8.
Вечером того же дня брат Рамена больше не созерцал пустоту. Теперь это было ненужно. Больше того - это было неприятно и вредно. Неприятности начались этой ночью. Начались неожиданно и, как раз когда он не ждал ничего подобного. Неприятности - это Череда снов. Ах, почему он, верный адепт Ангелайи не внял вчерашнему вечернему предупреждению! Почему он, как только увидел эти черные буквы на выцветших обоях, не схватил телефон (а он был, его продавать гуру запрещал) и не позвонил своему учителю? Гуру бы наверняка знал что делать, наверняка ведь Рамена-нулла не первый с кем такое происходит. Почему... А впрочем, уже поздно жалеть, поздно раскаиваться. И гуру теперь не поможет, потому что Просвещенный Ангелайя больше не его хозяин. Случилось то, что случилось и Череда Снов началась преждевременно и Рамена начал свой путь познания Зла как это не печально осознавать с полного в это зло погружения. И этой моросящей и дождливой ночью он увидел в мерцающем проеме окна черную, размытую фигуру. Силуэт висел в воздухе и предвестник сегодняшнего ветра трепал его черные одеяния. Черные лохмотья, а может просто сгустки темного тумана. На фоне розового, отраженного ненастным небом электрического света сей посланец тьмы выглядел, как кусок ночной темноты, что прячется от фонарей в темных подворотнях. Это был ворон, ночной черный ворон. Во всяком случае именно так показалось Рамене, хотя силуэт не имел никаких четких форм. И ворон пришел за ним. В верней половине чернильной трепещущей кляксы вдруг ярко и остро раскрылся багровый глаз, мигнул как уголья костра, а потом рядом вспыхнул второй. Ночь обрела взгляд. И пришедшее в ней Зло. Рамена тогда закричал, попытался отшатнулся или... нет - он попытался хотя бы отвести взгляд от окна. Но не смог - красные глаза ночи навсегда вцепились в него, впились в его естество и забрали то, что люди называют душой. А тело его осталось, и было пленено став послушной марионеткой в руках темного ворона. А когда за спиной тени распахнулись два колышущихся крыла из тьмы до распростертого на полу Рамены дошел первый приказ и вместе с тем осознание перед ним хозяин. Его новый хозяин. Всю ночь ворон говорил с ним. Это было, пожалуй самое худшее. Жуткая черная тварь упорно втолковывала впавшему в ступор сектанту нечто такое, что полностью разрушало его любовно выпестованное гуру Ангелайей мировоззрение. Ворон доказывал, что он на самом деле не является злом, во всяком случае не в том виде, в каком зло представлялось брату Рамене. Но глядя как колышутся за плечами пришельца черные с развивающимися лохмами крылья иначе думать было и нельзя. В конце концов Рамена полностью потерял способность связно соображать. Их всей речи черного ворона он понял немногое - в первую очередь то, что сотканная из тьмы тварь не уйдет с приходом дня. Больше того, она теперь все время будет сопровождать бывшего сектанта, незримая, неосязаемая, но имеющая возможность влиять на людей и он, брат Рамена теперь не сможет от нее ни убежать, не скрыться и пусть лучше он даже не пытается выкинуть что-то подобное. Так что ему случше будет выполнять все приказы своего хозяина. Услышав это Рамена-нулла не выдержал и горько заплакал, и спросил ворона, какие указания он должен выполнить. "Ты ведь хочешь спать?" - спросил ворон - "этот шарлатан Ангелайа не давал тебе закрыть глаза?" Рамена кивнул, глотая слезы и размазывая их по щекам как малый ребенок. Да, он хотел спать, он очень хотел спать, он недосыпал уже многие сутки, это так ужасно, так тяжело... "Ну так спи" - произнес ворон, - "спи, а я пока расскажу что ты должен совершить завтра". Волна немой благодарности захлестнула брата Рамену полностью вытеснив страх и смятение (будь его сознание немного пластичней, а не зацикленное на одних и тех же вещах после педагогической деятельности просвещенного Гуру он бы наверняка удивился бы такой быстрой смене настроений), на пике воодушевления он даже немного приподнялся с пола и вперил преданный взгляд в ворона. Теперь ему казалось, что он различает мелкие детали в кружащемся сгустке цвета антрацита вот острый глянцевый коготь выделился на однородном фоне, вот покрытая ровной чешуей часть лапы, а вот блеснул на отраженном свете иззубренный клюв, черный и гладкий, как покрытый лаком капот дорогой машины. В детстве Дима Пономаренко всегда боялся ворон. Эти жирные, неряшливые птицы с их острыми клювами покрытыми какой то засохшей дрянью вызывали у него глухое отвращение и страх. Он не мог объяснить, чем же они его так пугали, но факт оставался фактом он покрывался холодным потом как только слышал их хриплое карканье в кронах деревьев. С годами его страхи переросли в агрессию и, получив на шестнадцатилетие духовое ружье он увлеченно отстреливал крылатых вредителей, особенно радуясь, когда удавалось завалить птицу с первого выстрела (стрелять нужно в голову и только в голову, а иначе легкая пулька застрянет в мощном перьевом покрове). Тогда ему казалось, что он победил страхи. Но в итоге победили именно вороны. И, теперь он начинал это осознавать - сие было не так уж плохо. Сон нахлынул на него сладостной и словно состоящей из темной патоки волной и унес в дальние неизведанные страны. А пока Рамена Пономаренко спал черный сгусток за окном снова принял неопределенные очертания и стал что-то ласково вещать ему на ушко. Так что проснувшись, брат Рамена уже знал что надо делать. Действуя по инструкции он посетил целый ряд абсолютно незнакомых людей. Люли эти были совершенно разными, и скорее всего не знали друг друга. Прикрываясь лживым учением своей бывшей секты, Рамена внимательно следил за реакцией респондентов. Во всех до единого случаях он был отправлен восвояси, иногда в грубых выражениях, иногда почти с мольбой (как у матери одиночки из квартиры семнадцать). Последним из тех, кого он посетил, был вольный писака-журналист их верхнего города. Выглядел он совершенно неопасным, а напротив растерянным и даже испуганным, но Рамена тщательно запомнил его, точно по инструкции. После ряда посещений его программа подошла к концу и он с чувством выполненного долга вернулся в квартиру, и стал ждать дальнейших указаний. Ему дали понять, что указания эти последуют ближе к ночи, но ворон был все еще тут. В свете дня его было плохо видно, но тут и там, на фоне неестественно голубого неба нет-нет да и мелькал словно выкроенный из черного шифона силуэт. Рамена подумал, что быть слугой ворона не так уж и плохо, а после, оглядев свою разоренную квартиру впервые испытал к своему бывшему гуру что-то вроде раздражения (которое со временем непременно перерастет в ненависть). Так, оглядывая пустые и заросшие паутиной углы своей, когда-то уютной, квартирки брат Рамена вступил на первую ступень познания зла.
9.
Утро нового летнего дня Павел Константинович Мартиков встретил сидя на крутом правом берегу Мелочевки на самом краю Степиной набережной, что протянулась почти через весь город от старого кладбища до заброшенного завода. Набережная эта, получила название вовсе не по имени героя-сталкера Степана Приходских, как кажется на первый взгляд, а по другому Степану - беспородной, блохастой, но очень доброй псине, которая жила на этой набережной много лет. Пес Степа серо-коричневой масти, отрада маленький детей, а после их младших братьев, а после и их собственных отпрысков он прожил долгую и насыщенную жизнь шестнадцать лет на фоне медленно грязнеющей реки. Шестнадцать лет шума плотины в ушах. Годы вкусных подачек, и пинков ногами от злых людей, за эти бесчисленные смены сезонов жильцы Верхнего города привыкли видеть точеный силуэт собаки на фоне светящего из-за пышных крон деревьев заходящего солнца. Степан всегда встречал закат на одном и том же месте на правом берегу речки. Он садился, вытягивал шею и нервно нюхал закатный воздух и смотрел всегда куда то на юг, там где потихоньку росли и росли этажи Верхнегородских зданий. Казалось, он ждет, ждет какой то миг, какого-то вольного ветра, приносящего запах дальних странствий. Ждет, чтобы, почуяв его, сорваться с места и навсегда покинуть этот город. Может быть вот за эти отсидки, за этот странный собачий наблюдательный пост люди и прозвали полоску мутного песчаного берега Степиной набережной. Почему бы и нет, ведь пес считал это место своим. В конце концов он исчез. Тихо и без помпы, просто не пришел как обычно на берег и закатный оранжевый луч высветил лишь пустой песчаный пляж. Собачьи останки так и не нашли, и многие склонялись к мысли, что пес нашел свой последний приют в реке. Отчасти так оно и было, вот только в тихом омуте под кипящей пеной позади плотины вы не найдете обглоданный рыбой собачий скелет. Окрестные дети долгие недели проливали слезы над исчезновением собаки (и надо сказать, что и некоторые взрослые, вспомнив молодость, украдкой смахнули слезинку) и дошло даже до того, что местные власти прониклись детским горем и официально присвоили имя песчаному пляжу, так что на всех современных картах вы сможете увидеть название "Степина набережная" вытянувшееся вдоль изгибов реки. Одно время тут даже хотели установить памятник псу из бронзы (или хотя бы гипса), но до этого руки властьимущих так и не дошли. А вот теперь здесь сидел Мартиков слишком испуганный и опустошенный, чтобы вспомнить про обретавшегося в этом месте когда-то пса. Старший экономист сидел на прохладной земле в странной детской позе, он подтянул ноги к подбородку и обхватил руками колени. Мысли буйным вихрем проносились у него в голове. Началось все с того, что он прогнал грабителей . О да, он помнил ту одуряющее чувство ярости, что его тогда охватило. Серьезно он покалечил налетчиков? Мартиков покачал головой - не вспоминается. После этого он отправился домой к жене с твердым намерением переселить ее в мир иной. А потом... что случилось потом? Потом ярость спала, исчезло буйное нездоровое веселье и он остановился посреди двора в двадцати шагах от подъезда ошеломленный и испуганный и с полным беспорядком мыслей в голове. Припадок злости, в котором он напал на налетчиков теперь пугал его самого. Пугал до печеночных коликов, до обморока. Это чудовище, что только шло через двор с намерением совершить убийство просто не могло быть им - старшим экономистом "Паритета" Мартиковым. Откуда столько агрессии, он ведь мухи не обижал в детстве? И драться не любил, за что не раз бывал бит. Тупой хруст с которым обломок кирпича втыкается в спину бегущему налетчику, теперь он снился Мартикову ночами. Вчера он явился домой в полном разброде чувств. Его жена, открыла было рот для длительной свары, вдруг заметила его взгляд и в итоге не сказал не слова. Мартиков был мрачен как туча, под глазами у него набрякли мешки, а глаза покрылись сектой кровеносных сосудов. Ночью он спал плохо, ему снились дурные сны. В них Павел Константинович на кого-то охотился. Вроде бы была ночь, сверху светила луна, а он несся, низко стелясь над мокрой землей и ловил разлитые кругом запахи - запахи жизни, теплой крови, множества мелких полных теплой крови существ. Океан теплых запахов, но вот среди них прорезается один, резкий, сильный, бьющий по нервам. Запах добычи. Его добычи. А дальше сон становился калейдоскопом кровавых кадров. Бег, учащенное дыхание, крохотное звериное тельце впереди. Крик, хруст костей, теплая кровь во рту. В пять утра Мартиков пробудился со слабым задушенным криком. Его била дрожь, а во рту стоял жуткий железистый привкус. Рот был полон. Павел Константинович перевернулся и выплюнул на пол то, что наполняло его ротовую полость. Красная пузырящаяся слюна хлынула на дорогой вощеный паркет, разлилась неаккуратной луже. Лужей крови. Мартиков тихо заскулил от ужаса, в глазах еще прыгали кадры страшного сна. Маленький зверек... кто это был? Мышь, землеройка, заяц? Много меха, он набивался в рот, мешал. В какой то момент образ терзаемого зверька наложился на фигуры вчерашних налетчиков и... пришелся впору. Все правильно, и животное и люди были жертвами. Добычей. -Да что же это?! - простонал Павел Константинович и, спустив ноги с кровати на пол, сел. Бросил взгляд на закрытую дверь смежной комнаты, где спала жена - они уже полтора года спали порознь. Сейчас это было даже на руку. Не стоит ей видеть кровавое пятно на паркете. Он посидел так минут пять, глядя в окно. Тучи расходились и день обещал быть солнечным. Давно пора. Сквозь рваные окна в облачном массиве смотрели утренние звезды. Город сонно гудел, по большей части он еще спал. Но вот шум машины на шоссе, где-то залаяла собака. Далекий стук колес электрички отходящей от вокзала на краю Верхнего города. И никакого леса, никакой ночной охоты. Источник крови он нашел довольно быстро. Рваная рана на нижней губе, наверное он сам ее и прикусил пребывая в сновидениях. Сейчас кровь уже не текла, а ранка покрылась шероховатой корочкой. -"Ну даешь ты, Павел Константинович, сам себя искусал" - подумал Мартиков постепенно успокаиваясь. Неслышно как мышь он проскользнул в ванную и, стащив оттуда половую тряпку, тщательно затер следы кровавого конфуза. Кровь еще не успела засохнуть и потому убиралась довольно легко. Закончив работу он полюбовался на результат паркет, чистый и гладкий. И никакой крови! Спать ему больше не хотелось, свет нового дня вселил в него бодрость (а еще не хотелось думать о том, что сны могут вернуться стоит лишь закрыть на пятнадцать минут глаза), и потому Мартиков решил прогуляться. Ну, пройтись по пустынным улицам, глотнуть бодрящего утреннего воздуха. Вы скажете, это безумие, мечтать о прогулке в пять утра, когда на улице только что закончился дождь? Но Мартиков в тот момент не был хозяином своей судьбы. Потому он бодренько оделся, тщательно застелил кровать, напевая при этом некую песенку. А потом, облачившись в испачканный грязью плащ, вышел из дома. Его жена так и не проснулась. На улице было сыро, промозгло. Солнце только вставало над горизонтом, но робкий оранжевый свет зари надежно скрывала серая занавеса туч. Тут и там дорогу перегораживали широкие лужи, с такой массой воды, что они выглядели минимизированным вариантом Тихого океана. Народу почти не было, еще бы кто захочет покинуть теплый уют своей квартиры на эту дождливую сырость. Мартикову подумалось, что неплохо было бы забрать свою машину, что так и стола на стоянке у "Паритета". Почему он бросил ее вчера? Ах, да, Долг и Срок теперь они представлялись ему уродливыми кривоногими карликами, сгорбленными, с круглыми вытаращенными глазами, похожие друг на друга в своей безобразности. Шлепая по лужам, он пересек Верхний город, и под неприветливым взглядом ночного сторожа фирмы проследовал на стоянку. Машина у Мартикова была хорошая бутылочного цвета "фольксваген пассат" последней серии. Сейчас она одиноко обреталась под окнами фирмы, укоризненно поглядывая на хозяина глазами фарами. Павел Константинович улыбнулся с сумасшедшинкой, но тут ему подумалось что автомобиль, наверное, тоже придется отдать в счет мерзавца Долга и улыбка его приугасла. С застывшим лицом он выехал со стоянки и поехал по Покаянной улице бездумно глядя как дворники смахивают со стекла утреннюю морось. Когда он повернул с Покаянной на Большую Зеленовскую это случилось снова. Большая Зеленовская улица вела в центр города и потому имела более-менее гладкое покрытие, то есть это была одна из немногих городских улиц, на которых можно было прилично разогнаться, что бывший старший экономист и сделал. На середине трехполосного шоссе он повстречал собаку. Крупную сильную восточноевропейскую овчарку чепрачного окраса. Молодой дурной пес выскочил на дорогу, не обращая внимания на предостерегающие крики хозяина, и неожиданно очутился прямо перед автомобилем Мартикова. Павел Константинович среагировал моментально выворачивая руль и прижимая тормоз действуя не раздумывая, как любой водитель с многолетним стажем. А потом в его сознании вдруг произошел раскол. Раскрылась та вчерашняя трещина и поделила разум водителя на две совершенно разные половины. Эти две части объединяло лишь общее тело, желания и устремления у них были совершенно разные. Одна из них все еще хотела остаться старым Мартиковым, быть добрее, человечней и вывернуть резко руль, чтобы обойти замершее в свете фар живое создание. Пусть потом случится суд, путь отберут эту машину и он останется ни с чем, пускай, зато эта молодая глупая тварь будет по-прежнему радоваться жизни. А вместе с ней и ее незадачливый хозяин. Нога придавила тормоз и колеса добротно выполненной немецкой иномарки тут же откликнулись блокировкой, шины сначала зашуршали по мокрому асфальту, а потом нагрелись и, испарив влагу, пронзительно взвизгнули. Вторая часть Мартикова с ненавистью смотрела через Большой каньон на первую. Она хотела всего одного - давить. Эта была та часть, тот злобный двойник, что заставил своего хозяина напасть вчера на грабителей. Это он думал об убийстве и ему снились сны с кровавой охотой. Для этой темной сущности не было ничего слаще чем ударить пса бампером, так чтобы его подкинуло и отшвырнуло метров на десять вперед, а потом поддеть на крыло, превращая собаку в сочащийся кровью труп в котором не было не единой непереломаной кости. Мартиков усмехнулся - дико, глаза его вылезали из орбит. Нога в дорогом, хотя и измазанном грязью ботинке отпустила тормоз и крепко придавила газ. Колеса прекратили скольжение, освобождено крутнулись, разгоняя машину ее быстрее. Пес в ужасе замер как раз посередине прерывистой разделительной полосы, свет габаритов отразился у него в глазах и зрачки на миг вспыхнули зеленым. Но сидящий за рулем человек вовсе не хотел убивать пса, не хотел, чтобы он погибал под колесами. Это было... это было неправильно, как неправильны были желания второй половины, что стояла по другую сторону каньона. Мартиков попытался снять ногу с газа и не смог - ведь если он сбросит газ, есть шанс не зацепить животное, и оно уйдет живым! -Нет, господи, нет! - заорал Павел Константинович, срывая голос. Так и не отпустив газ (а он не мог это сделать разрываемый на части двумя прямо противоположными желаниями), он изо всех сил крутнул влево руль, сделав это в самый последний момент, когда до собаки оставалось метра два. Пес спас себя сам, он преодолел столбняк и кинулся вправо к хозяину, что в почти истерике выкрикивал раз за разом его кличку. Машина по касательной ударила собаку, отшвырнула ее в сторону и пронеслась мимо, обдавая животное едкими запахами бензина и горелой резины. Овчарка упала на бок, воздушные потоки бешено трепали ее шерсть. Хозяин уже бежал к своему питомцу, на его лице было растерянность и зарождающиеся ростки горя. Однако не успел он еще пересечь крайнюю правую из полос, как пес встал и довольно бодро поковылял ему на встречу. Для него все закончилось благополучно. Но не для Мартикова. Для Мартикова все еще, похоже, только начиналось. На перекрестке большой Зеленовской с Центральной улицей он чуть не врезался в черный блестящий сааб и успел затормозить только в самый последний момент, и тормозные колодки его машины еще с полминуты светились нежно розовым светом. Проехав полкилометра по Центральной и свернув на Зеленовскую малую, Павел Константинович остановился и, бросив машину, пошел к реке. Сознание его мутилось, и напоминало широкую воронку водоворота в котором стремительно крутились бессвязные обрывки воспоминаний мешаясь с фрагментами ничего не значащих мыслей. Кошмар, начавшийся вчерашним вечером и не думал исчезать. Наоборот, он крепчал, набирал силу, развивался, как развивается в жуткий шторм, зародившийся легким бризом циклон. Мартиков миновал мост и вышел к реке - тихой и туманной в это утро, источающей слабые ароматы тины и аммиака. И вот теперь бывший старший экономист Мартиков сидел на Степиной набережной и пытался привести свои мысли в порядок. А редкие жители, выглянувшие в этот ранний час из окна, замечали его смутную фигуру на том самом месте, где столько раз встречал закат легендарный пес и всматривались повнимательнее - не вернулся ли он, всеобщий пушистый любимец? А потом растерянно моргали и отворачивались, когда фигур вдруг стало две. И обе человеческие. А всхлипывающий и бормочущий что-то себе под нос Мартиков почувствовал, как на плечо ему легла чья то рука.
10.
И была ночь полная мук. Полная страха и боли. Всесжигающей боли, которая, казалось, исходила откуда-то из позвоночника, и растекалась жидким пламенем по ногам и рукам ломая и круша суставы, скручивая и обжигая связки, кромсая саму плоть. Во всяком случае так казалось двоим людям, скрючившимся на грязных пропитанных мочой матрасов по углам совершенно пустой комнаты. Света не было, и только луна иногда проглядывала через облака, являла на миг издевательское безносое лицо и вновь исчезало. Хотя боль - начальная стадия наркотической ломки, это еще не самое страшное. Видения, что приходят после, куда страшнее. К трем часам ночи боль слегка ослабела, и к Николаю Васютко по прозвищу Пиночет стали приходить грезы. Они не были добрыми эти видения, и они так же разрушали мозг, как недостаток морфина разрушал и корежил тело. Теперь Пиночет больше не был диктатором, скорее безвольной агонизирующей жертвой. Ему виделись кошки - разноцветные пушистые твари. Синие, зеленые, крытые фиолетовой и оранжевой шерстью. Их глазницы были темны и стеклянисты. Они ходили по комнате, задерживались в темных углах и травмировали глаза Пиночету своей яркой шерстью. Это еще ничего, но была ведь еще и черная кошка! Крупная тварь с агатовым мехом и красными глазами. Этой неинтересно было гулять, она стремилась забраться и Пиночету на грудь и спокойно там вздремнуть. И каким то образом, тот знал как только ей это удастся его дыхание остановится, и он покинет этот окрашенный в два цвета мир. Учитывая его нынешнее состояние это было не так уж плохо, но, воля к жизни все еще оставалась в глубинах этого измученного тела, и Пиночет раз за разом отгонял от себя бесовскую тварь, марая руки о ее липкий, пахнущий мускусом мех. Стрый ворочался где-то рядом, непонятно где, размеры комнаты исказились, больше того, они непрестанно менялись то раздуваясь до размеров банкетного зала, то оставляя Пиночета запертым с его кошками в тесной пахнущей пылью каморке. -Мама... - стонал Стрый - маамаа... - полускулеж полумяв, но тут и так хватает кошек. -Заткнись Стрый! - прошипел Пиночет, - Заткнись, заткнись, заткнись!!! слова выдавливались с трудом, а тут и кошка, выбрав момент проскользнула совсем близко и с булькающим мурлыканьем попыталась взобраться на грудь. Пиночет завопил, замолотил вяло руками и отогнал мерзкое создание. Напарник так и не замолк, он находился в собственно мире, более простом и примитивном, нежели у Пиночета, но при этом ничуть не менее страшном. К нему пришла его мать. Мать, что так часто наказывала Стрыя в детстве и которая в конце выгнала его из дому, за то, что он явился туда под балдой и весело хихикая разбил все стекла у единственного в семье Малаховых книжного шкафа. Не стоило это делать, ох не стоило, и возмездие не заставило себя ждать. Пусть он даже сбежал сюда, к Пиночету, его все равно настигло чувство вины. А вот теперь и маманя явилась - как всегда невысокая, сгорбленная с отсвечивающей сталью розгой в руке. -Разбил все стекла, - печально сказала она, - все до единого. -Нет, - причитал Стрый - не надо, я... я оплачу... -Оплатишь? - спросило видение и хищно ухмыльнулось, - да ты же всегда на мели. Куда уходят все твои деньги? Стрый заплакал наблюдая как розга поднимается вверх. Закричал надтреснуто, когда она опустилась с резким звуком рассекая воздух. Сколько продолжался этот жуткий аттракцион боли? Время потеряло свое значение еще в самом начале пути. Сейчас ничего не имело значения, кроме собственных ощущений, и может быть, морфина. О да, морфин - это единственное, что подарило бы сейчас спасение. Под утро случилось страшное - кошки смутировали, покрылись колючей и дурнопахнущей чешуей, их глаза вытянулись и теперь болтались на тонких прутиках, как у насекомых. Зубы стали длиннее. И, соответственно, тварей стало куда труднее отпихивать, потому что теперь уже не только черная пыталась забраться несчастной жертве недостатка морфина на грудь. Пиночет так увлекся этим занятием, что не сразу понял, что Стрый с соседнего матраса разговаривает уже не с мамочкой, а с кем-то другим. -Ты кто? - спрашивал он у темного угла, - ты зачем пришел? Зачем пришел? -"Дурак ты Стрый", - подумал Пиночет, - "Что там может в углу быть. Здесь ведь только я...и кошки". А потом он заметил, что угол и вправду не пустой. Там царила тьма, но у этой тьмы была своя форма. В углу пустой квартиры Пиночета стоял человек. Отсюда даже можно было разглядеть, что он очень высокий, и одет в некое подобие плаща. Теперь и Пиночет вытаращил глаза и повторил вопрос напарника: -Ты кто такой? Человек повел плечами, и сделал шаг вперед. Свет с улицы упал на него и стало видно что он действительно одет в плащ - светло бежевый и поношенный. Лица у пришельца впрочем, разглядеть не удалось, его скрывала темень. Это показалось напарникам очень странным: как же так. Плащ виден, а лицо нет. -Так, так, - сказал человек, - страдаете? - он мягко усмехнулся в темноте, - как говориться "нет покоя без боли, и проходя через страдание мы обретаем спасение". Я бы сказал вам чье это выражение, но вы все равно его не знаете. И тут Пиночет понял, что пришелец не глюк. Откуда галлюцинации, плоду, его Пиночетова расстроенного мозга знать такие выражения. Этот тип в старом плаще и вправду был тут. Стрый тоже это понял, он активней заворочался у себя в углу, попытался отползти. Сам Васютко вспомнил про кошек и в мгновенной панике огляделся вокруг. Но кошки исчезли. Они в отличие от ночного гостя были ненастоящими. -Да ты кто вообще? - выдавил Николай через силу, он попытался приподняться над матрасом, но руки его не держали и он упал назад оттирая выступившую на лбу обильную испарину. Где же лицо посетителя, почему он его не видит? Тот как раз переместился поближе к окну и мутно-оранжевый свет заоконного фонаря ломким квадратом упал ему на грудь - сразу стало видно, что плащ посетителя не только поношенный, но и испачканный какой то черноватой дрянью, напоминающий загустевший мазут. А лицо осталось в тени. Гость усмехнулся там, в темноте, и произнес: -Избавитель. Ваш избавитель. - Потом он сделал еще шаг и оказался прямо над Пиночетом. Гость казался высоким, очень высоким и даже становилось странно, как он умудряется с таким ростом стоять прямо и не сгибаясь. Потолки в Пиночетовой хрущобе никогда не отличались высотой. - Получай аванс. Да не разбей, второго пока не получишь. Что-то легкое и гладкое упало Николаю на лицо, скатилось по левой щеке и с легким стуком шлепнулось на матрас. Пиночет протянул скорченную от ломки руку и зашарил по грязной ткани силясь отыскать подарок. Он не верил, боялся поверить в то, чем был этот стеклянный предмет, но безумная надежда уже вовсю полыхала в узкой груди опустившегося наркомана. Наконец пальцы ощутили гладкость стекла, закругленные формы. Это было она, та самая, вожделенная, за которую отдать жизнь так же просто как сделать вдох. Ампула. С морфином, наверняка с ним! Чувствуя как бешено колотится сердце, Пиночет приподнял ампулу чтобы на нее упала толика света. Синие латинские буквы на стекле: М-О-R-P-H-I... Да, это он, кроткий бог сновидений приносящих покой. Николай почувствовал, как слезы начинают капать из глаз (и, хотя он этого не заметил, у него началось еще и неконтролируемое слюноотделение, как у собаки Павлова по звонку), горячие, едкие. Он пожирал глазами эти синие буквы, не в силах поверить в привалившее вдруг счастье. Нет, так не бывает. Это все равно, что к страдающему вроде бы запущенным столбняком пациенту вдруг приходит врач и виновато сообщает, что на самом деле у того фантомная лихорадка, от которой довольно трудно переселиться на небеса. Морфин. Пиночет повернулся на бок и лихорадочно зашарил по полу в поисках шприца (он был один, второй, разбил на прошлой неделе дурила Стрый). Он нашел его, когда незакрытая иголка впилась ему ладонь. Боли не чувствовалось, вернее она потонула в океане других более насыщенных болей. А потом вдруг оказалось что ампулы в его руке больше нет. -Где?! - крикнул Пиночет в панике. Слезы моментально высохли и, казалось, застыли на щеках ледяными дорожками, - где она?! -У меня есть условие, - произнес посетитель. -Любые условия!! - простонал из угла Стрый. Он, что, тоже получил ампулу? - говори, только отдай ее! Гость качнул головой - смутное, едва угадываемое движение: -Да они, в общем-то, простые. Вам надо пойти в Верхний город. Найти там фирму "Паритет" - Это проще некуда, она там целый дворец занимает - и выкрасть кое какие документы. Хотя нет, сожгите-ка здание целиком. Канистра бензина, славный пожар, все уничтожено! Это здорово! А уже сколько радости для недобросовестных сотрудников, правда? Ну что, вы окажете мне эту услугу? Пиночет закивал головой так яростно, словно вознамерился таким образом сорвать ее с плеч. Большинство слов гостя прошло мимо его ушей, но Николаю было на то наплевать. Время давно уже разделилось у него на до и после - собственно до приема сонного зелья, и после него. Так вот то что будет после его совершенно не интересовало. -Ну, я вижу вы согласны, - сказал посетитель, - и не важно, что вы ничего сейчас не поняли. По возвращении из страны грез вас будет ждать подробная инструкция. Кстати, Николай, ваша капсула уже у вас. И это было действительно так! Ампула была здесь, у Пиночета в руках, и как только он мог ее не заметить? Не важно! Сейчас за дело. Не обращая больше внимания на неподвижно стоящего гостя, Пиночет зубами отломал тонкую шейку ампулы, и лихорадочно принялся наполнять эспресс-поезд, который донесет умиротворяющую влагу внутрь вен, шприц, иначе говоря. И уже улетая на мутном сером приходе прочь из сознания, Николай с вялым удивлением заметил как гость спокойно уходит прочь, в ободранную стену напротив, и как-то сливается с ободранной штукатуркой. Но на это было плевать! На все было плевать, потому что морфин уже подхватил свою добровольную жертву на мягкие нежные руки, и сначала умерил, а потом и вовсе убрал боль. Чувство облегчения, затопившее сознание Николая Васютко по прозвищу Пиночет было воистину огромно, и походило может быть на мировой океан, в котором каждая волна дарит сладостное забвение. Пиночет был счастлив. В эти короткие мгновение перед полной отключкой он раз за разом находил ответ на извечный вопрос о смысле жизни - да, вот ради этих ласковых серых приходов и стоило продолжать жить!
11. Июль. 15ое. Новый день. Точно такой же, как и предыдущий. Хотя нет, сегодня же вышло солнце и против воли у меня поднимается настроение. Думаю, как и у всех живых существ. А ночью была видна луна - изящный такой полумесяц. Появлялся из-за туч, пепельного цвета и словно нарисованный на фоне ночного неба. Днем я люблю дождь. Ночью нет. А этой ночью под окнами кто-то кричал. Да, нет, даже орал, словно его резали тупым напильником. Я выглянул посмотреть, но увидел лишь пустынную улицу. Улица Школьная, потому что одним торцем она упирается в мою бывшую школу - как же я ее ненавидел в свое время! Эти угрюмые кирпичные стены, облупившиеся фрески над входом. Кто там был? Я не помню, но сейчас они смотрятся как химеры. Каждый раз они мне приходят на ум, эти химеры. Как в Кельнском соборе. Окно большой комнаты нашей квартиры выходит на улицу имени Семена Стачникова. Не забыть бы спросить кто он такой. Хотя в любом случае, эта грязная и убогая улочка на которой никогда не горят фонари и иногда находят мертвых кошек. В отличие от Школьной народ по ней не гуляет. Побил рекорд по сну. Да, мне самому противно так долго спать. Первый раз проснулся в десять, с больной головой. Вставать не хотелось, но мерзкое солнце (ненавижу его, это лыбящееся светило, оно бесцеремонно лезет мне в глаза каждое утро, не смотря даже на плотные шторы), не дало залеживаться, а с улицы уже вовсю шумели машины. Оживленный перекресток под моим окнами. Уже в пять утра там начинаются пробки и непроснувшиеся люди сидят скособочась в своих консервных банках на колесах и вяло переругиваются. Машины меня раздражают, а вот водителей откровенно жаль - пять утра это не время для жизни. Помню, как-то засиделся до пяти, читал всю ночью. Такие странные ощущения. Жизнь за окном набирает обороты, но тебе, для которого еще вечер все кажется нереальной розоватой от рассвета лубочной картинкой, за которой наблюдаешь отстранено. Горячей воды у нас по-прежнему нет, это раздражает, потому что холодной водой я умываться не могу. Елки-палки, человек должен пользоваться теми благами, что у него есть. Так ведь. Мать послала меня опросить соседей, насчет нехватки воды. Зашел к троим - меня коробило, я терпеть не могу этих ограниченных людей. Последним зашел к журналисту из квартиры напротив. Примитивный тип, сухарь, и явно совсем без эмоций. Ограниченный человек, зачем он вообще живет на этом свете? Как все. Есть, спать да размножаться? Вся эта безликая серая толпа, эти люди вокруг и никто не кому не нужен? Когда я вижу таких людей мне становится горько. Мы упустили свой золотой век, а в веке нынешнем никто никому не нужен. Иногда я думаю, что мне стоило родиться лет на двадцать раньше. Сухарь-журналист (ха, писака, ведь наверняка никогда не писал стихи!), сказал мне что воды нет и все время смотрел так, будто я собираюсь на него наброситься и покусать. Придурок. С такими очень тяжело разговаривать. Потом я поднялся наверх и у Зои Павловны, впавшей в полную невменяемость (а это что за жизнь, в таком глубоком маразме?), старушки узнал то же самое воды нет, и похоже не будет. Сходили бы в котельную, раз активистами себя считают. Потом я вернулся домой. Мои родители трогательно пытались меня накормить, но мне так рано есть не хочется совершенно. Поэтому я лег спать. Сон - это благо. Это единственное счастье, что дается людям. Сон спаситель и благодетель. Хотя в последнее время мне почему-то сняться кошмары. Вот самый последний, явился мне прошлой ночью. Снилась моя комната (мое гнездо, уютное и закрытое почти со всех сторон), свет падал из окна на кровать, а оставшаяся часть помещения тонула в густой тьме. А потом я увидел темный силуэт в углу. Тоже черный, но он как-то выделялся среди этой тени. Он просто стоял и не двигался, но мне было страшно. Люди ведь больше всего бояться неизвестности. Вот он символ людского страха - черный силуэт в углу. Люди боятся людей, люди боятся неизведанного, и потому силуэт всегда имеет человеческие очертания. Черный человек! Да! Страшный сон, и я думаю если бы тень не была неподвижна, а стала бы приближаться ко мне, то я бы закричал. Да, и может быть перебудил весь дом. А так...так я просто проснулся, чтобы увидеть занимающийся рассвет. Остаток ночи, до пяти утра я смотрел в окно, а потом сон снова сморил меня. Второй раз я проснулся уже в четыре - и события утра стали казаться чем-то далеким, может быть вчерашним. Не раз наблюдал этот эффект. День прогорел и вступил в свою спокойную предвечернюю фазу. До вечера я читал (люблю ужастики, очень люблю, в них все серьезно. Другие книги кажутся глупыми), потом смотрел как вечер мягкой поступью спускается на землю. Тучи ушли совсем, и теплеет на глазах. Ночь не будет промозглой и можно будет посмотреть на луну, помечтать. Это хорошо, ведь в конечном итоге живу я именно ночью. Ночь, моя стихия. В десять, я накидал пару строчек в своей тетрадке с вытертой обложкой. Недурно, а самое главное ничего общего с этой серой действительностью. Вот так и закончился этот день. Как обычно, как всегда. По дурацки!
12.
Если бы бомж Васек был философом, он бы давно нашел логическое обоснование для своего бега. Был бы религиозен - решил, что это Божья кара за грехи. А психологом - то точно задумался что ощущает и думает его преследователь, с которым он, похоже, теперь скован одно незримой цепью. Но Василий не был ни тем ни другим ни третьим. Он просто бежал. Опять. Снова. Помнится, весь этот день, он прошатался по городу, справедливо полагая, что кошмарный монстр не найдет его в людской толпе. Но к шести часам дня бродягу стало клонить в сон, и ему пришлось задуматься о месте для ночлега. На лежку возвращаться было нельзя - это Васек понимал. Можно было устроиться в одном из подъездов, но во-первых чревато, что оттуда выпрут пекущиеся о чистоте своего подъезда жильцы, а во-вторых Васек не хотел оставаться один. Кроме того в подъезде всего один вход, по совместительству являющийся выходом. Идеальная ловушка. Так что путь у Васька был всего один, как это не печально было сознавать обратится за помощью к своим собратьям. Таким же как он городским бомжам, в среде которых почти всегда бытует одно правило: "Человек-человеку друг товарищ и волк". Лежка Жорика - некоронованного короля окрестных бездомных находилась на самом краю все той же Степиной набережной, как привилегированная - одна из немногих лежек в Верхнем городе (по большей части они обретались в городе Нижнем). Совсем неподалеку от лежки - целого конгломерата собранных из подручных средств хибар протекала Мелочевка и маленький деревянный мостик через нее. Был он узкий и машины по нему не ездили, а за согнутую спину мосток прозвали черепашкой. Малая Верхнегородская улица прямым проспектом рассекала многоэтажную часть города и вот здесь, у реки вдруг обрывалась, превращаясь в корявую, узкую тропку и в таком виде выходила на мостик. С моста отлично виднелась дальнейшая цель этой тропинки - городское кладбище, всегда скрытое туманом и вида, потому весьма зловещего. В истории были периоды, когда по весеннему половодью река выходила из берегов и заливала пологий левый берег, добираясь до кладбища, после чего неразговорчивые его клиенты долгие недели пугали прогуливающихся по берегам горожан. Так как его собственная лежка была за полгорода оттуда, добирался Васек долго, так, что когда впереди замаячил собранный из фанеры, гнилых досок и прочего храма городок, солнце уже клонилось к рваной линии горизонта, напоминая каждой живой твари - ночь скоро, скоро станет совсем темно. А ночью на охоту выходят злобные хищники. Из полузанавешенного брезентом входного проема лился слабоватый свет Жорик вовсю жег керосинку, справедливо пользуясь своей привилегией. Василий секунд пять постоял перед входом, потом сгущающаяся тьма подстегнула его и он поспешно вошел внутрь. А там вовсю шел развеселый праздник (ну, в той степени каким он может быть у людей полностью неимущих). Тяжелый дым стоял коромыслом, витал как тучи под потолком, просачивался в многочисленные дыры Жорикова жилища. По земле были в беспорядке раскиданы рваные матрасы, потерявшие вид тулупы и прочая мягкая требуха, на которых сейчас возлежали участники пиршества, а именно пятеро местных бродяг, один приблудный, королева бала - пятидесятилетняя невменяемая тетка по кличке Шавка, и наконец, сам хозяин лежки бомж Жорик, возлежащий с поистине царской величавостью. Посередине лежки активно коптил костер над которым на палках была подвешена истекающая неаппетитными запахами паленого собачья тушка. Девять бутылок "Мелочной" и шесть сосудов "Пьяной лавочки" подпольного некачественного портвейна стоявшего сущие гроши возлежали подле матрасов. В помещении витал тяжелый алкогольный дурман. На вошедшего Васька уставились с пьяной недоброжелательностью, кто-то даже подхватил оставшийся полным сосуд с благостной влагой и поспешил убрать его с глаз долго. Потом кто-то сказал разочарованно: "Это ж, Васек..." И тут же был заглушен радостным воплем Жорика: -Васек!!! Че встал?! - после чего последовал матерный глагол, служивший аналогом приглашения войти. Василий согласно склонил голову, и скромно присел на краешек одного из матрасов. Снулый, владелец матраса уже пребывал в мире сновидений и потому прогнать не мог. Ваську повезло, Жорик сегодня прибывал в хорошем настроении, а следовательно мог нормально воспринять рассказ про обратившемся непонятно во что Витьке. -Васек, не стесняйся! - доверительно сообщил Жорик наклоняясь в сторону названного, - у нас седня праздник! Вот ему, - корявый грязный палец атамана бездомных указал на Снулого, - вот у него седня юбилей! Ему седня... - он мучительно задумался, собрав лоб в поистине кошмарные складки, после чего грубо пихнув именинника вопросил, - Слышь, Снулый хрен, тебе скоко седня? Снулый заворочался, замычал что-то невразумительное, но был пихнут опять и вынужденно пробурчал требуемое. Сквозь нагромождение глаголов и междометий известного свойства явилась истина - Снулому исполнялся полтинник, а теперь дайте ему спокойно досмотреть свои именнинческие сны. -Во! - С видом величайшего первооткрывателя сказал Жорик, и с видов величайшей милости протянул Ваську щербатую эмалированную кружку наполовину наполненную "Пьяной лавочкой". - Спрысни... Васек спрыснул и минуты на три забыл о цели своего прихода, штука была едучая как укус, а мощный запах сивушных масел вышибал непрошеную слезу. Жорик благосклонно внимал Василиевым мучениям, глаза его были мутны и отсутствующие, а круглая его испитая рожа, то и дело искажалась поистине дзен-буддисткого свойства улыбкой. За исключением пожалуй того, что у истинных дзен-буддистов она означает наличие потаенного знания, а у Жорика отсутствия знания любого толка. -Жорик... - слабо сказал Васек, еле отдышавшись после приема "Лавочки" Жорик я... В этот самый момент доселе молчавшая Шавка подняла мутные очи горе, и на пару с Проигрывателем (местным песняром запевалой), грянула "Ой, мороз, мороз!", да так невразумительно, что со стороны казалось, что ее одолели жуткие судороги и теперь она исходя криком, помирает. Сморщившись от режущего уши вопля, Василий попытался прокричать требуемое Жорику, но был совершенно заглушен. Худой и синюшный бомж Саша между тем полез к исходящей соком собаке, но отдернулся, встретив предупредительный взгляд атамана. Знал, тот бывает строг, даже жесток. Собаку оставили на потом. Вонючий дым от нее активно коптил крышу лежки, улетучивался в специально проделанное отверстие. Со стороны лежка выглядела странной смесью индейского вигвама с чукотской юртой и длинный язык беловатого дыма поднимающийся из ее макушки только дополнял сходство. Внимательно выслушав Васильевы вопли, Жорик кивнул, а потом со всей силы заехал Шавке по скуле, оборвав ее душевный напев. Проигрыватель заткнулся сам, не дожидаясь кнопки "эджект". Не обращая внимания на Шавкин скулеж, атаман внятно сказал Василию: -Говори. И тот, вдохнув побольше вонючего воздуха, выдал: -Витек перекинулся! -Ну? - вопросил Жорик, было видно, что Витьков переход в мир иной не вызвал у него никаких горестных чувств, скорее наоборот. -Не просто перекинулся, - усилил впечатление Васек, - Убили его. Зеркало убило! Жорик выразил на лице целую гамму чувств. Тут было и удивление, и легкая заинтересованность и снисходительная улыбка адресованная ему, Ваську и много чего еще. Впрочем, лицо у Жорика была такого сорта, что зачастую одна эмоция истолковывалась как совершенно противоположная. Торопливо и внушительно размахивая перед собой руками Василий начал свой рассказ, особо отмечая то, что чудовище бывшее Витьком, каким то образом чувствует его, своего бывшего напарника и собутыльника. Беглец так увлекся, что не заметил, как остальные участники пирушки сползлись поближе и стали заинтересованно слушать. А и правда, что не хватало еще у этого пира - только хорошей байки! Бомж Саша снова сунулся к собаке, единственный неувлеченный рассказом, но был замечен неусыпно бдящим Жориком и на этот раз не отделался так его. Жестокий атаман поймал его за руку и на секунду сунул ее в огонь. Саша не орал, только всхлипывал и поддерживал на весу поврежденную конечность. -И он за мной идет! - закончил свое увлекательное повествование Василий он меня ЧУЕТ! Не знаю, как, но чует! И он замолк, выжидательно глядя на Жорика. Тот был спокоен. Царственным жестом подозвал к себе Шавку, а потом страшно перекосив лицо и воздев над собой скрюченные руки произнес что-то вроде: "А глаза - во!" спародировав часть рассказа Василия. Шавка залилась смехом, ненатуральным и неестественным, а за ней и все остальные. Смеялись громко и с чувством, толкали друг друга локтями и выступали обильно выступившие слезы. Даже Саша забыл про обожженную руку и присоединился к остальным, зашедшись в тоненьком поскуливающем смехе. Жорик смеялся громче всех, и в припадке буйного веселья хлопал себя по коленям, покачивался из стороны в сторону и иногда тыкал пальцами в беглеца. -Ну, Васек! - простонал он отсмеявшись, - ну сказанул, а? Чует, да? А глазищи - ВО! - и, не выдержав, глава всех городских бездомных снова раскатисто захохотал. Народ лежал в лежку от смеха. Бомж Егор тыкал Василия в плечо кулаком, хихикал мелко, приговаривая: -Совсем ты Васька допился. Из мозгов выжил. Зато как расска-а-азываешь! Прям писатель, или поэт хренов! В лежке было жарко и дышалось с трудом, тяжелые никотиновые клубы заставляли слезиться глаза. Свежий ветерок из-за занавески почти внутрь не проникал. -Вы что?! - закричал Васек гневно, закричал прямо в эти раскрасневшиеся от хохота и спиртного рожи, - вы не верите, да!? Те смеялись только громче, и чем больше бесновался Василий, тем больше смеха вызывал он у бродяг. Смеялись так, что невзначай кокнули непочатую бутыль "Пьяной лавочки", но даже и не заметили этого. Васек приподнял еще одну бутылку, на этот раз пустую, ему хотелось вскочить и засветить этим опустевшим сосудом прямо в испитое рыло этому хохмачу Жорику, потому, что тот не знает о чем смеется, он не видел, как зеркало в живую ест человека, он не прятался в ухоронке от непонятного чудища. Он... да что он понимает, он то ведь не кончал школу с красным дипломом! Почему-то этот придурковатый аргумент показался Ваську наиболее убедительным. Но все же он предпринял последнюю попытку и заорал, надрывая глотку: -Да вы че, не понимаете?! Он ведь за мной придет, сюда!! К вам!! -И с глазами! - простонал в восторге Жорик и взмахнул скрюченными руками ВО! Василий без сил опустился на матрас. Ему было на все наплевать, кроме того "Пьяная лавочка" уже вовсю действовала и мысли в голове плыли и путались. -Собаку не пропустите, - сказал он тихо. -О, - встрепенулся Жорик, - дело говоришь! Вот видишь, а ты про глаза! Основательно прожарившуюся (но ничуть не ставшую от этого вкусней) собаку сняли с огня, и обжигаясь распределили между оставшимися в сознании участниками попойки. Снулый, к таковым не относился и потому имениннику ничего не досталось. Под это дело уговорили всю "Мелочевку", и принялись за остатки "лавочки". Впавший в депрессию Васек налегал на нее особенно. И уже минуть через двадцать собственный рассказ стал казаться ему абсурдом. Здесь среди людей, собственный утренний бег казался каким то жутковатым, но безвредным сном. А может и не было ничего вовсе? Может правда это белочка постаралась? Потягивая из кружки "Пьяную лавочку" и закусывая удивительно жестким по своей консистенции собачьим мясом, Василий успокоился и через некоторое время решил, что, пожалуй, сумеет заснуть. Веки отяжелели, и глаза уже с трудом различали через дымовую завесу такого же посмурневшего Жорика. Тот как раз наклонился и еле ворочая языком выдохнул: -А Виттек за...за тобой идет. И глаза... ВО! Хха... а давай его позовем... - и Жорик, кое-как приняв вертикальное положение заорал громогласно - Витте-ек!! Витте-о-ок!! Иди к нам! Мы тя точно угостим!! А Василий тоже пьяно улыбнулся и погрозил Жорику пальцем, и тоже проорал: -Я тя не боюсь!! Иди к нам!!! И в этот момент в хрупкую стену Жорикова жилища громогласно стукнули чемто тяжелым. Словно кувалдой. А потом еще раз. Василий и хозяин дома враз онемели, вытаращившись на стену. Удар повторился, совсем рядом с входной ширмой. На этот раз хрупкие фанерные панели дали трещину. Такую же трещину дало и чувство безопасности Васька. -Иду... - хрипло и невнятно раздалось за стеной, а миг спустя третий удар проломил стену, явив того, кто пришел последним на пир. В помещение шагнул Витек. Был он грязен и оборван даже сверх своего обычного состояния, сильно исхудал и смертельно бледная кожа мертво обтягивала скулы. Витек широко и хищно улыбался, являя свету огромные белоснежные зубы. Раньше зубов у Витька почти не было, так как гнить и выпадать они начали у него еще в тридцатилетнем возрасте. Глаз у него не было. Вместо этого в глазницах плескалось нечто похожее на жидкий хром, четко и явно отражая все внутренности задымленной хибары. В глазах его было зеркало, да и сам Витек был зеркалом, которое каким то образом приобрело человеческий облик. -Я пришшел... - сообщил Витек широко улыбаясь и в каждой зеркальной глазнице его отразился испуганный образ Василия. -Ты... ты... - промямлил Жорик в шоке - глаза... А Василий Мельников очень хотел жить. Обостренные долгим бегом чувства снова вернулись к нему, адреналин бил фонтаном. Поэтому когда атаман завершил свой изящный пассаж про глаза, Васек не раздумывая кинулся прочь. Единым скачком перепрыгнул он через костер (опалив обе ноги, но даже не заметив этого), миновал замершего в столбняке Егора, Сашка и Проигрывателя, а потом кинулся прямо на стену, прикрыв уязвимое лицо руками. Он чувствовал, как позади человек-зеркало пришел в движение, дернулся вслед за ним, но было поздно. Васька спасла хрупкость стен Жориковой лежки. Как и его преследователь он пробил хлипкие доски и вывалился наружу в прохладные ночные сумерки. Упал, здорово обкорябав обе руки, но тут же поднялся и кинулся прочь. И бежал все быстрее и быстрее. Витек качнулся в сторону пролома, но потом будто раздумал и со все той же улыбкой повернулся к остальным. И не говоря не слова оторвал Жорику голову. Убегающий прочь Василий слышал доносившиеся из лежки дикие крики агонии и только прибавлял бегу. Инстинкт жертвы верно вел его прочь отсюда. Вот так, город словно вернулся в старые доперестроечные времена. А именно в течение одной ночи в нем не осталось не одного бездомного бродяги и проблема бомжей, долгие годы раздражающих горожан была решена окончательно и бесповоротно. Они исчезли, многочисленные куски кровоточащего мяса разбросанного по всей лежке идентификации не подлежали и их по умолчанию стали считать остатками еще одной собаки. Горожане только вздохнули свободней и город продолжил свои мелочную и разностороннюю жизнь, словно Жорика, некоронованного короля бомжей Верхнего и Нижнего городов, в природе никогда не и было.
* * * И следом была суббота - день, когда случилась эпическая дискотека в полуразрушенном городском доме культуре, ставшего после события уже полностью разрушенным. Слухи и легенды еще долго ходили после того как это случилось. Причудливо искажались и переплетались друг с другом являя в итоге уже совершенно искаженную картину происшедшего. Так, с труднообъяснимой настойчивостью анонимные авторы слухов раз за разом увеличивали число людей принимавших участие в междуусобной битве, пока их число не достигло поистине исполинских размеров, приличествующих пожалуй лишь великим армиям древности. Так Егор Сергеевич Глушин шестидесяти четырех лет, сразу после дискотеки уехавший от греха подальше к родным и через несколько лет с удовольствием рассказывал таким же престарелым слушателям о жутком побоище в доме культуры, в котором принимало участие никак не менее полутысячи озверелых до состояния невменяемости бойцов - что есть явное преувеличение. А Дарья Тимофеевна Навадская примерно тех же лет, с охами и взмахиваниями руками доказывала окружающим, что в хрупких стенах созданного якобы для просвещения строения сошлось человек триста, что ближе к истине, но опять же чересчур. На самом деле больше сотни человек там не было, и это включая милицию, ОМОН и сердобольствующих граждан, неожиданно принявших участи в сражении. Но обратимся к прессе. Вот статья из областной газеты "Приволжский вестник", маленький заголовок в разделе "всякое": "Крупная драка в областном городе". "...случилась на исходе субботнего дня. По данным местного отдела милиции это произошло на еженедельной дискотеке, устраиваемой в помещении бывшего дворца культуры. Более полусотни человек, оказались ввязанными в нелепую драку разгоревшуюся из-за пустячного спора. Из-за тесноты зала дома культуры множество горожан получили разнообразные увечья. Отряд милиции прибывший на место драки быстро локализовал ситуацию и побоище прекратилось. По заявлению местной администрации эта дискотека была последней в новейшей истории города и во избежание повторных инцидентов отныне будет прикрыта". Это область. Заголовок же крупнейшей из трех выпускаемых газет в самом городе выписан аршинными буквами по размеру соперничающими с заголовком. "Страшное побоище на дискотеке!" - кричит он, а чуть ниже более мелким шрифтом: "Потому что в кузнице не было гвоздя? Из-за самоуправства бытовых служб физически пострадали люди". Текст статьи язвителен и полон острых выпадов в сторону местной власти, что, однако ничуть не скрывает масштабов происшедшего. Вот эта статья с минимальными купюрами: "Это случилось! Мы уже писали о нездоровой атмосфере витающей на каждой субботней дискотеке в Доме культуры, и предупреждали, что в конце-концов приходящая на дискотеку молодежь не ограничится танцами до ночи и запугиванием Нижнего города до самого утра - см. выпуск нашей газеты от 3.05.00. И вот теперь запруда была прорвана - в жуткой драке пострадало более ста человек из которых тридцать старше двадцати пяти лет. Трудно восстановить происшедшее по разрозненным фактам, а показания нашей милиции почему-то кардинально отличаются от показания простых граждан, свидетелей побоища, и его участников. Так или иначе нам стало известно из-за чего собственно и произошла эта дичайшая драка. Дискотека началась в 22.00, еще засветло. В 22.30 маленький концертный зал нашего клуба был полон так, что как говорится "яблоку негде было упасть". Масса людей была такова, что активно двигаться в ней было почти невозможно. Но так было всегда, каждую субботу. В 22.45 Валерий Сидорчук, житель Нижнего города и сын известного в восьмидесятых ударника городского завода Алексея Петровича Сидорчука, входя в помещение клуба случайно толкнул Александра Завадского двадцати пяти лет, который пришел на дискотеку с двумя своими друзьями Алексеем Гришиным и Сергеем Дворжечкиным. Надо заметить, что Завадский, коренной житель нашего города всего месяц как освободился из мест лишения свободы, где находился за грабеж и отличался резкостью характера. Поэтому на случайный толчок со стороны Сидорчука он отреагировал агрессивно и толкнул его самого, сопровождая свои действия непечатной лексикой. Сидорчук покачнулся и чтобы не упасть был вынужден ухватится за куртку Завадского и в результате порвал ее. Это привело неуравновешенного Завадского в такую ярость, что он, не обращая внимания на толпившийся кругом народ ударил Сидорчука в лицо, а когда тот упал, стал бить его ногами. Гришин и Дворжечкин присоединились к своему сообщнику, и тоже стали наносить удары ногами, беззащитному Валерию. Позже, экспертиза показал, что все трое были пьяны, а Гришин к тому находится под действием наркотиков. Александр Новиков, который находился рядом с местом избиения попытался вступиться за парня, и тоже получил свою дозу побоев, ввязавшись в драку с осатаневшими недорослями. К тому же обнаружилось, что у Сидорчука в зале были друзья, и они, завидев драку поспешили на помощь, силой прорываясь через зал и выкрикивая имя Сидорчука. На пол пути они наткнулись на группу веселящейся молодежи от шестнадцати до восемнадцати лет, учащихся в местной ПТУ, и вместо того, чтобы обойти их, стали двигаться напролом. В результате в середине зала возник еще один очаг драки, быстро разрастающийся. Между тем, Завадский и компания, избив Сидорчука, попыталась пробиться к выходу, грубо расталкивая танцующих, но тут была настигнута друзьями потерпевшего и вынуждены были отбиваться. Дальнейшее с трудом поддается объяснению. Вместо того, чтобы затухнуть после избиения Завадского, драка стала еще больше разрастаться, захватывая все больше и большее количество молодежи. Вот свидетельство вахтерши клуба Екатерины Петровны, которая сейчас находиться в городской центральной больнице с переломом ноги и сотрясением головного мозга: -Я стояла у входа... я всегда там стою, потому что оттуда видна большая часть зала и легко контролировать ситуацию. До половины одиннадцатого там все было нормально, но потом вдруг возникло какое то шевеление у противоположного входа. Я не обратила тогда внимания, вы понимаете, много людей и все двигаются, но уже через две минуты это все стало распространяться по залу, и я с ужасом заметила, что большая часть молодежи уже не танцует, а бьется друг с другом. То есть драка распространилась от того, незаметного очага с потрясающей скоростью. Это было... как волны, когда камень падает в воду получаются такие концентрические волны. И они распространяются!" Отвлечемся здесь от сухого газетного текста. Екатерина Петровна, которую стукнули по голове ровно через тридцать секунд после ее феноменального открытия очень точно подметила - драка распространилась волнообразно, как концентрические круги по воде, все расширяясь и захватывая уже совершенно непричастных к мелкому конфликту Завадского и Сидорчука людей. И словно некое боевое безумие охватывало тех, кто имел несчастье оказаться в зоне досягаемости этих волн. Люди начинали биться друг с другом, биться злобно, остервенело, не щадя не себя не других. Когда круги дошли до стены, и оттолкнувшись от нее по всем законам физики отравились обратно, в зале уже никто не танцевал. Свирепая схватка поглотила всех до единого несчастных посетителей дискотеки. В пылу борьбы невозможно было понять кто кого бьет, иногда друг на друга накидывались самые близкие люди. Так, Алексей Верещагин, с исказившимся лицом ударил своего старшего брата Станислава Верещагина, а когда замер на миг, осознавая что сделал, старший брат вцепился ему в горло и повалили на землю, где оба были моментально затоптаны. Друзья шли на друзей, женщин били ничуть не с меньшей силой, чем мужчин, а слабый пол не оставался в долгу. Все действо происходило под веселенькую танцевальную музыку, но лишь до того момента, пока кто-то не своротил со сцены тяжеленную колонку и не обрушил ее в толпу. Хрустели ломаясь кости, на пол выплевывались зубы, глаза вышибались из орбит, ребра трещали, а упавших наземь незамедлительно и безжалостно затаптывали. Но десятой минуте драки в ход пошли поручные средства, а именно кастеты, битые бутылки, ножи и самодельные дубинки, и вот тогда в тесном помещении клуба и воцарилась настоящая кровавая бойня. Вернемся к газете: "В 23.00 Геннадий Степанович Рябцев второй и единственный оставшийся в строю вахтер клуба понял, что дело принимает серьезный оборот и вызвал милицию, три наряда которой явились через пятнадцать минут, то есть в 23.15. Заглянув в зал, доблестные стражи порядка поняли, что им не справится, и потому вызвали в подкрепление отряд городского ОМОНА. В это время в зале царил уже абсолютнейший хаос. Зверея от тесноты, и скученности люди бились как дикие звери, пуская в ход кулаки, ноги и даже собственные зубы!" И это не шутка, на следующий день в травматологии насчитали шестеро пострадавших от укусов граждан, и еще двоих в морге, горло которых было разорвано не чем иным как зубами. Дикость, но факт. Газета: "Пока ждали ОМОН в толпе произошли изменения, и временно остановив драку люди потянулись на улицу, устраивая короткие схватки у выхода. Покинув здание дома Культуры первые ряды дерущихся сцепились с милицией, которая никак не ожидала, что дислокация побоища изменится. Так как разъяренного люда все прибывало, стражи порядка уже ничего не могли поделать и включились в драку, активно используя резиновые дубинки моментально заражаясь все той же звериной яростью. Остается радоваться, что общая скученность не позволяла им использовать огнестрельное оружие, потому что в противном случае жертв было бы куда больше. Удивляет поведение милиции - не сумев остановить драку они почему-то не покинули место сражения, а напротив присоединились к нему". Здесь надо заметить, что на следующий же день в изящном здании городского изолятора, произошли серьезнейшие чистки личного состава (того, кто остался на ногах после битвы) и не менее трети опальных сотрудников было уволено. "На свежем воздухе драка как ни странно не остановилась, а наоборот стала набирать обороты, захватывая краем и редких проходящих горожан, которые вместо того, чтобы уйти прочь, зачем-то присоединялись к дерущимся. Свидетелей на тот момент уже почти не было, потому что тот, кто видел происходящее неминуемо присоединялся к драке. Но пенсионер Ивлев Александр Петрович рассказал нашему корреспонденту, что со стороны это выглядело как эпизод из старых кинохроник об уличных боях во время второй мировой и одновременно как что-то из жизни животного мира, потому что дерущиеся уже не напоминали людей исходя какой то первобытной яростью". Кстати одной из причин возникновения драки называли тайное распыление в стенах клуба некоего психотропного вещества, вызывающего у людей неумеренную агрессию и помутнение рассудка. А кто-то грешил на происки американской разведки, испытавшей на доме культуры волновое оружие психотропного же свойства. Но все эти ярые почитатели желтой прессы были довольно далеки от истины. Далее статья: "В 23.25 приехал грузовик с ОМОНОМ, и бойцы правильным клином врезались в толпу, стремясь разделить ее на две половины и в дальнейшем локализовать драку. Но они не учли степень безумия участников побоища и жестоко за это поплатились. Не дойдя до здания клуба клин развалился, а часть бойцов была повергнута на землю. Оставшиеся пытались отбиваться дубинками, но ничего не могли поделать против многих десятков человек". На самом деле они не отбивались, а напротив со злым бесшабашным весельем били своими дубинками тех до кого могли дотянуться. Получали удары, падали, но вставали и словно не заметив продолжали драку. Четверть бойцов городского ОМОНА в тот день вышла из строя, из них половина - навсегда. "Апофеозом драки стало опрокидывание четырех легковых милицейских машин, и даже грузовичка на котором приехал отряд особого назначения. Словно сговорившись, почти незнакомые друг с другом люди единым усилием опрокинули тяжелую машину на землю. Бак одной из легковушек был поврежден и через некоторое время она взорвалась, выбросив в небо дым черного пламени. Десять человек, находившиеся рядом с ней получили серьезные травмы, но почему-то не остановились, а напротив продолжили драку. Это показывает, в каком состоянии аффекта находились в тот момент дерущиеся люди. Взрывной волной повалило на землю бьющихся чуть в отдалении людей и вышибло все до единого стекла в фойе дома Культуры. Поняв, что драку обычными методами не остановить власти города приняли трудное решение - с помощью пожарных гидрантов разогнать потерявших голову горожан, как это делается при уличных беспорядках, был послан запрос в одну из городских пожарных частей, и, славящиеся своей точностью и быстротой городские пожарные, уже через десять минут были у места битвы. К тому времени площадка перед клубом превратилась в жуткое подобие гладиаторской арены или поля битвы на котором схлестнулись две насчитывающие многие сотни бойцов средневековые армии". Это чистая правда. На следующий день, когда подсчитывали хотя бы приблизительный ущерб происшедшего, стало видно, что площадь перед домом культуры залита кровью, которая засыхает на солнце бурыми пятнами, а иногда течет быстрыми ручейками, и скапливается темными лужицами. Кроме того, по окровавленному асфальту россыпью валялись выбитые зубы, похожие на маленькие белые жемчужины, какие то лохмотья, много битого стекла и погнутого холодного оружия. Все это, вкупе с выгоревшим остовом милицейской тачки, лежащей как дохлый кит вверх колесами, по словам очевидцев напоминало последствия теракта с применением взрывчатых веществ большой силы. Двое или трое уборщиков улиц, которым поручили разгребать это месиво не выдержали и расстались с полупереваренным завтраком. И никто не стал их винить. Дальше больше: "В половине двенадцатого на место битвы прибыли две пожарные машины, ревя сиреной и пронзая фарами сгустившуюся ночь. Быстренько подключившись к ближайшему канализационному колодцу пожарные направили на толпу медные наконечники брандспойтов и по команде присутствовавшего при драке высокого милицейского чина" - (ныне уволенного)- "повернули вентили сразу на максимальный напор. Но, их ждал неприятный сюрприз - воды в районе клуба не оказалось, потому что она буквально в тот же момент была отключена по неизвестной причине. Пожарным осталось только бессильно наблюдать за побоищем, остановить которое они были не в силах. Вот свидетельство Аксененко Василия Сергеевича, одного из пожарных: -Брандспойты не стали поливать водой потому что воды не было! Я десять лет служу в пожарном управлении но такое на моей памяти первый раз! Ладно толпа, а если вправду пожар, что тогда? Поняв, что воды нет, я дал команду поливать из собственных запасов, которые находились в цистерне на одной из машины. Но цистерна быстра закончилась, и этот холодный душ вместо того чтобы усмирить, напротив разозлил толпу. Люди стали кидаться на нас, у одного из нас выдрали брандспойт, а сам он вынужден был отбивать. Поняв, что становится опасно, я и мои товарищи поспешили отойти в сторону". Аксененко лукавит. Отошел он один одинешенек и не в сторону, а как можно дальше, он бежал так, что только пятки сверкали да развивалась яркая форменная курточка. Остальные же пожарные были втянуты в драку теперь уже с активным применением наконечников от брандспойтов. Но факт есть факт, вода в районе (а также и во всем городе) закончилась за пять минут до приезда пожарных, полностью перечеркнув их планы. Конечно в тот момент все были заняты битвой и потому совсем не обратили на это внимание. Обратили позже, но тогда было уже поздно. "Таким образом, руководство города не смогло повлиять на драку и могло лишь опустя руки наблюдать за ее развитием, по мере сил стараясь оградить редких прохожих от эпицентра людского буйства. В полночь рукоприкладство еще продолжалось, но уже с меньшей силой. Участники битвы подустали, и их ряды сильно проредились за счет обеспамятевших, искалеченных и мертвых. Но те, что еще остались на ногах продолжали с тупой настойчивостью раз за разом поднимать кулаки, и бить в ненавистные им лица, которые еще три часа назад были дружескими или даже родными. В 00.25 побоище иссякло". Здесь надо сделать небольшую заметку - как только стрелка на часах все еще бегущего пожарного Аксененко В.С перескочила с крохотного деления обозначающее 24 на не менее крохотное 25ое, людское море, доселе дико бурлившее, вдруг замерло. И в последующую минуту не было нанесено ни одного удара. Недавние бешеные гладиаторы, не знающие жалости поединщики остановились и с изумлением и испугом вгляделись в лица соседей. А кто-то с не меньшим удивлением рассматривал свои руки - покарябанные, с разбитыми в кровь костяшками. Люди вращали головами, почти испуганно осматриваясь и пытаясь понять, как же они очутились здесь на окровавленном асфальте площадки. Все до единого участники побоища казались заторможенными и одурманенными, они словно только что очнулись от тяжелого, полного кошмаров сна. И чувства, испытываемые ими, были сродни чувству лунатика, вдруг просыпающегося в незнакомом месте с окровавленном трупом на руках. Ошеломление, испуг, откровенный страх - вот с чем недавние вороги смотрели друг на друга. Об этом в статье упоминания нет, зато есть статистика: "Вот печальный финал этой ночной битвы - восемьдесят человек получили ранения, то есть почти никто не остался целым. Из них почти сорок в тяжелом состоянии помещены в Центральную Городскую Больницу, в основном с переломами различной тяжести, и черепно-мозговыми травмами. Пятнадцать человек мертво. Вдумайтесь, уважаемые сограждане, это итог не террористического акта, это финал обычной драки, БЕЗ применения огнестрельного оружия! Пятнадцать наших земляков в возрасте от шестнадцати до тридцати лет никогда уже не вернутся к родным и близким. Это похоже на сводку из горячей точки, но ведь это жертвы драки происшедшей в самом центре Нижнего города! Пятнадцать человек из них три женщины, были зверски убиты своими же согражданами. Среди убитых были друзья убийц и даже их родные. Это же безумие! Что такое охватило людей, заставив их пойти брат на брата, а друг на друга. Считайте эту статью официальным обращением в правоохранительные органы, с просьбой разобраться в происшедшем и, если возможно, найти виновных!!" Виновных не нашли. Потому, что-то умопомешательство, охватившее дискотечников иначе как кознями темных сил объяснить было нельзя. "И еще мы обращаемся к Салину Александру Александровичу, главе коммунальных служб города и уведомляем его, что если бы в канализационном колодце оказалась вода, то жертв было бы куда меньше!" Дальше идет едкая критика городских властей, сопровождаемая стишками про гвоздь и кузницу и следует длительное эссе о халатности в работе бытовых служб города. Буквально два дня спустя А.А Салин подал прошение об отставке и вскоре навсегда покинул свой город, но узнали об этом немногие. С тем субботняя еженедельная дискотека в городском Доме Культуры и отошла в историю, волоча за собой длинный шлейф из рассказов и легенд, который еще много лет разрастался, подобно перьям павлина становясь год от года все краше и увлекательней. Но это было уже не в городе, а далеко за его пределами. В городской же черте об этом довольно быстро забыли, потому что у его жителей возникли дела поважнее. И со временем эти дела и заботы только множились.
Они выскочили из переулка и теперь не скрываясь мчались по улицам вор весь опор. Серая их шерсть весело развивалась вокруг изящных тел пушистым ореолом. Они бежали, а свобода, словно длиннокрылая птица летела впереди них. Волков было двое - он и она, оба поджарые сильные звери. Разве что он был чуть-чуть массивней и шерсть его была благородного платинового оттенка. Очень красивого. Когда-то людям нравилось трогать эту шерсть. Когда-то давно, но теперь эти времена давно ушли. В зверинце - их бывшем жилище, волкам дали имя. Старый Васин, был не мастак придумывать имена и потому окрестил лежащих перед ним толстолапых несмышленышей по-простому. И волка теперь звали Гарик, а его серую пушистую подругу - Жучка. Быть может волчица и обиделась бы на такую собачью кличку, обладай она разумом схожим с человеческим, но для волка имя, это просто набор ничего не значащих звуков. Не сказать, что в зверинце было очень плохо. Их кормили, холили, старый Васин каждую неделю расчесывал им шерсть. Люди очень любили их гладить, и волки с охотой позволяли им это. Охотно, но до поры, может быть в их плоских, покрытых мехом черепных коробках уже тогда зрели мысли о побеге? Сколь волка не корми, а он смотрит в лес? Но эти звери явились в город. Что-то влекло их сюда, что-то заставляло подниматься среди ночи и бежать, бежать, бежать сюда, в это пристанище дурнопахнущих каменных коробок. Здесь пахло людьми, пахло механикой - кислый, удушливо запах, отдающий металлом на языке. Волки запомнили его еще со зверинца, когда пышущий жаром и стрекоча, как обезумевшая сойка мимо них прокатывался ярко синий трактор, развозящий кормежку. Технику волки не боялись, они знали, что не стоит соваться перед самой машиной, стоит обходить подальше эти неуклюжие пахнущие металлом и смазкой конструкции. Не боялись они и людей, но не было ли здесь что-то еще? Волк самец замедлил бег, в классической стойке поднял морду к сияющим звездами небесам (звезд, он, впрочем, все равно не увидел, его зрение было слишком слабое, чтобы различать такие мелочи) и возбужденно принюхался. Ноздри его ритмично расширялись, собирая крупицы царящего вокруг буйства запахов. Запахи были реальные, они казались волку почти материальными и возможно были куда более надежными нежели зрение. Зрение может обмануть, а вот запах, никогда. В соседнем дворе выгуливали собаку - маленькая брехливая шавка, распространяет вокруг себя острый запах агрессивности, смешанный со страхом. Кроме того у нее течка - волчица втянула носом воздух, чихнула и обнажила зубы в безмолвном оскале. Волк повел на нее огненным, диким глазом, его не интересовали переживания бестолковой псешки. Снова внюхался в воздух. Сладкий запах разложения, запах пищи и мелких, пахнущих мускусом существ. Помойка, давно не вывезенная, в ней снуют крысы. Тоже пища, но не лучшего сорта. Почти в квартале отсюда бежит человек. Он вспотел, ветер доносит явственный запах страха. Очень терпкий, но вместе с тем возбуждающий. Человек очень боится, запах настоящей паники, адреналин так и бьет у него из пор. Волк переступил лапами, нервно взрыкнул. Запах страха заводил, он пробуждал в зверях некие скрытые темные инстинкты, дремавшие в них, пока сами серые лениво обретались в зверинце, на обильной мясной диете. Вот оно! Едкая горечь пробилась сквозь пахучее многообразие окружающей жизни. Мощный, темный дух, он проявился с оглушающей силой, и матерый волк попятился, и обнажил клыки в предостерегающем оскале. Он не помнил этого запаха, но его темный звериный рассудок рефлекторно чувствовал исходящую от него опасность. Запах зла? Нет, запах смерти. Темная, концентрированная горечь, низко стелиться над асфальтом и волк, обычно так легко определяющий источник аромата на этот раз не мог понять, откуда же изливаются эти темные миазмы. Этого нужно бояться? И это же влекло их в город? Волк еще раз понюхал воздух, на этот раз ниже к земле. Да, горечь стелется по самому низу, как тяжелый отравляющий газ. Волчица нервно мотнула хвостом, а потом попятилась и испустила громкий тягостный вой, который тяжелым эхом отдался от силуэтов панельных многоэтажек. Где-то далеко забрехали собаки - сначала одна, а потом сразу три. В освещенных квадратах окном мелькнул силуэт жильца. Волк принял решение - запах мрачный, но запах может подождать. Его время еще не пришло, и волк-самец это чувствовал. Поэтому он развернулся и неторопливо потрусил в сторону. Волчица последовала за ним бесшумной серой тенью. Через три шага они попали под крону растущего на обочине дерева и совершенно слились с темнотой. Штора на окне задернулась, хотя силуэт жильца еще секунду был виден за ней. Собаки лаяли еще минут пять, перекидывая хриплые голоса через ночную тьму, а потом замолкли одна за другой. Где-то работал автомобильный двигатель, и слышно было, как из приоткрытой форточки на двенадцатом этаже дома доносится тихая музыка. Белесый рыбий глаз луны осел на крыше дома противоположного, звезды бесшумно мерцали, плясали и искажались в потоках теплого воздуха. В почти полной тишине едкий черный запах неторопливо стелился по земле, разгоняемый ночным ветром, невидимый и незаметный, как самая лучшая из отрав. И самая совершенная.
13. Неделька выдалась насыщенная. Даже чересчур. Нет, Влад особо не протестовал против такого насыщенного событиями времяпровождения, но как-то... утомляло это все, что ли? Во-первых ему подкинули работы. Впервые за последние две недели в течение которых он безвылазно трудился над убогой пещерной статьей. Сразу после посещения невменяемого сектанта позвонил главный редактор "Голоса междуречья" одной из трех существующих в городе газет и заказал Владиславу статью о тех самых убегнувших из зверинца волках. Особо попросил только не сгущать краски и не делать из серых кровожадных хищников. "Голос междуречья" был газетой официальной, серьезной и потому сплетен не печатающих. Влад с удовольствием согласился, оставив заметку в своем компе. Как только он положил трубку, телефон снова зазвонил, но на этот раз никакого страха не вызвал. Все-таки приятно сознавать, что мир состоит не только из подвинутых неизвестно чего желающих личностей. Влад ответил на звонок и тут же получил работу номер два, на этот раз от "Замочной скважины" второй городской газеты, в лице ее главного редактора Пыревского Н.Н. Этот хотел статью о секте, и старательно предупредил Сергеева сделать особый акцент на красках, и, может быть, добавить что ни будь от себя. -Как с ритуалами? - спросил Влад, - естественно будут кровавыми? -На ваше усмотрение, - ответил Пыревский елейно - но... нашим читателям ведь не нужно на самом деле знать, что творится там на самом деле. Наша газета специализируется на... так сказать горячих и экзотических новостях. На самом деле газета с двусмысленным названием "Замочная скважина" специализировалась исключительно на сплетнях и в нее неминуемом попадали те горячие новости, что прошли сквозь крупноеячеистое сито серьезности в "Голосе Междуречья". Третья газета выходящая на тонком бумажном листке носила безотносительное название "Плотина" и целиком состояла из рекламных объявлений. Больше прессы в городе не наличествовало, исключая только навезенную из Москвы дачниками. -Хорошо, недели через две, - сказал Влад, - я завален разными заказами, вы понимаете... -Хоть три, - ответствовал основатель, главредактор и отец родной "Замочной скважины", - у нас это пойдет отдельным материалом. После этого, он попытался подтолкнуть Влада к написанию статьи о все тех же волках (естественно с кровавыми душераздирающими подробностями), но тот вежливо отклонил, решив, что две статьи в разных ключах это уже перебор. На прощанье Пыревских пожелал удачи в творчестве и пропал из Владиславовой трубки, посулив напоследок неплохим гонораром. В тот же день, Сергеев сходил таки проведать Степана, но как ни странно не нашел его на обычном месте. Маргинального вида ханурики у ларька, поводя желтушными глазами нехотя сказали, что сталкер уже второй день сидит в КПЗ и раньше чем через десять дней оттуда не выйдет. На вопрос Влада, за что он туда попал, алкаши, подбоченившись выдали страшный секрет - Степан де, проявил открытое неповиновение городской власти, за что и был упечен в застенок. Порасспросив еще немного, Владислав понял, что Приходских просто шатался пьяным по городу, подрался с милицией, за что и получил пятнадцать суток по статье за хулиганство. -Он же вроде пить бросил, - сказал удивленно Сергеев. Алконавты широко заулыбались показывая округе редкий частокол желто-серых зубов, и даже толкнули друг друга локтями, бросая на Влада снисходительные взгляды. Наконец один из них смилостивился, и, скривив худую пропитую насквозь рожу, произнес: -Ага бросил... размахнувшись. А потом снова поднял. Пьет он! Сергеев понял, что ловить ему больше нечего, и покинул сей приют зеленого змия. На дверях его подъезда вяло колыхалось под теплым ветром свежее объявление. Составленное в гневных тонах, оно призывало всех жильцов оторвать, наконец задницы от дивана и шумной толпой направится к ЖеКу, и разрешить наконец надоевший вопрос с горячей водой. Ведь воду эту отключают уже "третий раз за последние три недели". "И каждый раз на три часа" - подумалось Владу, и он отсутствующе улыбнулся. Все-таки это не дело. Сейчас лето, и можно обойти без горячей воды, но что если такое случиться посреди зимы? Еще одно такое же объявление легкой пушинкой летело вдоль тротуара, иногда касаясь теплого асфальта острыми уголками, как лапками. Посередине печатного текста обреталось широкое буроватое пятно - кому-то не хватило бумаги и он воспользовался объявлением по прямому его назначению. Бумажка имела коллективного автора, в лице активистов подъезда - все той же Веры Петровны Комовой и старичка ветерана с первого этажа, который страдал от хронической мочекаменной болезни и через чур большого количества свободного времени. Не успел Влад взяться за ручку двери, как она сама широко распахнулась, от молодецкого пинка с другой стороны, и гулко хрястнула о косяк. Едва успевший уберечь нос от перелома Сергеев поспешно посторонился, увидев в темном проеме давешнего соседушку сверху - Рябова Федора Борисовича. Был Федор низкоросл, но очень широк в плечах и отличался буйным нравом. Лицо у него было обрюзгшим, на голове обширная лысина, а оставшиеся волосы торчали дыбом, чем-то напоминая рога. И сейчас, выходя из темного подъезда, напоминал Федор Борисович волосатого кроманьонца, выглядывающего ясным днем из своей провонявшей гниющей снедью пещеры. Влад хотел что-то сказать, но вовремя заметил красноватые искорки прыгающие в мутных глаза почтенного отца семейства. Был он с жуткого бодуна и посему в очень плохом настроении, и до той необратимой стадии, когда кончается всякое трезвомыслие и начинается белое буйство. Потому Сергеев просто сделал шаг в сторону, пропуская Рябова мимо, который проходя мощно вздохнул, словно от мимолетного разочарования. В подъезде гулко раздавались всхлипывания на два голоса, оба женские. Периодически один из голосов прекращал всхлипывать и начинал тоненьким голоском причитать мешая жалобы с заковыристыми проклятиями. Собственно все было ясно очередной эпизод бесконечной саги о Рябовых, на этот раз в минорном ключе. В конце концов наверху хлопнула дверь и все затихло. Надо сказать, что в Жек жильцы собирались идти уже в субботу, но как раз в этот день случилась вышеупомянутая дискотека, и это надолго выбило всех из колеи. В тот же день поступил срочный заказ от "Замочной скважины" - написать про дискотеку, и желательно поподробней. Влад принял это к сведению, подивившись в душе количеству свалившейся на него работы. На следующий день, возвращаясь домой Владислав услышал краем уха любопытный разговор. Происходил он в группе собачников, ежедневно выводящих своих четвероногих блохастых любимцев на променад, в течение которого эти любимцы увлеченно загаживали окружающую природу, вызывая лютую ненависть старушек на лавочках. Вот и сейчас несколько разнокалиберных собак юлой крутились вокруг своих хозяев намертво спутывая поводки. -Шел я, значит по Верхнемоложской, с работы, - проникновенно вещал один из собачников, в длиннополом, слишком теплом для этого времени года плаще, массивная чепрачного окраса овчарка спокойно сидела у его ног, - вечер уже был, часов одиннадцать. Помню, задержался. И тут вижу, собаки такие серые, через дорогу бегут. Причем похожие, друг на друга, как две капли воды. Только одна поменьше. Чешут через дорогу и прямо ко мне! Я человек не пугливый, знаю как с собаками обращаться, - тут он слегка дернул поводок своего пса и тот вопросительно поднял к нему умную желтоглазую морду - замер, и стою. А эти ко мне подходят, останавливаются и смотрят. А в глазницах у них луна отражается, знаете, зеленоватые такие зрачки. Встали и стоят. Ну и я не шевелюсь, хотя честное слово, неприятно стало как-то, обычно собаки так себя не ведут. А эти смотрят, да как смотрят, спокойно и я бы сказал даже... разумно, как не глупо это звучит, - тут один из собачников снисходительно улыбнулся, чем и заслужил укоряющий взгляд рассказчика. - Ну не смотрят так собаки. Постояли они так, поглядели мне в глаза, да и дальше побежали. Мимо меня. Я тогда обернулся на них, смотрю, а хвосты то у псов поленом висят. И сами псы низко так стелятся. -Поленом? - переспросил другой собачник, пожилой с роскошными седыми усами, хозяин маленького длинноухого сеттера, - эта как у волков что ль? -Получается так, - кивнул собачник в плаще, - получается, волки это были. -Волки в центре города? Не верится, - отозвался усатый, - чай не лес тут. Не чащоба. Говорили судя по всему о тех самых волках, что сбежали из зверинца. Каким то чудом их все-таки занесло в город, хотя его от зоопарка отделяло пятьдесят километров. Что ни говори, а для волков это было нетипично, идти прямо к людям. Кухонный кран в тот же день смог порадовать Владислава лишь сдавленным хрипом, похожим на тихую агонию. Кран с холодной водой. Исчезнув в ночь с субботы на воскресенье, вода возвращаться, похоже, не собиралась. Сергеев простоял в раздумьях у высохшего потомка римского водопровода. Значит воды больше нет. Авария, где ни будь? Чайник был пуст. Был пуст и его маленький заварочный собрат. И даже вычурный керамический унитаз в туалете мог спустить воды от силы два раза. Глядя на эту тотальную обезвоженность Влад с минуту пофилософствовал о зависимости своременного человека от бытовых удобств, потом его врожденная практичность взяла свое и он вышел на улицу обремененный двумя пустыми и нещадно гремящими ведрами. Руководствовался он при этом старыми воспоминаниями тихонько шептавшими ему что на пересечении Верхнемоложской улицы и улицы имени Семена Стачникова вроде бы была сохранившаяся водоколонка. Подтверждение этого он заметил еще метров за сто, когда как раз свернул на Верхнемоложскую (идущую к городскому кладбищу и потому зовимую обывателями "последний путь"), и это четко напомнило ему годы застоя. Из-за угла панельного пятиэтажного дома выглядывал хвост эпической по своим масштабам очереди. Была она в лучших очередческих традициях в три ряда, и наполнена нещадно толкающимся и огрызающимся опять же в лучащих традициях народом. Были тут женщины, старики и малые дети, а также малочисленный мужской контингент. И каждый из стоявших сжимав в руках объемистые емкости для воды, в числе которых были пятилитровые банки, пузатые бутылки из-под импортного лимонада и алюминиевые канистры. Людской говор витал над очередью то и дело срываясь на трескучую ругань. Влад в некотором удивлении остановился, созерцая как поток людей медленно, но неумолимо движется в сторону колонки. Из-за длины очереди она казалось очень маленькой, и, судя по всему, работала непрерывно. Сергеев прошелся вдоль стоящих людей, поближе к колонке, чем сразу заслужил несколько нелестных прозвищ из толпы и настоятельную просьбу встать в конец очереди, высказанную в лучших традициях русской матерной словесностью. Люди раздражались по пустякам, толкались локтями, емкости непрерывно гремели и в результате получалось что-то вроде бравурного марша, совершенно здесь неуместного. -Совсем ополоумели, нелюди, поганые! - злобно прошипела скрюченная, сморщенная лицом и, похоже, разумом, старуха, что стояла в самой серединке этого людского потока, - жаждой томить нас вздумали! - в руках, цвета старой картофельной кожуры она сжимала пластиковую белоснежную канистру с поцарапанными углами. -А что с водой? - спросил Влад, - я думал, это только на Школьной... -Щазз, на Школьной! - ответил ему из очереди массивный краснорожий мужик с диковатыми глазами, - По всей Верхнемоложской народ без воды сидит! Второй день уже, блин! - он встряхнул своей канистрой как в подтверждении своих слов, а когда Влад попытался втиснуться рядом, пихнул этой самой канистрой его обратно, - куда прешь!! В очередь, в очередь!! -О, Владик, привет! - раздалось откуда-то из-за плеча. Владислав обернулся и узрел Виталика Смагина, давнего и хорошего знакомого. Был он как всегда всклокочен и оживлен. -Руку не подаю, извини! У меня вот! - и он с натугой качнул двумя полными до краев ведрами, - не разлить бы! -А у тебя что, тоже воды нет? - изумился Сергеев, - ты ж у самой Арены живешь! Так в городе называли главную Верхнегородскую площадь, уже много лет носящую имя Пятидесятилетия Октябрьской Революции. В виду исключительной длины оригинального названия, а также за характерную радиальную форму площади большинство горожан звали ее Ареной или Колизеем. Именно там располагался центр городской власти в лице здания администрации, суда, милиции и неработающего кинотеатра "Призма" из которого уже который год грозились сделать элитное заведение. -Какая вода! - энергично мотнул головой Виталик, что заменяло ему, видимо, сейчас энергичное жестикулирование, - Ты что, второй день никакой нет. Сортир, извини, нечем сливать! А у нас, блин, еще новостройки сплошняком, ни одной колонки в округе! -А у Нижнегородских? - спросил Влад. -А у них полно, - отозвался хмурый субъект из очереди напротив, - и колонок, и даже колодцев! Да и вода вроде есть. Тут то все с Верхнего города. Очередь глухим гулом выразила согласие. Кто-то визгливо пытался заставить кого-то встать в очередь и не протискиваться. Сквозь проемы в тучах проглядывало солнце, а завтрашний прогноз обещал двадцатишестиградусную жару. Сергеев с досадой отметил, что взял слишком мало пустой тары. -Во как! - крикнул Смагин, и не удержался, качнул таки ведрами в результате чего немалая часть воды из них плеснула на землю. Физиономия их обладателя при этом выразила почти комическую огорченность, - Разлил, черт, ну, не бежать же теперь за новыми. Так что, Владик, приближается великая сушь! - он качнул головой в сторону бешено работающей колонки и произнес по слогам - ЗА-СУХА! -Ничего, чай не помрем, - отозвался из очереди все тот же хмурый субъект, после чего повернулся к Владу и сказал - а ты, друг, если не хочешь остаться без воды ступай, становись в очередь. Чую, к вечеру здесь народу только прибавится. Почитай ведь весь Школьный микрорайон без воды остался, и часть Центра. Говорят даже в Змеевском ее отключили, на Подорожной и Шоссейной. -Да, поторопись! - сказал Смагин, - а я, может, еще раз сюда добегу. К вечеру. Бывай, Влад! - и энергично кивнув в сторону Сергеева, что должно быть заменяло не менее энергичное рукопожатие Виталий направился вдоль по Стачникова, бросая озабоченные взгляды на нещадно болтающиеся ведра. Сергеев проследовал в конец очереди и там остановился, очутившись позади худого до невозможности пацана лет семнадцати и необъятный размеров тетки средних лет, которая к тому же была вооружена совершенно необъятных размеров канистрой, и выглядела готовой к любой, пусть даже очень затяжной битве за живительную влагу. -Вот наше время, - угрюмо сказал пацан, как только Влад, встал в очередь, - Люди теряют людской вид. Их поддерживают только бытовые удобства, вода, еда. Лиши их, и они все становятся зверями. -Ммм... - Сказал Владислав, не зная, что ответить на подобный пассаж, потом пригляделся повнимательней к оратору и узнал его. Ну, конечно, тот самый соседушка из квартиры семнадцать. Хрупкий юнец с глазами маньяка. -Вот дискотека, - продолжил между тем тот, - яркий тому пример. Нет, там всегда было скотство и зверство, но то, что в последний раз случилось вовсе не лезет ни в какие рамки. Вы, понимаете, да? Люди хищны по своей натуре. -Ну... - сказал Влад, уже досадуя, что напоролся на этого малолетнего шизофреника. -Вы не понимаете, - сказал парень обвиняюще, - ничего не понимаете! Живете минутными интересами! Низкими, приземленными интересами! Владислав отодвинулся в сторону, чуть ближе к тетке, бросившей на него взгляд, в котором раздражение смешалось с сочувствием. Но несовершеннолетний оратор больше не сказал не слова, и даже отвернулся от Влада, решив, видимо, что тот недостоин выслушивать его светоносные откровения. Отстояв два мучительных до невозможности часа, в течение которых лишь опустившиеся на землю сумерки были чем-то приятным, Сергеев наполнил ведра из нещадно брызгающей по сторонам колонки и направился домой, оставляя за спиной ничуть не уменьшившуюся, а скорее выросшую в размерах очередь. В городе пахло бензином, влагой, и приятным вечерним теплом. Вопрос с водой был решен. Пока решен и Влад, наблюдая многочисленных горожан с полными водяными емкостями, очень надеялся, что эта засуха не затянется слишком надолго.
14.
Брат Рамена тихо ждал свою жертву в сгущающемся мраке. Одетый в неприметную одежду бывший преданный слуга Ангелайи обретался в полукруглой арке, построенной между двумя многоэтажными домами. Здесь было тепло и разгулявшийся к темноте ветер почти не задувал в это укромное место. Еще здесь было довольно темно, и к ночи здесь обещала установиться полная непроглядная тьма. Жаль, что жертва пришла еще до заката. Ворон опять говорил с братом Раменой. Говорил в жестких, властных тонах. В приказном тоне. Он еще больше оформился и теперь сектант без труда выделял черные глянцевые перья на фоне сгустившейся темноты. И глаза. Сегодня днем, Рамена специально присматривался ко всем неряшливым птицам, пытаясь обнаружить у которой из них глаза будут также отливать красным, но таковой не нашел - птичьи глаза были бессмысленны и напоминали круглые агатовые пуговицы. Только у птиц, да рептилий глаза такие невыразительные, и в конце концом брата Рамену стало воротить от этих вечно суетливых пернатых существ. Но у Ворона, его Ворона в глазницах полыхал жидкий красный огонь, а значит, потусторонняя птица была непохожей на других. В отличие от этих роющихся в отбросах комков перьев, она была разумной, может быть это был коллективный разум всех ворон на земле? Рамена-нулла зябко передернул плечами, стоя в полутьме арки. Редкие прохожие, рискнувшие сунуться в искусственный туннель, бросали на стоящего острые взгляды, в которых подозрительность мешалась со смутным опасением. Рамена все рассчитал правильно, человек, на которого показал Ворон должен пройти здесь, чтобы вернуться домой. Вот уже два часа, как он ушел за водой, к единственной в округе водоколонке. Сектант видел, как возвращаются оттуда жильцы, сгорбившиеся под тяжестью сосудов, вмещающих в себя влагу жизни. Выглядели они подуставшими, но странно счастливыми, словно отвоеванная вода, стала вдруг занимать для них одно из первых мест в человеческом хитпараде ценностей. Вчера Ворон сказал: -Смотри, Рамена кто тебя окружает! Люди, твои соседи, твои земляки, они не видят истины, они погрязли в мелочных делах и насущных проблемках. Им уже не постичь потустороннего, им уже не увидеть истины. Мрака истины, Рамена. Они слабы духом и зависят от слишком много количества вещей. Они изнеженны. А когда их начинают лишать этих вещей, этих удобств они не возвышаются, а напротив, окончательно деградируют. Бойся их судьбы, и смотри, каким бы ты стал, если бы я не взял тебя под свое крыло. Экс-сектант помнил, что при этих словах его словно насквозь пронизало острое и горячее чувство благодарности, смешенное с ощущением вселенского покоя и защищенности. Он действительно был под крылом, и там, под черными глянцевыми перьями было тепло и уютно, как под толстым пуховым одеялом. Сладкое чувство причастности - такое Дмитрий испытывал только в раннем детстве, когда еще не начавшая спиваться мать разрешала ему спать вместе с собой. Материнское тепло, оно неожиданно вернулось к Рамене уже в зрелом возрасте, и что еще может пожелать в такой ситуации человек? А вот теперь он видел, что Ворон был прав. Этот восторг на лицах горожан, с боем нацедивших жалкие двадцать литров воды! С боем уже сейчас, а что будет дальше? Мимо Рамены неспешно прошествовал давешний журналист, руки его оттягивали эмалированные ведра, наполненные почти до краев. Этот даже не покосился, занятый какими то своими мыслями, глубокая складка пробороздила его лоб - судя по всему думы были невеселыми. Ворон сказал, что в конце-концов придется убить и его, но не сейчас, а чуть попозже, когда он начнет становиться по настоящему опасным. Хотя чем этот понурый субъект мог оказаться опасным, брат Рамена, хоть убей, не понимал. Как, впрочем, и сегодняшняя жертва - хилый малолетний книжник, живущий в одном доме с марателем бумаги. Этот вообще казался неспособным раздавить даже муху. Стихоплет, хренов... Был еще несколько людей, которых необходимо было устранить. Никогда не мечтавший о ремесле киллера Рамена-нулла спокойно и с прохладцей воспринял указания Ворона. Теперь, временами, ему вообще казалось, что пестрая смесь эмоций, что бывают у каждого человека, вдруг обретает строй и порядок, словно стягивается в один ровный жгут, в одну мощное всеохватывающее чувство - чувство преданности Ворону. А все то, что осталось за пределами этого могучего ощущения, больше не имело никакой цены. Поэтому когда долговязый, нескладный силуэт появился в проеме арки, Рамена ни на секунду не задумался о том, что собирается совершить. Надо признать, что Просвещенный Ангелайя со всеми его психотропными примбамбасами и думать не мог о такой степени послушания. Раменова астеничная жертва волокла две массивные двадцатилитровые канистры, и волокла явно из последних сил. Парень что-то цедил себе под нос, и на всю арку было слышно его затрудненное дыхание. Когда этот водонос поравнялся со слугой Ворона, тот тихонько шепнул: -Постой... Канистры выпали из рук приговоренного и звучно грянулись оземь. Силуэт жертвы ясно был виден на фоне светлого проема арки. Парень попятился, неужели что-то заподозрил? -Вам чего? - спросил он, но голос его не дрожал, скорее в нем слышалось раздражение и досада. Рамена сделал несколько шагов к своей замершей дичи, на ходу извлекая из внутреннего кармана куртки нож. Хороший, длинный нож-финка из прочной стали. Он выскользнул из ткани с неприятным металлическим шорохом. Пацан заметил, может быть блик от угасавшего солнышка пал на лезвие? Он отшатнулся, закрываясь руками, и даже сделал несколько шагов назад, почти попытка убежать, но слуга Ворона был уже рядом, и занес нож резким механическим движением. Бить будет в живот, а потом перерезать горло для надежности. Нож пошел вниз, со свистящим шепотом разрезая воздух на две равные невидимые половины. Похожий свист раздался где-то позади жертвы, а потом арку затопило целое море слепящего голубого света. Он ударил в глаза, и это было так неожиданно, что Рамена судорожно дернул рукой с зажатым ножом и ткнул острием в бетонную стену арки как раз у левой руки парня. А тот не медлил, вот он стоит, а секунду спустя уже бежит прочь бросив свои драгоценные канистры. Бежит припадая на обе ноги, но резво, так резво, что за ним не угнаться. Со стороны улицы в арку заехала машина. Слишком быстро, так, что водителю пришлось резко затормозить, чтобы не сбить две человеческие фигуры. А жертва бежит к машине, огибает ее и скрывается за поворотом, явно направляясь в сторону Школьной улицы, на которой все еще полно народу. Рамена застонал от досады, и несколько раз яростно ткнул финкой в бетон, оставляя на стене глубокие царапины. Дверь машины (обвешанной понтами и тонированными стеклами девятки), резко открылась, выпустив на волю звуки гремящей танцевальной музыки и массивный быковатый силуэт, который незамедлил проорать: -Ну ты че, блин! Стоять долго будешь?! Брат Рамена поспешно спрятал финку в карман и, повернувшись, поспешно зашагал прочь, во двор. Кроме арки к дому вело еще несколько путей и без всяких сомнений беглец уже воспользовался одним из них, ускользнув от собственной смерти. Позади громко взревел двигатель, взвизгнули шины, а чуть позже последовал грохот, когда авто врезалось в незамеченные у стены канистры. Но Рамена-нулла даже не вздрогнул. Мозг его напряженно работал, но ничего нового осмыслить уже было нельзя. Тщательно продуманный план сорвался из-за тупорылого кретина, одного из многочисленных подчиненных Босха, сдуру решившего заехать во двор как раз в самый ответственный момент. Проверка двух оставшихся проходов во двор только подтвердило Раменовы мысли - не следа его жертвы. -Но я же не профессионал, - произнес Рамена-нулла вполне трезвомыслящим голосом, - он должен это понимать! Вот только в душе его не было трезвомыслия, а бился лишь там лишь тупой страх, да кислое чувство вины. И почему-то ему все сильнее казалось: Ворон, не поймет!
15.
Это было нереально! Больше того, это было совершенно неестественно в условиях нынешнего времени, которое не прощает ошибок. Ты зарвался? Ты сделал что-то непоправимое? Что ж, на том свете обдумаешь. Ну или в банкротстве, что ныне для Мартикова было синонимом того света. Бывший старший экономист остановился на пологих каменных ступеньках, летнее, наливающееся жаром солнце било ему в глаза и играло тысячами зайчиков на выщербленном камне. Сбоку, массивный древний вяз весело шелестел пыльными, поблекшими до салатового цвета листьями. Позади Павла Константиновича отвесным утесом высился выполненный в древнеримском стиле фронтон здания городского суда. Мощные круглые колонны придавали здания внушительный вид. Фрески под самой крышей были выполнены в стиле соцреализма, и идеально вписывались в картину. Над крышей ослепительным темно-синим шатром раскинулось безоблачное летнее небо. Изредка его перечеркивала белесая стрела реактивного самолета, да черными росчерками сновали ласточки - совсем низко к земле. Знать быть, дождю. А Мартиков все стоял, и смотрел на проходящих внизу людей, на проезжающие автомобили, на эту насыщенную и бестолковую вольную жизнь, к которой он и не надеялся вернуться. Но факт есть факт - стоящий на верхних ступеньках человек в легкой летней одежде был совершенно свободен. Он до сих пор не верил. Срок и Долг - уродливые мартышки слезли с его шеи, а вернее их насильно стащили вниз, и били о твердую землю до полного их издыхания. Правосудие дало сбой. Ревизорам было не за что зацепиться. Да и не было их, ревизоров. Все до единого, они покинул эту скорбную юдоль. И иначе как волшебством, это объяснить было нельзя. Тогда на реке, он сидел, терзаясь, тяжкими думами и ему положили руку на плечо. Мягко, но когда он попытался обернуться его без усилий вернули обратно. Странно, но Мартикову почему-то показалось, что на руке больше пальцев, чем должно быть у человека. Шесть, а может даже и семь и чужая конечность напоминала в результате теплого многолапого паука, устроившегося на плече у сидящего в думах человека. Его тогда передернуло и он снова попытался обернуться. -Не стоит... - сказал голос у него над ухом, низкий и без особых интонаций, вот только у Мартикова от звука этого голоса по коже поползли мурашки. Не показалось ли ему, пусть всего лишь на один миг, что стоящий позади ему знаком? Смутно и неясно, как какой ни будь дальний родственник, которого ты видел когда-то в раннем детстве? А может быть даже как ближний, как брат, с которым тебя надолго разлучили. Или еще ближе? -"Не придуривайся, Мартиков" - сказал сам себе бывший служащий "Паритета" - "Ты прекрасно понял на кого похожим показался тебе обладатель этого голоса. Взгляни правде в лицо - тебе ведь показалось, что это твоя вторая половина, злая половина очутилась на том пустынном берегу. В тот момент, ты почти поверил в это, так?" -Ты в безвыходном положении, Павел Константинович? В первый раз за всю свою карьеру ты не знаешь что делать? Ты как Сизиф сверзился вниз с горы и камень вот-вот свалится тебе на макушку, так? -Откуда... - спросил тогда Мартиков нервно, - откуда вы это знаете? -Но это ведь не все, так? - словно не заметив вопроса продолжал невыразительный, а рука, рука на плече так и не шевелилась, словно вообще не была частью чьего то тела. А Мартикову все сильнее хотелось обернуться, это было неестественно сильное желание, тягостное и непереносимое как зуд на спине, там, где не можешь почесать. - Не только это тебя гнетет? Основная доля твоих тревог... ведь это ты сам? -Да, - хрипло вымолвил Мартиков, глядя, как плавно течет мимо, окрашенная рассветом в розовые тона, речная вода, - да, это я! Я... я боюсь себя, боюсь того, что со мной происходит. Ведь я... никогда не был драчливым. Агрессивным! Так откуда взялись эти сны, и почему, почему я полчаса назад чуть не раздавил несчастного, выскочившего на дорогу пса?! Ведь я хотел его раздавить, слышите?! -Слышу, - чуть слышно сказал стоящий позади, - И вот что Мартиков. Отныне твои беды кончатся, я был послан, чтобы помочь тебе. -Кто ты? - шепнул бывший старший экономист, глотка болезненно сжалась, на лбу выступила испарина. Он жаждал ответа, жаждал до безумия, но вместе с тем и боялся этого. Тишина. Павел Константинович вдруг понял, что совершенно не слышит дыхание странного гостя. Словно никого нет там, позади. Но рука то, остается на плече. -О своих неприятностях можешь забыть. Их больше нет. В назначенный день, спокойно иди в суд, никто тебя уже не зацепит. Отныне ты невиновен. -Но как... -Мои проблемы, - ответил гость, а потом добавил, - вернее, наши. Ты все понял, иди и ничего не бойся. Отныне ты чист. -Если я правильно понял, - сказал, вдруг Мартиков, - должны быть какие то условия. Ведь у вас всегда есть условия. Может быть, ценой будет моя душа? Сухой смешок. Как-то совсем он не сочетается с низким тембром голоса. -Нет, душа твоя мне не нужна. Ты, Мартиков, крупно ошибаешься. Мы не из преисподней, мы поближе, и действительно хотим тебе добра. А условия? Их ты получишь сразу после суда, когда убедишься в том, что я был прав. Подойдет такое? -Да, - сказал Мартиков, рука на плече сводила его с ума, хотелось поскорее скинуть ее, как маленькое, омерзительное, многоногое чудовище. - Да, я согласен. -Вот и ладушки, - сказал незнакомец, - у здания суда, на Центральной улице будет припаркован черный сааб 9-5. Стоять он будет в тени большого такого, древнего вяза. Подойдешь туда, и получишь инструкции. Это все. Настала тишина. Было слышно, как шумит вода у плотины. И никакого звука дыхания, кроме неровных вдохов и выдохов самого Мартикова. -А документ никакой не надо подписывать? - наконец сказал он. Его слова повисли в воздухе. Никакого ответа. На том берегу, над дачами резко каркали стаи ворон. И тут Павел Константинович не выдержал и оглянулся. Позади него никого не было - пустой и голый клочок пляжа. Песок, грязная земля, округлая галька. И никаких следов, никакого подтверждения, что здесь вообще кто-то был, только глубокие следы с четкой выемкой от каблука - его, Мартикова, дорогих кожаных ботинок. Но рука все еще лежала у него на плече. В панике Мартиков тряхнул плечом, сбрасывая ее на землю. Посмотрел, со свистом втягивая воздух. На плече было пусто, ничто не наблюдалось и на песке, куда по идее должно было свалиться. -Бред... - сказал Мартиков в пустоту, в прозрачную утреннюю тишь, безумие. Никого не было. В конце концов, он собрался и отправился домой. А вот теперь, стоя на ступеньках у храма Фемиды, вынужден был признать, что все это не было чушью. А сам факт разговора с непонятным гостем был реальным свершившимся событием. Выискивая черный автомобиль на центральной улице Мартиков укорял сам себя. Сейчас в самый разгар жаркого дня, да еще после того, как все благополучно завершилось, тот недавний страх на реке казался глупым и надуманным. Вообразить, что гость пришел из преисподней, да, конечно, нервы у Павла Константиновича были тогда напряжены и натянуты, как струна. Но все же. Раньше он не замечал за собой особой тяги к мистике. А если вспомнить, как он предлагал неведомому гостю, без всяких сомнений здравомыслящему и деловому человеку, собственную душу - так вообще стыдно становилось. Кем бы ни был, этот невидимый пришелец, потусторонней тварью он не был. -"Секта?" - спросил себя Мартиков - "Тайное общество? Мафия? Какая разница, в моем положении примешь помощь от любого". И он спустился со ступенек, даже не оглядываясь на старое здание, еще недавно снившееся ему в страшных снах. Его, Мартикова, нечистое прошлое сгорело в дымном, чадящем пламени, и можно было начинать думать о новой жизни. Новой спокойной жизни. Уехать за город. Встречать рассветы, провожать закаты, ходить на рыбалку. Собирать ягоды и грибы. Основать новую фирму, зарабатывать деньги. Насвистывая веселую песенку Павел Константинович шел вдоль Центральной улицы, с бесшабашным интересом подростка глядя на проезжающие мимо автомобили и спешащих куда то озабоченных людей. С таким восторгом жизнь воспринимают лишь малые дети, да получившие амнистию смертники. Черный сааб сразу бросился в глаза, хотя и стоял он под раскидистым корявым вязом, бросавшим на теплый асфальт густую тень. Мощный турбированный мотор авто был выключен и тихонько пощелкивал, остывая. Мартиков сразу вспомнил об условия, и улыбка его слегка угасла. Несмело он подошел к автомобилю и поднял руку, чтобы стукнуть в абсолютно непроницаемое тонированное окно. Но не успел, оно само почти бесшумно скользнуло вниз. На ладонь, не больше. Мартиков слегка наклонился, намереваясь увидеть собеседника, но в салоне царила абсолютная тьма. Хотя нет, мигало там что-то красное, словно включенная сигнализация, что без сомнения было полным абсурдом, потому что в машине кто-то был. -Я пришел, - сказал Павел Константинович, и с неудовольствием обнаружил, что голос его звучит хрипло и даже малость испуганно, как у маленького мальчика, к которому обращается на улице страшно выглядящий незнакомец в черном плаще. -Удовлетворен? - спросили из сааба. -В смысле? - замялся Мартиков, - А, насчет суда? Да, удовлетворен. Большое спасибо. -Спасибо в карман не положишь. - Ответили ему расхожей поговоркой. - Но нас, собственно не интересуют материальные ценности... Мартиков мучительно сглотнул. День вокруг потерял изрядную долю своей привлекательности. Бывший экономист наклонился к окну и тихо спросил: -Вы говорили об условиях. Я готов их выполнить. -Хорошо, - сказал ему знакомый голос их непроглядной черноты салона, а потом ровным невыразительным тоном продиктовал свои условия. День подернулся инеем, словно вместо июля на вдруг пришел сизый леденящий январь. Мартиков почти физически чувствовал, как примерзает к спине пропотевшая от жары рубашка. Он потел крупинками льда, так ему, во всяком случае, казалось. Смысл слов был страшен. Он был... противоестественным! -Нет, - выдавил из себя Павел Константинович, - нет, я... не могу. - Ноги его ослабли, и он против воли прислонился к лакированной крыше машины. В салоне было тихо, потом голос сказал, негромко и с убеждающими интонациями: -Ну, Мартиков, где же твое честное слово? Ведь ты даже душу хотел предложить в залог спасения. А то, что я предлагаю, ей богу, куда меньшее зло. -Нет. - Уже тверже сказал Мартиков, сердце его испуганно колотилось, а потом его не секунду пронзила острая боль. Ах, если бы он знал, что цена будет так высока, - Я не могу этого выполнить. И вы... вы меня не заставите. Тяжкий вздох из черных недр. Так вздыхают матери, глядя на свое неразумное, буйное чадо. -Мы не будем тебя заставлять. Поверь мне. Ты сам себя заставишь. Просто, вспомни, что суд и долг был лишь одной твоей проблемой. А у тебя их, если не ошибаюсь, две. Так я еще раз тебя спрашиваю, ты выполнишь наши условия? Павел Константинович мотнул головой. Отпустил крышу машины и встал прямо. В ушах гудело, а перед глазами прыгали черные точки. -Нет, - сказал он, - я не сделаю, потому что... Со скользящим свистом тонированное стекло встало на место. Секунду на черной глянцевой пленке отражалось лицо самого Мартикова, испуганное и потрясенное. Потом мотор машины взревел, и одновременно зажглись ослепительно голубые ксеноновые фары. С режущим уши визгом колеса провернулись на асфальте, источая сизый резко пахнущий дым. Потом сааб сорвался с место и лихо вырулил на улицу, подрезав, оказавшуюся на него пути потрепанную шестерку. Павел Константинович успел увидеть, что на заднем стекле иномарки имеется сделанная красными буквами, какая то надпись. Две секунды спустя зловещих форм автомобиль уже скрылся из виду свернув на малую Зеленовскую. Мартиков остался один. Хотя нет, их осталось двое - Павел Константинович Мартиков и то злобное существо, что поселилось в нем с недавних пор. Тяжелой походкой он двинулся дальше по Центральной. Груз обещания давил, но цена была высока. Видит Бог, она была неподъемной. -Я не дрался! - сказал Мартиков, ковыляя вдоль улицы. Средних лет женщина с натугой несущая две тяжелые туго набитые сумки, кинула на него удивленный взгляд. - Я никогда этого не любил. Удивление на лице женщины сменила отстраненная маска равнодушия, и она заспешила прочь от странного, говорящего сам с собой человека. Его автомобиль, верный "фолькс", ждал неподалеку, скромно притулившись у бровки. Павел Константинович направился к нему, страстно желая скорее опуститься на мягкое сидение, потому что ноги его совсем не держали. И тут он на кого-то наткнулся, на так, что чуть не упал на шершавый, разбитый асфальт тротуара. Но упасть ему не дали, мощно сгребли за грудки. Мартиков изумленно крутнул головой и обнаружил всего в двадцати сантиметрах от своего лица омерзительнейшую харю, круглую, одутловатую, и с явной печатью вырождения на лице. Глаза у владельца этого лика были мутны, желтушны и диковаты и по разумности своей напоминали глазищи быка, как раз перед тем, как она впадет в буйство и начет крушить все вокруг, в том числе и ни в чем не повинные кусты и мелкие деревца. Рот этого индивидуума расхлебянился и из него, вместе с мощной волной кислого пивного запаха, смешанного еще с какой то гадостью, вылетели невнятно слова: -Ты че?! Куда прешь, ка-а-аззел! - вместе последним словом Мартикова обдало смесью чесночного аромата и гнилых зубов. Павел Константинович от этого амбре почувствовал сильный, почти неодолимый позыв к рвоте. Одновременно с этим, из вязких трясин его сознания, там, куда не достигло опустошение и тяжелое осознание сути предложенной ему работы, из этих мрачных осадочных топей медленно поднималось глухое раздражение, предвестник черной злобы. -"Почему?" - вопросил сам себя Мартиков - "Почему мне именно сейчас, когда я только что отклонил такое страшное предложение, мне встретился этот дегенерат?!" -Отойди... - тихо сказал бывший старший экономист, и тут с ужасом понял, что имели в виду типы из "сааба" говоря о второй его проблеме. Проблема. Ярость. Темный двойник, эта мерзкая, начисто лишенная морали сущность, уверенно брала в крепкие руки бразды правления Мартиковским сознанием. Бирюзовая гладь потемнела, а вольный ветер вздыбил первую, буйную и неистовобелопенную волну. Держащий Мартикова субъект по рачьи выпучил, мигом налившиеся кровью глаза, так, что они едва не вылезли из орбит и заорал дурным надтреснутым голосом: -Да ты че?!! - и вроде даже попытался приподнять Мартикова выше, держа его за обшлага купленного за большие деньги пиджака. Хотел он сказать еще что-то, но неожиданные действия бывшего старшего экономиста положили конец всем его лингвистическим изысканиям. Мартиков уже не соображал что делает, мир вокруг потемнел и исказился. Лица проходящих людей стали странно гротескными и уродливыми. Не сознавая больше себя, Павел Константинович сделал быстрое движение головой, как атакующая змея и впился зубами в щеку держащего его субъекта. Острые передние резцы (один с коронкой), разорвали обвисшую кожу и пропахали длинную обильно заливающуюся кровью борозду на щеке нападающего. Кровавая влага брызнула на лоб и щеки Мартикова и тот неосознанно слизнул ее языком, там где смог дотянутся. Во рту что-то болталось и Павел Константинович выплюнул это на асфальт, без содрогания отметив, что это порядочный кусок кожи. Нападавший разжал руки, и Мартиков отступил на шаг. Мужик стоял, а на лице его весенним буйным половодьем разливалось изумление. Одна, похожая на окорок рука поднялась и схватилась за разодранную щеку. Глаза субъекта, теперь пустые и бессмысленные, лишь с всеобхватывающим, как у едва родившегося младенца, изумлением, уставились прямиком в темные глаза Мартикова. И увидели в них черный шторм. И ни капли человечности. Так и не отнимая длани от обильно кровящей щеки, мужик стал поспешно отступать от Павла Константиновича, смотря на него как на прокаженного в финальной стадии болезни. Или как на смертельно опасного хищника. Пройдя шагов пять он повернулся и побежал. А Мартиков остался. Он во все глаза смотрел на кровавый ошметок на тротуаре, сначала с удовлетворением, а потом со все возрастающей паникой. Опальный экономист поднял руку и вытер лоб и щеки, посмотрел на окрашенную красным руку, прошептал: -Это не я... это... это зверь! Далеко впереди буйный норовом прохожий все еще бежал. Павел Константинович обернулся и посмотрел в другую сторону - туда, куда уехал черный "сааб". Ощущая во рту характерный железистый привкус, стоя у своей, все еще закрытой машины, и глядя на кровь укушенного им человека Мартиков вдруг подумал, что запрошенная неизвестными цена, возможно не так уж высока.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ