Тренировочный день 6

Глава 4

Завтра у них ответственный день. Завтра с утра они встанут, примут душ, позавтракают, разомнутся и встретятся с командой из высшей лиги. Если ты хочешь расти — всегда играй с соперником, который превосходит тебя, это факт. Однако нет абсолютных истин в подлунном мире, как сказал бы старина Билли, и эта истина верна лишь отчасти. Проиграть в пух и прах, без возможности оказать нормальное сопротивление — не поможет прогрессу. Если пятиклассник выйдет на ринг против мастера спорта по боксу, то он даже не поймет, что случилось. Единственный урок, который можно будет вынести из неравного соревнования — никогда больше не попадай в такие ситуации.

Виктор оглядывает собравшихся вокруг девушек. Они расстелили матрасы прямо в центре площадки, рядышком. Уселись на них, кто-то по-турецки, а кто — полулежа, словно знойная гурия в саду Старца Горы или отдыхающая девушка на песчаном пляже, Салчакова Айгуля уселась по-японски, в классическую «сейза», поджав ноги под себя, как и положено воспитанной девушке. Лиля Бергштейн скрутилась в какую-то немыслимую позицию из йоги, положив подбородок на колено ноги и обхватив себя руками. Все внимательно смотрели на него, в огромном и полутемном помещении спорткомплекса, наступила тишина. Были погашены почти все лампы, которые обычно освещали проходы между трибунами и подсвечивали выходы, горело лишь несколько ламп прямо над центром площадки.

— Что же, это была насыщенная неделька. — говорит Виктор. Кто-то фыркает, кто-то улыбается, девушки переглядываются между собой. Неделька и правда выдалась насыщенной, сам Виктор успел на таких эмоциональных качелях покататься, что дай боженька. Два дня в себя приходил после той гранаты на белом гравии дорожки в пионерском лагере… коньяком отпивался, так и алкоголиком стать недолго. Потом — Лилька со своими фокусами… и вообще. Он чувствовал себя так, будто стал еще старше. Какое-то время после переноса сознания он думал, что вернулась молодость — молодое тело, гормоны, кипящие в крови, непосредственные и быстрые реакции. Но после этой недели возраст будто снова вернулся к нему. Нет, тело все еще было молодым, да и гормоны никуда не делись, та же Лилька не даст соврать… но вот в душе что-то перевернулось. И сейчас он хотел передать это чувство всем остальным в команде, чтобы на них снизошло то же вселенское спокойствие, что и на него тогда. Завтра с утра они встанут, скатают матрасы, унесут их в кладовку, пойдут гурьбой в душ, потом — в столовую на завтрак. А потом их будет ожидать самый важный матч в их карьере. Для большинства из девушек встреча с «Крыльями Советов» — это вершина карьеры. Большинство из них никогда не выйдут за пределы региона… даже Маша Волокитина, которая уже играет на уровне высшей лиги, но — старовата для этой самой высшей лиги. Рекрутеры, подбирая потенциальных игроков для своих команд, ищут в первую очередь перспективных и молодых. Тех, кто сможет раскрыть свой потенциал и играть в высшей лиге еще как минимум лет десять. Маша, которой уже под тридцатник — позднецвет. Она уже раскрылась полностью, у нее впереди максимум пять лет активной игры, дальше возраст начнет сказываться. Потому — нет. Из тех, кто сейчас сидит на площадке на уровень союзных соревнований могут выйти разве что Юля Синицына и Лиля Бергштейн. Ну и Салчакова Айгуля — если не скатится обратно в самобичевание и трястись перестанет. На месте рекрутера Виктор даже скорее Айгулю выбрал, чем Синицыну или Бергштейн, потому что Салчакова способна на многое, у нее и антропологические данные для волейбола и координация потрясающая, она сильная и выносливая, если дать человеку возможность выправить свои психологические моменты — она засияет как звезда. Синицына же… с ней те же проблемы что и с Волокитиной — она уже раскрылась, выше ей не вырасти. Да, это уже довольно высокий уровень, но глядя на нее уже ясно что она может, а глядя на Салчакову — совершенно непонятно что из нее вырастет, какой игрок. Что же до Бергштейн, то у нее все в порядке и координацией и со скоростью, выносливостью, силой, да чем угодно. Она как спортивный автомобиль в ряду семейных минивэнов, так она отличается от всех, но… ее подводят антропологические данные. Если проще, то она невысокого роста, мелкая для волейбола на высшем уровне. Это не мешает ей быть очень полезной на площадке, но ей приходится прикладывать вдвое больше усилий, чтобы компенсировать свой рост. Он-то понимает, что такая как она — жемчужина для любой команды, но современные тренера привыкли на все смотреть через призму профессиональной пригодности и выбирать потенциальных игроков от антропометрии. И еще один недостаток Лили — она не прикладывает достаточно усилий. Воспринимает все как игру. Она играет в волейбол, в то время как остальные — работают. Определенно ей нужно в теннис уйти, там и игра не командная, и характер ее проявится более ярко.

Что же до остальных… он обводит взглядом всех собравшихся. Валя Федосеева, сильна и вынослива, но слишком тяжела и массивна для высшей лиги. Чамдар Аня, дубль-копия Салчаковой, все то же самое, но чуть-чуть хуже и это чуть-чуть — ее проклятие. Никто ее и не видит на площадке, она — «Мелкая Казашка». Изьюрева Саша — стабильность, спокойствие, рабочая лошадка. Папина дочка, ее отец на каждой игре бывает. Вот потому-то Саша и обладает той самой непоколебимой уверенностью в себе, какой обладают только те девочки, у которых был сильный и любящий отец. Она искренне уверена, что самая красивая и самая-самая в мире, ведь папа постоянно твердил ей это. Саша не пропадет, она, пожалуй, самая эмоционально стабильная в команде, но вот высшая лига ей не светит. В какой-то мере она тут похожа на Лилю — ей не нужно выкладываться на полную, она тоже идет по жизни играя, но вот причины разные. Алена Маслова… быстрая, но недостаточно. Ловкая, сильная, умеет играть на своем месте, но… недостаточно, недостаточно, недостаточно. По сравнению с Лилей она как будто на месте стоит и это ее на самом деле глубоко задевает. Особенно учитывая тот факт, что Лиля и не старается особенно. Всем остальным, включая Наташу Маркову, высшая лига не светит ни в каком виде. Разрыв в качестве игры между игроками одной команды на уровне регионов — колоссальный. Тех же «Красных Соколов» вообще три человека тянут — Синицына, Бергштейн и Кондрашова. Все остальные у них — чисто статисты, на площадке постоять. Было бы возможно сокращенным составом на площадку выходить — они бы втроем и выходили, остальные им только мешаются.

Так что все понимают, что завтра у них самый важный матч во всей их карьере, за всю жизнь. Волнуются, переживают, пусть и делают вид что спокойны. На самом деле спокойной тут можно назвать разве что эту Бергштейн, которая идет по жизни смеясь и скорей всего искренне не понимает, чего тут волноваться — выиграем, так выиграем, проиграем так проиграем, что в первый раз что ли? И Машу Волокитину, которая наполнена угрюмой решительностью. Но у Волокитиной, в отличие от Лили — спокойствие самурая, спокойствие человека, который уже смирился с собственной смертью, суровое спокойствие человека, который принял свою судьбу.

— Итак. — говорит он: — завтра у нас ответственный матч.

— Скажи нам что-нибудь что мы не знаем… — бормочет себе под нос Алена Маслова и замолкает под недовольным взглядом Маши Волокитиной.

— Да, мы все это знаем. — Виктор усаживается поудобнее: — но я хотел бы поговорить с вами о том, что будет после.

— После? — хмурится Айгуля Салчакова, которая внимательно слушает его, наклонившись вперед.

— После того, как… — начинает было Алена Маслова и снова замолкает, отодвинувшись в сторону от Волокитиной.

— Да. После. Неважно, выиграем мы или нет, но завтра обязательно настанет и пройдет. Это неизбежно, нам не остановить время. Пройдет день, два, три, неделя, месяц… и все забудут этот матч.

— Если нас размажут как вареную картошку по тарелке — то не забудут. — ворчит Алена Маслова: — такое долго помнят.

— А чего тут помнить? Проиграли и проиграли… — пожимает плечами улыбающаяся Лиля: — зачем худое вспоминать? Помнить нужно хорошее!

— Легко тебе говорить…

— Хорошо. Пройдет год. Два года. Три. Думаешь кто-то будет об этом вспоминать? — Виктор поднимает бровь, повернувшись к Алене. Она задумывается. Чешет подбородок.

— Ну… через три года… могут и помнить, если совсем облажаемся… а вот через пять лет…

— Пусть будет пять лет, — кивает Виктор: — пусть будет пять лет.

— Да через пять лет и нас-то никого в команде не останется. — говорит Алена: — все кто куда денутся.

— И что же ты будешь делать через пять лет? — спрашивает Виктор.

— Я? Ну… — Алена оглядывается по сторонам: — а чего сразу я-то? Вон, другие тут есть… например, Изьюрева Саша. Саш, ты что делать будешь через пять лет?

— Замуж выйду. — отвечает Саша Изьюрева, ни секунды не поколебавшись с ответом: — выйду замуж и у меня будет дочка. И сын. И муж, высокий и красивый, который меня любит очень. А еще я закончу институт заочно.

— Замуж? — глаза у Алены заблестели: — а… уже есть кто на примете? Почему мы не знаем?

— Пока нет, но он меня обязательно найдет. — уверенно говорит Саша: — как иначе. А ты что делать будешь?

— Ну… — Алена снова чешет подбородок: — а я, наверное, тоже тогда замуж выйду. Да! За красивого мулата, вот. И будет у нас большой белый дом и участок с вишнями в палисаднике. Только рожать я пока не буду. Маша, а ты? Ты чего делать будешь через пять лет?

— Не знаю. — отвечает Маша Волокитина: — это так важно? Зачем это все?

— Хорошо. — говорит Виктор: — представьте себе, что после завтрашнего матча пройдет десять лет. Что вы все будете делать?

— Десять лет? Как много… эй, Лилька, а ты чего молчала? Ты чего делала бы через пять или десять лет? — Алена поворачивается к Лиле, которая смотрит вверх с задумчивым выражением на лице.

— Я буду в Африке. — отвечает девушка, продолжая смотреть в далекий потолок: — всегда хотела туда. А через десять лет самое время чтобы туда уехать. Буду животных изучать. Поведение и места обитания павианов, например.

— Чего?

— А что? Буду в пробковом шлеме и бежевой рубашке с гориллами дружить! И трудящимся Африки помогать сбросить иго империалистических колонистов! Надо будет попросить Витьку научить меня стрелять…

— Ну ты даешь… — Алена разочарованно садится обратно на свой матрас: — хотя чего я от тебя ждала, Бергштейн, у тебя все не как у людей. А я вот, наверное, тогда совсем прочно буду замужем и тоже детей рожу… двоих. Мальчика и девочку, как Салчакова вон. А у нее наверное штук пять к тому моменту будет. Да чего говорить, через десять лет все, наверное, замуж выйдут и детей нарожают, ну кроме Бергштейн, она с гориллами в Африке будет тусить как доктор Айболит.

— А я не собираюсь замуж. — твердо говорит Валя Федосеева: — чего я там не видела. Я лучше по миру буду путешествовать. К Лильке в Африку поеду, вот.

— Точно! Приезжай! — улыбается Лиля: — будем вместе горилл изучать!

— Ну Валька если костюм волосатый наденет так, и сама за гориллу сойдет… Ай! Валя! Отпусти! Прости! Прости! Я пошутила!

— Валя, положи Алену обратно. — вздыхает Виктор: — она пошутила. Она тебя любит на самом деле. Я о чем говорю — вот через десять лет вряд ли кто вспомнит чем именно закончился завтрашний матч, верно?

— Это точно. — говорит Алена, поправляя взлохмаченную прическу и одергивая футболку: — тогда уже всем давно пофиг станет.

— Хорошо. — Виктор смотрит на девушек: — а представьте себе, что будет через двадцать лет. Где вы будете, что вы будете делать. Будете ли вы вспоминать как именно вы сыграли завтрашний матч…

— Да через двадцать лет мы будем вспоминать его с улыбкой, даже если проиграем завтра. — говорит Алена: — верно же я говорю, товарищ Кайзер?

— Мы обязательно выиграем. — говорит Лиля: — потому что с нами Маша! С ней вместе мы обязательно всех победим! Правда же? Маш?

— Мушкетеры или двадцать лет спустя. — подает голос Маша и все замолкают: — через двадцать лет я перестану играть в волейбол. А еще я, наверное, умру в сорок, так что меня не будет. Как вы там будете вспоминать завтрашний матч — ваше дело.

— Ты чего, Маш⁈ — вскакивает на ноги Лиля: — как можно так⁈

— Умерла в сорок. Чтобы навсегда остаться в памяти красоткой. — кивает Алена: — понимаю, я так-то тоже не планирую до семидесяти жить, лучше помереть в тридцать пять.

— Погодите, как-то мрачновато это все. — говорит Айгуля: — вы чего, в самом деле? В сорок уже помирать собрались. У меня прадедушка еще живет вовсю, а ему, между прочим, девяносто пять! Он даже курит еще и вино пьет.

— Среднестатистическая продолжительность жизни женщины в Советском Союзе — семьдесят три года. — говорит Синицына и поправляет свои очки: — причины умирать раньше срока я не вижу. Возможно я буду не столь привлекательна внешне, но меня это волновать не будет. Пусть мои внуки страдают.

— Чтобы у тебя были внуки, Синицына, нужно чтобы у тебя были дети. — складывает руки на груди Айгуля: — а чтобы у тебя были дети, нужно чтобы нашелся кто-то, кто тебя трахать будет и от страха не умрет.

— Да, уж. — качает головой Виктор: — мы пришли сюда куда раньше, чем я ожидал.

— А чего ты ожидал? — задает вопрос Лиля: — видишь, как все мрачно стало! Скажи лучше что-нибудь веселое!

— Веселое? Не наш стиль, девчата. Ладно, я согласен с Лилей, умирать через двадцать лет вовсе не обязательно. Да и через пятьдесят, наверное, тоже… но я совершенно уверен в том, что через лет семьдесят-восемьдесят большинство из нас уже не будет топтать землю. А через еще лет десять — никого не останется. Все мы умрем к этому моменту, да.

— Я вот умирать не собираюсь. — говорит Лиля: — найду эликсир бессмертия и вечной молодости.

— Советские ученые наверняка придумают что-то для продления срока жизнедеятельности граждан СССР. — пускает блик стеклами очков Синицына.

— Надеюсь, что так. — пожимает плечами Виктор: — однако пока таких эликсиров не найдено и способов перенести сознание в ЭВМ тоже не открыто… а значит мы можем смело предположить, что через какую-то сотню никого из нас уже не будет. Как я уже сказал — время идет неумолимо и у нас нет способов его остановить. Что бы мы не делали — настанет этот день, ровно через сто лет — неминуемо настанет.

— … ну правда, Вить, мрачновато получается…

— Но в этом есть и хорошая сторона.

— И какая же?

— Всем будет плевать на какой-то товарищеский матч, который состоялся сто лет назад. Нам так уж точно…

— Уж утешил! — Лиля упирает руки в бока, сидя на своем матрасе: — что еще за хорошая новость такая⁈ Ты чего нас пугаешь тут?

— И правда. Что за новости такие хорошие? — хмурится Волокитина: — вовсе не новость и не хорошая. Что всем плевать будет на наш матч через столько лет — разве это новость?

— И даже мы с вами, если все же останемся в живых — вряд ли будем вспоминать с каким счетом прошел этот мачт. Но я уверен — что все же будем вспоминать кое-что другое. В памяти останется самое важное. Знаете, люди перед смертью редко когда жалеют, что проиграли какой-то там матч или там не заработали денег, не прославились, не стали большими начальниками. Перед смертью все обычно жалеют о том, что мало времени проводили со своими близкими людьми. Родными и друзьями. И я уверен, что через сто лет, если кто-то из нас все еще останется в живых — не будет жалеть о счете на табло. В памяти останется только самое важное… то, что в этот день сто лет назад мы вышли на площадку все вместе. Плечом к плечу. В памяти останется то, что мы поддерживали друг друга и сделали все, что от нас зависело, что мы ни на миг не дрогнули и не пали духом. В памяти друг у друга останемся мы. Все мы. — Виктор обводит девушек взглядом: — я не знаю, что будет после смерти, но если и есть потусторонний мир, то я буду помнить всех вас и на том свете. Важно не то, кто выиграл, а кто проиграл. Важно то, что мы играем все вместе. Никто не играет один, понимаете? И завтра, когда на эту самую площадку ступят наши соперники из «Крылышек» — это тоже не будет важным. Ничто не будет важным.

— И пчелы — херня?

— Именно.