Туда и обратно

11

По комнате плыл женский смех, резкий и даже несколько искусственный.

Свет неожиданно изменил окраску с сумеречно-голубоватого апрельского на лиловый — сумасшедший, и комната превратилась в иной мир, который существовал в тишине, совсем не похожей на молчание. С легким ветерком, который прикасался к щеке ледяным дыханием, пришел запах, запах чужой земли, земли ужаса, перехватывающего дыхание.

Пол качнулся под ногами Саттона, и он почувствовал, как кулачок Евы вонзился в его руку.

ЗАГ обратился к ним, и слова его оказались мертвыми и глухими звуками, падающими из ссохшейся оболочки.

— Итак, чего вы хотите? Здесь вы живете жизнью, которую жаждете, находите любое убежище. Владеете тем, о чем мечтаете.

— Есть такой ручей, — произнес Саттон. — Маленький ручей, бежавший…

Свет изменился на зеленый, волшебно-зеленый, мерцающий тихой мягкой жизнью, бьющей через край вселенной жизнью и ощущением чего-то происходящего. Появились деревья, окаймленные ореолом мерцающей, расцелованной солнцем зелени, первых распускающихся почек.

Саттон пошевелил пальцами ног и почувствовал под ними траву, нежную травку весны, и ощутил запах луговых трав, которые почти не пахнут… и более резкий запах турецкой гвоздики, цветущей на холме за ручьем. Он сказал сам себе: «Слишком рано цветет гвоздика».

Ручеек булькал, пробегал по гальке вниз, к Большой Диоре, и Саттон рванулся вперед по луговой траве, плотно сжав в одной руке тростниковую удочку, а в другой — банку с червями.

Певчий дрозд мелькнул между ветвями деревьев, окружавших обрывистый берег по ту сторону ручья, а малиновка пела в ветвях могучего вяза, росшего над рекой. Саттон нашел размытое в обрыве место, похожее на стул, спинкой которому служил корень вяза, сел на него и наклонился так, чтобы заглянуть в воду. Течение казалось сильным, а поток воды темным и глубоким, он закручивался водоворотом дальше, булькая и бурля с огромной силой.

Саттон сделал вдох и затаил дыхание, сдерживая нетерпение. Дрожащими руками он нашел самого большого червя, выдернул его из банки и наживил крючок.

Задыхаясь, он закинул крючок в воду и прочел про себя заклинание, чтобы рыбалка удалась. Поплавок поплыл по кружащемуся спуску воды, покачался в маленьком водовороте, затем дернулся, почти исчез, выскочил на поверхность и поплыл снова. Саттон, напряженный, наклонился вперед, и руки ныли от ожидания, но он все равно чувствовал прелесть дня, мир, полный спокойствия, свежесть утра, мягкую теплоту солнца, синеву неба и белизну облака. Вода будто разговаривала с ним, и Саттон почувствовал, что становится частью чистого светлого состояния, состоящего из холмов и течения ручья, луга и земли, облаков, неба и солнца.

Поплавок стремительно ушел вглубь! Саттон сделал подсечку и ощутил вес пойманной рыбы. Она проплыла в воздухе над его головой и шлепнулась на землю позади него. Он бросил удилище, вскочил на ноги и побежал.

В траве блестел голавль, Саттон схватил леску и приподнял его. Голавль был громадным: длиной добрых восемь дюймов.

Всхлипывая от возбуждения, Саттон упал на колени и схватил рыбу, освобождая крючок пальцами, которые дрожали и не слушались его.

— Восьмидюймовый для начала, — сказал он, обращаясь к небу и потоку, лугу и облаку. — Может быть, каждая, которую я поймаю, будет такой же большой. Может, я поймаю целую дюжину, и все будут длиной в восемь дюймов, может, некоторые будут и больше, может…

— Хэлло? — произнес детский голос.

Саттон, все еще стоя на коленях, обернулся назад. Около него стояла маленькая девочка, и Саттону на секунду показалось, что он видел ее где-то раньше. Но затем он понял, что она незнакомка, и немного нахмурился, потому что девчонки были только помехой во всем, что касается рыбалки. Он надеялся, что она не задержится. От девчушки можно было ожидать, что она начнет слоняться вокруг и испортит ему весь день.

— Я… — сказала она, назвав далее имя, которое он не расслышал, так как девчушка немного шепелявила.

Он не ответил.

— Мне восемь лет, — сообщила она.

— А я Ашер Саттон! — ответил он ей. — И мне десять… скоро будет одиннадцать.

Она стояла и глазела на него, нервно перебирая одной рукой узорчатый передник. Передник был чист и накрахмален, очень строгий и аккуратный, и она сжимала его своими нервными пальцами.

— Я ужу рыбу, — сказал Саттон, стараясь не показаться слишком важным, — и я только что поймал голавля.

Вдруг он увидел, как ее глаза внезапно расширились от ужаса при виде чего-то за спиной. Он круто развернулся, успев подняться и скользнув рукой в карман своего пиджака.

Все вокруг стало лилово-серым, резко звучал пронзительный женский смех, а перед ним было лицо… лицо, которое он уже видел в этот день и никогда не забудет.

Полное и интеллигентное лицо, от которого даже сейчас исходило чувство товарищества, несмотря на смертоносный прищур, несмотря на револьвер, уже качнувшийся вверх в волосатом, пухлом кулаке.

Саттон почувствовал, что его пальцы коснулись рукоятки пистолета, сжались вокруг нее и дернули из кармана. Но он опоздал, чтобы опередить плевок пламени из оружия, владелец которого имел преимущество в несколько десятков секунд.

Гнев вспыхнул в нем, холодный, отчаянный, смертельный гнев. Гнев на пухлый кулак, на улыбающееся лицо, которое могло улыбаться за шахматной доской или из-за револьвера. Улыбка эгоцентриста, который старается победить робота, предназначенного для игры в шахматы, эгоцентриста, который верит, что может пристрелить Ашера Саттона. Этот гнев был чем-то большим, он перерос в ярость. Она была велика, и уничтожающе действовала, сильнее, чем адреналин в крови человека. Она стала частью Саттона и чем-то большим, чем он сам, большим, чем смертное создание из плоти и крови, которое казалось Ашером Саттоном. Ужас, вынырнувший из его нечеловечья.

Лицо перед ним таяло, или так ему показалось. Оно изменилось, и Саттон почувствовал, как гнев покинул его мозг и словно пуля вонзился в слабеющую личность, которая была Джефри Бентоном. Револьвер Бентона громко кашлянул, и вспышка, вырвавшаяся из дула, показалась кроваво-красной в лиловом свете. Потом Саттон почувствовал глухой удар своего револьвера в запястье, когда он сам нажал на спусковой крючок.

Бентон падал, наклонившись вперед, сгибаясь посередине, словно от расстройства желудка. Перед Саттоном промелькнуло матово-бледное лицо и скрылось из виду.

Он успел разглядеть на нем удивление, боль и смертельный всепобеждающий страх: черты лица были искажены и не похожи на человеческие.

Звуки выстрелов заставили всех замолчать в ослепительном свете. Вился только пороховой дым. Саттон увидел белые шары лиц, уставившихся на него. В них ничего не выражалось, хотя у некоторых рты были открыты.

Он почувствовал, что его держат за локоть, и пошел, направляемый чьей-то рукой. Внезапно Саттон обмяк и вздрогнул, гнев ушел, и он сказал:

— Я только что убил человека.

— Быстро, — услышал он голос Евы Армор. — Мы должны убраться отсюда. Они сейчас все здесь окружат. Целая толпа.

— Это были вы, — еле слышно выдохнул Саттон. — Я сейчас вспомнил. И сначала не понял имени. Вы его пробормотали… или, наверное, вы пришептывали, и я его не расслышал.

Девушка дернула его за руку.

— Они поставили Бентону условия. Они думали, это все, что нужно. Они и не предполагали, что вы можете драться на дуэли с ним на равных.

— Вы были той замечательной девчонкой, — серьезно продолжал Саттон. — На вас был клетчатый передник, и вы все мяли его, как будто нервничали.

— О чем вы говорите?

— Ну, я рыбачил. И только что поймал огромную рыбину, когда вы подошли к…

— Вы сошли с ума, — возмутилась девушка. — И ничего вы не рыбачили. — Она толчком распахнула дверь и вытолкнула его наружу: прохладный воздух ночи ударил ему в лицо.

— Постойте-ка секунду! — воскликнул Ашер. Он повернулся на каблуках и резко схватил руки девушки в свои. — Они? — заорал он ей в лицо. — О чем вы говорили? Кто они?

Она уставилась на него широко открытыми глазами.

— Вы хотите сказать, что не знаете?

Он озадаченно покачал головой.

— Бедный Аш, — пробормотала она.

Ее медного цвета волосы были пламенно-красного оттенка, блестящими и живыми в мигании надписей, которые вспыхивали и гасли над ДОМОМ МАГА или ЗАГА:

Швейцар-андроид мягко обратился к ним:

— Вы хотите машину, сэр?

Как только он это проговорил, автомобиль сразу же появился, гладко и тихо скользя по дороге, как черный жук, вылетевший из ночи. Швейцар протянул руку и широко распахнул дверцу.

— Главное — быстро, — произнес он.

Что-то в этом голосе, мягком, непонятном тоне заставило Саттона двигаться. Он шагнул внутрь и втащил за собой Еву. Андроид захлопнул дверцу, Саттон нажал на акселератор, и автомобиль, взревев двигателем, устремился по изгибающейся дорожке, скользнул на автостраду, заворчал с внезапной нетерпеливостью, устремившись по длинной дороге к холмам.

— Куда? — спросил Ашер.

— Назад в «Герб», — ответила девушка. — Они не осмелятся искать вас там. Ваша комната оснащена лучами.

Саттон кивнул.

— Я должен быть осторожным, а то о них споткнусь. Но откуда вы знаете?

— Это моя работа.

— Друг или враг?

— Друг, — ответила она.

Он повернул голову и внимательно посмотрел на нее. Девушка сгорбилась на сиденье, и была маленькой девчонкой… только на ней не было передничка и она не нервничала.

— Не думаю, что есть смысл вас расспрашивать.

Она покачала головой.

— А если бы я начал, вы бы, наверное, мне солгали.

— Если бы я захотела.

— Я мог бы выбить из вас правду.

— Могли бы, но не сделаете этого. Понимаете, Аш, я вас очень хорошо знаю.

— Вы меня только вчера встретили.

— Да, это так, но я изучала вас двадцать лет.

Саттон захохотал.

— Вы обо мне вовсе не думали. Вы просто…

— Я. Аш…

— Да?

— Я думаю, что вы замечательный.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Ева все время сидела в углу сиденья, и ветер перебирал пряди ее волос, тело ее было мягким, лицо светилось.

«И все же, — подумал Ашер, — и все же…»

— Это очень мило с вашей стороны. Я мог бы вас за это поцеловать?

— Вы можете поцеловать меня, Аш, когда захотите.

Удивившись на секунду, он притормозил машину и поцеловал ее.