Трон Торна

Глава 2 Герцогиня Тея. Блед-холл

Женщина, восседавшая на вычурно роскошном троне, была красива, хотя годы, коих перевалило уж за четвертый Десяток, взяли свое. И сейчас, как, впрочем, и в юности, ее холодная красота больше отталкивала, чем привлекала. Даже художники, обычно как мухи на мед слетающиеся к любому мало-мальски приличному двору в поисках заработка и известности, обходили Блед-холл стороной. И не только потому, что герцогиня слыла дамой суровой, а уж к тем, кто ей чем-то не угодил, вообще не знала пощады. Просто хороший художник умеет видеть не только внешний лоск, холеную бархатную кожу, безупречный профиль и прелестные волосы. Художник должен уметь видеть душу… а на него смотрела готовая к броску кобра. И художникам приходилось насиловать себя, лгать своей кистью… один из них попробовал излить на полотне свои чувства. Картину, разумеется, Тея приказала сжечь, а незадачливый рисовальщик окончил свои дни в клетке…

К слову сказать, помимо него в клетке были змеи. Кобры. Тея искренне считала, что ей присуще утонченное чувство юмора.

Со временем герцогиня Тея де Блед привыкла к той пустоте, которая постепенно образовалась вокруг нее. Конечно, лизоблюдов хватает везде, и, конечно, их было немало в Блед-холле, но все это было не то… Овдовев в двадцать пять лет (ходили упорные слухи, что супруг Теи, герцог Жуан де Блед, окончил свой жизненный путь не без помощи женушки), повторно замуж она не вышла — относив годовой траур, герцогиня приняла на себя бразды правления, и с тех пор придворные вспоминали годы, проведенные под рукой весьма не мягкого характером герцога, как волшебную сказку.

Но если что и волновало Тею, так вряд ли это было мнение черни. Как и мнение окружающих ее дворян. Она с равной готовностью могла послать на дыбу и свинопаса, чьи хрюшки посмели «не так» взглянуть на герцогиню, и лорда, готовящего заговор. Лордам приходилось особенно несладко, поскольку заговором могло быть сочтено все, что угодно — например, нелицеприятное мнение о госпоже, высказанное шепотом в кругу семьи. Что-что, а осведомители у герцогини были отменные.

Вообще говоря, Тея была лишь немногим более жестока, чем большинство правителей ее ранга. Она отнюдь не считала, что день прожит зря, если никому во дворе Блед-холла не отрубили голову — а были и такие, тот же барон Корфштейн, который устраивал подобные развлечения для себя столь часто, что в один далеко не прекрасный для него день был убит собственными гвардейцами. Скорая на расправу, Тея считала, что казнь — это необходимость, а не зрелище. И если от приговоренного не требовалось получить кое-какую информацию, он отправлялся на встречу с Торном быстро и без особых мучений.

И с соседями герцогиня ладила на удивление хорошо-то есть настолько хорошо, что никто из них, несмотря на немалые богатства замка Блед-холл, не сделал попытки присоединить владения вдовствующей герцогини к собственным. Пограничные стычки, конечно, бывали — как же без них? — но каждый раз скандал тем или иным способом удавалось погасить.

Как ни странно, простой люд свою правительницу, несмотря на ее пренебрежительное к нему отношение, не то чтобы любил, но относился с симпатией. И отсутствие войн, всегда ценимое сервами, и слухи о том, что госпожа временами бывает милостива, — все это способствовало тому, что если баронские заговоры в герцогстве и случались чуть не ежегодно, то холопских восстаний давно уж не было. Да и, кстати, шайки разбойников, заполонившие тракты в иных государствах, в герцогстве чувствовали себя неуютно. Поскольку гвардейцы Теи дули свое пиво недаром.

Сейчас в Блед-холле царило, можно сказать, празд-ничное настроение. Последние годы Тея всерьез увлеклась гладиаторскими боями — и древние законы этих зрелищ соблюдались ею неукоснительно. Пять побед — и удачливый боец получает свободу. Разумеется, на таких условиях многие рабы были согласны попытать счастья, так что школы гладиаторов не пустовали.

Сегодня ожидалось особое представление — необычное, прежде всего, тем, что на арене должны были встретиться не двое, а трое — двое на одного. И то, что эти двое были женщинами, только придавало пикантность предстоящему зрелищу. Сестры-близнецы, Ая и Эя, соответственно Золотая Змея и Голубая Змея, прошли уже через восемь поединков. Но так как они выходили на арену вдвоем, то каждая из них имела на своем счету всего четыре победы. Женщины редкой в этих краях черной расы вызывали огромный интерес у публики. Ставки должны были подняться до небес.

Тем более что противника им подобрали весьма и весьма серьезного. Имени этого раба никто не знал, да и сам он, наверное, давно забыл его. Но вот кличка — Удав — была на слуху. Четыре победы Удава были достигнуты одним и тем же приемом: поверженного противника он убивал голыми руками — душил, сминая гортань и ломая шейные позвонки.

— В этом его сила, в этом же и его слабость, — заметил барон Бэрлиас, пользовавшийся с некоторых пор располо жением герцогини и потому получивший место на трибуне рядом с ее троном. Он долго и нудно передавал Тее и так хорошо известные ей сведения о бойце и, чересчур увлек шись, продолжал рассуждать о том, о чем его не спраши вали. — Да, именно слабость. Он ведь, миледи, старается не убить врага раньше времени, чтобы задушить его на потеху толпе. А враг ничем таким не связан. Удав отлично владеет оружием, но никогда не наносит смертельного уда ра. Я уверен, что сегодня он…

— Вам не кажется, дорогой барон, что пора начинать?поинтересовалась герцогиня. Холода в ее голосе было не сколько больше, чем обычно, и если бы барон не был так туп, он бы понял, что его просят заткнуться. Но он не понял.

— О да, конечно… но я еще хотел бы высказать свое мнение по поводу доспехов, которые были избраны глади аторами для этого боя…

— Ваше мнение, — в голосе Теи появились опасные нотки, — вы можете оставить при себе, барон. Мы вскоре увизо яим и как бойцы сражаются, и какие у них доспехи… и многое другое, о чем вы пытаетесь мне рассказать.

— Но, миледи… я совершенно уверен, что мои наблю дения могут представлять немалый интерес для…

— Хатвик! — Герцогиня обернулась к закованному в сталь воину. Капитан ее личной охраны, подобно статуе, стоял позади трона своей госпожи, истекая потом в глухих доспехах и готовый выполнить любой приказ. Тяжелый, голубой с серебром, плащ, накинутый поверх лат, соответ ствовал цветам знамени герцогства Блед.

— Я бы хотела, чтобы барон Бэрлиас замолчал. Если он скажет сегодня хотя бы еще одно слово, я советую тебе отрезать барону язык. Барон, надеюсь, вы меня поняли.

Барон обиженно замолчал, тем более, что Хатвик сделал шаг вбок. Один маленький шаг… но теперь он стоял прямо за спиной барона.

А Тея закрыла глаза. Вспоминая…

Она прошла мимо неподвижно стоящих охранников, пялящихся на противоположную стену коридора, как будто там было изображено что-то особо интересное. Нет, что-то там определенно было изображено, но стражники за долгие часы, проведенные на посту, наверняка успели изучить каждую черточку старой выцветшей фрески. И сейчас демонстративно пожирали ее глазами по привычке, а не интереса ради. Положено им стоять навытяжку, что ж с этим сделаешь.

Раньше, еще несколько лет назад, стражники не стояли у дверей ее покоев. Только в тронном зале, да и то лишь во время приема послов или тягомотной процедуры герцогского суда — древняя, как мир, привилегия властителя… если вообще эту скучную и обременительную обязанность можно было назвать привилегией. Тея относилась к исправлению судейских обязанностей как к неизбежному злу, но каждый раз ей удавалось все же взять себя в руки и судить по возможности справедливо. Благодаря своему мужу, к кончине которого, вопреки общественному мнению, она не имела никакого отношения, она достаточно хорошо усвоила простую истину — правитель иногда должен проявлять справедливость. И даже доброту. Изредка и в меру. То есть лишь к тем, кто не посягает на интересы этого самого правителя.

И после сегодняшнего фарса, торжественно называемого герцогским судом, она удалилась с чувством исполненного долга. Холоп, наделы которого потоптала гнавшая зайца молодежь, получил увесистую золотую монету, стоившую больше, чем кусок его земли, его хижина и он сам, его жена и чумазые отпрыски. И остался доволен, естественно. А монету она изъяла у тех самых баронских сынков, для которых этот золотой — мелочь, не стоящая доброго слова. Так что обе стороны казались вполне удовлетворены, очередной слух о щедрости и справедливости герцогини получил должную подпитку, а сама она на неделю свободна от подобного рода занятий.

Массивная дверь за ней закрылась. Стражники остались в коридоре — и самое им там место. Говорят, у того же Корфштейна стража присутствовала рядом, даже когда он готовился почивать. К слову, благодаря страже он и не проснулся.

Личные покои герцогини были ее убежищем, куда был заказан вход всем, кроме двух особо доверенных служанок. Тея прекрасно понимала, что преданные люди нужны любому правителю, причем люди разные — и высокородные, и не очень. Поэтому и служанками к себе взяла тех, кто предан ей будет до гробовой доски. У одной выкупила из долговой ямы сына. Брат второй был замечен в бандитской шайке, и светила ему петля… но Тея смилостивилась над парнем. Тем самым заполучив еще двух верных слуг — Фрай теперь носил кольчугу гвардейца, а Алберу был поручен уход за гардеробом герцогини.

Она устало опустилась на огромную кровать, с каким-то мазохистским наслаждением выдрала из тщательно уложен-ных черных волос корону, разрушив при этом часовой труд цирюльника, и небрежно швырнула ее на голубое, с традиционной серебряной отделкой, шелковое покрывало.

- Символ власти заслуживает большего уважения, — раз дался за спиной спокойный, равнодушный голос. Мужской.

Первым порывом было закричать, броситься к двери… но герцогиня всегда отличалась холодным и расчетливым умом и сейчас с абсолютной ясностью поняла, что, во-первых, если бы ее хотели убить, то уже убили бы, а во-вторых, добежать до двери, откинуть массивный бронзовый засов, распахнуть тяжелую дверь и выскочить в коридор она все равно не успеет. И стражники на помощь ей не придут — чтобы высадить эти двери, нужно время, и немалое. Может быть, прав был все-таки барон Корфштейн?

Спустя мгновение герцогиня, не поворачиваясь к невидимому собеседнику, спокойно произнесла:

— Символы власти хороши там, где они эту власть представляют, не так ли? А в моей спальне я могу избавиться от этой тяжести.

— Вы имеете в виду тяжесть власти, герцогиня, или тяжесть короны? — поинтересовался голос.

Тея медленно встала, подошла к зеркалу и принялась расчесывать волосы. Втайне она надеялась, что сможет в зеркале увидеть отражение незваного гостя, но тот все предусмотрел.

— И то, и другое.

— Вы хорошо владеете собой, герцогиня. Похвально. Не ужели вам не страшно?

Тее было страшно, и не только потому, что рядом с ней мог быть убийца — ее почему-то страшило иное. Манера говорить, стремление остаться в тени… Говорил этот человек как-то странно, совсем без эмоций, холодно, спокойно… слишком спокойно. Голос доносился как будто из ниоткуда, ей никак не удавалось понять, где находится гость. Это было настолько неприятно, что мурашки поползли по ее гордо выпрямленной спине.

— Конечно, страшно, — пожала она плечами. — Только сумасшедшие ничего не боятся. Но я думаю, что вы, кто бы вы ни были, пришли сюда поговорить. Кстати, как вам это удалось?

— Пройти мимо ваших стражей было делом несложным. Как, впрочем, и переступить через их тела… но я не хотел без нужды портить между нами отношения. Я действительно хотел поговорить с вами, герцогиня, и это место показалось мне наиболее подходящим.

Теперь можно было и повернуться, тем более ей только что сообщили, что убивать ее в обозримом будущем не планируют. Тея повернулась… и тут выдержка на какое-то мгновение ей изменила. Она чуть заметно вздрогнула — высокая, на полголовы выше нее фигура в ниспадающем до пола темном плаще из грубой ткани стояла буквально в нескольких шагах от нее. Она должна была увидеть эту фигуру в зеркале, должна была… но не видела.

— Странное у вас представление о местах для беседы,хмыкнула герцогиня. — За дверью стоят мои люди… и наш разговор, о чем бы он ни был, наверняка достигнет их ушей.

— О, на этот счет вы можете не волноваться. Не до стигнет. Любой из них под присягой, а хоть бы и под пыткой подтвердит, что ни единого звука из-за двери не слышал.

— Даже если я закричу?

— Тем более если вы закричите.

Тее очень не понравилось, как была произнесена последняя фраза. Вроде бы мерный тон гостя не изменился, но в воздухе вдруг повеяло такой угрозой, что подначивать его герцогине вмиг расхотелось.

Она неторопливо прошла мимо фигуры, сохранявшей полную неподвижность, опустилась в мягкое глубокое кресло и жестом указала гостю на другое такое же. Тот сел напротив герцогини. Капюшон, накинутый на голову незнакомца, скрывал его лицо.

— Итак, о чем вы хотите вести разговор?

Собеседник мгновение помолчал.

— Скажите, Тея… простите, но я позволю себе называть вас так. Скажите, есть ли у вас мечта?

— Странный вопрос для человека, который проникает в опочивальню герцогини, проходит мимо стражей, которые должны были бы его задержать, и своим появлением чуть ли не до смерти пугает ее самое. Я мечтаю, к примеру, чтобы вы отсюда исчезли, а происшедшее оказалось бы всего лишь дурным сном.

— Это достаточно легко осуществить. — Человек, произнося эту фразу, пожал бы плечами или покачал головой, фигура же осталась абсолютно неподвижной. У Теи постепенно зарождалось подозрение, что ее гость не в полной мере может быть отнесен к людям. Как и к представителям других известных рас.

- Но, герцогиня, надеюсь, что этого не потребуется. Скажите, вы никогда не думали о том, что ваше так называемое герцогство — просто насмешка? Насмешка для всадника, который может пересечь его из конца в конец за считанные дни. На севере есть баронские уделы куда более обширные и могущественные.

Положа руку на сердце, Тея могла сказать, что думала об этом, и не раз. Воистину худой мир лучше доброй ссоры, а уж если мир не худой, а вполне устоявшийся и длящийся уже почти полтора десятка лет — это вдвойне хорошо. Но, бывая при монаршем дворе, она не раз замечата чуть презрительные взгляды, которыми ее одаривали владетели более богатых земель. Может, именно поэтому она старалась ограничивать свое посещение монарха необходимым минимумом времени.

— Вижу, что подобные мысли вас посещали. — В голосе гостя не было и тени насмешки, просто сухая констатация факта. — Согласитесь, ведь это несправедливо, что такая женщина, как вы, умная, красивая, принадлежащая к древ нему роду, прозябает в глухой провинции, которая гордо именуется герцогством Блед.

— В ваших словах есть доля истины, — осторожно отве тила Тея, — но…

— Но все дело в том, что мир в вашем уделе поддерживается не столько силой оружия, сколько вашими та лантами политика. — Гость упорно продолжал развивать ту же тему. — Разумеется, расширение границ ваших владений, Тея, требует и сильной армии, и немалых средств… и, что самое печальное, нарушения привычного жизненного уклада. И пойти на это вы не готовы.

— Вы четко изложили существующее положение вещей,позволила себе едва заметно усмехнуться Тея. — Кстати, могу я узнать, как вас называть?

— Когда-то меня звали… впрочем, это было давно. Вы можете называть меня Учителем. Или Советником. А также Чародеем или Магистром. На ваше усмотрение.

— Чародеем? Вы окончили школу магических искусств?

— Нет, эта участь меня миновала. Но так же как не все яблоки мира растут в ваших садах, так и не все знания мира сосредоточены в школе Сан. Есть и другие пути.

— Хорошо, сэр Чародей…

— О Тея, просто Чародей, я не имел чести быть посвя щенным в рыцари. И я не принадлежу к благородному роду. Когда-то меня это огорчало. Сейчас эти воспоминания кажутся смешными… я был молод и глуп.

— Хорошо, Чародей… я выбираю к вам это обращение, поскольку ни моим учителем, ни моим советником вы не являетесь. Итак, как я понимаю, вы появились тут с целью сделать мне какое-то предложение. Возможно, будет лучше, если мы перейдем непосредственно к делу?

— Вы все-таки замечательно держитесь, герцогиня… Да, я хочу сделать вам предложение. Я хочу заключить с вами союз, целью которого для вас будет корона императрицы.

Корона императрицы, ни больше ни меньше, вот как…

— Действительно, предложение интересное. — Тея скептически приподняла идеально очерченную бровь. — Я бы сказала, заманчивое, если бы оно относилось к числу возможных.

— В этом мире возможно все, — вставил Чародей.

— Хотела бы напомнить вам ваши же слова. Об армии, о вложении средств… но, думаю, ответ у вас приготовлен заранее, верно?

— Ваш скептицизм совершенно неуместен, Тея. — От собеседника вновь повеяло холодом и угрозой. — Я могу многое… очень многое. Солдаты, золото — все это не составит проблемы.

- У вас нет проблемы с войском, Чародей, нет проблем с золотом, вы являетесь магом и вы обо всем позаботитесь, — Тея будто рассуждала сама с собой. — Возникает резонный вопрос. Какова ваша цель? И почему вам нужна именно я?

Герцогиня понимала, что играет с огнем. Что бы там ни говорил Чародей о своем нежелании портить отношения, но стоит ей попытаться все же позвать стражу — и все будет кончено в один миг. Для нее. Фигура в кресле напротив внушала животный, идущий откуда-то из глубины души страх — и только огромным трудом ей удавалось сдерживать его, прикрываясь маской спокойствия.

Похоже, гость ожидал эти вопросы, поскольку ответил сразу, не задумываясь.

— Я не хочу делать из этого секрета. Существует один артефакт, очень древний. Сейчас он принадлежит мне по праву, но о его местонахождении почти ничего не известно. В силу ряда причин, я не могу искать его открыто. Если… когда вы станете императрицей, вы разыщете его для меня… или поможете мне его найти, что, в общем, одно и то же,это будет вашей платой в нашем договоре.

— Что это за артефакт?

— Это магический предмет, сохранившийся… еще с доэльфийских времен. Вам, поскольку вы не несете в себе Дара, он повиноваться не будет. Да, впрочем, он не будет повиноваться никому из ныне живущих магов. Мне же он необходим. С его помощью я… Скажем так, если у меня будет этот артефакт, я смогу выполнить любые ваши желания, Тея. Любые. Рассматривайте это как дополнение к договору. Любые желания и в любом количестве. Без всяких ограничений.

От внимания Теи не ускользнуло, что, говоря о времени возникновения этого пресловутого артефакта, Чародей сделал крохотную заминку. Значит, ее собеседник лжет. Вернее, если и говорит правду, то лишь ее часть. Слова о «любых желаниях» вообще нет смысла принимать всерьез, поскольку есть вещи невозможные в принципе.

— Вы не ответили на второй вопрос, Чародей. Почему я?

— Пусть не оскорбят вас, Тея, мои слова, но мне, по большому счету, все равно, с кем заключить подобный до говор.

— То есть вы хотите сказать, что если я откажусь…

— Я не буду убивать вас, если вы подумали об этом. И не потому, что я милосерден — просто это будет хорошим наказанием за… несговорчивость. Я найду другого партнера, а вы разделите участь потерпевших поражение.

— Вы не слишком самонадеянны? В конце концов, разбить дружину какого-нибудь барона или графа — это совсем не то, что сломить имперскую гвардию. Да и гвардия будет не одинока, почувствовав угрозу, император соберет под свои стяги всех вассалов…

Герцогиня вдруг поймала себя на мысли, что уже обсуждает с Чародеем детали предстоящей операции. Тея и сама не знала, откуда у нее такая уверенность, но она чувствовала, что примет это предложение. Не сможет не принять…

— К чему эти возражения? — Казалось, гостю с легко стью удается читать ее мысли. — Ваш скепсис не может меня уязвить, он вредит только вам. Мне известны пределы моих возможностей… и то, что я предлагаю, вполне в эти пределы укладывается. Впрочем, чтобы рассеять ваши сомнения, я изложу вам кое-что из моих, нет, скорее наших совместных планов. На ближайшее будущее.

Трубы герольдов вырвали герцогиню из воспоминаний. Она поежилась, хотя весеннее солнце припекало. Магистр убедил ее тогда в своей правоте. Как и наглядно продемонстрировал причину, по которой не мог, как он выразился, самостоятельно заниматься поисками своего артефакта. Ее передернуло… да, первое впечатление оказалось верным. Ее собеседник не был человеком — то есть, видимо, когда-то был им, но в данный момент он представлял собой нечто, не поддающееся описанию.

Теперь она часто называла его Советником — этот статус был дарован ему по приказу герцогини на следующий же день после памятной встречи. Он обитал в отведенных ему покоях Блед-холла, редко покидая их. Только она имела право переступать порог его апартаментов. Стража у дверей Советника предназначалась в основном для того, чтобы кто-нибудь по глупости не сунулся к нему с вопросом вроде: а не желает ли милорд Советник чего. Один из слуг, видимо, рассчитывал на мелкую монетку, но, к сожалению, юноше не хватило ума предложить свои услуги сквозь закрытую дверь… Его труп со сломанной шеей и застывшим выражением непередаваемого ужаса на лице был найден во дворе замка. И, что интересно, там, куда никак не мог попасть, скажем, будучи выброшенным из окна покоев Магистра. Поначалу никто и не связал покойника с новым Советником герцогини, но тот сам сообщил о происшедшем Тее, заметив, что следующего нахала, который сунется в его покои без зова, ждет нечто похуже сломанной шеи. К тому времени Тея уже знала, что имеется в виду.

Отзвучали трубы, старший герольд объявил бойцов и начал перечислять всем желающим его слушать, сколько и каких побед имеют гладиаторы, каким оружием они предпочитают сражаться и какое выбрали на этот раз. Все это было не слишком интересно, но того требовал определенный ритуал, к тому же продлевающий праздник — не раз случалось так, что поединок протекал буквально несколько мгновений. Такая молниеносность, конечно, ничуть не доставляла радости зрителям, рассчитывающим на красочное, эффектное зрелище.

Ая и Эя вышли на арену в легких кольчугах, скорее декоративных, чем боевых. Тем более что одеты они были на голое тело, прекрасно подчеркивая формы, но слишком ненадежно защищая от ударов. Одна из девушек сверкала золотом, у второй и кольчуга, и поножи с наручнями были выкрашены в небесно-голубой цвет. Обе были без шлемов, жгуче-черные волосы, заплетенные в сотни тоненьких косичек, развевались по ветру. Они сражались длинными, хищно изогнутыми мечами, слишком тонкими на первый непрофессиональный взгляд. Но опытный боец сразу определил бы, что именно такое оружие более всего подходит юным воительницам — силы женских рук не хватит на отражение ударов тяжелого оружия, а вот умелое обращение с легким и гибким клинком, главное достоинство которого — быстрота, может оказаться для противника фатальным.

Их противник, Удав, сегодня с ног до головы облачился в сталь. Тяжелый кованый панцирь, пластины которого прикрывали все более или менее уязвимые места, стеснял движения, но давал бойцу практически непробиваемую защиту. Глухой шлем с узкой прорезью, забранной стальной сеткой, порядком осложнял обзор. Из оружия, против обыкновения, Удав избрал тяжелый кистень, вызвав неодобрительный свист на трибунах. Кистень, столь грозный в бою, традиционно считался оружием смердов и всяких там гномов — благородные господа всем этим штучкам предпочитали честный меч. Но у Удава, видимо, были на этот счет свои взгляды. Именно с помощью этого шипастого железного шара, соединенного цепью с прочной рукояткой, легко дробящего кости, превращающего жертву в груду мяса, Удав рассчитывал исполнить свое знаменитое победное удушение…

Бойцы замерли друг против друга. Герцогиня отрешенно отметила про себя, что девочки выбрали удачное для себя начало — солнце светило им в спину. Впрочем, это мало мешало их противнику — сейчас был полдень, и его шлем давал достаточно тени, чтобы глаза не слепили предательские лучи.

Гонг!

Ая и Эя двигались с кошачьей грацией, обходя Удава с боков. Сейчас он будет вынужден повернуться к одной из них лицом, тем самым подставив другой спину. Пожалуй, он слишком понадеялся на прочность своих лат — истинный мастер меча вышел бы на этот бой в чем-нибудь, не стесняющем движений.

Громоздкая фигура, сверкающая полированной сталью, качнулась вперед, одновременно раскручивая кистень. Рванулась вперед рука Эи, отблеск лучей солнца на чем-то маленьком, метнувшемся из ее пальцев навстречу против и метательная звезда со звоном отлетела от шлема Удава. Бросок был точен, Эя попала прямо в смотровую прорезь, и только закрывающая щель сетка спасла великана от мгновенной смерти.

Одновременно Ая в прыжке нанесла удар мечом, целя в какую-то щель лат. Но меч лишь высек искры из доспехов, а сама Золотая Змея чуть было не получила удар кистенем, лишь в последнее мгновение увернувшись от утыканного острыми шипами тяжелого шара.

Удав владел своим оружием виртуозно, и если бы мог добавить к своему мастерству быстроты передвижения, то сумел бы, пожалуй, без труда справиться с легковооруженными девушками. Хотя, возможно, оказавшись без тяжелых лат, тут же пал бы от острых метательных звезд Голубой Змеи.

Эя продолжала обстреливать великана своими крошечными снарядами. Пока это не приносило ощутимых результатов, но девушка явно не расстраивалась, не бросая попытки обнаружить слабые звенья в броне. Ая тоже не стояла на месте — она безостановочно кружила вокруг Удава, заставляя его постоянно двигаться, подставляя ее сестре то бок, то спину. Рано или поздно накопившаяся усталость должна сделать его движения не столь точными.

Трибуны ревели от восторга. Подобного зрелища здесь давно не видели — и толпу не огорчало даже то, что кровь пока что не пролилась. В конце концов это произойдет — когда кто-нибудь из бойцов сделает ошибку.

Первой ошибку допустила Ая. Лишь чуть-чуть зацепил ее шар кистеня, самым краешком, но удар, хоть и скользящий, отбросил девушку назад, разорвав золоченую кольчугу на бедре. Нога мгновенно окрасилась кровью.

Часть зрителей на трибунах завопила что-то в поддержку Удава, другие же вовсю поддерживали сестер. Не обошлось без мелких драк, в основном на скамьях, предназначенных для простонародья, но гвардейцы мигом успокоили слишком шумных, не давая стычкам перерасти во всеобщую свалку.

Золотая Змея хромала все сильнее и сильнее, пятная кровью песок арены. Удав, увидев в этом шанс быстро вырвать победу, упрямо преследовал ее, не обращая внимания на наскоки Эй, которая, наконец, прекратила бессмысленный обстрел латника звездочками и взялась за меч. Но доспехи по-прежнему оставались неуязвимыми для легкого клинка, а тем временем девушка в золотой кольчуге слабела все больше и больше.

В какой-то момент раненая нога подвела ее, и тяжелый шар врезался не успевшей уклониться Ае прямо в живот. Даже будь на ней кованая кираса, кистень без труда проломил бы железо, а тонкая кольчуга, столь вызывающе обтекающая красивое тело, ничуть не смягчила удара. Грациозная фигурка, сломавшись, отлетела на несколько шагов, упала и осталась лежать неподвижно. Она была еще жива, когда Удав, тяжело опустившись рядом с ней на одно колено, сомкнул руки в стальных перчатках на ее тонкой нежной шее. Он чуть склонил голову, чтобы увидеть через узкую прорезь уже покрывающиеся пленкой смерти глаза жертвы.

В этот момент Эя прыгнула ему на спину. Ее меч упал в песок, запятнанный кровью сестры, теперь в руке девушки сверкал тонкий кинжал, скорее даже не кинжал, а остро заточенная спица, без сопротивления проходящая сквозь не слишком мелкого плетения кольчугу. Она ударила раз, другой…

Видать, где-то разошлись пластины панциря, образовав тонкую щель. Длинная спица легко вошла в сочленение, пробила кожаную куртку, надетую под латы, пронзила плоть и остановилась, лишь дойдя до сердца.

Удав даже не упал — не позволили доспехи. Он так и умер, стоя на коленях… смерть, страшная для воина, но вполне обычная для раба.

Герольды уже торжественно объявляли имя победительницы, признавая за ней освященное традициями право на свободу — пятая победа Эй наконец-то принесла ей то, ради чего немало рабов по доброй воле соглашались взять в руки клинки. Но вряд ли девушка слышала это — она баюкала на коленях мертвую сестру, и слезы стекали по голубому плетению кольчуги. Ее ладонь скользнула по глядяшим в безоблачное небо глазам Аи, в последний раз закрывая веки…

А потом она встала. Медленно обвела взглядом почему-то притихшие вдруг трибуны, что-то выкрикнула на непонятном языке, а затем стремительным движением вонзила свой кинжал себе в грудь. И рухнула на намокший от крови песок рядом с сестрой.

Потом, спустя несколько дней, Тея все же выяснила, что именно выкрикнула чернокожая девушка, перед тем как глупо и бессмысленно умереть. «Это вы убили ее. Ненавижу». К чему это было сказано, ведь она знала, на что шла? Герцогиня лишь пожала плечами, почему-то подумав при этом, что еще несколько месяцев назад такое событие вряд ли оставило бы ее равнодушной. Теперь же она отнеслась к поступку девушки с легким непониманием, не более того.

А тем временем план, предложенный Магистром, постепенно претворялся в жизнь. В этом плане нашлось место многим и многим. В том числе и двум чернокожим сестрам.