Убийца Богов

Глава 40

После той ночи кошмары меня не оставили. Наивно было бы полагать, что оставят. Они стали разнообразнее. Вернулись многие старые, казалось забытые, такие как пентаграммы Прорыва, подземелья полные упырей, падение Стены под напором хаосоподобного нечто, полчища тварей, прорывающиеся внутрь замка Руан, орды демонов, горящая кожа, взрывающийся в руках камень, обваливающийся потолок подземной реки, автоматические пулеметы железного зала, безжалостный меч дочери Акисато, Солос…

Кошмары приходили, но я хотя бы больше не боялся закрывать глаза. Правда почти каждый раз просыпался по ночам с криками и выщелкнутым когтем, поэтому спать ложился не дома у Апанаса, а под дубом на опушке леса, на краю своего участка.

С теплицей дело продвигалось, хоть и гораздо медленнее, чем в начале, ведь процесс изготовления листового стекла был не быстрым, да еще и помочь его наладить Айнару надо. Заодно и кое-каким премудростям у него учился. А самое главное: запоминал как с нуля стеклодувную мастерскую построить. Это было интересно. Это было увлекательно.

Ладора продолжала приходить. В обеденный час днем, принося скромную снедь, и по вечерам на опушку леса к моему участку. Больше дразнить она меня не пыталась.

Несколько раз она предлагала снова поспать у нее на коленях. Я не отказывался, но уснуть не мог — слишком боялся, что пробудившись после очередного кошмара, увижу ее насаженной на мой коготь… Как Росомаха увидел Руш. И нет у меня уверенности, что Ладора сможет исцелиться после такого, как смогла Руш.

Просто расслабленно лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь спокойствием и теплом ее тела. Правда меньше чем через час она заваливалась на бок, теряя сознание.

Приходила в себя она также, как и в самый первый раз, со стоном, выгибаясь всем своим телом, скребя пальцами по земле. Но довольная полуулыбка, играющая потом на ее губах, немного сбивала с толку — она, что, мазохистка что ли?

Рита… С ней было сложно. Она молчала.

Нет, она, конечно же разговаривала и с другими, и со мной, но той информации, что получила тем вечером, не обсуждала и даже не касалась. Однако по глазам, по взглядам, бросаемым ей на меня, было видно, что она думает об этом. Обдумывает. В голове ее формируются какие-то мысли на этот счет. Что-то варится в этом котелке, и когда наконец перекипит и полезет прорываться наружу, что именно это будет, я даже предположить не берусь.

А время шло.

Закончилась весна, к середине подходило лето. Дни были длинные, а ночи совсем короткие. Мне было хорошо здесь. Спокойно. Несложная и физически не тяжелая работа (для меня не тяжелая) на свежем воздухе, добрые, хорошие, приветливые люди вокруг, красивейшие места, возможность заниматься любимыми делами (такими как резьба по дереву, плотницкое дело, проектирование и воплощение в жизнь интересных мыслей). Кстати, грибная ферма уже работала и давала первые «урожаи».

Местные посмотрели, по-удивлялись, но… В лесу же деревня-то расположена — тут шампиньон и за гриб-то не считают. Так что больших восторгов не было. Скорее уж как на забавную диковинку посмотрели и только. А теплица еще и на половину остеклена не была, хотя рассаду я в ней еще весной высадил. С семенами Ладора помогла.

Не так рано посадил, как привычно в теплицах сажают, а скорее как на огородах на грунт, но с прицелом на то, что до холодов я постройку закончу, тогда посаженные культуры будут радовать еще достаточно долгое время, чтобы доказать людям полезность моего проекта.

Но тело начинало ныть без тренировок.

Так что в этот вечер я не пошел на свой надел. Путь мой лежал на одну удобную полянку, примеченную мной ранее довольно глубоко в лесу.

Почему? Почему силу я свою местным показал, а искусство нет? Трудно сказать. Стесняюсь, наверное. Ведь просто сильный улыбчивый добродушный парень — это одно, а Воин — совсем другое. Это как собака и волк. Точнее какой-нибудь сенбернар, которому без опаски доверяют детей, хоть он и весит порой под центнер, и волк, что иной раз мельче дворняги бывает, но он все равно волк. Волк — опасен.

Не хотелось мне переходить из первой категории во вторую в глазах местных. Страшно было.

На той полянке я начал с простой растяжки. Перешел от нее к акробатике, упражнениям на координацию, концентрацию. Потом занялся отработкой ката… Странное дело: казалось бы — простые движения, не слишком длинные их последовательности, из года в год. Должны бы уже стать бесполезными, приесться, но… Но каждый раз находится в них что-то новое, то, чего раньше никогда не замечал, не видел, не чувствовал. Казалось бы за столько лет исполнение этих движений должно было стать идеальным, перейти в пустую механичность повторения, но нет! Порой мне начинает казаться, что я делаю их чуть ли не хуже, чем в первый год обучения. Нахожу ошибки, которые исправляю, возникают вопросы, на которые приходится искать ответ… Как в науке: чем глубже вникаешь, тем отчетливее понимаешь глубину своего незнания. Видимо процесс совершенствования и правда бесконечен, как и путь познания.

Я выполнял элементы своей тренировки, а в душе сосало невнятное чувство пустоты, незавершенности, неправильности… Не боя мне хотелось. Мне хотелось танцевать. И от этого было больно. От этого остро ощущалось чувство утраты.

Закончив крайнее ката, я опустошенно опустился на землю и приступил к медитации, которая была столь же многогранна и бесконечна, как и ката. И столь же необходима.

Но и тут эта боль не утихала. В груди ныло. Даже не в груди, а где-то в душе.

В конце концов я не выдержал. Поднялся с земли и начал танец. Партнерши не было, но как можно вести бой с тенью, так оказывается и танец с воображением.

Я закрыл глаза, поднял руки, делая «раму» и под воображаемую музыку повел в танце воображаемую партнершу. Воображение рисовало Баньши. Точнее Нриету. От этого было больно, но что делать, если ни с кем другим я в своей жизни не танцевал?

Ночь, луна, звезды, лес. Бесшумно танцующий в свете луны силуэт босого парня в домотканых полотняных штанах и рубахе-косоворотке, подпоясанной куском веревки. Именно такая картина предстала глазам Ладоры, что все же решила меня найти.

Я заметил ее присутствие и внимание сразу, как она появилась на краю поляны, но прерывать своего движения не стал. Слишком этот танец был сладок и мучителен одновременно. Слишком.

Так же и Ладора не прерывала меня. Она тихо стояла на краю и наблюдала.

Трудно сказать, сколько это все длилось, но в какой-то момент она ушла, а я все еще вел в танце под музыку, звучащую только для меня, призрак Баньши, существующий только для меня.

Танцевал я до самого утра, испытывая сложную гамму неоднозначных, сложных, дерущих душу эмоций и чувств. И к завершению этого танца понял — в одиночку не танцуют, тяжело вздохнул и пошел к деревне. Светало.

Весь следующий день я был тих и задумчив. Настолько, что даже Ладора, пришедшая в обед не решилась тревожить вопросами или разговорами. Молча развернула платок со снедью и молча сидела рядом, пока я ел. Затем она также молча завязала посуду обратно и, кивком попрощавшись, ушла, как и обычно это делала, вызывая слюноотделение мужчин и зависть женщин.

Вечером же не пошел к своему участку, а сел на завалинку Апанасовой избы и молча смотрел, как солнце опускается к горизонту.

Я не отводил от него взгляда, не боясь ослепнуть от его света. Смотрел прямо в центр огненного шара и, кажется, даже видел на нем некие завихрения и протуберанцы… Забавно. И почему я раньше так не делал? Солнце… Почему-то вспомнился Солос. На душе кошки заскребли сильнее.

Я продолжал всматриваться в пылающий диск, стараясь выбросить из головы лишние мысли. Получалось мучительно тяжело. Настолько, что ноги словно бы сами собой подогнулись в позу лотоса, а пальцы на руках сложились в мудры. Спина выпрямилась, а голосовые связки завибрировали в мантре «Ом».

Понемногу душа, взбаламученная ночным танцем, возвращала себе равновесие. Пусть не абсолютное, но выть, рвать в куски или провалиться сквозь землю уже не тянуло. Так уж сильно.

Жаль, я не видел выражения лица Ритки, которая в этот момент вышла из-за угла и заметила меня в таком вышеописанном положении. Возможно, что это могло бы меня повеселить. Но от медитации нельзя отвлекаться, иначе она теряет всякий смысл и всякий результат.

Но к этому моменту солнце окончательно скрылось за горизонтом, я замолчал и глубоко вдохнул-выдохнул.

— Миш, ты… — обрушился на меня матерный водопад недовольства деревенской учительницы, свести который можно было к всего одной фразе: «чего орешь и людей пугаешь?»

Я от такого напора даже слегка растерялся.

— В каком смысле «орешь»?

— В прямом, — хмуро ответила она. — Как это еще назвать не знаю, но от тебя во всей деревне стекла вибрируют и скотина в панике хлева разносит. Кошки из домов повыскакивали. Старики паникуют — твердят, что землятресение начинается…

— Правда что ль? — искренне удивился я. Ответом стала новая матерная фраза, примерно означающая «я тебе врать буду?»

— Ну, э… Извини, — смущенно почесав затылок, ответил. — Я не специально.

— Не специально он! — проворчала уже постепенно остывающая девушка. — Что это вообще такое было-то?

— Мантра «Ом». Одна из основных мантр, используемых при медитации, — опустил руку от головы я.

— Медитация? Ты что, йог что ли, мантры кричать? — фыркнула она.

— Йог не йог, а нервы успокаивает хорошо.

— Что, правда йогой занимаешься? — уже не с недоверием, а с заинтересованностью спросила она.

— Ну… учился немного, — опять этот запрет на прямую ложь. Жутко неудобная штука.

— Немного? — ехидно прищурилась Рита. — Судя по твоей гибкости и растяжке, о-о-очень «немного». Ну просто совсем чуть-чуть. Самую малость от самой малости. Колись давай, Мишаня! Знаешь ведь, что не отстану.

— Знаю. Не отстанешь, — вздохнул я. И тяжести в этом вздохе было ровно пополам с обреченностью.

— Ну, так рассказывай! — безаппеляционно заявила она, усаживаясь на завалинку рядом со мной.

— Рассказывать-то нечего практически. Помнишь, я тебе про дракона говорил?

— Помню, — кивнула она. — Тот который оказался Принцессой, откусившей голову Рыцарю. Он-то тут причем?

— Вот муж этой драконши (он потом прилетел, попозже) и учил основам йоги, что бы я в приступах немотивированной агрессии на него не кидался и деревья не ломал.

— Немотивированной агрессии? — скептически приподняла бровь она.

— Ну… у меня были с этим проблемы. Очень серьезные проблемы. Очень-очень серьезные проблемы, — отвел глаза я, со стыдом вспоминая поваленные деревья и расколотые утесы.

— У тебя?! Да ты гонишь!

— Просто хорошо маскируюсь.

— А как дракон, ДРАКОН(!!!), мог учить тебя йоге?

— Элементарно, — пожал я плечами. — Драконы умеют принимать человеческую форму. Вот в этой форме и учил.

— Как это «человеческую форму»? А куда лишняя масса девается?

— Без понятия. В магии не разбираюсь совершенно.

— В магии?

— Драконы — маги. Причем очень сильные.

— Так что же ты магии у того дракона не учился? По мне, так это куда полезнее йоги будет, — заявила Рита.

— Для магии способности нужны, — коротко ответил я и многозначительно замолчал, не став развивать тему. Пусть сама себе додумывает недостающие подробности.

— Миш, — тон и тэмбр ее голоса изменился. Теперь он не предвещал мне легкого будущего. — А меня научишь? — выдала она совершенно предсказуемую просьбу. — Да и Айкидо забрасывать нам не стоит…

Что я мог на это ответить? Только согласиться. Видимо говорить «нет» я за прошедшие годы так и не научился. Лох — это судьба.