Тяжесть короны (СИ)

13

На следующий день поехали дальше. Кручу, многому меня научившую и давшую богатую пищу для размышлений, покидала без сожаления. Теперь мы двигались на юго-запад, и можно было только радоваться приобретению коней. Конечно, я устала после долгого пешего перехода, но дело было даже не в этом. Мы сошли с тракта. Еще перед Кручей. И разницу мои ноги ощутили незамедлительно. Широкие, выложенные подогнанными друг к другу камнями тракты велел проложить еще мой дед. Когда отец и отчим увеличили территорию Шаролеза, они продлили и тракты. Но прочие дороги, хоть и поддерживались в хорошем состоянии, сильно уступали главным пяти трактам, расходящимся от Ольфенбаха.

Арданг… Границу этой провинции Шаролеза мы должны были пересечь вечером третьего дня. Чем ближе мы становились к этой земле, тем чаще замечала на лице спутника мечтательное выражение. Разумеется, узнав от торговцев новости о дяде, он радовался встрече. Это я понимала, но приподнятого настроения Ромэра не разделяла. Я ни разу не бывала в тех краях, честно говоря, не интересовалась текущим положением дел и опасалась увидеть разорение и нищету. И что-то подсказывало, если окажусь права, Ромэру будет очень трудно выполнить до конца свое обещание и помочь мне сбежать из страны. Как показало время, я была недалека от истины…

В дороге по обыкновению разговаривали немного. Не знаю почему, но весь день боялась, что Ромэр задаст тот самый вопрос, на который я до сих пор не знала, как правильно ответить. Что я могла сказать на «Как и когда ты узнала обо мне?»? Что?

Тему заточения и клейма, которое спутник, не догадываясь, что я понимаю истинное значение этого жеста, часто прикрывал ладонью, мы не обсуждали ни разу. Но я знала, долго обходить молчанием этот период и обстоятельства нашего знакомства невозможно. А вопросов боялась… Потому и спрашивала что-то несущественное, стоило ардангу после паузы бросить на меня внимательный взгляд и попробовать заговорить. Когда это произошло в четвертый раз подряд, Ромэр игзбб усмехнулся, качнул головой и оставил попытки завести серьезный разговор.

Но, в общем, должна сказать, что отношения стали теплей. Исчезла отчужденность, смущавшая меня первое время, Ромэр стал значительно общительней. Видно было, что перемена тона ему, как и мне, нравится. Еще заметила, что отношение Ромэра ко мне изменилось. Не знаю, что стало тому причиной, поведение пьяных или моя реакция на его рассказ. Но чувствовала… заботу Ромэра. До хрупкой фарфоровой статуэтки мне было еще далеко, но, судя по тому, как бережно он помогал залезать на лошадь, я уверенно приближалась к приобретению этого статуса.

Следующую ночь провели в деревеньке в сарае. Комнат в наем там не сдавали, так что пришлось проситься к деревенским жителям на постой. После дождя ночевать на сырой земле за пределами деревни не хотелось. Разумеется, напрашиваться в дома нам в голову не приходило, но, тем не менее, неодобрительных и подозрительных взглядов избежать не удалось. Сказывалось, что деревня Яблонка была уже довольно далеко от Северо-Западного тракта, чужаки были здесь редкостью. Только в третьем доме нас пустили на ночлег.

Если до побега я восприняла бы молодецкую задиристость светловолосого хозяина, как наглость, то теперь понимала, что это была своего рода защитная реакция. Он не знал, чего от нас ждать и, кажется, не очень поверил рассказанной Ромэром легенде. Удивительно, по-моему, предложенные деньги его насторожили еще больше. Но хозяин все же взял монеты и пустил нас, за что ему большее спасибо. Он отвел нас в просторный сухой хлев, в котором жили пять очень удивленных нашим появлением козочек, и предложил расположиться на высоком настиле над животными. Правда, еще он спросил, не будем ли мы возражать, если он запрет нас снаружи, но после решительного «Нет, конечно» арданга не стал это делать.

Утром настороженности в хозяине поубавилось, но верхом его гостеприимства были коврига горячего хлеба и выделенный нам кувшин парного молока. От молока я уже не отказывалась, — привыкла за время путешествия.

Мы проехали мимо двух небольших селений, а к вечеру второго дня добрались до поселка Вершинный, расположенного, как следовало из названия, на вершине крутого холма. Сотни полторы домов, частокол, кое-где облагороженный и превращенный в каменную стену. Стражник у ворот нас пустил, не задавая лишних вопросов, но вот взгляд этого высокого худощавого человека, чем-то напоминающего куницу, мне не понравился. Он не был настороженным, нет… он был хищным. Почему-то решила, что солдата больше заинтересовали кони, которых мы вели в поводу, а не мы сами. Оказалось, Ромэр тоже заметил этот взгляд и повышенное внимание стражника.

— Есть подозрение, что этой ночью мы станем жертвой местных неуловимых конокрадов, — шепнул арданг, когда мы отошли на порядочное расстояние от ворот.

— Похоже, — так же шепотом ответила я. — Что будем делать? Уже поздно, темно…

— Думаю, это как раз та самая крайняя нужда, когда нам придется разделиться, — после небольшой паузы продолжил Ромэр.

— Не надо… — страх в голосе не удалось полностью скрыть. Ромэр бросил на меня короткий, расстроенный взгляд, вздохнул.

— Сам не хочу, но, боюсь, иначе придется снова идти пешком.

Я задумалась. Конечно, он был прав, без лошадей наше продвижение сильно замедлится. Но, в конце концов, можно купить других, денег должно хватить. Но если у нас украдут коней, то мы должны будем оповестить об этом стражу, если не хотим вызвать подозрений. Оповестив стражу, мы привлечем к себе внимание. Не оповестив стражу, тоже привлечем к себе внимание. Но в любом случае нас запомнят наверняка. Ромэр — личность яркая, да и я на фоне обычных женщин сильно выделяюсь…

Колебались мы долго. Расставаться не хотелось. Говоря Ромэру, что, в крайнем случае, можно купить других лошадей, и приводя прочие аргументы, в какой-то момент поняла, что истинную причину моего беспокойства арданг не понимает. Пришлось объяснить, что меня пугает не перспектива провести ночь одной в запертой комнате. Страшит то, что будет происходить с Ромэром в конюшне. Ведь конокрад не может быть один! Ромэр удивленно и недоверчиво посмотрел на меня, словно ожидал чего угодно, но не таких слов. Улыбнулся одними губами и сказал, что с парой воров уж как-нибудь справится. Я не нашла, что возразить немного уязвленному мужчине так, чтобы не обидеть еще больше. Его навыки я под сомнение не ставила, имела в виду совершенно другое. Но в тот момент подобные слова выглядели бы неуместными и неправдоподобными оправданиями. А оправдываться не хотелось…

Мы расположились на небольшом постоялом дворе у южной окраины поселка. Комната, тусклая и затхлая, с трудом вмещала узкую, застеленную лоскутным пледом кровать, пару стульев и дырявую ширму в углу. Ромэр проверил петли, несколько раз щелкнул замком, запер ставни и створки окон. Осмотром остался вполне доволен и, оставив меня с вещами в номере, ушел в конюшню, расседлывать коней. Вскоре вернулся, занес в комнату седла и умостил их у запертого окна. Посетовал, что из конюшни наша комната совсем не видна, но сказал, это не повод для уныния… Если бы я хоть на унцию была с ним согласна…

— Запри за мной дверь, подставь к ручке стул и ложись спать, — ободряюще улыбнулся Ромэр и, пожелав спокойной ночи, ушел.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, даже долго сидеть на одном месте была не способна. Нервничала безумно, молилась, чтобы все обошлось, чтобы мы оба с ним ошиблись, чтобы никаких конокрадов в Вершинном не было… Чтобы все это оказалось напрасной предосторожностью…

Сердце ухало в ушах, дрожали руки, липкими волнами накатывал страх. Ругала себя всеми известными словами… Какая я идиотка… К черту лошадей. К черту его упрямство и самоуверенность! Как я позволила ему уйти и рисковать? Ведь если он действительно встретит воров, то, готова клясться в этом чем угодно, их точно двое, а вероятней трое! Он, конечно, считает, что должен защищать меня и мое добро, но он долго не держал в руках оружие! Понимаю, что мастерство, отточенное годами, давно стало инстинктами, но… Его могут ранить, даже убить… Господи, почему я не объяснила? Почему?…

Я, расхаживая по комнате, молитвенно сцепив руки, старалась гнать панику, пыталась думать, что все будет хорошо… Идиотка, какая же я безмозглая идиотка! Нужно было настоять на том, чтобы он остался в комнате! Лошадей всегда можно других купить, ну, прошли бы еще пару дней пешком, ничего бы с нами не случилось…

Боже, защити его!

Светало. Утренняя серость пробивалась сквозь закрытые ставни. Почему-то я думала, что Ромэр вернется на рассвете. Но он не появился ни на рассвете, ни с восходом. Я не знала, что дальше делать, ведь по моим представлениям, он давно должен был вернуться! Металась в запертой комнате, а в голове звучали слова арданга: «Не выходи без меня». В который раз ледяной водой окатила мысль: «А если с ним что-нибудь случилось?», сердце пропустило удар, на глаза навернулись слезы. Тут мне почудился какой-то шум снаружи, множество голосов. Отшвырнув с дороги стул, я дрожащими руками повернула ключ в замке, рванула на себя дверь, шагнула в коридор, захлопнула за собой дверь, зачем-то снова повернула ключ и побежала по длинному коридору мимо комнат к залу. Там выскочила через другой ход не на улицу, а во двор, откуда слышала шум.

Боже мой, Господи… помоги!..

Во дворе толпились люди и что-то возбужденно друг другу рассказывали, но я не слушала, не осознавала смысла ни единого слова. Внимание было приковано к трем мужским фигурам в центре небольшого двора. Двое стражников, наш вчерашний знакомец и еще один, грузный мужик, тащили на себе в кровь избитого Ромэра, бывшего, видимо, в полубессознательном состоянии. Он не поднимал головы, ногами перебирал с трудом. Но хуже всего было даже не это. Рубашка на арданге была разодрана, открывая всем любопытным взглядам самую страшную тайну Ромэра — клеймо. Огромные буквы, складывавшиеся в унизительное «РАБ»…

— Капитан, — гнусно ухмыляясь, окликнул грузный стражник кого-то, скрытого от меня толпой. — Все, как мы говорили, беглый каторжник!

Ответа названного капитаном я не ждала. Не помню, как растолкала людей, как выскочила на центр двора. Любой скажет, что я повела себя неправильно, что нужно было дождаться, пока Ромэра запрут в местной тюрьме, а потом поговорить с начальником, прикинуться испуганной тихой овечкой, показать вольную, поплакать. Разумные слова, логичные советы спокойного человека. Если бы не клеймо, а любое другое обвинение, возможно, я бы тоже подавила захлестывающую меня панику и выбрала правильный момент. Но беглых каторжников обычно казнили на месте по одному жесту командира. А за жизнь Ромэра я боялась безумно.

— Остановились немедленно! — рявкнула я. Стражники замерли, как-то задеревенели, вытягиваясь передо мной в некое подобие стойки «смирно», но все еще крепко держа Ромэра. — Сию минуту освободите моего мужа!

Двое в совершеннейшем замешательстве посмотрели мимо меня на командира. Я тоже повернулась к нему и встретилась взглядом с удивленным воякой лет шестидесяти. В отличие от стражников, он не казался прохиндеем. Наоборот, первая мысль, мелькнувшая в затуманенном яростью и ужасом мозгу, была «Человек чести».

— Это Ваш муж? — выделив голосом обращение на «Вы», спокойно поинтересовался командир.

— Да! — выпалила я, помимо воли чувствуя, как спокойствие капитана охлаждает мой пыл.

— Госпожа, нас интересует только клеймо. Других оснований задерживать Вашего мужа у нас нет, — голос капитана был все таким же спокойным и вежливым.

— У него есть вольная, подписанная самим Великим Стратегом, — ответила я, отделяя паузой каждое слово, придавая фразе больший вес.

Люди, столпившиеся во дворе, возбужденно загомонили. Стражники, державшие арданга, смотрели на меня с благоговейным неверием. Командир кивнул:

— Я бы хотел взглянуть на бумагу. Надеюсь, проблем с этим не возникнет, госпожа?

— Разумеется, нет! — чуть резче, чем следовало, ответила я и засунула руки под широкий пояс платья, надеясь сквозь специально сделанную прореху добраться до нательного пояса.

Капитан, подойдя ближе и вопросительно изогнув бровь, наблюдал за моими действиями. Но вскоре мне удалось вынуть на свет божий плоскую металлическую коробочку с залитыми воском щелями. Командир улыбнулся:

— Думаю, дальше мы будем разбираться у Вас в комнате.

Я удивленно глянула на него. Нет, я не горела желанием мучительно и долго отцарапывать воск и показывать всем собравшимся с таким трудом добытую бумагу. Но слова капитана меня изумили.

— Прошу, госпожа, пройдемте в Вашу комнату.

Я не стала спорить. Если он хочет поговорить в спокойной обстановке без лишних глаз, что ж, так только лучше. Капитан сделал знак своим людям следовать за нами. А эти тупые уроды посчитали, что если Ромэр для разговора не нужен, то его можно просто бросить!

Арданг нетвердо стоял на ногах, покачнулся, лишившись поддержки, в следующую секунду упал на колени и наверняка пребольно ударился, потому что я, в мгновение ока оказываясь рядом с ним, коленями стукнулась сильно. Но Ромэра поймала, поддержала, обхватив правой рукой, подставила плечо, на котором он повис. Наверное, он был тяжелый, но я не почувствовала. Откинула со лба арданга мокрую от крови прядь, заглянула в лицо, услышала свой дрожащий от сдерживаемых слез голос и неожиданную фразу: «Милый, что они с тобой сделали…». И командный, злой, клокочущий едва сдерживаемым гневом голос капитана: «Бестолочь, помогите ей!».

Стражники снова поставили Ромэра на ноги и полу-отволокли, полу-отвели за мной в зал, потом по длинному коридору, в комнату. Они довольно осторожно положили Ромэра на кровать, покосившись на начальника, кивнули мне и вышли. Я спокойно, как чуть позже поняла, величественно села рядом с «мужем». Горделиво выпрямленная спина, соответствующий взгляд, полный оскорбленного достоинства и возмущения. Я поняла, что выдала себя, что разрушила легенду о торговце оружием и его жене, когда капитан, наклонившись за опрокинутым стулом, отошел от мутного зеркала. И я увидела свое отражение… Неудивительно, что стражники вытянулись передо мной в струнку. Неудивительно, что капитан так внимательно и удивленно меня рассматривал. Неудивительно… Но менять что-либо было уже поздно.

Капитан поднял стул, закрыл дверь, поставил стул перед ней и сел, как бы невзначай положив руку на навершие меча. Хотя, как человек военный, он мог не придавать этому жесту такого угрожающего значения, как я. Ромэр глухо застонал, постепенно приходя в себя, и попытался прикрыть клеймо ладонью. Я прошептала что-то неопределенно-успокаивающее и, поправив у него на груди то, что осталось от рубашки, взяла за руку. Снова повернулась к капитану, наблюдавшему за мной с любопытством, которое он не считал нужным скрывать.

— Вы хотите посмотреть на бумагу? — спросила я, прерывая затянувшуюся паузу.

— Нет, — капитан качнул головой, едва заметно улыбнулся. — Вы так оберегаете этот документ, что я не сомневаюсь в его подлинности. Как Вы и Ваш… муж оказались здесь?

Ни вопрос, ни интонационное выделение обращения, ни подчеркивание слова «муж», которому командир не верил, мне не понравились. Но враждебности в капитане не было.

— Мы путешествуем.

— Куда? — уточнил мужчина.

— К моим родственникам.

— Где они живут?

— В своем доме, — прямо глядя в глаза капитану, ответила я. Он усмехнулся:

— Понимаю. Ладно, оставим эту тему. Вы знаете, что произошло ночью?

— Когда мы с мужем приехали в Вершинный, заметили подозрительный интерес стражника к нашим коням, — начала я.

— А… у Вас были лошади, — перебил капитан. — Тогда все ясно.

— Воры пришли на рассвете. Их было четверо, — вмешался в разговор Ромэр, повернувшись на бок, чтобы видеть лицо собеседника. — Двух ранил. Несерьезно. Я бы справился, но конь испугался шума и взбрыкнул.

«Муж», болезненно поморщившись, приложил свободную ладонь к ране на голове.

— Бывает, — как мне показалось, с сочувствием глянув на арданга, кивнул капитан. — Это же Вам не боевой скакун, видавший битвы.

— Коней им увести не удалось, тем не менее… Ваши люди, так кстати появившиеся в конюшне, забрали мое оружие, — голос Ромэр прозвучал спокойно, но… властно, что ли. Поэтому ответ командира меня не удивил.

— Мы исправим это досадное недоразумение.

— Буду признателен, — с королевским достоинством сказал арданг. Видимо, сообразив, что легенда рухнула, тоже не видел смысла дальше притворяться. Я понадеялась, что получив почти прямой приказ, капитан уйдет, но он все так же сидел и рассматривал нас.

— Вы очень странная пара, — задумчиво сказал он, двумя пальцами поглаживая седую бородку клинышком. — Очень. По чести, у меня нет причин более интересоваться вами, но позвольте дать вам совет. Покиньте Вершинный поскорей.

— Это мы и собирались сделать сегодня же, — вежливо ответил Ромэр.

Капитан продолжил мысль:

— Даже если сейчас Вы не чувствуете сил продолжить путешествие, уехать вам нужно незамедлительно.

— К чему такая спешка? — нахмурившись, уточнил арданг.

— Дело в том, что почту от начальства обычно привозят два раза в неделю. Следующий раз завтра. А я обычно начинаю читать такие письма не раньше десяти часов утра, — выразительно посмотрев в глаза Ромэру, проговорил капитан. Арданг пару мгновений рассматривал собеседника, потом медленно кивнул. Кивок был больше похож на поклон. Капитан встал, отодвинул от двери стул:

— Прошу прощения за всю эту историю, Ваше оружие будет Вам возвращено. Материальный ущерб, — он коротким жестом указал на разорванную одежду, — возместят мои люди.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я, когда встретилась взглядом с капитаном.

— Не за что, госпожа, я всего лишь придержу в узде любопытство и не буду отступать от своих привычек, — весело улыбнулся командир и, легко кивнув нам, вышел.

Я велела Ромэру раздеваться и ушла к хозяину постоялого двора за горячей водой и тазом. Спешка спешкой, но глубокий порез на плече и рану на голове необходимо было обработать немедленно. А так же посмотреть, нет ли где еще пока незамеченных мной повреждений. В коридоре, когда уже возвращалась в комнату, меня догнал стражник. Тот самый, похожий на куницу.

— Госпожа, — подражая обращению капитана, нагло начал он.

Какая же короткая у людей память! Я глянула на мужчину. Одного взгляда хватило, чтобы «куница» вспомнил свое место. Стражник заметно стушевался и даже предложил помочь. Я не ответила, все так же пристально и свысока рассматривая его.

— Вот оружие Вашего мужа, — пробормотал стражник, протягивая мне связанные перевязью меч и кинжалы.

— Вижу, — бросила я. — Следуй за мной.

Он не посмел возражать и послушно поплелся за мной к комнате. Вопреки моим ожиданиям Ромэр не скрылся за ширмой, а надел вместо испорченной одежды куртку, которую застегнул до самого горла. Он как раз выходил из номера, видимо, собираясь идти за мной. Пропустив меня в комнату, арданг окинул холодным пренебрежительным взглядом моего спутника, но не сказал и слова.

— Вот Ваше оружие, господин, — голос стражника осип от волнения, а сам человек, кажется, так и не решился посмотреть Ромэру в глаза.

«Муж» не посчитал необходимым разговаривать со стражником, просто забрал из его рук клинки и выжидающе смотрел на нерешительно переминающегося с ноги на ногу мужчину.

— Еще капитан распорядился… по поводу одежды… — начал стражник, когда я снова повернулась к нему. По паузам поняла, что, отойдя от первого потрясения, он вначале хотел швырнуть мне монеты как подачку, а теперь, наконец, окончательно осознав, что перед ним аристократка, стражник не знал, как себя вести.

— Да, он предупреждал, — смерив мужчину внимательным взглядом с ног до головы, сказала я.

Стражник нервно сглотнул и, достав из кармана матерчатый кошель, вытряхнул на ладонь две монеты достоинством по десять серебрушек. Да, на эти деньги можно было купить пять штук рубашек. Но я видела капитана, разговаривала с ним, поняла, что это за человек. Надменно и чуть удивленно изогнув бровь, я молча смотрела на стражника. Он потупился, покраснел, достал из нагрудного кармана еще три такие же монеты и, не произнеся ни слова, положил деньги в кошель. Что ж, ползолотого, вот в это я готова была поверить. Стражник поклонился мне, передавая кошелек. Разговаривать с ним и прощаться не сочла нужным и, приняв деньги, спокойно отошла к окну. Ромэр зашел следом за мной и закрыл дверь.

— Простите, — донесся из коридора голос стражника, когда арданг повернул ключ.

Нет, Ромэр никогда не перестанет удивлять. Даже зная, что великая тайна его клейма раскрыта, он, попросив, чтобы я не смотрела, быстро разделся и спрятался от меня за ширмой. И, судя по всему, не собирался оттуда выходить.

— Пожалуйста, передай мне воду, — это были первые слова, которые он сказал лично мне за утро. Вздохнув, сделала, как он велел. Исключительно потому, что мне все равно нужна была пара минут, — достать бинты и мази из сумки. Я раскладывала на подоконнике все необходимое и прислушивалась к звукам за ширмой. Вскоре по тому, что Ромэр перестал плескаться, решила, он уже вымылся, и подошла к загородке.

— Ромэр, — мой голос прозвучал удивительно требовательно и строго.

— Что? — чуть раздраженно откликнулся он. Понимаю, ему больно, к тому же ситуация крайне неприятная, но я была полна решимости. В конце концов, мы не в том положении. Не до капризов и политесов.

— Ты прикрой то, что девушке видеть не полагается, — хмуро посоветовала я и, на всякий случай зажмурившись, сдвинула ширму.

— Ты с ума сошла! — возмутился арданг, вынужденный, судя по шорохам, последовать моему совету.

— Давно. Это не секрет, — буркнула я и встретилась с горящим негодованием взглядом Ромэра. Махнула рукой в сторону кровати. — Иди, садись, сейчас буду перевязывать.

— Не нужно, я все сделаю сам. Только прошу, не мешай, — выдавил он, одной рукой удерживая на бедрах полотенце, а второй прижимая другое полотенце к груди в нелогичной попытке закрыть клеймо. Неужели думал, что я не видела?

Вздохнув, пропустила его к кровати и ничего не сказала. Какой толк спорить? Все равно же сделаю по-своему. Арданг бросил на меня хмурый взгляд и отошел к окну, сел на кровати спиной ко мне и так, чтобы дотягиваться до банок с мазями. Я взяла кувшин с остатками горячей воды и подошла к Ромэру.

— Нэйла, я прошу, — взмолился он, снова прикрывая полотенцем грудь.

После утреннего происшествия эти игры и хождения вокруг да около я не понимала. Хотя его по голове копытом стукнуло… Слышала, от такого кусочек памяти выпасть может… Когда его из конюшни выволокли, он был еще в том состоянии… Не думаю, что Ромэр мог хоть что-то соображать. Интересно, он понял, что произошло, осознал мой разговор со стражниками, с капитаном?

Поставив на подоконник кувшин, повернулась к ардангу. Он бросил на меня сердитый взгляд. Ожидаемо, я ведь мешала, влезала в его личное дело… Ободряюще улыбнулась, хотела положить руку на плечо, но он отшатнулся. Это меня удивило и обидело. Я ведь прежде касалась его, и никогда раньше такой реакции не было… Неужели это из-за клейма? Убрав руку, наклонилась так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он смотрел на меня с возмущением, с обидой, даже с раздражением. Но потом в серо-голубых глазах снова мелькнуло то странное выражение, как во время нашего первого разговора. Растерянность, удивление и, кажется, восхищение…

— Ромэр, я знаю про клеймо, — как могла мягко сказала я.

— Мне жаль, что ты узнала так, — в его глазах появился отголосок былой боли, холодной иглой кольнувший сердце. — Я бы сам сказал тебе… Позже, — почему-то начал оправдываться арданг. Конечно, можно было оставить так, позволить ему хоть недолго думать, что я впервые увидела клеймо сегодня. Но это было бы нечестно.

— Ромэр, — прервала его я, — у нас были бы серьезные проблемы, если бы я узнала о клейме только сейчас.

Он горько усмехнулся.

— Понятно… Ты уж прости, я был сегодня немного не в себе… Плохо понимал, что происходит… Что ты сказала им, чтобы они отстали?

— Почти правду. Что у тебя есть вольная, подписанная Стратегом.

Ромэр недоверчиво посмотрел на меня, а я продолжала:

— Печать, королевский бланк — это все настоящее. А подпись, разумеется, подделала.

— Значит, ты не во время путешествия заметила…

— Нет, я знаю уже давно, — я ожидала следующего вопроса, который неизбежно должен был последовать. И боялась его. Не знала, даже не представляла, как говорить о той ночи. Почему-то казалось, что стоит только воскресить в памяти те часы, Ромэр никогда не сможет больше спокойно разговаривать со мной. Видела по его глазам, что он хотел спросить это или что-то другое, но осекся, промолчал. Отвел глаза, легко тряхнул головой, словно отгоняя глупую мысль. Пауза затянулась.

— Ромэр, у нас не так много времени… Давай посмотрю порезы? — робко предложила я.

Он вздохнул и, все так же не глядя на меня, чуть повернулся, подставляя пробивающимся сквозь пыльное окно солнечным лучам окровавленную голову. С большим трудом отмыв запекшуюся кровь с волос, нашла рану. Что ж тут говорить, повезло, — удар прошел вскользь. Если бы конь попал на два пальца ниже, то копыто скорей всего пробило бы тонкую височную кость… Мысленно поблагодарив небо за то, что не произошло непоправимое, я принялась обрабатывать рану. С непривычки возилась долго, но арданг не жаловался, вообще не заговаривал со мной. Даже ни разу не шелохнулся за все время.

— Бальзам едкий, — предупредила я.

Мой голос прозвучал так робко и одиноко в этой напряженной тишине, что мне стало себя жаль. Ромэр не ответил. Почему-то решила, что это плохой признак. Даже захотелось, чтобы арданг ойкнул хотя бы, когда я коснулась раны корпией, смоченной в жгучем бальзаме. Но он и тогда промолчал. Сблизив парой стежков края раны, я вздохнула и занялась правым плечом. Ромэр, отвернувшийся от меня, ни разу не поморщился, когда я промывала и смазывала рану. Только крепко стиснул зубы, когда я несколькими стежками зашивала порез. Но теперь это не удивило. Оставалось наложить повязку, но арданг именно этой рукой прижимал к груди полотенце. Конечно, нужно было просто попросить его дать мне руку, но я словно забыла все слова, где-то потеряла голос. Да и тишина была такой давящей, всепоглощающей, гнетущей, что я не осмелилась заговорить.

Я просто осторожно и ласково положила левую ладонь ардангу на плечо. От этого неожиданного прикосновения Ромэр вздрогнул, но не повернулся. Я не убирала руку, более того, положила вторую ладонь ему на запястье. И замерла. Только тогда Ромэр повернулся ко мне, растерянно и удивленно посмотрел в глаза, словно не верил, что к человеку с таким клеймом кто-нибудь по своей воле может захотеть прикоснуться.

— Нет смысла скрывать то, о чем я и так знаю, — шепнула я.

Он долго всматривался в меня, видела, хотел что-то спросить, но не решился. Только расслабил руку и позволил мне полностью завладеть ею. Я робко улыбнулась и потянулась за бинтом, стараясь не смотреть на обнажившуюся грудь Ромэра, на эти огромные буквы. Я молча перевязывала руку арданга, когда он заговорил. Тон был удивительно холодным и деловым.

— Я слышал, как ты с ними разговаривала. Пожалуйста, не пойми неправильно. Я благодарен за вмешательство, за то, что ты предвидела такую ситуацию и заранее позаботилась о документе. Но на будущее… Ты выдала себя, показала, кто ты на самом деле. Повезло, что капитан оказался порядочным человеком… Я должен тебе жизнь и расплачусь ею, помогая тебе обрести свободу. Только прошу, что бы ни происходило, как бы ты обо мне ни беспокоилась, никогда не подвергай риску свою свободу.

Наверное, всему виной был его голос, совершенно лишенный пафоса или наносной торжественности. Голос человека, знающего цену свободы, знающего цену жизни. Мне стало страшно и безумно больно за Ромэра. Я выпрямилась, твердо встретила серьезный и решительный взгляд серо-голубых глаз:

— И ты, пожалуйста, помни на будущее. Ты. Не должен. Мне. Ничего. И еще одно. Что бы ни происходило, запомни, — моя свобода не стоит твоей жизни.