Убийство Принца Оборотня

ГЛАВА 12

Я свернулась калачиком перед камином и задремала, смахивая слезы, позволяя дружеской болтовне убаюкать меня. Я проснулась от того, что на меня накинули мягкое одеяло, а на камине стояла дымящаяся чашка чая с медом.

— Я просто оставлю это здесь, — объявила Селестин. — Я могу забыть об этом. Было бы обидно, если бы какое-нибудь маленькое создание выпило это, пока я не смотрела. — Раздался взрыв смеха, прежде чем разговор продолжился.

— Такая очаровательная вещица, — сказал кто-то еще.

Я вытерла глаза одеялом, высохшие слезы царапали мою кожу, и села достаточно, чтобы сделать хороший глоток чая.

Чашка. Настоящая чашка. Никогда не думала, что буду так рада держать ее в руках. Мед и лимон покрыли мой язык, сладко-острые и восхитительные.

День подходил к концу, и они заменили чай и кофе на алкоголь, хотя по-прежнему наливали его из чайников. Селестин оставила мне немного на дне чашки, но упомянула, что это может быть немного крепковато для человеческого телосложения.

Насыщенный пурпурно-черный с мерцающими в глубине золотыми вкраплениями. У него был вкус позднего лета, как первый поцелуй с липкими пальцами и губами, окрашенными ежевикой. Другой напиток был бледно-золотистого цвета, похожий на белое вино, но приправленный нежными цветами бузины, весенним ароматом и легкой ноткой ванили.

Под влиянием алкоголя их болтовня перешла на любовников-неудачников и забавные истории о поистине катастрофических связях. Интересно, что мужчины-фейри ежемесячно принимали настойку, чтобы предотвратить нежелательную беременность. Нет необходимости в профилактическом чае, который я принимала всю свою сознательную жизнь.

Что, казалось, делало фейри намного свободнее в сексе, чем люди… и смелее. Как освежающе.

Я поймала себя на том, что хихикаю, и не раз наклонялась вперед, собираясь продолжить разговор, прежде чем вспомнила, где нахожусь.

Меня посетила идея, становившаяся сильнее с каждым разом, когда я собиралась присоединиться. Возможно, я ошиблась. Возможно, принца разозлило бы больше, если бы я поговорила со всеми, кроме него.

Поэтому, когда Аня искоса посмотрела на меня и вслух поинтересовалась, девственница ли я, я ответила. Селестин выпрямилась, а я рассмеялась и сказала:

— Ни в коем случае.

И вот так я заканчивала тем, что мне снова и снова подливали в чашку, пока я рассказывала комнате, полной фейри, о мужчинах и женщинах, которые у меня были. Комната кружилась к тому времени, как я добралась до герцога, которому нравилось смотреть, как я трахаю его жену, но он не позволял мне прикоснуться к нему.

— Я и понятия не имела, что люди такие интересные. — Эсса уставились на меня широко раскрытыми ярко-зелеными глазами. Последние полчаса они не прикасались к чашке, которую держали в руках. — Я всегда думала, что Альбион ужасно красивый… правильный.

— Так и есть. — Я пожала плечами, пролив ежевичное вино на платье. — Но когда ты в артистической труппе, обычные правила не действуют.

Аня выпрямилась с лукавой улыбкой на губах.

— Это напоминает мне о том времени, когда у меня были близнецы.

Эсса склонили головы набок.

— Я не знала, что у тебя есть дети.

— Не похоже на это. — И она рассказала нам, как театральная труппа посетила поместье ее родителей, когда она еще жила с ними, и среди них была пара великолепных близнецов. У меня никогда не было двух мужчин одновременно, и, думаю, у меня чуть глаза не вылезли из орбит, когда она рассказала нам, как они трахали ее одновременно.

Когда солнце за окном село, гости разошлись, и я свернулась калачиком на своем коврике, вполуха прислушиваясь к разговорам оставшихся.

— Маленькая птичка, сюда. Ко мне. — Глубокий голос прорвался сквозь теплый кокон, в котором я потерялась.

В замешательстве я моргнула и заставила себя выпрямиться. Осталась только Селестин, и чашки были убраны.

Принц стоял в дверном проеме, указывая на пол перед своими ногами. Его глаза впились в меня, отблеск вызова вызвал дрожь у меня по спине.

Он звал меня как собаку. И он знал, что я это понимаю.

Предполагалось, что я откажусь прийти, может быть, скажу что-то вроде

— Я не собака, ты же знаешь. — Тогда он подойдет сюда и вытащит меня за руку.

Я хочу сломать тебя.

Но я бы не стала ломаться. Я бы победила его в его же игре.

Поэтому я улыбнулась, поднялась на ноги и направилась к нему, не обращая внимания на то, как кружится комната.

Его губы сжались. Брови опустились.

Я испортила ему веселье. Моя улыбка стала шире, и в этот момент я скучала по своим острым клыкам. Они нарисовали бы идеально порочную картину, соответствующую моему идеально порочному удовольствию.

Он вздернул подбородок.

— На четвереньки.

Селестин коротко вздохнула.

— Это действительно не…?

— Руки и колени. — Он выговаривал слова так, словно получал удовольствие от того, что нарушал их там, где не мог сломать меня.

Я опустилась на колени и не спеша подползла к нему, как будто наслаждалась каждой минутой. И когда я увидела, как от этого раздуваются его ноздри, я сделала.

Когда я добралась до его ног, я посмотрела на него широко раскрытыми и невинными глазами, как будто не понимала, насколько сильно я его разозлила.

Его раздражение сквозило в напряженных мышцах, ровной линии рта, сжатых в кулаки руках.

— Спасибо, Селестин. — Он склонил к ней голову, прежде чем распахнуть дверь. — Вставай — я не собираюсь ждать, пока ты доползешь до моих покоев.

О, нет. Он хотел, чтобы я стояла на четвереньках, и так я и останусь. Назови это злонамеренным послушанием.

Я вылезла вслед за ним и через плечо улыбнулся Селестине. Она помахала и прикрыла ухмылку рукой.

Принц сделал несколько шагов, затем остановился и развернулся.

— Какого хрена ты…? — Он фыркнул. — Я сказал, вставай.

Я продолжала ползти.

В тишине его блестящие черные ботинки вторглись в мое пространство, и прежде чем я успела поднять взгляд, чья-то рука обхватила меня за талию и подняла на ноги. Я не смогла удержаться от визга и возненавидела себя за это.

Особенно когда я приземлилась у него на плече и обнаружила, что он оглядывается на меня с ухмылкой. Этого тихого, жалкого звука протеста было достаточно, чтобы доставить ему удовольствие. Это не был звук того, как я ломаюсь, но для него это был звук образующейся трещины.

Я стиснула челюсти, чтобы не издавать никаких других звуков, которые могла бы издавать, когда он шагал по коридору, обхватив рукой мое бедро.

— От тебя разит ежевичным вином. Чем еще она тебя угощала?

Подперев щеку рукой, я смотрела туда, откуда мы пришли, и отказывалась отвечать.

Его резкий выдох заставил меня почувствовать себя немного лучше.

Он задал мне еще несколько вопросов по дороге в свои покои, и я хранила молчание. Когда мы приехали, он разделся, повернувшись ко мне спиной, как будто не мог смотреть на меня.

Это меня идеально устроило.

Я одернула платье, отметив отсутствие фиолетовых пятен, хотя я определенно пролила свой напиток. Селестин, должно быть, использовала свою магию, чтобы почистить его. Несмотря на дремоту, мои конечности все еще казались тяжелыми и нечеткими, и я была рада заползти под одеяло в изножье кровати.

— Нет. Не сегодня. — Он по-прежнему стоял ко мне спиной. Его мышцы были напряжены, плечи расправлены. — Ты вызвала мое неудовольствие, поэтому будешь спать на полу. Кровать — это привилегия на тот случай, если ты хорошо себя ведешь.

Делить с ним постель было привилегией? Я фыркнула. Пусть он гадает, над чем я смеялась — это мучило бы его больше, чем любые слова. Я схватила свое одеяло и устроилась поудобнее перед камином.

Вместо образов его смерти, ожидающих за моими веками, я увидела Зиннию. Длинные каштановые волосы. Такие же глаза. Небольшая шишка на ее носу, куда она упала, изучая шелк. Едва заметный шрам на подбородке от той же аварии. Это был самый четкий шрам, который я видела у нее за долгое, долгое время.

Я убью его ради тебя. Я заставлю его страдать.

Но она покачала головой и растворилась в темноте, оставив меня одну.

Лучшая часть двух недель проходила по аналогичному циклу. Я следила за ним весь день, служа и повинуясь со злобным энтузиазмом. Он злился и оставлял меня с Селестиной на следующий день. Я следила за ним весь день…

Так продолжалось до утра бала, о котором упоминали друзья Селестины, когда он проснулся в отличном настроении, несмотря на то, как сильно я разозлила его накануне.

Это взвинтило мои нервы, и я чуть не упала со стойки на руках.

Сидя в кровати и наблюдая, как я, раскачиваясь, выполняю упражнения, он улыбнулся. При этом показалось слишком много зубов, ярко выделяющихся на фоне его золотистой кожи.

— Возможно, тебе стоит пропустить сегодня свою тренировку, маленькая птичка. Тебе понадобятся силы. — С этими словами он вскочил с кровати и исчез в ванной.

Мне показалось, что я слышала, как он поет из душа.

Он больше ничего не сказал о том, почему мне нужно беречь силы, а я отказалась спрашивать. Однако я сократила свои упражнения, просто на всякий случай.

Он выбрал мне наряд, как и каждое утро. Сегодня бледно-зеленый, но без духов. Это было странно. Я посмотрела на набор флаконов на туалетном столике, пытаясь напомнить ему. Он взглянул на них, но не выбрал ни одного. Из украшений он выбрал мой ошейник и пару подходящих браслетов на ногах, которые почему-то напомнили мне наручники. Они совсем не походили на наручники. Просто я впустила этого ублюдка в свою голову.

Я проклинала себя и последовала за ним, когда он поманил меня, чувствуя стеснение в животе.

Что, черт возьми, он планировал?