Треск штанов

Часть 3 Глава 1 // Заплатка

— Твою мать, Рэй, тебе пора закупать парашюты! Тенденция намечается.

— Извините, босс.

— И что это за Нах прыгун такой⁈

к/ф «Джентльмены» Гая Ричи

Глава 1

1713, январь, 22. Шверин — Москва

Иосиф Габсбург медленно прогуливался по кабинету.

Было тихо.

Если бы здесь присутствовали мухи, то каждую бы получилось услышать. Но их на подобные совещания не допускали. Так что Император довольствовался физиологическими звуками присутствующих людей.

— Меншиков… Меншиков… — медленно произнес Иосиф. — Живучий черт… и какой деятельный! Вы уверены, что в Мекленбурге ничего сделать больше нельзя?

— Только начинать вторжение, — тихо произнес один из сановников.

— Все настолько плохо?

— Ему перебросили из России армейский корпус подкрепив его тремя бригадами карабинеров и…

— Карабинеры же были собраны в кулак на востоке. В армию.

— Как с этими родами удалось договориться, так русские и стали переводить часть кавалерии на запад. Сначала вошла пехота и заняла все города, встав там гарнизонами. Потом карабинеры перекрыли дороги и перемещение повстанцев стало невозможным.

— А сочувствующие?

— Их больше нет. Во всяком случае таких, которые бы были готовы идти дальше мысленного сочувствия. За донесение о повстанцах и их пособниках русские платят щедро. За помощь восставшим или недонесение — карают сурово.

— Насколько сурово?

— За такие преступления положена конфискация имущества и повешение виновника. Семья при этом переселяется на Волгу. А если она поддерживает виновника или ведет себя недостаточно покладисто, то ее вешают рядом.

— И люди такое терпят?

— Две трети конфискованного имущества распределяется между теми, кто донес и местными, что лояльно относятся к властям. Этим много кто пользуется. За ложные доносы, кстати, карают также, как за пособничество восставшим, так что люди очень зорко следят друг за другом.

— А духовенство?

— Протестантского не осталось вовсе. В Мекленбурге теперь только русская церковь. Какие-то отдельные небольшие общины пытались защищать своих пасторов, но если оказывалось, что те выступали пособниками повстанцев, то общину приравнивали к сообщникам. А они все их поддерживали поначалу. Так что…

— Они что перебили их всех?

— Не всех. Добрая половина пасторов успела сбежать, когда поняла, что на их проказы не будут закрывать глаза. Часть приняла православие и отправилась на переселение. Именно пасторов казнили не так много. Только самых твердолобых.

— И протестанты соседних стран не возмущены?

— В Бремен-Ферден началась переброска еще одного армейского корпуса. — развел руками другой сановник. — Не все готовы возмущаться на таких условиях. Особенно после того, как Меншиков повел себя в Мекленбурге.

— Повстанцев тоже вешают?

— Их стараются просто не брать в плен. Меншиков не ведает пощады.

— Не удивительно… — хмыкнул, покачав головой Иосиф. — Может быть на него надавить через Рейхстаг?

— Он в своем праве, — развел руками ее один сановник. — Cujus regio, eius religio[1]. Это основа мира Священной Римской империи. Если мы этот принцип пошатнем, то…

— Ладно, — перебил его Иосиф.

Он и сам прекрасно понимал, что эта формула, зафиксированная в Аугсбургском мирном договоре, обеспечивает единство столь пестрой и разнородной державы. — Что мы можем сделать? Закончить начатое с Меншиковым реально?

— Это не желательно. КРАЙНЕ нежелательно. — произнес мужчина в одеянии кардинала.

— Почему?

— Вчера мне стало известно, что хорошо вам известный принц запрашивал у царя России разрешение на ваше убийство. И Людовика.

Император нервно икнул, вытаращившись.

Кардинал же продолжил:

— Насколько мы смогли узнать его люди уже все приготовили и ждали только разрешение Петра. Тот отказал.

— Он как⁈

— Мы не знаем. Даже не смогли выявить его людей. Но в Париже люди принца перед убийством Кольбера тоже не выдавали себя. Как вы понимаете, ставки повышаются.

— Почему Петр отказал?

— Он сослался на то, что вы с Людовиком — помазанники Божьи и поднимать на вас руку значит идти против небес. Принц думает иначе. Рискну предположить, что была бы его воля, он давно бы уже перебил всех Габсбургов и Бурбонов. Так что выходит Петр — это ваш ангел-хранитель. Пока жив он — живы вы. А он болен. Говорят, что тяжело.

— Что⁈ — словно бы всхлипнул Иосиф.

— Простуда. Тяжелая. Говорят — не выживет. Сын старается — лечит. Но все окружение Петра уже готовится к тому, что на престол вступит принц. Как вы понимаете после того, как это произойдет, более ничто его не будет останавливать от того, чтобы убить вас.

— Думать об убийстве самого принца, я полагаю, лишено смысла? — тихо поинтересовался Император, в голосе которого чувствовалась робкая надежда.

— На него столько раз покушались… По разному. И каждый раз все в пустую. Нет никаких оснований даже предполагать, что новое покушение достигнет цели.

— Я бы посоветовал найти крайних. — произнес кардинал голосом заговорщика. — Чтобы отвести вину за покушения от себя и своих наследников.

— Думаете это поможет? — удивился явно старый вояка.

— Принц прикладывает все усилия для подготовки к войне. С нами. Словно обезумевший возится с новым оружием. По нему пока мало сведений, но мы точно знаем, что оно есть и оно крайне неприятное для нас. Кажется, будто он на грани и готов на самые решительные поступки. Видимо сыграло свою злую шутку покушение на Меншикова, с которым у него очень теплые отношения. Он его воспринимает как соратника. Как друга.

— Тем более.

— Нужно его успокоить и удовлетворить его жажду крови. Скормить ему несколько несносных особ и постараться убедить, что Император к этому делу не имеет никакого отношения.

— Ну… — пожал плечами вояка. — А если он точно знает?

— Откуда? Ну вот откуда ему знать, кто стоит за всеми этими делами? — улыбнулся кардинал. — Да, тропинки, ведущие в Вену он, без всякого сомнения, нашел. А дальше?

Иосиф промолчал.

— А вы что молчите? — спросил Иосиф сурового мужчину, который отвечал за его безопасность.

— Я и мои люди готовы отдать за вас жизнь.

— Похвально. Но сможете ли вы меня защитить?

— Нет, — ответил за него кардинал.

Этот суровый мужчина нахмурился, но возражать не стал.

— Почему же? Стойте. Пусть ответит он.

— Убийство Кольбера показало очень хорошую выучку его людей. И их осторожность. — нехотя проворчал суровый мужчина. — Я думал о том, как бы действовал, если бы его защищал. И пока не нашел возможности избежать его гибели. Кольбер много ездил. Это делало его уязвимы. Слишком уязвимым. Сидеть же в дворце тоже не выход. По осени в Варшаве произошел инцидент. Один из иезуитов решил обзавестись очень хорошей охраной. Благо, что денег ему хватало. И сидел безвылазно в своем особняке. Так вот это ему не помогло.

— И после этого убийства все иеузиты покинули Речь Посполитую со всей возможной спешкой, — добавил кардинал. — От греха подальше.

— Охрана была подкуплена? — осторожно спросил кто-то из сановников

— Убита, — мрачно усмехнувшись, ответил суровый мужчина. — Их всех нашли наутро мертвыми. Чем-то отравили. Но вода и еда следов яда не имели. Одежда тоже.

— Матерь Божья! — перекрестился Иосиф.

— После того, как иезуиты покинули Речь Посполитую, их убийства прекратились. — произнес кардинал. — Хотя кое-где они с русскими все еще находятся на смежной территории. Например, мне достоверно известно, что где-то под Каролиной русские отпустили двух иезуитов, что томились в плену индейцев сиу.

— Случайность?

— Нет. Они знали, кто они. И отпустили. Лично к этим двум у них видимо вопросов не имелось.

— Почему?

— Потому что иезуиты договорились с принцем о том, что они оставят Речь Посполитую. И не выполнили своего обещания. Посчитали, что с ним можно играть в такие игры. Ведь формально они отошли от дел, но фактически же остались и сохранили свое влияние. Он дал им понять, что с ним так нельзя. И что он в состоянии добиться выполнения договоренности. — произнес кардинал.

Император стал выхаживать по помещению, нервно теребя пальцы. Словно бы замерз или хотел их от чего-то очистить.

Все молчали.

В который раз.

Каждый из присутствующих прекрасно понимал — его жизнь под ударом не меньше, чем у Императора. А может даже и больше. Ведь это помазанника Божьего убивать принцу запретили, а их — нет. Из-за чего мандражировали ничуть не меньше Иосифа. И это было видно невооруженным взглядом. Вон как тот зыркал и морщился. Наконец, кардинал не выдержал этой гнетущей тишины и произнес:

— Вам нужно найти способ отвести удар от себя и начать договариваться.

— О чем⁉ О чем договариваться⁉

— О правилах игры.

— Но как это сделать? Он ведь не поверит. После всего, что случилось…

— Нужно для начала поговорить. Попробовать. Насколько я могу о нем судить, принц не кровожаден и с большим интересом занимается хозяйственными делами. Надо найти ему какие-то компенсации. В конце концов он уже неоднократно показывал свою разумность.

— А Бремен-Ферден?

— А чего с ним? Довольно скоро там все тоже будет закончено. — заметил один из сановников. — Но сам Ферден недавно поразил пожар, и он сильно пострадал от огня. Постарались сочувствующие. Они благополучно сбежали. И мы можем их сдать. В качестве жеста доброй воли. Ведь они на территории Империи и, в принципе, нам несложно до них дотянутся.

— Я бы предложил помочь русским навести там порядок, — заметил начальник охраны. — В конце концов это в наших интересах.

— Из-за этой чертовой попытки договорится?

— Да.

— Но не только. — добавил кардинал. — И мы, и французы постарались задействовать в этом восстание самых активных, деятельных и непримиримых протестантов. В Мекленбурге их погибло немало, но многие вырвались. Было бы славно их заманить в Бремен-Ферден и как-нибудь эту ловушку захлопнуть. Чтобы Меншиков их всех изрубил и повесил. Чем меньше таких радикально настроенных протестантов, тем больше надежды на успех наших миссионеров.

— Возможно было бы разумно провести координацию своих усилий с русскими. — добавил один из генералов.

— Меншиков ненавидит что Габсбургов, что Бурбонов, — возразил кардинал. — Он знает кто стоит за его увечьями и гибелью семьи. При любом упоминании фамилии нашего Императора или французского королевского дома он в лице меняется. Вряд ли он пойдет на сотрудничество. Пусть даже и такое. Поэтому я и говорю — нужно найти крайнего. И скормить его или их им. Чтобы появилась возможность договариваться.

— Французам, я полагаю, тоже? — спросил один из сановников.

— Нас должны волновать проблемы французов? — удивленно выгнул бровь кардинал. — В конце концов смерть Людовика в наших интересах. И, особенно, его внука.

Все вновь помолчали.

Император остановился. Оглядел их. И спросил:

— А это предполагаемая им война. С чего русские вообще взяли, что мы с ним собрались воевать?

— Это же очевидно, — улыбнулся дипломат. — Мы напали на османов. А они видели их своими союзниками. Подобный шаг выглядит как попытка помешать установления их контроля над черноморскими проливами.

— Зачем они им?

— Это вопрос безопасности, — ответил за дипломата еще один вояка, явно моряк. — Они уже установили контроль за Датскими проливами. Не явно. Через союз. Что позволило им обезопасить Балтийское море от внешних угроз, гарантировали свои торговые интересы и полностью подавить местное пиратство. Захват Черноморских проливов позволит сделать тоже самое с Черным море.

— А… хм… — Иосиф несколько обескураженно уставился на дипломата и тот продолжил.

— Россия сейчас готовится драться сразу и с нами, и с французами, и с поляками. Принц развил небывалую активность. Его генеральный штаб занимается разработкой плана войны с, по меньшей мере, пятисоттысячной армией, атакующей Россию с запада и юга.

— Безумие какое-то…

— Отчего же? У него есть на то все основания нас опасаться. Если отставить в сторонку эту войну, и иных поводов хватает. Многочисленные покушения на него. Десятки. Спаивание его отца. А о том, что это делать начал еще Лефорт и подхватили сие пагубное дело ему хорошо известно. Попытка убийства Меншикова и покушения на важных для принца людей сюда же — в копилку. Ну и, по меньшей мере, две волны массовых убийств его рабочих и инженеров. Все это выглядит так, словно кто-то готовится к полномасштабному вторжению с целью если не завоевания, то совершенно разгрома и разорения России…

Алексей сидел во главе стола и взирал на расширенное совещание правительство. Он их не часто собирал, чтобы не мешать людям работать. Но раз в неделю обязательно. Иначе сложно было координировать разные отрасли.

Итог оружейной гонки выглядел пока неутешительно.

Затворы для переделочных винтовок изготовили в объеме ста тысяч штук. Даже перевыполнили план. Но… начинать переделку не стали. Во всяком случае — массово. Ограничившись небольшой, пробной партией.

Могли.

Но не стали.

Все упиралось в патроны.

Алексей упустил кое-какие детали и сходу вляпался в очень серьезные проблемы по их изготовлению. Ключевыми из которых были две. Первая и главная заключалась в качестве сырья. Из-за чего получался очень высокий процент брака. Из ста заготовок, поступавших на формовку, приемку в итоге проходило едва десяток. Остальные либо рвались, либо получали трещины, либо получали иные дефекты, например, деформации или слишком тонкие стенки.

Эту беду можно было обойти, вытягивая за заход совсем чуть-чуть и после каждой операции отправляя заготовки на отжиг с последующей чисткой. Проверяли. Так все работает. Брак падает до разумного уровня. Но цена… даже для ситуации избытка денежных средств такие гильзы получались золотыми. А и без того низкая производительность летела в Тартар.

Вторая проблема была тесно связана с первой. Сырье было не только невысокого качества, но его и остро не хватало. Из-за чего не имелось возможности по тупому наставить цехов, чтобы компенсировать брак.

Дело в том, что Алексей мало уделял внимание цинку. Когда он понадобился, поставил небольшую мастерскую с совершенно кустарными методами выделки. И гнал его помаленьку в небольших керамических ретортах. Потом там же в закрытых тиглях сплавлял с медью.

Вроде бы выпуск шел. И годовой, если его превратить в гильзы, позволял на два миллионов патронов рассчитывать. Да вот беда — латунь не про их честь была. Почти все уходило на детали различных станков и оснастку. Иными словами, забрать эту латунь на патроны означало сорвать производство остродефицитного промышленного оборудования. А оно надо? Вот. Правильно. Вообще никак.

Нарастить же изготовление латуни попросту не успели. Все же решение о выпуске переделочных винтовок было принято осенью 1712 года. И просто не хватило времени чтобы среагировать. Ни людей подготовить, ни оборудование изготовить, ни цеха поставить, ни сырья добыть. И по всей видимости — до осени 1713 года каких-то значимых подвижек в этом вопросе можно не ждать.

Вот и выходило, что прошло полгода, а на складах имелось всего сорок пять тысяч гильз под новый патрон[2]. Первый в истории унитар. Не густо. И если так дела пойдут и дальше, то до конца текущего года вряд ли получится «досыпать» хотя бы двести тысяч в эту кучку.

Если бы речь шла о промысле — неплохо. Но в рамках вероятной кампании, да с превосходящими силами — просто слезы. Ведь чтобы снаряжать заново стрелянные гильзы требовалась относительно спокойная обстановка. И время. Дело то не быстрое…

Опыты с чисто медной гильзой показали, что ее надобно делать толще и брак там был — мама не горюй. Ведь, собственно, из-за низкого качества меди с латунью вся эта пакость и случалась. А эксперименты с картонным цилиндром на латунном поддоне уткнулись в проблему пропитки и крепления. И пока это не получалось решить. Во всяком случае быстрым и простым способом. Не и, опять же, такие патроны не получится снаряжать по новой, отчего требовательность к объему их производства очень сильно поднимались.

Иными словами — куда не кинь, всюду клин…

— Я предлагаю вообще пока повременить с заряжением с казны. — произнес Демидов, который, как и ряд ключевых персон присутствовал на этом совещании, посвященном вооружению.

— Оставить все как есть? — повел бровью царевич.

— Нет. Зачем? У меня готов цех нарезки. Сейчас собираем еще пять станков и доводим гибкую систему управления. У каждого станка своя небольшая машина, а котлы общие. Подал тягой пар — началась поковка. Убрал — остановилась. Быстро и удобно. Оборудование — загляденье. Я с ним по триста — триста пятьдесят тысяч нарезных стволов могут в год гнать. И почти без брака.

— Это славно, — нахмурился Алексей, — но переходи к сути предложения.

— А это и есть суть. Нарезать стволы. Казну закрывать винтом как у мушкетов и положено. Замок ставить тот, что под палочковый пистон. С крышкой. Чтобы меньше от обычного кремневого отличался. И стрелять из него той пулей, что для переделочной винтовки задумали.

— Расширяющейся?

— Да. Она ведь в ствол проваливаться будет легко. А при выстреле в нарезы станет впиваться.

Алексей завис.

Вот прямо натурально.

Бам — и готово. Аж глаза стали стеклянными.

Он ведь знал… точно знал, что так делали. Ну, может не так, а подобным образом. Но как-то прошляпил… Это ведь он сам и предложил расширяющуюся пулю для унитарного патрона. Чтобы облегчить ее в этом внушительном калибре и укрыть бороздки с жиром целиком в гильзе.

Знал.

И в упор не видел решения.

Словно пелена перед глазами.

Видимо очень хотел шагнуть вперед — к нормальным системам, а не все это…

— Алексей Петрович! Алексей Петрович! — обращался к нему обеспокоенный Демидов, махая руками. Да и у остальных лица были встревоженные.

— Дело ты говоришь. — моргнув, словно включаясь, произнес канцлер. — Доброе дело. Только калибр нужно уменьшать.

— Так и верно. До пятидесятого. Как у нас штуцера да винтовки делаются.

— Кстати, а с ними что делать? Закрывать завод?

— Зачем? Пусть что-нибудь заряжаемое с казны делают. Вон — помогают тот же карабин Джеймса изготавливать. Или еще чего. Ты же обещал ему завод? Вот. Карабин он свой довел. Осталось сладиться с точным литьем.

Царевич потер лицо.

Подумал.

— А штык-ножи? Их куда девать? Завод Вайерсбергов уже двенадцать тысяч изготовил. Что, на склады?

— Почему на склады? — улыбнулся Демидов. — Если их примыкать непосредственно перед штыковым боем, то мешаться он не будет. Да и так — тыльная сторона у него тупая. Напороться, конечно, можно ежели умеючи, но сложно. — и, видя недовольство на лице царевича, добавил. — А потом мы вот эти винтовки и переделаем под заряжание с казны. Все лучше, чем с обычными мушкетами крутится-вертеться. И калибр подходящий, и ствол доброй толщины можно сделать, чтобы крепким вышел.

— А вы как думаете? — обратился канцлер к окружающим.

Те охотно закивали.

Им бы поскорее этот вопрос закрыть. Очень уж он их достал им. Так что предложение Демидова приняли единогласно без всяких возражений и замечаний.

После чего перешли к артиллерии. С которой все сильно попроще складывалось.

На имеющемся взрывателе нарезная 3,5-дюймовая пушка «не взлетела». И осечки, и проблема картечи, и вопрос изготовления надлежащего количества боеприпасов. А ударные гранаты все же, несмотря на литье, требовалось и механически обрабатывать. И не так уж и мало там шло возни. Иначе слишком высокое получалось рассеивание. И проверку литья делать с отбраковкой… в общем не все так просто оказалось.

После осознания этой проблемы к вопросу подошли функционально. Вот у нас вражеская артиллерия. Чем с ней бороться?

Вариант с 6-дюймовой гаубицей выглядел безальтернативным решением. Хорошая дальность, терпимая скорострельность, убедительные снаряд с низким шансом осечки. Батарея таких гаубиц могла с безопасной дистанции смешивать с грунтом обычные 6-фунтовки. Причем быстро. Все ведь в пределах видимости и корректировка по разрывам простейшая.

Для чего в этом случае оставались нужны 3,5-дюймовые пушки?

По хорошему их задача была прежней, а именно заливать врага картечью. И в такой роли заменить их гаубицами просто не получалось. Тут и очень неспешное изготовление боеприпасов из-за неоправданного оптимизма Льва Кириллова. И очень плохое действие картечи, в то время как граната штука специфическая — ей просто так шарашить «в ту степь» нельзя. Прицеливаться нужно. Попадать… в общем — морока.

В принципе 3,5-дюймовые пушки справлялись со своей задачей. Но учитывая характер вероятной войны их требовалось как-то усилить. Чтобы большую плотность огня создавали.

Заменить их многоствольными картечницами выглядело делом соблазнительным, но пока не реальным. Их даже производить пока не начали из-за кое-каких технических трудностей, ведущих к низкой кучности огня. Поэтому решили поступить предельно банально.

Взять и увеличить калибр.

Была 6-фунтовая пушка, а стала 12-фунтовая с каналом в 4,5 дюйма. На первое время из бронзы. Благо, что ее хватало. Тут и старые запасы, и новые поставки: медь то поступала с Урала — из под Нижнего Тагила, а олово из Аютии…

Утвердили решения.

Распределили задачи.

Ну Алексей совещание и закрыл. Отправившись к родителю. Тому совсем плохо было. И по его приказу решили выдать порцию той самой жижи, которая вроде как Серафиме помогла. Терять уже все одно было нечего…

[1] Cujus regio, eius religio — (лат.) чья власть, того и вера.

[2] Патрон получил индекс.70/15, что означало «патрон 70-ого калибра с гильзой длиной 15 линий».