Тяжесть короны (СИ)

17

Пробуждение было поздним и волнующим во многих смыслах.

— Да обычная пара, — ворвался в мое сновидение тихий голос хозяина «Пивной бочки». — Ниче такого я не заметил.

— Не ссорились вчера? — незнакомый низкий приглушенный мужской голос прозвучал, казалось, у меня над ухом. — Как себя вели?

— Та за столом сидели, ели. Тихие люди. Никаких проблем, — удивленно отвечал хозяин.

Я нехотя открыла глаза. В солнечных лучах, заливающих комнату через дырки в ставнях, с ужасом обнаружила, что во сне не просто прислонилась к ардангу, нет, я пристроила голову ему на грудь и еще обняла для верности! Сгорая от стыда, поняла, что Ромэр тоже обнимает меня одной рукой и, судя по дыханию, не спит.

По звуку приблизившихся шагов поняла, что мужчины встали у двери. Через минуту незнакомый голос с сожалением и некоторой досадой констатировал:

— Да, похоже на обычную пару… Ладно, Ларс, извиняй за вторжение.

— Та че там. Я ж тока рад помочь, — откликнулся очень довольный хозяин. Наверное, ему было приятно, что не ошибся в выводах.

Я, боясь пошевелиться, слушала, как тихо переговариваясь, уходят эти двое. Вскоре, видимо, усевшись в зале, заговорили о завтраке, погоде, больной спине трактирщика и прочих будничных делах. К мужским голосам добавился женский. Я настороженно прислушивалась, не мелькнет ли где упоминание о нас. Но люди разговаривали тихо, до меня доносились лишь обрывки фраз.

Не только попытка услышать чужой разговор была причиной моей неподвижности. Я не знала, не представляла как себя дальше вести. Щеки полыхали. Прикусив губу, сталась совладать с собой и придумать что-нибудь путное, какой-нибудь выход из положения. Хотелось притвориться спящей, чтобы выход из ситуации искал арданг… Но, если хотя бы с собой быть откровенной, мне было неожиданно приятно так проснуться, слышать глухое биение сердца Ромэра, чувствовать тяжесть его руки. От этих непристойных мыслей собственное сердце заколотилось, как у пичужки. Но стыдить себя не было нужды, я и так сходила с ума от смущения.

— Доброе утро, — шепнул Ромэр. — Я знаю, что ты не спишь.

— Доброе утро, — еле слышно ответила я, по-прежнему не зная, что делать дальше.

Он убрал руку, которой обнимал меня, позволив выскользнуть. Я, стараясь не смотреть на «мужа», сдвинулась на свою половину кровати. Арданг приподнялся на локте, бросив взгляд на дверь, убедился в том, что в щели за нами никто не наблюдает, и снова лег, повернувшись ко мне. Я мельком глянула на Ромэра. На его губах играла веселая улыбка, а глаза смеялись. Потупив взор, кажется, покраснела еще больше.

— Не вздумай даже смущаться, — велел он шепотом.

Ему легко говорить! Это же не у него щеки соперничали с маками, это же не он во сне обнял меня, а я его! Боже мой, стыдно как… Попытавшись глубоко вздохнуть и напомнив себе, что девушка королевской крови должна всегда, в любом случае, держать лицо, я подавила желание с головой запрятаться под одеяло и встретилась взглядом с Ромэром.

— Твое требование спать в одной постели я все время считал странной и необъяснимой с точки зрения логики прихотью, — зашептал арданг. — Все гадал, зачем это тебе могло понадобиться. Я не знаю, что двигало тобой, когда ты настаивала на выполнении этого каприза. Не знаю. Ответ нашел меня только сегодня. Не думаю, что ты когда-либо предвидела такой поворот. Но твоя «прихоть» спасла нас. И… — он замялся, подыскивая слова, но все же решился продолжить. — Надеюсь, тебя не оскорбит вопрос.

Ромэр смутился. А я с некоторым мстительным удовлетворением наблюдала за тем, как на щеках арданга проступает румянец. Слава Богу, не все же мне одной краснеть!

— Ты так настаивала на том, чтобы мы делили постель… А я слышал, что при шаролезком дворе нравы более вольные, чем церковь бы одобряла… И я, признаться честно, не там искал причину этого странного, предосудительного требования. И объяснения твоей раскованности… И… — он осекся, закрыл глаза, выдохнул, снова посмотрел на меня и неожиданно твердо спросил: — Мне просто любопытно. Ты уже когда-нибудь была с мужчиной?

О, я наивная! Искренне считала, что краснеть больше просто некуда.

— Нет, — чуть дыша, выдавила я. — Не была.

Он посмотрел на меня как на сошедшую с храмовых росписей святую блаженную Агнессу. Прекрасную, чистую духом и даже в чем-то восхитительную в своем помешательстве.

— Почему же ты тогда настаивала? — прошелестел Ромэр.

Если бы в тот момент я была в состоянии сказать хоть слово, наверное, объяснила бы, что не могла позволить Ромэру проводить ночи на полу. Не могла и все. Мне было его жаль. Сжигал стыд за те четыре года, что арданг провел в тюрьме. Хотелось, чтобы он мог радоваться свободе, а она не ассоциировалась с голым полом. Думаю, если бы арданг тогда тверже настоял на своем, я сама готова была бы лежать на полу, согласиться не останавливаться на постоялых дворах… Да что угодно, только не Ромэр, спящий у порога! Но моих слов арданг ждал напрасно, — после его вопроса голос я потеряла окончательно.

— Почему? — повторил Ромэр.

Собрав остатки в панике разбежавшихся мыслей, ответила:

— Наверное, это тоже отчаянная решимость.

Он долго молчал, рассматривая меня все с тем же удивлением, восхищением, восторгом, неверием.

— Знаешь, думаю, тот день, когда я научусь тебя понимать, никогда не наступит…

Поразительно, но эти слова прозвучали как комплимент. Лучший комплимент в моей жизни.

Выйдя из комнаты, выяснили, что мы бессовестно проспали. Видимо, сказался день, проведенный на жаре. #286283758 / 12-янв-2015 Церковные часы отзвонили девять, когда Ромэр запирал за нами дверь, а солнечные лучи, врывающиеся через распахнутые окна в зал, заливали столы и скамьи золотом. Свет был таким ярким, что я не сразу разглядела хозяина «Пивной бочки» и двух стражников. Троица сидела недалеко от входа на кухню и с удовольствием курила трубки, отхлебывая пряно пахнущий чай из больших кружек. С одним стражником, стоявшим вчера на воротах, мы уже познакомились. Его командира, невысокого, но крепкого и сильного на вид лысеющего мужчину средних лет, я узнала по голосу. Это командир заглядывал через щели в нашу комнату.

— А я уж хотел вас будить, — благодушно заметил хозяин. — Вы ж вроде раньше выезжать собирались?

— Та собираться собирались, — небрежно отмахнулся арданг. Подойдя к ближайшему столу, Ромэр как бы невзначай усадил меня так, чтобы не дать возможности стражникам лучше рассмотреть вызвавшую интерес женщину. Против солнца лица не увидать. — Мы притомились вчера. Жара, солнце пекло сильно, — посетовал спутник, подражая говору местных. — А раз торопиться некуда, то можно и дух перевести. Правда ж?

— Ага, — откликнулся трактирщик. Стражники согласно кивнули.

— А накормить будет чем постояльцев-сонь? — спросил Ромэр, подходя к троице.

— Та конечно! — ответил хозяин и, повернувшись к двери в кухню, крикнул: — Магда! Сделай нашей парочке завтрак!

Жена трактирщика ответила что-то утвердительное и через несколько минут вынесла нам свежий хлеб, ячневую кашу и необыкновенно вкусную простоквашу. Пока мы завтракали, командир, видимо, не терявший надежды выслужиться перед начальством, донимал Ромэра вопросами. Куда идем, к кому идем, давно ли женаты, откуда родом. Хорошо, что эта легенда была многократно проговорена нами и выучена так, что от зубов отскакивала. Думаю, если бы меня среди ночи разбудили, я бы без запинки рассказала заученную историю, ни разу не спутав имена и даты рождения придуманных родственников. Мы все хорошо продумали, легенда выглядела очень естественно и правдоподобно. О чем свидетельствовала довольная ухмылка трактирщика и едва заметная досада командира. У нашей истории была одна странная особенность, которая благодаря Ромэру не бросалась в глаза. Арданг настолько аккуратно обходил этот вопрос в беседах с посторонними, что даже я не замечала пробел в легенде. Он почувствовался позже, значительно позже.

Мы не придумали другие имена себе. Просто по негласной договоренности на людях использовали безликие «дорогой», «любимая» и прочие эпитеты. Это всегда, и тогда, и после, казалось правильным. Даже сделав над собой усилие, не могла представить, что называю Ромэра как-то иначе. И, вспоминая, как он произносил мое имя, понимала, что спутник тоже не мог по-другому.

Ромэру удалось довольно быстро убедить командира в нашей неприметности. К концу завтрака стражники уже шутили, а вскоре и вовсе ушли. Я знала, что нас запомнят в любом случае. И была благодарна Ромэру за то, что он постарался остаться в памяти раскованным весельчаком-балагуром, говором похожим на трактирщика, а манерой построения фраз — на командира. То есть совершенно и абсолютно «своим парнем». А «своих парней» подозревают не в первую очередь и так просто не выдают.

«Муж» отдельно расплатился за завтрак, похвалив вкусную еду, а потом очень удивил меня, спросив у трактирщика, как пройти к церкви. Прежде не замечала за Ромэром желания посетить храм. Хозяина такая набожность порадовала, и он с готовностью объяснил дорогу.

Каменная церковь была изящной и казалась хрупкой. Особенно на фоне тяжеловесных домов, расположенных по соседству. Кованые створки дверей украшали изображения животных и растений. Довольно необычно, чаще всего предпочитали изображать сонм святых или нескольких поучающих толпу пророков. И выполнялись подобные картины так, чтобы полностью оценить работу мастера можно было, закрыв дверь в церковь. А здесь каждая створка была самостоятельной картиной. Под Деревом духа, олицетворяющем стержень веры, соединяющей воедино прошлое, настоящее и будущее под божественным покровительством, паслись длинноногие лани. Склонялись друг перед другом в танце журавли. Лежали праздные львы, стояли тучные коровы. Мастера даже изобразили рыб и лягушек, летучих мышей и сов. Дверь окаймляли две переплетающиеся в верхней точке виноградные лозы. Колонны на углах, выполненные в виде оплетенных плющом деревьев, витражные окна… Честно говоря, не ожидала увидеть в захолустном городке такое красивое кружевное здание.

В церкви было прохладно, тонко пахло привычной смесью аниса, баевого масла, кипариса и сандала. Именно эти ароматы, чувство покоя и защищенности возникали в сознании, стоило подумать о храме. В церкви было пусто, служба закончилась часа полтора назад. Да и день не выходной, странно было бы увидеть здесь кого-нибудь кроме священника в это время. Оглядевшись, заметила у входа пропитанные разными маслами палочки в красивых узорных вазах из белого мутного стекла. Вчиталась в витиеватые надписи, пытаясь определить, в каком сосуде хранятся нужные. И не удивилась тому, что мы с Ромэром одновременно потянулись к палочкам с кипарисовым маслом. Ведь их зажигали, когда просили Бога о защите, покровительстве.

Горелка, выполненная в виде красного дракона, трепещущее пламя лижущее конец палочки. Сероватый дымок тянущийся ввысь, к сводчатому потолку, к специально сделанным отдушинам. Пусть и моя мольба о защите для Ромэра и для себя так же легко поднимется к небесам… Пусть моя молитва будет услышана…

Арданг, проводив взглядом дымок от своей палочки, не говоря и слова, протянул мне руку. Я вложила в его ладонь свою. Ромэр чуть сжал мои пальцы, ободряюще улыбнулся и повел вглубь храма, выбирать подходящее место для наших палочек.

Я задумалась, обращая больше внимания на тлеющую в руке палочку, чем на привычные с детства изображения пророков и святых. Наверное, поэтому так удивилась и смутилась, когда почувствовала на себе тот взгляд. Высокий красивый мужчина с жестким и оценивающим взглядом черных глаз рассматривал меня без презрительности и надменности. А мне показалось, он заглядывает в самое сердце. Я так растерялась, что не сразу сообразила, что смотрю на роспись, на изображение Секелая. Ангел Секелай был единственным из четырех старших ангелов, которого исключительно редко изображали в церквях. В некоторой степени это было понятно. Вот так вдруг напороться на внимательный, пронизывающий взгляд ангела-воина — это, мягко говоря, неприятно. Грозный чернокрылый ангел-судия, чьи холодные проницательные глаза, казалось, насквозь видели каждого. Словно не существовало ни одного помысла, который мог бы укрыться от Секелая и Господа.

Это изображение ангела оказалось редкостью во всех смыслах. Оно было выполнено мастерски и с любовью к этому ангелу. А еще роспись показывала Секелая не как Весовщика наших дум и деяний, но как Защитника. Левая рука ангела покоилась на рукояти меча, на черном металле доспеха слева тускло отблескивало красным чеканное изображение грозди рябины, — символ Секелая. А правым крылом ангел прикрывал чуть размытую фигуру стоящей перед ним испуганной девушки.

Ромэр выпустил мою руку, преклонил колено перед росписью, замер, вознося молитву. Я тоже попросила Бога и Секелая о защите и покровительстве. Арданг снова встал и, поставив свою молитвенную палочку в держалку, еле слышно прошептал: «Спасибо, Господи». Это были первые слова, которые он произнес с того момента, как мы вышли из «Пивной бочки». И мне отчего-то стало неловко, будто я подслушала разговор, не предназначавшийся для моих ушей. Укрепив кипарисовую палочку рядом на подставке, поклонилась ангелу и снова вложила ладонь в протянутую руку Ромэра.

После отправились по второму адресу, указанному хозяином, — покупать шляпы от солнца. По дороге и в самой лавке Ромэр много шутил и улыбался. Вначале я думала, посещение церкви придало ему, как и мне, уверенности. Но потом поняла, что предположение верно лишь отчасти. Своей показной веселостью арданг скрывал истинные чувства. Убедилась в этом, когда, примеряя шляпу, заметила в зеркале взгляд спутника. Немного растерянный, немного огорченный, но все же решительный. Выбрав шляпу, я отдала ее «мужу», как всегда предоставив ему расплачиваться за покупки. Ромэр, приняв шляпу, протянул мне головной платок. Светло-бежевый, хлопок шелковистый, хорошо выработанный, по всему платку сплетались в замысловатый узор зеленые ветви шитья. Я искренне не понимала, зачем мне могла понадобиться эта деталь туалета. Ведь была же шляпа. Но спорить, даже спрашивать ничего не стала. Ромэра, кажется, моя молчаливость удивила. Глянув, как я примеряю платок, арданг недоуменно покачал головой и ушел расплачиваться.

Должна признать, что Солом мне понравился. Красивый город, шумный и суматошный из-за большого числа приезжего люда. Чем-то он напоминал Кручу. Но особенно Солом понравился мне тем, что мы, наконец, его покинули.

На дороге было многолюдно. Впереди покачивались в пыли и мареве, как на волнах, повозки торговцев. Мы часто объезжали пеших путников, направлявшихся в Арданг или же из него. Мимо нас, окриком заставляя посторониться, промчался, вздымая клубы серой пыли, гонец. Проводив торопящегося всадника взглядом, Ромэр серьезно посмотрел на меня и заговорил:

— Я не думаю, что удастся незамеченными пройти через Путь Ветра. Он наверняка охраняется, а, как мы выяснили сегодня, стража о тебе оповещена. Тебя ищут.

От напоминания о пристальном внимании стражников, о слежке, меня пробрало холодом. Если в Вершинном капитан, не связанный прямым приказом, мог поступать по чести, то в Соломе нас спасло небо. Ужасно неловкую ситуацию, обернувшуюся везением, можно было объяснить лишь божественным вмешательством. Благодаря ему и умению Ромэра перевоплощаться, мы выпутались. Не будь со мной арданга, уже бы давно оказалась снова в Ольфенбахе под заклятием Нурканни. Перед глазами непрошенным возник образ колдуна. Смуглое лицо, сосредоточенный и почему-то триумфальный взгляд темных глаз. Я с трудом подавила дрожь. Конечно, я и прежде боялась. Но воспринимала погоню как данность и верила, что нас не поймают. Даже история в Вершинном меня, как оказалось, не отрезвила. А теперь я вдруг растеряла уверенность.

— Но ты же говорил, они потеряют бдительность, — робко напомнила я, укоряя себя за дрожь в голосе. Которую не удалось полностью скрыть.

— Я надеюсь на это, — кивнул Ромэр. — Но это слабая, призрачная надежда. Скорее попытка выдать желаемое за действительное.

Он нахмурился, отвернулся, надолго замолчал. Его голос прозвучал сухо и как-то обреченно:

— Когда окажемся в Арданге, в Челна, я никому и ни при каких обстоятельствах не скажу, кто ты на самом деле.

— Даже дяде? — недоуменно уточнила я.

— Даже ему, — мрачно подтвердил Ромэр. — Я никогда прежде не обманывал его ни в чем, даже в мелочах. Но твое истинное происхождение открывать нельзя.

— Хорошо, как скажешь, — осторожно согласилась я.

— Признаюсь честно, я сомневался. Думал, что хоть ему-то можно будет довериться… — задумчиво пробормотал спутник. И умолк. Пауза затянулась, и я решилась уточнить:

— Почему передумал?

Арданг вздохнул и ответил не сразу.

— Попросил Его дать мне знак. Помочь принять решение, — медленно, словно нехотя пояснил Ромэр. — И этим знаком стал Защитник… Теперь нам нужно придумать тебе новую легенду. Для дяди и других знакомых, которые могут встретиться нам на пути к любому из портов на западном побережье Арданга.

Он замолчал, бросив хмурый взгляд на двух странствующих монахов. Я тоже промолчала, не желая, чтобы наш разговор кто-нибудь услышал. Ход мыслей Ромэра понятен. Довериться дяде, единственному родному человеку, — это так правильно, так естественно. Я мысленно поблагодарила арданга за небезразличность к моей судьбе и безопасности. Но лучше бы он не говорил мне о своих сомнениях… Стало жутко, липкой волной накатил страх. От чувства, что я собственными руками загнала себя в ловушку, куда худшую, чем жизнь при муожском дворе, перехватило дыхание. Там меня должны были защищать договора, интересы свиты и якобы влюбленный виконт. А здесь… Я давно перестала смотреть на мир с точки зрения детской наивности, а потому прекрасно понимала, что привычки делать такие ценные подарки, как сбежавшая принцесса, судьба не имеет. И соблазн воспользоваться моим уязвимым положением будет у отчаявшихся людей таким сильным, что устоять они вряд ли смогут. Я была почти полностью уверена в том, что Ромэр, благородный рыцарь, считающий себя обязанным мне жизнью, не станет использовать меня с целью получения выкупа или поблажек для своей страны. Почти… Противное, гнетущее, саднящее ядовитое сомнение, появившееся именно после Солома, именно после обещания спутника.… Горькое, но, к прискорбию, честное «почти»…

Я знала Ромэра. Точнее, думала, что знала. А того, что моя тайна может раскрыться, вдруг начала бояться до боли в захолодевшем сердце. Даже на секунду захотелось малодушно попросить спутника повременить с посещением дяди. Но я не могла так поступить с Ромэром. Не могла. Кроме того искренне верила в его благородство, в то, что он сохранит мою тайну не только от врагов, но и от друзей. Словно услышав мои мысли, спутник сказал:

— Я понимаю, что в первую очередь для тебя это может быть опасно, но нам нужно заехать к дяде. Не могу же я просто посадить тебя на корабль и оставить без защиты, без определенности в будущем. А у дяди есть, наверняка остались связи. С его помощью найдутся надежные люди, которым будет с тобой по пути, которые смогут помочь тебе на первых порах.

Я не нашлась с ответом, только кивнула. Не ожидала, что его настолько будет заботить моя судьба. И вряд ли я когда-нибудь смогу высказать те благодарность и облегчение, что испытала, услышав его слова. К счастью, Ромэр не акцентировал внимание на своем беспокойстве о моей судьбе и не ждал моей реплики. А перевел разговор в чуть иное русло. Как мне показалось, даже поспешно.

— Я вот думаю, что сильно менять легенду не стоит. Если, конечно, ты не возражаешь, — покосившись на меня, сказал арданг. Я сделала попытку взять себя в руки и улыбнуться. Была уверена, что получилось правдоподобно, но Ромэр заметил мое волнение и, протянув ладонь, положил ее мне на запястье. Нежно и приятно.

— Мы справимся, — тихо сказал он.

Этот спокойный тон, эта уверенность во взгляде… И «Мы»… Единственное, о чем я пожалела в тот момент, это о невозможности тут же, немедленно обнять Ромэра. Снова почувствовать защищенность, близость его сердца, тяжесть руки на плечах. Закусив губу, кивнула, кляня себя за непокорные моей воле слезы. Поспешно отвернулась, не желая, чтобы он видел мой страх. Увидев мою слабость, он станет меня жалеть. А я могу выдержать многое… Многое, что угодно, но только не жалость!

Он ободряюще сжал мои пальцы и продолжил тем же ровным тоном. Словно не замечал моего состояния. И я, стараясь совладать с собой, была Ромэру благодарна за тактичность.

— Отношение к женщине в моей стране не такое как в Шаролезе. Более почтительное, даже трепетное. Но ты чужачка, более того, шаролезка. Это видно с первого взгляда, это не скроешь. Поэтому я думаю, лучше всего будет и дальше представляться парой. Поэтому платок. Замужние женщины в Арданге носят платки. Чаще всего завязывают на затылке, под узлом из кос.

— Понятно, — успокоившись, как ни в чем не бывало, посмотрела на Ромэра. — С этой частью истории все понятно. А вот как быть дальше?

Он улыбнулся, довольный тем, что я опять способна мыслить трезво.

— По-прежнему склоняюсь к мысли, что выдавать тебя за простолюдинку не стоит даже пытаться. С другой стороны, дядя прекрасно разбирался в генеалогии шаролезкого дворянства. Поэтому лжесемью нужно выбирать крайне осторожно. И вот еще что… — Ромэр замялся. — Я еще не знаю, как говорить о прошедших годах, но должен рассказать о том, что ты для меня сделала.

Я нервно сглотнула:

— Зачем?

Арданг смутился и спросил:

— Если я не могу рассказать всю правду, то хоть большую часть можно не утаивать?

Не знаю, если бы я попросила его солгать дяде, или хотя бы подождать с правдой до того момента, как я окажусь на корабле, может, все было бы иначе. Но тогда, глядя в серо-голубые глаза Ромэра, я только улыбнулась и ответила:

— Конечно.

Он просиял, лицо просветлело, взгляд стал теплым. А «Спасибо», сказанное этим мягким голосом, казалось музыкой. Даже жаль, что разговор на этом не закончился.

— Надеюсь, ты не обидишься и ответишь честно. Но я все же должен спросить, — осторожно начал арданг. Я, склонив голову набок, показала, что слушаю.

— Мне, правда, нужно понять, — словно оправдываясь, начал Ромэр. — Ты же та, кто ты есть. И ты мне сказала, что убежала из-под венца. Но… Тебя с детства готовили к браку по расчету. Всю жизнь. А ты… Ты сбежала…

Я смотрела на арданга в совершенном смущении. Никогда бы не подумала, что он поднимет эту тему. Хотя, почему, собственно, нет? Ему же любопытно…

— Насколько я понимаю, отчиму в голову не приходило, что ты могла бы сбежать?

Я молча кивнула, подтверждая слова спутника. Приободренный этим, он продолжил:

— Так я и думал. Уверен, ты ни разу не показала ему своего истинного отношения… Ты сильная, иногда своевольная, бываешь упрямой. Но у тебя всегда есть объяснение своих поступков. Еще я много раз замечал, что ты не ищешь ссор, не споришь по пустякам. Ты…, - он виновато улыбнулся, будто надеясь так смягчить последующее слово. — Покорна. Даже в мелочах. А здесь… Брак несомненно нужен был Шаролезу. Но ты сбежала. Я должен понять, почему. Даже если предположить, что вначале я мог бы заподозрить тебя в наивности. В слепой вере в то, что союзы на нашем уровне заключаются исключительно по любви, то, узнав тебя лучше, назвать тебя наивной мог бы лишь сумасшедший. Значит, причина в ином. В чем? Чем тебе так не угодил муожский князь?

Я смотрела на Ромэра широко распахнутыми глазами, не находя слов. А спутник выдвигал предположения:

— Недостаточно богат? Недостаточно красив? Недостаточно молод? Князь уступает тебе в родовитости? Предложил слишком бедный выкуп за невесту?

Учитывая, что приданое, хотя бы номинально, должны были давать за мной, последнее предположение показалось таким абсурдным, что я не выдержала и рассмеялась. Ромэр удивленно смотрел на меня, смущенно улыбаясь.

— Все проще, Ромэр, — утерев выступившие слезы, ответила я. — Все проще. Этот брак не был нужен короне.

Сама удивилась тому, что в голосе проявились горечь и жесткость. Спутник по-прежнему смотрел на меня выжидающе.

— Муож хотел союза. Не знаю, что они пообещали отчиму за меня.

Он задумчиво кивнул, осмысливая мои слова.

— Но все же был договор. А ты сбежала…

Я вспомнила портрет обрюзгшего князя, сведения о его бастардах и влиятельных матерях внебрачных детей. И постоянное ощущение гадливости, которое у меня вызывало одно упоминание Муожа.

— Разумеется.

Теперь рассмеялся Ромэр. Тихий мягкий, словно бархатистый смех. Спутник качнул головой, все еще улыбаясь.

— «Разумеется» — это прекрасный ответ. Мне, возможно, было бы достаточно и его пару недель назад. Но теперь, к сожалению или к счастью, мне нужно знать больше. Нэйла, я действительно пытаюсь понять, что происходило в Шаролезе, осознать эту историю с замужеством. Прошу, расскажи, как ты узнала о предстоящей свадьбе, что происходило потом, что представляет собой жених. Пожалуйста.

Мы как раз проехали мимо поста солдат, охранявших границу Арданга. Обратила внимание на то, что въезжающие на земли провинции вояк не интересовали. Их больше занимали те, кто пытался Арданг покинуть. Видимо, из-за надуманных пошлин, которые воины вытряхивали из ардангов. Отъехав подальше от границы, устроили небольшой привал под раскидистым деревом у дороги. Такие вопросы ни Ромэр, ни я не хотели обсуждать, не имея возможности оценить реакцию собеседника.

Мой рассказ о помолвке, о том, что сообщили о ней сразу после окончания траура, Ромэра озадачил. Нахмурившийся спутник не прокомментировал кандидатуру старого мужа вкупе с выводком бастардов, но я видела удивление, даже оторопь в глазах Ромэра. А когда упомянула яд и предательство Беллы, спутник в полголоса выругался по-ардангски, чем изумил меня до крайности.

— Да, теперь понимаю, — кивнул Ромэр. — Побег был твоим единственным выходом.

Он надолго задумался, а, заговорив, ронял слова медленно, осторожно. Удивительно, как он изменился. Только что передо мной был сдержанный в проявлении своих чувств, но все же живой человек, а через несколько минут я разговариваю с дельцом-политиком.

— Конечно, я могу ошибаться, — о, эта холодная вежливость в голосе. Словно я опять оказалась на заседании Совета в окружении двух десятков прагматичных аристократов. — Однако у меня возникло ощущение, что тебя хотели поскорей выслать из столицы. Стратегу нужно было от тебя избавиться.

— Чем же я могла ему мешать? Он о моем истинном отношении к себе не догадывался, — спросила я.

— Я не говорю, что прав, — спокойно, но холодно ответил Ромэр. — Но ситуацию вижу так. Принц мал, до совершеннолетия еще пять лет. Стратег имеет реальную власть, пока остается регентом. Даже став первым советником короля, он большую часть влияния потеряет. Но это в будущем. Сейчас же он, в конечном итоге, принцу никто. А совершеннолетняя принцесса, старшая сестра молодого короля, вполне может потребовать для себя статус регента. И Совету будет сложно, очень сложно найти предлог, чтобы отказать в удовлетворении просьбы дочери покойных короля и королевы.

Вот это видение… Ромэр был совершенно прав. А я, наивная, с этой точки зрения свое положение не рассматривала. Спутник продолжал:

— Для Стратега все сложилось как нельзя лучше. Скорбящая по матери принцесса пропустила момент и, достигнув совершеннолетия, не сделала попыток стать регентом при брате. Не успела покуситься на власть отчима. Но в его глазах, она все равно является угрозой.

Пытаясь справиться с потрясением, я пробормотала:

— Конечно, ведь даже предположить, что вся эта борьба за власть мне и даром не нужна, он не мог.

Ромэр повел плечом, усмехнулся:

— Я не поверю, что в Совете не было ни одного человека, не восхищавшегося Дор-Марвэном. Наверняка, они думали о способах подвинуть Стратега. И возможность сделать регентом тебя они, безусловно, видели. Но, прежде чем они успели развернуться, прозорливый Стратег убрал опасную для него фигуру с поля.

— Но мне не нужна была власть. Я не претендовала ни на что, — выдохнула я.

— Но могла, — резонно возразил Ромэр. — А мы говорим о Стратеге. Для него власть — это все. И за нее он будет бороться до конца. Поэтому решил, девушку нужно срочно убрать из страны. Как ты сама понимаешь, вариантов избавиться от принцессы не так много. Объявить сумасшедшей, убить, выдать замуж. С помешательством трудно, — знающие девушку дворяне не поймут, будут возмущаться. Убить — это всегда крайняя мера. И опасная для Стратега, если учитывать две смерти в королевской семье за последние восемь лет.

— Три, — поправила я.

— Извини? — нахмурился собеседник.

А я, пытаясь не дать горечи проявиться в голосе, холодным деловым тоном уточнила:

— Три смерти. Отец, Лэр, младший брат, и мама.

Ромэр с сочувствием посмотрел на меня, вздохнул. По взгляду видела, он хотел что-то сказать, что-то отличное от того «Сожалею», которое получилось в итоге. Я кивнула, а арданг продолжил разбор ситуации.

— Твоя смерть могла бы подорвать авторитет Стратега, вызвать бурю ненужных и неудобных вопросов. Поэтому оставалось лишь замужество, которое к тому же можно обратить на пользу государству. И кандидатура мужа была в тот момент Стратегу не так важна. Думаю, он для того и сообщил тебе о помолвке заранее, чтобы отвлечь, не дать даже возможности задуматься о перехвате у него власти.

Да, чем дольше слушала Ромэра, тем больше убеждалась в том, что арданг умел мыслить не только, как военный, но и как искушенный политик. И я знала, Ромэр был прав. Уже догадываясь, каким будет ответ на этот вопрос, все же спросила:

— Почему же он тогда пытался отсрочить свадьбу, если она была так необходима?

— Князь его не устраивал. Стратег прекрасно понимал, что молодая жена не сможет в должной мере влиять на Бойна. Да и предполагаемый оставшийся срок правления князя невелик. А после тебе дорога либо в могилу, либо в монастырь. А это, — Ромэр чуть улыбнулся: — нецелесообразное расходование ресурсов. Думаю, Стратег хотел подсуетиться и поменять Бойна на Волара еще до свадьбы, потому и тянул.

— Правдоподобно, — в который раз согласилась я, отмечая, что в этом вопросе наши с Ромэром мысли совпадали. — А история с ядом?

— Это просто предположение, — арданг обезоруживающе развел руками. — Доказать и обосновать фактами я его, разумеется, не могу. Если ты узнала о помолвке в тот вечер, не значит, что о ней не знали другие. В частности слуги. Они обычно первыми узнают все новости. И я подозреваю, что Беллу подкупили муожцы. Их не устраивал ни Бойн, ни упрочение его положения благодаря союзу с Шаролезом. Сомневаюсь в том, что покушение подстроил Дор-Марвэн. Потому что, как я уже говорил, Стратега твоя смерть поставит в неловкое положение. Правда, твое исчезновение вредит ему не меньше. Именно поэтому боюсь, стража не потеряет бдительности. Ему нужно вернуть тебя в Ольфенбах любой ценой. Доказать тем самым, что это не он устранил конкурента, а тебя похитили, выкрали, дабы бросить тень на Стратега же.

— Логично, — кивнула я. — Думаю, ты во многом прав. И жалею о том, что прежде у меня не было советника, способного так четко и ясно объяснить политическую ситуацию.

Арданг улыбнулся, польщенный комплиментом, легко поклонился.

— Но что же мне делать дальше?

— Вести себя естественно, не привлекать внимание, придерживаться легенды. И придумать тебе новую биографию, — подбодрил Ромэр.

— Разумно, — согласилась я. — Знаешь, по поводу родословной… Муож навел меня на интересную мысль. Выдавать себя за простолюдинку не выйдет, за дочь любого из знатного семейств — тоже. Но я вполне могу быть признанной незаконнорожденной дочерью кого-нибудь из вельмож. Так получается приближенная ко двору особа, получившая хорошее воспитание, но обладающая совершенно неизвестной твоему дяде фамилией.

Ромэр просиял.

— Прекрасная идея! Ты умница, Нэйла. Никогда не устану поражаться твоей изобретательности.

Я знала, что он говорит искренне, а потому смутилась, почувствовала, как краснею. Наверное, когда-нибудь научусь принимать сделанные от чистого сердца комплименты. Наверное, когда-нибудь смогу, не отводя в смущении взгляд, смотреть в теплые, улыбчивые и такие родные глаза Ромэра.