— Что, Мишаня, — хлопнула меня по плечу ехидно скалящаяся Рита. — И в третий раз ты от Дара по щам получил? Не помогли все твои иксмэнские фишки!
— Ну, так то воин! Он всю жизнь драться учился. Тем более десятник. Четыре войны прошел, — развел руками я, признавая, что она права.
— Но держался ты и правда хорошо, — решила утешить меня она.
— Ну так! И мы не пальцем деланные. Могём кое-что.
— Не могём, а могем, — засмеялась Ритка. — В «стенке» сегодня стоять будешь?
— Нет, пожалуй, — демонстративно пощупал я нижнюю челюсть. — Думаю, моей роже на сегодня хватит. Да и деревенские — не дружинные, ну как задену кого в пылу?
— Ну да, если ты со всей своей силушки приложишься, то только хоронить и останется, — согласилась девушка. — Но, да не об этом я поговорить хотела.
— А о чем тогда? — удивленно приподнял брови.
— Что у вас с Ларой? — ввела меня в ступор вопросом она.
— Ничего, — туповато ответил я.
— То есть как это «ничего»? — возмутилась она. — Вы ж целые ночи проводите вместе! Она тебе обеды таскает, значит, а ты «ничего»?!! Ну ты и сволочь, Михан!
— Ей просто со мной интересно, — начал оправдываться я, хоть и прекрасно понимал, что звучит это до неприличия жалко и неубедительно.
— «Интересно»? Так это теперь называется?! А когда она залетит от тебя, это будет называться «занимательно», так по-твоему? — все сильнее заводилась она, не переходя, впрочем, пока на мат.
— Не залетит, — начал немного сердиться уже я. — Да и какое в конце концов твое дело, что с ней у нас? Как это тебя вообще касается?
— Прерванный акт — ненадежный метод контрацепции! — наставительно сказала она. — И меня это касается!
— Каким же образом?
— Самым прямым! Мы ведь вместе в этот мир попали, вместе прошлый раз из него выбрались… Что случится, если в этот раз… не вместе? — уже без крика и без вызова, отвернув голову в сторону, проговорила она, все понижая и понижая голос.
— Не знаю, что случится, — остыл и я. — Да и в прошлый раз мы не совсем вместе отбыли. Ты домой, а я еще лет на двадцать завис…
— На сколько-сколько лет?!!! — уцепилась за мою оговорку она. Блин, спалился. Гадство. Старательно же избегал любых упоминаний о сроках и возрасте. Гадство!
— Забудь, — попытался отмахнуться я. Прямо врать не хотелось. Видимо эта привычка уже прочно укоренилась в моей натуре.
— Нет уж, нет уж! Начал говорить, договаривай! Это и сколько же тебе сейчас лет?! — уцепилась левой рукой за отвороты моей куртки Рита.
— Много, — отвернулся в сторону я.
— «Много» — это сколько? — не унималась она.
— Больше пятидесяти, — неохотно признался я, максимально занизив свой возраст без прямой лжи.
— Пятидесяти? ПЯТИДЕСЯТИ?!!! Ты сказал ПЯТИДЕСЯТИ?!!! — закричала она на меня.
— Пятидесяти, — неохотно согласился я.
— Я не хочу торчать тут пятьдесят лет!!! Я не готова провести всю свою молодость в деревне!!! Ты так спокоен… Почему ты так спокоен?!!! Как ты можешь быть так спокоен?!! — уже натурально трясла меня за грудки она.
— А ты можешь как-то повлиять на это? Можешь что-то изменить? — задал я обламывающий вопрос.
— Нет… — скисла Рита. — Но надо же что-то делать! Пятьдесят лет! Это же я древней старухой домой вернусь! Кстати! — мгновенно застыла она, пораженная новой внезапной мыслью. — Если тебе больше пятидесяти, то почему ты так молодо выглядишь? — я промолчал, но поднял правую руку и щелкнул когтем. Она замерла, как загипнотизированная уставясь на него остановившимся взглядом.
Я щелчком вернул коготь на место в руку. Рита потрясла головой, словно прогоняя наваждение.
— То есть все же регенерация? — упавшим голосом спросила она. Но вопроса в ее вопросе было совсем чуть. Это было гораздо больше утверждение, чем вопрос.
— Да, — коротко ответил я.
— И ты не стареешь? — с той же интонацией произнесла она. Я повертел головой, жестом отрицания подтверждая ее правоту.
Рита грязно выругалась, отпуская мою одежду.
— И что мне делать? — опустошенно опустилась на корточки рядом со мной она. — Я-то не иксмэнка. Для меня пятьдесят лет — это вся жизнь.
— Главное не терять надежду, — опустился рядом с ней я и погладил ее по голове. — Да и старость… Не такая уж проблема.
— В каком это смысле? — удивленно вскинула глаза на меня она.
— Лара может продлевать и даже возвращать молодость. Если ты попросишь, то не думаю, что она будет так уж против помочь тебе.
— Молодильные яблоки… — округлив глаза, прошептала Рита.
— И они в том числе, — кивнул я. — Так что просто живи и получай удовольствие. Не забивай себе голову дурацкими выдуманными проблемами. Вернемся мы с тобой по домам. Причем, там не успеет и минуты пройти за то время, что нас не будет. Проверено. Многократно.
— Твоими устами, да мед бы пить, — я даже улыбнулся от того, насколько точно в цель попала поговорка. Рита быстрыми движениями вытерла глаза и подняла голову. Причем в ее взгляде снова светилась хитринка. — Так что у вас с Ларой за отношения? Что значит твое «ничего»? Или ты из тех, что «секс не повод для знакомства»?
— То и значит, что ничего. И я именно про секс. Нет его у нас и не было. Так что можешь пораспридумывать все что ты там себе напридумывала, — устало ответил я, поднимаясь с корточек. — А если так уж интересно, то взяла бы, да сама у нее спросила. Все равно ведь сегодня полдня вместе гуляли по ярмарке.
— Потому и спрашиваю у тебя, что она молчит на все вопросы о тебе и только загадочно улыбается.
— Настоящая женщина, — довольно и с уважением заметил я. — Не кричит, не скандалит, мозги не пилит — молчит и улыбается! Прелесть!
— Так и женился бы тогда, чего голову девке морочишь? — с оттенком праведного возмущения заявила мне эта пигалица.
От вида ее серьезности и категоричности, мне стало смешно. Особенно от того, про что именно она с таким видом говорит.
Я рассмеялся и, махнув рукой на всяческие объяснения, просто ушел обратно к дружинникам — там как раз закончилась беготня добровольцев и начинались испытания в круге.
На ярмарке я купил меч.
Вот просто не смог удержаться от этой бесполезной покупки. Сам не знаю, зачем он мне, но само его отсутствие воспринималось, словно отсутствие важной части тела. Причем, я не понимал этого, пока не увидел лавку кузнеца на этой ярмарке, пока не взял в руки приглянувшийся клинок, пока не ощутил его тяжесть, его баланс…
Нет, естественно, на легендарный или хотя бы редкий, он не тянул. Просто добротный прямой одноручный меч из хорошего железа. Не лишенный массы недостатков, не избавленный от ржавления, даже не стальной. Но это было оружие.
Я, оказывается, слишком привык владеть оружием. И не просто уметь им пользоваться в совершенстве или около того, а именно владеть им. Владеть, значит иметь его, обладать им. Иметь возможность достать его в любой момент.
Нож, конечно же тоже оружие. И тысячу раз будет заблуждаться тот, кто скажет, что менее смертоносное или сильное, чем меч. Вообще нет даже такого понятия, как «сила» оружия. Но… Всегда это «но».
Я владею практически любым колюще-режуще-дробящим и даже стреляющим (пусть и не в совершенстве, но на весьма приличном уровне) оружием. Причем, из всего представимого арсенала, самым эффективным, точным и разрушительным по праву считаю собственное тело. Но все равно, без меча и ножа чувствую себя голым. Странно это. Но уж как есть.
Так вот, на этой ярмарке я купил себе меч. Потратил на него три четверти своего заработка. Чувствовал себя идиотом, пряча его в мешковину на дно телеги Апанаса. Но иррационально счастливым идиотом.
Дару я на память подарил ремень, такой же, как свой, тоже собственными руками изготовленный. Он отдарился боевым топориком.
Дело происходило в окружении одних только дружинников, без досужих посторонних глаз, так что я даже опробовал подарок, показав мужикам боевой танец с топориком в одной руке и мечом в другой. Откуда я его знаю? Да все оттуда же, от одного из знакомых Акисато, забавного лысого усача — Мастера Иннокентия Семеновича Забудько, которого все звали просто Кешей, родом с аналога Украины того мира, потомственного казака, практикующего Боевой Гопак и двуручный сабельный бой.
Меч, конечно, не шашка и даже не сабля, но в умелых руках, да когда душа просит… Короче, мужикам понравилось. Пришлось задержаться научить паре движений и ухваток, но зато было весело.
Вернувшись в Сеньевку, я вплотную насел на кузнеца, пытая и выпытывая его секреты, ухватки, приемы и подходы. Дядька Семан сперва дичился. Потом хмурился и дергался, когда я заготовки из углей голыми руками тягал (та пряжка была первой, но не последней), потом попривык, да и успокоился.
Стеклодувную мастерскую я также не спешил забрасывать, с удовольствием выдувая различные формы из такого податливого и послушного, радугой в руках переливающегося стекла. Ну, и листовое стекло для нужд деревни не забывали.
И вот как-то раз, по первому устоявшемуся снегу, когда дороги стали вновь проходимыми после осенней распутицы прибыли в Сеньевку странные гости.
Десять укутанных в черное всадников, позвякивающих восточными саблями у седел, на дорогих восточных же скакунах. Прибыли в деревню они под вечер и сразу к старосте. Беседовал с Апанасом только старший из этой десятки. Остальные даже не покинули седел. И искали они стеклодува невысокого роста восточной внешности с особой приметой — недостающим кусочком уха.
Дружина далеко, а эти десятеро вот они. И сразу видно, что воины, даже более того — убийцы. Трудный выбор. Не хотел бы я когда-либо попасть на место Апанаса, оказавшись перед таким выбором: с одной стороны деревня с малыми детьми, бабами, стариками, с другой стороны один пришлый мужичок с непонятным прошлым. И десять профессиональных убийц, способных вырезать половину деревни, а то и всю ее в считанные часы, ведь не воины живут здесь, а крестьяне и ремесленники.
Только я не видел всего этого. Я был у Айнара в мастерской, работал над стеклянным цветком, попыткой номер одиннадцать — была у меня в то время такая идея, требующая воплощения.
Я видел, как прибежал с заднего входа внучок Апанасов — Данилка. Как он что-то быстро и горячо прошептал ему на ухо, как быстро после этого скрылся. А Айнар после этого сообщения словно погас. Он сел на табуретку, откинулся спиной на стену и прикрыл глаза, устало и обреченно.
Я же был занят и не обратил на это особого внимания, пока, минут через десять, дверь не распахнулась. Вошел человек в черном с оголенной саблей в руке и нагло двинулся к Айнару. Вот только путь его пролегал через меня. И этот нахал не нашел ничего умнее, чем отмахнуться от меня своей саблей, как от досадной незначительной помехи. В меня он естественно не попал, но выбил из рук уже почти готовую розу, над которой я корпел уже больше четырех ночей! Выбил.
Роза медленно, для моего восприятия медленно, пролетела к полу и разбилась на сотни блестящих осколков.
Мужик в черном летел хорошо. Думаю, что никак не меньше двадцати метров, окончив свой путь в кустах далеко за оградой Айнарова участка.
Следом, почти повторив его траекторию, пролетела сабля.
Лишь после этого из мастерской вышел я.
Восемь этих «чернышей» были хороши. Они двигались очень быстро, быстрее чем способен простой человек, умело действовали в группе, качественно окружали, слаженно нападали, помогая друг другу, показывали великолепную выучку профессиональных убийц, использовали разнообразные метательные звездочки, ножи, дротики, цепочки с лезвиями… Но я был зол. Так что неудосужился насладиться красотой боя, о чем после сожалел.
Все кончилось быстро. Для меня посреди двора Айнара, для них — в тех же кустах, куда улетел первый.
Дальше… Дальше на сцену вышел десятый, ранее в общей потехе участия не принимавший. Точнее не принимавшая.
Это была женщина. Стройная, гибкая, грациозная, словно опаснейший из хищников. Она была уверена в себе. Настолько уверена, что я даже невольно засомневался на какое-то мгновение, справлюсь ли с ней.
И она действительно была хороша: сверхчеловечески быстрая, ловкая, гибкая, сильная и жесткая, как стальная пружина… Я бы сравнил ее с бароном из демонов Инферно. Вот только магией она не пользовалась. Только запредельные параметры тела и боевое мастерство. Только хардкор!
Меня бы времен Ильниссы она на ремни порезала. Убить бы естественно не смогла, но было бы мне очень и очень больно.
Вот только Ильнисса была ангелову уйму столетий назад. Столетий непрекращающегося боя с целым миром.
Сложнее всего было ее не убить.
В какой-то момент боя с нее слетел головной убор вместе с той тряпкой, что закрывала лицо и я с интересом стал рассматривать открывшееся.
Женщина была красива. Не ослепительно, не потрясающе, но все же. Симпатичной ее тоже назвать будет неправильно. Не подходит под это слово она. Но вот слово «красива» описывает ее достаточно точно. Черные, как смоль волосы, восточный разрез глаз, смуглая кожа, пронзительные черные глаза…
Правда, любоваться собой она мне времени не оставила, снова бросившись в атаку с яростью дикой кошки.
Мне надоело играться с ней. Не то настроение, чтобы затягивать бой и упиваться процессом. Резкий встречный удар ноги на противоходе, прямо в рукоять сабли, зажатую в руке. Но удар не чистый, а скорее даже толчок. Нога проминает сопротивление руки держащей саблю, прижимает ее к телу и передает ему импульс обратный тому импульсу, что у него был первоначально. Причем импульс был передан в верхнюю часть корпуса, так, чтобы первоначальный сохранился в нижней… Все это долго описывать. На самом же деле все очень быстро: ее прыжок, мой «широкий шаг» и она лежит на земле под моей ногой, прижимающей ее же руку с ее же саблей к ее же горлу. Причем острой частью лезвия к коже. Немного усилить нажим и эта бестия сама себя зарежет.
А еще у меня в руках две сабли оставшиеся от ее подручных.
Я немного наклонился, чтобы поближе рассмотреть свою пленницу. Со стороны это выглядело, будто собираюсь ее заколоть тем оружием, что у меня в руках.
— Стой! — внезапно бросился ко мне Айнар и вцепился в руки, держащие клинки. — Не надо, Миша!! Не убивай ее! Нет!
— Почему? — задал я идиотский вопрос, поскольку был слишком удивлен его поведением для чего-то умного. Так-то я и близко ее убивать не собирался. Во-первых, потому что людей не убиваю. Во-вторых — это же женщина! Я поднял на нее руку, вообще только лишь защищаясь. Я приложил титанические усилия чтобы не нанести ей даже царапинки, при том, что она всерьез пыталась меня убить. Даже последний прием с толчком ноги в грудь был не нападением, а разновидностью защиты, ведь он не сработал бы, не набери она достаточный импульс в мою сторону.
Я защищался. Причем максимально мягко. А тут: «не убивай»… Я растерялся.
— Пощади ее, Миша-джян! — взмолился Айнар, вновь используя смешной постфикс после моего имени, что принят на местном востоке.
— Зачем? Она же хотела нас убить? — все еще не понимал, чего же он от меня хочет.
— Подари ее жизнь мне, раз уж решил наказать, но не убивай! Молю тебя! — преданно, чуть не по-собачьи заглядывал мне в лицо он.
— Ты ее знаешь, что ли? — начало понемногу доходить до меня. Да — туплю. Но в данном случае простительно, учитывая насколько меня разозлил тот первый гад, что разбил мою розу. Не будь тех лет практики йоги и медитации на Драконьем Озере, я разорвал бы его в клочья, как и всех остальных, а не просто побросал в кусты. Но на это были брошены огромные ресурсы моего разума. На то, чтобы справиться с собой. Так что я тупил. Жестко. И закономерно.
— Знаю-знаю, — быстро закивал он.
— А не кинется она, если пощажу? Отпущу ее, а она нас потом ночью прирежет? — засомневался я.
— Нет-нет! Что ты, Миша-джян! Айнигюль не нарушит слова!
— А она его даст? — с сомнением посмотрел я на хмурое, как грозовое небо, лицо девушки, лежащей под моей ногой.
— Пожалуйста! Очень тебя прошу, Миша-джян, — снова взмолился Айнар.
— Ладно, — вздохнул я, втыкая сабли в землю по обеим сторонам от тела пленницы. — Делай с ней что хочешь, Айнар. Но, если она или те недобитки, что в кустах валяются, бедокурить начнут в деревне, ты первый по шее получишь. Понял? — он быстро-быстро закивал, соглашаясь, со всем соглашаясь, вообще со всем соглашаясь, что бы я не сказал. Даже как-то немного противно стало от такого его поведения. Не люблю, когда унижаются. Особенно, когда унижаются передо мной.
Я убрал ногу с руки женщины и пошел к дому Апанаса. Настроения начинать работу заново сегодня уже не было. Айнар же кинулся помогать ей подняться, что-то с жаром втолковывая на своем наречии. Она продолжала хмуриться.