Тринадцатая стихия

Глава первая.

Его выследили, затравили собаками и загнали на край утеса. Град стрел полетел в большого черного кота-пантеру. Гинтра знал, что заслужил эту смерть – столько убийств, столько несчастий принес он этим людям по воле колдуна, которому не мог сопротивляться. Но испугался, что даже пронзенное стрелами тело мерзкий старикашка вернет к жизни и вновь заставит служить. Бездушным упырем. Оборотень решил прервать эту череду смертей, убийств, которые он совершал не по своей воле. И тогда он прыгнул. Утес был высок, пропасть под ним глубока. Расшибиться так, чтобы это проклятое тело невозможно было соскрести с камней на дне ущелья, – так думал Гинтра, падая со скалы, когда серебристое сияние окутало его.

Он приземлился мягко на лапы, как и положено котам, даже таким большим. Падение было коротким – Гинтре показалось, что пролетел всего метра три, пустяк для пантеры, прыжок, а не падение. И под ногами была трава, а не камни ущелья. Но что поразило оборотня еще больше – поблизости вообще не было скал, лишь пологие горы маячили на горизонте. И воздух пах иначе. Небо было другим. Тревожный рассвет осеннего утра вместо зимнего полудня.

Неделю рыская ночами по округе в облике кота, а днем прячась в пещере в тех самых горах, Гинтра обнаружил, что он очень далеко от дома… от того, что можно было лишь условно назвать домом. Он охотился на мелкую живность, в основном на кроликов, так что голодать не пришлось. Невдалеке было селение, но идти туда кот не решился – знал, как реагируют люди на оборотней, поэтому предпочел и дальше прятаться в горах.

А потом набрел на Проклятый лес (однажды, притаившись за кустами, он услышал название этого места в беседе путников, остановившихся на ночлег у обочины дороги). Из нескольких таких подслушанных разговоров Гинтра быстро понял, что попал в совершенно иной мир, населенный незнакомыми существами, и решил, что нашел для себя искупление за совершенные грехи – каждую ночь он превращался в зверя и отправлялся в лес уничтожать чудовищ. Это стало его епитимьей – убивать тех, кто несет смерть и страх людям. Ему везло: обитатели жуткого местечка не умели лазать по деревьям, поэтому, когда силовое преимущество было на их стороне, он уходил из леса по верхам или пережидал до рассвета высоко на ветвях. Днем твари расползались по логовам, и он мог спокойно уйти. И возвращался на следующую ночь.

По многомесячной привычке, ставшей еженощным ритуалом, огромный черный кот примостился на ветви и ждал удобного случая для нападения на монстра, собираясь приложить все силы, чтобы в Проклятом лесу стало на одну тварь меньше. Он давно её выслеживал, выжидая, когда не будет поблизости прочих – помельче, но тоже опасных: с таким большим и сильным противником лучше сражаться один на один, а не оглядываться за спину в попытках отбиваться еще и от мелких врагов. Однако этим планам не суждено было исполниться. В события вмешался незнакомец.

Кот нервно дернул ухом, когда услышал шаги. Это было вовсе не тихое прокрадывание на цыпочках, в попытке проскользнуть незамеченным мимо местных обитателей. Нет, наоборот, пришедший в лес ломился напрямик, через искореженные почерневшие кустарники, сшибал ветви и вовсе не заботился о том, чтобы избежать опасности. Когда он вышел к логову твари, Гинтра, застывший в ожидании собственной схватки с обитателем логова, едва не присвистнул. И присвистнул бы, но кошачья ипостась вовсе не способствовала издаванию таких звуков. Незнакомец был безумен… по крайней мере, вел себя так, словно искал смерти, разъяренно оглядываясь по сторонам. Ни о какой осторожности и речи быть не могло. На двух обнаженных мечах, которые он держал в руках, виднелись следы недавней крови. Воин, не заботящийся об оружии? Настолько невменяемый, что даже кровь не стер с клинков? Кот снова дернул ухом. Нет, незнакомец явно был сумасшедшим: сунуться в чащу Проклятого леса, шуметь так настойчиво, что твари сбежались со всей округи, – на такое мог решиться лишь безумец.

Гинтра начал нервничать. Ему, конечно, не впервой было охотиться на здешних обитателей, но всё-таки он предпочитал ловить их по одному. У логова же собралась целая свора, примчавшаяся на шум и запах крови: незнакомец был ранен, и настолько мог видеть оборотень острым кошачьим зрением, – ранен серьезно. Только вот на свои раны не обращал никакого внимания, чего не скажешь о тварях, которые уже жадно щелкали челюстями в предвкушении еды, но не рисковали вступить в схватку – видать, побаивались хозяина логова больше, чем стремились заполучить добычу.

«Ох, это еще смотря, кто станет тут жертвой», – подумал Гинтра: в янтарных глазах незнакомца полыхало безумие, смешанное с жаждой крови… и смерти. Он пришел сюда умереть, а заодно и прихватить побольше тварей в мир иной. Оборотню знаком был этот взгляд… он уже видел его. Такие же глаза были у пленника, сокамерника Гинтры, которого колдун тоже сделал оборотнем и заставил себе служить. Как яростно он тогда сражался, как много жизней забрал с собой, прежде чем его убили… Он не хотел быть рабом и предпочел смерть, а заодно попробовал прихватить на тот свет столько палачей, сколько сможет. Гинтра запомнил тот взгляд на всю жизнь. И сейчас снова увидел такой же. Обреченный. И решительный. Беспощадный, в первую очередь – по отношению к себе.

Тварь вылезла из логова, огляделась по сторонам, увидела добычу. И начался ад. Оборотень думал, что всё закончится почти сразу, но, увидев, как быстр и ловок незнакомец, решил присмотреться к нему более пристально. Времени у Гинтры было до рассвета. Всё равно не уйти: пока сбежавшиеся голодные жители леса не расползутся по норам, слезть с дерева невозможно. Коту ничего не оставалось, как ждать и наблюдать.

А безумец, что сошелся в схватке с монстром, был слишком стремителен, слишком смертоносен… для человека. Оборотень уже встречал похожих, с такими же длинными острыми ушами. Их звали эльфами, об этом Гинтра узнал, подслушивая разговоры путешественников; в его мире таких не было. Только тот, что сражался внизу, был непохож даже на местных остроухих. Слишком высок и плечист. А еще у него были совершенно не человеческие глаза. Волчьи. И когда он с криком ринулся на тварь, то оборотень заметил у него еще и длинные острые клыки.

И всё же Гинтра решил считать незнакомца эльфом, хотя бы просто для удобства: назвать молниеносного воителя человеком он не мог. Даже зоркие кошачьи глаза оборотня не всегда успевали уследить, с какой скоростью взлетают мечи в ударе, как уклоняется от атак твари этот… эльф. Поляна перед логовом наполнилась рыками воина и воем, визгом искромсанной клинками мерзости, живущей в этом воистину проклятом лесу.

Мечи двигались с ошеломляющей скоростью: кот не успевал моргать, чтобы не пропустить очередной удар. Эльф не сражался – он безжалостно крошил свою жертву, которая посмела счесть его добычей, не замечая в пылу схватки, что получает раны одну за другой. Но стоило этой твари упасть, как сразу же из-за деревьев десятками хлынули другие, более мелкие, наваливаясь кучей на воина. И всё же он вырвался, вращая мечами настолько быстро, что они казались серебристыми бликами. В стороны полетели куски вонючей плоти обитателей леса. Перекрывая визг раненных монстров, воздух разрезал яростный выкрик.

– Я сказал, по одному!

Слепящей белой вспышкой засветилась ладонь эльфа, он хлопнул пятерней о землю, и из почвы рванулись ввысь скрюченные, покореженные коренья, разрывая чудовищ на куски и словно ограждая воина от нападавших высоким густым плетнем. «Так он еще и маг?!»

Внизу происходило нечто невероятное: безумный воин сражался с неистовой яростью, уничтожая тех, кто по трупам, сквозь сеть корней, ухитрялся прорваться на поляну. Однако магических атак больше не было – похоже, эльф вложил всю свою силу в тот единственный раз. Гинтра понял, что потерявший рассудок герой всё же обречен, несмотря на то, что к безумной выходке прикладывалась недюжинная сила воина-мага. И не спасти его никак, даже если оборотень вмешается; просто полягут вместе под лавиной мерзости, которая стеклась в бессчетном количестве к месту битвы. В груди что-то неприятно дернулось… уж очень не хотелось коту, чтобы безрассудный эльф вот так погиб. Странное ощущение, вроде и не его вовсе. Но знакомое и родное. Из какого-то забытого прошлого. Герои не должны так умирать. А в глазах Гинтры этот эльф, безусловно, был героем.

Гинтра уже решил спрыгнуть с дерева и вмешаться – и тут начало происходить такое, что ему стало не просто страшно, он впал в панику. Небо взбесилось, посыпавшиеся с него огненные шары и молнии точно попадали в цель, уничтожая тварей, – и магия явно исходила не от воина, погребенного под множеством кровожадных туш. Кот не мог понять, откуда всё это взялось, но это «что-то» явно метило по обитателям леса, аккуратно обходя стороной эльфа, который… вдруг вырвался из кольца врагов, резко отпрыгнувших в стороны от вроде бы бессильной жертвы. Невозможно-яркий белый свет окутал воина, а когда этот свет погас, на его месте стоял… волк. Огромный белый волк. Настолько большой, что мог ростом сравниться с теленком.

«Он оборотень?!» – Гинтра устал удивляться и просто во все глаза смотрел на пусть израненного, но всё же невероятного хищника. Сильного и опасного, который в считанные секунды расшвырял не успевших опомниться от ослепительной вспышки врагов. Кот и помыслить не мог, что бывают волки такого размера. Не мог знать оборотень, прежде бывший человеком из иного мира, что на таких волках, зовущихся снежными, эльфийские лучницы ездят верхом, что эти волки – гордость армии сумеречных эльфов севера. Такой зверь для Гинтры был в диковинку.

И вдруг всё стихло. Словно кто-то поставил невидимый барьер между волком и тварями Проклятого леса, и они жались к этой незримой, но весьма ощутимой преграде, скалились, но пройти не могли. Белый зверь постоял немного и побрел, хромая, по невесть откуда взявшейся тропе – скорее, коридору, отгороженному от леса тем же барьером… И почему-то Гинтру, который оказался внутри оттого ограждения, потянуло за ним. Оборотень спрыгнул с дерева и сменил ипостась на человеческую, здраво рассудив, что нести в зубах оброненные мечи, плащ, сумку и остатки разорванной одежды не сумеет, а оставлять их здесь не хотелось. Странное желание помочь овладело Гинтрой, и он пошел за незнакомцем… понимая, что если хищник решит обернуться и напасть, то у него, Гинтры-человека, не будет ни единого шанса на спасение. Хотя в кошачьей ипостаси против такого зверя этого шанса не было тоже.

Из лесу выбрались перед самым рассветом: белый волк впереди, и Гинтра за ним следом. Не пройдя и десяти шагов от леса, зверь упал. Силы его покинули: слишком порвали его твари, потерял слишком много крови. Слишком… близко подошел к краю гибели. Оборотень подошел ближе и присел на корточки, размышляя, что же делать дальше – не потащит же человек на себе такую тушу? Но ответ пришел сам собой: едва рассветные лучи выглянули из-за горизонта, зверь сменил ипостась, даже не приходя в сознание. Перед Гинтрой лежал израненный мужчина. Эльф.

Аш почуял его сразу, как только тот подошел к лежащему на травяной подстилке эльфу. Большой кот, оборотень.

«Ну вот, наверное, и всё. Драться с ним я не смогу. Если еще и ночь сейчас – значит, голодный. Значит, не будет церемониться».

Эльфу не было страшно и не было грустно. Закон равновесия гласил, что так будет правильно. Так всё начинается и заканчивается. Только не всегда Аш соглашался с установленным порядком вещей… Он повернул голову, рассматривая подошедшего оборотня: большой кот, красивый сильный зверь. И ведь погибнет ни за грош, если попробует отобедать эльфом. В голове промелькнула ничтожная мысль о том, что с этим можно говорить. И Аш попытался.

– Я бы не советовал, в моей крови яд, и он тебе явно не по зубам. Да и просто так я свою жизнь не отдам, – в любом случае стоило предупредить кота об отраве. Друид не любил смертей по глупости.

Слова звучали хрипло. Воздух надрывно врывался в легкие, судорожными выдохами выходя наружу, мешая говорить. Даже от такого небольшого напряжения Ашу стало хуже, он заметно слабел. Добровольно становиться чьим-либо ужином в его планы не входило, но сейчас оставалось лишь уповать на разумность оборотня. И надеяться на защиту луны-покровительницы.

Кот склонил морду набок, словно насмехаясь над полумертвым эльфом, который еще и трепыхается. Потом развернулся и, отпрыгнув в сторону, скрылся из виду.

Это было странно. И совершенно непонятно. Ясно одно: оборотень явно сохранял рассудок даже в таком облике. Кот, хотя, правильнее было бы сказать – пантера, вернулся, положил к ногам сумеречника что-то (судя по запаху, зайца) и снова скрылся из виду, оставив друида в одиночестве. О его намерениях эльф не имел ни малейшего понятия, но смутно догадывался, что есть его кот не собирается, иначе уже сделал бы это. То ли не был голоден, то ли эльф ему по вкусу не пришелся, то ли у него были совсем другие планы.

«Странный оборотень. Или это я странный? Хотя нет. Его повадки не похожи на повадки здешних оборотней. Не в клане? Или новенький?»

Мысль болезненно зацепила: Аш слишком хорошо помнил, что такое – оказаться в этом мире, и слишком остро воспринимал новоприбывших. Иногда это выглядело чересчур цинично, но он никогда не оставался равнодушным к тем, кто попал сюда недавно и еще не успел освоиться. Было в них что-то ностальгическое.

– Ну, где же ты, почему так просто отступил? Или у тебя чего другое на уме? – шепот эльфа был едва слышен в тишине ночи.

«Наверное, это всё-таки был слишком странный оборотень. И этот заяц, положенный у моих ног».

Он вернулся. В другом облике, но запах остался прежним и ошибиться друид не мог: это был тот самый оборотень, огромный кот, но на сей раз в человеческой ипостаси. Более того. Он точно был разумен и умел говорить.

Он пришел в себя лишь на третьи сутки. Гинтра боялся, что ночью незнакомец снова станет волком, но этого не произошло. И оборотню оставалось лишь менять повязки на многочисленных ранах, на что ушли остатки одежды эльфа, периодически отстирываемые от крови в ручье. Да пару раз выслушивать бред своего подопечного, который и в таком состоянии не хотел так просто отдавать свою жизнь кому бы то ни было.

– Где я? – это было первое, что произнес незнакомец, наконец-то вынырнув из горячки.

– В моем жилище, здесь безопасно.

– Кто ты?

– Гинтра.

– Я тебя знаю?

– Нет. И вообще, говори поменьше, ты был на волосок от смерти, но всё же выжил, так что побереги силы.

Незнакомец прислушался к совету: замолчал и уснул. То ли поверил оборотню, что он в безопасности, то ли еще не полностью осознавал, где находится и что вообще происходит. И что произошло до того, как он попал сюда.

– Как я здесь оказался? – спросил он, пробудившись после суточного сна и явно слегка набравшись сил.

– Я тебя сюда принес. Не оставлять же среди пустыря, – спокойно ответил Гинтра. Жизни спасенного уже ничто не угрожало: он выкарабкался из зыбкого плена лихорадочного бреда, и хоть был очень слаб, но на поправку шел быстро – удивительно быстро. С другой стороны, раз он оборотень, то и раны должны заживать скорее. По крайней мере, так посчитал кот.

– А как я там оказался?

Гинтра вздохнул и попытался вкратце рассказать то, что видел сам. Когда дошел до превращения воина в волка, незнакомец даже попытался подскочить. Это не могло остаться для его собеседника незамеченным.

– Чему так удивлен? Ты разве не оборотень?

– Нет, я эльф.

– Похоже, ты не знаешь, что стал оборотнем. Хм, тебя заколдовали, – Гинтра попытался придать вес своим словам, но незнакомец только слабо ухмыльнулся.

– Хотел бы я увидеть наглеца, который осмелился меня заколдовать. Нет, это моя вторая ипостась – волк. Просто ему слишком рано было пробуждаться, – произнеся так много слов, он откинулся на подстилку и тяжело задышал. И все же в его словах была такая уверенность, что Гинтра понял – он кто-то очень непростой. Сильный маг? Но почему сражался на мечах? Или же его магия не подходит для боя?

– Ты того, не напрягайся. Хоть и быстро поправляешься, но сил у тебя еще мало.

– Если не убили, значит выживу. Друид от ран не умирает.

– Друид? Это твое имя?

– Нет, мое имя Аш.

Неделя промелькнула незаметно. Узнав, что его вещи тоже здесь, Аш отыскал в сумке зелье и быстро пошел на поправку. И всё же, несмотря на лекарство и регенерацию друида, раны затягивались слишком медленно. Гинтра охотился на кроликов и временно отложил свои походы в Проклятый лес, выхаживая эльфа. Но вот с одеждой возникла проблема. Из той, что была на Аше изначально, остался относительно целым только плащ. У оборотня тело прикрывала лишь травяная юбка. А еще, присматриваясь к своему спасителю, хозяин леса понял, что тот не обычный оборотень, не рожден таким. Обращен магией и проклят. Такое маги замечают сразу. Бывший человек. Чуть выше среднего роста по человеческим меркам и по ним же – среднего возраста, не молод, но еще не стар. Поджарый, словно гончий пес, жилист, худощав. Черные волосы длиной до плеч. На бледном лице с заостренными чертами тревожные зелено-карие глаза. Кошачьи. Клеймо оборотня.

Сумеречник протянул Гинтре кошель и плащ и велел сходить в деревню и купить одежду. Сам он не мог без посторонней помощи дойти и до ручья, так что оставалось полагаться лишь на оборотня.

– Я к людям не пойду, – мгновенно заартачился Гинтра.

– А где ты здесь людей увидел? Раз мы в предгорьях недалеко от Проклятого леса – значит, в клане оборотней. Здесь нет людей, здесь все такие же, как ты. Ну, не все, конечно, обращенные магией. Большинство местных жителей родились такими, зверолюды они.

– А… э… это здесь нормально? – растерялся кот.

– Здесь многое нормально, иногда такие «нормальные» попадаются, что диву даешься.

Клан оборотней был самым спокойным и миролюбивым на Перекрестке. Зверолюды терпимо относились ко всем расам, если те их не трогали, конечно же. Они предпочитал жить уединенно, особенно те, чья звериная ипостась – хищники. Те же, кто был зверьем помельче, сбивались в небольшие селения и посвящали свою жизнь земледелию и скотоводству. В каждом таком селении были небольшие базары: пара рядов лоточных. Там местные жители обменивались товаром, туда же заглядывали и странствующие торговцы, предлагая всевозможные товары, которых в селении не производили.

От общего уклада клана отличалась разве что столица. Хотя в сравнении с другими городами Перекрестка она была небольшой – в пару районов столицы Нейтральной точно поместилась бы и площадью и населением. И все же это был город. И правил этим городом, как и всем кланом, выборный глава. Большой Вожак, как именовали его оборотни. Под его началом состояло основное войско и клановая казна. Однако если начиналась война, то большинство жителей вступали в ополчение и примыкали к войску Вожака. Инорасовые звали правителя оборотней князем, хотя он такого титула себе и не присваивал. Само же правление больше походило на совет общин, куда входили представители каждого селения, и правитель всего лишь возглавлял этот совет, но его голос не был решающим, хоть и весомым.

Селение было небольшим – десятков семь дворов, по крайней мере, так показалось Гинтре при беглом осмотре. Крепкие добротные деревянные срубы домов под тесовыми крышами, обширные подворья. Вокруг селения – поля и огороды, чудь дальше – пастбища для выпаса скота. По укатанной телегами грунтовке улиц носятся детишки, играя в салки. Гинтра вошел в распахнутые ворота и застыл, глядя на умиротворенность сельской пасторали. Поверить в то, что это оборотни, было сложно. Сам он всегда считал себя монстром и не мог представить, что можно жить вот так, являясь зверем. Может, Аш все-таки ошибся, и это люди, как и думал Гинтра всё время, живя бок о бок с ними, но не приближаясь?

– Ой, дядя, вы кого-то ищете? – веснушчатая девчонка-подросток подбежала к Гинтре.

– А? Да я… рынок… наверное, – оборотень растерялся и слегка оторопел.

– Рынок? Да вон там, в самой середине. Идите прямо, не сворачивайте, – защебетала девчушка.

– А ты… и вправду оборотень? – решился таки спросить то, во что не мог поверить.

– Ой, да вы нас не бойтесь, у нас тут мелкие все, мы людей не трогаем. Нет ни волков, ни даже рысей. Они поодиночке живут обычно, а не в селах, – при этом девочка стащила с волос косынку и из-под нее вынырнули лисьи уши. А из-за юбки полыхнул пожаром рыжий хвост.

– А… у вас все такие? С хвостами? – удивился Гинтра.

– Не все, конечно же. Просто мне так нравится, – расплылась в улыбке девочка-лиса, схватила его за руку и потащила за собой. Оборотень не успел опомниться, как оказался на небольшой площади посреди селения, где расположился ряд торговых лотков.

– Дядя Макас, тут ограбленный, рынок ищет, – позвала кого-то девочка, и этот кто-то показался из глубины лавки.

– С чего взяла, что его ограбили? – спросил тот, кого назвали Макасом.

– Да на нем нет ничего кроме плаща, – лисичка покраснела.

– Ой, вы не подумайте, у меня деньги есть. Кошель сохранить удалось, – невнятно пробормотал Гинтра, торопясь объясниться, пока не началась неразбериха. Мысль девочки об ограблении показалась ему удачной, за нее решил и держаться.

Гинтра вернулся к вечеру и принес не только одежду, но и немного кое-какой снеди – не всё же зайцами да куропатками питаться. И выглядел по возвращению так, словно на него вылили ушат ледяной воды.

– Э, ты чего это?

– Не понимаю… они меня за человека приняли. Еще и успокаивали, мол, не бойся, селение у нас «мелкозверевое», крупных хищников нет, а остальные все спокойные и за людьми не охотятся. Аш рассмеялся.

– Ты ведь мне жизнь спас.

– Мне кажется, ты ею не особо дорожил.

– С чего ты взял?

– Да как тебе сказать. Желающий пожить подольше не сунется израненный в логово тварей из Проклятого леса. И уж точно не станет с ними сражаться до тех пор, пока не разорвут на части.

– Хм, тут ты прав. Вот только это не похоже на меня. Ну не в моем характере такое безрассудство.

– Да ты как раз без рассудка и был. Безумец.

– Странно. Может, из-за слишком раннего пробуждения волка мой разум помутился?

– Тебе видней. Я говорю лишь о том, что видел.

– А сам-то что там делал?

– Хех, длинная история, сложная. Поймешь ли, не осудишь?

– Я вроде из понятливых и пока что никуда не тороплюсь, да и не судья тебе.

В тот вечер в таверне собралось много вооруженных людей. Мечники-паладины, следопыты, наемники всех мастей, гарнизонные княжьи воины. Кто за честь и славу, кто за справедливость, а кто и за золото – все, так или иначе, решили принять участие в охоте на чернокнижника, который вот уж год баламутил честной люд, усеивая изуродованными трупами окраины столицы княжества. Правитель долго пытался бороться собственными силами – изловить нечестивца, призвать к ответу и казнить, – но колдун попался непростой, и не было никакой возможности найти на него управу. Вот и решил князь собрать всех, кто владеть оружием способен. Наемники за деньги подвизались, воинам было достаточно приказа, а паладины – те за имя доброе против всякой нечисти всегда готовы.

Он прошел в открытую дверь таверны размашистым шагом, отчего белый плащ развевался за спиной, хотя ветра и не было. Медальон капитана выблескивал на груди вошедшего щедрым золотом. Орден паладинов. Многие наемники вжали головы в плечи, узнавая молодого рыцаря. Молодого для столь высокого звания. Ему было лет тридцать по виду, а в этом возрасте мало кто достигал в ордене таких высот, как капитанский чин. И дали ему этот чин явно не за орлиный взгляд темно-карих глаз. Большинство присутствующих узнали паладина, который покрыл славой свой щит столь густо, что был прозван «Разящим Во Славу Господню». Или на языке древних – Гинтра.

Капитан был выходцем из простолюдинов и так и не набрался лоска и тщеславия, несмотря на чин. Он так и остался мужиковатым простаком в поведении, но был неглуп, сдержан, уверен в себе и своей силе. И не напрасно. Его происхождение выдавала лишь речь, которая так и не стала изящной, поскольку все же больше времени паладин проводил в битвах, а не за книгами и не на балах в княжьем замке. Фанатиком религиозным не был, но Слово Божье чтил сильнее многих, за веру и за честь крушил врагов бесстрашно, за что и удостоился славы.

– Капитан! Нашли! – в таверну вбежал безусый юнец, что был посыльным в ордене. Паладин еще не успел выбрать стол, за который сесть. Поэтому и оказался первым у выхода, круто развернувшись к пацану.

– Веди! – и пока остальные собирались, выходя из-за столов, за паладином след простыл, отдавшись эхом перестука копыт капитанской лошади.

– Гляди-ка, кто примчался. Никак орденские пожаловали. Ба, да еще и капитан. Какая честь. А чего один-то? – колдун стоял в магическом кругу и насмехался над приехавшим его пленить паладином. Худощавый жилистый подвижный старик с хищными чертами лица и острым ядовитым взглядом черных глаз.

– Закончились твои деянья чернокнижные, князь призовет тебя к ответу и казнит! – тот, кого звали Гинтрой, ринулся на колдуна, обнажив двуручный клинок, не дожидаясь подкрепления. Не впервой ему было пленять таких и предавать суду. Ни одна магия не стоит честного меча, осененного Словом Божьим.

– Ретивый, да? Хорош трофей. Паладинский капитан. Хех, зря ты помощников не взял, глядишь, и выбрался тогда бы, – чернокнижник сделал пасс рукой, и рыцаря скрутило. Напрасно он пытался рассеять клинком чары – сталь предала. Впервые в жизни, за все оказии и сражения, меч отказался слушаться его. Паладин взвыл в ярости, пытаясь вырваться из ловушки. Напрасно. Колдун лишь ухмылялся, глядя на его потуги. Вскоре послышался стук копыт и голоса – охотники на чернокнижника догоняли капитана.

– Ан нет, не будет вам такого счастья, – старик еще раз ухмыльнулся, махнул рукой, и паладина втянуло в круг, после чего свет померк. И звуки погони исчезли.

Яма была сырой и холодной. Не яма даже, каменный мешок, в который поместили Гинтру. Теперь все его так называли, и сам колдун, и его подручные. И славное когда-то прозвище звучало как издевка в их устах. Пленник мог лишь сцепить зубы и молчать. Все что осталось у него – это гордость. Та самая гордость паладина, рыцаря, с которой не расстаться и после смерти. А он еще был жив, еще надеялся на спасение. Вот только оно не торопилось приходить, это самое спасение. О замке чернокнижника никто не знал, а значит, где искать исчезнувшего паладина, никто и не догадывался. Если вообще искали. Дело-то привычное, сгинул воин, ну и земля ему пухом.

Пленник потерял счет дням, неделям, он не понимал, сколько времени находится в этом каменном мешке, во тьме и голоде. Смирился, принял свою участь и готовился умереть, когда его вдруг вынули из ямы и обессиленного поволокли по полу подземелья, сдирая кожу о каменные плиты. Почти в бреду, ослабевший от длительного заточения и измывательства стражников, Гинтра, как в тумане, увидел дверь, куда его и зашвырнули, открыв его же телом. За дверью была комната, скорее – пыточная камера. И посреди нее стоял колдун.

– Готов?

– Похоже, что готов. Сдался.

Колдун взмахнул рукой, рассыпая какой-то порошок; в тот же миг на полу обозначился магический круг, испещренный светящимися символами. Гинтру кинули в центр круга, и чернокнижник начал читать заклинание. Все, что запомнил пленник, так это разрывающую боль, которая выворачивала его наизнанку.

Тело не ощущалось – вернее, ощущалось не так, как всегда. Оно было чужим. В голове стоял оглушающий звон, глаза открыть не представлялось возможным из-за этой всепоглощающей боли.

– Выжил?

– Да куда он денется? Крепкий малый попался. Еще послужит господину.

Голоса. Шум в ушах. Такие громкие. Почему их так отчетливо слышно даже сквозь такой шум? Гинтра попытался коснуться рукой лица и… обмер. Это была не рука. Не его рука. И не его лицо. Презрев звон в голове и боль, пленник раскрыл глаза и распрямившейся пружиной вскочил на ноги. На все четыре. Не понимая, во что верить, а что мерещится, Гинтра понял, что находится в теле большого кота. Нет, он сам стал котом. Черной пантерой. Это было похоже на безумие. Три дня он метался в клетке, в которую был помещен, бросался на прутья, бился об пол. И все же понял – да, теперь он… оборотень. Колдун провел свой черный ритуал и сделал его зверем. Но самое страшное Гинтра узнал гораздо позже – на него было наложено проклятье, которое заставляло полностью подчиняться чернокнижнику.

Гинтра давно потерял счет годам, проведенным в плену у колдуна, исполняя его приказы, убивая людей по мановению руки мерзкого старика. Тех самых людей, которых защищал когда-то от таких мразей-чернокнижников. Это был настоящий ад для бывшего паладина. Не иметь возможности даже умереть. И только слушаться этого мерзавца, убивая без числа.

В то морозное зимнее утро его загнали в скалы. Он бежал и был преследуем охотниками на проклятого оборотня, которых собрал князь, чтобы избавить свои земли от напасти. Охота удалась, его настигли к полудню. Гинтра был рад, что наконец-то сможет умереть.

– Проклятье снять с тебя смогу, как оклемаюсь. Управлять тобой больше никто не сможет. Но оборотнем ты останешься.

– Снять проклятье? С чего бы это?

– Ты мне жизнь спас.

– Тьфу ты, пропасть, опять за старое.

– Что-то тут не то. Не в волке дело. Скорей уж он проснулся из-за того моего состояния. Знаешь, Гинтра, у меня такое ощущение, что я забыл что-то очень важное, потерял. Пытаюсь ухватить, а там – пустота.

– А ты уверен, что сейчас в своем уме и здравом рассудке?

– Ты это, не перегибай.

– Да ты себя послушай. Вот еще что… может, знаешь, с чего тогда весь этот огонь с молниями посыпался, а потом тропинку как барьером оградили? И ведь незнамо кто всё это сделал.

– Шимы. – Сумеречник понял сразу: только сути стихий могли устроить подобное без зримого присутствия, и почерк точно был их. И только о них подумал, как обрывки воспоминаний пестрыми осколками завертелись в голове, складываясь в единую картину: Тар, пришедшая сказать что-то очень важное, плененный Риз, колдун с могущественным артефактом. Грядущий конец света, если это не остановить.

– Ох, знаешь, Гинтра, я тут вспомнил, куда я шел. Может, через лес решил дорогу срезать, а там какая нечисть цапнула, вот я и впал в безумие и память растерял, поскольку был в бреду. Но это всё неважно. Тут вот какое дело… и если согласишься мне помочь, то все грехи твои искупятся с лихвой.

– О чем ты? – оборотень насторожился.

– Ты мир спасать умеешь? Точнее, многие миры.

Гинтра подавился вдохом. Аш немного посмеялся, но унял веселье, поскольку смешно вовсе не было, и, как смог, рассказал оборотню, в чем суть вопроса и что надо сделать, попутно обрисовывая картину устройства мироздания и значимости межмирья – не подробно, но как сам это понимал. Тот слушал очень внимательно, не перебивая, время от времени округляя в удивлении глаза.

– Вот это точно будет епитимья. И какие у нас шансы на успех?

– Хм, да нет их почти, этих шансов. Влезть в сердце клана дроу и уничтожить артефакт, освободив при этом шимов, – такое не всякой армии удастся. Нас двое, а темных – тысячи.

– Значит, дело безнадежное?

– А то. Это тебе не прогулочки по Проклятому лесу.

– Годится, – расплылся в улыбке Гинтра: дух героизма в нем еще не угас окончательно.

– Тар, а ты что не подлечила эльфа? Он и помереть мог.

– Сдается мне, если мы еще раз вмешаемся в его душу или тело, то он рассыплется прахом… и ифирина с собой прихватит.

– Не спорьте, я этого кота не зря направил, – вмешался Арк.

– Что ж, остается только ждать.

– А справятся ли эти двое?

– А у тебя есть другой вариант? Или прячешь под полой Пламя Мироздания, ну или на худой конец – Хранителя?

– Да хватит вам, опять за старое взялись.

– Хм, остается лишь надеяться.

– Кто там у нас в ответе за надежду?

– Не надо так на меня смотреть, – возмутилась Сел.

– И всё же я что-то очень важное забыл.

– Но ты же вспомнил про артефакт и то, что его надо уничтожить. Разве это не самое важное?

– Это-то я вспомнил… но пустота осталась.

– Думается мне, у тебя просто шок. Может, твой волк рождением своим преждевременным что-то вытеснил?

– Может, и так. Но всё равно не сходится. Волк дает силу, делает друида цельным. А тут такое, словно от меня кусок оторвали. Так не должно быть.

– Может, просто ты не знаешь чего-то о рождении этого волка?

– Сложно не знать, когда этому учишься несколько сотен лет.

– Несколько сотен? – Гинтра присвистнул. Пусть он и был оборотнем, но всё же человеком, и век его не так уж долог. И если не убьют, то проживет еще годков тридцать-сорок, на том и упокоится. А тут – столетья.

– Эльфы бессмертны. Не совсем так… мы не стареем и не умираем своей смертью, когда выйдет временной срок. Но нас можно убить, можем иными способами погибнуть. Так что назвать нас бессмертными было бы неправильно. Скорее – нестареющие долгожители.

– Вона как…

Глава вторая.

Отсыпаться предпочитали днем: земли вампиров не располагали к ночному спокойствию, с наступлением сумерек лучше было бодрствовать. И идти, всё ближе и ближе подбираясь к конечной цели путешествия. Даже если в итоге это станет последним, что сделает в своей жизни Аш, но он хотел завершить начатое – уничтожить артефакт и предотвратить угрозу, нависшую над Перекрестком.

Сумеречник не любил вмешиваться в течение жизни крохотного мирка, который за год можно было пройти весь, от северных гор до южных кряжей. Лишь однажды ему пришлось применить силу и продемонстрировать не только, кто здесь хозяин, но и что перечить ему не стоит. Но тогда был особый случай: всепоглощающая война захватила все кланы, превращая и так не очень мирный Перекресток в сущий ад. Убивали всё и всех, выгрызая друг у друга куски земель, погрязнув в переделе территорий. И пусть бы убивались в охотку, Ашу дела не было до их смертей, – вот только в пламени сражений гибли леса, оставляя спасающееся от пожаров зверье и птиц без домов, без возможности выжить. Друид был в ярости.

Это был единственный раз, когда Аш по собственному желанию пошел в лабиринт и стиснул в руках узор стихий так, что мало не показалось никому. Выпущенный на волю ифирин огнем и мечом прошелся по полям сражений, очерчивая новые границы кланов для тех, кому удалось сохранить свою жизнь под гневом… почти божьим. Тогда жители Перекрестка, погрязшие в кровопролитии, на своей шкуре прочувствовали, что такое – разозлить Повелителя. Заодно и насмотрелись всласть на двенадцатикрылого демиурга, безжалостно косящего их ряды и указывающего, где им жить надлежит, и как именно жить. Немногие выжившие в той мясорубке уяснили одно – убивать друг друга они могут безнаказанно, но трогать леса нельзя, иначе не отличающееся добротой божество разгневается вновь.

Но сейчас – совсем другая ситуация, и силой ифирина ничего не решить. Вот и брел по звериным тропам через пустыри и редкие перелески Аш вместе с нечаянным напарником… которому явно не терпелось сложить голову за дело благое, правильное, во спасение чьих-то там жалких жизней. Гинтра был неразговорчив и словно сторонился эльфа – по крайней мере, сумеречник явственно ощущал напряжение и не просто границу между ними – крепостную стену. Только вот ему совсем не хотелось выступать в роли стенобитного орудия, поэтому он старался не обращать внимания.

– Ты кем, говоришь, был до того, как стал оборотнем? – спросил Аш, когда они остановились на очередной привал. Гинтра возился с костром и неохотно бросил через плечо:

– Паладином.

– Так вот откуда в тебе тяга к бессмысленной смерти ради жизней жалких людишек, – рассмеялся друид.

– Что же бессмысленного в такой смерти, и почему людишки – жалкие? – праведно возмутился оборотень, проявив, наконец, хоть какие-то чувства.

– А какой смысл умирать ради пыли? Сегодня есть, завтра нет. Мимолетны, зацепиться в них не за что. И желания у них такие же, бессмысленные. Алчность без цели. Может, они и были бы лучше, только слишком короткая жизнь их испортила. Не успевают осознать, в чем ценность жизни. Не к тому стремятся.

– Легко тебе рассуждать, ты же бессмертный.

– О да, нам, «бессмертным», очень легко. У нас нет ни сердца, ни души, мы не умеем любить и страдать. Бесчувственные, – с сарказмом произнес друид.

– Не перегибай.

– А я и не перегибаю. Ты же наверняка так рассуждаешь. А я тебе скажу простую вещь – большинство эльфов не доживают до тысячи лет. Почему? Да потому, что то самое сердце, которого, по-твоему, нет – оно не выдерживает. Сколько смертей ты видел? Скольких убил? Скольких похоронил, кто был дорог? Стократно. Понимаешь, стократно! Если ты сможешь своим умишком это осознать. И сходят с ума, обрывают свои жизни, гибнут в тоске. А люди рыдают над утерянным кошелем, – Аш говорил резко, отрывисто, словно вбивая слова в землю, перечисляя всё то, чем эльфы отличаются от людей, насколько тяжелую ношу несут. Он не намерен был щадить этого бывшего человека, не собирался оставлять его в сожалениях о причиненных людям бедах, обрушивая на него многовековую скорбь эльфов. Безжалостно.

– Как же вы живете со всем этим? Как ты живешь? – Гинтра смотрел на сумеречника непонимающими испуганными глазами. До сего момента он не задумывался над тем, насколько эльфы сильнее людей. Духовно. Какая сила духа должна быть, чтобы жить с таким грузом? Что же у них за души такие, у тех, кто жизнь свою считает не годами – столетиями?

– Так и живу. Понимая, что всё тлен, что лишь сама жизнь имеет ценность, что никто не должен умирать бессмысленно, бесцельно. Потому и считаю людей, с их мелочностью и трусостью, – ничтожными.

– Тогда какой смысл твоей жизни, какая цель?

– Я – сторожевой пес Перекрестка. Знаешь, за те столетия, что я провел здесь, желающих проникнуть в лабиринт – не сосчитать… и их число возрастает. И в основном – люди. Невозможная глупость. Ни одному человеку не дано удержать эту силу, она просто испепелит любого. Но гонимые алчностью, жаждой власти, наживы, они всё идут и идут. И гибнут в лабиринте, в ловушках, в лапах демонов, стоящих на страже.

– Но если лабиринт так хорошо защищен, да и не под силу никому овладеть этой мощью, то о чем можешь беспокоиться ты?

– Хоть раз в пару сотен лет, но находится кто-то ловкий и хитрый, способный обойти монстров и ловушки. Тут приходится вмешиваться мне. Узор стихий – вещь хрупкая, нарушить рисунок потоков не так уж сложно. Не получив силу, любой может сломать этот узор, изменить ход вещей. И тогда случится худшее. Вот и сторожу.

– И так просто всё мне рассказываешь. Не боишься, что я пойду туда, сначала убив тебя? – криво ухмыльнулся Гинтра.

– Неа, не боюсь. Убивай, иди. Только ты не такой. И мне просто хотелось поговорить, иногда устаю от тишины.

Аш действительно верил, видел, что Гинтра не такой. Он паладин не по ордену, нет – по духу. И никогда не помыслит о том, чтобы захапать власть или причинить миру и так оберегаемым им людям вред. Не алчный, не корыстный. Не властолюбец. Истинный Защитник. И случись что, друид с легким сердцем доверил бы охрану лабиринта такому, как этот оборотень. Бесхитростный, с чистым сердцем, в котором носит всю скорбь и боль, что осталась от преступлений, свершенных по чужой воле. И ищет искупления себе. Не прощения, но отплаты. Сам себе судья и палач за злодеяния, что повисли мертвым грузом на его душе.

На пятый день пути сумеречник не лег спать сразу, едва остановились на привал, – когда поели, он вынул мечи и принялся их чистить, кивнув Гинтре: отдыхай. Оборотень как-то сразу сник. Всё время он ложился гораздо позже друида, поскольку тот еще был слаб, хоть и чувствовал себя лучше с каждым днем.

– А как же ты?

– А вот так. Я в норме, раны затянулись, слабости больше нет. За три недели даже такие раны заживают. Сплю я мало и редко, так что останусь на страже.

Гинтра пожал плечами – не заставлять же сумеречника спать силой, – нехотя стянул одежду и полез в ручей. Аш еще раньше, в пещере, успел заметить, что всё тело Гинтры покрыто ужасающими шрамами, а ребра в нескольких местах срослись неправильно после переломов. Тот и не подозревал, что у друида столь острое зрение и сумрак вовсе не мешает ему видеть эти увечья, – но сейчас, при дневном свете, вдруг почувствовал себя неловко, понимая, что теперь-то эльф его рассмотрит полностью. И кожей ощущал этот пристальный взгляд.

Дождавшись, пока оборотень закончит с купанием и выйдет на берег, сумеречник отложил мечи и подошел к нему. Длинные ловкие пальцы принялись исследовать мокрое тело, изучая шрамы на ощупь. Гинтра побледнел и шарахнулся в сторону.

– Нет, не прикасайся ко мне, только не ты!

– Чем я-то не угодил, что ты от меня, как от чумного? – в голосе Аша зазвенела обида пополам с угрозой.

– Дело не в тебе, а во мне. Ты не понимаешь. Ты эльф, чистый, возвышенный. А я – я не человек, хотя был им когда-то. Я убийца, чудовище. Меня сделали таким просто шутки ради – рабом, послушным хозяину из страха вновь оказаться в яме. Я потерял всякое достоинство и честь. Мне нет места, я слишком грязный для того, чтобы ты меня касался. Только не ты.

– Ага, сейчас и сам поверю, что я такой «чистый и возвышенный», – скептически произнес Аш, но оборотня уже несло.

– Ты… ты… ты, – захлебнулся Гинтра словами, – ты ничего не знаешь! Я был рыцарем, паладином. А этот… чернокнижник… плен… яма… эти бесчисленные руки, тела, надругавшиеся надо мной… вся эта мерзость… они были полузвери… а он наслаждался, глядя на мои муки. И не давал умереть. День за днём, месяц за месяцем… я сходил с ума от этого кошмара. И в довершение, словно в насмешку, он сделал меня зверем и заставил убивать. Убивать тех, с кем я сражался раньше плечом к плечу. Друзей. Бесчисленное множество людей… любимых… сына… Я… я не могу забыть этот ужас, не могу с этим жить дальше…

Друид вложил в пощечину всю силу, мощным ударом отбрасывая оборотня на траву. Слова отдавались в голове гулким звоном, стучали пульсом в висках; дикая обреченность раскалила воздух, не давая вдохнуть полной грудью, выжигая легкие, лишая возможности просто дышать. Гинтра бился в истерике, дрожал всем телом, слезы лились по щекам. Аш захлебнулся возмущением: он и сам не был агнцем, но на такую жестокость не был способен даже он. И так недолюбливая людей, друид исполнился к ним презрения еще более, чем раньше: ведь всё, что случилось с Гинтрой – совершил человек. Пусть и колдун, но – человек. И сколько их таких, людей, что тешатся тем, что унижают, уничтожают честь и достоинство себе подобных? Сколько?

– Да, ты не человек. Но этот колдун, сам того не зная, сделал тебе одолжение: теперь ты зверь. Так будь зверем! Гордым, сильным! Ты же кот! Ты хоть понимаешь, что такое – быть котом? Я не могу стереть твою память, не могу отменить совершенного тобой, но я распутаю чары проклятья, связующего тебя. Докажи, что достоин быть котом! И лишь тебе решать, есть у тебя гордость или нет. И если ты не пустозвон и знаешь, что такое гордость, то покажи мне ее! – Аш злился. Злился на колдуна, сотворившего подобное, злился на Гинтру, что так легко сломался, пал духом и скулил, как щенок, скрючившись в траве.

– Ну что ты ноешь – сделал зверем, не человек больше. Зверь… зверь… да ты стань зверем для начала! Покажи мне хоть одного зверя, способного свершить с себе подобным то, что с тобой сделал человек! Они, звери, чище и благороднее людей. Вот и будь им, а не поливай траву слезами о безвозвратно ушедшем прошлом. Живи и борись за свою жизнь. Это единственное, за что тебе стоит бороться и переживать.

Друид склонился над Гинтрой, сгреб в кулак его черные, всё еще мокрые после купания волосы на затылке и рывком заставил подняться на ноги:

– Вставай и не дергайся. Прежде чем снять заклятье, нужно исправить твои кости, уменьшить шрамы, под которыми разорваны мышцы. И я это сделаю; а будешь мешать, так твой колдун тебе младенцем невинным покажется в сравнении с тем, что сотворю с тобой я.

Оборотень дрожал, безумно вращал глазами, глядя на разъяренного сумеречника, но вырываться не смел, медленно сползая в обморок: видимо, слишком сильной оказалась встряска, слишком цепко давила удавка проклятья.

– Очнись! А то потеряешь эту жизнь, – Аш наградил Гинтру второй пощечиной, но гораздо слабее, просто приводя в чувство. Действие возымело эффект: оборотень открыл глаза и почти перестал дрожать.

Умелые пальцы заскользили по коже. Аш внимательно всматривался, но скорее внутренним взором, чем глазами, чувствуя каждую неправильность подушечками пальцев; хмурился и изучал дальше. Оборотень дрожал, но как-то иначе. И дышал отрывисто. Друид отвлекся от изучения шишки на ключице и беглым взглядом окинул всего Гинтру. И едва не прыснул в кулак, обнаружив причину дрожи… ниже пояса.

– Это тебя колдун сделал таким чувствительным, или ты в принципе неравнодушен к прикосновениям мужчин?

– Проклятье! – сквозь зубы процедил Гинтра.

– Ладно-ладно, не паникуй, мне всё равно. Если это из-за проклятья, то уйдет; если же нет… то ты и так привык.

Гинтра шумно выдохнул, закусывая губу до крови, – видно, прикосновения были достаточно осторожны, чтобы тело восприняло их как ласку, и сдерживаться ему было сложно. Исцеление превратилось в пытку, но, судя по прорывавшимся изредка томным стонам, пытка была сладкой. Сдерживая ухмылку и закончив с ощупыванием шрамов и увечий, Аш сосредоточился, пальцы окутало золотистое сияние, и под ним «неправильности» тела начали рассасываться. Мелкие шрамы исчезали полностью, хоть их друид и не касался, серьезные же искажения оставляли после себя тонкие бледные следы: чтобы убрать их полностью, силы сумеречника было недостаточно. Под воздействием мягкой теплой магии целительства природы оборотень взвыл и вцепился руками в плечи Аша.

– Держись, мальчик, держись, скоро закончим, – друиду было весело, и он позволил себе слегка посмеяться над Гинтрой, обозвав его «мальчиком». Но с другой стороны будь он хоть седобородым старцем, в сравнении с друидом все равно показался бы ребенком, если говорить о прожитых годах.

– Проклятье, я кончу, – оборотень скулил, но помогало мало.

– Да я же не против, лишь бы на пользу пошло, – Аш честно пытался не засмеяться.

– Ненавижу тебя!

– Да на здоровье.

Сумеречник решил, что подобная реакция тела наверняка вызвана проклятьем. Чернокнижнику не просто хотелось заполучить раба, он вознамерился заставить его страдать самым изощренным способом: чтобы тело получало удовольствие оттого, что самой жертве противно. К этому заключению Аш пришел, когда исцелял неправильно сросшиеся кости. Уж он-то знал не понаслышке, что процедура весьма болезненна, – Гинтра же выгибался в экстазе, вконец искусав губы. Это могло быть только воздействие магии. Те, кто с рождения предрасположены получать удовольствие от боли, так себя не ведут, не стремятся убежать от тех, кто эту боль причиняет. Оборотень был не из таких. Оставалось лишь колдовство.

Аш невольно содрогнулся. Остался последний шаг. Самый важный и самый сложный. Никакое исцеление не сравнится со снятием проклятья: это требовало не только сил, как магических, так и физических, но и мужества, поскольку ему придется испытать отдачу, которая неизбежно обрушивается на мага, уничтожающего заклинание. Друид шумно выдохнул, концентрируя силу, серебристой вязью рун врываясь в черносплетение чуждой магии. Гинтра закричал. Отделение заклятья было болезненным настолько, что оборотень забился в конвульсиях, не видя, как осунулся и упал на землю эльф, прикрывая ладонью рот, из которого полилась кровь. Черная. Мертвая из-за пронизавших ее чар.

Его сотрясали судороги, рвало кровью. Гинтра успел немного прийти в себя и заметил, как дорого далось долгожданное освобождение.

– Проклятье! – выругался он, кидаясь к Ашу.

– Снято, – хрипло произнес эльф, стирая кровь с губ.

– Почему?

– Ты спас мне жизнь.

– Но такой ценой!

– Дурень, пройдет. Просто отлежаться пару часиков.

Насчет пары часов друид, вероятно, пошутил, ибо провалялся полдня, его трясло, несколько раз рвало кровью. Гинтра проклинал всё на свете, в том числе и безрассудного эльфа, который взялся за столь опасное дело, и слышал в ответ лишь: «Дурень!». К вечеру Аш оклемался, даже нашел в себе силы сварить отвар из трав, после которого стал чувствовать себя значительно лучше.

– И не стоит делать такое скорбное лицо. Ты же теперь свободен от проклятья, тебя больше ничто не связывает. И очень надеюсь, что даже в другом мире колдуну это аукнулось, – от зелья Аш оживал на глазах, отчего яда в его голосе прибавилось. И нужно было действительно хорошо знать друида, чтобы понять: это не озлобленность на весь мир, а всего лишь манера говорить.

– Неужели оно того стоило, чтобы ты так мучился?

– Да что ты раскудахтался? Всего-то несколько часов слабости. Уже прошло. Правда, магии скушало твое проклятье немеряно, на восстановление силы дня три уйдет, не меньше. Но раньше мы до клана дроу и не доберемся, так что успею прийти в норму, – Аш уселся на травяной подстилке, достал из сумки небольшую флягу, сделал глоток и протянул оборотню:

– Пей, оно поможет.

Гинтра глотнул… закашлялся, глаза полезли из орбит: горло обожгло непривычно крепким напитком, огненным. И вином этот самый напиток нельзя было назвать даже отдаленно, хотя слабый запах винограда все же угадывался в букете разнотравья.

– Что это за адское зелье?!

– Вино. Обычное вино, эльфийское, на травах, – сумеречника рассмешила реакция оборотня на напиток, который эльфы потребляли почти как воду. Всё же организм смертных был не готов к таким потрясениям.

– Ты никогда не говоришь о себе. Скрываешь чего? – внезапно спросил Гинтра.

– Нет, не скрываю. Просто особо нечего рассказывать. Еще на заре прибытия в этот мир пытался как-то ужиться с одноплеменниками, но устал ловить косые взгляды, приправленные почтением и страхом. Иногда нанимаюсь мечником, когда тоска вовсе заедает. Но всё же предпочитаю жить в своем лесу и редко выбираюсь из него. Там тихо, там волки. Там я дома. Хотя и поговорить особо не с кем. Заедает иногда скука, выхожу в мир. Нахватаюсь всех этих взглядов, тошно станет. И опять ухожу на пару сотен лет под сень своих деревьев. Хотел бы быть не один, но вот всё как-то не выходит, – спокойно пояснил Аш.

– Ну а жена, детишки? Или у вас это не полагается?

– Да вроде как и полагается. Но вот не повезло мне встретить ту, которая рискнула бы связать свою жизнь со мной. С чужачкой не смогу, душа не лежит. А соплеменницы… хех, молиться, как на божество, вот это они могут. Ну да, живая легенда, древний друид. А позови с собой какую, так помрет со страху. Или запаникует – как же так, стать женой такого? Он же идол. Вершина устремлений всех друидов, что так почитаемы у сумеречников, – в слова Аш вложил всю горечь и обиду на соплеменников, которые почитать – почитали, но близко подпускать боялись звероглазого отшельника-метаморфа.

– Вон оно что, – почти прошептал оборотень, скорей для себя, чем для эльфа.

– Ну, всё, есть пара часов до сумерек, надо поспать. Ложись, – друид по-хозяйски сгреб оборотня в охапку и уложил рядом, несмотря на попытки сопротивляться,

– И не дергайся, я сам решаю, к кому мне прикасаться, а к кому не стоит, – почти уснув, проворчал Аш. Гинтра обреченно вздохнул и перестал вырываться.

Когда эльф разлепил веки, оборотень уже не спал: взяв в руки палку, он тренировался. Движения гибкого тела были весьма грациозны, хоть и выдавали, что меч Гинтра давненько не держал, по ходу тренировки вспоминал выпады и приемы. Когда-то он был мечником, но за годы пребывания в плену подрастерял сноровку. И всё же держал клинок уверенно.

Но это легко поправимо. Навыки прослеживались – а значит, вспомнит быстро. Да и тренироваться ему теперь есть с кем. Более тысячи лет постоянной практики и совершенствования боя на всевозможных клинках не прошли даром: сумеречник считался весьма неплохим мечником не только среди наемников, но и среди вышколенных клановых воинов пользовался уважением, когда приходилось подрабатывать наставником. Из-под его начала вышло немало славных воинов. Эльфу было чем гордиться на этой стезе.

Чувствовал себя Аш превосходно. Благодаря утренним событиям не только оборотень изменился, но и он словно сбросил лишний груз с плеч – отдал часть долга. Пока увлеченный тренировкой Гинтра не заметил его пробуждения, эльф тихонько встал с подстилки, взял ножны и, не обнажая меч, подкрался и парировал очередной выпад, приняв палку на клинок, провернув его «мельницей» и выбивая «оружие» противника. Подошел ближе, бесцеремонно ощупал руки оборотня, плечи, спину. Удовлетворительно кивнул:

– Сможешь, если захочешь. И коль захочешь – помогу. Голоден, наверное? Лично я голоден, так что заканчивай свои «танцы» и пошли есть, – и, не дожидаясь ответа, возвратился под иву и стал распаковывать сумку, доставая из нее припасы.

Ответа не последовало. Наблюдать за Гинтрой было весело: он с самым обескураженным видом чесал в затылке и рассматривал собственные руки, пытаясь осознать, что же такого увидел в них сумеречник. От вина благоразумно отказался, зная наперед, какое огненное пойло эльф называет вином, но поинтересовался, как его вообще можно изготовить. В ответ Аш принялся долго и обстоятельно рассказывать о том, какой виноград и в каком месяце лучше собирать, на каком склоне холма должен расти этот виноград, какие деревья должны окружать дикую лозу. Как влияет солнце, а как – дожди. Как именно и в какой бочке лучше давить ягоды. На сколько дней оставлять на солнце для брожения, и на сколько – в темной каморке. О настойке вина на травах, о двойной перегонке и выдерживании в дубовых бочках не менее десяти лет. Оборотень в итоге ничего не понял, но утвердительно кивал, делая вид, что хоть что-то смыслит в винокурнях, уяснив себе одно – эльфы любят выпить, и то, что они пьют, простым смертным явно не по силам. И поговорить об этом тоже любят.

– Я тут вспомнил, о друидах. Тогда запамятовал, а вот сейчас вспомнил. Слышал, пели путники-менестрели, что друиды взмахом руки могут отправить на врага целый лес. Это правда? – спросил он в промежутке между мясом и сыром. После встречи с эльфом к нему вернулось представление, что такое нормальная еда, а не зажаренный без соли и специй, а то и сырой кролик.

– Отчасти. В балладах, песнях, легендах – там все изрядно приукрашено. Да, друиды могут двигать деревья и даже заставлять сражаться. Только деревья эти, древни, не простые. Их специально для боев растят. Но можно двинуть и обычный лес, дурное дело нехитрое, – пожал плечами Аш, запивая вином ужин и внимательно рассматривая оборотня.

Тот был чуть выше среднего роста по людским меркам, худощав, жилист, скорее напоминал поджарого пса, чем кота. Опять же по людским меркам тянул лет на тридцать пять – сорок: не мальчик вовсе, не юнец. Жесткие черные волосы почти достигали лопаток сзади, а спереди рваными прядями спадали на зелено-карие, резко очерченные ореолом черных ресниц, по контрасту с бледным лицом, глаза. Сторожкий, с оттенком тоски взгляд иногда сменялся необычной ясностью, выдавая человека неглупого, но запутавшегося. Прямой нос с небольшой горбинкой – по всей видимости, последствие перелома. Немного припухлые губы. Гинтра был простоват внешне и не походил на тех, кого люди звали аристократами; настоящий вояка… был бы им, если бы не попался в руки колдуну. И если бы не эта затравленность во взгляде – выглядел бы опасно. От него веяло той первозданной силой, которая является стержнем всех настоящих воинов, способных бесстрашно кидаться на врага, обнажив мечи.

– Тогда почему ты в Проклятом лесу не стал сражаться с помощью деревьев? – недоумевал Гинтра: как по его уму, выходило, что с тварями можно было расправиться в два счета, а не махать мечами.

– А тут просто: это не мой лес, я в нем не хозяин, а значит, и власти над ним у меня очень мало. К тому же, чтобы совершить подобное, друиды тратят много сил и падают, как подкошенные, почти потеряв сознание от напряжения. Это в большой битве можно – когда есть кому прикрыть спину, стать на замену: один упал, другой занял его место, третий приводит в чувство первого. Хорош бы я был, если бы решился на подобное. Поужинали бы местные «зверушки» знатно, – ухмыльнулся сумеречник.

– И то верно, – согласился Гинтра, представив, что бы было, если бы Аш тогда рухнул в обморок.

В воздухе отчетливо пахло осенью. Со дня, когда Аш покинул дом, и до момента, когда они с Гинтрой приблизились к горам, в недрах которых разместился клан дроу, прошло несколько недель. Лето было на исходе, иные деревья заранее начали золотить листву, принаряжаясь в оранжевые одежды осени.

– Почему ты не сменишь ипостась на волчью? Так мы дошли бы гораздо быстрее и столько времени не потеряли бы, – поинтересовался оборотень, когда они остановились на последний, самый длительный привал, чтобы отдохнуть и поразмыслить, как проникнуть к дроу в подземелья.

– Потому что это отбирает много сил, а я и так едва восстановился. Всё же, идя к врагу, лучше быть во всеоружии и полагаться не только на мечи. Может, в бою мне магия и не пригодится, но вот залечить раны – это точно лучше с нею, чем опять знахарствовать, – пояснил сумеречник.

– Тогда понятно. А шимы эти, они продержатся до нашего прихода?

– Продержатся, они сильные. Особенно Риз.

– Ломают и самых сильных.

– Ломают, спорить не стану. Вот только чтобы сломать Ифи, очень много времени потребуется. Убить их невозможно, запугать нереально, вынудить – и не мечтай. Эти бестии ничем не дорожат, им нечего терять, кроме собственной свободы. Хотя и их свобода иллюзорна: закон всемирного равновесия их крепко спутал по рукам, ногам и крыльям в придачу. Так что, как ни силен артефакт, как бы ни стремился подчинить сути стихий – сопротивляться шимы будут долго и упорно, – разъяснил Аш. Всё же Гинтра, будучи участником этой авантюры, имел право знать, с чем именно ему придется столкнуться.

– И что мы будем делать, с чего начнем?

– Ну, по всей видимости, с того, что попытаемся тайно проникнуть в подземелье. Ты в человеческой ипостаси хорошо видишь в темноте?

– Хуже, чем в кошачьей, но всё же намного лучше, чем люди.

– Вот тебе еще одна положительная сторона твоего превращения. – Даже после снятия связующего заклятья Гинтра тосковал о том, что больше не человек. За что и был неоднократно отруган Ашем, а пару раз и бит. Побои сопровождались пространными объяснениями, чем звери лучше человеков, и почему Гинтра должен убить в себе человека и стать полноценным котом, даже пребывая в «двуногой» ипостаси. То ли оборотень понял, что так оно и лучше, то ли решил по пустякам не нарываться на гнев эльфа – по большей части спокойного, но крайне остро реагирующего на подобные сетования и сравнения.

– Мы им поможем?

– Интересно, как? Сами в ловушку угодим.

– Риз сам и виноват – должен был проследить, чтобы этот артефакт не попал в мир.

– А то вы Риза не заставили заниматься вовсе другими вещами.

– Мы беспокоились об ифирине.

– Сначала бы его спросили, прежде чем «беспокоиться» подобным образом.

– А разве его спросишь, пока его этот друид удерживает?

– Сами когда-то захотели вмешательства эльфа. Теперь расплачивайтесь.

– Но кто же знал, что он настолько крепкий?

– А сложно догадаться, что слабый попросту не выдержал бы слияния с ифирином?

– Так почему ты нас не остановил?

– А разве вы меня слушали?

– И понеслась по новой.

Глава третья.

– Привал. Ночка нам предстоит особо жаркая. Думаю, тебе лучше перекинуться.

– Что именно опасного нас ожидает там, куда мы идем? – оборотень начал раздеваться.

Аш наблюдал краем глаза и любовался гибкостью и красотой его тела. Безобразные шрамы больше не уродовали кожу, а те, что остались, были тонкими и незаметными. Кошачья ленивая плавность в перетекающих движениях: Гинтра не раздевался, он выскальзывал из одежды; он с каждым днем всё меньше и меньше был человеком – возможно, даже сам этого не замечая. Не стиснутый в силках проклятья, оборотень учился чувствовать свободу, а коты – самые свободолюбивые животные, поэтому всё отчетливей проявлялась сущность мягколапого хищника. И сумеречнику нравилось следить за этим перевоплощением. Видеть, как оборотень оживает, как принимает новые законы бытия для себя, определяет новые пути. Наука эльфа, пускай частично вбитая кулаком, всё же пошла на пользу.

– Опасного? Ну, как тебе сказать. Сейчас мы отдохнем и пойдем в подземелья темных, к шимам на рога. Темные и представляют основную опасность, не считая других подземных тварей. Но нам нужно очень постараться и не обнаружить себя хотя бы до того момента, пока я не заберу то, за чем пришел. Легко сказать – заберу… Да шим их знает, что они там устроили и как охраняют свою побрякушку. На обратном пути тоже лучше на глаза им не попадаться, это если удастся начать этот самый путь. Но если всё-таки нас увидят – бежим, просто бежим. Не догонят. Потому тебе и лучше перекинуться: в человеческом обличье ты за мной не успеешь. Не поле боя, можно сбежать. Никакого бесчестья тут нет. А вдвоем драться с целым кланом – заведомое самоубийство, – друид это понимал отлично и не питал радужных иллюзий: в данном предприятии он скорее вор, чем воин. Не слишком завидная участь, но не время думать о воинских доблестях, есть вопросы поважнее.

– И никакого геройства. Тайно пробрались, взяли артефакт и тихо и незаметно ушли. В крайнем случае – быстро побежали. Очень быстро.

Сказать проще, чем сделать. Но заранее настраивать себя на провал Аш не собирался. Уверенности в себе ему было не занимать, да и напарник был не робкого десятка, коль повадился зачищать еженощно Проклятый лес. Не идиот и не слабак, раз до сих пор был жив, а не стал ужином для тварей.

– Всего два вопроса. У шимов есть рога? И почему ты их так часто поминаешь… недобрым словом? – спросил Гинтра, полностью освободившись от одежды и упаковав ее в сумку друида.

– Хм, насколько я знаю, рогов у них вроде бы нет. А поминаю… заслуженно я их поминаю. Обычно принято ругаться темными силами, вот они мне их и замещают. С успехом, – спокойно ответил эльф, но в подробности замещения шимами темных сил вдаваться не стал. Оборотень хмыкнул, поняв, что Ашу либо не хочется об этом говорить, либо разговор длинный, а времени сейчас в обрез. И сменил ипостась. Он был очень «удачным» оборотнем: кошачий запах едва ощутим, волком он был бы гораздо заметней. Эльф, не думая, положил руку на голову Гинтры и почесал за ушами:

– Хорошая киса, красавец. Ну, пошли, встряхнем это осиное гнездо. Давненько я с темными «собратьями» не танцевал.

Шанс проскользнуть незамеченными, конечно, имелся. Но не стоило сбрасывать со счетов то, что владения темных должны очень тщательно охраняться. Тем более, в столь тревожные времена: перемирие было лишь видимостью, скрытую борьбу никто не отменял. Аш и не рассчитывал, что всё пройдет гладко. И хоть говорил Гинтре про отступление, но считал, что если удастся добраться до артефакта и уничтожить его – это уже будет большая удача.

«На лепрекона я не похож, поэтому на удачу особо надеяться не стоит», – сумеречник тихонько вынул из ножен мечи и смазал серой горной пылью, скрывая блеск стали – в темноте он мог бы выдать их.

– Пойдем? – беззвучно шепнул он на ухо спутнику одними губами – только оборотень мог услышать его.

Гинтра проплыл мимо черной ленивой молнией. Принюхался – и, понятное дело, запахи ему не понравились. Собственно, как и эльфу. Всем своим нутром Аш ненавидел темных, разумом понимая, что это всего лишь расовая вражда, но поделать с этим совершенно ничего не мог. Если к светлым он относился еще терпимо, то к дроу никаких теплых чувств не испытывал, ибо не мог понять – как можно было предать небо и лес. Это было выше понимания. Это рождало ненависть.

Различий между светлыми и сумеречными эльфами было немного; скорее, две ветви одной расы враждовали из-за принципов. И внешне, и по образу жизни одни выглядели практически одинаково. Жили в лесах: светлые – лесными городами, большими поселениями; сумеречные – малыми общинами, а то и вовсе – отшельниками. И те, и другие почитали мать-природу, землю, лес, уважали зверей и птиц. Вот только сумеречники так и остались верны свету луны и звезд, истинные дети леса, не признающие никаких богов, кроме священных деревьев и зверей. А светлые приняли власть Светлейшей, милостивой богини солнца, и чтили ее больше, чем мать-природу. Что и служило вечной причиной для вражды с сумеречниками, которые не понимали и не принимали такого поклонения, считали светлых отступниками и еретиками и презрительно называли светлоухими, хотя разницы в цвете ушей уж точно не было. И всё же между ними было больше общего, нежели различий.

И совершенно по другому пути пошли дроу. Третья ветвь расы эльфов. Темные. Презрев закон природы и лесов, они ушли под землю, заселив подгорные пещеры и подземелья. За долгие века сокрытия от неба, изменились не только устремления и идеалы этих эльфов, но и сам внешний вид. Одни были черны, как ночь, другие бледнее молока, изредка мелькали и вовсе невероятные цвета кожи тех, кто теперь напоминал первозданных эльфов лишь острыми ушами – лилово-синие, зеленоватые. Вдали от солнца и луны их волосы стали белыми, и лишь иногда встречались дроу с темной шевелюрой. На смену жертвенным кострам друидов пришли кровавые ритуалы жриц Темной богини, чье покровительство приняли ушедшие под землю. И если сумеречники ограничивались воскурением трав и редкими жертвами животных и птиц, и еще более редкими самопожертвованиями, то темные жрицы предпочитали существ разумных предавать ритуальному убиению, заливая кровью алтари богини. В отличие от наземников с их патриархатом, у дроу был матриархат. И если у светлых просто высоко чтили верховную жрицу Светлейшей, то подземники принимали непререкаемую власть своих жриц.

Эльф неслышно следовал за Гинтрой. Охраны нигде не наблюдалось: то ли темные стали совсем беспечны и считали, что в ночное время к ним никто сунуться не посмеет, то ли врата вообще не стерегли, поскольку потребности не возникало. Аш не столь часто гостил в этих местах, чтобы знать такие тонкости. Хотя это им было на руку, но всё-таки отсутствие стражников казалось странным. В былые времена главный вход подземелья охраняли особо тщательно. Что-то в клане происходило такое, чего раньше не наблюдалось. И Ашу казалось, что с артефактом это связано напрямую.

Ворота миновали без происшествий, что радовало, но вовсе не давало повода расслабляться – скорее, настораживало. Впереди лежал темный тоннель. Отсутствие освещения говорило о том, что незваные посетители могут нарваться на сюрпризы, но темнота не была проблемой: ловушки не рассчитывались ни на сумеречника, ни, тем более, на оборотня-пантеру. Капканы были на «посетителей» попроще. А значит, более шустрых нарушителей должна останавливать охрана. Или колдовство. Не были дроу столь легкомысленны, чтобы сбрасывать со счетов тех же сумеречников или оборотней.

Но теперь стоило насторожиться. Не так просты темные, чтобы ограничиться примитивными ловушками. Аш тихо вложил мечи в ножны, понимая, что скорее придется действовать метательным оружием, нежели рубящим. Крепления в рукавах были ослаблены, и пара кинжалов привычно спустилась обоюдоострыми лезвиями в ладони. Еще в пещере, оправляясь от ран, сумеречник позаботился о том, чтобы привести новую одежду в полную боеготовность, снабдив ее потайными карманами и ремешками, удерживающими целый арсенал коротко-лезвийного оружия.

Прокрадываясь по темным коридорам, минуя одни ловушки и обезвреживая другие, Аш с Гинтрой пару раз едва не угодили в западню, но всё же за ночь проникли довольно глубоко в подземелья. И всё же до храма, где, предположительно, хранился артефакт и были пленены шимы, оставался долгий путь – по прикидкам сумеречника, еще дня три. Нужно было устроить привал, чтобы в самом конце пути не упасть от усталости. Заброшенный коридор вполне подходил; туда и направились оборотень с эльфом.

Хотя и прочие коридоры выглядели весьма опустевшими. Клан словно вымер. Это настораживало гораздо больше, чем если бы вокруг шныряли вооруженные до зубов дроу. Подземники предпочитали ночной образ жизни, хотя здесь было сложно определить, когда день сменяет ночь. С другой стороны, такая темень способствовала тому, что Гинтра мог оставаться котом всё время. Смена ипостаси оборотня зависела не от времени суток, а от наличия солнечных лучей, рассеивающих чары перевоплощения. Даже если день выдавался пасмурным, такого света хватало для того, чтобы ипостась сменялась на человеческую.

В отличие от Аша, которому для превращения в зверя требовалась магия, Гинтра не тратил на смену ипостаси никаких сил. Поэтому и принял человеческий вид, когда нашли убежище для привала. Заброшенный коридор вывел к не менее заброшенному входу в штрек, по которому в лучшие времена пробирались в шахту. Скорей всего, она стала бесполезной, исчерпав себя в плане ресурсов, потому и пребывала в забвении – это как раз выглядело естественно, в отличие от опустевших улиц подземного клана.

Костра не жгли, питались всухомятку. Гинтра приноровился разбавлять вино водой и больше не обжигал горло «адским пойлом», как он прозвал любимый напиток своего напарника, а тот лишь подавлял смешок да смотрел с легкой укоризной: дескать, только продукт переводить. На разговоры времени не тратили, обмениваясь знаками, стараясь не шуметь, чтобы гулкое эхо не разнесло по шахте голоса. В карауле стояли поочередно, давая выспаться и отдохнуть друг другу. Для них обоих все было просто и понятно – бывалые воины и тот и другой. В лишних объяснениях не нуждались, понимая друг друга по глазам, по легкому кивку головы или жесту руки.

Светлый коридор казался насмешкой: в освещении здесь явно никто не нуждался. Но, присмотревшись и поразмыслив, можно было понять: светильники носят в основном ритуальный характер. Наличие подобных символов позволило непрошеным гостям надеяться, что они на верном пути и скоро достигнут храма. Если повезет – незамеченными.

– Не нравится мне это, не должно быть у дроу такой пустынности. Нас определенно ждет сюрприз не из приятных, – прошептал сумеречник на ухо коту. Гнетущая обстановка подземелья действовала всё сильнее: невидимая угроза зависла под сводами колючей тенью. Но не та была ситуация, чтобы отступать, и напарники упорно продвигались вперед, стараясь скрыть свое присутствие, хоть в освещенном коридоре это было весьма затруднительно. Они шли почти неслышно, что вполне приемлемо для друида и естественно для оборотня, – но царящая вокруг тишина настораживала. Ответ напрашивался один: затишье перед бурей. Следовало оставаться начеку. Поглядывая друг на друга, они крались дальше, вглубь подземелий, с каждым шагом к цели своего путешествия.

Впереди возвышался храм. Мощные колонны, высеченные из цельного черного гранита, тускло поблёскивали в неровном мерцании светильников отшлифованными до зеркальности гранями. Святилище встретило их во всей своей мрачной красе. В воздухе витал ощутимый запах кровавых жертв, принесенных темными жрецами в угоду богине, чья статуя была установлена за алтарем. Именно здесь и начались сложности, которых не ожидал Аш… если ожидал, то точно не здесь. И не в таком виде.

– Проклятье! Чуть не достали. Еще бы миг – и всё, отправился бы в объятья богини, – Сандр отряхивал одежды, поднявшись с земли после не совсем удачного приземления из портала, который по какой-то странной случайности открылся слишком высоко. Но до правильных ли расчетов было темному эльфу, спасавшемуся от неминуемой смерти в лице стражей порядка? Уж лучше свалиться с высоты собственного роста, чем изжариться но костре или оставить голову на лезвии меча ретивых стражей, у которых наверняка был приказ убить, если взять живым не удастся. И этот самый меч блеснул так близко, что Сандр решил ретироваться мгновенно, открыв портал наугад. И был спасен.

– Эй-эй, куда это я попал? – дроу завертел головой по сторонам. Местность была совершенно незнакомой – а ведь Сандр много путешествовал и исходил вдоль и поперек много стран. Ну ладно, не путешествовал, был в бегах. Не всё ли едино? Повидал немало земель. Но ни разу не встречал таких мест, как это. Ни лес, что простирался у подножья гор, ни сами горы не выглядели диковинными, – но ощущалось всё как-то иначе, нежели то, к чему привык колдун. Да, Сандр был колдуном, за что и натерпелся изрядно. Даже родной клан его недолюбливал, поскольку был он слишком властолюбив. Но вот родом не вышел, так что на родине со всеми его магическими талантами мог быть лишь изготовителем ядов и никогда не шагнул бы выше – что, безусловно, не устраивало честолюбивого эльфа. К тому ж из магических наук предпочитал управление стихиями, а не зельеварение, отчего и снискал презрение соклановцев, и в итоге был изгнан за то, что не хотел жить по законам жриц.

Мыкался Сандр по разным землям не одну сотню лет, благо был из бессмертной расы и помирать от старости не собирался. Предлагая услуги колдуна-провидца, шельмоватый дроу пытался втереться в доверие ко всем правителям, в чьи владения попадал. Однако не везло ему, хоть утопись: рано или поздно он попадался на попытках заговоров и дворцовых переворотов с целью захвата власти. Но был везуч и всегда ускользал, зарекаясь приходить в эти края, пока не сменится пара поколений властителей. Так и пребывал в постоянном бегстве, и к тому времени, когда его настигла очередная погоня, успел отметиться почти во всех странах своего мира и везде был в списке преступников, приговоренных к смертной казни. И вдруг – такая чуждая местность. Сандр был неглуп и мыслил здраво даже в самых опасных ситуациях при самых необычных обстоятельствах; потрясающая интуиция не раз спасала ему жизнь. И мелькнувшая мысль была немедленно высказана вслух, чтобы лучше осознать ее:

– Это что, другой мир? Стоп-стоп, мне другой не нужен. В моем хоть и опасно, но всё знакомо, там я знаю, как сохранить голову на плечах.

Сандр, хоть и предпочитал стихийную магию начертательной, но был в ней весьма слаб: прирожденным стихийщиком он не был, хотя задатки имелись, а потому пользовался артефактом для управления и усиления. Вот и сейчас, чтобы открыть портал и попробовать вернуться домой, он сжал в ладони побрякушку, концентрируя силы на стихии воздуха, чтобы создать портал. И раз уж он между миров, то силы требовалось вложить основательно.

– А ничего не выйдет, сколько ни старайся, – зазвенело откуда-то сверху. Сандр поднял голову. Странное существо зависло над ним в воздухе: телом и пушистым хвостом оно слегка напоминало белку, да и размером было не больше этой зверушки. Вот только синего цвета и с крыльями – помесь нетопыря и бабочки. И лицо у него было. Не звериная мордашка, а именно лицо. К тому же существо обладало речью. Весьма издевательской, как отметил про себя Сандр.

– Это почему же ничего не выйдет? Сил не хватит? – решил спросить колдун. Опасным или сильным оно не казалось – возможно, просто разновидность местных пикси.

– Неа, силы тут не при чем. Будь ты хоть демиургом – не вырвешься из власти Перекрестка. Есть входы, но нет выхода. Смирись, – хоть существо выглядело мирно, тон, которым оно просвещало дроу, был явно саркастичный и высокомерный.

– Перекресток? – воскликнул удивленный дроу. Плохим бы он был колдуном, если б никогда не слышал об этом месте. Не сказать, что так уж хотел сюда попасть, но разузнать побольше не отказался бы точно.

– Дроу? – передразнило его существо.

– Ты… ты хочешь сказать, что я попал в тот самый легендарный Перекресток? – Сандр был настолько изумлен, что пропустил издевку мимо ушей.

– А ты другие знаешь?

– Нет… не знаю. А почему ты мне рассказал?

– Святые ежики, за что мне этот идиот на шею? – выругалось существо. – Ты же сам меня призвал. Вот я и строю из себя придворного советника, отвечая на твои дурацкие вопросы. И того, пора меня и отпустить.

– Я? Тебя? Призвал? – Сандр решительно отказывался понимать, как такое могло произойти, ведь магию призыва он точно не использовал.

– Точно идиот, – сокрушенно вздохнуло существо, сидя на воздухе без всякой видимой опоры так, словно там кто подвесил жердочку. Колдун пристальней посмотрел на синее недоразумение, которое откровенно измывалось над ним, и постарался вспомнить, чего же такого он сделал, что спровоцировало появление этого язвительного мерзавчика. Каким-то странным чувством Сандр ощущал, что ЭТО – мужского рода.

Вывалился из портала. Отряхнул одежды. Попробовал снова открыть портал при помощи артефакта – единственное магическое действие, и явно не призыв. Или… или. Неожиданная догадка осенила Сандра. Он сосредоточился, пытаясь проследить потоки, идущие от амулета, и угадал: сила управления, исходящая от него, и удерживала синее создание. С учетом того, что для открытия портала дроу использовал определенную стихию…

– Ты… ты Повелитель воздуха?! – колдун даже сел на землю: ноги не держали. Этого не могло быть, но других объяснений не находилось: артефакт, управляющий стихийными потоками, теперь удерживал самого повелителя стихии.

– Повелитель себя? Ой, как смешно. Да что ж смертные все такие кретины? – существо скривило рот в ухмылке.

– Смертные? Я дроу, я бессмертный эльф, – не к месту проронил ошеломленный Сандр.

– Не смеши мой хвост. На тебя дунь – ты сдохнешь, тоже мне, бессмертный выискался. Хватит, развлекся и будет, отпускай, – пленник артефакта начал проявлять нетерпение.

– Ха, то есть, если я не отпущу, ты будешь слушаться моих приказов? – ум колдуна лихорадочно работал. Он привык из всего извлекать выгоду, а заполучить в подчинение самого повелителя стихии – это реальная власть. Кто сможет противостоять магу, у которого в руках такая сила?!

– Жду не дождусь твоих приказов. Аж спотыкаюсь, так бегу их выполнять. Не льсти себе, кретин, всё, что ты можешь, – просто удерживать меня. Ни о каком подчинении речь не идет. Могу остаться, если желаешь, но учти – я люблю поесть, – существо расплылось в ехидной ухмылке, и Сандр понял, что оно сказало правду. Удерживать, но не управлять.

– Хм, но с другой стороны, это ведь вопрос времени – заставить тебя исполнять мои приказы, – ответил не менее язвительной усмешкой дроу.

– Не перенапрягись со временем. Саз этого очень не любит, – из сказанного существом Сандр не понял, о ком идет речь, но решил не уточнять.

– Я могу привести в этот мир Богиню, и тогда здесь установится ее полная власть, – колдун был распростерт на каменном полу святилища, буквально впечатан в него коленом стражника. Опирающаяся на край алтаря жрица с любопытством рассматривала наглеца, который, прорываясь сквозь охрану, не просил, а требовал встречи с ней. Безрассудство, достойное того, чтобы быть удовлетворенным. К тому же, его речи заинтересовали жрицу, хотя и выглядели сумасбродными. Да кому может быть под силу открыть путь Богине в это забытое всеми гиблое место?

– И как же ты это сделаешь? – с насмешкой в голосе спросила жрица.

– Уберите вашего пса, и я покажу вам силу, способную открыть портал для Богини, – начиная злиться на подобное обращение, выдавил Сандр.

– Отпусти, – прозвучал короткий приказ.

– Так-то лучше. Вот тот, кто откроет путь, – колдун поднялся с пола, стиснул что-то на груди под одеждой, и рядом с ним появилось синее крылатое существо, известное ему, как Повелитель воздуха.

– Ты издеваешься?! – жрица вскипела и уже готова была отдать приказ, чтобы его опять схватили, но Сандр успел сказать:

– Не торопитесь, госпожа, это он так маскируется. А теперь держитесь за что-нибудь крепче.

Жрица успела заметить, как зло сверкнули глаза существа, окатывая дроу молчаливым презрением. Да, управлять Ризом колдун не мог, но вынудить сбросить маску – на это даже силы Сандра хватало. Иллюзия рассеялась, и взору находящихся в святилище предстал Ифи во всей своей красе. Плавные линии тела словно растворялись в воздухе, бирюзовой дымкой очерчивая силуэт шима. Он был изящнее эльфийских девушек, стройнее, чем дриады. Струящееся марево сапфировых волос окутывало тело, как одежды. Взмах распрямляющихся прозрачно-струйных синих крыльев поверг всех присутствующих на пол мощным порывом ветра, придавливая высвобождающейся силой.

– Что, злишься? Меня-то достать не можешь, – колдун ощерился в победном оскале. Пока в его руках был артефакт, Повелитель воздуха не мог ничего сделать с Сандром.

– Посмотрим, кто оскалится последним, – не остался без ответа Риз.

– Действительно, посмотрим, – зашелестел тихий голос, от которого всех пробил озноб.

Из тьмы, сгустившейся в углах святилища, соткалось создание, настолько похожее на пленника артефакта, что сомнении не оставалось – еще один Повелитель стихий. Дымчатые очертания меняли цвет, перетекая из черного в белый, сменяясь синими и красными оттенками. В прозрачных перламутровых глазах застыла бесконечность. Первой опомнилась и закричала жрица.

– Проклятье! Это же богиня смерти! Ты нас всех убить решил?

– Кир! Беги! – только и успел воскликнуть Риз. И всё же Сандр оказался быстрее и расчетливей, чем думал шим. В считанные мгновения путы артефакта сковали пришедшую на помощь Ризу Ифи.

Ломать волю Повелителей стихий оказалось делом непростым и отнюдь не быстрым. Но жрица была готова ждать хоть вечность, отчетливо увидев, что колдун и вправду обладает силой, способной открыть путь Богине. Она прекрасно понимала, кто будет обласкан и одарен всячески, едва их покровительница войдет в мир. Жрица здраво рассудила, что сама с артефактом не управится, а вовлекать сторонних не хотела, поэтому Сандр вполне ее устраивал. Тем более, он ничего особо и не просил, только поддержки и помощи в проведении ритуала. Не дурак, понимал, что благодарность лучше получить из рук Богини, потому и не требовал сейчас каких-либо привилегий. Результат обещал превзойти все ожидания вечного изгоя-колдуна. Цель была уже близка.

Он потирал руки в предвкушении, глядя, как покорно склонил перед ним колени весь клан дроу. Как овцы на заклание, темные эльфы шли к алтарю и обагряли его своей кровью под ритуальными ножами жриц. Под постоянным натиском кровавых подношений, усиленных экстатическими молитвами, первой сломалась Кир. Колдун все рассчитал правильно – погрузив саму Смерть в тысячи смертей на алтаре, он сможет преодолеть сопротивление и подчинить Ифи себе. А, управляя ею, доберется и до Риза. И тогда свершится то, к чему так стремился Сандр: силами Повелителя воздуха он сможет открыть путь кровавой Богине, покровительнице дроу. Колдун и жрица ликовали, пьянея от густого запаха крови и близости успеха. Ритуал близился к завершению; лазурный Ифи сник, понимая, что сопротивляться бесполезно. Помощь не придет. К артефакту не посмеет приблизиться никто из шимов. Попробовать уничтожить угрозу издали – колдун притянет за поток и тоже пленит. Риз уже совсем было отчаялся, и вдруг, осматриваясь по сторонам и презрительно глядя на одуревших в ритуале дроу, заметил взблеск глаз. Знакомых. Янтарных волчьих глаз.

Вся площадь перед храмом была усеяна коленопреклоненными дроу, монотонно бормочущими молитвы, покачиваясь, словно в трансе. Сумеречник быстро понял, что именно в трансе они и пребывают: одна из жриц подошла к молящемуся, и он последовал за ней, как сомнамбула. Покорно склонился над алтарем, и служительница богини без колебаний отсекла ему голову. Аш вздрогнул. Нет, такой картиной его было не испугать, но действо казалось слишком упрощенным для обычных ритуалов жертвоприношения темных; да и редко дроу становились пищей алтарю – предпочтительнее были представители иных рас. Происходящее выглядело слишком неправильным, слишком нетипичным для подземных эльфов. Вот это и пугало.

Но едва он взглянул на стену за алтарем, как всё стало проясняться. Кир сдалась. Именно ее стойкость, ее заслон ломали жертвами, которых, судя по обилию крови на полу, было великое множество. Тонкое магическое плетение связывало алтарь и большой медальон, висевший на той же стене между плененными шимами. Риз держался, но с опаской посматривал на Кир. Аш догадался, чего боится Ифи: разбив сопротивление Сущности, до конца воспользовавшись ее силой, колдун сломает Воздух в два счета и подчинит себе. Ситуация смотрелась из рук вон плохо. Друид неловко крякнул, понимая: осуществить план по уничтожению артефакта тихо и незаметно – не получится. Жрицы находились здесь постоянно, а через полчаса появился и сам колдун – проверить, как продвигаются дела у служительниц богини, и как скоро им удастся эту самую богиню призвать.

– В общем, так: выбора нет, придется напролом. Пока темные в трансе, схватка с ними не грозит, но это не значит, что нет других желающих подраться. Держи ухо востро, и вот как поступим, – Аш шептал; кот утвердительно кивал. Гинтра в звериной ипостаси не терял разум, всего лишь разговаривать не мог.

– Я постараюсь избавиться от жриц и колдуна, а ты хватай побрякушку и беги. Разорвем цепь – шимы освободятся, большего от нас и не требуется. Как только увижу, что ты сцапал артефакт, тоже побегу.

План был прост и нагл, но иного выхода сумеречник не видел. Только вот так, нахрапом, ворваться и забрать… хотя бы разорвать связь артефакта с шимами. А дальше – будь что будет. Говорят, удача любит смелых… и наглых.

Времени на раздумья не было: ждать появления кого-то еще Ашу совсем не хотелось. Понимая, что всё решает скорость, друид обнажил мечи и понесся на жриц. Ни женщины, ни колдун военному делу не были обучены, поэтому не успели даже среагировать – упали замертво, разрубленные клинками сумеречника. Последнее, что увидел колдун перед тем, как умереть – клыкастую ухмылку друида. Успел ли он вспомнить слова Риза, что неизвестно, чей оскал будет последним? Смерть колдуна ничего не решала: наверняка те, кто позволил творить такое бесчинство и обрек на смерть клан дроу, придумал и другие варианты развития событий, если маг не справится. Друид шкурой чуял, что тут непременно есть подвох; поэтому, не дожидаясь Гинтру, кинулся к стене и, схватив медальон, отскочил в сторону. И надо заметить – вовремя. Град дротиков вонзился в место, где он стоял мгновение назад. Сумеречник мысленно порадовался, что может двигаться достаточно быстро, – но, как оказалось, это было только начало. По подземелью разнесся оглушительный вой, а вскоре к нему примешался вой совершенно иного свойства. Едва был сорван артефакт, все пребывающие в трансе свалились без сознания. И некоторые начинали приходить в себя.

Из всевозможных щелей и углов, которых здесь было в изобилии, мерзко подвывая и скалясь, начали выползать твари, похожие на собак, но раза в четыре больше. Смолисто-черные хищники, злобно осклабившись, медленно подходили, пытаясь взять эльфа в кольцо.

«Так вот она, легендарная Свора? Милые зверушки. Только знакомиться с ними некогда». Теперь всё вставало на свои места: и, правда, зачем темным охрана? Пусть приходит кто угодно – будет кого принести в жертву богине или «зверушек» подкормить. Можно перебить весь клан в угоду честолюбивым планам, но те, кому хотелось призвать богиню, по-прежнему останутся в неприкосновенности.

Становиться обедом Аш не был настроен, но вступать в схватку со Сворой в самом сердце подземелий – самоубийственное безумие. Он сунул артефакт за пазуху, проследил взглядом, как исчезли, словно растворились, Риз и Кир, взвился в прыжке, перескакивая ближайшую тварь, и пущенной стрелой вылетел из святилища.

Прятаться уже не имело смысла – «нарушителей» обнаружили. Оставалось лишь бежать и бежать. Лучше всего – до столкновения успеть покинуть подземелье и там принять бой, но надежды на это было мало. Вырвавшись из храма, сумеречник только и успел, что крикнуть оборотню:

– БЕЖИМ!!!

… и понёсся по слабо освещенному ритуальными светильниками коридору к выходу из подземелий.

Глава четвертая.

Догонялки со смертью – самая увлекательная игра, в которой нельзя сделать перерыв и сказать: «Давай продолжим позже, я устал». Устал – значит, умер. Это Аш понимал, как никто другой. Не впервые ему приходилось играть в эту игру, и пока везло выходить победителем. И это не бахвальство: если бы проиграл хоть раз, то давно уже был бы мертв, а не мчался сейчас, преследуемый Сворой, по подземным коридорам, пытаясь в кратчайший срок преодолеть трехдневный путь, проделанный от ворот до храма.

Не тратя сил на лишние движения, экономя дыхание, чтобы не сбилось, сумеречник стремительно летел к выходу из подземелий. Мягкие прыжки Гинтры за спиной скорее ощущались внутренним чутьем, чем были слышны. Однако как бы быстро ни бежали, мерзкие твари приближались к ним еще быстрее. Многочасовой забег мог подкосить любые силы. Жалкие передышки, игра в прятки со Сворой, лишь бы отдышаться, – и снова бег. Собакам тяжело гоняться за котом, поэтому оборотень уводил погоню за собой, делал обманную петлю и возвращался к Ашу. Короткий перерыв в игре со смертью – хоть отчасти восстановить силы и привести дыхание в порядок для нового рывка.

Нужно было ускориться, и друид знал лишь один способ. Сконцентрировавшись на миг, он позволил силе зверя растечься по телу, обостряя все чувства до предела, прибавляя сил и скорости. Полностью сменить ипостась на волчью он не мог, оставалось лишь черпать волчью силу. Но и ее не хватит надолго. Сущность метаморфа могла не выдержать такой нагрузки.

«Мало, слишком мало. Я еще очень слаб, и подземелье убивает даже эти жалкие капли силы. Нужно торопиться».

Конечно, Аш понимал, что едва эффект заклинания закончится, он замедлится снова – и более того, не сможет сотворить даже самое слабое магическое действие, поскольку сила иссякнет полностью. Но выхода не было, оставалось максимально использовать эту, пусть и небольшую, фору. И он несся с удвоенной скоростью – теперь даже оборотню пришлось напрячься, чтобы поспеть за ним. Только вот так бежать эльф мог считанные минуты. Но даже их должно было хватить, чтобы не позволить Своре догнать его.

Аш летел к выходу, отчетливо понимая, что ненавистное солнце сегодня может стать спасением. Ирония судьбы. Да, он был созданием, любящим ночь, как и все сумеречные, но в отличие от темных и их «ручных зверушек», солнечный свет не причинит ему вреда, лишь доставит некоторые неудобства.

Расстояние между беглецами и Сворой перестало сокращаться, но и не увеличилось. Впереди уже забрезжил выход, казалось, спасение так близко, но… как и ожидал Аш, сила волка иссякла. Не хватило всего пары секунд. Он обреченно осознал: чтобы достигнуть врат, придется сражаться. Немного обнадеживало лишь то, что вот они уже – врата. Осталось только прорваться к ним. И желательно выжить при этом.

Последние шаги давались с трудом. Дыхание сбилось, бежать стало трудно. До ворот остались считанные метры, когда тяжелая лапа настигла Аша, ударив в спину и сбив с ног. Думать было некогда, на первый план вышли инстинкты, благо они всегда быстрее мысли. Сгруппировавшись в «полете», он кувырком перевернулся на спину и мгновенно взвился на ноги, послав в тварь сразу два кинжала. Острые лезвия впились в грубую шкуру, и секундное замешательство твари дало сумеречнику время оценить обстановку. Пока приблизилась не вся Свора: коридор был узким, и, смешавшись на развилке в небольшую свалку, твари сбавили темп. Лишь первым троим удалось достигнуть ворот одновременно с Ашем и Гинтрой, не позволив им выскочить из подземелий. Отвлекаться на оборотня было некогда; оставалось надеяться, что тот понимает: затяжной бой – это самоубийство. Чтобы прорваться к спасительному выходу, требовались быстрые отвлекающие действия.

Кинжалами делу не помочь, это было очевидно; поэтому еще в кувырке Аш успел высвободить из ножен мечи и, приняв стойку, приготовился отразить первую волну атаки.

Темная тварь не заставила себя ждать и ринулась на эльфа, еще более взбешенная из-за ранений. Слепая ярость и здравый смысл редко сочетаются, а потому первый выпад эльфу удалось отбить относительно легко, располосовав лезвиями мечей плечо «собачки» и задев шею. Однако вторая атака обошлась куда дороже: несмотря на раны, тварь снова бросилась на сумеречника и, не обращая внимания на вогнанный в живот меч, сбила его с ног, опасно щелкнув зубами у самой головы.

Аш впечатался в каменную кладку и, едва не теряя сознание, сполз на пол. И без того покалеченная первым ударом спина отозвалась резкой болью. Он уперся руками в стену, торопясь встать до нового нападения твари, и вдруг ощутил под ладонями не ожидаемый камень, а металл. Стальная ковка ворот. Эта маленькая неожиданная радость прибавила сумеречнику сил, позволяя отбить очередную атаку «зверушки».

Но времени не осталось совсем. Нужно было торопиться – и торопиться изо всех сил. Извернувшись и прыгнув навстречу зверюге, Аш вогнал оба меча ей в лоб. Однако то ли мозг у этих созданий тьмы был в другом месте, то ли его вообще не было, а управлялись твари колдовством жриц, но ощутимого урона такое ранение не принесло. Это не убило, но всё же основательно оглушило. Рывком освободив клинки, друид отскочил к воротам и, навалившись на тяжелую створку, слегка приоткрыл. Совсем немного, но вполне достаточно, чтобы выбраться. Повернувшись, он отыскал взглядом оборотня, сцепившегося с двумя тварями.

И «собакам» этим очень не повезло столкнуться с подобной кисой: Гинтра был слишком быстр и изворотлив, чтобы они могли его достать. Мощные челюсти то и дело щелкали рядом с лоснящейся черной шкурой, но промахивались, не поспевая за молниеносным котом, кинжальные клыки которого вырывали куски мяса из тел «собачек». Не соперники были оборотню подземные твари, и будь их только двое, кот порвал бы легендарных «сворных псов подземелий» в куски в прямом смысле слова. Но, увы – остальные участники погони уже выбрались из свалки и спешили на помощь своим весьма пострадавшим собратьям. Численный и силовой перевес был явно на стороне Своры.

Единственное, что мог сделать Аш, – вытащить Гинтру из схватки и вытолкать в ворота. Времени на раздумья не было, поэтому он подскочил к сражающемуся клубку, выволок оборотня из сцепки за загривок и выпихнул из пещеры, пока «собачки» пытались понять, что же произошло и куда делись их жертвы.

Друид искренне надеялся, что спутник простит такой бесцеремонный ход и не попытается опробовать на нем свои клыки. Довольно внушительные, как Аш успел заметить. Несмотря на то, что бой у ворот длился всего пару минут, сумеречник чувствовал смертельную усталость, а разбитая спина саднила и болела так, что невольно пришла малодушная мысль: лучше бы умер.

Им повезло. Ночью от выскакивания за ворота не было бы никакого толку, погоня продолжалась бы. Но им повезло… Снаружи Ашу удалось сделать лишь несколько шагов; яркое полуденное солнце ослепило его, забирая остатки сил, шкура оборотня выскользнула из ладони. Всё поплыло перед глазами, и друид провалился в забытье.

Сознание возвращалось к сумеречнику медленно и как-то совсем неуверенно. Полубредовая пелена еще окутывала его, но пробившиеся сквозь сомкнутые веки солнечные лучи были достаточным объяснением, почему пробуждаться так тяжело. Всё тело ломило от боли. Оно и понятно: видимо, Аш пробыл в обмороке не так уж долго, и перед мысленным взором постепенно всплывали картины короткой, но ожесточенной схватки у ворот. От одних только воспоминаний спина заныла сильнее – удар лапой и впечатывание в стену не прошли даром, острая боль растекалась от искалеченной спины по телу жгучей саднящей волной.

Картина, представшая перед ним, была, мягко говоря, непривлекательной: израненный оборотень, уже принявший облик человека. Как бы ни был изворотлив кот, досталось ему порядочно. Голый, весь в крови, Гинтра заставил сердце сумеречника болезненно сжаться. Нужно вставать, несмотря на боль, и постараться помочь… Аш чувствовал себя виноватым: сам втравил в это Гинтру, значит, и ответственность на нем.

Поднявшись сначала на локте, а потом и вовсе заставив себя встать, пошатываясь, Аш подошел к Гинтре и присел рядом на корточки, одновременно выуживая из сумки полотенце.

– Сильно досталось? К ручью нам надо. Там спокойней будет.

Отчасти стерев кровь, он помог оборотню обуться. Об одежде не могло быть и речи – слишком больно будет потревоженным ранам. Им удалось подняться, опираясь друг на друга. Зрелище было весьма жалкое: измазанные кровью, избитые, – но тем не менее, следовало добраться до ручья и уже там заняться лечением и отдохнуть. Шли молча: не хотелось тратить силы еще и на слова. Достигнув знакомого места, сумеречник бросил сумки в траву и дотащился вместе с оборотнем до воды.

Нужно было приводить себя в порядок, и для начала он стащил одежду, злобно шипя от боли: ткань присохла к ранам вместе с запекшейся кровью. Гинтре повезло больше: после перевоплощения оборотень остался нагишом. Осторожно прикоснувшись к спине, Аш понял, что рана пусть и не глубокая, но довольно обширная – содрана почти половина кожи по позвоночнику. Невольно поморщившись, он полез в воду; экономя движения, поскорее промыл раны и освежился весь, заодно попытавшись отмыть волосы от слипшейся крови. Вода была холодной, но это только радовало. Оставив оборотня разбираться со следами зубов и когтей самостоятельно, Аш вышел на берег. Сейчас есть более важное дело – приготовить лекарство. Сколь ни старался он не тратить магию, но приходилось и на этот раз обходиться средствами подручными, стряпая зелье, а не полагаться на исцеление.

Сконцентрировавшись на том, что необходимо сделать, и пытаясь не обращать внимание на боль, эльф присел у старого кострища и принялся сооружать из оставшихся дров костёр. Вскоре на них заплясали языки пламени, жадно облизывая сухие ветки; Аш налил в котелок немного воды, и когда она закипела, туда последовали травки и коренья из его запасов. Варево постепенно густело, помешиваемое палочкой, и превращалось из жидкости в тягучую кашицу. Не особо сильное средство, но раны заживит и от случайного заражения избавит.

Зелье приготовилось быстро. Сняв его с огня, Аш повернулся к Гинтре и произнес с горькой насмешкой:

– Хватит плескаться. Иди сюда, будем лечиться. Хех, мироспасители.

В определённой степени ему было весело. Выйти из приключения без единой царапины он не рассчитывал, но чтобы настолько порвали – от такого друид давно уже отвык. Как бы то ни было, шимы на свободе, а артефакт у него. Осталось еще его уничтожить, но такие вещицы простым камнем не разобьешь.

Закончив с ранами и выпив оставленное Гинтрой зелье, он побрел к ручью, кое-как выстирал перепачканную кровью одежду и развесил на кустах на солнцепеке – за час, наверное, высохнет. Вернувшись под иву, он отбросил все мысли и улегся спиной кверху на травяной подстилке возле уже уснувшего Гинтры, сквозь дремоту слушая его тихое дыхание, чувствуя запах его тела. Острый, терпкий.

«Сколько же ты еще со мной останешься? Мой образ жизни нельзя назвать спокойным, хотя бывают и затишья. Но я обещал показать тебе настоящий лес, хороший лес, тёплый. Я сдержу обещание», – осторожно уложив голову на плечо Гинтры, эльф бережно, стараясь не касаться ран, обнял его, словно он был кем-то родным, близким, – и позволил себе погрузиться в тревожный чуткий сон.

Солнце начало клониться к закату, когда Аш проснулся от звука хрустнувшей ветки. Это был всего лишь ворон, чистившийся о сухой сучок и сломавший его своим сильным клювом, но явился он весьма кстати – пора было просыпаться и отправляться в путь. Однако даже короткий дневной сон пошёл на пользу: тело отдохнуло, раны хоть и ныли, но ощущать их было уже вполне терпимо, и доставляло лишь малые неудобства. Тихо, чтобы не разбудить Гинтру, сумеречник поднялся с подстилки и направился к ручью.

«Пусть еще поспит. Мне пока есть чем заняться», – размышлял друид, доставая из сумки походный набор, и при помощи иголки и нитки привел свои вещи в более приемлемый вид, аккуратно заштопав все прорехи, оставленные когтями «собачки». Теперь одежда стала снова походить на таковую, хотя и весьма ветхую, но всё же целую и чистую.

Проверив повязки, Аш принялся вытаскивать из сумки провизию и раскладывать на листьях лопуха. Гинтра молча оделся и присоединился к спутнику в трапезе.

– Проклятье, надо поторапливаться. Выползут скоро. Погоня будет, нет сомнений. Так просто они это не оставят. Завтрак, он всегда на завтра, – попытался скаламбурить эльф, настроение было истерично-веселое, – вот и побежим к этому завтра. Потом нас ждет большой отдых. И лес. Хороший лес.

От одного воспоминания о лесе делалось хорошо. Тепло и уютно. Родной дом всегда согревает, а если он создан и выпестован собственными руками, – втройне. Этого никогда не понять людям и прочим смертным – это и не всякий эльф поймёт, даже сумеречный. В его прежнем мире в лесах жили общины, и иногда очень большие. Многовековые деревья согревали души всех своих детей-эльфов. А здесь всё было иначе: это ЕГО лес. Не эльф был его ребенком, а лес – его детищем. И ощущения были совершенно другие. Любовь детей к родителям – это уважение. Любовь отца к детям – это чистая любовь. Возможно, потому он и не страдал особо от вынужденного одиночества, когда прятался от разумных и двуногих в своем лесу по паре сотен лет, что ему было о ком заботиться и кого любить. И получал в ответ такое же тепло.

«Как ты там, Серый брат? Никто ли не потревожил ваш покой? Всё ли хорошо у вас, пока меня нет? Я скоро вернусь, уже совсем скоро».

Мысленный призыв полетел через горы и долины чужих кланов, и через мгновение ветер донес ответ: «Ждем тебя». Хотя, скорее всего, ему лишь показалось. Слишком далеко, чтобы Серый брат его услышал. И уж тем более – чтобы он мог передать ответ. И все же сладко заныло под ложечкой от понимания того, что его ждут, что где-то он желанен и любим. И дорог.

Стряхнув несвоевременные раздумья, эльф отметил, что с ужином-завтраком благополучно покончено и пора пускаться в путь. Сборы заняли пару минут: сумка заброшена на плечо, перевязи с мечами в ножнах заняли свое место, кинжалы и ножи рассованы по потайным карманам. Осмотрев стоянку – не забыл ли чего, и, убедившись, что не забыл, Сумеречник повернулся к Гинтре:

– Ну, побежали? Солнце скоро сядет, и к наступлению ночи нужно быть как можно дальше от этого места. Поохотишься разве что завтра. Гончие у них быстрые, сам видел.

Зеленоватые глаза оборотня отражались в волчьих глазах Аша. Тот невольно облизнулся, вдруг сгреб Гинтру одной рукой в охапку и крепко поцеловал.

– В добрый путь! – произнес, разрывая поцелуй, и помчался по тропе прочь от ручья.

Похоже, пробежка давалась Гинтре нелегко. Человеческий облик – не кошачий, за эльфом, способным погоняться с лошадью, так просто не поспеешь. Сумеречник старался не загонять темп и следить, чтобы оборотень не отставал. Передвигались гораздо медленнее, чем он рассчитывал, упустив из виду, что скорость человека не сравнится с эльфийской.

«Ну, ничего, скоро наступит ночь, и тогда уже я с трудом буду поспевать за большим котом».

Сейчас важно было другое. Ночь, конечно, им поможет: оборотень сменит облик и побежит быстрее, к друиду начнут возвращаться силы, даруемые луной, и раны скоро заживут. Да только у преследователей тоже свои ночные преимущества – им больше не мешает солнечный свет. И здесь нет тесных подземных коридоров, сдерживающих Свору. Неповоротливые в драке, твари в беге довольно проворны.

«Помяни, так и появятся», – в воздухе раздался протяжный вой хищников, нашедших след добычи.

Забросив упакованную сумку на плечо и видя выходящего из кустов огромного черного кота, Сумеречник махнул ему рукой и, сорвавшись с места, – нет, не побежал, а полетел выпущенным из арбалета болтом.

Мягкие прыжки кота были настолько стремительны, что держаться с ним вровень оказалось непросто. Да Аш и не старался. Дневные передышки, ночной бег. Выбрав темп, позволяющий бежать долго и довольно быстро, если не сбить дыхание, он бесшумно летел по тропе. Вскоре перед ними замаячил печально известный Проклятый лес. Скрываться под его сенью вовсе не хотелось, но была и положительная сторона: возможность проскользнуть незаметно, а если и потревожишь какую тварь, то всё ее внимание достанется шумной Своре, бегущей следом.

«Ну да, конечно, голодные здешние твари – они ленивые. Зачем преследовать и догонять тех, кто уже далеко? Гораздо проще пойти наперерез тем, кто преследует, перехватить и уж ими отужинать», – Аш понимал примитивную логику тварей этого места и надеялся на то, что именно так и случится. Иногда и заклятый враг становится невольным союзником.

Сделав оборотню знак не сворачивать больше с тропы в поисках добычи, он слегка прибавил скорости и вслед за Гинтрой нырнул под деревья. Вой Своры слышался всё ближе. Лунный свет понемногу возвращал эльфу силы, но использовать для ускорения магию он не решался: слишком велика вероятность, что магическая волна привлечет тварей раньше, чем хотелось бы. Оставалось только полагаться на собственные физические силы и бежать, бежать без остановки. Углубляясь в чащу, сумеречник всё отчетливее ощущал зловоние населяющих проклятое место созданий. Подавлять желание вступить с мерзостью в бой становилось всё сложнее.

«Не сейчас, не время. Придет и их черед. Огнем выжгу всякую дрянь отсюда. Бежать, просто бежать».

Когда впереди замаячила опушка, выходящая к подножью гор, Аш всё же позволил магии растечься по телу для последнего рывка. Лес отреагировал мгновенно на проявление чуждых сил. Твари всполошились, ринувшись на обозначившую свое присутствие добычу. В чаще раздался вой, переходящий в визг: ожидания оправдались, Свора сцепилась с кем-то из обитателей леса, поторопившихся выйти на шлейф всплеска магии, перерезав тем самым путь погоне. Мало не покажется ни одной из сторон. Это давало передышку и шанс увеличить расстояние между беглецами и погоней. Приближаясь к перевалу, Сумеречник отметил, что горные вершины начали светлеть. Значит, скоро рассвет.

Оставив позади темносплетения Проклятого леса вместе со звуками сражения, тропа вывела их к предгорьям перевала. Тусклые блики первых рассветных лучей уже замерцали на вершинах гор, предвещая восход. Постепенно начала расти уверенность в том, что им всё же удалось выиграть эту схватку, так и не вступив в нее. Даже если остатки Своры доберутся до опушки и захотят продолжить погоню – солнце их остановит, а скрыться от лучей им негде. Второй раз за это приключение Аш радовался рассвету, второй раз солнце выступало на стороне Детей Луны. Ведь, так или иначе, но и сумеречник, и оборотень были именно ночными созданиями – хотя им и не страшен дневной свет, в отличие от тех же вампиров или дроу. Потому друид и злился, когда Созданий Тьмы причисляли к Детям Луны.

«Ночь – не тьма, ночь наполнена лунным светом и сиянием звезд. Ночи – они ведь полны жизнью».

Тропинка вилась по перевалу, уводя всё дальше от леса и от погони. Аш наконец-то почувствовал себя в безопасности. Пора останавливаться на отдых, да и оборотню скоро придется менять ипостась. Высмотрев небольшой отрог ущелья, густо поросший травой, он в пару прыжков догнал Гинтру, когда тот поравнялся с «полянкой», и, обхватив поперек тела, уронил в траву, наваливаясь сверху.

– Всё, отдых, оторвались, – почти хохоча, произнес сумеречник, шутливо борясь с огромным котом. Эйфория победы захлестнула друида с головой. Как ни крути, спасение мира от вторжения кровавой богини не каждый день происходит. Аш был пьян одним лишь воздухом – пьян и совсем по-детски счастлив, что они таки вышли сухими из воды (ну, почти, если не считать схватки у ворот) и очень скоро будут дома.

Шелковистая шерсть приятно скользила под ладонями, не давая схватить оборотня покрепче. Конечно, кот был гораздо сильнее, и не успел эльф опомниться, как оказался завален на спину и подмят, а хитрая зеленоглазая мордаха зависла над его лицом. Дети иногда играют с котятами. Аш чувствовал себя большим ребенком, и кот у него тоже был большой, даже слишком. Но именно это и вызывало в нем щенячий детский восторг. В порыве какого-то необъяснимого чувства он обнял оборотня и прижал к себе, уткнувшись лицом в его пушистую шею.

– Я никому тебя не отдам, слышишь…

Говорят, что вместе пережитые приключения, где висишь на волосок от гибели, – сближают. Возможно, так и есть, а может, были и другие причины тому, что сделал хозяин волчьего леса сейчас. Возможно, зеленоватые блики в кошачьих глазах напоминали ему другой взгляд… потерянные изумруды.

Пушистый снег пригибал лапы кедровника почти к самой земле. Зима выдалась снежная, морозная. У подножья горы ютился небольшой домик, почти незаметный среди ветвей и промерзшего вечнозеленого плюща. Лунный свет серебром заливал небольшую полянку, которую волки взяли в плотное кольцо, рассевшись по краям.

У порога, мерцая в звездном сиянии шелковой смолисто-черной шерстью, растянулся кот-пантера, лениво прикрыв глаза и уронив морду на лапы. Не свои. На мощные лапы серебристо-белого волка. Слишком большого для обычного. Гордый зверь лежал на крыльце, высоко подняв голову. Лунный свет запутался в белоснежной шерсти, вплетая в нее серебряные нити. В янтарных глазах плескалась живая древняя Сила. Это были ЕГО владения. Волки, окружившие поляну, преданно смотрели на своего вожака, на хозяина. Хозяина Темного Леса. Повелителя Перекрестка.