Тренировочный день 3

Глава 13

Глава 13

Главки с булавку

Недалеко за городом, за его растущими окраинами — находились песчаные карьеры, откуда в свое время брали песок и щебень для большой стройки Комбината. С тех пор прошло много лет и песчаные склоны карьеров заросли редкой растительностью, а кое-какие из карьеров даже заполнились водой, образовав рукотворные водоемы. Купаться на карьерах было, конечно, запрещено, даже табличка такая где-то стояла, но когда мальчишки таких предупреждений слушались?

На песчаном склоне одного из оврагов сидели двое и что-то сосредоточено мастерили на коленке, ведя неторопливую беседу.

— Зуб шатается. — говорит Володя Лермонтович и запускает пальцы в рот, ощупывая шатающийся зуб: — неудобно во рту как-то…

— Давай мы его ниткой рванем? — предлагает его закадычный друг, Никита Тепляков: — как в книге — привяжем к дверной ручке в классе и подождем, когда физрук придет. У него руки сильные, он тебе враз зуб выдернет.

— Не дам я себя к дверной ручке привязывать. — отвечает Володя и убирает руки, вытирает их об штанину: — ты, Никитос, лучше не болтай языком попусту, а работай. Измельчай все как следует.

— Да я вроде измельчил. — отвечает Никита и отстраняется, давая Володе оценить результаты его трудов. Володя наклоняется, изучая смятый листок в клеточку, вырванный из тетради. На листочке были сложены кусочки прозрачной целлулоидной линейки, так называемой «Командирской» линейки, с трафаретами прямоугольников и ромбов, с транспортиром и углами, а еще с силуэтом самолета. Такой линейкой было удобно рисовать в тетради карты сражений, воображая себя генералом, склонившимся над картой перед решающей битвой. Однако у этой линейки была еще одна важная функция, будучи подожженной она очень быстро горела и нещадно дымила. Самое то для дымовухи.

— Слишком крупные куски. — заявляет Володя и тычет пальцев в обломок линейки с куском транспортира: — ты чего? Как мы все это в фольгу потом заворачивать будем? Не ленись, ломая как положено все. Видишь же, я занят. — он поднимает вверх руку, показывая пустой стержень от шариковой ручки: — фитиль делаю.

— Ладно, сейчас сделаю. — отвечает Никита, начиная ломать обломки «Командирской» на еще более мелкие части: — жалко, что у нас теннисного мячика нет, они тоже дымят будь здоров и горят ого как!

— Дюша сказал, что селитру достать может. — замечает Володя: — самую настоящую! Если с дымным порохом смешать, то кааак рванет потом!

— Дюша звездит как дышит. — Никита заканчивает разламывать линейку и снова собирает все в вырванный из тетрадки листочек бумаги в клетку: — в прошлый раз он нам свистел будто тетю Катю из продуктового в кладовке трахнул, помнишь?

— Да не свистел он! Он правда ее трахнул! И не в кладовке, а в подсобном помещении. Там еще ящики деревянные стоят, он же говорил, что прямо на ящиках ее и оттарабанил! Юбку задрал и к стенке прижал!

— Да твой Дюша свистит как дышит! Тетя Катя взрослая совсем, ей сколько уже? Двадцать восемь наверное? Кому твой Дюша сдался, трахаться с ним на ящиках… — сопит Володя, счищая серные головки от спичек и утрамбовывая их в пустой стержень от шариковой ручки.

— Ну не знаю… помнишь ребята за гаражами рассказывали, как тетя Катя к какому-то из них приставала? Ну типа звала в подсобку, шоколадные конфеты предлагала? — Никита смял листок с обломками линейки и принялся обертывать его в фольгу. Володя тем временем достал перочинный ножик и обрезал стержень от шариковой ручки, сделав его покороче. Забил остатки серных головок от спичек и полюбовался на дело своих рук.

— Мне тетя Катя не нравилась никогда. — невпопад говорит он, доставая новый коробок спичек: — о, снова Балабановские с зелеными головками…

— Балабановские… Если тетя Катя тебе не нравится… то кто тебе нравится? Инка Коломиец? Или Нарышкина?

— Да не нравится мне Нарышкина! — Володя ерзает, устраиваясь поудобнее на песчаном склоне: — еще и имя такое… Елизавета. Как будто товарищ Сухов ей письмо пишет.

— Ага. — кивает Никита: — душа моя рвется к вам, ненаглядная Елизавета Матвеевна как журавль в небо, однако же случилась у нас небольшая заминка… эх, мне бы наган как у товарища Сухова! Или даже маузер! В прошлый раз с Поповичем в тире круто постреляли, я аж две девятки выбил! Пистолет такой тяжелый…

— Я с дедом на охоту ходил, он мне дал из ружья бахнуть. — говорит Володя, забивая стержень зелеными серными головками: — знаешь как потом в ушах звенело? Два дня ничего правым ухом не слышал. Только звук такой — иииии, как будто комар постоянно над ухом жужжит.

— Ого. — проникается уважением Никита: — правда, что ли⁈ И как? Отдача была?

— Как-как. Каком кверху. В плечо садануло, синяк был вот такенный. — отвечает Володя и поднимает срезанный стержень, забитый серой: — все, фитиль готов, давай сюда дымовуху. — он забирает шарик из фольги у Никиты и вставляет стержень. Сминает фольгу, перочинным ножиком проделывает несколько отверстий. Отстраняется и критически оглядывает свою работу с разных сторон.

— Классно получилось. — говорит он: — совсем как бомба настоящая. Как у карбонариев и бомбистов. Еще осталось?

— Не. Все, кончилась линейка. — разводит руками Никита: — всего две же было. И неваляшка тоже кончилась. Я думал от нее много пластика будет, а она оказывается внутри совсем пустая, да и стенки тонкие… едва на пару хватило.

— Жаль. Но ничего, мы сколько… пять штук сделали. На, держи. — Володя кидает сделанную бомбочку-дымовуху своему товарищу: — потом в городском парке запалим. А еще одну я Лизке под дверь кину.

— Нарышкиной?

— Точно. Пусть попрыгает, а то в последнее время она с подругами уж больно ласковая к Поповичу стала.

— Да она всегда к нему неровно дышала. Помнишь, как Попович помогал ей через козла прыгнуть? Прямо за талию вот так брал… наверное налапался. И вообще он же на физре всех девчонок трогать может, озабоченный. А ты же видел какая у него девушка краля? Я бы такую в подсобке на ящиках… — Никита причмокивает губами: — оттарабанил бы. Эй! — он возмущенно хватается за голову: — за что⁈

— Чтобы глупостей не говорил. Оттарабанил бы он ее… — ворчит Володя: — где она, а где ты. Она мастер спорта по волейболу, между прочим. А ты двоечник и в пионеры тебя предпоследним приняли!

— Ну и что. Я же так… гипотетически. В смысле — если бы она дала. Вдруг она по малолеткам, как тетя Катя? Или как та вожатая, что в «Орленке» весь свой отряд в душевую сводила. Я бы к ней в отряд хотел попасть…

— Озабоченный ты Никитос.

— Я? А ты-то сам! Как она села на учительский стол перед тобой, так ты сразу покраснел и в туалет убежал! Колись, увидел там что? Она хоть трусы под юбкой носит? Какого цвета? Колись, Лермонтович! Мне с моего места вообще ничего не было видно, как я шею не тянул — ничего не увидел. Чуть как жираф не стал…

— Да я откуда знаю! Не видел я ничего.

— А чего ты выскочил из класса как рак вареный⁈

— Да не в этом дело! Нормальные у нее трусы… хлопчатобумажные, белые. Не в этом дело… — оправдывается Володя: — я не потому…

— А… это когда она сказала, что в субботу с Нарышкиной в баню пойдет. — понимающе кивает Никита: — ну тут у меня у самого чуть кровь носом не пошла. А давай за ними подсмотрим! Ну если они в общественную баню пойдут, которая номер два у Комбината. Там если со стороны кочегарки подкрасться, то вроде есть место, где стекло закрашенное бритвочкой счистили и можно подглядеть… главное, чтобы не поймали нас там, а то потом так влетит.

— В субботу мы же в поход идем. — отзывается Володя: — и не буду я за Нарышкиной подглядывать. Что за глупости.

— Все-таки нравится она тебе. Тили-тили-тесто.

— Драться хочешь⁈ — тут же вскипел Володя Лермонтович: — а ну иди сюда!

— Не, не хочу драться. — Никита выставляет вперед руки в примирительном жесте: — чего ты взъелся? Ну нравится и нравится, мне вон Барыня нравится в нашем классе.

— Новенькая? В очках которая? А чего тебе в ней нравится? — мгновенно успокаивается Володя и садится на песок.

— У нее грудь видал какая? Большая. Вот за ней я был в бане подглядел…

— Да тебе дай волю ты бы за всем стал подглядывать, озабоченный!

— Это называется — природное любопытство, Лермонтович. Мне любопытно. И в отличие от тебя мне неважно за кем подглядывать. Тебе вот Лизку Нарышкину подавай, а я могу и за Барыней подсмотреть и за Наташкой Гасленко, и за Инкой Коломиец и даже за Тереховой, хотя она и худая как смертный грех. Ну и где твой солдат? Время уже полвторого.

— Скоро будет. Наверное. Может у них в роте часов нет. Ну или вызвали куда, на учения там… — Володя оглядывается по сторонам: — обещал прийти.

— Мы с тобой и так сегодня площадку в школе пропустили… — грустит Никита: — как бы не влетело потом.

— Не ссы, Никитос, это же не школа, а летняя площадка. Тут осталось то недельку потерпеть, а потом я в деревню уеду к деду, а ты в лагерь. — говорит Володя: — вообще придумали же летнюю площадку, сплошные мучения для людей. Отпустили бы на каникулы и все. О! Вон он идет! — он привстает и машет рукой.

— А, малые. Вот вы где. — к ним подходит солдат в армейском хэбэ, с красными петлицами с изображением крылышек на колесах и красными же погонами с надписью «СА». Пилотка на голове залихватски сдвинута вбок, открывая чуб. Ремень висит, медная пряжка с звездой находится заметно ниже пупка, едва ли не в паху. Голенища кирзовых сапог сложены гармошкой, а в зубах в него дымит цигарка «Беломорканала».

— Принес⁈ Принес⁈ Принес же, скажи! — подпрыгивает от нетерпения Лермонтович: — покажи!

— Цыц, малой, не мельтеши. — солидно говорит солдат: — всему свое время. Сперва ты показывай, достал или нет.

— Обижаешь. Конечно достал. Вот! — на протянутой ладони у Володи Лермонтовича блестит эмалью значок «Гвардия», красная звезда в центре, белый фон, золотой венок и красное знамя сверху. Внизу надпись «СССР». Из-за эмали все цвета на значке очень контрастные и невероятно сочные, белый фон переливается перламутром, а красное знамя светится насыщенным рубином.

— Ого. Дай-ка сюда. — солдат забирает значок у Володи и пристально разглядывает его: — точно достал. Молодец Вольдемар. Смотри-ка… а где достал? Украл поди?

— Ничего не украл. — вступается за друга Никита: — я у отца с кителя снял. У меня папа военный.

— Даже так. — солдат прячет значок за пазуху: — ну тогда все в порядке. Спасибо за значок, Вольдемар и его друг с папой-военным. Пока.

— Что⁈ Мы так не договаривались! Ты же обещал! А ну верни значок! — сжимает кулаки Володя. Солдат хмыкает и треплет его по голове, взъерошив волосы. Лермонтович — вырывается и бросает на него бешеный взгляд.

— Да не ссы, Вольдемар, солдат ребенка не обидит. — скалит свои желтоватые зубы солдат: — пошутил я. Принес я все, принес. Вот. — он вынимает руку из кармана: — смотри.

— Ого… — Володя и Никита задерживают дыхание глядя на зеленую рубчатую поверхность: — это же…

— Оборонительная граната Ф-1. — кивает солдат: — в полном комплекте, с запалом. Выпрямляешь усики, выдергиваешь кольцо, прижимаешь пальцами предохранительную чеку и бросаешь. Как чека в сторону отлетит — у тебя ровно три секунды чтобы не отсвечивать, а разлет осколков у этой дуры — триста метров. Был бы… если бы это была настоящая граната.

— Что? — поднимает голову Володя: — но я думал, что ты настоящую принесешь!

— Ага, чтобы вы себя на ней подорвали, малолетние идиоты? — солдат снова треплет Володю по макушке: — это учебная. Но не спеши расстраиваться… вот смотри. — он выпрямляет усики шпильки и выдергивает кольцо.

— На, держи. — кладет кольцо со шпилькой в руку Володи Лермонтовича: — а теперь главное запомни куда чека отлетит, у меня всего два УСМ, то бишь ударно-спусковых механизма. Вот эта металлическая трубка с чекой. Ну и запалов штук десять, а УСМ всего два, потеряешь чеку — останешься без нее. Вот смотри… — он бросает гранату в песок неподалеку, слишком близко, буквально в нескольких шагах. В воздухе серебристой рыбкой мелькает скоба предохранительной чеки и раздается негромкий хлопок.

— Сработал запал. И раз, и два, и три… — солдат успевает сказать «три» и в этот момент гремит самый настоящий взрыв! Володя с Никитой — чуть приседают.

— Вот! — удовлетворенно говорит солдат: — почти как настоящая. У нее дырка в корпусе, учебный запал совсем как настоящий, с задержкой на три секунды, только хлопок вместо взрыва, вот и все. Учебный запал просто пыж выбивает через дырку, туда же и газы от взрыва отходят. А корпус учебной гранаты и УСМ можно по новой использовать, только новый запал вкрутить и все. Запомнили куда чека отлетела?

— А? — переспрашивает Володя, глядя на корпус учебной гранаты. Было громко! Очень громко!

— Я говорю — потеряете чеку, потом не найдете. Вот. — солдат достает из кармана несколько металлических стержней: — учебные запалы. И еще один УСМ. Держи. Сейчас… — передав все ошалевшему Лермонтовичу он делает несколько шагов и подбирает учебную гранату. Выкручивает из нее УСМ.

— Видишь? — он демонстрирует ребятам покрытый гарью и копотью корпус запала: — выкручиваешь старый запал и вкручиваешь новый. Потом предохранительной скобой поддеваешь ударник, вставляешь шпильку с кольцом и усики разводишь. Вкручиваешь в гранату и вуаля, сеньоры — у вас снова все готово к употреблению. Так что вот так. Нет, ну если ты не хочешь меняться, так я тебе твою «Гвардию» верну, а ты мне все остальное и разойдемся как в море корабли…

— Нет! — Володя поспешно забирает учебную гранату из рук у солдата, с благоговением ощущая ее тяжелую, ребристую поверхность: — мы согласны! Спасибо большое! Спасибо!

— Дай мне подержать! — не выдерживает Никита: — дай глянуть, ну!

— Вы лучше чеку найдите, она где-то тут валяется. — говорит солдат: — а то только на раз бахнуть останется, если еще и эту пролюбите военно-морским способом. Ну ладно, пойду я в часть… и малой!

— Да?

— Если еще у тебя есть значки, ну там «Гвардия» или «Меткий стрелок», может быть «Специалист» любого разряда или… ну если парашютные есть — за прыжки, то я тебе еще чего достать могу. — солдат прищуривается: — взрыв-пакеты, ракеты сигнальные или там дымовые шашки — настоящие, а не то, что вы тут из мячиков от пинг-пога мастерите. Патроны тоже могу достать, самопалов потом наделаете. Камуфляж, «березка» тоже могу подогнать. У парней в части скоро дембель, им значки во как нужны сейчас. Так что?

— Я… я достану! — говорит Никита: — у моего папы еще есть! Целая коллекция!

— Класс, че. — кивает солдат и прищуривается: — лады, малышня. Вот вам напоследок загадка — что в танке важнее всего?

— Ээ… пушка? — предполагает Володя, передавая учебную Ф-1 своему другу и тот с трепетом принимает ее, ощупывая пальцами ребристую поверхность, выкрашенную в хаки.

— Неа. — качает головой солдат: — думайте, малышня, думайте. Додумаетесь — еще одну такую задарю.

— Правда⁈ Тогда… броня! Вот! В танке самое главное — броня! — подскакивает на месте Никита: — у нас будут две гранаты! Тебе и мне! Каждому по гранате.

— Снова нет. — солдат достает из уголка рта папиросу и гасит ее о подошву сапога, щелчком отбрасывает окурок в овраг: — ну же, молодежь, шевелите извилинами. Чему вас в школе учат нынче?

— Самое главное в танке… танк — это, по сути, орудие на гусеничном ходу… — задумывается Володя Лермонтович: — то есть сочетание огневой мощи и скорости, все это вместе под броневой защитой. Комплекс! Все вместе — орудие, броня, гусеницы с мотором и экипаж — все это вместе и будет самым важным в танке!

— И снова нет, товарищ пионер. — улыбается солдат, достав пачку «Беломора» и выбивая из нее новую папиросу: — сдаетесь? Ну так вот, товарищи школьники, запомните, в танке главное — не ссать!