Тренировочный день 6

Глава 17

Глава 17

Наполи Саркисян, племянник и ответственный человек

Он потушил сигарету и захлопнул пепельницу, встроенную в приборную доску стареньких «Жигулей». Взглянул на часы. Время было в самый раз — не слишком рано, но и не поздно. Те, кто насмотрелся фильмов про Джеймса Бонда и майора Пронина думают будто настоящие шпионы и разведчики всех мастей проворачивают свои темные делишки именно по ночам, одевшись в темное и немаркое, пролезая по карнизам или скользя по натянутой проволоке между домами, предварительно выстрелив из арбалета блестящим металлическим крюком-кошкой. Те, кто смотрят такие фильмы не понимают, что на самом деле разведчику или шпиону важно оказаться незамеченным. А уж человека с крюком-кошкой на крыше никто не забудет, если увидит. У Честертона в его «Отце Брауне» есть рассказ про человека-невидимку. И это не фантастика как у Герберта Уэллса, нет, там речь шла о вполне себе видимом человеке, который не нарушал никаких физических и оптических законов природы, его было видно, его можно было потрогать, он находился у всех на виду, однако одновременно его никто не замечал. Потому что смотреть, видеть и замечать — разные вещи. Люди видят дворника, который метет парковку во дворе, официанта, который несет заказ в кафе, но не замечают их. Если потом спросить их о том, какого роста был официант, который обслуживал их или там особые приметы дворника — никто не вспомнит. А вот подозрительного человека в шляпе и темных очках все вспомнят.

На этом и был основан парадокс невидимки отца Брауна — он изображал официанта на одной половине дома и джентльмена на другой. Официант одет в смокинг, и джентльмен тоже одет в смокинг, единственная разница между ними в том, что один согнут в раболепном поклоне, а второй — выступает гордо, чувствуя поколения пэров за спиной. Ах, да, еще белая салфетка на сгибе руки, но салфетку легко спрятать в нагрудном кармане или же небрежно перехватить другой рукой. Итак вся разница между джентльменом и официантом состояла в поведении. В свою очередь среди светских львов и львиц человек был невидимкой, потому что его принимали за официанта, а кому какое дело до официанта? В свою очередь у официантов не возникало никаких вопросов к джентльмену, да и не могло возникнуть. Вуаля — человек-невидимка. Вроде и есть, но никто его не замечает.

Наполи знал об этом феномене, ведь на самом деле он никогда не работал в КГБ, как считали его родственники, на самом деле он работал в еще более законспирированной конторе, где от качества обучения зависела его жизнь. С контрразведчиками из КГБ и Особого Отдела он скорее стоял по другую сторону баррикад, его задача была добывать сведения а не обеспечивать государственную тайну. Однако карьера молодого офицера ГРУ не задалась с самого начала, им пожертвовали как пешкой в Стамбуле, «засветив» для агентуры противника. Поэтому его вынуждено вернули в страну из «командировки» и теперь у него не было никаких карьерных возможностей вернуться, ведь с той стороны Железного Занавеса ничего не забывают и ничего не прощают. Так что Наполи смело мог добавить к своему титулу офицера ГРУ и разведчика титул «бывший». Контора обещала позаботиться и даже устроить куда-то на непыльную должность в Бюро, сидеть за столом и перекладывать бумажки, дожидаясь пенсии по выслуге лет, но он предпочел уволиться. Надоело выполнять приказы, а та самая жизнь на грани, на острие, которая в свое время и заставила его выбрать карьеру разведчика — стала уже недоступна.

Так что он выбрал семью. И не потому, что решил остепениться и вести спокойную жизнь обычного советского человека. В отличие от прочих он знал много такого, о чем не говорят на кухнях или митингах. Он своими глазами видел практически абсолютную власть партийных лидеров республик Средней Азии, где власть Советов понимают на свой особый, восточный лад. Видел бидоны из-под молока и железные двухсотлитровые бочки до самого верха, забитые пачками купюр, золотом и драгоценными камнями, видел «дачи» секретарей парткомов, больше похожие на дворцы, с бассейнами, крытыми теннисными кортами и подземными гаражами. Не понаслышке знал о гаремах из несовершеннолетних школьниц для некоторых из клана Рашидовых. О том, как внезапно пропадают люди, которые решают доложить «наверх» о многомиллиардных приписках в отчётности по сдаче хлопка, как либо подкупают, либо устраняют неугодных в МВД и прокуратуре республик Средней Азии, особенно в Узбекской ССР.

Наполи был воспитан в традициях ГРУ и излишнего, свербящего чувства справедливости у него не было, как и положено разведчику (пусть и бывшему) он был циничен и прагматичен. Стенать по поводу коррупции и беспредела не было смысла, а вот использовать все это в своих собственных интересах — имело смысл. Если высшее руководство страны поощряет такое, если ЦК КПСС не реагирует на прямые письма и обращения с мест — значит это кому-то нужно, значит так положено. А это означало, что такое — дозволено. И Наполи собирался самостоятельно создать такую же структуру. Работать на себя. Жить так, как живут Рашидовы — с бассейнами, гаремами и прочим. Вот только он не собирался деньги в жестяных бидонах гноить и в землю зарывать, у него все еще остались связи за рубежом, а там частные счета неприкосновенны.

Так что он уволился из Конторы и приехал в провинциальный сибирский город, к дяде Гураму. Зачем? Чтобы помочь дяде Гураму выстроить такую же семью как в клане Рашидовых в Узбекской ССР. В такой структуре обязательно найдется место бывшему разведчику, и оно конечно нашлось. Он уже сейчас знает все, чем занимается дядя Гурам и на чем делает деньги, так что в любой момент сможет перехватить управление кланом если с дядей что-то случиться. А пока ему важно показать себя, стать незаменимым. Хорошо что его двоюродный брат Давид такой придурок… ходит по городу как павлин, катает каких-то девок на папиной «Волге», пьет и дерется. Связался с какой-то лахудрой из школы, обычная учительница… хотя конечно симпатичная и ухоженная, но он, Наполи, видел в Стамбуле и Варшаве таких красоток, что эта рядом с ними как будто из подворотни выглядит.

Он закрыл стекло, вышел из машины и захлопнул дверцу. Огляделся по сторонам. Раннее утро. Такое время, что людей нет, через час-другой они уже заполнят улицы, торопясь на работу. Вот и хорошо… с ранья никто и спрашивать не будет, а если спросят — то тут главное вести себя уверенно, будто так и нужно. Чертов Давид, ухаживая за своей лахудрой из школы — умудрился выхватить от физрука, выхватить неслабо, даже в больнице валялся несколько дней. Непосвященному человеку покажется что травмы от падения. Упал неловко, со всеми бывает, пол бетонный, человек хрупкий, хрусть и пополам как говаривал Коровьев. Однако Наполи знал, что человеческое тело довольно прочный механизм, а Давид остеопорозом не страдал, косточки у него не стеклянные. Чтобы вот так переломаться — это нужно было его в бетономешалке прокрутить или с высоты четырех метров на асфальт уронить. Потому что при падении с высоты собственного роста человек ну никак не может себе локтевой сустав против движения вывернуть. Это характерная травма, она как визитная карточка человека, который умеет делать другим людям больно. Рычаг локтя в самбо например… хотя, судя по рассказу Давида все произошло в броске. Значит — другие приемы борьбы, что-то с дальнего востока, вроде джиу-джитсу или запрещенных приемов дзюдо.

И это все конечно неприятно, но придурок Давид сам виноват, сам бы и разбирался… а по-хорошему нужно было ему ремня вломить за то, что привлекает внимание там, где не нужно. Но вот то, что произошло потом… пистолетная пуля, пробившая стекло черной «Волги», аккуратная дырочка диаметром в девять миллиметров… это меняло все. Дяде Гураму он сказал, чтобы от физрука отстали, что это предупреждение и что парень скорее всего из Конторы, правда вот из какой — он не знает. Что пуля была выпущена из бесшумного ствола с ослабленной пороховой навеской, и он такое уже видел, хотя это было неправдой. Такое не могло быть Конторской разработкой, он видел бесшумные модели, видел и мог различать последствия выстрела, эта пуля пробила стекло, но ничего больше. Такая пуля даже не ранила бы человека, так что это в чистом виде предупреждение. Скорее всего кустарная разработка, самоделка.

А не сказал Наполи об этом, потому что не хотел, чтобы у Давида и дяди Гурама появилось острое желание все же отомстить физруку, сделав так, чтобы тот «пропал без вести». Потому что вокруг этого физрука происходило много странных вещей, крутилось много странных слухов и никто из Конторы не стал бы палиться вот так. Конторские они тихие, незаметные, физически крепкие, жилистые и на лицо такие, что взгляд отвел и тут же вспомнить не можешь. Это если законспирированные. Обаятельные весельчаки скорее в разведке нужны, на территории врага, дабы привлекать к себе людей. А если в сибирском городе внедряют человека в школу под прикрытием, так он должен тише воды и ниже травы сидеть, а не ломать руки и не стрелять в машины…

Наполи собирался жить долго и терпеть не мог тайн и загадок. Он понимал что лезть куда-то напролом всегда рискованно, могут и голову открутить, считать что он и дядя Гурам со своим кооперативом, с дядьями и братьями уже бога за бороду поймали — глупо. Но и позволить странному физруку оставаться неизвестным фактором в городе, где они решили свой клан обосновать — тоже неправильно.

Вот и ответ на вопрос «а что именно Наполи Саркисян, а по паспорту Николай Иванов делает ранним утром во дворе общежития Комбината». Он совершенно точно знает, что тренер Полищук сегодня не ночует дома, а ему нужно провести… оперативный досмотр квартиры. Не обыск, нет… оперативный досмотр отличается от обыска тем, что если у тебя дома провели обыск, то ты об это знаешь. Ну или узнаешь обязательно, как только домой вернешься. Досмотр же проводится тайно, все вещи возвращаются на свои места и в идеале никто ничего не заподозрит. В лучших традициях восточногерманской «Штази».

Он поднимается по лестнице на нужный этаж. Коридорная система, общежитие, запах чего-то прокисшего, стоящий на лестничной клетке, окурки в жестяной кружке на подоконнике. Замок на общей двери, настолько раздолбанный ключами всех жильцов, что его можно открыть отверткой просто провернув. Он открывает дверь и проходит в коридор. Третья дверь. Снова замок. Тут он останавливается и осматривает дверь и замок. Ранее утро, все жильцы еще спят, но если даже кто-то и застанет его тут, в коридоре, он сделал бы вид что так, как и должно. Что он друг Виктора Полищука, который дал ему ключ от своей комнаты, чтобы он забрал там нужную ему вещь. Или что еще… уж он бы придумал.

Он проворачивает отмычку в замке и проходит в дверь, прикрывает ее за собой, проворачивает замок, закрываясь. Вот и комната этого странного физрука. Он оглядывается. В неверном утреннем свете комната кажется меньше, чем есть на самом деле. Оперативный досмотр — это не обыск. Обыск это когда обыскивают все. Досмотр — это когда ты ищешь что-то важное и тебя интересует только это. Каждый человек прячет важные для него вещи… но прячет недалеко. Нужная тебе важная вещь должна быть под рукой, но в то же самое время — надежно спрятана. Так что…

Он опускается на колени и включает фонарь. Отодвигает половик в сторону и хмыкает, обнаружив что одна из половиц отходит в сторону при нажатии на нее. Зажимает фонарик в зубах, так чтобы он светил в нужном направлении и достает складной нож. Щелкает лезвием, поддевает кончиком ножа половицу и аккуратно вынимает ее, откладывая в сторону. Под половицами — небольшой сверток, глядя на который у него начинает чаще биться сердце, уж больно характерный у свертка вид. Он достает сверток из-под пола, уже ничуть не удивляясь его увесистости. Разворачивает ткань. В свете фонаря разглядывает грани и изгибы пистолета системы Марголина калибра пять и шесть. Несколько запасных магазинов. Коробка патронов. Магазины не снаряжены, все готово к длительному хранению, чтобы пружина подавателя не «устала».

— Мелкашка, — бормочет он вслух, стараясь не касаться металла пальцами: — оружие киллера. Кто же ты такой, Виктор Полищук?

В этот момент в двери кто-то гремит ключами! Неужели он вернулся раньше времени⁈ Наполи поспешно убирает все найденное под половицу, выключает фонарик, накидывает сверху цветастый половичок с белорусским орнаментом и выпрямляется, оглядываясь. В окно? Третий этаж, высоко, да и закрыто оно… он не успеет!

Он поворачивается к двери, лихорадочно соображая, что же делать. Если это сам Полищук, то возможно придется драться, а учитывая, что этот странный физрук сделал с Давидом он довольно опасный противник, так что…

Наполи убирает руку с ножом за спину, сожалея о том, что не захватил с собой никакого оружия, сейчас бы пригодился пистолет, рукопашная схватка с профессионалом слишком опасная игра…

— О! Витька! Ты уже вернулся! Как там… Ой! А ты… вы кто? — раздается девичий голос и Наполи немного расслабляется. Это одна из соседок Полищука по общежитию, девушка из малярной бригады и конечно же понятно, что она делает в его комнате с утра. Наверняка у этого физрука с ней интрижка, впрочем, как и со школьной учительницей, как и с половиной волейбольной команды Комбината, как и со старшеклассницами в его школе. Наполи чувствует, что начинает остро завидовать этому гаду.

— Извините. — говорит он: — а я друг Виктора. Он просил зайти к нему, захватить рубашку.

— Рубашку? — девушка останавливается в дверях, глядя на него с подозрением: — какую еще рубашку?

— Клетчатую. — наугад рубит Наполи: — он свою все измарал, как назад через весь город возвращаться, вот и попросил меня.

— Клетчатую? — повторяет девушка и Наполи думает, что он что-то совсем перенервничал, думал что сейчас придется схватиться с опасным противником, засуетился и выдал что-то невнятное. Рубашку ему… нужно было что-то другое сказать. Магнитофон там или гитару, вон же есть гитара, это куда правдоподобнее, гитары не хватает в обществе, отмечают они победу в товарищеском матче все вместе, гуляют до утра, а гитары нет. А он — рубашку… да кому нужна рубашка, Полищук тот же и вовсе может по пояс голый ходить, у него торс как у Аполлона, что ему. Подозрительно… неужели придется девушку по голове бить? Он мысленно примерился к челюсти девушки. Правой сбоку… и она выключится. Надо было сразу бить, она бы его не запомнила, после нокаута забывается доля секунды, а он с ней заговорил, черт, черт… но у него в руке нож, нужно убрать его, сложить и убрать в карман и все это — не привлекая внимания… а уже потом…

— Так чего ты в темноте ищешь-то? — искренне удивляется девушка: — вот же она там. — она щелкает выключателем, включая свет. Наполи прищуривается, а девушка делает два шага и открывает… холодильник!

— Вот тут у него клетчатая рубашка и лежит. — говорит девушка: — вот тут поновее, а эта — рабочая. Тебе какую?

— Ну… — Наполи выбит из колеи этим простым вопросом. Какую ему?

— Ай, чего я тебя спрашиваю, ты же мужик. Мужики не разбираются. Если Витька тебя за рубашкой прислал, значит ему новая нужна. Он поди после пьянки собирается в школу сразу идти. — девушка забирает рубашку из холодильника и тычет ему в руки: — на вот, держи.

— С-спасибо.

— Они с Лилькой сильно надрались? И как там эта дылда длинная, Салчакова — призналась ему уже? И почему меня не позвали? — наседает на него девушка: — вот негодяи! Уж я устрою ему как вернется!

— А… ну мне наверное идти пора и…

— Куда! — девушка хватает его за рукав: — я думала Витька вернулся, а тут ты. А мне поговорить не с кем, Светка опять с Батором поругалась, а я совсем одна. Слушай, а как тебя зовут?

— Николай.

— Я — Марина. Скажи Николай, а какие девушки тебе больше нравятся?

— Ээ… так и не сказать сразу… — с тоской посмотрел на такую далекую дверь бывший разведчик Николай Иванов, известный в узком семейном кругу как Наполи Саркисян: — а тебе на работу не пора разве?

— У нас со Светкой посменная работа же! Сегодня выходной! А она снова со своим Батором, Батор то, да Батор се, надоело! — девушка плюхается на кровать и устраивается там, скрестив ноги по-турецки, хлопает рукой рядом: — садись, Николай, поговорим. Слушай, а у тебя девушка есть? Нету? Сегодня индийское кино в «Заре» крутят, может сходим? Витька с рубашкой подождет, а то давай вместе ему отвезем?

— Ээ… я пожалуй…

— Стоямба! Ты чего, Николай⁈ Одинокая девушка в печали, тебя разве не учили что барышня в опасности это сигнал для всех рыцарей вокруг? Вот ты — разве не рыцарь?

— Рыцарь. — вздыхает Наполи и садится рядом с этой странной девушкой: — ну давай рассказывай. Что там у тебя с Батором?

— Не у меня, а у Светки! Ты, как всегда, меня даже не слушаешь!

— Как всегда?

— Как всегда! Вот, слушай…