Треск штанов

Часть 2 Глава 4

1712, май. 28. Иркутск — Гондэр — Москва

Цинский генерал грустно смотрел на Иркутск.

Он подготовился.

Честно.

Основательно.

Как и советовал этот француз.

Но все оказалось впустую. Удинск, когда они вернулись к нему и вновь осадили, был уже укреплен намного лучше прежнего. Но главное — он получил целую батарею 6-дюймовых пушек. Длинных. Которые били прицельно на добрую версту. Ядром. Чего за глаза хватило, чтобы предотвратить подвод осадной артиллерии обычным манером. И теперь, по совету француза, там копали извилистые траншеи с крайне мутными перспективами. Потому как древесно-земляной вал прошлого года «одели» в кирпич и неясно какой толщины. Снаружи не видно.

Советник не терял оптимизма. Однако, на взгляд генерала, пытаться проломить стену имеющимися у него орудиями, можно будет годами. Слишком крепкой и толстой она казалась. Советник же казался чем дальше, тем больше обычным болтуном.

Перед началом копания траншей они, конечно, попытались пойти приступом. Мало ли получится? Вдруг переоценили? Но после первой волны вторую посылать не стали. Огонь, который открыла крепость, оказался НАСТОЛЬКО губителен, что из атакующих даже половины не вернулось. Их просто сдуло. А те даже до рва не добрались…

Ладно.

Плюнули.

Оставили осадный корпус, благо, что войск в этот раз подошло больше прошлого года. А сами рванули на Иркутск, рассчитывая его застать врасплох. Тем более, что там должна быть еще старая деревянная крепость — весьма уязвимая для артиллерии. Во всяком случае, перед началом войны там стояла именно она.

Но и тут их ждал облом.

Грустный.

Большой.

Страшный.

Который в принципе ставил в тупик всю войну.

Вокруг Иркутска теперь красовалась мощная земляная крепость бастионного типа. Ее, как оказалось, еще по прошлому году всеми миром построили. Пока кирпичами не обложили. Но радости и облегчения генералу это не принесло. Войска Цин тут тоже встретили 6-дюймовые пушки. И все говорило о том, что если Удинск был им просто не по зубам, то тут «орешек» даже не надкусить.

И это конец.

Генерал не верил в то, что получится взять хотя бы Удинск. Более того, он пусть и не хватал звезд с неба в плане современной военной мысли, но и дураком не был. Русские шевелились. Активно. И быстро укреплялись. Продвигаться дальше, не обеспечив тылы, он не мог. А обеспечить их без взятия Удинска и Иркутска не представлялось возможным. И как же их брать он не понимал. Во всяком случае разумными методами и имеющимися средствами…

Нет, конечно, можно найти способ.

Например, поставить вокруг Удинска за лето полевое укрепление кольцом, чтобы установить полную блокаду. Подтащить припасов побольше. И ждать. Долго. Но по агентурным данным внутри только солдаты. Сколько у них продовольствия — не ясно. Из-за чего даже предположить время осады было невозможно. И много войск на такой осаде не оставишь в зиму. А по весне русские могли первые нанести деблокирующий удар, опередив подход основной армии Цин. Просто в силу логистики.

Если же все оставить как есть и отойти на зиму в бассейн Амура, то по весне совершенно неясно чего ждать. Но узких мест здесь хватало. И русские почти наверняка будут действовать в своей обычной манере, наступая от малых укреплений. То есть, продвигаться. Ставить острог или теперь уже земляную крепость с пушками в каком-нибудь узком месте. Потом еще. И еще. И еще. Пока не выдавят их в бассейн Амура, где им тоже было где развернуться… Во всяком случае — с ТАКОЙ артиллерией и ТАКИМИ укреплениями.

Чем ему их ковырять?

А дальше?

Генералу, глядя на Иркутск, стало очевидно — они проиграл эту войну. Да — можно подергаться и даже на каких-то малых операциях держать пока инициативу. Да — пока у него на руках явные успехи. Но они явно завязли… вляпались… А ведь как красиво эти советники болтали там — в Запретном городе, рассказывая о том, что русские колосс на глиняных ногах. Который толкни, и он посыплется. И там, в Нерчинске, ему даже казалось — да, правы. Но дальше что-то пошло не так…

Француз все это время что-то лепетал.

Рассказывал… да нет — натурально учил его правильно брать такие крепости. У генерала же от этой болтовни француза аж зубы сводило. Тот менторским тоном говорил общие слова, совершенно не имеющие привязки к реалиям. У генерала на «ствол» имелось выстрелов по сто. А со слов француза требовалось не меньше пятисот. И это если артиллеристы будут по французским нормам работать, выбивая русские пушки быстро и ловко. Но ведь это ОН советовал столько взять выстрелов, заверяя, что их хватит с лихвой. Да и пушки… выдержат ли такой сильный огонь? Пятьсот выстрелов для многих превышал ресурс вдвое. И советник об этом отлично знал. Тогда что он мелет? Зачем?

Да и чушь все эти нормы…

Вон же стоят эти длинные 6-дюймовки чугунные пушки. Генерал там, под Удинском уже посмотрел, как они работали. И был уверен — здесь скорее они разобьют его орудия, чем наоборот. Просто в силу дальности…

— Принесите бочку пороха. — скомандовал маньчжур, у которого от всего этого лепета лицо уже было перекошено до крайности.

Француз не предал этим словам значения и продолжил его поучать. Мало ли?

Бочку принесли.

— Это болтливое чучело свяжите и на нее посадите.

— Что⁈ — ахнул французский советник.

Но маньчжурские солдаты не переспрашивали приказа. И действовали быстро. Несколько минут и икебана из этого советника и бочонка с порохом была готова.

Генерал отдал приказ об отступлении.

Советник продолжал сидеть на своем насесте.

Орал что-то.

Обещал.

Умолял.

Угрожал.

Его никто не слушал.

Когда же армия Цин совершенно пришла в движение, уходя маршем к Удинску, к советнику подлетел всадник с факелом. Подпалил фитиль и «дал хода».

Француз завыл… заорал…

Он даже пытался дуть на этот неумолимо приближающийся огонек и плевать. Но тщетно. Пеньковый шнурок, добротно пропитанный селитрой, горел хорошо… хоть и медленно.

Минут десять длилось это шоу.

Потом округ потряс взрыв.

И наступила тишина…

Армия мамлюков построилась своим обычным порядком. А перед ней встало войско Тевофлоса — негуса Абиссинии. Последнее. Все силы, которые у него оставались.

Серия полевых поражений и внутренние конфликты со знатью и племенами сделали свое дело. Негус остался один. Ну… почти, лазутчики доносили мамлюкам о горстке русских, которые его не покинули. И вот — враг уже у ворот столицы — города Гондэр, что стоял недалеко от озера Тана. А все происходящее выглядело агонией… просто агонией… во всяком случае в глазах мамлюков.

Тевофлос вступил на престол в 1708 года в очень непростое время. Абиссиния переживала тяжелейшие внутренние социальные потрясения. Ее сотрясала, по сути, тягучая гражданская война под соусом религиозных лозунгов. Этакая большая феодальная фронда, в которой регионы и племена боролись за свои интересы и стремились как можно сильнее ограничить власть негуса, превратив его в, по сути, свадебного генерала. А тут еще и война с мамлюками из-за контроля над портом Массауа. В сущности — единственным портом Абиссинии, через который она получала помощь от России…

От пехотного полка, прибывшего сюда в 1709 году, осталось едва половина личного состава. Он сильно пострадал в пограничных стычках начала войны. Все-таки линейная пехота мало годилась для малой войны. Поэтому полк расформировали, а людей задействовали в качестве офицеров, старших унтеров и инструкторов для развертывания четырех местных полков, которые набрали из крестьян народности амхара. Другие то племена отвернулись от негуса еще в 1709 году. Равно как и почти вся региональная знать.

Формально — главенство признавали. Но войск и налогов не присылали. Ждали…

Немногочисленные, но лично преданные негусу войска вели долгие и изнурительные арьергардные бои. Стараясь максимально замедлить продвижение мамлюков и выиграть время для подготовки полков.

Но время вышло.

Все.

И четыре полка наспех подготовленной пехоты оказались вынуждены держать суровый экзамен, выстроившись недалеко от столицы. Отходить в неукрепленный город они не могли, так как это было равнозначно его утрате. А маленькие укрепления в его центре имели ценность исключительно как защищенная резиденция правителя, не более. По сути — дворец повышенной защищенности.

Отходить было больше нельзя.

Некуда.

Просто некуда.

Так что эти шесть тысяч мушкетеров встали здесь умирать.

Перед ними располагалось почти двадцатитысячное войско мамлюков. Плохо вооруженное, но конное. Один вид которого вгонял в тоску.

И негус, глядя на него, молился.

Не о победе. Нет.

В нее он не верил и на нее не надеялся.

Он молился о доброй смерти в бою. Чтобы не посрамить честь…

Никто даже не заметил, как мамлюки начали движение вперед.

Словно внезапная лавина.

Раз.

И они, всколыхнувшись, будто волна, медленно пошли, потихоньку разгоняясь.

Пехотные полки стояли, построенные в каре на некотором удалении друг от друга. Плотные каре. В четыре линии глубиной. Люди очень сильно волновались, но держались.

Штыки примкнули загодя. И они, ежели посмотреть сбоку, волновались. Словно колосья на ветру.

Страх не тетка.

А тут столько конницы…

Так бы вчерашние солдаты и побежали. Постарались укрыться в городской застройке. Но русские унтера и офицеры держались спокойно и уверенно. Каждый из них прошел не одну кампанию. И имел боевой опыт. Да и ситуация не выглядела критической. Для конницы мамлюков такие каре являлись непробиваемы.

Вообще.

Совсем.

В представлении всех этих офицеров и унтеров их полки находились в выигрышном положении. Более того, они даже перешучивались. Явно демонстрируя уверенность в победе. И этот настрой давал о себе знать, невольно перекидываясь и на остальных. И вчерашние крестьяне держались. С трудом. И откровенно трясясь.

Сто шагов.

Залп.

За ним следом еще. И еще. И еще.

Все четыре линии отстрелялись. И принялись спешно перезаряжаться.

Эффект от такого огня должен быть небольшой. Тем более, что метить толком эти бойцы еще не умели. Но уж больно грандиозной была цель. Куда не ткни — всюду силуэты всадников. Так что ударило больно. Многих повыбивало из седел.

Кое-где и лошади полетели кубарем. Из-за чего натиск немного сбился.

Двадцать шагов.

Новый залп.

Считай — в упор. Такой же беглый из всех четырех рядов. Но куда как более продуктивный. Вон сколько неприятелей полетели на землю! Загляденье просто.

Впрочем, остановить конницу он не смог.

Лошади мамлюков летели вперед.

Неумолимо.

Однако же на плотную гребенку штыков и в толпу людей не пошли. Чай не кирасиры, не жандармы и даже не уланы российской выучки. Отвернули они и стали обтекать каре. Закручиваться вокруг них, а солдаты — принялись стрелять.

Стрелять.

Стрелять.

Стрелять.

Из третьего и четвертой шеренги. Потому как первые две не рисковали опускать свои мушкеты для перезарядки. Как взяли на изготовку для приема всадников штыками, так и держали…

Минута боя.

Вторая.

Третья.

Шум. Гам. Крики. Ржание коней.

Практически все пространство между каре заполнилось побитыми мамлюками. Но ни один из них не пробился внутрь каре.

Наконец мамлюки стихийно потянулись в сторону своего лагеря. Оставляя за собой множество раненых и убитых.

Прозвучали приказы.

И пехота амхара, стала перестраиваться шеренгами. Не очень быстро, но подходяще. Молодых солдат нервическое состояние пока еще не отпустило, однако тренировки давали о себе знать. Они действовали больше на автомате. Бездумно. На вбитых навыках.

Наконец построились.

И под барабаны пошли вперед. На все еще сильно превосходящих численно мамлюков, вызывая у последних немалое изумление…

Пройдя четверть пути командиры увидели — мамлюки разворачиваются.

Прозвучали новые команды.

И вновь пехота перестроилась в каре, изготовившись к бою…

И вновь мамлюки не смогли пробиться через штыки, обтекая построения под непрерывным огнем из мушкетов…

Так повторялось еще дважды.

Пока, наконец, мамлюки не дрогнули и не побежали.

Просто и бесхитростно.

По настоящему.

Потери, понесенные ими в этой битве, превысили все разумные пределы. Амхара же преследовали их до лагеря. Не дали там закрепиться. И вынудив бросить обоз, отбросили от столицы…

Бедные крестьяне плакали от радости. Они не верили в то, что смогли победить. Понятное дело — вчерашние. Но несмотря на муштру сознание у них покамест было еще крестьянское.

Они обнимались.

Смеялись.

Молились.

Эмоции били из них ключом.

Как и из негуса.

Он приготовился к смерти. У него оставалось несколько сотен верных всадников и эта пехота, в которую он совершенно не верил. Всадники спешились и приготовились принять смерть рядом со своим правителем. Но… не вышло…

Главное же заключалось в другом. Эта победа стала настоящей сенсацией для региона. И круг влияния негуса снова стал укрепляться, особенно там, где только новость о его неминуемом падении вынудила осторожничать местные власти.

Многие задумались.

Крепко задумались.

Ведь если негус с шестью тысячами пехоты сумел разгромить двадцать тысяч мамлюков, то смогут ли они выйти против него. И стоит ли это делать? Ведь именно дружба с русскими в конечном счете привела его к этой победе. Может быть не все так плохо, как болтали отдельные злые языки? Может присмотреться?..

Алексей хмурился, наблюдая за стрельбами.

Очень хотелось курить, но он держался. Иногда такие приступы на него накатывали. Особенно когда приходилось сильно нервничать…

Угроза тяжелой, едва ли не мировой войны, поставила перед Россией потребность максимально быстрого перевооружения.

Предельно быстрого.

И если с холодным оружием все было хорошо, а с артиллерией предсказуемо, то поспешная модернизация стрелкового оружия поставила руководство России в тупик. В первую очередь потому, что ситуация с затвором Фергюсона явно не клеилась…

Главной проблемой являлся износ механизма.

Как он был устроен? В бронзовом блоке затворной коробки, что накручивался на ствол, имелось вертикальное отверстие. В него вставлялся запирающий винт, соединенный со скобой — этакой предтечей скобы Генри.

Повернул скобу вбок вполоборота? Запирающий винт опустился, открывая окно зарядной каморы.

Повернул обратно? Закрыл.

В отличие от оригинального Фергюсона тут сверху сделали вырез для заряжание патроном бумажным. Ну и нарезы круче, чтобы не требовалось делать полный оборот скобы.

На первый взгляд все нормально. Но это только на первый взгляд…

В чем, собственно, заключалась проблема?

В обтюрации.

Патрон то бумажный, да еще и обрезался сзади винтом для облегчения воспламенения. Из-за чего при выстреле нагар проникал в нарезы винта и очень быстро его загрязнял. Двадцать-тридцать выстрелов — и все, требовалась чистка.

В принципе, если сила позволяла, можно было стрелять дальше, проворачивая загрязненный механизм. Но в этом случае начинался ускоренный износ конструкции. Испытания показали — триста пятьдесят — четыреста выстрелов. И все. Прорывы газов становились настолько значимы, что начинали представлять серьезную угрозу для стрелка.

Попробовали вариант со ствольной коробкой из пудлингового железа. Ситуация стала лучше. Но тут всплыла вторая проблема…

Дело все в том, что запирающий винт имел глубокую нарезку особого профиля. Просто так ее не сделать. Ни по бронзе, ни по железу. Для чего даже станочки придумали. Но даже с ними выжать больше 350–400 нарезок в год с одной производственной линии не получалось. Вот и выходило, что неспеша такое оружие можно было выпускать. Даже с железным затвором. Потихоньку перевооружая войска. А быстро — нет. Если, конечно, не создавать целое грандиозное производство.

Беда?

Беда.

Из-за чего конструкцию Фергюсона пришлось отбросить. И думать, что делать дальше…

Но время шло.

Дельных мыслей в голову не приходило. Ни у самого Алексея, ни у привлекаемых им специалистов, включая Лейбница с Ньютоном. Все конструкции получались либо с явными проблемами живучести, либо излишне трудоемкие в производстве.

Несколько месяцев мозговых штурмов.

И ничего.

Поэтому Алексей, видя сложившийся тупик, скрепя сердце, решил вытащить последний козырь из рукава — унитарный патрон. Благо, что этот «запасной аэродром» он готовил давно. Еще с тех дней в конце 1690-х, когда «изобретал» капсюли. С тех пор и возился неспеша. Сам. С минимальным привлечением сторонних людей, чтобы сведения не утекли на сторону. Так что, отчаявшись, он просто открыл несгорающий шкаф и достал с одной из его полок ящик, в котором лежала и документация, и некоторое количество готовых патронов. Предельно простых, ибо развлекаться тут с какой-то хитрой вытяжкой и обжимкой не хотелось. Во всяком случае — на первых порах. Цилиндрическая гильза с закраиной. Ну и капсюль со встроенной наковальней[1], чтобы облегчить как изготовление, так и ее повторное снаряжение гильзы.

Достал.

Показал.

Объяснил.

А потом поднял вопрос о создании затвора уже под него. Благо что теперь вопрос обтюрации стоял не так остро.

Засели.

Подняли собственные наработки и наброски, сделанные во время предыдущих мозговых штурмов. И уже через неделю изготовили опытный образец, который царевич сейчас и испытывал. Точнее присутствовал при опытных стрельбах, стоя чуть в стороне. Вдруг разрыв ствола или еще какая пакость? Но отпустить этот вопрос он не мог и контролировал максимально. Так, словно от этого зависела его собственная жизнь.

Конструкция получилась совершенно чудесным образом схожа со знаменитой поделкой Сильвестра Крнка. Ранней.

С казны на ствол накручивалась простейшая затворная рама с откидной вбок затворной «плитой». В которой было сделано отверстие с подпружиненным бойком.

И все.

Экстрактор — рычажок. Откинул затвор в бок и нажал на него — гильза и выскочила. В случае раздувания гильзы это вряд ли бы спасло, но в остальном — рабочее решение. А главное — предельное простое и легкое в изготовлении.

Батарейный замок старый тоже шел в дело. Затравочную полку с крышкой с него снимали, вместе с их пружиной. А в держатель курка ставили молоточек, вместо кремня, чтобы сподручно можно было бить по бойку.

Вот и вся система. Самая сложная деталь которой — затворная рама отливалась из бронзы в разъемных чугунных формах…

Да — далеко не самая удобная и толковая конструкция. По сути своей — колхоз. Зато этот затвор можно было делать буквально на коленке. А общий объем работы, особенно квалифицированной, был ничтожен настолько, что комиссия рассчитывала за год изготовить потребное количество затворов для переделки всего имеющегося в войсках оружия.

Старые гладкие стволы не нарезались обычным образом. Их проковывали на ротационной машинке после отжига. На оправке. Формируя едва заметные четыре широких нареза. Стандартный ствол в сорок дюймов такой аппарат «проходил» минут за пятнадцать.

Медленно.

Но в год со станка можно было снять порядка тридцати тысяч. С учетом простоя. Поэтому, задействовав все пять имеющихся станков, можно было не отставать в этом вопросе от затворов.

Пришлось, правда, снизить навеску пороха, чтобы относительно тонкие стенки ствола не разорвало. Ну и пулю применить достаточно специфическую. Стремясь облегчить ее, дабы не перегружать без меры ствол. Волей-неволей получилось что-то в духе компрессионной пули. Что позволило ее полностью утопить в гильзе, спрятав там канавки, заполненные свиным салом. Алексей не помнил для чего так делали, но в памяти отложилась эта странная мода смазывать канавки салом на таких пулях. Вот и применил, наслаждаясь теперь при каждом выстреле ароматом шкварок…

— Колхоз интертейнмент, — едва слышно прошептал царевич, наблюдая за опытными стрельбами.

Ему и самому от вида винтовки в семидесятом калибре становилось дурно. Перебор. Но оно вроде как работало. И… в общем-то почему нет? Во всяком случае в качестве временного решения. Перевооружиться. Может даже повоевать. А тем временем сделать что-то по уму. Толково. Во всяком случае не такую дичь, которую пришлось из-за аврала городить…

[1] В данном случае капсюль типа boxer.