Глава тридцать седьмая Эмбрионы

В связи со смертью девятилетней Терри Кемпбелл из города Андовер, штат Массачусетс, Невменову поручили задать несколько вопросов доктору медицины Дугласу Иглмену, открывшему частную клинику в Москве.

К несказанному удивлению шефа российского отделения Интерпола, Иглмен практиковал на территории Центральной клинической больницы, принадлежавшей ранее четвертому, кремлевскому, отделению Минздрава. Громадный кунцевский комплекс и ныне обслуживал все ветви власти, включая Президента. Для первых лиц был отведен особый корпус, оборудованный линиями связи и небольшой телестудией, позволяющей в случае экстренной надобности выйти в эфир. Огороженный внутренним периметром, корпус бдительно охранялся даже в то время, когда пустовал.

В свое время именно здесь построили декорации избирательного пункта, чтобы в последний раз явить миру Константина Устиновича Черненко, которому оставалось жить считанные часы. Все честь по чести: растроганные лица членов избирательной комиссии, кабина, урна, пока только для бюллетеня, и букет цветов, уже дышавших тленом.


Но было бы ошибочно полагать, что в кунцевской ЦКБ с тех пор ничего не изменилось. Сформировавшаяся в стране политико-экономическая система, где робкие черенки демократии причудливо мутировали на стойко укорененном подвое номенклатурной державности, а капитализм образовал уродливую химеру с социализмом, наложила свой несколько карикатурный отпечаток и на режимную медицину.

Теперь попасть сюда мог, кто угодно. Не в отдельный корпус, понятно, но безусловно в отдельную палату и, разумеется, за большие деньги. На первых порах это приводило к курьезным сценам, когда в больничных коридорах встречались старые знакомые, скажем, вор в законе и городской прокурор. При этом у вора, оплатившего пребывание твердой валютой, даже были некоторые преимущества перед служителем Фемиды, которого лечили за государственный счет.

Такая звезда криминала, как, к примеру, Китаец, поправлявший здесь здоровье после недолгой отсидки, обслуживался на уровне министра или бывшего завотделом ЦК. Человек светский и обаятельный, Нефедов мило раскланивался с прокурором, шутил с генералом милиции и поигрывал в шахматишки с последним премьером коммунистического правительства.

Некоторая странность ситуации никого особенно не смущала, ибо за высоким забором ЦКБ днем и ночью шумел еще более странный город, а за его окраинами — область и уже совершенно непостижимая умом провинция со своими президентами, ханами и секретарями обкомов.

Коммерческая деятельность больницы не ограничивалась одними платными услугами. Основной доход приносила аренда добротных, оснащенных всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами помещений. Множество фирм, преимущественно зарубежных, нашло приют под гостеприимным кровом прославленного учреждения, внесшего достойный вклад в упрочение и воспроизводство тоталитарного режима.

Воспроизводство, сугубо в биологическом, без всякой политики, аспекте, и послужило основной причиной появления доктора Иглмена в столице Российской Федерации. У себя на родине он вызвал кратковременную сенсацию изобретением сыворотки, якобы излечивающей от паралича. Материалом для ее приготовления служила зародышевая ткань и плацента, издавна использовавшаяся в производстве всевозможных омолаживающих кремов и чудодейственных мазей. Не бог весть какая новация в медицине, но на первых порах результаты показались обнадеживающими. Тем более что, кроме инъекций, Иглмен широко использовал и методы гипноза, а также физиотерапии, которые уже сами по себе вызывали благоприятные изменения в парализованных органах. Лечение стоило дорого, один зародышевый материал обходился в тысячи долларов, но от желающих не было отбоя.

Преуспевающий врач уже подумывал о строительстве специального госпиталя и даже присмотрел подходящее местечко в штате Небраска. Щедро оплаченная реклама принесла настолько широкую известность, что Иглмен и сам уверовал в свою гениальность. Нобелевская медаль ему навряд ли светила, но оттиски статей регулярно посылались по стокгольмским адресам. Чем черт не шутит?

Черт не шутит огнем, в котором обновляется природа и все, достойное конца, обращается в пепел.

Сделаться новым Солком, подарившим благодарному человечеству вакцину против полиомиелита, Иглмену было явно не суждено.

Один за другим пациенты начали предъявлять иски. Ремиссия оказалась слишком короткой. Через пять-шесть месяцев больные возвращались в прежнее состояние. У некоторых, особенно детей, наблюдались осложнения.

В дело вмешалась врачебная комиссия, пользующаяся в США непререкаемым авторитетом, соизмеримым разве что с Верховным судом. Последовавший вердикт окончательно и бесповоротно выбил почву из-под ног Иглмена. Его сыворотка была признана в лучшем случае бесполезной, а сам он лишен лицензии. С частной практикой пришлось распрощаться. В России наглый проходимец, не имеющий врачебного диплома, мог беспрепятственно пользовать страдающих онкологическими заболеваниями, вконец отчаявшихся людей шарлатанскими средствами вроде акульей печени или ртути. И это воспринималось чуть ли не как триумф демократии. В странах традиционно демократических подобные номера не проходят. Иглмен вынужден был подчиниться закону, ибо в противном случае его ожидала многолетняя отсидка. Оплата исков, вместе с судебными издержками, полностью истощила его банковский счет. Пришлось продать дом и сменить место жительства. Перебравшись в захолустный городишко Санта-Магдалена, на самой границе с Мексикой, он занялся подпольным врачеванием в нищей среде незаконных эмигрантов, для которых любая огласка была столь же нежелательна, как и для него самого. Будучи вполне квалифицированным медиком, Иглмен исправно навещал импровизированные поселки, где в вечном страхе перед иммиграционной службой обитали сельскохозяйственные рабочие из Латинской Америки — латинос. Заработки были грошовые, но на жизнь хватало.

В ночном баре «Кармелита», куда Иглмен частенько заглядывал пропустить стаканчик мексиканской водки, которую гонят из сока агавы, случай свел его с Леонидом Пидкоблученко, русским торговцем наркотиками, каким-то образом ухитрившимся получить «Грин кард» — вид на жительство.

Лайон, как называл себя Пидкоблученко, оказался парнем веселым и разговорчивым. Нахальный, но добродушный и с крепкой деловой хваткой, он произвел на несостоявшегося нобелевского лауреата благоприятное впечатление. Оба поняли, что знакомство может оказаться полезным.

Лайон сумел убедить Иглмена, что на неосвоенной целине СНГ его ожидает сногсшибательная карьера. Особенно убедительно выглядела статистика абортов. Что же касается материальных последствий операции, вполне легальной, эта сторона дела вообще не регулировалась законодательством. За небольшую мзду нужные ткани можно было регулярно получать из любого родильного дома. От проблем материнства и младенчества Пидкоблученко был весьма далек, но от прежней своей клиентуры, молодых проституток по преимуществу, успел нахвататься полезных сведений. Предложив Иглмену заключить партнерское соглашение, он брался за свой счет организовать ознакомительную поездку.

Визиту предшествовала умно построенная реклама, в которой приняли деятельное участие ведущие развлекательных передач и звезды эстрады. Для пропаганды сыворотки, к вящему удивлению массачусетского целителя, не понадобилось никаких документов. «Третий глаз», «Ваше здоровье», «Экстро-пси» и «Среди тайн и чудес», вкупе с поп-группой Антона Изотова, раздули славу заокеанского гастролера до тропосферы, слоя Хевисайда и поясов Ван-Аллена, то есть попросту до небес.

Оплачивалось телевизионное время и, неофициально, услуги заинтересованных лиц, доброе отношение вообще. Пидкоблученко точно знал, кому и сколько.

Следующей ступенью стало появление Иглмена в передаче «Новинки науки». Невзирая на тощую аудиторию — всего четыре процента, она имела первостепенное значение для претворения грандиозного проекта в жизнь.

С благословения ведущего, Иглмена усадили за один стол со светилами отечественной науки: вице-президентом Академии наук Викториным и первым человеком Академии медицины Подкладочниковым. После передачи все участники, вместе со съемочной группой, отправились в ресторан, который, как оказалось, был частной собственностью нескольких именитых академиков.

Воистину Россия представляла собой страну неограниченных возможностей, новое Эльдорадо. Лайон Пидл не соврал. На родине предков Пидкоблученко изъяснялся исключительно по-английски, скверно, надо сказать, что ничуть не мешало ему развернуться на широкую ногу, скорее способствовало. В его руках неожиданно оказались миллионы долларов, пусть и сомнительного происхождения, но настоящих, коими он и распорядился более чем успешно. Нашелся крупный предприниматель господин Николай Авдеев, который инвестировал в акционерное общество «Иглмен, Пидл и компания» сорок процентов уставного капитала.

С помощью высоких знакомств удалось арендовать целый этаж в одном из корпусов самой престижной в СНГ клинической больницы. Успех превзошел самые смелые ожидания. С биологической тканью тоже устроилось наилучшим образом. За скромную оплату материал бесперебойно поставляло руководство соседнего отделения акушерства и гинекологии. Женщины, желавшие прервать беременность, обслуживались там совершенно бесплатно. В обмен на услуги, обслуживание и превосходное питание они охотно шли на отказ от претензий. Им и в голову не могло прийти оговаривать какими бы то ни было условиями отходы производства, которые все равно подлежали уничтожению. Лишь в самые последние годы возникшие повсеместно салоны красоты и косметические кабинеты начали использовать плаценту, но все равно цены на уникальное биологическое сырье не шли ни в какое сравнение с мировыми.

Все таким образом сулило сказочную прибыль.

Набранный персонал, хоть и получал высокую по здешним стандартам зарплату, но даже у профессора она составляла десятую часть жалованья медсестры в США. И материнство в России значительно помолодело, что позволяло получать ткань, отличающуюся особой жизненной силой. Об этом, разумеется, под большим секретом лечащие врачи уведомляли своих наиболее состоятельных пациентов. Разбитым порезом рамаликам особенно импонировала перспектива омоложения за счет юной крови.

Как специалист Иглмен не мог не знать, что все это чистейшей воды легенда, но если мифы приносят реальный доход, их называют иначе.

Посоветовавшись с партнерами, Иглмен установил за полный курс лечения умеренную плату в десять тысяч долларов.

Ему пришлось организовать в аэропорту Шереметьево пункт по встрече и охране пассажиров, прилетавших со всех концов планеты, включая США. Крепкие молодые люди на руках поднимали тележки с больными и, закрепив их в автобусе, бросались за багажом. Сопровождающие родственники с первой же минуты могли убедиться, что сделали правильный выбор, решив довериться Дугласу Иглмену, хоть он и обосновался в небезопасной для жизни стране. Да и где нынче найдешь безопасное место?

Из Северной Америки и Европы везли по большей части детей, а из Арабских Эмиратов — стареющих шейхов. Не первого круга, но достаточно богатых, чтобы содрать с них хотя бы вдвое.

У Пидла руки так и чесались, но Иглмен оставался непреклонен: цены и уровень обслуживания должны быть одинаковыми для всех. Это создавало соответствующее реноме, необходимое для того, чтобы поставить дело на поток.

Наверное, так бы и произошло, несмотря на подмоченную репутацию и иронические заметки в американской печати, если бы не казус с маленькой Терри. Обиднее всего, что после месячного пребывания в Кунцеве у нее действительно произошло улучшение. Она даже начала самостоятельно ходить, катя впереди себя опорную штангу на поворотных колесиках.

Произошло непредвиденное. Возвратившись вместе с родителями к себе в Новую Англию, Терри на второй день занемогла. У нее подскочила температура, начались сильные боли в животе. В бессознательном состоянии девочку доставили в местный госпиталь, превосходящий по уровню ЦКБ. Однако, несмотря на новейшее оборудование и героические усилия персонала, она скончалась, стыдно сказать, от сепсиса.

Родители подали в суд. Дед Терри, бывший сенатор, едва не потерявший собственную красавицу дочь, поднял кампанию в прессе. Трудно сказать, какая сила заставила вмешаться Федеральное бюро расследований. Едва ли в Вашингтоне сочли, что деятельность доктора Иглмена представляет собой угрозу Соединенным Штатам.

Юридически запрет на профессию терял свою силу за границей. Теперь Россия должна была решать, приносит ли врачебная деятельность Иглмена вред или же, напротив, пользу. Смерть юной американской гражданки существенно меняла ситуацию, но не до такой степени, чтобы палить из пушек по воробьям.

Роковую роль сыграли родственные связи. Не столько вес экс-сенатора, сколько загадочная болезнь его дочери Патриции, двоюродной сестры бедняжки Терри. Так уж случилось, что Пат серьезно заинтересовала не только FBI, но и Федеральную секретную службу, и Интерпол.

У Невменова были все основания нанести визит в кунцевскую больницу. По сведениям, поступавшим в Лионский центр из различных источников, Иглмен подозревался в связях с торговцами наркотиками. Возглавляемое им акционерное общество фактически служило для отмывания денег вора в законе Нефедова. Положение, однако, осложнялось тем, что Москва не имела формальных претензий к Китайцу. Представленные Интерполу данные на Нефедова и его представителя в России Авдеева носили полуофициальный характер. Учитывая влиятельных покровителей Иглмена, действовать надлежало предельно осторожно. Едва ли в ЦКБ захотят лишиться неиссякаемого источника валюты.

Иглмен принял представителя Интерпола со скрытой настороженностью, но довольно любезно.

— Хотите выпить? — предложил он, взяв с полки объемистые стаканы с толстенным дном.

— Хочу, но служебная этика не позволяет. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, мистер Иглмен.

— Должен ли я пригласить моего адвоката?

— Как будет угодно, но, полагаю, вам нечего беспокоиться.

— Все-таки я не совсем понимаю, почему моей скромной персоной заинтересовался Интерпол? Я не преступник, не скрываюсь от полиции, исправно плачу налоги. В чем, собственно, дело? Травля, которую поднял клан Кемпбеллов, не дает никаких оснований ущемлять мои права. Моей вины в смерти девочки нет. Уверен, что на суде это будет доказано. Копия истории болезни уже находится у атторнея[16] округа. Когда будет определена дата слушания, я возвращусь в Штаты. Чего еще от меня нужно?

Невменов мысленно признал правоту Иглмена. FBI в какой-то мере подставило Интерпол. Они сами могли взять у него нужные показания через свое представительство. Мания запутывать собственные ходы, по-видимому, в крови у спецслужб. Так накрутят, что сами потом разобраться не могут.

— Мой визит не имеет отношения к Терри Кемпбелл. Вы интересуете нас только как свидетель.

— Свидетель чего?

— Вы достаточно хорошо знаете своего делового партнера, мистер Иглмен?

— Лайона Пидла?

— Да, Леонида Пидкоблученко.

— Лайона сейчас нет в Москве, — изменился в лице Иглмен. Вопрос явно застал его врасплох. — Он в Нью-Йорке. А что произошло?

— Пидкоблученко арестован по обвинению в контрабанде наркотиков.

— Не может быть!

— Мне тоже казалось, что солидный предприниматель не станет ввязываться в грязные дела. По меньшей мере неразумно ставить под удар процветающий бизнес. Ведь до последнего времени вам не на что было жаловаться, не так ли? — полностью завладел инициативой Невменов. — Сожалею, но должен вас огорчить. Пидкоблученко взяли в районе нью-йоркских доков при получении нескольких килограммов героина и десяти рулонов туалетной бумаги, пропитанной ЛСД. Для вас это неожиданность?

— В голове не укладывается. Просто невероятно!.. Когда это случилось?

— Три дня назад. Пидкоблученко предъявлено официальное обвинение. По американским законам, ему грозит пожизненное заключение. Вероятно, вас привлекут в качестве свидетеля, мистер Иглмен.

— Я ничего не знал об этой стороне его деятельности. Какой жестокий удар! Я — и вдруг наркотики? Ужасно!

На доктора жалко было смотреть. Он пребывал в состоянии, близком к шоку.

— Так-таки и не знали?..

— Уверяю вас.

— И про источники финансов? Вы должны понимать, доктор, что над вашей фирмой нависла серьезная угроза. Предприятие фактически создано на средства наркомафии.

— Только теперь я начинаю понимать, какую жестокую шутку сыграл со мной этот Пидл… Мы познакомились с ним в позапрошлом году в городе Санта-Магдалена. Сейчас-то я вспоминаю: про него действительно ходили нехорошие слухи, но я не придавал им значения. У каждого в прошлом есть темные пятна. Мало ли чем приходится заниматься, если ты на мели? Лично я никогда не изменял врачебному долгу. Моими пациентами в основном были нищие мексиканцы, которым нечем было заплатить за лечение.

— Насколько я понимаю, у вас в то время уже не было надлежащей лицензии? — Невменов вновь дал понять, что ему известна вся подноготная.

— В России никто этим не интересовался.

— Недавно принят соответствующий закон, но он не имеет обратной силы. Здесь вам пока ничего не грозит, доктор.

— Пока?

— Если вы намерены продолжить практику, вам придется доказать ваше право заниматься врачебной деятельностью.

— Я дипломированный специалист, доктор медицины.

— Ассоциация американских врачей поставила под сомнение ваши дипломы.

— Интриги завистников. Подлый заговор лжецов и ничтожеств! — пришел в волнение Иглмен. — Если бы вы знали, сколько новаторов они погубили!

Невменов догадался, что сыплет соль на старую рану, и усилил натиск.

— Где вы защищали диссертацию, мистер Иглмен?

— В Германии, в Гейдельберге. Моим учителем был профессор Конрад Кранц. Это величайший ученый нашего времени. Его отеческое участие и квалифицированная помощь очень помогли мне при создании сыворотки.

— Странно, — Невменов задумчиво оглядел ряды банок с препаратами в высоких, до потолка, шкафах. Обесцвеченные формалином зародыши напоминали причудливых земноводных. — Вы не ошибаетесь?

— Простите, но я не совсем понимаю…

— Профессор Кранц, по-моему, дал отрицательный отзыв на ваши исследования?

— Первый раз слышу. Когда? Кто посылал на заключение?

— Если не ошибаюсь, американская ассоциация врачей. По материалам, которыми я располагаю, профессор оказался в неловком положении. Он с трудом вспомнил ваше имя, доктор Иглмен.

— Старый человек!.. Милый, добрый чудак.

— Вполне возможно. В архивах Гейдельбергского университета нет никаких сведений о вашей диссертации, но семинар Кранца вы действительно посещали… В течение трех месяцев.

— Клевета! Я проработал в Германии больше года.

— Не берусь спорить. Если вы, как утверждаете, ничего не знали о контрабанде наркотиков и не принимали прямого участия в отмывании мафиозных денег, Интерпол не выдвинет против вас обвинений. Вполне допускаю, что вы стали жертвой махинаций Пидкоблученко.

— Так и есть, сэр. Можете мне верить.

— Я-то вам верю, мистер Иглмен, никто не застрахован от обмана. Надеюсь, недоразумение разрешится в ходе процесса. Однако в глазах американской юстиции ваше положение выглядит достаточно сложно. Я не поднимал вопроса о Терри Кемпбелл, но, коль скоро вы сами упомянули о ней, хочу напомнить, что она американская гражданка. Казус с лицензией может приобрести нежелательную для вас остроту. Среди ваших пациентов были и другие американцы?

Иглмен молча пожал плечами. Крыть было нечем.

— Позволю дать совет, — выдержав тяжелую паузу, мягко заметил Сергей Платонович. — Вашему адвокату следует заключить сделку с юстицией. Такое, насколько могу знать, широко принято в судебной практике. Верно?.. Если вы дадите показания против Пидкоблученко, я почти уверен, что власти отнесутся к вам снисходительно. Вашу вину в смерти Терри доказать не так-то просто. Да вы сами это хорошо знаете.

— Вас уполномочили вступить со мной в переговоры?

— Вовсе нет. Я только высказываю свое личное мнение.

— Спасибо за совет, но мне необходимы гарантии.

— Увы, не в моей власти их вам дать. Я ведь даже не гражданин Соединенных Штатов. Все будет зависеть от благосклонности федеральных служб и, простите, изворотливости вашего адвоката. Говоря грубо, надо уметь продать сотрудничество за хорошую цену. Вы меня понимаете, доктор?.. А вам есть, что предложить правосудию, кроме Пидкоблученко.

— Кого вы имеете в виду?

— Мистера Нефедова, например? По прозвищу Китаец.

— Первый раз слышу.

— Между тем ему принадлежит контрольный пакет вашего предприятия.

— Не может быть! Вас ввели в заблуждение.

— Не думаю… Авдеев вам тоже не известен?

— Господина Николая Авдеева хорошо знаю. Он действительно вложил некоторую сумму в уставный фонд.

— Некоторую сумму! Вы наивный человек, доктор. Авдеев, деликатно выражаясь, доверенное лицо Нефедова, а ваш Лайон Пидл — не более чем подставная фигура. Российским властям, кстати, известно, что под крышей лечебного учреждения свила гнездо наркомафия. Вас обложили со всех сторон, как это не прискорбно.

— Что же мне делать? — упавшим голосом спросил Иглмен.

— Пока вам не предъявили официального обвинения, есть полный смысл воспользоваться моим советом. Вы должны делом доказать, что являетесь жертвой обмана, а не соучастником преступления.

— Но почему это говорите мне вы, а не американская полиция?

— Очевидно, на то есть веские причины. Я не знаю всей подоплеки. И, честно говоря, не очень интересуюсь. Вам, надеюсь, известно, что американская полиция входит в Интерпол? Чего же тогда еще? Она вправе дать нам любое поручение, не затрудняя себя объяснениями. Понимаете? Теми же правами наделены правоохранительные органы всех входящих в организацию стран. Включая Россию, под юрисдикцией которой вы ныне находитесь.

— Что я должен сделать?

— Вы правильно оценили свое положение, мистер Иглмен, — Невменов ободряюще улыбнулся. — Могу я сообщить, что достигнута предварительная договоренность?

— Я сегодня же дам необходимые указания адвокату. Пусть договорится об условиях.

— Разумное решение. Со своей стороны, хочу заверить, что поддержка Интерпола не повредит вам даже в Америке.

— Наверное, коль скоро они уполномочили вас… Вы обещаете поддержать меня?

— Как и любого, кто оказывает правосудию добровольную помощь. Будем считать, что с этого момента на вас распространяется федеральный закон о защите свидетелей.

— Вы шутите!

— Ничуть. Конечно, последнее слово принадлежит моим американским коллегам, но это уже чистая формальность. Все зависит от вас.

— Я постараюсь не подвести.

— Между прочим, доктор Иглмен, вы случайно не занимаетесь трансплантацией?

— Что вы! Я же не хирург.

— А это откуда? — Невменов указал на банку, в которой плавала какая-то темная масса.

— Редкостный образец! — приободрился Иглмен. — Мы получили его из института, с которым ведем совместные исследования по иммунологии.

— Печень?

— И какая! Самая крупная в мире.

— Особенно для зародыша… Нам предстоит еще о многом поговорить, мистер Иглмен.

Умело разыграв дебют, Сергей Платонович совершенно неожиданно натолкнулся на вариант, не предусмотренный в классическом продолжении. Благоразумие подсказывало отложить партию во избежание опасного обострения, которым всегда чревата импровизация.

Он не мог знать, что нью-йоркские детективы фактически сорвали совместную операцию секретной службы и FBI.

Ход, однако, был сделан.

Загрузка...