы содрогнулся, будто гигантский паук сплёл паутину из света и трещин. Вспышка магии вырвала из пустоты мальчишку — белокурый, с глазами, словно выбеленными солнцем. Его льняная рубаха, грубая и бесхитростная, сливалась с туманом.

— Pöly! — крикнул он, и слово, жёсткое, как удар топора, разорвало тишину.

Анчутка, только что глумливо и издевательски, смотревший на Еремея, взвыл. Его тело рассыпалось в чёрную пыль, а кость, которую он держал, упала на камень с глухим стуком. Портал за спиной мальчишки захлопнулся, оставив в воздухе запах гари и металла.

— Кто ты? — прошептала Арина, всё ещё прижимая к груди треснувший оберег.

Мальчишка не ответил. Вместо этого он приложил ладонь к алтарю. Камень застонал, как живой, и откололся — огромная глыба сжалась в его руке, превратившись в палицу. Его тело вытянулось, кости хрустнули, и перед ними стоял уже не ребёнок, а воин ростом с медведя, с лицом, иссечённым шрамами.

— Minä olen Toivo Lempoklaanista, — прорычал он, и язык звучал странно — словно шелест листьев под ледяным ветром.

Еремей, окровавленный, но всё ещё держащий посох, поднял руку. Руны на его запястьях вспыхнули.

— Говори так, чтобы мы понимали, пришелец.

Свет рун окутал Тойво. Он моргнул, и в его белых глазах мелькнуло удивление.

— Я — Тойво из семьи Лемпоклаани, — теперь его слова звучали по-русски, но с хриплым акцентом. — Те, кто преследует меня, стёрли мой народ в прах. Они хотели меня казнить… но я нашёл дыру между мирами.

Он размахнулся каменной палицей. Удар снёс трёх утопцев, их тела разлетелись в гнилой мякоти. Без анчутки стражи слабели — их движения стали вялыми, а раны перестали затягиваться.

— Ваши враги — мои враги, — Тойво бросил взгляд на Еремея, потом на Арину. — Но здесь я вижу следы клана Халоненов. Они всегда жаждали крови чужих земель.

Еремей, опираясь на посох, встал. Чёрная сеть на его плече пульсировала, но руны сдерживали яд.

— Расскажешь позже. Сейчас — добей их.

Тойво кивнул. Его палица взметнулась вверх, и земля под ногами утопцев превратилась в трясину. Они погружались, захлёбываясь собственными стонами, а он шагал по ним, как по мосту.

Когда последний утопец исчез в болоте, Тойво сжался обратно в мальчишку. Его льняная одежда была цела, но глаза горели усталой яростью.

— Мой клан мёртв, — сказал он тихо. — Но Халонены не остановятся. Они ищут ключи к вашему миру. Этот холм… — он пнул алтарь, — был их воротами.

Арина подошла к Еремею. Старик дышал тяжело, но живой.

— Ты останешься? — спросила она Тойво.

Тот посмотрел на восток, где небо начинало сереть.

— Да. Пока не отомщу, и мне нужны нормальное оружие и доспехи. Палица барахло на время боя. Вы покажете мне свой дом?

Ветер принёс запах гари — не из болота, а откуда-то издалека. Тойво нахмурился. Где-то на востоке за пределами заповедных лесов уже горели новые огни.

Болото встретило их молчанием. Туман, словно призраки погибших воинов, висел над трясиной, а корни деревьев цеплялись за ноги, будто пытаясь удержать. Арина шла первой, раздвигая тростник посохом, который одолжил у Еремея. За её спиной Тойво нёс старика, чьё дыхание было прерывистым, но ровным — магия чуди замедлила яд, но не изгнала его.

— Стой, — Арина опустилась на колено у полузатопленного бревна. — Ему нужен отдых.

Тойво аккуратно посадил Еремея на сухой участок земли. Его белые глаза скользнули по босым ногам, покрытым грязью и царапинами.

— Ты тоже, — сказала Арина, доставая из мешочка кусок дубленой кожи и нож. — Дай мне твою стопу.

Мальчишка-великан удивлённо поднял бровь, но протянул ногу. Арина, шепча заклинание, принялась резать кожу. Нити судьбы, подхваченные её пальцами, сплели подобие сапог — грубых, но прочных.

— Kiitos, — пробормотал Тойво, когда она закончила. — Спасибо.**

Еремей, прислонившись к дереву, наблюдал за ними. Его рана, обёрнутая мхом и корнями по рецепту Тойво, пульсировала тупой болью.

— Расскажи, — потребовал старик. — Твой мир… он похож на наш?

Тойво сел на корточки, его пальцы водили по воде, оставляя светящиеся круги.

— Был похож, — начал он. — Реки, леса, города из камня, что касались облаков. Мы звали их taivaanlaivat — корабли неба. Но война… — он сжал кулак, и круги погасли. — Кланы Халоненов, Лемпоклаани, Виртаненов — все хотели власти. Создали оружие, которое пожирало саму землю. Теперь наш мир — сеть пещер, где мы прячемся друг от друга. А на поверхности — только земли зараженные магией, да ветер, который воет, как голодный зверь.

Арина присела рядом, слушая. Её мысли метались между ужасом и сочувствием.

— А почему вы ушли с Земли? — спросила она.

— Не ушли. Бежали, — поправил Тойво. — Много веков назад. Наши предки были частью вашего мира, строили здесь свои города, но их ненависть друг к другу стала сильнее разума. Они открыли порталы, чтобы сражаться в иных реальностях, думая, что там больше места для войны. Но везде… — он махнул рукой, — …везде они находили только смерть.

Еремей закашлялся, чёрная жила на шее вздулась. Тойво положил ладонь ему на грудь, и под кожей засветились тонкие нити — голубые, как лёд.

— Твой яд… он древний, — прошептал чудь. — Халонены метят так своих жертв. Но я замедлил его. Найдём противоядие в твоей деревне.

Они двинулись дальше, обходя зыбучие пески. Тойво шёл босиком, но новые сапоги Арины защищали его от острых камней. По пути он рассказывал о подземных городах — лабиринтах из кристаллов, где светились грибы-фонари, о реках расплавленного кварца, о том, как дети его клана учились слышать голоса камней.

— А теперь только я, — закончил он, когда вдали показались частоколы Чернобора. — Последний из Лемпоклаани.

Еремей остановился, опираясь на посох. Его лицо, серое от боли, вдруг исказила усмешка.

— Добро пожаловать в последний оплот, — сказал он. — Здесь тоже любят воевать с тенями прошлого.

Арина посмотрела на Тойво. В его белых глазах отразились огни деревни — крошечные, как звёзды в колодце. Она поняла: он не нашёл покоя. И Чернобор, приютивший беглецов и изгоев, стал для него лишь новой передышкой перед бурей.

У ворот их встретил дворовой. Он ухмыльнулся, кидая камень в туман, и пропустил их внутрь.

— Завтра, — сказал Еремей, глядя на тёмные окна своей избы, — мы начнём охоту за противоядием. А потом…

Он не договорил. Где-то за рекой, в чёрном боре, завыл ветер — словно эхо из мира, где война никогда не кончается.