Труды Отечества. Часть 2

В защиту православного собора выступил сенатор Вячеслав Богданович, но его голос е был услышан участниками Сейма. Подавляющим большинством голосов, было принято решение о сносе собора, с передачей всей церковной утвари православному подворью в Варшаве.

Через час после проведения голосования в Сейме, президент Польской республики маршал Эдвард Рыдз-Смигла утвердил решение парламента, к немедленному исполнению.

Собственный корреспондент Лев Новоселов.

Из протокола международного договора о режиме Черноморских проливах подписанного в Монтрё 23 сентября 1922 года.

Исходя из принципов мирного сотрудничества, Российская республика согласна предоставить право свободного прохода через Проливы торговым судам всех стран мира, как в мирное, так и военное время.

За странами имеющих прямой выход к Черному морю сохраняется право провода своих военных кораблей любого класса и количества в мирное время, с предварительным уведомлением властей России о своих намерениях прохода через Проливы. Проход военных кораблей во время войны, в которой принимает участие Россия, а так же если Россия посчитает, что ей непосредственно угрожает война, ей предоставляется право разрешать или запрещать проход военных кораблей любых стран.

Что касается права прохода военных кораблей нечерноморских государств, то он осуществляется только с разрешения правительства России. Для военных кораблей нечерноморских стран введено строгое ограничение, как по классу кораблей, так и по их тоннажу. Разрешен проход только мелких надводных кораблей с общим тоннажем не более 20 тысяч тонн. Срок пребывания судов нечерноморских государств в акватории Черного моря ограничено 21 сутками с момента прохождения пролива Босфор.

Из секретного доклада специального представителя Генерального штаба подполковника Максимова о событиях в Джунгарии от 23 сентября 1922 года.

В результате боевого столкновения сил бригады особого назначения с китайскими войсками генерала Цзынь на речке Гнилой, произошел полный разгром противника, общая численность которого приблизительно оценивается в одну дивизию.

Предварительные потери китайцев составляют около тысячи, тысячи двести человек убитыми и ранеными. Триста восемьдесят человек взяты в плен, остальные панически бежали в направлении Урумчи. Наши потери составляют убитыми восемнадцать человек, ранеными тридцать пять.

Оценивая действия в Джунгарии особой бригады как положительные и желая окончательно закрепить достигнутый успех, я решил начать проведение второго этапа операции «Весна», о чем имелись предварительные договоренности с генерал-майором Шапошниковым.

С этой целью, все китайское вооружение, захваченное на поле боя под речкой Гнилой, было передано Якуб-хану для формирования боевых уйгурских частей. Одновременно с этим, в Урумчи была, начата подготовка к вооруженному восстанию против китайцев, которое осуществилось 21 сентября. Успеху восстания способствовала полная деморализация китайских солдат паническими слухами о наступлении на Урумчи армии Якуб-хана при поддержке русского бронеотряда.

Через агентурную сеть мы всячески поддерживали эти слухи, но в действительности, ни один наш солдат не пересек линию ответственности официально обозначенной нашим государством в майской ноте этого года. Генерал Цзынь не оказал серьезного сопротивления и в ночь на 22 сентября отступил из Урумчи на восток.

После захвата власти, вступивший в город Якуб-хан, 22 сентября провозгласил о создании республики Восточный Туркестан, со столицей в Урумчи. Все нормативные акты о провозглашении уйгурской республики, высланы мною вместе с этим донесением.

Подполковник Максимов.

Глава VII. В знойной жаркой Африке не видать идиллии.

Сидя на крыльце своего дома в Манго, Александр Пархоменко, первый помощник командира конной бригады Григория Котовского, с наслаждением курил табак, привезенный очередным морским транспортом с далекой родины. Что не говори, а родной тютюн, был куда лучше местного самосада, которые русские колонисты пытались выращивать в местных условиях.

Благодаря стараниям губернатора русской колонии в Африке Михаила Фрунзе, Того начал потихоньку развиваться и не без успеха. Уже в этом году, губернатор намеривался выйти на довоенный уровень экспорта в митрополию кофе, какао и цитрусовые, которые даже очень пришлись ко двору российской торговли. Быстро договорившись на взаимовыгодных условиях с оставшимися в Того немецкими колонистами, Фрунзе не допустил разрушение и запустевание плантаций доставшихся ему в наследство от англичан.

Кроме экспорта традиционных плодов Африки, Михаил Васильевич всерьез подбирался к той очень важной теме, реализацию идеи которой немецким властям помешала война. Этой темой было разведение хлопка, для чего в Того были хорошие условия. Начало войны и последовавшая за ней оккупация французами германской колонии, если не поставило жирный крест на этой идеи, то серьезно затормозило её реализацию.

Встречаясь с принявшими российское подданство немецкими фермерами, Фрунзе внимательно слушал все их рассказы о прежней жизни колонии, и умело, отделив зерна от плевел, немедленно ставил вопрос о возрождении того или иного промысла, в котором видел явную выгоду для далекой метрополии. Подобная деловая позиция очень импонировала бывшим подданным кайзера Вильгельма, а ныне труженикам русской колонии и они с охотой шли на сотрудничество с новой администрацией.

Однако если на юге колонии дела шли в гору, то на севере подобными успехами было трудно похвастаться. Благодаря тому, что здесь границы были проведены главным образом на бумаге, и крепкой пограничной стражи не существовало, местные аборигены чувствовали себя полноправными хозяевами и доставляли много хлопот белым поселенцам. В эпоху правления кайзера Вильгельма, забота о границах была полностью возложена на немецких фермеров и плантаторов, за усердие и верную службу которых, рейх обеспечивал их оружием и патронами.

Теперь, забота о северных границах была полностью возложена на Григория Котовского, в подчинении которого находилась особая кавалерийская бригада, составленная в основном из высланных с родины бунтарей. Исправно снабжая подопечных комбрига всем необходимым, Фрунзе умело использовал его организаторские и военные таланты в своих целях. Ради мира и стабильности на севере колонии, Михаил Васильевич даже закрывал глаза на то, что север Того, колонисты и каторжане называли Котовией. Здесь для всех был только один закон, слово комбрига и только он один вершил справедливый суд.

Сам Григорий Иванович, притом, что подобное название очень льстило его самолюбию, всегда четко соблюдал субординацию и признавал главенство губернатора над собой. Подобное послушание объяснялась отнюдь не столько любовью комбрига к Фрунзе, сколько пониманием, что в руках губернатора находятся экономические рычаги его благополучия.

Президент Алексеев был вполне доволен деятельностью заморского губернатора, который не только оттягивал на себя взрывоопасный материал из России, но ещё и приносил державе определенную экономическую пользу. Именно этим, был обусловлен тот факт, что осужденным бунтарям были сделанные большие послабления. Так, в связи с тем, что в колонии не хватало женщин, очень многие из осужденных могли выписать себе с родины жен, невест или заочниц, изъявивших желание отправиться в далекую Африку. Государство при этом брало на себя обязательство по бесплатной доставке женщин в колонию и питанию во все время пути.

За новыми поселенками сохранялся статус свободных людей, и они могли покинуть Того в случаи если их не устроит местным климат или изменяться намерения жить под одной крышей с ссыльным. В этом случаи обратный проезд, как и пропитание, были полностью платными, что являлось скрытым барьером против оттока женского пола из колонии.

- Александр Яковлевич! – громкий крик прервал благостные посиделки первого помощника комбрига.

- Ну что там ещё? – недовольно спросил Пархоменко вестового из управы, со всех ног бежавшего к нему по улицы.

- Вакуленчук из Дапона передает, что на границе опять буза пошла, Александр Яковлевич – доложил вестовой, с трудом переводя дыхание.

- Какая такая буза? – гневно удивился Пархоменко – опять, что ли Кокубенко со своими башибузуками черных прижимать начал? Ну, говори!?

- Никак нет товарищ замкомбрига. Вакуленчук телеграфирует, в Дапон пришли беженцы с плантации Оберсдорфа. На них напали в большом количестве конные негры, начали всех убивать и палить все вокруг. Всего спаслось двенадцать человек все женщины и дети.

- Конные негры? Они там часом с ума не сошли? Такой ерундистики я ещё не встречал – с удивлением спросил Пархоменко – что ещё доносит Вакуленчук?

- Больше ничего. Негры пришли, пограбили и ушли. Единственное что запомнила одна из женщин, они все время кричали «Матхи!» и у одного из нападавших она заметила знамя зеленого цвета с перекрещенными белыми саблями.

- Ясно, что ничего не ясно – коротко подытожил Александр Яковлевич – беги в казармы и скажи комэску Матюшину, чтобы подходил к управе. Я буду там его ждать.

- Ох, не к стати принесла этих конных чертей в наши края - чертыхнулся Пархоменко – только, только замирились с Ндолой и нате, пожалуйста, новая напасть, «зеленые» объявились.

В виду отсутствия комбрига Котовского уехавшего в Ломе с визитом к Фрунзе, вся власть в Манго, неофициальной столице Котовии лежала на плечах Пархоменко. За два года своего пребывания в Африке, он уже порядком остыл от своей прежней революционной деятельности и, хотя Александр Яковлевич ещё был орлом и лихим рубакой, в глубине души его уже тянуло к тихой семейной жизни.

В управе его уже ждал взволнованный Михаил Грушевский, исполняющий обязанности бургомистра Манго на время отсутствия Гребенюка.

- Ох, чует мое сердце не доброе, Яковлевич – с тревогой сказал бывший борец с царизмом, а ныне ярый идеолог Котовии – не спроста эти конные негры у нас появились. Никак британцы с французами их наняли, чтобы насолить нам.

- Ладно, Сильвестрыч не ной раньше времени. Сейчас съездим к Оберсдорфу и посмотрим, кто это там так озорничает – хмуро сказал Пархоменко.

- Ага, озорничает. Знаешь, сколько людей на ферме Отто Ивановича было? Шестьдесят восемь! А в Дапон всего двенадцать пришло, где остальные? – не унимался Грушевский.

- Где, где, по полю гуляют – недовольно буркнул собеседник – ты лучше мне скажи умная голова, что это за слово такое «Матхи» и у кого это здесь зеленые знамена имеются.

- Матхи? – борец с царизмом наморщил лоб, а затем азартно закивал своей седой головой – это такие повстанцы были в Судане и боролись они против английского гнета ещё до войны.

- Точно? – с сомнением переспросил Пархоменко, который крайне плохо ориентировался в мировой истории.

- Точно – убежденно ответил Грушевский – я это слово сразу запомнил, уж больно оно мерзкое. Матхи, Махди.

- Ну и как они боролись с англичанами – с интересом спросил Пархоменко, в котором проснулся революционный задор прежних лет.

- А никак. Поперли с дури на британские пушки и пулеметы под Одурманом, да и полегли все там курам на смех. Это разве революция? С саблями и копьями на пулеметы. Ясное дело разгромили их англичане в чистую – Грушевский в сердцах сплюнул.

- Слушай, а знамя у них, какое было? – осторожно поинтересовался Пархоменко.

- Ясно какое зеленое, магометанское. У них у всех одно знамя, зеленое – авторитетно заявил Грушевский.

- Точно?

- Точно. Джихад называется.

- Ну ладно – задумчиво произнес Пархоменко – джихад так джихад.

Первый помощник комбрига озабочено потер лоб рукой, а затем словно вспомнив что-то, уточнил у всезнающего Грушевского.

- Слушай Сильвестрыч, а на знамени том белые сабли наличествуют?

- Далось тебе это знамя – вспылил Грушевский – знамя, видишь ли, ему подавай. Не был я там и не видел, есть на нем сабли или нет.

- Ладно, не кипятись. Я вот опасаюсь, не из того ли это разлива наши гости – пояснил борцу с самодержавием удалой кавалерист.

- Да брось ты, Яковлевич. Это явно британцы нам пакостят, точно тебе говорю. Научили негров на конях скакать и на нас науськали. Я их саксонские выверты за версту чую! Их рук дело! – безапелляционно изрек Грушевский.

- Это хорошо, что чуешь. Ну ладно, разберемся – подытожил беседу Пархоменко. Сказано, сделано и вскоре Пархоменко уже скакал на север, во главе эскадрона Григория Лозового.

Разбираться, как оказалось, было не с чем. Из всей многострадальной фермы герра Оберсдорфа уцелело лишь два сарая. Все остальное, включая хозяйский дом, было обращено в угли и пепел, от которых всё еще продолжали подниматься черные клубы дыма.

За все время пребывания в Африке, Александра трудно было чем-то удивить, но то, что он увидел на пепелище Оберсдорфа, сильно потрясло его душу. Вдоль дороги на воткнутых в землю кольях красовались отрезанные головы почти всего многочисленного немецкого семейства. Варварски отделенные от туловища, они представляли собой ужасное зрелище. У каждой головы были отрезаны уши и выколоты глаза. Чуть позже, кавалеристы обнаружат тела несчастных колонистов, у которых были вырезаны все детородные органы и вспороты животы.

О подобных зверствах польских панов над украинскими повстанцами в стародавние времена Пархоменко только слышал от народных сказителей и от учителей в Луганском училище, и вот теперь он все это увидел воочию. С трудом, сдерживая себя от увиденного зрелища, Пархоменко твердым голосом приказал своим товарищам спешиться и предать тела земле.

Всего было обнаружено двадцать шесть изуродованных тел обоих полов, которые были похоронены в общей могиле, спешно вырытой солдатами вблизи пепелища.

- Ну что думаешь, Григорий обо всем этом? – угрюмо спросил Пархоменко комэска Лозового, уже не раз успевшего опорожнить свой желудок, прежде чем был отдан последний долг погибшим. Комэск считался лучшим экспертом по знанию всех повадок черного населения, которое нет, нет, да и преподносило белым гостям различные неприятности.

Быстро сплюнув на землю, вновь набежавшую слюну и утерев рот ладонью, Лозовой окинул взором головешки и убежденно произнес:

- Это точно не Ндола со своими шакалами. И не Квама пограничник.

- Может Матала? – предположил Пархоменко, вспомнив дерзкий набег со стороны Верхней Вольты.

- Нет, Яковлевич всё мимо, не он это. И вообще мне кажется, что это совсем не наши негры – удивил командира своим выводом Лозовой.

- Почему?

- Смотри, они конечно пакостники и воры, каких только поискать на белом свете. Да и красного петуха подпустить могут, если уж сильно приспичит. Могут на кусочки разрезать одного двух, но чтобы вот так резать людей, это точно не они – убежденно произнес комэск.

- Точно чужие, Александр Яковлевич – вступил в разговор десятник Чепалов, который вместе с Лозовым не один раз выступал в походы против «немирных» чернокожих.

- Ладно, стройте людей. Заскочим в деревню к Ндоле. Пораспрошаем его о новостях, да и прощупаем, чем дышит наш царек. Авось, что и узнаем интересного – решил Пархоменко.

Однако когда эскадрон прибыл в гости к Ндоле, там ждал его большой сюрприз. Едва только русские кавалеристы въехали в деревню, как к ним со всех ног бросилось множество негров, радостно вскинув руки, явно прося защиты и что-то бесперебойно лопоча на своем языке.

Среди этой встревоженной толпы наметанный глаз Пархоменко с трудом узнал Ндолу, местного вождя, всегда требовавшего, чтобы белые господа называли его королем. Лоск и важность, которые прежде не сходили с его чела всякий раз, когда к нему приезжали русские гости, теперь бесследно пропали. Страх и ужас, посеянный могущественным злом, открыто читался на его лице.

- Господин, господин! Какая радость, что ты приехал со своими солдатами. Мой народ и я счастливы, видеть вас – радостно выкрикнул королек, вскидывая свои толстые мясистые руки.

Едва только толмач перевел Пархоменко слова Ндолы, как он моментально понял, что зеленая беда зацепила не только одну ферму Оберсдорфа.

- Все ли спокойно во владениях великого короля Ндолы? – спросил Пархоменко, решившего подыграть амбициозному негру – не болен ли его скот, здоровы ли жены и дети?

- Ах, Александэр – грустно молвил Ндола – большая беда пришла в мои владения, и с ней нет сладу.

- Как, неужели мор? – лукаво произнес белый собеседник.

- Хуже, гораздо хуже господин. Это черные арабы!!! – воскликнул вождь и от его слов стон горечи разнесся по окружавшей его толпе.

- Черные арабы? Это кто такие? – удивился Пархоменко, и напуганный вождь принялся его усиленно просвещать. Оказалось, что день назад на деревню Ндолы был совершен дерзкий налет. Нападавших было около двадцати человек, часть из которых были на конях и вооружены винтовками. Пришельцы напали на работавших в поле женщин и детей, безжалостно убивая всех подряд. Увлеченные погоней, конные отделились от пеших воинов и первыми ворвались в деревню, где уже была объявлена тревога.

Имевшие опыт борьбе с верховыми, негры Ндолы не растерялись и сумели одолеть противника, правда, с большим трудом. В самый ответственный момент на выручку попавшим в беду товарищам подошли вооруженные копями и саблями пехотинцы, которые яростно бросились в бой, несмотря на численный перевес жителей деревни. Презирая раны и смерть с криками «Аллах Акбар» они бросались на подданных короля, вселяя в них ужас и страх.

Неизвестно как могло сложиться бы дело, не окажись в распоряжении одного из телохранителей Ндолы пара гранат проданных ему из подполы русским кавалеристом. Одна из брошенных им гранат, упала в ряды атакующего противника, и разом сократила его численность, на целых семь человек. Вторая граната была применена менее удачно. Её взрыв унес из жизни только одного противника, при этом сильно разрушив «дворец» короля.

Сам герой так же пострадал от этого взрыва и, будучи оглушенный, был безжалостно добит раненым пехотинцем, который превознемогая боль в раздробленной бревном ноге, отважно бросился на погубителя своих товарищей.

Израненный и обессиленный, он был пленен воинами Ндолы и со скрученными руками доставлен перед грозные очи вождя. Боль и страдания не помешали воину с достоинством говорить с Ндолой, приведя того в сильное замешательство. Стоя на коленях с гордо поднятой головой, он поведал, что является воином одного из передовых отрядов огромной армии великого Махди Абаллаха аль-Башира. Охваченный особым религиозным озарением, он решил полностью охватить правоверным учением все земли Западного Судана, перенеся священное зеленое знамя ислама с берегов Нигера на берега Гвинейского залива.

- То, что ты видел сегодня, это жалкая горсть той армии, что служит великому Махди! Нас тысячи тысяч и все мы рады отдать свои жизни ради правого дела. Трепещи неверный, ибо вслед за мной придут новые войны, которые разрежут на мелкие кусочки всю вашу деревню и не будет вам спасения нигде. За каждую каплю пролитой крови своих воинов, славный Абдаллах аль-Башир прольет реки вашей крови, презренные кафиры.

Пленный говорил столь убедительно, что руки державших его стражников задрожали от страха. Возможно, напуганный вождь и сохранил бы ему жизнь, чтобы наладить отношения с неведомым мессией, но раненый, желая поскорее попасть в райские кущи, лишил его такой возможности. Собрав последние силы, он плюнул в Ндолу, и опозоренный королек поспешил лично пристрелить его из револьвера, ради сохранения лица перед подданными.

Лишившись возможности договориться с Махди, изворотливый туземец решил искать защиты у белых, благо у них имелись чудесные гранаты легко уничтожающие свирепых пришельцев. Ндола ещё только принимал решение, как в деревню приехали русские что, по мнению вождя, было хорошим знаком.

Перемешивая слова повествования с бесконечными заверениями о своей любви и дружбы к белым господам, Ндола мучительно ждал решения помощника Котовского, у которого было очень много поводов послать вождя куда подальше, припомнив все его былые прегрешения перед колонистами.

У Пархоменко действительно очень чесались руки проучить зарвавшегося королька, но по достоинству оценив степень опасности, исходившую от неведомых «зеленых», он решил выбрать меньшее зло в лице Ндолы. Ссориться с вороватым, но хорошо знакомым вождем белым колонистам сейчас было никак не резон.

- Я передам твои слова могучему вождю и надеюсь, что он примет правильное решение – сказал Александр Ндоле, чем вызвал у него радостную улыбку.

- Пусть он пришлет нам побольше ужасных бомб - немедленно стал клянчить у Пархоменко вождь.- Так и скажи, король Ндола просит их ради нашей старой дружбы.

- Ага, так мы тебе и разбежались гранаты давать. Только для этого и приехали – хмыкнул из-за плеча Пархоменко его верный адъютант Гошка Горшенин.

- Могучий вождь будет знать о твоей просьбе король – пообещал Пархоменко, незаметно ткнув носком сапога ногу адъютанта.

Прибыв в Дапон к Вакуленчуку, помощник комбрига первым делом телеграфировал в Ломе Фрунзе о появлении на границе «зеленых» и настойчиво просил разрешение стянуть к северу все бригадные соединения в один кулак.

Как и предполагал Пархоменко, Фрунзе ответил молниеносно. Он одобрил предложение Александра и возложил на него командование бригадой на время отсутствия Котовского. Одновременно с этим Фрунзе извещал, что собирается обратиться к соседям для координации совместных усилий по отражению северной угрозы. И здесь, губернатора ждали сюрпризы.

Если французы с определенными оговорками допускали совместную деятельность против «зеленых», то британский губернатор Золотого Берега просто поднял Фрунзе на смех, заявив, что не собирается ради непроверенных слухов тревожить покой своей колонии.

Давнее знакомство с представителями европейской цивилизации сразу натолкнуло Фрунзе на мысль, что с появлением «зеленых» дело обстоит, не столь чисто, как это казалось на первый момент. Ведь северная граница русской колонии представляла собой узкую полоску территории, зажатую с двух сторон владениями Британии и Франции, и по логическому размышлению именно они должны были беспокоиться больше всего. Всё это очень не нравилось Михаилу Васильевичу, но как говориться одни только размышления к делу не подошьешь.

- Григорий Михайлович – обратился он к гостившему у него комбригу – что-то затевается на нашей северной границе. Пархоменко докладывает о многочисленных жертвах среди мирного населения от рук неизвестных нападавших, а наши соседи и в ус не дуют. Боюсь, что тебе следует вернуться в Манго и взять дело под свой контроль.

- Хорошо Михаил Васильевич разберемся. Когда выезжать сегодня вечером или завтра утром – спросил комбриг.

- Конечно завтра – не секунды не размышляя, сказал губернатор – сегодня дадим прием в твою честь и с Богом. Когда дело в твоих руках, я спокоен.

Губернаторский прием удался на славу. Кроме Котовского на нем присутствовали французские гости из соседней Дагомеи, которые привезли с собой в Ломе маленький, но самый настоящий оркестр. На лужайке перед резиденцией, где Фрунзе принимал своих гостей, состоялись танцы, которые были главным сюрпризом для жителей русской колонии.

Котовский принял в них самое живое участие, вспомнил свои молодые годы в Бесарабии лихо, отплясывая мазурку и полонез. С грацией прирожденного танцора, комбриг с легкостью переходил от одного танца к другому, чем вызывал скрытую зависть у французских гостей заметно отстававших в этом умении от Котовского.

- Господин генерал почтит своим визитом Котону? Даю слово офицера, что у него не будет недостатка в партерах по танцам – учтиво спросил мсье Дюшене, колко намекая на ограниченное число женского пола в колонии.

- Непременно воспользуюсь вашим приглашением мсье колонел – так же учтиво ответил Котовский – вот только съезжу в Манго за своей женой.

- Вы собираетесь ехать в Манго? – быстро спросил француз и в голосе его комбриг уловил скрытую заинтересованность.

- До сего дня не собирался, но раз вы приглашаете… - Котовский сделал неопределенный жест рукой и, извинившись кивком головы перед французом, направился к своей новой партнерше, мадмуазель Крике.

Оттанцевав мазурку, Котовский подошел к Фрунзе, и весело глядя на приглашенных гостей, тихо произнес: - Надо ехать Михаил, обязательно ехать. Не нравятся мне господа соседи, как заговоришь о приграничном набеге, лица сразу напрягаются.

- Ты думаешь, что-то знают?

- Знают. Не даром мадмуазель Крике все интересовалась, когда я поеду на войну с туарегами.

- Интересно – протянул Фрунзе.

- Вот и мне интересно, где у тебя дятел сидит, что французам стучит – коротко молвил Котовский и снова направился танцевать.

Комбриг покинул Ломе рано утром, на специальном поезде губернатора, прихватив с собой пятьдесят человек из скромного столичного гарнизона. Казалось все идет хорошо, но едва только он ступил на перрон Манго, как комбригу сообщили печальную весть о гибели Пархоменко.

Выяснилось, что вчера пришло известие о новом налете «зеленых» на поселения колонистов. На этот раз их удару подверглась деревня непримиримого атамана Кокубенко. Здесь нападавшие встретили сильный отпор со стороны хорошо вооруженных самостийников, которые в порыве чувств заявили, что лягут все, но не спустят жовто-блакитное знамя непидлежной неньки Вкраины, гордо реявшее над поселком.

Возможно, Кокубенко смог бы сам отбиться от нападавших с помощью того оружия, что имел в своем распоряжении, но негры ударили разом со всех сторон и самостийники были сломлены. Сам атаман, позабыв про громкую клятву, немедленно пустился в бега, предоставив своим товарищам мужественно прикрывать его отход.

О том, что произошло в стане самостийников, Пархоменко узнал совершенно случайно, от двух беглых негров, которые пришли в Манго, спасаясь от «зеленых». Узнав о набеге врага, Пархоменко решил немедленно атаковать противника и, подняв два эскадрона с пулеметным взводом, выступил в поход.

В деревню Кокубенко отряд пришел ближе к вечеру, обнаружив её полностью разграбленной с множеством изрезанных и порубленных тел устилавших землю кровавым ковром. Среди белых тел, то тут то там попадались и черные тела, которые так же подверглись жестокому надруганию.

Комэск Лозовой внимательно осмотрел все тела погибших и с уверенностью заявил, что это та же банда, что была у Оберсдорфа и по всем признакам, «зеленые» недавно покинули деревню.

Услышав эти слова, Пархоменко решительно бросился в погоню за врагом, благо его следы хорошо читались на земле африканской саваны.

Расчет Пархоменко оказался верным и уже через час, передовые разведчики обнаружили большой пеший отряд приблизительной численность четыреста-пятьсот человек. Под началом Пархоменко всего было двести тридцать верховых, включая пулеметный взвод, но Александр Яковлевич решил немедленно атаковать неприятеля, исповедуя суворовский «натиск и глазомер», а так же веря в мастерство своих кавалеристов.

Разделившись на две части, конники Пархоменко атаковал пехоту «зеленых» с флангов, с таким расчетом, чтобы теснить их на развернувшие по центру тачанки. Расчет Пархоменко полностью оправдался. Как бы не были храбры и фанатично настроены последователи Махди Абдаллаха, но во всех схватках мировой истории пеший воин всегда уступал конному воителю. Прекрасно выученные за два года пребывания в колонии владению холодным оружием, русские кавалеристы Пархоменко быстро сломили сопротивление врага и заставили его отступить в нужном для себя направлении.

Под свист своих сабель и шашек и ржание боевых коней богатырей Пархоменко, выставив впереди себя копья и щиты, чернокожие пехотинцы торопливо отходили прямо на русские пулеметчиков, посчитав диковинные повозки врага, слабым для себя противником.

Пулеметчики заговорили только когда, до «зеленых» оставалось чуть менее четырехсот шагов. Имея прекрасный обзор с тачанок, пулеметные расчеты хладнокровно косили движущегося на них противника рядом за ряд. Казалось, что враг вот-вот дрогнет и побежит, превратившись в легкую добычу конных, но вышло иначе. В этот день, русские колонисты впервые для себя столкнулись лицом к лицу с религиозным фанатизмом людей, искренно верующих в своё правое дело.

С криком: - Аллах Акбар!!! – воины ислама неудержимой толпой ринулись к плюющимся огнем тачанкам. Перескакивая через тела своих убитых товарищей, поскальзываясь в лужах крови, они упрямо поднимались с земли и, презирая грохочущую смерть, устремлялись вперед. Последние солдаты Абдаллаха пали всего в девяти шагах от пулеметчиков, так и не сумев достать их своими пиками и саблями.

Победа была полной. Враг был наголову разбит при минимальных потерях. Всего за бой отряд Пархоменко потерял убитыми восемь и ранеными двадцать одного человека, но в числе последних оказался и сам командир, вопреки уставу храбро бившийся в передних рядах.

Яростно круша врагов своей знаменитой шашкой, Александр Яковлевич совсем не заметил, как маленькая костяная стрела, оцарапала мочку его уха. В пылу схватки Пархоменко совершенно не обратил внимания на эту пустяковую рану, презрительно стерев выступившую кровь рукавом гимнастерки.

Вся серьезность ранения выяснилось потом, когда, приняв рапорты комэсков и похвалив бойцов за проявленную храбрость, Пархоменко на глазах у своих бойцов неожиданно побледнел и упал на землю, потеряв сознание. Напрасно бойцы пытались спасти своего любимого командира, обильно поливая его голову холодной водой из фляжек, подсовывая нашатырь, растирая грудь спиртом. Состояние Пархоменко с каждой минутой медленно, но неуклонно ухудшалось. Яд с наконечника стрелы сделал своё черноё дело и через час девять минут с момента потери сознания, дыхание Пархоменко остановилось.

Как только стало ясно, что командир умер, ярость и злоба охватила всех членов отряда, и они принялись жестоко мстить за него. Двадцать пять пленных, что были захвачены в этом бою, кавалеристы пригнали к телу командира и немедленно изрубили шашками всех до одного. Не удовлетворившись этим, Лозовой приказал запалить факелы и при свете огня вместе с толпой мстителей обошел все поле сражения, методично добивая обнаруженных раненых противника.

Когда Котовский узнал все эти леденящие сердце подробности, он содрогнулся в душе, но не наложил ни одного взыскания на кавалеристов, хорошо понимая их чувства горести и отчаяния по поводу потери любимого командира.

Тем временем, конная разведка, высланная комбригом в поисках новых отрядов врага, доложила, что с востока, вдоль одного из притоков реки Нигера Пенджари приближается большое войско противника численность никак не менее четырех тысяч человек. В большинстве своём это были пешие воины, но среди них, разведчики заметили и конные отряды, что было не совсем обычным явлением для населения французского Судана.

Это явно был главные силы Абдаллаха твердо намеривающегося водрузить зеленым знаменем пророка на берегах Гвинейского залива. Судя по всему, их главной целью была Манго северная столица русской колонии, овладение которой открывало туарегам прямой путь к океану.

Слушая доклады разведчиков, Котовский отметил один любопытный факт. Французские власти никак не препятствовали действиям Абаллаха, хотя по всем канонам военного искусства, должны были если не стягивать для прикрытия свои войска, то хотя бы вести наблюдение за суданцами.

- Идут совершенно свободно Григорий Иванович. Как будто этих самых французов и в помине нет – докладывали комбригу разведчики.

- Смотрели мы за французскими плантациями по ту стороны Пенджара, так у них особого страха перед «зелеными» нет никакого. Ни тревоги, ни паники, как ездили единичные конные, так и ездят.

- Что думаешь по этому поводу, начальник штаба? – спросил комбриг Матюшенко, к которому временно перешли обязанности Пархоменко.

- Неспроста все это Григорий Иванович – убежденно молвил тот – уж как эти кровопийцы своё добро берегут всем известно. Чуть что серьезное так сразу за помощью в Котону спешат и вдруг такое спокойствие. Неспроста.

- Вот и я думаю, что неспроста. Уж не хотят ли господа лягушатники под шумок если не выдавить нас отсюда, то хотя бы основательно перебить ноги. Когда они воевали у германцев Того, особого ущерба здешним плантациям не нанесли, для себя берегли. А когда уходили не сильно вредили, явно надеялись, что мы здесь надолго не задержимся. Сейчас терпеть русского клопа под своим боком им не в нос, поскольку мал клоп да вонюч.

- И что же будем делать, товарищ комбриг? Обратимся за помощью к Москве? – спросил Матюшенко Котовского. С подачи Фрунзе почти все в колонии, называли друг друга товарищами.

- Бить будем товарищ Матюшенко и чем, скорее тем лучше. А что касается Москвы, то кроме наших догадок у нас ничего нет. Москва, конечно, предложит французам совместно воевать с арабами, но боюсь, что из этого ничего путного не выйдет, по вполне объективным причинам. Сегодня же телеграфирую Фрунзе о необходимости прислать нам спецпоезд. Его пушки будут очень сильным подспорьем.

Говоря о спецпоезде, Котовский имел в виду своё любимое детище, которое он создавал почти целых два года. Обнаружив на немецких складах большой запас шпал и рельс, которые были завезены в колонию перед самой войной, Котовский развил бурную деятельность и буквально заставил губернатора продолжить железную дорогу до Манго, мотивируя это решение важными государственными интересами.

Под этим термином скрывался положительный результат геологической разведки в окрестности Манго, которую провели специально приглашенные Фрунзе из Петрограда. Ученые подтвердили прежние предположения своих германских коллег о наличие залежей полезных ископаемых на территории колонии и возможность их легкой добычи.

Едва только это заключение оказалось в руках Фрунзе, как он немедленно развил активную деятельность по привлечению частного капитала, чьи финансовые вливания и помогли увеличить протяженность железнодорожных путей и обзавестись новыми паровозами и грузовыми платформами. На них предполагалось возить руду с рудников вблизи Манго где, по мнению геологов должны были быть богатые залежи железа и фосфатов. Разработка недр еще не началась, а для транспортировки уже был создан специальный поезд, состоящий из открытых платформ и двух паровозов.

Помня о строптивости и склонности к неповиновению негритянских племен северных территорий, чисто для устрашения, а не с какой-либо иной целью, Котовский настоял, чтобы на головную платформу было временно установлено шестидюймовое орудие, присланное из метрополии для оснащения береговой батареи русской морской базы в Ломе. По странной логике русского адмиралтейства, место под будущую батарею ещё не было разбито, а её вооружение уже прибыло в заморскую колонию.

Благодаря счастливой случайности все работы по погрузке и установке орудия на платформу завершились всего пару недель назад и весть о создании бронепоезда, ещё не успела достичь ушей соседей. Кроме этого в русском арсенале имелись три трехдюймовых полевых орудия, купленные Котовским по случаю у французов два года назад. Перед своим отъездом в Манго, словно предчувствуя беду, Котовский уговорил Фрунзе дать команду об установлении на открытые платформы спецпоезда и этих орудий.

С батарейными номерами особой проблемы не возникло. Если шестидюймовка прибыла уже с готовым расчетом, то набрать артиллеристов к остальным пушкам для Фрунзе не составило большого труда. После окончания войны, многие отставные военные направили свои стопы в Ломе, соблазненные кто двойным колониальным окладом, кто возможностью получить свой земельный надел под жарким африканским небом.

Обложив батарейцев защитой из мешков с песком, загрузив необходимые боеприпасы, губернатор лично проводил спецпоезд, от которого во многом зависела судьба русской колонии. Эшелону была дана зеленая улица и уже к вечеру следующего дня, он прибыл в Манго.

Выстраивая диспозицию будущего сражения, Котовский решил применить, тактику заманивая врага под убийственный огонь своей бригады. Это было единственно верным решением, если принимать во внимание численное соотношение противоборствующих сторон, которое по самым грубым подсчетам составляло 1:3,5 или даже более того в пользу туарегов.

Дозорные упорно оценивали численность Абдаллаха в четыре тысячи человек, но Котовский не исключал, что Махди мог иметь ещё скрытые резервы идущие в арьергарде его армии.

- Как хотите, хоть на голове ходите, но будьте любезны, привести мне этих «зеленых» вот в это место – говорил Котовский командиру дозорной сотни Матвееву, яростно тыча, синим карандашом в карту. – Вот сюда! И никуда иначе!

Матвеев плохо разбирался в картах, но на деле прекрасно знал, что хочет от него командир.

- Не извольте сомневаться Григорий Иванович. Приведем сукиных детей точнехонько именно к этому месту – бойко заверил он командира. Разведчики Матвеева вот уже третий день неотрывно следовали впереди головной колонны неприятеля, неоднократно вступая в стычки с его конными разъездами и одержав победу, стремительно отходили на запад, имея приказ комбрига не вступать в затяжные бои. Жаждущие реванша поклонники джихада бросались в погоню за коварным врагом и незаметно для себя двигались в нужном для Котовского направлении.

Это направление туарегов, правда, не сильно расходилось с их главным маршрутом, вдоль правого берега Пенджара на Манго и поэтому, не разглядев скрытую уловку русского комбрига, они продолжали активное преследование конников Матвеева.

Когда Абдаллаху доложили, что русские отряды в полном составе ждут войско туарегов на окраине Манго, он сильно обрадовался. Наконец-то Аллах услышал его молитвы, и враг будет вынужден скрестить свои презренные клинки с клинками славных воинов ислама. В исходе битвы Абдаллах нисколько не сомневался, сведения которые ему предоставили франки перед самым походом, были полностью верны.

Русские располагали всего лишь тысячью людей, тогда как только в его главном войске под его рукой состоит свыше четырех с половиной тысяч верных бойцов, и это не считая двух тысяч, что идут следом, готовые отдать свою жизнь ради святого дела. И пусть даже земля, которой владеют русские после похода отойдет франкам, как это было тайно условлено, зато никто не запретит туарегам обращать в ислам живущих у океана негров. Таково было главное условие Махди, и франки клятвенно обещали это его посланнику во время их тайной встречи в Колонне, на берегах Нигера.

Перед вечерней молитвой, посланные на разведку конники доложили Абдаллаху последнюю диспозицию. Русские стоят на прежнем месте, и их общая численность составляет чуть больше тысячи человек. Услышав эти слова, чернокожий воитель возблагодарил Всевышнего и приказал своим муллам готовить солдат для завтрашнего свершения своего главного религиозного долга.

Весь вечер и всю ночь в лагере Махди горели костры, и было слышно многоголосое пение мулл, славящих Аллаха и его верного халифа, могучего и праведного Абдаллаха. Первую половину ночи, Махди несколько раз посылал разведчиков посмотреть за врагом, опасаясь, что под покровом темноты они незаметно отойдут, но русские не отошли. В их рядах наблюдателями была замечена какая-то странная возня, позвякивание металла и глухой стук по земле. Большего туареги ничего узнать не могли; биноклей у них не было, а все попытки скрыто приблизиться к расположению врага, пресекались его конными дозорами четко несущих караульную службу.

Услышав это, Абдаллах успокоился и, передав себя и свое воинство в руки божественного провидения, уснул.

То место, куда так искусно заманивал противника Котовский, имело одну важную особенность. Доведя железнодорожное полотно до Манго, русские инженера сделали в саванну небольшую отводку в виде одиночной ветки. Согласно планам губернатора, по ней предполагалось вывозить руду прямо с разработок, минуя город. Именно сюда для решительного боя Котовский и вывел войско, решив в самый последний момент использовать свою подвижную артиллерию.

Когда солнце встало, туареги обнаружили некоторое изменение в диспозиции врага. Русские по-прежнему оставались на месте, только чуть отступили за невысокую земляную насыпь, вбив перед собой в землю толстые деревянные колышки. Опасаясь возможного подвоха со стороны русских, вождь «зеленых» пристально высматривал в их стане повозки с пулеметами, о которых предупреждали Абдаллаха франки, но их не было видно.

Махди величественно взмахнул зеленым знаменем по направлению врага и, оглашая землю громкими криками, воины джихада бросились в атаку. Людская толпа подобно огромной волне неудержимо неслась вперед, желая только одного, убить врагов, трусливо укрывшихся за земляной насыпью, и если будет нужно отдать свою жизнь ради своего халифа. Никто из бойцов не боялся смерти, поскольку каждый из них знал, что пав на поле брани под зеленым знаменем, он немедленно вознесется к небесным гуриям.

Многие из презренных бледнолицых врагов, воочию узрев мощь и силу воинства Махди, от страха попадали на землю, надеясь спасти свои ничтожные жизни. Когда воины Абдаллаха уже пробежали большую часть расстояния отделяющих их от насыпи, со стороны русских в небо взлетела белая ракета, прочертив в голубом небе замысловатую дугу.

Не успела она отгореть, как раздался оглушительный гром, затем послышался нарастающий пронзительный свист и посреди живой массы людей внезапно вырос огромный огненный столб. В рядах идущих в атаку воинов Махди прокатились крики ужаса, которые впрочем, быстро сменились яростными гневными выкриками в адрес белых колдунов. Позабыв страх, черное воинство продолжило свое движение вперед.

Со стороны русских один за другим раздались ружейные залпы, застрекотало несколько пулеметов, но ничто не могло остановить наступательный порыв воинов джихада. Яростно потрясая оружием и громко выкрикивая приободряющие призывы, они бежали и бежали вперед, не обращая никакого внимания на потери, возрастающие у них с каждой секундой.

Когда расстояние между врагами сократилось, передние ряды наступавших туарегов внезапно натолкнулись на непреодолимое препятствие. Внезапно воины Махди обнаружили, что коварные кафиры натянули между деревянными столбами густые нити стальной колючей проволоки. Разгоряченные бегом, они самоотверженно бросались на коварную преграду, резали в кровь свои тела, но быстро преодолеть неожиданно возникшее препятствие не могли. Подпираемые задними рядами, чернокожие воины безрезультатно топтались на одном месте, а тем временем противник, из-за насыпи обрушил на их головы шквал свинца. Винтовки и пулеметы кавалеристов Котовского трещали в непрерывном темпе, замолкая лишь для смены обойм и пулеметных лент.

Одновременно с этим, к месту сражения приблизился бронепоезд, с высоких платформ которого один за другим загремели орудийные выстрелы. Расположенное в голове поезда орудие методично утюжило ряды солдат Махди своим огненным молотом, безжалостно опустошая их. Его смертоносному голосу вторили другие орудия, разя атакующих шрапнелью.

С каждой минутой боя, потери воинства Абдаллаха стремительно росли. Пытаясь спасти положение, вождь приказал своей кавалерии атаковать бронепоезд врага, благо он располагался в стороне от основных сил, и на нем не было пулеметов.

Черные кавалеристы быстро приблизились к извергающим смерть платформам, но уничтожить находившихся на них врагов не смогли. Насыпь, высокие борта железнодорожных платформ, а так же укрывшиеся за баррикадами из мешков с песком многочисленные стрелки, не позволили черным арабам подняться на платформу и уничтожить защитников бронепоезда. Меткий оружейный огонь и взрывы ручных гранат заставляли атакующих кавалеристов отойти, понеся серьезные потери.

Однако ведомые грозным словом Махди, воины не собирались отступать, и разгорелся жестокий бой. Раз за разом, туареги яростно атаковали грохочущий смертью поезд, не замечая, что на помощь ему спешили конники Котовского.

Развернувшись широкой лавой, они на всем скаку врезались в нестройные ряды противника и за считанные минуты смяли их. Кавалеристы черного халифа пытались оказать сопротивление, но нее выдержали натиска противника и обратились в бегство.

Комбрига Котовского так и подмывало броситься в преследование стремительно отступающего врага но, исповедуя принцип единоначалия, он не мог себе позволить подобного ухарства. Бросив на помощь бронепоезду отряд под командованием Кудякова, он с завистью поглядывал, как его любимые кавалеристы громят «зеленых».

Кровавая бойня у насыпи тем временем подходила к своему финалу. Несмотря на свое упорство и героизм, атакующие так и не смогли преодолеть линию проволочных заграждений отделяющих их от насыпи. В некоторых местах неграм удалось несколько продвинуться вперед. Бросая на проволоку тела своих павших товарищей и перебираясь по ним как по мосту, они смогли преодолеть несколько линий заграждений, но это был символический успех. Стальная проволока вместе с пулеметно-оружейным огнем стали непреодолимым рубежом для религиозных фанатиков.

Наблюдая за страшной картиной сражения, Котовский уже не один раз за это утро вспоминал добрым словом немцев, которые в полной мере обеспечили колючей проволокой его славное войско.

- Как все кончиться, обязательно поставлю свечку во здравие господина германского интенданта, подарившего нам такую роскошь! – крикнул комбриг своему начштабу – ей бог поставлю!

- А за одно и французскому губернатору, что не вывез её отсюда! – ехидно дополнил его обещание Матюшенко.

- Ладно, поставлю и ему, лишь бы все, наконец, закончилось!- от столь масштабной гибели людей, даже у такого бывалого фронтовика как Котовский становилось плохо на душе.

- Да когда они снесут это чертово знамя! – негодовал Котовский, указывая пальцем на шатер Абдаллаха, над которым гордо реял зеленый прапор.

- Охрим! Скачи до пушкарей и передай, что я требую уничтожить его к чертовой матери! – приказал он своему вестовому. Тот проворно вскочил в седло и птицей полетел к поезду с приказом комбрига. Однако не успел он ещё доскакать до головной платформы, как впущенный из пушки снаряд угодил в цель, разметав в клочья ставку черного халифа.

Когда уцелевшие от взрыва телохранители Абдаллаха нашли среди дымящихся останков шатра тело своего господина, он был ещё жив. С развороченным осколком животом, халиф ещё мог шевелить губами и когда один из воинов приблизил своё ухо к священному лицу он смог расслышать последний приказ Абдаллаха.

- Скажи Мансуру, чтобы отплатил франкам за мою смерть. Такова моя воля – произнес халиф и из последних сил поднял указательный палец, на котором красовался перстень с зеленым камнем. Властно глянул он на своего слугу, и тот торопливо склонил голову не в силах вынести его тяжести. Когда же он посмел поднять глаза, взгляд халифа уже потух, а его рука безвольно лежала у него на груди.

- Унесите тело господина! – приказал воин своим товарищам, а сам торопливо стащив с пальца перстень, бросился ловить коня, дабы успеть передать командиру резерва Мансуру, последний приказ Махди Абдаллаха.

Когда бой закончился, перед победителями открылась ужасная картина. Горы трупов вздымались перед проволочными заграждениями и в промежутках между ними. Охваченные религиозным экстазом, негры сотнями гибли от огня котовцев, упорно атакуя их позиции в лоб.

Вскочив на любимого Орлика, Котовский стал неторопливо объезжать поле боя, но уже через пять минут комбриг не мог смотреть на столь отвратительное зрелище. За свою яркую и бурную жизнь, Григорий Иванович видел много смертей и пролитой крови, однако столь бессмысленная гибель людей, вызвала в душе у Котовского только горечь от одержанной победы.

- Я к Кудякову, посмотрю как у него дела, а ты сам командуй здесь. Да, пришлешь ко мне Матвеева – приказал комбриг Матюшенко и поскакал прочь от места сражения к группе верховых, которые явно возвращались из погони за неприятелем.

Зоркий взгляд Котовского сразу выделил среди них кряжистую фигуру Кудякова, рядом с которым ехал всадник, потрясавший в воздухе трофейным зеленым знаменем.

- Сколько пленных? – спросил комбриг у Кудякова, который резво подскакал к нему с докладом.

- Десятка два будет Григорий Иванович – ответил кавалерист и, помолчав секунду, добавил – только все побитые и хворые.

- А у тебя какие потери?

- Четверо убитых и два раненых. Улепетывали так, что только пятки сверкали – похвалился Кудяков.

- Добро Никифор Семенович. Составь список особо отличившихся бойцов, буду ходатайствовать перед губернатором об их поощрении – сказал комбриг. В это время к Котовскому поскакал Матвеев уже успевший посадить своих кавалеристов на коней.

- Ерофей Маркелыч отправь своих орлов на разведку – приказал Котовский – чует мое сердце это не вся их сила. И чем быстрее мы это будем знать, тем лучше.

К утру следующего дня, разведчики Матвеева подтвердили правоту слов комбрига. У черного халифа был серьезный резерв, но к огромной радости русских колонистов враг отступил, не приняв боя.

Узнав последнюю волю халифа, командующий резервом Мансур, быстро переправился на противоположный берег реки и вторгся во французские владения. Уже на следующий день, то здесь, то там в синее небо Дагомеи устремлялись черные столбы густого дыма пожарищ. Подобно древним сигнальным столбам, они извещали французов, что в их земли прибыл малик Мансур для свершения кровавых поминок по своему владыке.

Телеграф в считанные часы разнес по всему миру известие о кровавой бойне случившейся в русской колонии. Почти все журналисты, не сговариваясь, окрестили сражение у Манго «вторым Омдурманом», хотя подобное сравнение было не вполне правильным, а если быть точным неправильным вообще. Тогда огромному войску суданцев противостояла хотя и меньшим числом, но регулярная британская армия. Под Манго, у русских было всего 1/3 людей которые либо имели боевой опыт, или являлись кадровыми военными. Все остальные представители бригады Котовского, приобрели и развили свои боевые навыки исключительно в Африке, за короткий временной промежуток.

Обозначив своё отношение к сражению русских колонистов с суданскими туарегами, газеты взахлеб писали о зверствах и насилии, которому подвергались французские плантации в Дагомеи. Не встречая сильного сопротивления, Мансур огнем и мечом прошел всю колонию франков с севера на юг и никем не остановленный вышел прямо к Котоне. Здесь на берегу океана он, как того желал покойный Махди Абдаллах, установил зеленое знамя пророка и начал энергичное обращение в ислам местных жителей.

В распоряжении французского губернатора были в основном туземные войска, привыкшие иметь дело в основном с мирным населением и мало годившиеся для войны с фанатичными северянами суданцами. Ощетинившись ружьями солдат, столица Дагомеи с ужасом ждала своего штурма, хорошо зная что, не сможет выдержать его, однако на счастье французов Мансур занялся проповедью ислама и на время позабыл о Котоне.

Губернатор Дагомеи Бюшон, лихорадочно слал телеграммы в Париж с просьбой о помощи, и одновременно проклиная господина Дюшене который подбил его на эту ужасную авантюру с суданцами. Сам Дюшене тем временем находился в Ломе, где вел безуспешные переговоры с Фрунзе об оказании французам помощи в лице бригады Котовского.

В ответ на просьбы соседей Михаил Васильевич только сочувственно кивал головой и сожалел, что железные дороги Того не соединяются с железными дорогами Дагомеи. Что же касается посылки бригады Котовского, то это сделать никак невозможно, поскольку по данным разведки возможен подход к северным границам колонии новые мятежные отряды из французского Судана и русский губернатор не может допустить оголения своих рубежей. Единственное что мог предложить Фрунзе своим соседям это посылку двух пароходов для эвакуации в Ломе части населения осажденной столицы Дагомеи.

Сказано, сделано и вскоре два корабля с пулеметами на носу стояли у французских берегов. Губернатор еще не принял решения, как население Котона само ринулось на сходни русских кораблей со всем своим нехитрым скарбом.

Напрасно колониальные жандармы пытались остановить их, они были сметены разгневанными людьми видевших в приплывших пароходах своё единственное спасение. За несколько часов, корабли были забиты под завязку и, отдав швартовы, они вышли в океан, увозя на своих бортах беженцев Котона.

Всего было сделано четыре рейса, после чего Фрунзе под благовидным предлогом в виде нехватки угля, был вынужден приостановить спасательные рейсы из-за большого числа гостей буквально наводнивших Ломе.

Бегство мирных жителей самым тяжким образом сказалось на моральном состоянии колониальных солдат. «Кого нам защищать? Пустые дома и дворец губернатора?» все чаще и чаще раздавались вопросы среди защитников Дагомеи. Многие из них только и ждали, когда по городу ударят суданцы, чтобы с чистой совестью бежать в британскую Нигерию, куда ещё была свободная дорога. Ждали, но не дождались.

Ужасный кошмар Бюшона закончился с приходом английской помощи. Две колониальные державы сумели договориться друг с другом, и в Котону прибыл эсминец «Туфольд» вместе с двумя британскими колониальными полками. Они состояли из ветеранов, имевших за плечами опыт боев с немецкими отрядами в Камеруне.

Не откладывая дело в дальний ящик, полковник Мориссон решил атаковать объединенными силами войско малика, ничего не подозревавшего о нависшей над ним опасности. Совершив скрытый марш-бросок к лагерю суданцев, союзники застигли их врасплох, принуждая дать бой, в невыгодных для себя условиях. Однако черные последователи Мухаммеда не отступили и храбро приняли брошенный им вызов.

Демонстрируя друзьям и врагам свою храбрость и презрение к смерти, славный малик Мансур сам повел своих солдат в бой. С громкими криками и развернутыми зелеными знаменами, туареги приблизились к передовому отряду союзников состоящих из французов, не взирая на непрерывный оружейный огонь с их стороны. Завязалась яростная рукопашная схватка, в которой презренные франки не выдержали неистовый напор детей севера и обратились в бегство. Казалось, что Мансур уже в шаге от победы, но дорогу ему заступила подоспевшая британская пехота.

Выстроив солдат в классическое каре и расположив за их спинами станковые пулеметы на треноге, полковник Мориссон застыл в ожидании действий противника. Лобовая атака была самым худшим вариантом боя в подобных условиях. Однако, охваченный боевым азартом, не колеблясь ни минуты, малик ринулся на вражеские ряды встретившие его ураганным огнем.

Устилая землю телами павших воинов, во главе небольшого отряда Мансур смог не только сблизиться с англичанами, но даже вступил в рукопашный бой с их передними рядами, но это была его лебединая песня. Все остальные чернокожие воины пали от пуль англичан, так и не утолив жажду крови своих клинков.

Сам Мансур яростно бился до конца и был сражен сержантом Джозефом Кавендишем, разрядившего в лидера суданцев, всю обойму своего маузера. Желая подтвердить гибели Мансура, сержант отсек голову малика и держа за волосы свой кровавый трофей, позировал перед журналистами и фотографами, прибывшими освещать войну в Африке.

Снимки Кавендиша попали на первые страницы почти всех газет мира, в том числе и одной из газет Каракаса.

- Боже мой, эти британцы ни чем не брезгуют ради своего собственного могущества в глазах остального мира! – с осуждением проговорил седовласый человек, рассматривая фотографию сержанта Кавендиша – и это цивилизованная нация! Просто ужас берет от этих снимков!

- Вы совершенно правы сеньор Родригес – поддержал его господин в пикетном жилете – подобные фото можно было бы простить японцам, китайцам или на худой конец мексиканцам, но никак не англичанам.

Беседа проходила на открытой террасе одной из кофейни Каракаса, которых было превеликое множество в венесуэльской столице. Ещё не наступило время сиесты и у говорунов, прекрасно знавших и понимавших все тонкости мировой политики была возможность щегольнуть своим интеллектом.

- А что скажите по этому поводу вы сеньор Торрес? Каково ваше мнение об этих ужасных фотографиях? – спросил пикетный жилет у чернобородого господина явно не европейской наружности.

- Вне всякого сомнения, эти действия наглядно показывают всему цивилизованному миру, истинный лик англичан, скрывающийся под маской их повседневной чопорности и ханжества. В силу своей профессии мне приходилось видеть подобные случаи у господ британцев сеньор Рамон, вы уж мне поверьте – с достоинством ответил Торрес, чем вызвал самое живейшее почтение со стороны сеньора Мендосы. Он знал своего собеседника доктора психиатрии имевшего честь работать с самим Зигмундом Фрейдом и Карлом Юнгом.

- Конечно, конечно. Скрытность и двуличность это у англичан в крови, в этом они далеко впереди Европы всей. Очень мерзкая нация, один их бокс чего стоит. Ах, как жаль, что наш король Филипп так и не смог в своё время преподать им достойный урок.

- Да, очень жаль, что его Великая Армада не смогла выполнить своей задачи – согласился седовласый сеньор Родригес, в котором сразу определялась военная выправка – сумей он провести высадку десанта на побережье Англии, и вся наша история Европы была бы другой.

От этих слов на лице у Родригеса напряглись скулы, а сидевший напротив него сеньор Торрес усмехнулся про себя: - Страшно подумать какой бы стала история Европы, будь твои налеты на Британию более удачными, и имей ты в своем распоряжении ещё два лишних дирижабля.

Так думал Камо, попивая кофе и краем глаза поглядывая на сеньора Родригеса, он же немецкий генерал Берг, за чью голову американское правительство продолжало предлагать пятьдесят тысяч долларов. Случайно встретившись с ним в Колумбии, Кома в начале хотел оказать любезную услугу американскому правительству по розыску военного преступника, но подом разум взял вверх над эмоциями и Камо решил завести знакомство с Бергом, благо у них был один общий знакомый.

Чем больше Камо узнавал беглого генерала, тем больше у него было аргументов продолжить неожиданное знакомство и отложить в сторону свою поездку в революционный Китай, где он подумывал принять участие.

Берг в начале знакомства отнесся к Камо с подозрительностью, подозревая в нем полицейского провокатора, но вскоре немец отбросил в сторону сомнения, признав в кавказце своего товарища по тайной борьбе. Вскоре, в одной из бесед он поведал Камо как сумел бежать из обреченной Германии на своем последнем дирижабле вместе с профессором Тотенкопфом.

Сделав ложный маневр над Африкой в районе Дакара, Берг направил дирижабль не в сторону Камеруна как сообщил в своей последней телеграмме в рейх, а совершенно в противоположную сторону к Южной Америке. На последних остатках топлива дирижабль достиг пустынного побережья голландской Гвианы и, сбросив посадочный якорь начал проводить высадку на землю экипажа.

Первыми на землю спустился Берг вместе с профессором и двумя членами экипажа. Во время высадки над побережьем бушевал тропический ливень, и в дирижабль попала шаровая молния, которая угодила прямо в посадочную кабину. От контакта с мощной энергетической субстанцией на борту дирижабля возник сильный пожар, не позволивший остальным членам экипажа спуститься на землю.

Шквальный порыв ветра, налетевший на поврежденное воздушное судно, оборвал крепление каната и, подхватив потерявший управление дирижабль, умчал его в сторону ревущего океана. Больше его никто не видел и, скорее всего он нашел свою могилу в водах Атлантики.

Однако Камо интересовали не столько подробности бегства из Германии, сколько то чем занимался Берг в настоящий момент. Оказалось что, предчувствуя скорый крах династии Гогенцоллернов, хитроумный Берг загодя искал тихую гавань, на случай вынужденного бегства.

Под видом подготовки тайных баз для налета на Америку, генерал получил в своё распоряжение все секретные материалы, касающиеся германских агентов в Южной Америке и в первую очередь Никарагуа, Колумбии, Венесуэлы и Гвианы.

Будучи прагматиком, до мозга костей, генерал Берг отлично осознавая, что, находясь в странах Карибского бассейна, он рано или поздно попадет в поле зрения жаждущих его крови американцев, чье влияние в этом районе земного шара было традиционно высоким.

Самым идеальным местом для беглеца была Аргентина или Парагвай. В этих странах было сильно влияние германского капитала, проживало много выходцев из Германии, что не составило большого труда для Берга затеряться среди местного населения.

Кроме этого, местные власти благосклонно смотрели на возможный приток эмигрантов из охваченной войной Европы, видя в них благодатный материал для усиления собственной экономики. Особенно благоволил к немцам аргентинский президент, не без основания сравнивал свою страну с Северо-Американскими Соединенными штатами, которые в свое время поднялись как раз за счет эмиграции из Европы квалифицированной рабочей силы.

- Неужели мы не сможем повторить успех янки? – спрашивал президент своих министров на одном из заседаний кабинета, и сам же отвечал:

- Без условно сможем. Географические условия у нас с ними одни и те же, земель для всех граждан нашей республики хватает, так стоит ли отказываться от такого счастливого шанса, что посылает нам фортуна в лице эмигрантов из Европы? Нужно только с умом использовать эту возможность.

Когда Берг прочитал об этом в донесениях агентов, он не колеблясь ни минуты, сделал свой выбор в пользу Аргентины. Готовясь совершить прыжок на дальний юг, генерал старательно замел следы, уничтожив или изъяв все бумаги, касающиеся германской агентурной сети этой южноамериканской стране. Одновременно с этим, Берг взял с собой документы по торговым связям рейха с Буэнос-Айресом, а так же секретные досье на представителей политической и экономической элиты Аргентины. Со временем генерал собирался играть значительную роль в жизни заокеанского юга.

Единственным, но очень существенным минусом в планах Берга являлись финансы. Кое-какие средства отпущенные кайзером на нужды летного отряда, генерал перебросил на тайные счета в Швейцарии, но это было капля в море. Их вполне могло хватить на безбедное пребывание беглеца в Аргентине, однако для реализации тайных замыслов генерала требовались весьма большие суммы. Данное обстоятельство и заставило Берга отправиться в Колумбию, в надежде наладить канал реализации местных изумрудов для нужд своего проекта.

Когда Камо узнал о планах генерала, он откровенно поднял его на смех.

- Дорогой Берг, контрабанда изумрудами это довольно трудное и опасное дело, с весьма сомнительным исходом. Но даже если вы сумеете получить камешки, любой местный ювелир откажется платить вам за них истинную цену, зная их происхождение. А в случаи вашего отказа, обязательно сдадут полиции, это обычная практика здешних мест.

- Спасибо за разъяснение, господин всезнайка – зло бросил Берг.

- Не злитесь герр генерал, я не хотел вас обидеть. Просто в своей жизни я не раз сталкивался с этими кровопийцами и хорошо знаю их повадки. Банки, вот что вам нужно.

- Не говорите ерунды. Вот это как раз трудная и опасная работа с сомнительным результатом.

- Опасное и трудное дело, да, но с весьма хорошим результатом, если правильно к нему подойти – Камо сделал многозначительную паузу.

- У вас есть опыт в таких делах? – быстро спросил Берг.

- И не малый – снисходительно ответил кавказец.

- Значит, вы можете ограбить любой банк?

- Что, значит, ограбить и что значит любой. Банки не грабят просто так, как лихие громилы вскрывают деревенскую церковную кассу. Взятию любого банка готовятся очень тщательно, чтобы не было осечки. И чем банк лучше защищен, тем больше возни и сложности возникает при его экспроприации.

- Но все-таки вы можете взять банк? – уточнил немец.

- Один? Нет, я не самоубийца. Естественно мне нужна команда.

- А если я предоставлю вам команду и все необходимое, тогда как?

- Тогда нам с вами нужно будет обсудить один вопрос, как будем делить деньги?

Решение Камо участвовать в проекте Берга, было обусловлено рядом факторов. Во-первых, он не собирался упускать из вида человека сумевшего нанести столь значительный вред Франции, Англии и Америки. Во-вторых, Камо получил тайное письмо из России, в котором Сталин не советовал ему торопиться с возвращением домой, предложив на некоторое время осесть в Южной Америке.

Кроме того, за спиной Берга находился Тотенкопф. Этот «злой гений войны», как его прозвали газеты всего мира, по-прежнему находился в международном розыске и его фотографии, украшали стены полицейских участков и стенды американских посольств.

«Зло имеет свойство долго жить» - произнес президент Гардинг в речи посвященной памяти погибших во время бомбардировок американских городов и был прав. Тотенкопф был жив и по туманным намекам Берга разрабатывал новый вид оружия, которое должно было совершить революционный переворот в современном вооружении. Генерал называл его генератором «лучей смерти» и Камо очень хотелось узнать об этом как можно подробнее.

Так был заключен союз, результатом которого стали двух дерзких и наглых ограблений банков в Боготе и Медельине, а так же нападение на банковский фургон перевозивших деньги в Картахене. Общая сумма похищенного грабителями составляла сто двадцать тысяч долларов, что по меркам того времени были огромной суммой. Уже после подсчета первой добычи, Берг был вынужден публично признать высокий уровень мастерства Камо в экспроприации.

Во время проведения акции Камо действовал исключительно с людьми Берга, строго держа свою подругу Фрэнки Майену в стороне от дел, несмотря на её желание принять участие в эксах. У него были свои взгляды на будущее молодой американки.

Когда все намеченное было завершено, Камо со своей спутницей благополучно покинули пределы Колумбии и оказались в Каракасе, где их должен был ждать Берг с аргентинскими паспортами. Генерал не обманул своего знаменитого компаньона, он приехал в Венесуэлу с готовыми документами, но давать их не спешил.

Оказалось, что добытых в Колумбии денег, для дела по-прежнему не хватало. Для реализации намерений Берга было необходимо купить несколько отдаленных асьенд. Там в качестве колонистов должны были осесть нужные Бергу немецкие беженцы, в числе которых был и Тотенкопф. Одним словом тайная организация генерала опять нуждалась в деньгах и Камо, должен был помочь ей.

Тот не отказался вновь блеснуть своим криминальным талантом, но на этот раз Камо предложил взять не банк, а ювелирную контору, отправлявшую в Европу драгоценные камни. Благодаря случайно подслушанной беседе, Камо узнал, что в сейфе конторы находиться большая партия ограненных бразильских алмазов и колумбийских изумрудов.

Полностью доверяя Камо в выборе цели, Берг согласился с его предложением, и выделил для налета людей. Результат операции превзошел все ожидания. В конторском сейфе кроме двадцати тысяч долларов, налетчики изъяли драгоценных камней на сумму в сто пятьдесят тысяч долларов. Теперь вся задача заключалась в том, как незаметно вывезти добычу из страны.

Стоит ли говорить, что после столь дерзкого ограбления, вся полиция Каракаса была поднята на ноги и брошена на поиски налетчиков. Имея весьма скудные описаний грабителей, сыщики твердо знали только одно. Преступники были европейцами, они не попытались сбыть свою добычу местным перекупщикам, а значит, намериваются вывезти её из страны. Поэтому каждый иностранец, покидавший Каракас подвергался самому тщательному досмотру.

Венесуэльские таможенники усердно выстукивали дно и стенки чемоданов, саквояжей, сундуков и кофров путешественников в поисках потайного места, в которых можно было вывезти из страны такое количество похищенных камней. С той же тщательностью подвергались проверки грузы, покидавшие страну в трюмах пароходов, или вывозившиеся почтовыми дилижансами. Найти похищенные драгоценности, для полиции Каракаса было делом чести.

Осмотр пассажиров садившихся на аргентинский пароход «Генерал Бельграно» отплывавший в Буэнос-Айрес проводился с особой тщательностью. Это было большое пассажирское судно вместительностью до тысячи человек, среди которых разыскиваемые венесуэльскими сыщиками грабители могли легко затеряться.

Досмотр проводился с соблюдением всех правил приличия, но при этом ни один из пассажиров не прошел на борт, не будучи вывернутым, на изнанку. Старший инспектор сыскной полиции Диего Веласко руководивший поисками похищенных алмазов был полностью уверен, что грабители скорей всего сегодня попытаются вывезти свою драгоценную добычу из Каракаса. И хотя пароход шел в Буэнос-Айрес, а не в Штаты или Европу, наиболее вероятные места сбыта краденых драгоценностей, интуиция указывала сыщику, именно на «Бельграно». Поэтому он решил лично присутствовать при досмотре, пытаясь своим опытным взглядом, выявить дерзких грабителей.

Словно темная тень скользил старший инспектор от одного досмотрового поста к другому, уверенно держа все происходящее под своим непосредственным контролем. Взбодренные присутствием столь высокого начальства, таможенники работали с удвоенной энергией, осматривая багаж пассажиров «Бельграно». В этот день ими было выявлено и конфисковано весьма большое количество контрабанды, но искомые драгоценности так и не были обнаружены.

- Ищите, ищите! – гневно приказывал таможенникам Веласко – там только одних изумрудов на двенадцать килограмм было. Их невозможно в рукаве пронести. Ищите!

Таможенники искали, но ничего похожего на украденные изумруды и алмазы так и не находили. Время неумолимо летело вперед, уменьшая шансы старшего инспектора на успех, с каждым оставшимся часом до отплытия парохода безжалостно. Веласко нервничал но, твердо полагаясь на свою интуицию, верил в успех.

Когда до отплытия парохода оставалось чуть менее часа, к смотровому пункту подъехала семейная пара. Они предъявили аргентинские паспорта супругов Торрес, хотя с первого взгляда было ясно, что к исконному населению этой страны они не имели ни малейшего отношения. Явно эмигранты из Европы, которые в большом количестве ринулись в южную часть Нового Света из охваченного войнами и революциями континента.

Женщина была заметно моложе своего спутника, который представился доктором психиатрии и держался с большим достоинством. Властным голосом он командовал мулатам носильщиками несшие объемные чемоданы супружеской пары.

С первых минут своего появления, чета Торрес сразу приковала взгляд сеньора Веласко, и для этого были определенные основания. Шею женщины украшало массивное колье из множества изумрудов, а на её правой руке красовался составной браслет зеленого цвета. За те две недели, что прошли с момента ограбления, любой подпольный ювелир Каракаса мог легко сделать подобные украшения из похищенных камней. Потому, старший инспектор решительным шагом направился к подозрительной паре.

Сразу было видно, что перед самым отплытием между супругами побежала черная кошка никак не меньше ягуара. Сеньора Торрес не считала нужным скрывать от посторонних глаз своё скверное настроение. Она злилась на мужа, на таможенников, холодно сквозь зубы, отвечая на обращенные к ней вопросы.

Сам сеньор Торрес был её полной противоположностью своей супруги. Он учтиво обращался к таможенникам и пограничному контролю, всем своим поведением пытаясь сгладить тот негатив, что исходил от его второй половины. Сеньор Торрес с готовностью предъявил к осмотру свой багаж к осмотру, не торопясь, правда, выпустить из рук увесистый кожаный саквояж.

- Скажите сеньора, откуда у вас это ожерелье и этот браслет? – обратился Веласко к даме, которая инстинктивно прикрыло ожерелье рукой, едва только инспектор указал на него пальцем.

- Это мой подарок жене, сеньор – немедленно вступил в разговор Торрес – у нас маленькая годовщина совместной жизни, три года. Я очень люблю свою супругу, и специально купил его для неё столь дорогой подарок.

- Вы купили их здесь в Каракасе? – спросил Веласко, буравя взглядом молодую женщину, от чего она сильно покраснела.

- Нет в Боготе. Я ездил туда консультировать одного богатого пациента. Лечение прошло успешно и на полученный за работу гонорар я, и купил эти замечательные украшения у сеньора Урибу, поставляющего свою продукцию монаршим дворам в Европе.

- Прекрасные камни – произнес Веласко, чувствуя явный запах жареного.

- Да сеньор, у вас хороший вкус, но и обошлись они мне не дешево. Почти весь мой гонорар – доверительно сообщил доктор.

- И у вас есть на них сертификаты?

- Да, конечно – ответил Торрес и с готовностью хлопнул по саквояжу, но Веласко остановил его.

- Пустое сеньор Торрес. Колумбийские бумаги здесь не ходят. Вы не будите против, если украшения вашей жены осмотрит наш ювелир – проникновенно сказал инспектор и с радостью заметил смущение на лице доктора.

- Зачем? Какая в этом необходимость? – спросил Торрес, стараясь держать себя в руках.

- Видите ли, в чем дело дорогой сеньор. Недавно в Каракасе было совершенно ограбление ювелира, и среди украденных камней были изумруды очень схожие с теми, что находятся на вашей жене.

- Причем здесь мои украшения! – энергично запротестовал психиатр – я купил их в Боготе, на вполне законных основаниях! Вот сертификат на них, в конце-то концов.

- Сеньор Торрес, если вы хотите уехать домой на этом пароходе, то давайте закончим дело миром. «Бельграно» не будет вас ждать и уйдет точно по расписанию через тридцать две минуты – холодно произнес старший инспектор.

- Я же говорила тебе, что не следовало связываться с камнями, а брать деньгами! – гневно выпалила доктору супруга – Сейчас их объявят краденными и спокойно прикарманят, несмотря ни на какие сертификаты!

- Выбирайте слова сеньора! Я могу привлечь вас за оскорбление должностного лица! – немедленно одернул её Веласко – снимайте ожерелье и не заставляйте меня применять к вам силу.

Женщина гневно взглянула на него, а затем с достоинством и гордостью аристократки седьмого колена, медленно сняла ожерелье с шеи и швырнула его в раскрытую ладонь инспектора.

- Браслет так же попрошу снять – с торжеством произнес Веласко – и не надо нервов. Сейчас все выясниться. Наш ювелир сеньор Лопес быстро определит происхождение изумрудов и если они не находятся в розыске, то мы вам их вернем, сеньора Торрес.

Женщина вновь бросила на Веласко испепеляющий взгляд, который красноречиво говорил о её полном недоверии к мнению сеньора Лопеса.

Таможенники тем временем тщательно осмотрели чемоданы и баулы семьи Торрес, но ничего подозрительного там не нашли. Недосмотренными оставался лишь саквояж доктора и плетеная корзина с откидной крышкой, но таможенники не торопились их проверять, дожидаясь вердикта ювелира.

Минуты, летели за минутами, а вооруженный лупой ювелир не торопился с вынесением приговора. Он внимательно изучал каждый камень в ожерелье и браслете, любовно поглаживая их пальцами. Наконец Лопес отложил свой инструмент в сторону и торжественно произнес:

- Увы, сеньор Веласко, но это все лишь хорошо сделанные поделки из стекла.

- Что!? – сдавленным голосом произнес Торрес – как стекло!? Это изумруды!!!

- Нет, сеньор. Это зеленое стекло, от бутылок для французского шампанского – безапелляционно произнес ювелир.

- А сертификаты!!! – взвыл доктор, потрясая красиво оформленными листами бумаги, на которых в обильном числе присутствовали печати и витиеватые подписи.

- Друг мой – утешительно произнес Веласко – при нынешнем искусстве полиграфии, вам могут сделать любой сертификат. А эти не годны даже для своего прямого применения.

На сеньора Торреса было жалко смотреть. В миг с него слетела былая уверенность и лоск. Теперь перед Веласко, стоял несчастный и глубоко обманутый человек. Однако если сеньор Торрес был опечален, то его вторая половина была в бешенстве. Подскочив к мужу, она рывком раскрыла саквояж и вытащила на свет божий сафьяновый футляр, в котором оказался изумруд величиной с голубиное яйцо.

- А это? Это сеньор ювелир, тоже стекло!? – со злостью вопросила она и через минуту получила положительный ответ. Едва только вердикт был вынесен, как сеньора схватила украшения и подскочила к своему мужу. Глаза молодой женщины так пылали яростью и гневом, что никто из находившихся в этот момент в зале досмотра мужчин, не хотел бы быть на месте сеньора Торреса. Все прекрасно видели, что сначала женщина намеривалась швырнуть подделки в лицо своему супругу, но в последний момент передумала и с силой швырнула их на пол.

- Я могу идти на корабль сеньор инспектор? – звенящим от напряжения голосом спросила женщина. Веласко очень желал подвергнуть сеньору личному досмотру, но на женщине не было надето ничего такого, где можно было спрятать большое количество камней. Опытным взглядом инспектор прощупал фигуру аргентинки, но признаков тайного пояса на её животе он так и не обнаружил.

- Счастливого пути, сеньора Торрес – учтиво произнес Веласко, и женщина стала гордо подниматься по трапу, даже спиной выражая свой гнев и презрение к растяпе мужу, столь глупо опростоволосившемуся при покупке изумрудов.

- Позвольте осмотреть ваш саквояж, сеньор – любезно обратился к доктору таможенник, подойдя к лежавшему на полу саквояжу, в сердцах брошенному госпожой Торрес.

- Да конечно, смотрите – убито произнес Торрес, не отрывая унылого взгляда от уходящей жены. От свалившегося на него горя, его плечи повисли, и он даже стал ниже ростом.

Таможенник, в душе которого возникла жалость к своему мужскому собрату по несчастью, быстро просмотрел содержание саквояжа и изрек свой вердикт.

- Все в порядке, господин старший инспектор.

- Что у вас в корзине? - спросил Веласко, для которого мужская солидарность не имела большой ценности.

- Еда – горестно произнес врач, чьи мысли были заняты совершенно иным.

- Открывайте – приказал старший инспектор, но к его разочарованию, под плетеной крышкой ничего кроме продуктов в корзине не было. Можно было закончить досмотр, но Веласко не торопился с этим. Он ловко подцепил лежащий сверху каравай белого хлеба и решительно разломил его пополам. Инспектор очень надеялся найти в нем драгоценности, но внутри краюхи ничего постороннего не оказалось.

Сеньор Торрес с терпеливой грустью наблюдал за манипуляциями инспектора, словно видя в нем своего потенциального пациента.

- Можете разрезать на несколько частей, если вам этого хочется. Я не против этого – доверительно сообщил он Веласко. В ответ старший инспектор метнул на него гневный взгляд и требовательно ткнул пальцем в бумажную коробку.

- Что там у вас?

- Сахар, сеньор – коротко пояснил доктор – люблю попить чай.

Веласко снял верхнюю крышку коробки и перед его глазами, предстали ровные ряды сахарного рафинада. Темно желтого цвета, он был явно местного тростникового происхождения. Быстрым движением сыщик высыпал из коробки верхний слой сахара, но под ними были только одни сахарные кубики, упиравшиеся плотными рядами, друг в друга.

Торрес продолжал грустно смотреть на Веласко как на шаловливого ребенка, и было видно, что только воспитание и такт удерживают его от язвительных комментариев.

- Сеньор старший инспектор, время – напомнил Веласко один из таможенников, сочувствующий уважаемому сеньору, ставшему жертвой колумбийских мошенников. Веласко молниеносно метнул взгляд на часы, показывающие, что до отхода корабля осталось десять минут, а затем на доктора Торреса. Лицо психиатра было спокойным и грустным, поскольку все его помыслы были далеко отсюда.

- Сеньор Торрес можете идти – произнес Веласко и, подхватив саквояж, махнув рукой носильщикам, доктор направился к трапу, старательно обходя разбросанные на полу зеленые осколки.

Едва только Торрес вместе с багажом поднялся на борт, как матросы убрали трап и вскоре красавец пароход, величаво покинул столичный порт под недоверчивым взглядом Веласко. Старший инспектор чувствовал в сердце какую-то щемящую тоску. Ему казалось, что он был совсем рядом с чем-то важным для себя, но вот с чем он так никак не мог понять.

Интуиция великая вещь и к ней всегда надо прислушиваться. Сеньор Веласко действительно был в одном шаге от победы и даже держал в руках похищенные алмазы. Покидая Каракас, Камо предусмотрительно разделил добычу на две части. Оставив в изумруды в тайнике, он решил вывезти самую важную часть добычи, алмазы. Часто занимаясь контрабандой в прежние годы, Камо ухитрился найти идеальное место для алмазов, которое не вызвало бы ни малейшего подозрения у таможенников. Похищенные алмазы находились внутри куска сахара, который был специально сварен и расфасован гениальным кавказцем.

Грамотно рассчитав время своего появления, заострив внимание таможенников на фальшивых украшениях и мастерски разыграв семейную сцену, Камо сумел переиграть старшего инспектора Веласко в этом смертельно опасном поединке.

Мирно дымя трубами «Генерал Бельграно» увозил на своем борту в далекую Аргентину супругов Торрес вместе с их законной добычей. Сразу после отплытия они поспешили уединиться в своей каюте. Нервы у них тоже были не из железа.

Документы того времени.

Из срочной, секретной телеграммы специальному представителю России в Синьцзяне подполковнику Максимову А.М. от начальника оперативного отдела Генерального штаба генерал-майора Шапошникова от 2 октября 1922 года.

С момента получения данного послания вам предписывается срочно выехать в Москву для дачи показаний перед военной коллегией Генерального штаба. Командование над частями особой Семиреченской бригады передайте подполковнику Кенигу.

Генерал-майор Шапошников.

Из донесения представителя ГРУ в Лондоне подполковника Соколова начальнику ГРУ генерал-лейтенанту Щукину Н.Г. от 28 сентября 1922 года.

Согласно достоверным данным полученных от агента «Глорис» установлено, что 25 сентября состоялась приватная встреча бывшего премьер-министра Керенского А.Ф. с чиновником по особым поручениям Форин-офис Майклом Кэрфаксом. Беседа длилась полтора часа и после неё, Керенский вернулся домой в очень приподнятом настроении. Согласно отрывочным данным, он не исключает возможности возвращения в Россию в качестве политического деятеля, несмотря на то, что ещё с августа 1917 года он имеет статус государственного преступника.

Одновременно с этим, на лондонский счет Керенского было переведено частным лицом тысяча фунтов.

Подполковник Соколов.

Из секретного послания представителя ГРУ в Берлине подполковника Манцева начальнику ГРУ генерал-лейтенанту Щукину от 29 сентября 1922 года.

Представитель германской стороны майор Оскар фон Нидермайер известил меня, что начальник Генерального штаба рейхсвера генерал Сект, согласен принять российских военных представителей для обсуждения вопроса о военно-техническом сотрудничестве между двумя нашими странами. Германскую сторону будет представлять полковник Отто Хассе.

Прошу известить о дате прибытия нашей военной делегации, а так же её состав и имя главного представителя.

Подполковник Манцев.

Из секретной телеграммы второму помошнику французского посла в Москве господину Жервэ от чиновника по особым поручениям французского правительства господина Шомбера от 14 сентября 1922 года.

Используя ранее посланные вам материалы необходимо оказать давление на вице-президента Савинкова, для положительного решения по предоставлению французской стороне концессии на разработку платинового месторождения в восточной Сибири. Этот вопрос очень важен для нас и для того, чтобы обойти англичан и американцев, мы готовы заплатить господину Савинкову авторский гонорар за издание во Франции его двух книг. Общая сумма гонорара равняется сто тысяч франков. Срочно телеграфируйте о результатах переговоров.

Шомбер.

Из ответной телеграммы французского посла в Москве господина Жервэ господину Шомберу от 16 сентября 1922 года

Встреча состоялась. Господин Савинков положительно воспринял предложение об издании во Франции двух его книг, однако его не устраивает сумма авторского гонорара, и он требует увеличить его до ста двадцати тысяч франков. Кроме этого господин Савинков желает получить часть денег в качестве аванса немедленно. Номер счета прилагается.

Жервэ.

Из секретной телеграммы чиновника по особым поручениям французского правительства господина Шомбера господину Жервэ от 17 сентября 1922 года.

Сообщите господину писателю, что тридцать тысяч франков уже перечислены на его парижский счет. Мы ждем скорейшего решения вопроса о платиновой концессии в Восточной Сибири.

Шомбер.

Из секретной телеграммы представителю ГРУ в Берлине подполковнику Манцеву от генерал-лейтенанта Щукина Н.Г. от 1 октября 1922 года.

Передайте немецкой стороне, что специальная делегация прибудет в Берлин 19 октября этого года. Её возглавит генерал-майор Коржов. Персональный состав делегации уточняется.

Генерал-лейтенант Щукин.